— Конечно ты, — Сейшаат чуть поклонился. — Собираешь и ютишь отбросы, что воруют мои игрушки, — вокруг шеи Габриэля сжалась удавка, которая начала душить до темноты в глазах. Беспомощно сопротивляясь, юноша пытался оторвать ту от горла, хрипел, дергался марионеткой в гневных руках Змия.

— Ты немедленно покинешь океан отчаяния. Ты здесь нежеланный гость.

— Зато мой сати желанный? — Зрачки сверкнули алым. — Зря ты играешь со мной, Дагон.

Скользит лодка по прозрачной реке. Меж брегами песчаными и барханами высокими. Туда, где время останавливается и внезапно пускает стрелки назад, словно смущаясь правильному течению... Замедляется и движение лодки, под навесом которой видятся тени, сидящие на простых деревянных лавках.

Посол врана приехал в приат. Не один, с сати, что улыбается, кладет голову на плечо граана и не желает иной участи, чем быть близким своему демону...

... Обхватил за талию Рафаил темного повелителя мух, погладил успокоительно.

— Скоро уже, — шепнул в самое ухо, мягкими персиками губ нежа мочку. — Дорога источника всегда извилиста. А теперь, когда приат изменился, попасть туда все сложнее.

— Да, знаю. — Нургл не поднимал головы и не пытался проследить секреты лабиринта. Он не зайдет в ворота великого города ангелов и останется ждать возлюбленного, который передаст письмо от Сейшаата.

Передаст... Происходящее не укладывалось в голове. Неужели повелитель врана и правда дал клятву верности Сариилу? А теперь коленопреклоненно пытается замолить грехи перед тем, кто чернее любого врана? Хаос бесконечный застонал в сыне смерти, когда почувствовал он, что даже через ткань накинутого на голову капюшона яркий свет заволакивает даже знакомые образы, даже любовь к Рафаилу.

— Потерпи, милый, — мягко обнял Рафаил своего демона, вызывая отвращение у серафимов, управляющих лодкой.

Та стукнулась о берег, а сердце Нургла раскололось надвое. И испугался он, что теперь, после второго путешествия через миры, вновь потеряет единственную любовь. Жизнь дай мне... Дай мне жить тобой!

Смола глаз поднялась на юношу. Да, демон мог ослепнуть, но теперь хотел лишь одного — запомнить крылатого прежним, если его придется потерять, потому что источник так часто стирает прежние привязанности.

— Я вернусь, верь мне... — ангел и сам дрожал. Через каналы его разливались в пространстве новые сильные крылья, что рядом с Приатом приобретали материальность. Глаза излучали ультрамарин.

Нургл вновь опустил лицо, не в состоянии вынести контраста, и закрыл глаза. Лучше не тянуть с прощанием. И так всю дорогу говорили. Признавались и признавали свои слабости, чтобы теперь, в последний момент трусить.

— Иди, — сухие, потрескавшиеся губы были только началом изменений Нургла. — Я жду тебя два часа. Если ты не вернешься...

— Я вернусь, обещаю... — Рафаил еще не встал с лавочки, но уже спешил и нервничал. — Твой отец прав — лишь меня пустят к Таю. Лишь он может проложить мост во вран, чтобы забрать Габриэля.

— Почему же тогда он не отправил его с нами?

— Мы с тобой столько раз пытались это объяснить себе... Нургл, верь, я не останусь там.

— Но тебя могут принудить, — спокойно отозвался граан ...

Он сказал это не сразу, а лишь, когда Рафаил ступил на берег и в сопровождении двух алых серафимов, у которых были бычьи головы и крылья цвета крови, исчез в сияющих воротах. Если бы демон мог лицезреть великолепие стен Приата!

Каждый камень украшали символы порядка и божественности источника. Две белоснежные башни возвышались у входа, увенчанные сверкающими куполами круглой формы. А вдали город ангелов, изменчивый, как фата-моргана, отражал все чаяния и мечты тех, кто лишь грезит об идеальности. Он есть во всех мирах — остров, что не нарисован ни на одной карте. Только вот вряд ли кто-то видел его изнутри.

