Мы с Тревором отвезли 'Икса' обратно к его машине и высадили его. Я видел, что 'Икс' был не слишком доволен, но мне было все равно. Насколько я был обеспокоен, он больше не был подходящим человеком для того, чтобы быть источником. Тем, кто был причастен к убийству, в этом отношении не было места. Убийце не было другого места, кроме как в тюрьме: я всегда ясно давал это понять. 'Икс' был ходячим кошмаром. Абсолютная виновность. Как Специальный отдел мог этого не видеть? Или это был тот случай, когда они точно знали, кем он был, но предпочли игнорировать это, пока они все еще могли использовать его, чтобы делать все необходимое внутри ДСО для продвижения своих собственных извращенных планов. Если в этом время люди были убиты им или по его указанию, разве это не имело для них значения?
Это был последний раз, когда я когда-либо встречался или разговаривал с 'Иксом'. На этом этапе он был воплощением всего, что могло пойти не так при обработке источника. Он был использован и подвергался жестокому обращению со стороны Специального отдела КПО. Число жестоких убийств, за которые он был ответственен, неуклонно росло. И все же остановить это было так легко: даже у нас, сотрудников уголовного розыска, было достаточно источников, близких к 'Иксу', чтобы мы могли его уничтожить. Но он был тем, кого мы в полиции называли 'охраняемым видом'. По какой-то причине кто-то, занимающий ответственное положение в Специальном отделе, решил, что нам не следует помогать привлекать его к ответственности за совершенные им зверства.
Мы с Тревором направились обратно в участок Каслри. Теперь все обрело смысл. Преднамеренная компрометация жучка в машине-убийце была необходима для защиты агента Специального отдела 'Игрек'. Преднамеренная компрометация операции C12 по борьбе с рэкетом была необходима для защиты как 'Икса', так и 'Игрек', а также любых других агентов, которые могли попасть в эту ловушку отдела уголовного розыска. Чем бы все это закончилось? Кем эти люди себя возомнили? Поддерживала ли иерархия Специального отдела таких, как Алек, в этом вопиюще незаконном препятствовании операциям уголовного розыска? Рассматривали ли они наши усилия по борьбе с преступностью как в конечном счете несущественный расходный материал? Была ли человеческая жизнь, жизнь Томми, такой никчемной? Сколько наших операций они сорвали без нашего ведома? Кто в Специальном отделе принимал решение о целесообразности всего этого?
Эти и многие другие вопросы крутились у меня в голове. Наверняка теперь наши старшие офицеры уголовного розыска поддержали бы нас? И все же у меня были веские основания усомниться в их решимости: меня никогда полностью не поддерживали ни в одном из моих столкновений со Специальным отделом.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы вернулись в Каслри. Я сообщил об этих новых разоблачениях предательства в Особом отделе одному из наших старших руководителей. Я был уверен, что он будет так же взбешен, как и я. Он действительно разозлился, но не хотел приближаться к Специальному отделу, даже на его уровне. Он придерживался мнения, что существовало 'сильное подозрение' в неблаговидной деятельности Специального отдела, но все же он настаивал на том, что ничего против них не было доказано. Я испытывал и до сих пор испытываю большое уважение к этому офицеру, но, интересно, какие еще доказательства мы могли бы получить? Я обличал преступников за серьезные преступления по гораздо меньшим основаниям.
Я твердо верил, что наши новые находки несколько взъерошат перья и заставят этих людей дважды подумать, прежде чем делать что-то подобное снова. К черту улики, подумал я. Это был не суд общей юрисдикции. Конечно, мы должны отнести то, что у нас было, в штаб-квартиру КПО? Жизнями нашего источника Томми и молодого неизвестного католика играли так, как будто они не имели значения. Как насчет нашего 'долга заботы' по отношению к обоим этим людям? Смог ли Специальный отдел идентифицировать и предупредить молодого парня-католика, который должен был стать целью операции ДСО по убийству? Или он погибнет под градом пуль через недели или месяцы, когда мы не сможем опередить ДСО?
