Горькая брусника

— Настя, первое — ты не послушалась нас с папой и отправилась ночью гулять, второе — залезла в сад к соседке. Два серьезных нарушения за один вечер. Моя дочь воровка! Как тебе вообще это пришло в голову?

Я покраснела от стыда, хотелось провалиться сквозь землю. Признаваться в содеянном, не собиралась.

— Не рвала я вашу клубнику, — мой голос дрогнул. Краска залила не только лицо, но и шею.

— Рвала и скорее всего не одна. С кем? — поинтересовалась мама.

— Одна, — вырвалось у меня.

— На месяц никаких гулянок, друзей и сладкого. Иди в свою комнату. Я с тобой после поговорю, — вынесла мама свой приговор и спросила у бабы Фени: — Сколько вы хотите за испорченную ягоду? Мы заплатим.

С тех пор не люблю клубнику. Тридцать июньских дней я пробыла в доме, читая книги, рисуя бумажных кукол, которыми не с кем было гулять, но друзей не выдала. Я изучила все трещинки на потолке, от скуки пересчитала завилюшки и цветочки на обоях. Алена называла меня идиоткой.

"Вы вместе шкодили, вот и отвечать должны вместе. Тебе необидно, что они гуляют, а ты сидишь взаперти. По-хорошему твои друзья должны сами признаться и разделить наказание с тобой".

Я понимала, в ее словах была доля истины, но рассказать о друзьях не могла. В другой раз я без разрешения взяла из шифоньера небольшой кусок голубого шелка. Мы с Кирой пошили новые платья куклам, из остатка материала сделали скатерти на игрушечные столики. Вечером мама обратила внимание на обновку моей куклы.

— Настя, где ты взяла этот шелк. — Пальцы мамы гладили ткань на кукольном платье, а глаза наполнялись слезами.

Я тут же сообразила: красивый кусок ткани чем-то дорог ей и мне сейчас здорово попадет.

— Мам, ну я не знала, что эта тряпочка тебе нужна. Она давно лежит без дела. — Мое оправдание получилось жалким и неудачным.

— Эту, тряпочку, как ты ее называешь, папа подарил на мое совершеннолетие. Я собиралась сшить блузку, как только нашла бы подходящие кружева.

— Мама, но с тех пор почти двадцать лет прошло! — поразилась я.

— Настя, дело не в том, сколько прошло лет, а в том, что ты без спроса полезла в мой шкаф. Нехорошо трогать чужие вещи. Ты должна понять: у каждого человека существует личное неприкосновенное пространство. Это касается и его вещей. Иди в кладовку и все обдумай, а после я жду твоего извинения. — Мама отвернулась от меня и направилась в свою спальню.

Кладовка, маленькая комнатка рядом с моей спальней, имела единственное крохотное окошко. Раньше в кладовке хранились детские вещи, мои и Алены, но недавно ее освободили для следующей партии ненужных вещей. На данный момент она пустовала. Света в этой комнате не было, а я с недавних пор стала панически бояться темноты.

— Только не туда! Можно, я постою в углу спальни? — взмолилась я.

Мама вернулась, взяла меня за плечо недрогнувшей рукой и повела отбывать наказание в кладовую. Я слышала, как с работы пришел папа. Мамин звонкий голос долетал до меня без искажений, а негромкий басок папы доносился в комнату лишь обрывками фраз. Я не знала, сколько прошло времени, но за окном стало темнеть. Ото всех углов ко мне поползли тени, и только крохотный светлый квадратик еще белел на стене. Я зажмурила глаза, вся обратившись в слух. Чьи-то коготки заскребли по полу. Обеими руками я закрыла рот, удерживая крик.

— Ты подумала? — услышала я голос мамы за дверью. — Готова попросить прощения?

До сих пор не знаю, что заставило меня молчать, тем более, что я чувствовала свою вину.

— Не хочешь разговаривать? Посиди еще, это пойдет тебе на пользу.