А Нургл и не жаждал. Наоборот, презирал Приат. А теперь еще больше, потому что Сейшаат опять втянул его с Рафаилом в свою мерзкую игру, отправив, как овец, на закланье.

Граан прокручивал между пальцами собственные смерти. И постепенно лишался кожи. Под капюшоном копошились черви, дремали болезни. Даже цветущий сад доступно демону болезни превратить в ничто. И лучше, чтобы письмо, достигнув адресата, не стало причиной задержать любимого ангела. Иначе Нургл найдет способы добраться до каждого, кто виновен в их разлуке...

Демон вновь попытался взять себя в руки, вспоминая поездку. А с ней — и появление Змия на пороге его отдаленного замка, безо всякой охраны, в длинном плаще и старой шляпе. Явился лично, вручил конверт, затем оглядел долгим, испепеляющим взглядом и спросил:

— Любишь Рафаила?

Сердце Нургла замерло, как иногда останавливаются часы, если умирает кто-то с очень сильной энергией.

— Ты хочешь опять отнять его у меня. Больше этого не будет.

— Врана тоже не будет, если вы немедленно не отправитесь в путь, — если бы Сейшаат теперь угрожал, давил, пытался лживо юлить, то повелитель мух ни за что бы не сдвинулся с места, но отец был слишком спокоен и уверен. Он ожидал любого ответа от Нургла, а когда тот после некоторого молчания кивнул согласно, сказал только одно: "Благодарю".

Содержание треугольника оказалось незапечатанным и сообщало о том, что юный ангел Авель, находящийся во вране, может быть выкуплен по определенной цене.

Цена? Граан поднялся, а лодка под ним качнулась. Рафаил свято верил в бескорыстность дракона. Звучало глупо для приата, учитывая, какую сумму тот запросил, но, объясняя чувствительно реагирующему на любую несправедливость сати, почему Нургл думает именно так, обосновал поступок отца как отчаяние. Влюбленные демоны не отдают добычи и всячески скрывают от посторонних. А письмо могло быть вызвано лишь крайними обстоятельствами.

Ими, шутя и негодуя, Рафаил назвал сероглазого монстра Сариила. Нургл и сам считал сущего порождением пламенной пасти — так во вране называли средоточие силы источника. В древних текстах, что сохранили в храмах Хибеле, когда тьма пряталась и не показывала лица, говорилось о драконе и его огне. Огонь означал не материальное пламя, а самую ужасную для всего мыслящего точку невозврата.

Тиканье часов в голове заставило Нургла поднять голову. Из ворот, льющих свет на песок, вышел отряд серафимов. Гораздо больший, чем те несколько красноперых уродов, что привезли двух посланцев из порта. Десять огромных воинов шли впереди передвижного шатра, что несли на плечах настоящие исполины. Не меньше двадцати — позади.

Нургл прикрыл ладонью глаза. И ступил на землю ангелов, отбрасывая черную тень на белоснежный берег. Не показалось — свита приатской аристократии пожаловали. Как же это мило!

Демон смерти наблюдал за тем, как серафимы становятся в полукруг, как открывается дверца носилок: длинная пола бело-голубого платья показалась первой. Узкий мыс вышитого жемчугом сапога мог бы рассказать сейчас о его хозяине больше, чем он сам. Привыкший к роскоши и подчинению, обладающий безграничной властью в городе жрецов. Тай — мастер, что возродился из источника раньше сущих.

Нургл разозлился. Вот к чему привела война. Света становится больше. Сильнее и невыносимее сияние, разливающееся над мирами. Негде укрыться от всевидящего ока возмездия.

Граан поднял полный мрака взгляд на главу. И забыл, что такое дышать. Говорили, что Сариил тоже когда-то соревновался по красоте с весной.

