Ночные тени. Книга 1

— Тогда позвольте мне быть тем неучтённым событием, что поможет вам хоть немного её развеять, — сделав несколько глотков прохладной воды, я улыбнулся, извиняясь. — Однако, кажется, я прервал ваш послеполуденный отдых, появившись так неожиданно.

— Пустое, — худое лицо растянулось в улыбке, собрав крупные складки возле губ и совершенно преобразившись в благодушное и простецкое. — Учитывая, что вы писали мне о том, что можете появиться в городе примерно в это время, всё не так уж и неожиданно. К тому же ваша репутация...

— М? — я отставил стакан, делая самое невинное лицо из всех возможных. — Неужели моя репутация заслуживает внимания даже в этих краях?

— Мы, конечно, несколько провинциальны, — улыбка стала ещё шире, — но не до такой же степени. Не принимайте мои слова близко к сердцу, господин Сен-Гильерн — вы известны только лишь в узких кругах. Если можно, каламбур — вы пользуетесь широкой известностью в узких кругах. Как ректор я обязан быть в курсе событий в мире науки и искусства — иначе как смогу держать марку? И ваши сборники уже успели привлечь внимание некоторых филологов.

— Благодарю за лестную оценку, — Чарльз Легрой явно рассчитывал на беседу, и, кажется, заинтересовался мною. — Тогда вы догадываетесь, что побудило меня пренебречь жарой и нанести вам столь неожиданный визит?

— Надеюсь, мои догадки окажутся верными... — он не успел договорить — стеклянные двери открылись и на веранду вошли три дамы. Одна, судя по возрасту, была хозяйкой дома, а две тоненькие девушки в лёгких белых платьях с открытыми плечиками — её дочерьми. Я встал, раскланиваясь со всеми по очереди и слегка касаясь губами тоненькой кожи протянутых мне ручек. Все трое темноволосые, с лёгкой рыжиной, придающей уложенным в простые прически волосам благородную глубину и теплоту. Круглое лицо Джейн Легрой, как представил ректор свою жену, выглядело весёлым и добрым, а их дочери Кассандра и Джессика соединяли это благодушие с изысканной тончавостью отца. Девушки походили друг на друга как две капли воды — но у одной в серёжках застыли голубоватые жемчужины, а у другой с розовым блеском. Им казалось не больше шестнадцати — уже можно влюбляться, но ещё нельзя об этом говорить. Когда все, наконец, расселись, мы с Чарльзом смогли продолжить беседу.

Кассандра и Джессика, сев рядышком, перешёптывались украдкой, мило улыбаясь. Джейн Легрой следила за ними краем глаза — видимо, ещё не отвыкла от мысли о том, что её дочери являются детьми, причем довольно шустрыми. Нет уж, Эдварда Стоуна с меня хватило. После завершения извинений на тему того, что приходить без приглашения невежливо, воспитанные с классической терпимостью хозяева списали всё на моё довольно-таки южное происхождение, и оттого простительное поведение. Девушки, которых скорее можно было назвать ещё девочками, смущались, и взяли по яблоку, малюсенькими кусочками — не дай боже подавиться или брызнуть соком, откусывая от глянцевых боков.

— И, возвращаясь к вашим догадкам... — я принял из рук миссис Легрой уже третий стакан с водой, видимо, меня собирались упоить до такого состояния, когда уже нельзя подняться на ноги и уйти. Вот оно, навеянное скукой коварное деяние по задержанию гостей! Чарльз, желая составить мне компанию, тоже взялся за воду. — Если мыслить логически, можно прийти к выводам, что вы пришли ко мне с целью не только нанести визит, в сущности, незнакомому человеку, а заручиться его рекомендацией или чем-то ещё.

— Ваша проницательность делает вам честь, — несколько глотков холодной змеёй скользнули вниз по пищеводу, изнутри выставляя барьер медленно заполняющей весь мир жаре. — Я нанес вам визит, ещё не зная, что мои глаза будут созерцать прекрасные цветы... — Я многозначительно и при том максимально целомудренно покосился на слегка зардевшихся близняшек. — С самой обыденной целью — попросить вас дать мне доступ к университетской библиотеке. Возможно, я обнаружу жемчужины, с помощью которых смогу создать что-то достаточно выверенное и интересное.

