Попал

— Прибьют. — Согласился он, скручивая пробку. Я в водке не разбираюсь, но, вроде, "Кристалл" — это хорошо. Он налил в два стакана буквально на донышко и посмотрел на меня. — Я... — Начал было он и задумался. Видимо, все силы потратил, чтобы сюда прийти, на подумать, что сказать — уже не осталось... Просить прощения — дело нелёгкое, по себе знаю. Я ещё раз внимательно на него посмотрел. Под глазами залегли круги, лежащая "без присмотра" на столе левая рука изредка мелко подёргивалась. — Дурак я, в общем... Как гавно последнее. — Слова дались ему тяжело, но, похоже, начав, останавливаться он не собирался. — Башню сорвало. Сначала повышение, потом у Игорича новоселье, сколько он про свою коммуналку рассказывал — и тут бац! А тут эти развлекаются... Ну мне и показалось, что баня, тёлки, все дела... А потом как кувалдой по лбу, и понял, что ни фига не баня, и эти, — он дёрнул боком, привлекая внимание к покеболлам, — уже у меня в голове... Думал — голова взорвётся, они сами перепуганные, в уголке жмутся, а у меня весь мозг — ровно тот чуланчик у Жаркова, они там ни вдоль, ни поперёк не умещаются, а их с каждой секундой всё больше становится... Очухался потом в больничке — их нет рядом, а в голове будто кусок стены вышибли, и туда все силы со свистом, а оттуда мороз... сам даже пошевелиться не могу — руки-ноги как неродные. Видать, наказало меня провидение... все под Богом ходим, ему сверху виднее. — Он, зажмурившись, выпил и немедленно потащил кусок в рот, рука послушалась его только на второй раз. — А потом в зале как одну выпустил — так сразу будто кто одеялом накрыл, вторую выпустил — и снова целым стал... только опять в голове тесно. Зато тепло, вцепились друг в друга и сидим так в обнимку... Слушай, что мне теперь делать, а? Как ты с ними с тремя-то уживался? — Переход от мрачной исповеди к полупьяному, в стиле "ты меня уважаешь?" вопросу оказался таким внезапным, что я моргнул. Он же и полста грамм не выпил, а его уже срубило! Примерился и тоже выпил. Хорошо пошла, мягкая. Задумчиво закусил. Потом проглотил первую лекцию и подумал ещё. Учить его жить как-то расхотелось... Набить морду... раньше — без шансов, а сейчас — как младенца в песочнице... Долбанула его жизнь от души... Не то чтобы незаслуженно... Но от души.

— Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка. Много чего хотел тебе сказать, но не буду, может, в другой раз, если к слову придётся... — Эх, жалко я не курю... Впрочем, эту гадость лучше и не начинать. — Что с ними делать ты и без меня в зале разобрался — вот так и продолжай по мере сил. Только... Смотри внимательно: это не ты их е

* * *

шь, а они об тебя с одичанием борются. Видел одичание? — Дмитрий судорожно кивнул несколько раз подряд. — Значит, всё сам понял. Расклад простой: ты заботишься о них, они заботятся о тебе. Всё просто, всё честно. Кто больше старается — тому и пряник. Всё остальное — это так, лирика. Ты им и папа, и мама, и муж, и дитё — всё, что понадобится. Если поймёшь, что не тянешь — лучше сам скажи майору, чем мы их ловить будем. Поймать — поймаем, да даже если не поймаем — сами помрут от тьмы. — Глаза моего собеседника заволокло ужасом, но боялся он явно не за себя. — Только сколько народу они перед этим в капусту порубят — я даже гадать не хочу. Так что скажи майору, думаю, если тебя снотворным накачать, да по одной перекидывать — сдюжишь. Я вот двоих сразу пережил, только что сутки проспал, и ты переживёшь. — Говорил я, что думал, честно, как не о нём. Жалеть его? Боже правый, с какого перепугу? Сам дурак, чем скорее поймёт — тем скорее исправится. Да и не нужна ему была моя жалость. Прощение — да, совет — три раза "да", а вот жалость — ни разу. Я вздохнул и ещё раз на него посмотрел. Вид у него был измученный, но обнадёженный... Больше, конечно, измученный. — Так что иди, и больше не греши. А то ещё хватятся тебя... И это, девочек лучше в покеболле лишнего не держать — им там время сильно дольше кажется, а с тобой им и без секса спокойнее будет.