Я сказал старшему офицеру уголовного розыска, что если с Томми что-нибудь случится, если он умрет, я немедленно обращусь к прессе. Он рассмеялся и сказал мне, что, по его мнению, я слишком профессионален, чтобы сделать это. В любом случае, он не думал, что 'Белфаст Телеграф' заинтересуется. Я сказал ему, что пойду в газету 'Таймс'. Он просто выгнал меня. Когда я взялся за ручку его двери, он сказал: 'Джонстон, я не буду драться с этими людьми'.
Это было то, чего я никак не ожидал. Этот старший офицер полиции так же боялся Особого отдела, как и все остальные. По иронии судьбы, страх был взаимным. Я знал, что в течение многих лет офицеры Специального отдела боялись плотно контактировать с ним, потому что считали, что он слишком прямолинеен.
Таким образом, у нас не должно было быть никакой поддержки, никакой помощи в общении с этими людьми. Ни один сотрудник уголовного розыска не сделал бы или не сказал ничего такого, что поставило бы в неловкое положение Специальный отдел. Также ни один старший инспектор уголовного розыска не встретился бы с 'Иксом', как он просил. 'Икс' застелил свою кровать: теперь он мог в ней лежать. Они действительно не хотели знать. Все, что мы могли сейчас сделать, это помочь Томми пережить шторм. Мы сказали ему, что ДСО не были достаточно уверены в его предательстве, чтобы убить его. Мы попросили его продолжать связываться со своими коллегами из ДСО и настаивать на расследовании. Я очень хорошо знал, что никто не хочет начинать расследование в такой организации, как ДСО, где каждый пятый или шестой человек является осведомителем полиции или MI5. В течение нескольких недель Томми убедил достаточное количество людей позволить ему появляться то здесь, то там без особой опасности, но потребовались месяцы, прежде чем он почувствовал уверенность в том, что его доводы приняты.
Позже Томми пожаловался нам на человека из ДСО по имени 'Зет' из подразделения Маунт-Вернон. Он был чрезвычайно обеспокоен поведением этого конкретного человека, описывая, как 'Зет' появлялся на хорошо посещаемых собраниях ДСО и выдвигал обвинения в том, что он (Томми) был стукачом или что его видели разговаривающим с Тревором или Джонти. Эти вбросы всегда преподносились как шутка с подтекстом. Каждый раз, когда Томми был уверен, что подозрения в его адрес остались в прошлом, 'Зет' поднимал их снова. Кроме того, рассказывал Томми, 'Зет' рассказывал всем, кого встречал, будь то в Шенкилле или ДСО в Портадауне, где я жил. Он сказал, что 'Зет' все настаивал и настаивал на том, чтобы со мной 'покончили' (убили), и продолжал упоминать мой адрес и спрашивать, почему ДСО не предпринял никаких действий против меня. Я был заинтригован. Чего Томми не знал, не мог знать, и что мне показалось чрезвычайно интересным, так это тот факт, что 'Зет' также был информатором Особого отдела. Его куратор? Да, конечно! Это был не кто иной, как наш общий приятель из Особого отдела, наш 'старый друг' Алек.
Намеренно ли Алек использовал 'Зет', чтобы настроить ДСО против меня? Неужели он действительно не делал различия между мной как офицером КПО и террористами, которых он преследовал?
В его грязной войне я действительно был расходным материалом? Я точно знал, что Специальный отдел был не прочь использовать своих агентов для нападения на других террористов. Это была их общепризнанная политика, официальная или нет: 'использовать крысу, чтобы убить крысу'. Неужели этот идиот Алек решил по собственной воле использовать тот же грязный трюк против меня? Заставил бы он ДСО выступить против меня только для того, чтобы отомстить за мои постоянные попытки расправиться с негодяями-убийцами, которых он использовал в качестве агентов? И если это действительно было так, действовал ли он в одиночку или пользовался поддержкой единомышленников из некоторых старших офицеров Специального отдела? К тому моменту я видел так много их грязных трюков, что меня бы ничто не удивило.
