Мими-мумия

— Идём, — махнув ей рукой, отметила, как она настороженно глянула на отчётливо различимую в свете фонарей тьму и испуганно сглотнула. — И без глупостей, детка, моя тьма этого не любит.

До гостиницы мы дошли довольно быстро, она находилась на соседней улице. Осмелела кстати Кларисса достаточно быстро, уже у гостиницы с любопытством уточнив:

— А ты давно жрица?

— Давно, — не собираясь вступать с малолетней преступницей в дружеский диалог, потому что это моментально разрушило бы образ "злой тётки", я ограничилась суровым взглядом. — В каком номере вы остановились?

— Триста седьмой, — буркнув, златовласка прищурилась. — А ты сама умерла или тебя убили?

Её вообще воспитывали или нет?!

— Леди, вас это не касается, — суровости мне, судя по всему, уже не хватало, так что я вновь полыхнула тьмой, добавив её и во взгляд, который моментально стал безжизненным и потусторонним. — Вперед!

Взвизгнув, но скорее всего испугавшись не меня, а моей подавляющей всё живое ауры, девчушка метнулась к дверям и едва не снесла их с петель, лишь в последний момент распахнув их внутрь. Хорошо бежит...

Чинно зайдя следом, приглушила сияние ауры и учтиво кивнула переполошившемуся портье.

— Доброй ночи, милейший. Подскажите, пожалуйста, в вашей гостинице остановился Варфрам-баши?

— Да, это так.

— А девочка, сейчас побежавшая наверх...

— Его дочь, леди, — молодой и идеально вымуштрованный чернявенький ракшас-портье наверняка был так любезен только потому, что мой медальон жрицы лежал поверх рубашки и загадочно поблескивал в свете многочисленных, но чуть приглушенных светильников. — Номер триста семь и триста восемь.

— Благодарю.

Наверх я поднималась неторопливо. Варианта два: либо девчонка уже разбудила отца и наябедничала на всю такую страшную и злую меня, либо уже под одеялом и изображает порядочную леди, которая будет всё отрицать.

Проблема в том, что жрицы никогда не выносят ложных обвинений. Тьма свидетель.

Естественно не моя проблема, её.

До третьего этажа я добралась без проблем и, озадачившись лишь на мгновение, какой именно номер мне нужен, старательно принюхалась. Хм-м-м... А детка-то решила выбрать вариант номер два.

Без стука распахнув дверь, которая пахла именно ею, прошла внутрь и сразу направилась в спальню, идя по чёткому свежему следу. Номер был довольно просторен и состоял из трёх помещений: гостиной, спальни и личной ванной комнаты. Впору позавидовать.

Девчонка нашлась в ванной...

— И что это мы тут делаем? — опершись плечом об косяк, я сложила руки на груди и недовольно стеганула воздух хвостом. Судя по тому, как перед ней лежала тетрадка с выдранными листами, а рядом блюдо с кучкой пепла, юная авантюристка занималась ликвидацией компромата.

— Опять ты! — взвизгнув, Кларисса зло зарычала. — Ты всё равно ничего не докажешь!

— Конечно-конечно... — презрительно процедив, потому что эта глупая выскочка уже начала мне надоедать, я позволила тьме свиться в жгут и спеленать девчонку в истерично мычащую куколку. — Да, детка, да. За свои поступки необходимо отвечать. Идём, познакомишь меня с папочкой.

Вернувшись в коридор, при этом неся пленницу перед собой на весу, но одной тьмой, я вежливо постучала во вторую дверь.

Подождала.

Постучала ещё, громче.

Прислушалась...

Затем стукнула так, что меня не услышал лишь мёртвый.

— Да что за... — дверь распахнулась неожиданно, и ещё большей неожиданностью стал для меня тот факт, что папочкой Клариссы оказался тот самый блондин с прибывшего сегодня корабля. По случаю ночи одетый в халат, но я всё рано его узнала.

Пока мы удивленно рассматривали друг друга, из спальни донёсся капризный женский голос:

— Ко-о-отик, кто там?