Замедленным движением он активировал покеболлы. Даша — нет, всё-таки, различать я их не разучился — немедленно бросилась к нему, обняла и что-то зашептала на ухо, судя по выражению лица — очень ласково ругала, что он, такой больной, куда-то попёрся. Таша стояла и смотрела на меня виновато и немножко с вызовом.

— Берегите себя, девочки! И его берегите. — Я опять вздохнул, а пиджи старательно закивали, глядя на меня с... благодарностью, кажется. Я не удержался и добавил, махнув рукой. — Засранки.

* * *

После нашего разговора Петрова я не видел довольно долго — когда мы приходили в зал, Даша и Таша уже нас ждали, а после занятий не спешили уходить, непривычно серьёзные и задумчивые. Приглядывали за ними каждый раз разные люди — иногда это были Петров (другой — так и не представленный мне по имени-отчеству "человек-гора") и Ламин, иногда — какие-то совершенные незнакомцы, пару раз были даже явные научники, судя по общей хилости конституции и просветлённому взору диоптрии на четыре. Но примерно с середины сентября сопровождающие меняться перестали, и мрачность мантис стала уступать свойственному пиджи энтузиазму.

В отличие от девочек, сам я в активных тренировках особого участия не принимал — уровень общей подготовки не позволял, так что именно ею я и занимался, налегая пока на теорию. Попытался было заучить описания пиджи — так половина этих описаний совершенно одинаковые: "Рост! Грудь!! Попа!!!", как будто у женщин больше и нет ничего... Ну, разве что цвет глаз-волос да всякие "особые приметы", вроде татуировок или какой-нибудь "звезды во лбу", но таких было немного.

Время — лучший доктор, и я тоже в этом убедился. Крайне болезненная во многих смыслах потеря перестала так давить на психику, оставшись только в неприятных воспоминаниях. Дети потихоньку налаживали контакты в новой школе, мы постепенно обживали новую квартиру и новый район, на работе всё тоже шло по плану — в общем, мечта Ринсвинда*: скука. Как раз то, что нужно, чтобы жить дальше.

* — Ринсвинд — персонаж многих книг Терри Пратчетта из цикла про Плоский Мир. Маг (только по названию) и трус, всеми фибрами души ненавидящий приключения, но постоянно в них влипающий.

Снова встретил Петрова я в среду, девятого октября. Сначала даже не узнал, но он сам ко мне подошёл.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич! Очень надеялся застать вас. — Выглядел он лет на шестьдесят, наверное — эдакий ещё крепкий, но изрядно усохший костистый старик, медленно идущий по коридору, тяжело опираясь на трость, с каким-то непривычно просветлённым лицом. А по паспорту — на девять лет меня младше... — Меня вот комиссовали, зашёл попрощаться. На Соловки уезжаю, в монастырь. Девочкам нашёл хороших ребят в напарники, так что меня здесь больше ничего не держит... Тяжело пришлось, конечно, но им так будет лучше. — Улыбка у него была усталая, но уверенно-спокойная.

Честно говоря, я даже не знал, что сказать в ответ, но, видимо, ответ ему был и не нужен. Задумчиво покивав каким-то своим мыслям он неспешно двинулся в сторону дежурки, где как раз сидели бойцы из группы Сергиенко.

Прямо я майора не спрашивал, но группу довольно быстро пополнили до штатных десяти человек — и теперь они активно тренировались, и против пиджи, и вместе с пиджи, и по-всякому. Пару раз выезжали на полигон, куда-то сильно за город — меня забирали в пятницу вечером и ехали всю ночь — и на природе, конечно, мантис развернулись во всю... Собственно, уже с первого раза стало ясно, что против них людям в лесу делать нечего, а я ещё раз вспомнил тот сон...

