Обуздать ветер

Войдя под вывеску "Тихой гавани", я с трудом подавил смешок. Название, учитывая любовь некоторых кабатчиков к шутке, могло означать полностью противоположное (а с друга станется затащить дерущую нос творящую в злачное местечко, хотя бы ненадолго, чтобы спесь сбить), но мы очутились в столь же сонном и благопристойном заведении, как и памятные мне по Совиному Углу "Три удода". Пожилой хозяин, немолодые служанки, благообразные посетители — мы с Корнем смотрелись здесь сущими громилами. Эта мысль незамедлительно нарисовалась на лице кабатчика, полнотой и здоровым розовым цветом выдававшем единственную слабость, вполне простительную при его занятии — любовь к обильной трапезе.

— В "Тихой гавани" рады любым гостям, — заявил хозяин на наши приветствия. — Но как бы вам здесь не заскучать.

— Мы — люди мирные, почтеннейший, — ответил я. — Я к тому же путешествую с сестрой, — приобнял Эрику за плечи, — и веселья не ищу.

— Не беспокойся, хозяин. Посуда и обстановка не пострадают, — заверил Корень. — Равно как и постояльцы. Две комнаты найдутся?

Комнаты нашлись, даже по соседству. Вряд ли наши физиономии (вернее, моя физиономия и разбойничья стать айра) вызвали доверие кабатчика, но ладная фигурка Эрики вкупе с благообразной мордашкой оказали необходимое действие.

В Усте пришлось ненадолго задержаться. Не ради знакомства айрицы с очередным человечьим поселением, о чем сестренка твердила с самых Цветущих островов, а из-за ожидания каравана, следующего в нужном направлении. Поначалу Корень чуть было не ударил по рукам с купцом, едва ли не на следующий день отправлявшимся в Верещатник. Город стоял на северных холмах, и до границы со Светаной оттуда была пара дней пути. Мне не слишком нравилась такая спешка. Нет, медлить незачем, но и бросаться очертя голову в путь, не подготовившись к дороге, глупо. Поэтому я и придержал друга за рукав, стоило краем уха услышать разговор о Светлогорье, столице той самой Светаны, что лежала много западнее, а значит, ближе к Багряному Краю.

— Ежели вам в Кленовые Кущи (так иной раз величали малинкину страну), то Светлогорье поближе, кто ж спорит, — и купчина отправился искать другого охранника, явно разочарованный, что упустил Корня.

Мы подошли к молодому мужику, только что поминавшему столицу Светаны, и предложили свои услуги.

— Мне одного охранника не хватает, — ответил купец. — А вас двое.

— Нас, вообще-то трое. Еще моя сестра. Но она, понятное дело, беречь твое добро не станет, да и я не рвусь. Работать будет только он, — хлопнул айра по плечу.

— Коли у тебя двое нахлебников, на большую плату не рассчитывай, — обратился мужик к Корню. — Дать смогу не больше пяти золотых.

— Договорились, — кивнул тот. — С тебя кормежка и места в повозке.

— Кормежка для тебя, места для брата с сестрой. Идет?

— Идет, — быстро сказал я, потому как Корешок изобразил на лице напряженное раздумье. Мне же не хотелось торговаться, уж очень удачно все складывалось. Денег у нас пока было достаточно, а путешествие с караваном не грозило серьезными издержками. Зато шли в нужном направлении, да еще получили места в повозке, значит, я смогу дрыхнуть и днем. Вернее, не дрыхнуть, а отправляться в степь и ломать клятый куст не только по ночам.

— Заметано, — улыбнулся купец. — Отправляемся через два полных дня. Сбор послезавтра вечером, на подворье Кремня, это я. Живу у Северных ворот, там всякий знает, покажут.

— Я — Корень, это мой друг Тимьян.

— Зачем вам в Светлогорье? — прищурился Кремень.

— Да просто по пути. Нам дальше, в Багряный Край, — ответил я.

