— Здравствуйте, — старательно сдерживая смех, произнесла она. — Вы меня не заметили.
— Я уже понял, — Михаил скрестил руки на груди и , приподняв одну густую бровь, изучил Катю пристальным взглядом. — Извините.
— Да ничего, бывает.
— Галя, два кофе, — не оглядываясь, приказал мужчина. — Мы у меня в кабинете. Пройдемте, Екатерина.
Галина, высунувшись из-за широкой, рельефной спины, задорно ей подмигнула. Кате пришлось изнутри прикусить щеку, чтобы не рассмеяться над такой скрытой пантомимой. И стараясь избежать пытливого и пронизывающего насквозь мужского взгляда, она поспешила отвернуться и нырнуть в безопасный кабинет. И краем уха услышала последнюю реплику Михаила.
— Галина, солнце мое, еще раз увижу такой театр мимики за моей спиной, отправлю работать к Ваське. Будешь с ним на пару незваных гостей распугивать. Поняла?
— Да, Михал Иванович. Поняла.
Катерина только головой покачала. Вот, про что она говорила — взгляд как рентген. Видит даже, что у него за спиной происходит. Альбина Федоровна нервно курит в сторонке.
— Я думал, вы позднее придете. Вы же работаете, я правильно понял?
Михаил жестом указал ей на стул, а сам устроился на краю стола.
— Есть такое дело. Но сейчас не моя смена.
— Ясно. У вас не возникло никаких вопросов? — ее брови непонимающе сошлись на переносице, и мужчина поспешил уточнить: — С документами?
— Ааа. Нет, все в порядке.
В воздухе повисла неловкость, заставившая девушку невольно поежиться и попытаться устроиться на другом краю стула. Присутствие Михаила слишком сильно на нее давило. Да и сел он так, что ее и его бедро разделяло всего лишь с пару десятков сантиметров. Слишком близко, на ее взгляд. И вообще...он так смотрит.
— А Наташа когда придет? — слишком поспешно спросила Катя, неволей повысив голос.
Михаил вздрогнул и слегка мотнул головой, как бы беря себя в руки.
— Сейчас должна уже приехать. Вы же не работаете, я правильно понял?
— Да. Не работаю, то есть.
Разговор никак не клеился, да и непонятно, о чем можно было ей с таким человеком говорить. Наконец, вошла Галина, а следом за ней появилась Наташа, и они одновременно с мужчиной глубоко и облегченно вздохнули.
Следующие несколько часов пролетели как минуты. Напряженно, но, тем не менее, быстро. Они вместе что-то обсуждали, решали, уточняли, потом Михаил с Натой вносили какие-то поправки, отталкиваясь от ее слов. И снова все трое склоняли головы, вчитываясь в выученные, казалось, наизусть пункты и строчки.
Изредка заходила Галина, унося остывший кофе и принося новый, горячий и невероятно вкусный, но тут же отставленный в сторону, чтобы никоим образом не прервать процесс. В процессе они как-то незаметно для себя придвинулись друг к другу ближе, чтобы не тянуться через весь стол. И Катя бы внимания никакого не обратила, если бы не почувствовала прижимающегося к ней твердого, как камень, и теплого мужского бедра.
Дыхание перехватило, и теперь Катя силой заставляла себя делать вдохи и выдохи. Получилось. Один раз — хрипло, рвано и как-то недоверчиво. Она сама до конца не верила, что вот так отреагировала на, казалось бы, невинную ситуацию. Ну что тут такого — прижался он своей ногой к ее? Но все в нем — и твердость, и тепло, и мужественная уверенность, иногда граничащая с доброй иронией, а иногда и с невыносимой нахальностью, заставляло поневоле реагировать и отвечать.
Она боялась поднять глаза, даже дернуться и отодвинуться боялась. Ей все казалось, что Михаил читает ее как открытую книгу — как будто она перед ним сидит прозрачная. И реакцию ее он прекрасно заметил, а сейчас, наверное, сидит и ждет ее действий.