* * *

Новая школа Наталье не нравилась... пожалуй, даже больше, чем неожиданный отъезд тёти Даши и тёти Таши — смешное имя, похожее на неправильное сокращение от её собственного. Они были хорошие, особенно Таша. Глаша тоже хорошая и Лёшке больше нравится, но с Ташей интереснее. Она гордо поправила косичку: вот ещё чуть-чуть, и у неё тоже будут такие же длинные волосы, как у трёх сестёр, даже длиннее! А что не чёрные — так это даже лучше, вот. Лёшка ещё совсем мелкий, он только в первый класс пошёл, ему-то всё равно, а ей без старых подружек было грустно. Школа была ведомственная, и почти у всех детей родители так или иначе несли службу — у кого-то папа, у кого-то — мама, у многих — сразу оба.

Она слышала краем уха, как мама с папой обсуждали идею устроиться на работу в какой-то "Отряд", но потом решили оставить всё, как есть... Зря: судя по редким слухам в классе, "Отряд" — это круто, и если бы они не передумали, ей бы не пришлось рассказывать всем, что её папа — просто программист, а не капитан или хотя бы какой-нибудь старший лейтенант. Когда она как-то раз спросила папу про звание, тот крепко задумался, и не очень уверенно сказал, что он — лейтенант запаса РВСН, что бы это ни значило, и она как-то сразу сообразила, что хвастаться тут нечем. Обидно!

Уроки, как всегда, тянулись нескончаемо, но всё же не бесконечно. Звонок с последнего прозвенел, как приглашение в рай, и Наталья, быстро уложив в ранец школьные пожитки, бодро потопала на выход — хорошо, что Лёшке мама разрешила сегодня не ходить в школу, зря она утром ругалась, сейчас бы пришлось полчаса ждать, пока он соберётся и оденется.

— Привет, па! Привет, тёть Глаш! А где мама? — Впрочем, удивление мелькнуло лишь на миг, тут же сменившись просто хорошим настроением, и Наталья с детской непосредственностью попыталась сгрести в одну кучу всех за ней пришедших.

— Привет-привет, егоза! Мама дома, с Лёшкой, обед готовит. Как в школе? — Спросил папа, впрочем, без особой настойчивости. Отношение дочери он уже знал, так что та ограничилась гримаской и махнула рукой.

— А мы решили после обеда вместо тренировки все вместе пойти на мультик! — Радостно объявила непосредственная тётя Глаша, с лёгкостью подбрасывая девочку в воздух и ловко ловя. Это совершенно детское развлечение Наталье очень нравилось, несмотря на возраст. Жаль только, у папы так не получалось. Вволю побарахтавшись и спущенная на землю, она совершенно не заметила диковатых взглядов, которыми её провожали одноклассники.

На следующий день Верка — главная вредина класса — эдак с ехидцей подкатила к Наталье.

— А что это тебя подкидывают, ровно мелюзгу какую, а ты и радуешься? Может, с утра воротами ошиблась? — Соседние ворота принадлежали ведомственному же детскому садику. Класс затаил дыхание, явно ожидая момента, чтобы хором заржать над новенькой.

— Ну, такую корову, как ты, и краном не поднимешь. — Наталья демонстративно смерила взглядом соперницу, и пока все переваривали неслыханную наглость, договорила: — Это тётя Глаша, папина охранница. Лейтенант ОКНЧС* ФСБ, она мне удостоверение показывала! — Детские эмоции просты и непосредственны: что бы ни занимало их буквально миг назад, сейчас всё свелось к единому у всех "брешешь!". — Мне не верите — сами спросите хоть у кого, её все знают! И дядя Вася Жарков, и Павел Остапович, и все-все-все... а на прошлой тренировке её капитан Ламин похвалил — мне папа рассказал.

Неожиданное упоминание сразу нескольких пусть и труднопроверяемых, но известных имён заставило задуматься даже самых упорных скептиков.

* — Отряд Контроля Нетехногенных Чрезвычайных Ситуаций, он же просто "Отряд".