Я оценил информацию Томми и попросил его для меня следить за ситуацией. Я не сказал ему, что 'Зет' был агентом Специального отдела. Томми был достаточно параноиком. Он согласился держать меня в курсе ситуации.
Любое соперничество, с которым я сталкивался в Специальном отделе, было их собственным делом. У меня не было никакого желания сражаться с ними. Я хотел помочь им, а не работать против них. В одном особенно благоприятном случае я получил информацию от хорошо осведомленного источника о том, что два офицера Специального отдела должны были попасть в засаду, устроенную группой 'Борцов за свободу Ольстера' (БСО) на встрече с источником в Восточном Белфасте, причем источник, о котором идет речь, сообщил своему руководству из БСО, что отдел попросил его встретиться . Эта своевременная информация позволила Специальному отделу организовать ответную засаду, чтобы защитить двух своих уязвимых офицеров. Известно, что мобильные подразделения поддержки их штаб-квартиры (HMSU) остановили несколько автомобилей в Восточном Белфасте и очень быстро уложили на пол большое количество боевиков БСО.
Подобная взаимовыручка была утрачена нашим 'другом' Алеком. Люди из Особого отдела, подобные ему, не рассматривали это как улицу с двусторонним движением. Если его лично это не касалось, он, несомненно, предоставил бы террористам полную свободу действий, чтобы они поступали со мной и Тревором так, как им заблагорассудится. Алек был верен только себе. Он был послушен начальству своего Специального отдела только тогда, когда это его устраивало.
Вся наша полиция и ее способность проводить расследования были ограничены правилами, должным образом принятыми для защиты всех информаторов. Это гарантировало, что Специальный отдел имело полный контроль над тем, кто был арестован и когда они были арестованы, а также над тем, какие обыски проводились и когда они проводились.
Разрешение полиции в форме или сотрудникам уголовного розыска на арест подозреваемых террористов или преступников или на обыск помещений (включая пустыри) должно было быть выдано Специальным отделом. В таком разрешении может быть отказано или намеренно задержано Специальным подразделением незамедлительно и, безусловно, без вопросов. Были веские и очень веские причины для наделения Специального отдела такими полномочиями в первую очередь, но часто в надлежащем разрешении отказывали по совершенно неправильным причинам. Для того, например, чтобы дать возможность Специальному отделу вывести свои источники из-под контроля до того, как с ними можно будет справиться с помощью совершенно законных операций уголовного розыска, которые, в конце концов, проводились в наилучших интересах общественности. Этот аспект полномочий Специального отдела был открыт для злоупотреблений, и, к сожалению, офицеры, подобные Алеку, часто злоупотребляли им.
Алек был настолько ослеплен своей ненавистью ко мне, что его совершенно не заботил тот факт, что я также был мужем и отцом. Его профессиональная ревность ко мне, которую я никогда не понимал, привела к тому, что я полностью разошелся с ним и такими людьми, как он, в Специальном отделе. Это также отдало меня в его власть. Он имел дело с несколькими очень жестокими террористами, которые без колебаний убили бы меня, если бы он указал им в мою сторону. Моя репутация была такова, что не потребовалось бы многого, чтобы спровоцировать нападение таких террористов. Алек знал это и часто угрожал выдать меня своим террористическим источникам: по сути, угрожал смертью. Мои собственные сотрудники уголовного розыска сделали то же самое в 1975 году. Мне повезло, что я выжил в тот раз. Позже мне предстояло выяснить, что на самом деле не было таких глубин, до которых Алек не опустился бы, чтобы убрать меня со сцены.