— Возможно — наша библиотека пользуется заслуженным уважением не только из-за разнообразия современных изданий, но и благодаря своей длинной истории, — ректор стал походить на пса породы эрдельтерьер, рассуждающего о любимых своих мозговых косточках. — Её архивы ведут начало ещё с эпохи закладки здешнего монастыря бенедиктинцев. Нельзя, конечно, сказать, что всё сохранилось идеально — наши архивариусы до сих пор находят не внесённые в список документы, и неизвестно, не затерялось ли что, или, того хуже, испорчено, — как человек науки, Чарльз Легрой постарался быть беспристрастным, хотя пальцы, возбужденно пляшущие на покрытых испариной стенках стакана, выдавали его. — И всё же, наша коллекция впечатляет. Не сомневаюсь, что вы сможете найти здесь что-то занятное.

— Не преуменьшайте, — откинувшись на спинку плетёного кресла, я доверительно улыбнулся. — Надеюсь, вы простите то, что я скрыл уже известные мне лестные о ней рецензии. Причём давал их человек, увлечённый своим делом и непредвзято оценивающий соперников.

— Может, раскроете секрет, кто? — как бы он ни пытался не показывать это, интерес был неподдельным, словно у коллекционера, который справляется между делом у своего знакомого, не встречал ли он кого-нибудь, чья коллекция лучше.

— Я спрашивал Донахью Стоуна, — сделав паузу, я быстро оценил гамму чувств, появившуюся на лицах семейства Легрой. Вопреки опасениям, миссис Легрой в обморок не упала, а хозяин дома не схватил меня за шиворот, чтобы выбросить за порог своего дома. Видимо, члены "Общества Духов" на людях вели себя иначе. Чарльз выразил лёгкое вежливое одобрение, Джейн осталась равнодушна, а Кассандра и Джессика быстренько переглянулись, обменявшись лёгкими улыбками. — И мистер Стоун тут же начал разговор с того, что с помощью здешней библиотеки узнал об особенностях оснастки старинных судов. Этот вопрос он посчитал поначалу, достойным того, чтобы обратиться с ним в Королевское научное общество.

Раз уж Донахью никого здесь не шокировал, можно пользоваться в разговоре и его именем. Лёгкий ветер спугнул кружащую над арбузом крапивницу, забрался под воротник рубашки и прошелся по всей веранде. Он пах далёкой озёрной гладью.

— Донахью — это ведь тот молодой человек, которого мы видели вместе с бароном Ронабери? — Джейн, сев рядом с мужем, перебирала, словно бы рассеянно, кисти на шёлковой белой шали.

— Да, дорогая. Донахью Стоун племянник Арктура Стоуна, — Чарльз положил свою ладонь на руку жены. Видимо, в этой паре таились и в самом деле, пусть не кажущиеся пылкими, но глубокие чувства. — Помнишь баронессу Ронабери? Она тебе ещё так понравилась.

— Конечно, миссис Стоун невероятно приятный человек, — Джейн ласково улыбнулась мужу. — Я бы хотела, чтобы Кассандра и Джессика хоть немного на неё походили.

— Донахью Стоун многократно посещал библиотеку — он заядлый яхтсмен, хотя и не принимает участия в гонках и соревнованиях. По его философии, подобное времяпрепровождение не дает, как он выразился, "почувствовать дух моря и песню снастей корабля". А ещё он пишет стихи.

— Про море? — в субботу я слышал Аделаиду, Элайза и Энтони пели что-то популярное под аккомпанемент Эвы, а до стихов Донахью и я сам, попав в опасную близость сильного оберега, оказавшегося где-то у Навь, не добрался, а Донахью не удосужился гостей со своим творчеством ознакомить.

— Да. Уважаю его строй мыслей. Суметь противопоставить своё мнение большинству, чётко его аргументируя и не прибегая к оправданиям, в его возрасте — довольно серьёзное доказательство обладания глубокой личностью.