Спеленатая Кларисса почему-то гневно зарычала и задёргалась. Мужчина перевёл взгляд на неё... Удивлённо расширил глаза, а потом снова резко глянул на меня. Вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь и махнул в сторону номера дочери. И всё это молча.

Как всё загадочно.

Хорошо, поговорим там, мне без разницы.

Глава 19

— Леди, не могли бы вы отпустить мою дочь, — первым делом плотно прикрыв дверь гостиной, мужчина нервно улыбнулся, при этом бросив раздраженный взгляд на девчонку, которая всё это время вырывалась и яростно сверкала на него своими изумрудными глазёнками.

— Боюсь, она начнет кричать. Не люблю, когда кричат. Да и время позднее, не хочу переполошить постояльцев, — без труда выдержав его испытующий взгляд, я фальшиво улыбнулась. — Но если юная леди даст слово вести себя, как леди, а не как пацанка подзаборная...

С этими словами я глянула на ракшасу и уже в свой адрес заработала гневное мычание и наверняка многочисленные проклятия.

Мужчина тоже прекрасно понял, чем обернётся освобождение дочери, так что глубоко вздохнул и тяжело опустился на диван. Устало потер лоб ладонями и покачал головой. Да, ситуация не из приятных и, судя по его вздоху, он уже понимал, с какой вестью я могла прийти. Наверняка это уже не первая выходка юной Клариссы, да и мой статус играл не последнюю роль.

— Варфрам-баши, понимаю вашу озадаченность, но давайте мы перейдем непосредственно к делу.

— Да, конечно, — резко выдохнув, мужчина поднял голову и сосредоточенно кивнул. — Что она натворила на этот раз?

— Ваша дочь провела призыв гуля. Я обнаружила их неподалеку, гуль вылез из канализации в переулке. Думаю, вы знакомы с законодательством нашей страны и мне нет нужды озвучивать наказание, положенное за подобное деяние.

— Да... — резко побледнев, что стало заметно прежде всего по его розовому носу, мужчина недоверчиво глянул на притихшую дочь. — Лари... С ума сошла?! Где ты вообще взяла этот призыв?!

— То есть вы уверены, что раньше подобным она не занималась? — прекрасно понимая внутренние метания отца, я тоже не хотела смерти девчонке, которой элементарно не хватало ума осознать последствия своей выходки, но в случае отрицательного ответа жалеть её не собиралась.

Не имела права.

— Я... я не знаю. Понимаете, после гибели её матери она стала неуправляема... — начав глухо бормотать, мужчина был сам не свой. Казалось ещё немного и он элементарно разрыдается.

Думаю, он как никто иной понимал, что жизнь дочери буквально висела на волоске.

— Когда это произошло?

— Четыре оборота назад.

Четыре оборота? Интересно... Вообще-то за четыре оборота невозможно стать матёрой преступницей. Хотя...

— Давно в ней пробудилась Сила?

— В пять циклов. Это наследственное. Её прапрабабка когда-то служила Иссене-карающей... — пытаясь взять себя в руки, ракшас сделал попытку улыбнуться, но она с треском провалилась — эту гримасу можно было назвать чем угодно, но не улыбкой.

Я же замерла. Прапра? Точно?

— Как её звали?

— Кого? — недоумённо сморгнув, Варфрам-баши нахмурился.

— Вашу родственницу, которая служила Иссене-карающей, — уточнив, я терпеливо ждала ответа.

И дождалась.

— Её звали Мимилисса.

Подспудно ожидая услышать именно это имя, когда оно прозвучало, я замерла. Прикрыла глаза, проверяя слух... Нет, всё верно. Бабулю назвали в честь той самой Мимилиссы, которая когда-то давно отслужила Иссене-карющей. Меня в свою очередь назвали в честь уже моей бабули, такова была традиция...

И что это значит? Вот эта... эта девочка мне кто?

— Уточните, пожалуйста, Мимилисса вам кем приходится?

— Простите? — удивлённо сморгнув, мужчина пребывал в растерянности.

— Прапрабабушка? И кому? Вам?

— Нет... — озадаченно протянув, ракшас задумался, а потом уверенно кивнул. — Жрица приходилась прапрабабушкой моей почившей супруге.

