Глаза цвета черники

Папа плачет, Наталья гладит меня по руке. Лерка испуганно смотрит на меня. Они приходят каждый день, все вместе.

Я никого не жду. Мне все равно.

Болит голова, от еды тошнит. Я отказываюсь от всего. Лечащий врач сердится.

Я живу в больнице уже шесть дней и нравлюсь молоденькой блондинистой медсестре. Она иногда приходит поговорить. От разговоров я быстро устаю, начинает болеть голова. Лечащий врач психует. Я почти все время сплю.

Мне снятся сны, стоит только закрыть глаза. Что-то из раннего детства всплывает в памяти. Когда болит голова, то меня качает, как на волнах. Начинается тошнота. Меня таскают на МРТ, колят уколами и капельницами. Делают перевязку руки. Грудь туго забинтована, к ней крепко примотана поломанная рука. Я нахожусь как в полусне. Кажется, кто-то приходил с работы, когда я спал. Не помню.

Левой рукой на мобильнике я набираю Настин номер. Я все еще думаю о ней. Отвечает кто-то другой. Это ее мама. Голос у нее срывается. Настя в больнице, наглоталась таблеток, хотела покончить с собой. Это я виноват, будь я трижды проклят. Я роняю телефон, и из носа у меня хлещет кровь. Снова реанимация.

Спустя еще неделю, мне стало немного лучше. Я даже начал бродить по коридору. Саша, как дурак, не уходил из больницы до тех пор, пока его не выгоняли силой. Я стал пользоваться Сашей, как передатчиком. Он узнавал мне последние сведения о Насте. С ней все нормально, желудок промыли, папа отмазал от психушки. Они готовились срочно ехать куда-то за границу, для поправки ее здоровья.

Саша смотрел на меня, как теленок, огромными непонимающими глазами. Он все еще боялся, что я могу умереть. Меня это бесило. Он водил меня в туалет под ручку, надевал мне теплые носки, умывал и расчесывал волосы. Поил из чашки, кутал одеялом. Мужики, соседствующие со мной в палате, с нами не общались. Они смотрели на нас, как на пидоров. Это читалось в их лицах. "Очень приятно, мы они самые и есть." — хотелось сказать мне.

Мне абсолютно, совершенно, глубоко на все наплевать.

Холодные больничные белые коридоры. Звонкий кафель на полу. Тощие пальмочки и старые советские кресла в комнате для прогулок. Тишина в час обхода. Шатающиеся больные в длинных халатах и пижамках, подыхающие от скуки. Суровая больничная еда. Еле-еле капающий, едва теплый душ. Блин, как вообще можно нормально почистить зубы левой рукой? При том, что еще и голова кружится, как будто я на каруселях.

-Давай, я тебе их почищу.

-Блядь, Саша, ты охуел? Отъебись, пожалуйста.

Я тогда крыл его матом по поводу и без. Я постоянно срывался и шипел на него. Мне казалось, я его ненавижу. Один только взгляд на его постоянно встревоженное лицо, выводил меня из себя. Он не обращал на это внимания. Оказалось, что врачи объяснили ему, что моя агрессия, это последствия травмы головы. Видимо, так и было, ведь я никогда в жизни не был таким злым.

Сашка чувствовал себя виноватым. Он мучился этим и обрушил на меня цунами заботы и внимания. Гладя меня по гипсу на руке, он едва не плакал. Притащил мне свой драгоценный ноутбук с кучей фильмов, лишь бы я не скучал. Таскал из магазина какие-то невообразимые деликатесы. При одном взгляде на него, мне хотелось куда-нибудь скрыться.

Когда у меня, спустя неделю, внезапно начало падать зрение, он едва не сошел с ума. Как будто, это ему грозила слепота. Меня отвели к окулисту. Травма головы дала осложнение на глаза. Теперь я буду вынужден носить очки от близорукости. Заебись.

Саша заказал их по рецепту в ближайшей оптике. Принес мне их через два дня в гладенькой черной коробочке. Я достал эти очки и надел. В голове сразу прояснилось, а противоположная стена приобрела четкость. Я даже увидел трещины в голубой штукатурке.

-Оправа модная, я долго выбирал. Тебе очень идет, — сказал Саша.