— Друг там девицу оставил, которую никак забыть не может, — ухмыльнулся Корень. — Вот, решил счастья попытать — вдруг и она по нем до сих пор сохнет? Сестренка у него малахольная, следом увязалась, на корабль потихоньку пробралась да спряталась. Мол, хочу земли чужие повидать. А мне приходится за двумя ненормальными приглядывать.

— Имей в виду, в пути тебе придется за моим товаром смотреть.

— Ну, если не доверяешь...

— Доверяю. Выправка в тебе видна, значит, дело разумеешь. Что до остального... Лихие люди поубедительней бы наплели, чем ты тут рассказал, — хмыкнул купец. — Значит, послезавтра вечером. Не опаздывайте.

Сестренка, узнав новости, не выказала бурной радости. Ей, видите ли, не хватит времени, чтобы посмотреть город. Мне тут же вспомнилась Малинка. Ну почему бабы такие любопытные?

— Жена хозяина взяла меня на рынок, и я выучилась, наконец, торговаться, — с гордостью поделилась айрица.

— Славная женушка кому-то достанется! — тут же высказался Корень. — Мало того, что творящая, внучка самого Клевера, так еще и человеческих штучек поднабравшаяся.

— Тебе счастье в моем лице уж точно не грозит! — огрызнулась Эрика.

Айр счел ниже своего достоинства отвечать, только хохотнул издевательски. Мол, всю жизнь мечтал.

— Ти-им, — сестренка присела рядом со мной на кровать и заглянула в лицо. — А в Светлогорье можно задержаться? Там, наверное, еще интереснее, раз это столица.

— Посмотрим. Может, и задержимся, — спорить заранее не хотелось. Я все еще не расстался с надеждой, что айры пришлют кого-то за беглой девчонкой. Может, ее как раз в эти два дня и заберут, что нам до отправления остались.

— Ты такой славный! — мнящая себя жутко хитрой мерзавочка обняла меня и чмокнула в щеку, заодно бросая из-под ресниц победоносный взгляд на Корня.

— Ну ты и тряпка, дружок! — зло бросил тот и вышел, хлопнув дверью.

Мне айровы дрязги успели надоесть до колик, и я старался поменьше обращать на них внимание. Пусть Корешок с Эрикой лучше друг друга подкусывают, чем меня. Друг, правда, иной раз срывался, вот как сейчас, зато сестренка после бывала особенно ласкова, что мне очень даже нравилось.

Избавившись от Корня, девчонка принялась щебетать о том, сколько нового увидела и узнала, как все было здорово да интересно.

— Ты говорил, мне нужно мужчин опасаться, а они оказались гораздо любезнее женщин. Почему?

Эрика не утруждалась пустячным враньем, впитанным большинством людей с детства. К примеру, если немолодая или не слишком привлекательная торговка глядела на нее мрачно, айрица тут же надувала губки и принималась цедить слова. Это, конечно, не улучшало настроения бабы, и без того раздраженной созерцанием юной красотки, поэтому сестренка, к моему неудовольствию, предпочитала общаться с мужиками.

Я попытался объяснить ей тонкости обращения с женским племенем, но она никак не могла взять в толк, что же такое зависть.

— Нет, Тим, я никак не могу понять, почему они, как ты выражаешься, за-ви-ду-ют моей молодости и красоте. Они, когда были моложе, возможно, выглядели гораздо лучше. Да и их дочери, внучки и правнучки будут молоденькими, когда я состарюсь. Это же естественный ход вещей. Чего тут злиться, досадовать, за... завидовать? — споткнулась на малознакомом слове. — У нас в Зеленях наоборот радуются чужой удаче, красоте, здоровью. Это же гораздо приятнее, чем дуться при виде кого-то, кто кажется тебе лучше, чем ты сам.

— Рассуждаешь ты правильно, но люди, увы, не таковы. Многие из них, кстати, находят великую приятность в наблюдении за несчастьями ближних и совсем непрочь навлечь на них эти самые несчастья. Так что уж будь добра, улыбайся и говори что-нибудь любезное, даже если на тебя волком смотрят.

