Зверь лютый. Книга 10. Обязалово

Уже поздно вечером, набегавшись, напрыгавшись и наразговаривавшись, заявляюсь к себе в покои, а там... пьяные девки хихикают.

Трифена с Елицей помянули покойницу, да и добавили. Помирились, простили друг другу прежние обиды, сидят в обнимку и песни поют.

Елица меня увидела, смутилась, начала домой собираться, а Трифена её уговоривает:

— Ну чего ты подскочила? Господин у нас не злой, терем большой — места всем хватит.

И так это... плечиком повела, потянулась всем телом, грудками покачала... Фольк так и говорит:

"На базаре побывала -

Свои груди продавала.

Мне давали пятьдесят,

Ну их на хрен, пусть висят!".

Знает, девочка, что мне нравится. И то правда: "пусть висят".

"Мужчинам больше нравится женское тело, а женщинам — мужские мозги. Вот и трахают кому чего нравится". Я — не против, лишь бы по согласию.

Елица пантомиму углядела — сразу в краску. Засмущалась, засуетилась...

— Да не... да я пойду... мне на подворье место найдут...

— Пойдёшь. Но позже. Вино моё пила? Отработаешь. Вон ведро с водой — полей-ка мне.

И начинаю раздеваться.

Покои мои имеют несколько особенностей. Прежде всего — опочивальня. Я уже говорил: если есть возможность — сплю по-волчьи. Не везде так возможно, но уж у себя-то в дому!

Волк в логове каждые четверть часа подымается и, не просыпаясь, делает два-три круга. От этого ускоряется движение крови, улучшается кислородный обмен, высыпаешься быстрее.

Понятно, что в цивилизованных условиях — на лавке или в кровати — так не поспишь. На полу — сквозняки. Пришлось сделать невысокий помост, эдак 3х3, застелить его шкурами.

Я понимаю, что сразу подумают мои современники — "О! Палкодром!". Ну-у... таки — да. Но спать Трифа уходит в другую комнату.

Сперва она как-то возражала:

— Ой, я так устала... Можно я ещё чуток тут полежу...

И через две минуты уже сопит себе ровненько. И разбудить — жалко.

Потом, когда я на неё пару раз во сне наступил, поняла.

Да и вообще... ну не могу я спать с женщинами!

* * *

" — Дорогая, ты спала со многими мужчинами?

— Если ты собрался спать, то ты — первый".

Так вот: "первым" у меня никак не получается.

* * *

Вторая особенность — помойка. В смысле: помоечное помещение.

В соседней горнице поставлено корыто и трубы проведены. Лиственниц, из которых был сделан водопровод в Соловецком монастыре, у меня нет, но и дуб просмоленный сгодился. Одно бревно-труба — на слив, другое — из бочки на крыше терема. Утром прислуга туда воду заливает, к вечеру такой... летний дождик получается.

На "Святой Руси" так не строят, сырость здесь — большая проблема. Когда попадаешь из, к примеру, "Пустыни Донбасса" в Центральную Россию — буйство зелени по рецепторам бьёт. Всё жужжит, колосится, липнет и хлюпает.

Но у меня вдоволь глины и смолы для гидроизоляции. И печки в тереме стоят открытыми: высокие дымоходы работают как вытяжки, тянут сырость из дома наружу. Если бы не каминные трубы аналогичного действия в средневековых замках — там не гобелены бы по стенам висели, а плесень лохмами.

С радостью отмечу весьма распространённую среди коллег-попаданцев тягу к чистоплотности и гигиеничности. Но, часто, умозрительную. Вопросы гидроизоляции и вентиляции рассматриваются... поверхностно.

В 1915 году многоэтажная система государственных закупок сгноила богатый урожай хлеба в крестьянских амбарах. Просто потому, что вытяжек не было. Это способствовало росту антимонархических настроений куда больше всех выходок Распутина.

"Чтобы провести вечер в обществе двух красивых девушек нужна одна некрасивая девушка и две бутылки водки".

Мне этих фольклорных заменителей не нужно: на "Святой Руси" сплошной натурализм. Поддерживаемый экономностью:

— Платья-то снимите — намочите-испортите...