Катя нервно мазнула по нижней губе языком и неуклюжим жестом потянулась к белой фарфоровой чашке, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься. Не реагировать так и не чувствовать мужского тела рядом. Кофе обжег горло, но даже неприятное ощущение отошло на второй план.
— Эй, алло! — Ната перед ее лицом несколько раз щелкнула пальцами, заставив вздрогнуть и непонимающе перевести на нее взгляд. — Ты меня слышишь? Я вопрос задала.
— Д-да. Да, прости, — девушка изо всех сил попыталась взять себя в руки и как-то отрешиться. — Прости, Нат, я отвлеклась.
Куцова недовольно сжала губы, но не стала ничего комментировать. Хотя вряд ли та догадывалась о всей буре чувств, бушующей у Кати в груди. А Михаил догадывался — не мог не догадываться. Но ничего не делал. И молчал.
Она чувствовала, как начинает покалывать грудь и шею. Так всегда происходило, когда Катя краснела — а красиво, аккуратным румянцем она покрываться не умела. Глубоко задышала и потерла тонкую шею, затеребив золотую цепочку с крестиком. И ненароком поставила локоть на стол, подперев щеку и немного растрепав короткие пряди — как же сейчас Катя жалела, что когда-то отстригла длинные волосы! — все для того, чтобы хоть как-то спрятаться самой и спрятать ненужное смущение и смятение от Михаила.
Долго так сидеть рядом друг с другом не получилось, она теряла нить разговора, потому что все силы уходили исключительно на то, чтобы удерживать на своем лице маску уверенности и спокойствия. Какие уж тут документы! Куцова, безусловно, ее рассеянность почувствовала.
— Ладно, — решительно опустив ладони на поверхность стола, Ната потянулась, разминая затекшую шею. — На сегодня хватит. Хватит, Михаил Иванович? Мы и так сегодня почти все сделали. Можно закончить?
— Да, закругляемся, — Михаил медленно, почти лениво растягивал слова и не спешил подниматься из-за стола, а вот Катя, буквально ждавшая этой фразы, подскочила как ужаленная и неуклюже попятилась. Наконец, вздохнув свободней и задышав полной грудью. — Устали?
— Очень, — ответила за них обеих Наташа. — И спина болит.
— А вы, Катя?
Михаил перевел на нее взгляд немигающих глаз, заставляя снова терять контроль за ситуацией.
— Я...вы знаете, мне ехать надо. Я спешу очень сильно.
— За Кириллом? — полюбопытствовала соседка, и девушка нехотя кивнула. — Тебя подбросить?
Катя уж было хотела отказаться, сославшись на что-нибудь — все что угодно, лишь уйти отсюда, наконец! — но неожиданно для них обеих в разговор включился Михаил.
— Наташ, поезжай домой отдыхать. Я все равно в ту же сторону сейчас поеду, что и Катя.
— Но мне же по пути. Мы потом домой все.
— Куцова.
Ната забавно заморгала и суетливо начала сгребать бумаги в одну кучу.
— Ой, все, иду-иду. Мне, кстати, надо еще заехать в этот...как его...
— Магазин, — заботливо подсказал Михаил.
Девушка, как болванчик, согласно закивала.
— Да-да, в магазин надо. Купить срочно...эээ...рис. Да, рис. А то у меня кончился, внезапно. Ну я...пока, в общем, — она вихрем пронеслась мимо, успев шепнуть Кате на ухо: — Приедешь когда домой — позвони.
* * *
Все произошло быстро, спонтанно и совершенно спокойно, как будто это в порядке вещей.
— Михаил Иванович, не нужно...
— Одевайтесь, Катя. Адрес тот же?
— Тот же, но...
Слушать ее никто не стал — мужчина молча взял со стола свой мобильный, накинул на плечи пальто и направился к выходу, по пути аккуратно ухватив Катю за локоть. Она подавила порыв вырвать свою руку из его крепкой и уверенной хватки, чтобы потереть разгоряченную прикосновением кожу.
— Уже уходите? — с любопытством прищурилась Галя, рассматривая их двоих.
