Бегущая по мирам

Из машины, где они сидели, вылез человек, но не тот огарок с недоразвитой головкой, что разговаривал с Ведьмой, а высокий, очень холеный светловолосый красавец в модном дорогом костюме. Такого только на обложку. У меня мелькнула мысль, что это Ведьма превратила того обмылка в супермена, но он вылез из машины вслед за красавцем. Я насторожилась...

К ним подъехала яркая спортивная машина. Оттуда показался какой-то тип — по виду мелкая шестерка — они о чем-то посовещались, и приехавший залез в машину к Ведьме вместе с микроцефалом, а Красавец вошел внутрь здания. Я посмотрела на вывеску — это было что-то вроде Дома стиля, только с более вычурным названием. Машина, где сидели мои подопечные, вдруг поехала и я уже было рванулась с места, кляня себя за то, что поставила свою развалину слишком далеко, но они переместились на другую сторону улицы и остановились. Я решила, что в случае чего успею дохромать до своей тачки и снова приклеилась к стулу.

— Что будем заказывать? — спросила подошедшая официантка.

Я выпила не меньше трех чашек, когда снова показался Красавец. С ним были две хорошенькие длинноногие девицы. Компания, смеясь и воркуя, направилась к спортивной машине. Я быстренько расплатилась и вышла. И вовремя: спортивная "кобылка" сорвалась с места, а вслед за ними и Ведьма сотоварищи.

Я видела, как в одном укромном местечке яркое пятно остановилось, и из другой машины, все это время ехавшей за ним вплотную, выскочили двое и забрались внутрь спортивной. Я притормозила далековато от них, чтобы они не заметили слежку, поэтому пришлось удовольствоваться самыми общими наблюдениями. Но и так было ясно, что девчонки — влипли... Если до этого я еще предполагала, что они, возможно, из этой же компании — "боевые" подруги, так сказать, то теперь мною овладели нехорошие предчувствия. Эти предчувствия только усилились, когда мы вылетели на загородное шоссе. Я надеялась, что их остановят на каком-нибудь контрольном посту, но остановили меня, в то время как преследуемые стрелой пролетели мимо. По счастью, у меня была с собой липовая ксива, добытая Очкариком, но все-таки я потеряла время, пока полицейские изучали эту фальшивку. С желтого щита около выкрашенной в белые и черные полосы будки на меня смотрел среди прочих изображений подозрительных личностей мой собственный портрет. Его вид меня успокоил: только человеку с богатой фантазией могло прийти в голову искать между нами сходство.

Когда же мне наконец позволили выехать на шоссе — оно было пустым на сколько глаз хватало. Я выжала из своей доходяги все, на что она была способна, но эта шайка как в воду канула. Сбоку замелькали красивые добротные домики, я завертела головой, предполагая, что разбойники могли свернуть куда-нибудь, и мне повезло : на окраине жилого массива я заметила большое трехэтажное здание, стоявшее чуть особняком. На площадке перед входом было несколько машин и среди них — моя спортивная знакомая; свернув и подъехав ближе, я узнала и вторую машину. А потом я почувствовала в груди легкий волнующий холодок: скромный придорожный щит у дороги гласил, что я приехала не куда-нибудь, а в знаменитую клинику доктора Реджа. Ту самую...

* * *

Поставив машину на стоянке, я не торопилась вылезать наружу, размышляя какой придумать предлог, чтобы проникнуть туда? И надо ли?..

Пока я раздумывала, подъехала еще одна машина. Из нее выплыло нечто невообразимое в умопомрачительных одеяниях. За собой это создание вытянуло целую связку маленьких откормленных псинок, все как одна больше смахивающих на сосиски, нежели на собак. Псинки тотчас принялись самым живейшим образом наперебой выражать негодование по поводу того, что их куда-то тащат, и плебейские голоса их совсем не соответствовали стоимости надетых на них ошейников. Хозяйка "сосисок" невозмутимо заколыхалась по направлению к входу, таща упирающихся брехушек за собой, — те буквально скребли когтями по асфальту, — а я, решившись, тоже вышла из машины и пристроилась к ним в кильватер — так, чтобы непосвященному казалось будто мы заодно.