Одевать холопок — забота господина. А я такой хозяйственный...

Про то, что ткань из натурального волокна сильно усаживается при намачивании — объяснять?

Для Трифены это привычно — она платье скинула и с мочалкой ко мне. А Елица зависла. Но... обезьянки мы, есть пример для подражания — следуем.

"Бычок-провокатор" — очень полезное изобретение для забоя крупного рогатого. Для секса бесхвостых безволосых — ещё полезнее. Хотя некоторые старательно смущаются, прикрываются и скукоживаются.

— Ну и хорошо. Там вон полотенце — вытри меня.

Девчушку колотит. На ногах не стоит, коленки подгибаются. От моего вида? Это я — такой красивый или — такой противный? Странно: Аполлон Бельведерский столь сильных эмоций у посетительниц Ватикана не вызывает.

— Господине... я... мне... нельзя чтобы мужчины меня касались.

— А я тебя и не касаюсь. Ты ж сама всё сделаешь. И — через тряпочку. Вот тут тоже вытри. И тут. Полотенечком оберни. В ручку возьми. Легонько. Нет, чуть сильнее. А теперь погладь. Нравится? Ты такого прежде в руках не держала? И не видала? И не пробовала? Ну-ну, мне-то врать не надо. Я ж тебя как раз вот этим. Глубоко и сильно. Что глядишь — глазками хлопаешь? В баньке, когда Марана тебя волчицей одела — помнишь? "Ты — волчица, я — волчок. Вставил в девушку... торчок". Это ты с мужиками да парнями не можешь. А я — не мужик. Я — боярич, господин. Да и вообще — "Зверь Лютый". Позверствуем чуток? А? "Елица-ЕлицА — драная волчица".

Девушку трясло и колотило. Полуоткрытый рот, распахнутые, полные душевного смятения глаза. И совершенно автономно, чисто инстинктивно, без всякой связки с мозгами, нежное поглаживание моего мужского достоинства.

Похоже как Юлька меня перед боярыней Степанидой свет Слудовной дёргала. Но, конечно, значительно... душевнее. Хотя геометрически результат аналогичен.

Я нагло ухмыляюсь и демонстративно показываю глазами:

— Вижу, понравилось, оторваться не можешь.

Она, уразумев, наконец, смысл своих действий, мгновенно покраснела, отдёрнула руку, прижала её ко рту.

Всё-таки мужики — козлы. Хотя бы по запаху. Даже — мытые. То ли унюхала, то ли сообразила — покраснела ещё пуще, как-то... мучительно. И — бочком-бочком от меня.

— Ну и куда ты собралась? Я же тебя уже всю знаю. И изнутри, и снаружи. Ты вся в воле моей. Что хочу — то с тобой и сделаю. А твой воли только одно — моей воле радоваться или огорчаться. Чем больше ты будешь меня страшиться, тем сильнее будешь зажиматься. И тем больнее тебе будет. Твой страх нынче — против тебя. Я всё равно своё возьму. А ты — мучение себе найдёшь.

Без толку. Слов не понимает, глазищи вылупила, головой трясёт, к стенке прижалась и трясётся. И ведь отпустить нельзя — ещё пуще закостенеет в своих... психах.

Не хочет девчушка "большой и чистой любви". Но ведь свихнётся же! "Мы в ответе за тех, кого приручаем". А за тех, кем владеем?

— Трифа, оставь эту дуру. Пусть у стенки постоит, посмотрит. Иди, красавица, ко мне. Ух ты какая... радость моя.

* * *

В отличие от широко распространённых мифов, я просто знаю: большинство мужчин — "белые и пушистые". Нежные, неуверенные, ранимые существа. Особенно — в части секса и денег.

Упрёки, насмешки в этих двух областях — способны довести большинство "супер-героев" даже до слёз. Обычно — горьких и пьяных.

Резкое превышение мужского суицида над женским в возрасте 30-40 лет — от этого. Вдруг приходит осознание: всех денег не заработаешь, всех баб не перетрахаешь. Дальше жить незачем, детские мечты развеялись как дым, жизнь бессмысленна и бесцельна.