Значит, племянница. Да-а-а...

Не скажу, что рада. Как-то иначе я представляла себе своих родственников. Не такими невоспитанными уж точно. Моя продолжительная задумчивость весьма нервировала как притихшую девчонку, так и её отца, но говорить что-либо я не торопилась. Вместо этого я тщательно припоминала наше законодательство.

Очень многое зависело от того, каким именно способом эта маленькая поганка, являющаяся моей родственницей (Иссена, за что?!), призвала гуля. Если она воспользовалась обычным призывом, то это одно, а если полноценным некромантским обрядом, это совсем иное. Так, надо глянуть, что она там навыдирала в тетради.

— Я оставлю вас ненадолго, необходимо кое-что уточнить, — понимая, что проще проверить тетради, чем допрашивать Клариссу, я аккуратно уложила малолетнюю преступницу на пол, не став снимать путы и под пристальным и недоуменным взглядом её отца направилась в ванную комнату.

Осмотр тетради, точнее её останков занял не так много времени. Я пролистала первые страницы, оказавшиеся началом девичьего дневника, задержалась на тех, где упоминалось о смерти мамы и что она хотела последовать за ней, затем было несколько строк о том, что папа ничего не понимает... но она им всем покажет. Остальное было выдрано и уничтожено. Понятно.

Значит, девочку воспитывала мама, а папа фактически занялся ребенком тогда, когда не стало мамы. И судя по всему, он ею занялся поскольку постольку.

Я, конечно, могла ошибаться, но всё указывало именно на это.

Обнюхав пепел вдоль и поперек, не погнушалась попробовать его на вкус и скривилась. Вкус был не ахти. Но слава Иссене-милосердной, некромантии в нем не ощущалось. Значит, обычный тёмный ритуал.

И всё-таки интересно, где она его откопала?

В гостиную я зашла неслышно и застала тот момент, когда Варфрам-баши нервно расхаживал по комнате, попутно отчитывая неразумную дочь и доводя до её сведения, что если я найду в её действиях хоть каплю некромантии, то...

В этот момент мужчина обернулся и, увидев меня, замер на полуслове. Опустил уже занесенную ногу, напрягся...

— Мне необходимо сопроводить вашу дочь в храм Иссены-милосердной, именно она решит её судьбу. В её тетради были записи призывов разнообразных потусторонних тварей, мне необходимо убедиться, что в ребёнке нет тьмы.

Я не лукавила. Если бы призыв проводил взрослый, было бы намного проще — я бы напустила на него свою тьму и уже та вскрыла бы все его пороки. Проводить подобное с детьми запрещала сама Иссена, беря эту обязанность на себя, точнее на свою милосердную составляющую.

— Сейчас? — у мужчины пропал голос, и ему пришлось прокашляться. — Прямо сейчас?

— К сожалению, нет. По ночам Иссена занимается иными делами, — намекнув на тёмную половину богини, я перевела взгляд на девчонку, которая всё это время лежала безмолвно, лишь ушки иногда нервно подрагивали, да в глазёнках уже скопились слезинки.

Наверняка из-за отцовского выговора.

Но это не снимало с неё вины.

— Я подойду завтра на рассвете. Надеюсь на ваше благоразумие. Думаю, вы понимаете, что в случае, если завтра я не обнаружу вашу дочь в комнате, разговор будет уже иным, — не став задерживаться дольше необходимого, я сняла с Клариссы путы и вышла, оставив родственников наедине.

Естественно я не собиралась доверять им, да и времени до рассвета не так уж и много оставалось. Подумаешь, проведу остаток ночи на крыше напротив...

Нет, только подумать! Эта сопля невоспитанная моя племянница! Какой ужас!

Настроение было подпорчено не самым приятным знакомством, но я понимала, что это жизнь и наверняка (наверняка!) наводка богини.

Но зачем? Урок? Кому? Не уверена, что мне нужны такие уроки и уж тем более сомневаюсь, что мне нужны такие родственники. Права была бабуля... права.