Войдя в прохладный, отделанный мрамором, вестибюль, я проворно обрела суверенитет — мне еще и псинки удружили: очутившись в приличном месте, они подняли такой скандальный хай, усугубляемый внутренним эхом большого помещения, что привратнику и прочим стало не до меня, и я благополучно шмыгнула в один из боковых коридоров.

Стянув в одном из кабинетов белый халат и вдоволь побродив по владениям Реджа, я уже решила уходить, как вдруг в одном из тупиковых ответвлений очередного коридора приметила занимательного типа. Примечателен он был тем, что теперь на нем тоже был белый халат, однако, я видела его раньше, и тогда он носил в кобуре подмышкой большой пистолет — такой, какие обычно выдают полицейским.

Он не успел меня заметить, и я пронаблюдала из-за угла, как он отодвинул какую-то литографию, висевшую на стене, и абсолютно ровная, без единого шовчика, поверхность вдруг разъехалась, обнажив в своей толще внутренности лифта. Он вошел в кабину и стена за ним сомкнулась, как воды моря за Моисеем. Я видела двери лифтов по дороге и решила, что если этот так тщательно замаскировали, значит, на то есть причины. Поколебавшись, я отправилась вслед за ним, вяло надеясь, что мне не придется об этом пожалеть.

В кабине было только две кнопки — одна над другой — без каких-либо отличительных признаков. Наугад я нажала нижнюю и кабина дрогнула. Секунд через десять ее двери бесшумно открылись и предо мной предстал точно такой же коридор как и раньше — круглые матовые светильники на стенах, мраморная отделка, — только здесь не было окон, из чего я заключила, что, наверное, это подвальная часть здания.

Коридор уводил далеко влево и кончался темнотой. Справа была одна единственная дверь со стеклянным окошечком. Движимая любопытством, я подошла, чтобы заглянуть туда, и двери лифта у меня за спиной закрылись. Напрасно я пыталась отыскать способ вернуть их в прежнее положение: стена никак не реагировала на мое присутствие. Плюнув с горя, я заглянула в окошко.

Это был небольшой круглый зал, почти пустой. Там стоял пластиковый стол и такой же стул, а на столе большой монитор — я видела такие в психушке: их используют, чтобы незаметно наблюдать за больными. Вот мы сейчас и понаблюдаем...

Дверь была закрыта, но я выбила стекло, обмотав руку казенным халатом, и открыла замок изнутри. На меня вдруг нашло бесшабашное ощущение безнаказанности, уверенность, что со мной ничего не случится, а я всегда доверяю своим ощущениям — от них как-то больше толку, чем от моих мозгов, поэтому я вошла в эту комнатушку и включила монитор.

На экране появилось изображение маленькой операционной. На большом кресле, вроде тех, в которые дантисты усаживают свои жертвы, полулежала моя старая знакомая, а рядом, в другом таком же — одна из тех несчастных, что клюнула на удочку Красавца. Над ними колдовал человек в белом халате, но не тот, с помощью которого я обнаружила потайной лифт. Этот был небольшого роста, седой. Лицо его я не смогла рассмотреть, потому что он все время был ко мне спиной.

Между креслами были натянуты какие-то провода, я видела как этот человек что-то делал, склонившись над девушкой, потом, зажав что-то в пинцете, нагнулся над старухой. Обе его пациентки были вероятно под наркозом. Он провозился минут двадцать, потом сделал им обеим по уколу, — я чуть не подпрыгнула, увидев, что он взял перед этим ампулу из коробки с фирменным знаком "Фармы", только он не стал набирать жидкость сразу прямо из ампулы, а смешал ее с какой-то дрянью. Впрочем, то, что это была наша коробка еще ни о чем не говорило и ничегошеньки не проясняло. Во всяком случае, для меня. Если бы я хотя бы могла прочитать название...