Когда мы отправились делать закупки в дорогу, сестренка последовала моему совету и, надо сказать, небезуспешно. М-да, друг прав, так айрица скоро и врать научится. Если доведется еще с Клевером встретиться, дед точно меня убьет.

Корень с нами не пошел, он, мол, прихватил все, что надо из дому, и пока не обносился. Зато, когда мы вернулись, заявил, что маленьким девочкам пора спать, а мужики пойдут развлекаться. Эрика ядовито пожелала нам приятного вечера, и мы отправились.

Я, признаться, думал, что айр потащит меня в какое-нибудь веселое заведение, но он завернул в довольно спокойный кабачок, где подавали отменное пиво. Под копченые пряные колбаски употреблялось оно особенно хорошо.

Корешок, пропустив пару кружек, начал нудить, что я много позволяю своей сестрице.

— Думаешь, она замолвит за тебя словечко перед Клевером, когда домой вернется? Не дождешься! Она ж творящая. Сам посуди: в попутчицы навязалась, а помогать с памятью отказывается.

— Слушай, Корешок, чего ты на Эрику взъелся? Посмотреть на нее приятно, да и поболтать тоже, если не говорить одни гадости.

— Я на нее взъелся?! — возмутился друг. — Это она об меня так и норовит ноги вытереть! И я, кажется, понял, почему.

Я в очередной раз глотнул золотистого пивка, благоухающего летним лугом, и вопросительно уставился на Корня.

— Лет пять назад, еще до моего первого ухода в скитания, на праздник Заколосья к нам в Рослый Лес Клевер пожаловал. Было у него какое-то дело к Рогозу. С собой притащил не кого-нибудь, а девчонку-подростка, совсем еще зеленую, но уже тогда бойкую не в меру. Я, как ты понимаешь, ни дедом твоим, ни его спутницей не интересовался. Слышал, болтали, что это его внучка, да мне-то что? На празднике, как водится, воины да охотники свою силу и ловкость показывали.

— Угу-угу. Ты, небось, отличился, — прогудел я в кружку. Корешок, оказывается, знает толк в пиве. Сколько раз в Усте бывать приходилось, а такого душистого и вкусного не пробовал. Может, потому что раньше я в тихие местечки не заглядывал?

— Понятно дело, отличился, — отвечал айр в привычной самодовольной манере. Хотя почему самодовольной? Он действительно отличный воин. — Было ради чего. Ванда тогда ухажера выбирала, а она была девица видная. Высокая, статная, спереди... м-да... даже больше, чем полапать мечтается, сзади тоже... — взгляд Корня подернулся дымкой приятных воспоминаний, руки задумчиво поглаживали кружку.

— Ну и как? Тебя выбрала?

— А то! Только твоя сестрица-пигалица чуть было все не испортила. Когда Ванда ко мне с венком подошла, она, мелочь такая, тоже сунулась с поздравлениями. Пришлось осадить легонько.

Меня разобрал смех. Не, я, конечно, Корешка понимаю. Есть такие мелкие девчонки, которые чуть ли не с десяти лет мнят о себе — ого-го и все норовят к взрослым парням прицепиться. Сестренка, наверное, такой и была. Но я отлично знал, как мужику проще всего нажить врагиню: достаточно выказать пренебрежение в ответ на искреннюю и горячую приязнь.

— И как же ты ее осадил?

— Да всего-то в сторону отодвинул, чтобы под ногами у Ванды не путалась. Кажется, сказал, что мала еще, да и когда подрастет, вряд ли мне до подмышки дотянется.

— Ох, Корень, — простонал я сквозь смех. — Радуйся, что Эрика пока не вошла в силу, а то б давно тебя в турий рог скрутила. Или, что еще забавней, женила б на себе и те самые рога наставила, — последняя мысль, покачиваясь на пивных волнах, казалась особенно смешной.

— Смотри, как бы она тебя на себе не женила, — мрачно проронил друг. — От этой стрекалки всего можно ожидать. После того, как я ее вежливо послал, она на меня и не взглянула, зато весь Рослый Лес чуть не год повторял ее ядовитые шуточки на мой счет, которыми она сыпала на гулянии. Мы с Вандой в конце концов из-за этого и расстались.