— Полностью с вами согласен — мне он тоже показался интересным собеседником, — в этом я не погрешил. Несмотря на свои многочисленные мозговые коллапсы и ещё детскую восторженность, он обладал и умением слушать, и весьма живым умом.

— Однако же я слышал, что и о вас отзываются подобным образом, и, по словам Жака Эскарго — моего друга в Тулузе, вы слывёте молодым человеком, проявляющим не по годам прозорливый ум, — мне стало интересно, какие ещё слухи дошли так далеко — амплуа молодого гуляки, историка и, возможно, драчуна? Или же они видели в слухах только парадную сторону моей медали?

— Эвелина упоминала, что вы пишете стихи. Кажется, вы с миссис Стоун знакомы довольно давно? — миссис Легрой убирала в сторону спутанные ветром тонкие занавесочки.

— Точно, увы, не вспомню, но встретились мы в Париже — миссис Стоун и я случайно оказались в одном поэтическом салоне. Нам понравился один и тот же стих, и за его обсуждением произошло наше знакомство. Мы состоим в литературной переписке, поскольку я постоянно нахожусь в разъездах — и моё появление в этом городе позволило нанести визит семейству Стоунов.

— Однако, вы явно не ставите это единственной целью. Наша библиотека привлекает вас, как я вижу, в не меньшей степени.

— Вы правы.

— Отец, может, вы расскажете господину Сен-Гильерну историю библиотеки? — Кассандра, у которой жемчуг в ушах отсвечивал голубоватым, явно знала слабые струнки своего отца, и желала привлечь его внимание к этой теме. Возможно, хотела произвести впечатление — обе девушки смущались, и тихо, как мышки, сидели в креслах, блестя глазками и иногда быстро улыбаясь или шепча что-то друг другу.

— С чего бы мне начать... — Легрой сделал задумчивое лицо, чуть покачивая головой. — Несомненно, вы знаете, хотя бы приблизительно, историю Гатри.

— Некоторые труды, касающиеся этой темы, мне уже знакомы, — не говорить же ему, что я некогда и сам вписал в эту историю несколько, и по сей день, загадочных страниц, породив немалое количество легенд и сказок.

— В таком случае остановимся на истории библиотеки. Сперва на месте всех строений нашего университета, в сохранившихся и по сей день в вызывающем уважение состоянии постройках, находился монастырский комплекс. Не доминиканский, к величайшему счастью жителей города.

— Минориты? — я тщательно придал лицу выражение ожидания — как и приличествует историку, проверяющему достоверность своей памяти.

— Да, последователи Франциска Ассизского. Монастырь, несмотря на их обеты бедности, процветал. А к наукам они традиционно питали страсть — у них хранились и копии, и даже оригиналы многих в ту пору запрещённых книг. Во время религиозных смут 1590-х годов — они являлись локальными, но, как вы помните, весьма жестокими, часть книг сожгли. Невероятная потеря, и виновным в этом нет оправдания перед потомками, как и Герострату. Часть же, по легендам, спрятали несколько монахов, но где? Крепость давно исследована, все старые здания тоже, в постройках, относящихся к более поздней эпохе, искать уже несколько абсурдно.

Как бы ни были интересны для историков эти документы, вряд ли в нашем городе существуют некие Хранители, как те, что сохраняют знания древних египтян. Бытовали ещё версии, что книги могли спрятать в окрестностях Гатри — но древние капища, пригодные для этого, есть только в лесах за Терновкой, к востоку от города. Увы, и эта версия, даже если она верна, только ухудшает дело — в 1670-х годах леса страшно горели, и все схроны, если они и существовали, наверняка уничтожены.

— Но ведь крепость велика, неужели все её части оказались исследованными? Вдруг в каком-нибудь тайнике...