* * *

Общее ровное течение жизни пошло на пользу и Глаше — она уже стала спокойнее отпускать меня, не требуя брать её с собой хотя бы в покеболле, да и вообще стала как-то проще ко всему относиться, как будто... как будто повзрослела, что ли. Если раньше, до ранения, играя с Лёшиком в какие-нибудь машинки, она часто наравне с ним жаловалась нам с Леной, что "так нечестно, он у меня самую нужную машинку отобрал", то теперь чаще смотрела на него с умилением, как матери смотрят на малышей, с донельзя серьёзным видом копающихся в песочнице.

Неожиданно у неё стал налаживаться и контакт с Натальей — до того доча предпочитала общество Таши, но после происшествия, с детской чувствительностью уловив общесемейное настроение, вслух её упоминать перестала, хоть и явно скучала, моё не вполне внятное объяснение, мол, "мы немного поссорились и не очень хорошо расстались" она приняла, но недосказанность осталась. Теперь же они часто вдвоём обсуждали разные причёски и наряды — Ната очень хотела отрастить такие же роскошные волосы, как у мантис. Совсем огорчать я её не стал, только предупредил, что это будет очень непросто.

Неожиданным побочным эффектом этой... пусть будет флегматичности, за неимением более подходящего слова, стало снижение результатов на тренировках. Такое впечатление, что у неё просто пропал запал, чтобы не сказать шило в одном месте, благодаря которому её сёстры буквально рвали жилы (и нередко — гнули спортивные снаряды). С другой стороны, оба капитана-инструктора, и Петров и Ламин, в один голос хвалили её собранность и точность, и в спаррингах один на один и Даша, и Таша ей уверенно уступали, хотя между собой шли вровень — когда я спрашивал последний раз, счёт был сто десять — сто двенадцать в пользу Таши. Больше всего меня поразил просмотр спарринга, когда Глаша одна вышла против обеих сестёр — вживую я ничего разглядеть не успел, только секунд десять сплошного мельтешения и потом Глашу всё-таки вышибли из круга, а вот на записи, при замедленном показе, было отчётливо видно: Даша и Таша яростно набрасываются на спокойно-сосредоточенную Глашу, как будто щенки на матёрого пса — с аналогичным результатом. Опыт против пыла. Шансов против двоих, конечно, не было, но продержалась она удивительно долго, умелыми манёврами заставляя их мешать друг другу и "переводя" мягкими блоками их удары друг на друга.

Позабавила реакция сестёр на итог боя — очень довольные формально победой, они всё равно разобиделись, как мышь на крупу, на глашину спокойную технику, мол, так нечестно, удары надо блокировать, и пихаться тоже нечестно... Как дети, чес-слово! А Глаша их ещё и утешала — дескать, одной силы мало, нужно ещё и чтобы между ушами не только кость была.

Погода в октябре редко балует, и в неожиданно тёплую субботу мы, не сговариваясь, отправились на природу. Оседлав четыре велосипеда (Лёшик ехал у Глаши на багажнике), мы неспешно катились между сосен Серебряного Бора, любуясь золотом ещё не облетевших редких берёз и осин (ну или кто они там — может, ясень или ольха). Лена, вырвавшись вперёд, жизнерадостно выписывала круги, рассматривая особо живописные виды, а я жалел, что не разорился на экшен-камеру — сейчас бы она пришлась как нельзя кстати... и даже более того: Лена вдруг спрыгнула со своего железного коня и закричала нам "назад!"

Мы с Натальей удивлённо остановились, а Глаша сделала ровно обратное сказанному: лихо затормозив рядом с нами — так, чтобы я смог поймать Лёшку — бросилась к жене и встала метрах в трёх правее её и чуть ближе к нам. Причина их тревоги стала видна и нам: в лесу, буквально в нескольких метрах от полянки, на которую мы выехали, сгустилась странная темнота, будто плотная тень, хотя на небе не было ни облачка, воздух дрожал, как в жару, и в какой-то момент я сквозь это марево увидел женскую фигуру... я ни секунды не сомневался, что это очередная пиджи, попавшая в наш мир. Не пытаясь её опознать — странная тень так никуда и не делась, скрадывая подробности — я потянул телефон из кармана, сразу же включил на нём гпс и, сняв блокировку, судорожно стал листать список последних звонков в поисках Сергиенко.