Игры втроём, с двумя женщинами сразу, меня как-то... не привлекали. Мужчина в этом состоянии выглядит... не самым умным. Да и вообще, работать на публику... А вот нарваться в самый интересный момент на едкий комментарий... После которого... упадёт и настроение тоже... Такие, знаете ли, бывают циничные стервы.

Да просто: чувства юмора у людей разные. Пока поймёшь, что это она пошутила... Жванецкий прав: "раз — лежать. И два — молча". Но в медицинских целях... Опять же: феодальная обязанность...

* * *

Начали-то мы с Трифеной полегоньку. С оглядкой на зрителей. Потом я шепнул ей на ухо:

— Покричи немножко.

Примерно две трети женщин издают в такие минуты звуки не по собственному внутреннему желанию, а для удовольствия мужчины. Этакая акустическая благодарность за романтический вечер при свечах с шампанским. "Долг платежом красен". Точнее — "звучен". А так-то...

Но "её страстные прерывающиеся стоны" — помогают правильному дыханию. Впрочем, Трифена из оставшейся трети — она и сама любит в голос. А уж после моей просьбы...

У русских женщин — большие красивые глаза. Только нужно показывать... что-нибудь интересное. В какой-то момент Елица не выдержала, закрыла уши руками и кинулась вон из опочивальни. Чуть весь процесс не испортила — ну не слезать же мне вдогонку! Но — рявкнул, она вернулась. Встала у стеночки как я велел: руки за голову, локотки в стороны, пятки и колени на ширине плеч.

Интересно было видеть, как она шевелила губами — пыталась читать молитвы. И сбивалась от стонов Трифены. Как пыталась закрыть, зажмурить глаза. И вдруг распахивала их на очередной звук: "О! Ещё!".

Я, временами, радостно-идиотски поглядывал на неё. Типа: во какой я крутой бабуин! В смысле: бабу — и "in", и "out".

Столкнувшись со мной взглядом, она каждый раз мучительно краснела. Опускала ненадолго глаза. Потом снова впивалась, всасывалась в происходящее. Всем своим вниманием, слухом и зрением, всем существом своим.

Развращение малолетки, детская порнография, совершение сексуальных действий... формулировка: "в особо извращённой форме" — ещё рано? Хотя... что я всё эпохи путаю?! Можно УК РФ... и все аналоги прогрессивного человечества засунуть... ну, куда-нибудь засунуть. Здесь же "Святая Русь"! Здесь все законы 21 в... засовывайте куда и всё остальное... "и почаще!".

Наша довольно выразительная концовка завершилась глубоким, чуть ли не со стоном, вздохом Елицы. Сопереживание в зрительском зале — как у лауреата на концерте Чайковского.

Пребывая, как обычно бывает в такие мгновения, в несколько расслабленном, умиротворённом состоянии, я лениво поглаживал Трифену по вспотевшему бедру и размышлял в слух:

— Может, хватит на сегодня? Ну её нафиг, эту "драную волчицу". Лучше... "завтра докуём".

Какие-то благостные гуманистические мысли о необходимости постепенности, мягкости, а также свободе воли, правах личности, уважении выбора...

Но чувство долга упорно зудело: "Будем лечить или пусть поживёт?".

Обязанности феодала... Не перед сеньором, не перед богом — перед самим собой: твои люди должны быть в порядке. Всё ли ты сделал для этого? Иначе не жди от них верности. Девчушку надо привести к норме. Как сказала Марана:

— Кроме тебя — некому.

И плевать, что я притомился, что мне... лениво. Что чисто внешне Елица... ну, не секс-эппл. Что она ничего не умеет, придётся тратить время и силы на обучение. Да причём здесь это?! Причём здесь моё удовольствие, представление о прекрасном, настроение, желания...?

Обязаловка.

Надо исполнить.

Будем лечить. Вполне по песне:

"Я знаю — выбора нет,

Свобода здесь не живет.

Она лишь там, где рассвет

И души полет!".

Где именно бессмертные души роймя роятся и иммельманы делают... Спешить туда не будем.