— Не, ты определенно запал ей в душу, — веселился я. — Может, она из-за тебя и ко мне прицепилась? Не пойму только, почему Клевер за ней до сих пор сам не явился или кого-нибудь из творящих не прислал?

— На это и не расcчитывай, — махнул рукой друг. — Клевер — старикашка хитрый, всегда был себе на уме и к другим старейшинам не больно-то прислушивался. С него станется готовить себе не преемника, а преемницу. Иначе чего бы ему Эрику чуть не с пеленок с собой таскать? Говорят, сила у нее большая, так что сам понимаешь. Если он и не хотел, чтоб она по человечьим землям скиталась, то теперь, возможно, решил, что это к лучшему. Опыта наберется, за тобой, дурачком, приглядит. Еще и назад приведет, коли ты с даром совладаешь.

— Я жить в Зеленях не собираюсь! У меня Малинка.

— Поглядим, что ты запоешь, когда Эрика за тебя возьмется да на себе женит.

— Иди ты! — пивную веселость как рукой сняло. Корешок, видно, уразумев, что сейчас проснется хмельная злость, поскорей сменил предмет разговора.

— Я решил — доберемся до Багряного Края, пойду к твоей лапуле в войско. Полезно будет изнутри взглянуть, как у людей военное дело поставлено. Сама она, ты болтал, обращению с оружием обучена?

— Угу, — это сообщение тоже не шибко радовало, потому как становилось непонятно, кто ж сопроводит Эрику домой. С присутствием Корня под боком у Малинки я еще готов был мириться, а уж сестренка... Да эти две колючки, стоит им друг друга увидеть, тут же ощетинятся почище злохидн, и встревать между ними придется не кому-то, а мне. Три болота...

Подобные мысли требуется топить незамедлительно, и я махом прикончил очередную кружку, почти не почувствовав вкуса. Зато на душе тут же полегчало, и я принялся, пользуясь отсутствием айрицы, выспрашивать у Корешка, какие веселые дома ему по вкусу. Мужик с удовольствием пустился в объяснения, от захватывающих подробностей горло у нас то и дело пересыхало, так что в "Тихую гавань" добрались с большим трудом. Хорошо, успели перед самым закрытием.

Хозяин, ясен хрен, покосился недовольно на кренящихся то в одну, то в другую сторону постояльцев, но впустил, видно, побоялся, что иначе мы стучать-кричать примемся и всех перебудим. Ну, кому-то мы наверняка спать помешали, пока по лестнице поднимались: очень уж трудно ступеньки давались, раз я вниз съехал, раз Корень. Наконец добрались кой-как до своих дверей.

— Л-лады, Корешок, до з-завтра, — в завершение фразы я громко икнул. Для значимости.

— С-спк-койной ночи, Тим... ян. — Х-хотя нет, погоди, — айр согнул палец крючком и запустил не куда-нибудь, а за пряжку моего ремня. Я попытался хлопнуть шалунишку по руке, но почему-то все время промахивался. — Я ж-ж не пож-желал сладких с-снов твоей сестрице, — Корень с недюжинной для его состояния силой и точностью ломанулся в дверь комнаты, где ночевали мы с Эрикой.

Я испугался, что он вышибет не рассчитанную на применение тарана створку, и хозяин кликнет стражу, но с первого толчка ничего не вышло, а второй не случился. Айрица, видать, почуяла наше приближение (ха, а вместе с ней и половина постояльцев), разобралась в намерениях и открыла дверь. Корень так и влетел внутрь плечом вперед. Раздался грохот, я осторожно заглянул в комнату. Эрика благоразумно отступила в сторону и теперь разглядывала с трудом ворочающегося на полу мужика, на лице ее читалась красноречивая смесь удивления, любопытства и омерзения.

Медленно, не теряя спиной косяка, а потом стены, я просочился в комнату. Корешок сесть так и не смог, перевернулся на спину и уставился на девушку с тупо-блаженной улыбкой.

— Слышь, с-стрекалка, мне не встать. М-можно у вас за-заночевать?