Но Тай воплощал в себе совсем иное время года. Жарким летом дышали его алые уста, сумасшедшие синие глаза отливали фиолетом, светлая кожа сочеталась с огненными, почти красными волосами, которые мастер убрал в простой хвост, струившийся огнем по спине. Тай был хорош даже для демона. Ни капли утонченности не подарила ему природа, зато она щедро отмерила красок великому мастеру. Казалось, пламя полыхает и вокруг ангела. И если правдивы разговоры и древние начертания, то он — воплощение возмездия, бич для отступников света, предателей духа, слабых и унывающих, забывших истинную веру.

— Я прочитал письмо. — Тай остановился в нескольких шагах от Нургла, словно их разделяла невидимая стена. Изучая противника, как любопытное явление, как некое мерзкое насекомое. — Я поеду с вами. Плата за Авеля будет внесена.

Граан задумчиво почесал подбородок, чувствуя близость Рафаила в носилках, его трепет и волнение. Змейки смерти поползли под песком к дверце, желая проверить безопасность ангела, но Тай отступил на шаг и придавил голову одной из краешком сапога.

— Рафаил и вы останетесь в заложниках до тех пор, пока я не привезу Авеля домой. — Синие глаза стали уже. — Со мной выдвинется несколько эскортов. В том числе, отряды Михеля, смотрящего на серафимами. Встреча пройдет на территории человеческого мира. Там никто не имеет права применять магию. Вы поняли... — небольшая пауза между коряво произнесенной на вранском корявой фразы, — граан Нургл?

— Как, по-вашему, я обеспечу донесение информации до Сейшаата? — демон недовольно нахмурился, продолжая упорно прощупывать магией стенки носилок.

— Никак. Я просто пожалел ваши нервы. У вас и вашего... сати будет время подумать над тем, что произойдет, если переговоры пойдут не так, как надо. Гарантия... Ваш отец, наверняка, понимал, что я поступлю именно таким образом. Вы — это возможность договориться. А теперь прошу следовать за мной.

Нургл неспешно оглядел серафимов. Ядовитые жала, наверняка, есть у каждого воина. Да и Тай, не обделен достаточным количеством смертоносной жидкости, чтобы лишить черного гостя жизни или парализовать до поры до времени.

— Согласен, что неразумно не принять столь лестное приглашение, — демон чуть склонил голову, а сам постарался успокоить клокочущее, пульсирующее, как нарыв, желание выпустить теперь болезни и оплести ими самодовольного жреца нового Приата.

— Я поражен в глубину сердца, — холодно отозвался Тай, предлагая войти в носилки заложнику. — Ваше решение неожиданно и лестно, учитывая то, что еще несколько тысячелетий назад демонов практически истребили. Вы, конечно, слишком молоды, лорд Нургл, но ваш отец... Хотя и он вряд ли рассказывал о прежней жизни. Прошу.

Всю обратную дорогу, сидя рядом со сжавшимся в комок Рафаилом и обнимая того за плечо, граан пристально смотрел в лицо возрожденного мастера, а тот, в свою очередь, не упускал возможности поближе разглядеть представителя врана, уехавшего столь далеко ради послания Сейшаата.

Тай молчал, лишь улыбался снисходительно. Синие глаза мерцали ультрафиолетом, руки лежали на коленях. Длинные пальцы, узкие ладони, слишком тонкие кости. Ангел был похож на аиста, на которого нацепили неподходящее одеяние.

Он приглашал в заточение, но Нургл никогда не думал, что им окажется столь странный дом в глубине сада, недалеко от главного дворца, построенного сразу за длинной улицей из одноэтажных белых домиков. Как только демон ступил на лестницу, его повело. Голова сильно закружилась, а тело отказывалось подчиняться. Слышались неясные песнопения. Стены теряли материальность и просвечивали знаками и символикой.

— Заходите, — Тай приказал серафимам ввести Нургла с его сати внутрь, а когда те уже были внутри, вошел сам и изнутри закрыл дверь.