— Да, Галь. Насчет завтра ты ничего не забыла? — и тут же без перехода Михаил обратился к застывший как соляной столб девушке. — Одевайтесь пока.
Катя встретилась взглядом с не менее ошарашенной женщиной и слегка пожала плечами. А что она? Она ни при чем. Это все он. Вот пусть Галя на него глазами сверкает.
— Да, Михаил Иванович, я не забыла. Вы завтра приедете?
— А почему я должен не приехать?
Секретарша снова кинула испытующий и изучающий взгляд на Катину напряженную спину.
— Не знаю, мало ли...
— Если что-то пойдет не так, я позвоню, — спокойно и без эмоций произнес Михаил, возвышаясь над своей секретаршей, и даже та поежилась от холода, сочившегося из каждого произнесенного слова. — Все, до завтра. Катя, вы оделись? — через плечо бросил он.
— Да.
— Отлично. Прошу.
Миша внимательно наблюдал за тем, как Катя, занервничав, дернулась в сторону, когда он сделал шаг к ней, а потом, желая хоть как-то реабилитировать себя, выпрямилась и улыбнулась ему благодарной и едва подрагивающей улыбкой. Кивком головы поблагодарила и на спринтерской скорости рванула к выходу.
Против воли он улыбнулся. Удивительно забавная женщина. И открытая. Не легковерная дурочка, которая только что и умеет хлопать глазами, и не наивная идеалистка, которая своей восторженностью и верой в доброе и светлое раздражает всех вокруг, а просто обычный человек, которому лгать, притворяться и скрывать истинные мысли ни к чему. Такое дорогого стоит.
С такими, как Катя, Михаил в последнее время не сталкивался. Не попадались что-то. Не сказать, что его такие уж плохие и расчетливые люди окружали, совсем нет, просто те, с кем он общался и с которыми варился в одном котле, имели другие ценности, приоритеты и желания. Каждый носил определенные, вылепленные под него маски, практически сросшиеся с собой настоящим. И чтобы заглянуть под такую маску, нужно руки стереть в кровь, вывернуть себя и человека. Еще не факт, что и получится.
А Катя не такая. И эта необычность, непривычность его удивительным образом...притягивала, наверное. Заинтриговывала, возможно. Мишка сам не знал, почему так, но он старательно к ней приглядывался и так же старательно изучал, наблюдая за тем, как она волнуется и нервничает от его пристального внимания. Сам себя понимать перестал. Особенно после той злополучной случайной встречи и своего спонтанного решения извиниться.
Он двое суток себе места не находил тогда, все думал о чем-то, а поговорив — даже скорее уговорив, — успокоился. Действительно успокоился. Как будто все вернулось на свои места и стало правильным. Бред сумасшедшего, наверное, но ощущение от принятого решения было именно таким. Его смущали подобные мысли. И не потому что он собирался их отрицать или они каким-то образом были для него чужды, совсем нет. Для Михаила подобные эмоции, испытываемые по отношению к этой малознакомой девушке, были непонятными и необъяснимыми. Они заставляли его размышлять о чем-то неизвестном и сложном для себя. А ему не нравилось что-то не понимать. Но и отмахнуться не получилось. Поэтому...он решил отпустить поводья и...Пусть все идет как идет. Как бы то ни было.
В машину они сели молча, девушка старательно отводила глаза и всеми силами делала вид, что ее безумно заинтересовал рекламный плакат, на котором была изображена стиральная машина.
— Кирилл ваш племянник? — желая хоть как-то завязать разговор, через несколько минут поинтересовался Михаил.
— Да.
— А сколько ему?
Не поворачивая головы, Катя негромко ответила:
— Пять будет.
Все. Это единственный вежливый вопрос о ребенке, который он смог придумать. Он выдохся. Устал. И вообще, дети — это...ну это что-то такое далекое, маленькое, вечно ноющее и...Не его. Но, как бы невежливо снова замолчать, а ехать им еще достаточно долго, поэтому Миша решился задать давно интересующий его вопрос, впрочем, не особо надеясь на ответ.
— Катя, а он с вами живет?