-Да плевать мне, какая у них оправа.

-Не злись, пожалуйста, тебе вредно.

-Саша, иди ты на хрен.

Все наши разговоры с ним заканчивались примерно так.

Меня проведывали однокурсники, несколько раз приходили Илья и Димка. Сидели у моей кровати грустные и злые, проклиная уродов, отделавших меня. Когда они приходили, Саша прятался.

Меня спасла чужая собака. Питбуль, по кличке Слон. Хозяин тренировал Слона ночью возле дома. Собака услышала возню у гаражей и прибежала на место драки. Мои недоубийцы поняли, что сейчас подоспеет хозяин этого хищника. Он вполне мог бы скомандовать "фас" этим железным челюстям. Они быстро ретировались, едва не размозжив мне напоследок голову.

Хозяин Слона, крепкий мужчина средних лет, приходил проведывать меня вместе с женой. Он рассказал, как вызвал скорую и боялся трогать меня, думая, что у меня может быть сломан позвоночник, или еще чего. Уродов этих он не видел. Я записал его номер, думая отблагодарить после за свое спасение.

Саша суетился, застилая мне постель чистым домашним бельем, а я стоял у окна и смотрел на улицу. Больничный двор был пустым. Только старая машина скорой, отслужившая, по всей видимости, свое. Да какая-то деревянная сараюшка, обсыпанная со всех сторон горами снега.

Я думал о Насте. Почему она это сделала? Неужели из-за того Сашиного явления перед ней в полотенце? Но она ведь была так отрицательно против меня настроена. И казалась такой решительной, пусть сильно расстроенной, но все же уверенной в том, что я моральный урод, и не стою ее внимания. Или это его слова так подействовали на нее? Добили окончательно. Она все-таки любила меня, раз в какой-то момент решила, что не хочет жить без меня.

Но больше всего меня мучил вопрос, зачем она приходила. Что она хотела мне тогда сказать?

Конечно, ни звонить, ни писать, ни, тем более, встречаться нам сейчас нельзя. Должно пройти время. Пусть едет за границу, отдохнет.

Мне было бесконечно жаль ее.

-Костя, пойди, приляг.

Думает ли она сейчас обо мне?

-Костя, ты уже давно на ногах.

Хорошо, что ее вовремя обнаружили, как бы я жил, если бы с ней что-то случилось. Даже подумать страшно. Родители теперь глаз с нее не спустят. Это очень хорошо, пусть будет под присмотром.

-Костя, тебе нужно отдохнуть.

Я развернулся, и влепил ему пощечину. Вот ведь достал! Звук был такой звонкий, что разлетелся по всему длиннющему пустому, в обеденный час, коридору.

Из соседнего кабинета высунулась дежурная медсестра.

-Что у вас тут происходит?

-Света, да не обращай внимания. Девочки ссорятся, — ответил проходивший мимо дядька. Мой сосед.

-А-а, — с улыбкой протянула она, и скрылась.

Саша так и стоял, держась за щеку. Меня внезапно пробило на дикий хохот. Я просто не мог остановиться, ржал, как сумасшедший, от слабости прислонившись к стене. Мне было больно, особенно руке, но смех не прекращался. Я даже передохнуть не мог нормально, тут же прыскал снова. Не знаю, сколько это длилось.

Медсестра окончательно вышла из дежурки. Она стала напротив, сурово глядя на меня. А я все смеялся.

-Новиков, мне вызвать психиатра? Что с вами? Ей-богу, я за успокоительным. — Она направилась за лекарством. Саша бросился ей наперерез.

-Не нужно, это у него нервное. Сейчас пройдет. Не надо ничего ему колоть.

-А ты, кто, доктор? Я сама вижу, что нервное. Его нужно успокоить. Он не должен так смеяться, у него травма головы.

-Я сам его успокою.

Саша взял меня под руку и отвел в душевую. Набрал в ладони горсть холодной воды и плеснул мне в лицо. Меня тут же отпустило.

Саша придвинул меня к стене, как манекен. Потом встал напротив и уперся в меня своими коленками. Ладонями обхватил меня за голову, убирая с моего лица мокрые волосы.

— Костя, ты чего ржал?

Я молча пялился на него.