Этот в белом халате куда-то вышел, а вместо него появился мелкоголовый и еще один. Они взяли девушку — та была без сознания — и утащили. Что же было потом со старухой я так и не узнала, потому что в дверь просунул голову уже знакомый мне красавчик.

— Ты что это тут делаешь, прелесть? — игриво осведомился он.

Ишь ты, очаровашка...

— Работаю, — нагло ответила я, сделав суровую мину, — и попрошу посторонних удалиться!

Вот тут я сделала промашку: любая нормальная баба, по идее, должна была отреагировать на появление эдакого шедевра совсем иначе, — ну, хотя бы просто поприветливее... Может, тогда бы он не заметил выбитого стекла.

Все произошло очень быстро: он вытащил оружие, а я успела схватить длинный и кривой, как ятаган кусок стекла. Выстрелил он или не успел я не помню... Помню, как по его лицу заструилась кровь — она бежала так стремительно и ее было так много... А у меня вдруг возникло ощущение, будто что-то подобное уже было. Он выронил свой пистолет, схватился за лицо и закричал, — без слов — как человек, падающий в пропасть... И кинулся к зеркалу. Это-то меня и спасло... Как бывает со мной в некоторых ситуациях, мой разум тотчас отключился, предоставив все инстинкту самосохранения: поэтому-то и лифт нашелся, нашелся и выход, и ключи от зажигания... Я даже сообразила помчаться не в город — вдруг они сообщат на дорожный пост — а совсем в другую сторону, и окольными путями, несколько раз перебираясь с одной автострады на другую, вернулась в заброшенный дом.

* * *

Вернувшись, я застала в наших развалинах странное действо.

Перед низеньким столиком на корточках сидел старый китаец с косичкой. На столике стояла плошка, наполненная темной жидкостью, от нее поднимался густой, невообразимо вонючий дым. Бормоча нараспев какую-то тарабарщину, китаец макал в плошку пучок длинных перьев и щедро разбрызгивал эту гадость во все стороны, — мне тоже досталось... Временами он вставал и принимался враскорячку прыгать по комнате, не забывая при этом бормотать и кропить своей дрянью все подряд. Словом, развлекался от всей души...

И это было бы забавно, если бы посередине комнаты, где проходило представление, не лежал Джем — бледный как мел, весь испещренный черными пятнами.

В углу сидел Очкарик, серьезный и сосредоточенный, а рядом с ним — незнакомый мне человек, маленький — почти карлик.

Когда почтенному потомку мандаринов поднадоело прыгать — пот тек с него градом — он намазал грудь больного густой синей кашицей и поджег ее. В наступающих сумерках заплясало маленькое голубое пламя, постепенно оно меняло свой цвет и, когда огненные языки стали багровыми, китаец поднес к огню что-то, болтавшееся на шнурке.

Это была давешняя фигурка. Она заверещала и стала уменьшаться, а он опускал ее все ниже. Когда фигурка почернела, он положил ее на горящую грудь больного, пламя полыхнуло ослепительно белым и фигурка исчезла. Китаец, приговаривая, закружился вокруг больного и стал размахивать руками, будто маня его к себе в объятья, и мы увидели как тело Джема медленно поднимается вверх.

По-моему, у Очкарика в этот момент не то что глаза — очки сами на лоб полезли, а я так и не очень даже впечатлилась.

Когда тело больного зависло в воздухе, старик провел над ним руками и тлеющее на груди пламя вдруг разом охватило его всего — и погасло. Китаец опустил его на пол — не очень-то бережно, пациент при этом как следует стукнулся головой об пол, но, может, оно так и полагалось? — и накрыл с головой простыней, словно покойника, а потом потребовал, чтобы мы покинули сцену.

Когда мы вышли из комнаты на лестницу, я спросила:

— Что это за цирк?

Очкарик в изумлении воззрился на меня:

— Ты что забыла? — и мне стало неловко, потому что я и в самом деле забыла.

— Познакомься, — сказал он. — Это профессор Палей, я говорил тебе о нем сегодня утром.