Напротив гостиницы располагался парк, так что пришлось обустраиваться не на крыше, а на дереве. Но и это не беда — прежде чем устроиться среди его ветвей, я обошла гостиницу кругом, оставив на её стенах несколько маяков, если вдруг Кларисса окончательно растеряет здравый смысл и решится на побег. Ну или если Варфрам-баши будет настолько глуп, что попытается вывезти дочь из города вопреки моему предупреждению.

Дерево оказалось очень высоким и крепким, так что я взобралась на максимальную высоту и уже оттуда, удобно устроившись на ветке, занялась наблюдением за неторопливым движением звёзд.

Звёзды... сколько их было на небе? Тысячи? Миллионы? Миллиарды? А может ещё больше? Не знаю, считать было бесполезно... Они были такими далёкими и холодными, но одновременно с этим такими близкими и горячими.

Когда я была маленькая, бабуля говорила, что звёзды — это души наших родных, которые умерли, закончив свой путь здесь. Когда я подросла, то узнала, что на самом деле это огромные пылающие светила, как наше солнце, но всё равно не перестала верить, что каждая звезда — это чья-то душа. Красная, синяя, желтая... Большая или маленькая. Наверняка каждая душа выбирала себе подходящую звезду и просто поселялась внутри неё, озаряя своим загадочным светом ночную тьму.

Я предпочитала верить в это. В то, что души моих родных живут на звёздах и иногда присматривают за мной. Поддерживают, радуются... одобряют.

Как мне поступить сейчас, чтобы им не было за меня стыдно?

Жрицы не имеют права на жалость и сомнения. У них есть долг и они обязаны ему следовать.

Но почему сейчас, когда уже близится утро и первые солнечные лучи робко окрашивают самые высокие крыши в золотистый цвет, я сомневаюсь? Почему сейчас я принимаю сторону этой девочки и как никто другой понимаю её поведение? Не оправдываю, но понимаю. Мамы больше нет, у отца другая... и кажется, что ты больше никому не нужна. И единственная возможность обратить на себя хоть какое-то внимание — сделать что-нибудь эдакое, из ряда вон выходящее.

Как всё сложно.

Зажмурившись, мотнула головой.

Нет, нельзя.

Я должна быть уверена в своей правоте, потому что я жрица. Знаю, Иссена будет к ней милостива.

Я в этом уверена.

Спрыгнув с дерева, отряхнулась и твердым шагом направилась к гостинице. Пора.

Портье за стойкой был тем же самым и я, приветливо ему кивнув, без лишних слов отправилась наверх, в номер триста восемь. Там меня уже ждали — облачившийся в ту же, что и вчера одежду, но судя по красным глазам, не спавший всю ночь отец и сонная, но уже одевающаяся в нормальное платье Кларисса. Ночью сия леди щеголяла в штанах и курточке, и сейчас, когда она наконец вышла из спальни в скромном зеленом платье с симпатичными оборочками по подолу, никто бы не признал в ней ту забияку, которой она была ночью.

Не знаю, какие разговоры у них состоялись и состоялись ли вообще, но сейчас Кларисса была сама скромность и послушание. Тихо и вежливо поприветствовала, попросила прощения за свои дерзкие слова, сказанные ночью, а затем и вовсе потупилась, ожидая моего решения.

Хотела бы порадоваться, но не стала — девчонка не раскаивалась, и говорила всё это только потому, что наверняка таков был приказ её отца.

Сейчас, глянув на его бесстрастное лицо, я могла сказать лишь одно — суровый и решительный воин. Ни страха, ни сомнения, ни единого намека на малодушие. Такой воин смирится с решением богини, каким бы оно ни было.

Что ж, радует.

— Идёмте.

Храм Иссены-милостивой располагался по другую сторону рынка, так что нам пришлось дать хороший крюк, дабы обойти все многочисленные повозки, которые нескончаемой волной стремились на ярмарочную площадь. А ведь сегодня открытие ярмарки! Бездна! И к напарнику я обещала заглянуть... Так, надо побыстрее разделаться с этим делом, не стоит нарушать данное слово даже в мелочах. Его ведь ещё покормить надо, да осмотреть, если вдруг что не так.