-Если ты свихнешься, я буду любить тебя еще сильнее...хотя куда сильнее? ...Ты не веришь мне? Почему? Потому, что мне всего восемнадцать?

Я облизал свои пересохшие губы.

-Зачем тебе это нужно? Придурок. Иди, и живи нормально. Оставь меня в покое.

-Нет.

-Пожалеешь, кретин. Среди таких людей нет счастливых.

-Я таких знаю. Потом познакомлю. Они мои друзья.

Я замолчал. Что еще ему можно сказать? У него на все найдется ответ.

-Время посещений закончилось, вали домой, — прошипел я.

-Хорошо, — ответил он. Взял меня ладонями за скулы, приподнялся и поцеловал. Саша был немного ниже меня ростом. — Я завтра приду. Береги себя.

7.

Я никому не сообщил о дне выписки. Нарочно. Я зашел в магазин у своего дома, и купил два больших пакета продуктов. Правда, катая по магазину тележку, я не подумал о том, как буду нести все это одной рукой. Пришлось просить помощи у посторонних. Двое мне отказали, но третий, суровый дядечка, донес мои пакеты до квартиры и категорически отказался брать деньги.

Оказавшись дома, я закрылся изнутри. Поставил заглушку на дверной замок, чтобы его нельзя было открыть ключом снаружи.

Было начало марта. Погода еще стояла зимняя, никакого намека на весну. Пейзаж, видимый из окна моей кухни, не изменился: те же машины, вросшие в сугробы, деревья и лавочки. Серый, затоптанный снег. Я тщательно осмотрел весь двор.

Потом решил умыться и забрел в ванную. Внезапно испугался. Так, что даже вскрикнул.

В больнице вообще не было зеркал. А в ванной у меня висело большое, широкое зеркало. Я просто не узнал себя и испугался, увидев чужого человека. Волосы у меня отросли так, что челка закрывала пол лица. Таких длинных волос у меня еще никогда не было. Они вились крупными волнами, пробор был немного сбоку, скулы были ими прикрыты. Сашка меня так причесывал, гад. На носу у меня были очки, заказанные им же. Оправа была черной и тонкой. В них я был совсем другой. Как будто взрослее. Лицо казалось еще более тонким и каким-то экзотическим. Необычно. Очки эти мне действительно очень шли. Ну, а в остальном... глаза запали, губы потрескались, щеки ввалились. Почти месяц в больнице, это вам не шутки.

Кое-как умывшись одной левой, я вернулся на кухню. Распихал все по холодильнику и отправился спать.

Меня разбудил оглушительный, тревожный стук в дверь. В нее прямо-таки барабанили.

Лежа на спине, я занялся пересчетом крохотных завитушек на белых плитках, которыми был оклеен потолок. Дошел до семидесяти восьми. Затрезвонил мобильник. Вставать было лень. После третьего звонка, я, наконец, кое-как поднялся и достал орущую маленькую дрянь из-под дивана.

Звонила Наталья.

-Костя! Мы тут с ума все сходим! Где ты?!

— Гм...дома.

-Как дома?! Мы у твоей двери уже пол часа, стучим тебе!

Я услышал голос отца. Он забрал у жены телефон.

-Костик, открывай.

Я молчал.

-Костик!

-Ты точно с ним говорила? — спросил отец у Натальи. И снова в трубку:— Костик, ты дома?

-Со мной все в порядке. Я сейчас хочу отдохнуть и побыть один. Приходите завтра, ладно пап?

-Открывай дверь!

Я нажал на сброс. Вот именно сейчас я совершенно ни в ком не нуждался. Раньше — да. А теперь уже нет.

Телефон я отключил. Они еще немного постучали и ушли. Отец знал мой характер.

Быстро стемнело. Я все лежал в темноте и думал, думал. Потом начало сдавливать виски. Я чем-то накрылся и заснул.

Проснулся рано утром. Едва рассвело, за окном шумел транспорт. Было так тепло и уютно оказаться дома, а не в больничной палате. Я решил никуда не ходить. Меня давно ждали участковый и следователь, но я на все забил. Снова заснул, и проснулся уже ближе к обеду. Вставать не хотелось. Я так и лежал в джинсах и белой рубашке. Правая рука в гипсе, на груди.