Маленький человечек кивнул и поцеловал мою руку. Теперь я смогла его рассмотреть: у него было очень одухотворенное лицо и большие умные глаза. Почему-то он напомнил мне Морехода и у меня заныло сердце.

— Честно говоря, — сказал он во время нашей краткой беседы, — у меня плохие отношения с господином Александером, но узнав, что случилось, я не смог отказать...

В комнате, где оставались Джем и китаец, что-то хлопнуло, потом дверь открылась и китаец молча удалился. Очкарик помчался за ним вдогонку, едва не свернув себе шею на лестнице.

— Мне тоже пора, — сказал Палей. — было приятно познакомиться.

Я зажгла свечу и проводила его вниз. Китайца и Очкарика что-то нигде не было видно.

Садясь в машину, Палей сказал:

— Прошу меня простить, если я покажусь вам бестактным, но, милая девочка, мой вам совет: держитесь от него подальше.

Мне не надо было пояснять, кого он имел в виду.

* * *

Очкарик вскоре вернулся, запыхавшийся:

— Не взял денег, упрямый старик!..

— Думаешь, теперь все будет в порядке?

— Хорошо бы...

Вдруг мы услышали шаги — кто-то бродил по дому. Очкарик подобрал с земли толстую палку и негромко окликнул:

— Эй, кто там?

Из окна кухни высунулся... Джем. Даже в сумерках было видно, что он выглядит как новенький.

— Вы чего шляетесь по ночам? — подозрительно спросил он.

— Как ты? — нетерпеливо поинтересовался Очкарик.

Выяснилось, что Джем совсем не помнит, что с ним случилось.

Потом я поведала о своем визите в клинику.

— Та-ак... — зловеще протянул Джем. — Значит, придется нам заняться своей внешностью. Приятель, не желаешь ли сгладить морщинки? — он был просто переполнен энергией. — А ваша "Фарма" какие дела проворачивала с этой кузницей вечной молодости?

— Мы поставляли им кое-что, один препарат — я не помню производственное название, — а торговое наименование "Белый Слон".

— Что?! — он так изменился в лице при этих словах, что я испугалась.

— Белый слон... — пролепетала я и посмотрела на Очкарика.

Тот выглядел не лучше.

— Едем туда немедленно! — сказал Джем. — Они могли почуять неладное и тогда мы снова окажемся в дураках!..

Я была совершенно разбита после сегодняшних злоключений, но оставаться ночью одной в развалинах, да еще после "китайского цирка", не хотелось. Поэтому спустя четверть часа мы тронулись в путь втроем.

* * *

— Так ты узнала его клиентку? — продолжал расспрашивать меня Джем по дороге.

— Да... Ей принадлежал дом, в котором я раньше снимала квартиру.

— Как ее зовут?

— То ли Карла, то ли Клара...— я задумалась, — и фамилия такая старинная...

— Случайно — не фон Гогенштауф?

— Точно!

— Надо же, — он коротко и зло хохотнул, — сплошные совпадения! А ты ничего особенного за ней никогда не замечала?

— Как же, — простодушно ответила я, — замечала и не раз: она — ведьма.

— ...И?

— Ну, ведьма и — все.

Он взглянул на меня с отвращением:

— Ну да, конечно... а босса твоего — черти утащили!

Я не заметила скрытой в его словах иронии и удивилась:

— А ты-то откуда знаешь?

— Говорил же я тебе, — обратился он к Очкарику, — она немного того... — и сказал он это таким тоном, словно меня тут и не было.

— Зато ты — идеальный! — заметила я, и больше за всю дорогу не произнесла ни слова.

* * *

Квартира доктора Реджа, как мы узнали у словоохотливого ночного охранника, — тот разговорился после того, как они его связали и сунули под нос мой, вернее, Луизин пистолет, — находилась тут же в Клинике, в левом крыле. Еще он поделился с нами кодом замка, после чего мы заперли его в подсобке, где пахло йодом и словно белые привидения висели халаты.