Наконец, она повернулась к нему. Правда, не сказать, что выглядела довольной его вопросом. Скорее, наоборот.
— Да, а что?
— А его родители? — осторожно поинтересовался он.
На лице девушки промелькнула масса эмоций — слишком сильных и не самых приятных. Он себя последним козлом почувствовал, как будто своими грязными руками к ней в душу влез.
— А что родители?
— Они...есть?
— Есть. Мать.
Как все запущено.
— Вам неприятно об этом говорить?
Неожиданно она съязвила:
— Какой вы проницательный!
Ей было плохо, больно — это читалось в образовавшихся напряженных складках вокруг рта, в сузившихся голубых мятежных глазах, пронизывающих насквозь, в упрямо вздернутом подбородке. Даже в осанке проскальзывал стальной стержень, даже не так — стальные оковы, которыми она сама себя сковала, чтобы держаться.
— Я теб...вас чем-то сейчас задел?
— Это не ваше дело, — как можно мягче попыталась сказать она, старательно пытаясь скрыть досаду из своего голоса. — И знаете, я вообще этого всего не понимаю.
— Чего всего?
Катя неопределенно взмахнула рукой. Светлая густая прядь упала ей на глаза, но девушка даже внимания не обратила.
— Всего этого. То вы останавливаетесь посреди улицы, то вы меня вечно начинаете куда-то возить...Вы что, со всеми себя так ведете? Я правда не понимаю.
Он тоже не понимает. И что сказать ей — не имеет ни малейшего понятия. Хотя сам себе задает такой же вопрос — зачем?
— А что в моем поведении плохого? — вопросительно протянул Миша. — И нет, я так себя веду не со всеми.
— Тогда зачем? Нет, спасибо большое, конечно. Но зачем такое повышенное внимание к моей скромной персоне? Куцова просила? — внезапно пришедшая глупая, если не сказать невозможная мысль, заставила Катю подозрительно прищуриться.
Он бы в жизни не стал действовать по чьей-то указке. Или просьбе — не суть. Миша себя любил, причем довольно сильно. И уважал. И уважая себя, он старался не опускаться до снисходительности в личных отношениях. Отношения должны строиться или на взаимовыгоде — как у них с Юлькой — или на взаимном равном уважении. И никак иначе. И глупое предположение Катерины его разозлило сильнее, чем могло показаться.
— Ты сейчас чушь несешь, — действительно разозлившись, Миша неосознанно перешел на ты. И повысил голос, отчего Катя вздрогнула, выпрямила и постаралась отодвинуться от него как можно дальше. — Ты со стороны себя слышишь?
— Прекрасно слышу.
— Я тебя чем-то обидел, оскорбил? Задел?
Он издевательски изогнул бровь, излишне сильно надавив на газ. Девушка рукой уперлась в дверцу.
— Нет.
— Я сделал что-то аморальное? Приставал? Или что?
Она судорожно сглотнула.
— Нет.
— В чем тогда проблема?
Катя справилась с собственным смущением, напрямую встретила его взгляд и не отвернулась. Ничего не говорила, только упрямо, как баран, молчала.
— Научись сначала спокойно реагировать и говорить спасибо, когда тебе пытаются помочь. А не кидайся на человека.
— А если мне не нужна ваша помощь? И ничья другая тоже не нужна?
Он не посчитал нужным отвечать, а Катя, казалось, совершенно не ждала ответа. Такое ощущение, что ей наплевать. Наплевать? Прекрасно! Ему тоже будет наплевать. С какого такого хрена он тут перед ней распинается, пытается что-то сделать? Пошло оно все!
Они резко затормозили у уже знакомого здания, и Катя, смущенно заерзала, не зная, как себя теперь вести и что говорить. Вроде бы и разругались, все выяснили, а точку так и не поставили. Что Миша теперь сделает? Будет сидеть и ждать? Или развернется и молча уедет? Бросила на него косой взгляд из-под челки. Мужчина выглядел достаточно злым и раздосадованным для того, чтобы уехать и никогда не говорить ей больше ни слова.