Батарейка в настенных часах села и они стояли. Я нащупал под боком телефон и включил его. Посыпались сообщения: "Звонил Саша", от Илюхи: "Костик, ты уже дома?", "Звонил Саша", от Лерки: "Костя, позвони родителям", от Славки: "Костян, я к тебе в среду заскочу, будешь дома?", "Звонил папа", от одногруппницы: "Костя, как твои дела? Мы волнуемся", от Саши: "Почему ты ничего не сказал о том, что тебя выписали? Я к тебе зайду, ладно? ".

Я бросил телефон и пошел умываться. Долго рассматривал себя в зеркале. Нет, в парикмахерскую тоже не пойду.

Переодеваться было тяжело. Я кое-как натянул на себя футболку и домашние брюки. Интересно, а как я буду подстригать себе ногти? Пальцы правой руки уже немного шевелились. Может, через неделю я уже смогу держать в ней ножницы.

Вечером ко мне пришла целая толпа народу. Папа, Наталья, Саша и Илья. Я даже к двери не подошел. Они стучали, звонили мне, кричали на лестничной площадке и ругались с соседями. Я так и не открыл.

Спустя четыре дня, я заметил во дворе черную Сашину машину. Она стояла, сверкая новенькими фарами, прямо под моими окнами. Он меня караулил. Напрасно. Я вообще больше не собирался выходить на улицу, пусть ждет, сколько влезет. Я пил чай и смотрел на него. Саша иногда выходил из машины и курил. Я еще ни разу не видел его курящим. Он топтался на месте, бросал окурки себе под ноги. Под вечер он уехал.

Я знал, что со мной происходит. Это был мой личный протест. Против насилия над несовершеннолетним подростком и хитрости. Против водки и алкоголизма. Против лжи лучшим друзьям и страха показаться им на глаза. Против невыносимой, трудной юности и зависти к мальчишкам, бездумно гоняющим во дворе мяч. Против дикого одиночества в пустой квартире. Против тупой, бессмысленной и однообразной, вытягивающей все силы, работы. Против недоверия, эгоизма и черствости. Против убийств.

Это была моя собственная тихая забастовка, о которой никто не знал. Просто они все дружно решили, что я сошел с ума и нужно взламывать дверь, пока я не удавился. Да ни фига подобного! Я начал соображать еще лучше прежнего.

Мне было о чем подумать, и я только и делал, что размышлял целыми днями. Возможно, мне действительно стоило бросить все и укатить к Андрею. Стать на него похожим. Путешествовать с ним по другим странам. И возможно даже, жить там, где наша с ним пара не вызовет никаких косых взглядов и осуждений. Это будет необыкновенная жизнь. Или же, я могу жить обыкновенно. Встретить, например, хорошую, простую девчонку. Такую, как та медсестра, что лечила меня в больнице. Жениться, купить дачу, завести собаку или кошку. Ездить с женой летом на море. Или, вообще, остаться навсегда один. Не так уж и плохо, меньше хлопот.

Я все не мог понять, кто же я. Гей, или натурал. Даже оставшись один, я не мог признаться самому себе, что Саша бесил меня, именно потому, что я хотел его. Хотел с ним именно секса. Больше ничего. Как же он меня бесил! Придурок хренов. Тогда почему я люблю Настю? У нас с ней все шло просто классно. До тех пор, пока она не узнала про эту историю с Андреем. Не будь в моей жизни Андрея, то мы, наверное бы, поженились с ней. Вполне возможно.

Я каждый день думал обо всем этом. Все так запуталось.

На звонки родственников я отвечал. Разговаривал так же с Ильей, Леркой, Славкой. Все уговаривали меня выйти на свет божий и перестать дурить. Я отшучивался. Саша тоже звонил. Но я никогда не брал трубку. Пошел он на хрен со своей любовью!

Он каждый вечер приезжал и ставил машину под окнами моей квартиры. На нем была тоненькая серая спортивная куртка, которую он таскал еще прошлой осенью. Саша стоял под падающим мокрым снегом, под ветром и в талом снегу. Он грелся в машине. Мне он больше не звонил, и я все ждал, когда же он прекратит сюда таскаться.