Рафаил в это время прислонил любимого к стене, поддерживая от падения, гневно воззрился на жреца.

— Ему плохо.

— Это пройдет. Несколько дней головокружения, и твой граан придет в себя. — Тай сложил руки на груди. Отступник выбрал себе демона сам. Пойдет ли он дальше? Поймет ли, что именно здесь, в приате, обретет с неуправляемой силой смерти нечто новое?

— Вы хотите, чтобы я поступал точно так же, как делают это демоны врана? — изумление Рафаила не имело границ: брови взлетели вверх, глаза расширились, он даже полуоткрыл рот, но мастер лишь засмеялся.

— Увы, вас учили брать рабов в дома. Сариилы выбирали себе супругов среди граанов. — жрец подошел к Нурглу и помог тому опереться на свою руку, чтобы повести по коридору. Сейчас демон не проявлял никаких порывов сопротивляться, а молча последовал за Таем в приготовленные покои.

Спальня была обустроена в серо-голубых тонах, среди которых яркими пятнами смотрелись алые гардины и полог над кроватью.

Демон тяжело опустился на ложе и помог ему снять сапоги, опускаясь рядом на колени и продолжая беседовать с Рафаилом, но обращаясь словно к Нурглу. При этом быстрые пальцы расшнуровали сапоги сбоку, потянули сперва за пятку, а потом — за мыс.

— В глазах все плывет. Язык отяжелел и налился свинцом. Конечности тоже стали чрезмерно тяжелым. Надо опуститься на подушки и забыться...

— Как вы смеете его касаться? — не выдержав, юноша сам уложил демона и встал между ним и древним мастером. — Мы и так теперь ваши пленники. Но я не позволю его трогать. Никому!

— Я понимаю, — Тай улыбнулся еще более мягко и плавной походкой направился к дверям, оставляя в спальне едва уловимый, но навязчивый аромат, словно отпечаток магии, раздражающий юного ангела. Тот терпел недолго. Встал и распахнул окна, впуская в комнату свежий воздух, доносящий солоноватый бриз близкого океана жизни. А сам вернулся и лег рядом с бледным демоном и до того не слишком многословным, а теперь и вовсе погруженным в наведенное состояние.

Рафаил гладил граана по щеке. Пальчики рисовали линию подбородка, чувствуя каждый изъян, острые волоски, маленькую круглую родинку. Передвинулись на губы, выводя форму, затем обрисовали нос и брови. Юноша очень любил этого темного сына врана. Не понимал, когда случилось так, что рабство отступило на задний план.

— Я все равно благодарен Змию, что тогда он не отпустил меня и продал тебе, — сказал на ухо Нурглу. — Даже если нас здесь опять казнят, я умру рядом с тобой. И мне больше ничего не надо.

Граан с трудом открыл глаза. Веки не хотели подчиняться, а тело почти все выключилось и отсутствовало. Мужчина посмотрел на ангела. Долго. Так долго, точно не видел Рафаила все путешествие и они не спали в общей кровати и не предавались почти каждую ночь страсти, сжигая тела до состояния вымотанности.

— Мы выберемся. — сказал, еле ворочая языком, но ангел остановил избранника поцелуем. Теплые губы Рафаила несли в себе цвет лета, упоительный медвяный аромат луговой кашки. Глаза его улыбались, а душа цвела, сад у быстрой реки, коей была жизнь.

— Да, только вот Тай прав. Там я останусь рабом, игрушкой, сати. Здесь, по законам моего мира, ты станешь моим супругом. — Рафаил лег на плечо демона и вздохнул, любуясь на то, как дом, созданный из магии, теперь рисует на потолке необычные узоры.

Нургл лежал смирно. В плывущем рассудке всплывало что-то ужасное... Что-то рассказанное Сейшаатом про ловушки мастеров, которые меняли граанов, превращая в угождающих зверьков. Он сосредотачивался отчаянно, но постоянно проваливался в сон и никак не мог из него выкарабкаться.