Я энергично соскочил с постели, от чего несколько туманные глаза девчушки тревожно распахнулись и беспорядочно задёргались, и, ополоскиваясь в корыте, мотнул головой:

— Иди, ляг на место Трифены. Трифа, девочка, покажи этой дуре стоеросовой как правильно на спинку падать. А то ведь она сдуру в лесу на ёлку полезет, поколется вся.

Трифене пришлось вставать и тащить эту психо-дикарку в постель за руку. Приобняв подружку за плечи, посмеиваясь, успокаивая и уговаривая, одна моя наложница расположила на моём ложе другую. Всё это сопровождалось ласковым воркованием, как над больным:

— А вот мы тут простынку стряхнём, Ёлочку-подруженьку ровненько уложим... где это у нас рушничёчек? вытрем-ка красавице личико вспотевшешее...

— Трифа, руки её — под подушку, чтобы не болтала ими без толку. А вторую подушку — под задницу. Для... геометрии.

Трифена укоризненно взглянула на меня: "Куда ты не в своё дело лезешь! Тебя тут вообще — нет. И — не видно, и — не слышно".

Давно известно: если двум женщинам хорошо вдвоём, то мужчина им нужен только... для запаха. Да и сам мужик, в такой ситуации, не может по-настоящему глубоко удержать в фокусе внимания сразу двух женщин. Диапазон восприятия у нас узковат. Такие мы... острозаточенные... в некоторых местах.

Мда... Всегда старался не мешать мастерам делать их мастерские дела. А вот с рушничками надо что-то подправить: раньше их только в Рябиновке не хватало, а теперь и в Пердуновке придётся полный комплект заводить.

Как там говаривала Степанида свет Слудовна: полный постельный гарнитур для молодой девушки — 6 штук. "На ручки, на ножки, на глазки, на ротик". Некомплектность инструментария меня всегда раздражала.

Призывающий взгляд Трифены напомнил: сейчас мой выход. Прихлёбывая ядрёный квасок, выдвигаюсь на авансцену.

Темновато. На улице уже синие сумерки, в опочивальне... аналогично. Лампадок в доме я не держу для здоровья — травиться угарным газом будем в церкви. А свечи экономлю для чтения-писания.

На смутно белеющем пространстве распахнутого "палкодрома" два, также смутно белых женских силуэта. Только чернеет коса Трифены и поблескивают две пары взволнованных глазёнок.

"Мужчины любят глазами"... а в темноте? — Тоже глазами.

Только видим мы не реальность, а собственные мифы, грёзы и выдумки. Соответственно, "любим" — не глазами тела, но "очами души".

Другой вопрос: почему у нас душа... ниже пояса? Откуда и глазеет. — Опять же — спасибо создателю.

Девчушки занервничали от затянувшейся паузы. "А ну как господин... не одобрит... пейзажа?". Кое-кто из присутствующих тут и вздохнул бы с облегчением. Но и с немалой досадой и обидой.

"Я так старалась, я столько страхов натерпелась, а он...".

А завтра поутру все подробности станут достоянием общественности. Большинство жителей, а особенно — жительниц, не преминут высказаться. Кто — с едким любопытством, кто со злорадством, приторно прикрытым сочувствием. А кто — и с неприкрытым. Общество хомосапиенсов... Вот тогда уж точно — затрахают девчонку до смерти. В уши. Она опять схватится за нож и...

Нафиг-нафиг — будем... уелбантуривать. Как-то надо... экстремально. Чтобы остальные... люди добрые... позатыкались, рты раскрывши.

"Секс во спасение". А ещё: "во излечение". И, конечно, "во удовлетворение". Иначе — зачем я сюда лезу?

Иисус на Голгофу лез за тем же самым: за удовлетворением. От исполнения "воли пославшего мя". И это правильно: своё дело надо делать с удовольствием.

Трифа успокаивающе поглаживала одну из широко расставленных тощих коленок Елицы. Ещё прихлёбывая квасок, я, чуть наклонившись, ухватил "гречанку" за волосы и потихоньку потянул к себе. Она непонимающе уставилась на меня, но послушно последовала за моим усилием. И когда я поставил её на четвереньки между вздрагивающих коленей подружки, и когда, придавливая за косу, опустил лицо к месту соединения бёдер пациентки.