Однако постоянный бубнеж агента Алека в ДСО 'Зета' о том, что Томми является информатором, стал пропускаться мимо ушей. Вскоре единственным человеком, который его слушал, был сам наш друг Томми, который по своим дням во Временной ИРА знал, что даже малейшее подозрение в том, что ты стукач, часто было достаточной причиной для того, чтобы тебя убили. Именно по этой причине Томми находился во власти постоянного беспокойства.
Я помню, как Томми связался со мной примерно через пять или шесть месяцев после того, как его приняли обратно в ряды ДСО. Он попросил меня больше не связываться с ним до дальнейшего уведомления. Такое развитие событий меня не удивило: часто источник пугался и таким образом просил места. Когда я спросил его, сколько времени ему нужно, он умолял меня никогда больше не связываться с ним по телефону и не звонить к нему домой. По его словам, он, конечно, не мог очень долго думать о встрече с нами лицом к лицу. 'Икс' предупредил Томми, что ДСО наблюдают за ним, и даже невинная встреча со мной или Тревором может стоить ему жизни. Я напомнил ему, что он был добровольцем, как и все остальные наши контакты. Что, в конце концов, именно он всегда связывался с нами. Я дал ему слово, что в следующий раз, когда мы поговорим, он будет тем, кто инициирует контакт. Более того, я посоветовал ему быть осторожным, потому что в окружении, в котором он вращался, не было никого, кому он мог бы доверять. Должно было пройти много времени, прежде чем он снова позвонил нам, но когда он это сделал, он снова был в страхе за свою жизнь со стороны своей группы из ДСО...
Была среда, 2 апреля 1997 года, когда мы получили срочный телефонный звонок от Томми. Он сказал, что ему грозила опасность быть застреленным ДСО, и он хотел 'уйти'. По его просьбе мы с Тревором немедленно отправились к нему домой. Он был чрезвычайно взволнован, говоря о предполагаемом взрыве бомбы ДСО в офисе 'Шинн Фейн' в Монагане, Республика Ирландия. Он объяснил нам, что в последний момент ДСО сообщили ему, что машина, которую они намеревались использовать при этом взрыве, была нужна для какой-то другой работы. Впоследствии они проинструктировали его нанять автомобиль на свое имя или использовать его собственный автомобиль для установки бомбы. Параноик он или нет, но Томми считал, что слишком много людей из ДСО знали о заговоре, чтобы информация не достигла ушей уголовного розыска или Специального отдела. Слишком много младших членов ДСО поздравляли его за несколько недель до того, как должна была быть заложена бомба. Он вызвал своего лучшего друга 'Икса' и спросил его, что происходит, но 'Икс' заверил его, что информация держится в секрете. Томми пожаловался 'Иксу', что другие добровольцы ДСО, которым не нужно было знать об операции, очевидно, уже знали об этом, что так много людей знали о предполагаемом взрыве, что более чем вероятно, что полиция тоже была в курсе этого. Он напомнил 'Иксу' о маленьком блок-посте патрульных 'Гарды' (полиция Ирландской Республики, прим. перев.), с которым они столкнулись во время одной из своих фиктивных пробежек. 'Чистое совпадение', — возразил 'Икс'. Томми сказал, что он заметил холодность в отношениях с 'Иксом' и что в последние недели он заметил, что 'Икс' был с ним отчужден. Он опасался, что ДСО пытаются подставить его. Затем он рассказал нам о своих визитах с 'Иксом' в бар 'Рэкс' на Шенкилл-роуд, где им выдали большое количество 'Пауэргеля', совсем нового взрывчатого вещества, поступившего в арсенал ДСО в то время. Эдди Сэйерс, высокопоставленный член ДСО Шенкилля, болтал и смеялся с ними, когда они загружали взрывчатку в свой белый фургон. Взрывчатое вещество само по себе было безвредным и инертным, но ДСО теперь приобрело несколько детонаторов. Томми знал, что ДСО работали усерднее, чем когда-либо, над усилением своих возможностей по взрывчатке, даже во время прекращения огня.