— Увы, но это и в самом деле так. Крепостные сооружения осматривались многократно — под монастырём обнаружили небольшие катакомбы — но в них нашли только остатки зерна и нескольких колодцев. Монастырь был готов к осаде. Потайных ходов не нашли — возможно, грунтовые воды в ту пору стояли высоко. Раньше, до семнадцатого века, озера Поющих Камней не существовало, и, скорее всего, высокий уровень подземных вод делал невозможным строительство глубоких коммуникаций. После какого-то события — предположительно, обрушений подмытых пещер или сотрясений почвы — увы, я не геолог, воды вышли на поверхность, образовав озеро. Оно удачно объединилось с речной системой Терновки, и уровень подземных вод значительно упал.

Конечно, вы возразите, что монастырь находится в области старого города, в комплексе за стенами на холме, а всё остальное плавно уходит к Низине примерно в том же направлении, что и озеро. Но, вероятно, тогда вода стояла высоко и под холмом. Других входов мы не нашли — к тому же пара туннелей под самыми старыми в крепости Закатными башнями оказалась настолько ветхой, что исследователи, во избежание трагедии, вынуждены были отступить. Потолок плавно обрушался прямо на их глазах. Мой отец — Бенджамен Легрой, входил в состав той исследовательской партии. Они проверили все доступные им на тот день материалы, и выяснили, что эти тоннели — остатки старой системы отступления из двух донжонов.

— Двух? Интересно, сдвоенные башни-донжоны — это оригинальное решение.

— Не слишком, впрочем, удачное. Строители крепости сделали два пути отхода — их план нашли. Они оказались "затоплены водами высокими и оставлены за ненужием". Так что и этот вариант для сокрытия некоторых книг из старой монастырской библиотеки нежизнеспособен.

Однако, вернёмся к нашей библиотеке. Хоть и понёсшая тяжёлый урон, она во всё ещё многочисленном составе отошла вместе с миноритскими постройками к созданному сразу же после уничтожения монастырской обители университету. С тех пор она ещё один раз горела в середине восемнадцатого века, но книги успели вынести. Собрание пополнялось — и не только необходимыми для обучения трудами, но и самыми разнообразными документами, представляющими сейчас неоспоримую ценность для деятелей различных наук.

— А где ещё в Гатри можно найти достойные внимания собрания книг или иных документов? — я вытащил из портфеля листочек и ручку. — Не сомневаюсь, в библиотеке мне удастся найти немало интересного, но не стоит пренебрегать иными источниками. Возможно, частные собрания, коллекции библиофилов или записи в официальных учреждениях? Никогда заранее неизвестно, где ожидает находка, достойная того, чтобы её вновь увидел свет.

— А, дайте подумать... — ректор переборол в себе гордость за родные пенаты и в самом деле честно попытался вспомнить интересующие меня сведения. — Конечно, библиотека стоит на первом месте... И по собранию, и по качеству — у нас живут специально обученные кошки и даже несколько сипух, чтобы грызунам не имелось доступа в хранилища.

У Генри Спиннета недурственная библиотека, но он никого не пускает в свою святая святых, и даже самая высокая репутация не позволит быть его гостем, если он сам того не желает.

Питер Фельт — унаследовал от отца порядка шестисот книг, но, кажется, большую часть уже распродал — в основном, нам. Однако ядро — издания пятнадцатого века и три рукописных фолианта, он никому не уступает и даже не показывает. Видимо, решил сбросить "лишний вес" и реформировать собрание — он даже успел купить на аукционе в имении Сенвизов "Утопию" Томаса Мора довольно почтенного возраста. Мы с ним сейчас конкуренты даже, — немного грустно продолжил Чарльз. — Не понимаю, для чего собирать редкостные книги, и никому не давать к ним доступа. Эта британская твердолобость нас когда-нибудь не доведёт до добра. Словно собаки на сене они всем объявляют, что эпистолярный жанр может пополниться жемчужинами, написанными каким-нибудь выдающимся человеком их бабушке или дядюшке, а потом, когда жаждущие истины и новых сведений люди просят показать хоть краешек конверта, они ещё более самодовольно заявляют, что никому ничего не покажут. Потому что имеют право собственности, а сия переписка — их наследство, и потому все жаждущие бредут от ворот с камнем в протянутой руке вместо подаяния.