Я казнила себя, не понимая собственного поведения. От страха сидела ни жива, ни мертва. Царапающий и грызущий звук раздался ближе. Я подобрала ноги и обхватила руками колени, сжимаясь в комок. Сквозь тонкую ткань футболки ощущалась шероховатая стена, и спине было немного больно. Я напряженно всматривалась в темный комочек на полу. Мышь! Пересохшее горло издало еле слышное сипение. Рефлекторно поджала ноги еще сильнее. В окно заглянула луна, осветила крохотного зверька. Любопытная мордочка, сверкая бусинками глаз, смотрела на меня. Я шевельнулась, мышка испуганно метнулась в угол. Мне стало смешно. Страх испарился. Зверек боялся намного больше, и это почему-то обидело меня. Я порылась в кармане шорт, высыпала на ладонь крошки печенья и кусочек конфеты, любовно завернутый в бумажку. Развернула конфету и, медленно двигаясь, высыпала крошки и конфету на середину каморки. Осторожно вернулась в угол и замерла. Минут десять ничего не происходило. Тени ложились на пол гуще, луна двигалась дальше. Скоро я не смогу увидеть, возьмет ли мышка мое угощение. Послышалось еле слышное шуршание, зверек вышел в центр комнаты. Стало совсем темно, но я успела заметить, как мышка принялась подбирать крошки.

Проснулась я от звука открываемой двери. Протерла сонные глаза кулаками. Комнату освещало солнце. Я не заметила, как заснула, лежа на полу.

— Настя, прости нас, малышка, мы забыли про тебя, — воскликнул папа.

Я зевнула и потянулась, расправляя затекшие мышцы от непривычно твердого ложа.

— Ты готова просидеть всю ночь, лишь бы не просить прощения. — Мама сокрушенно покачала головой.

Я еще раз зевнула и впервые легко произнесла:

— Прости, мама, больше не буду трогать твои вещи без спроса.

— Неужели так трудно было сказать это раньше, — улыбнулась она и обняла меня.

В ту ночь я полностью излечилась от страха темноты. Спустя три года подбила друзей, проверить есть ли блуждающие огоньки на кладбище? Огоньков мы не обнаружили, но пару тройку алкоголиков напугали. А уж они распустили по станице слух о ходячих мертвецах. Что окончательно убедило меня: большинство страшилок — плод воображения слишком эмоциональных и трусоватых личностей. До двенадцати лет во всех наших с Кирой приключениях участвовали и двое закадычных друзей Юра и Андрей. Мальчишки жили на соседней улице и частенько наведывались к нам в гости. Мы все учились в одном классе, и наша дружба основывалась еще и на взаимопомощи. Я хорошо соображала по алгебре и геометрии, Кира замечательно писала сочинения, Андрей любил физику и географию, а Юра увлекался химией и биологией. Мы быстро приноровились списывать друг у друга и этим сильно облегчали себе жизнь. Родители Юры часто бывали в гостях у моих родителей, и однажды я услышала, как мать Юры, моя крестная, сказала:

— Вот бы наши дети поженились, тогда бы мы породнились и вместе воспитывали внуков.

Я потрогала враз заполыхавшие уши.

— Рая, не боишься заполучить в невестки такую упертую особу? — поинтересовалась мама.

— Нет. Моему Юрке такая бойкая и нужна. Он же телок на веревочке, ему же любая кто подставит себя, та и окрутит.

Взрослые засмеялись. А мне стало противно. Юрку действительно легко уговорить на любые проделки. С детсадовского возраста у нас попеременно были, то периоды дружбы, то вражды. Он никогда не ябедничал и по мере сил отбивался со мной от общих врагов. С Кирой я познакомилась позже в первом классе, ее родители купили дом на нашей улице. Этот разговор положил конец легкости в наших отношениях. Постепенно сначала я, а потом и Кира перестали находить время для общения с мальчишками.

Повзрослев, я поняла: моя мама из той породы женщин, которые привыкли находиться под надежной защитой мужчины. Таких, как она, опекают, любят, оберегают от грубой действительности. Они нежные, слабые. Боятся всего: пауков, змей, темноты, высоты, плохих людей. Поэтому меня мама воспринимала существом из другого мира. Она не понимала, как можно драться — это так ужасно. Лазать по деревьям, царапая колени, добровольно искать неприятности на свою голову — это неумно. Старшая дочь была ей ближе и понятней. Не зная настоящий характер Алены, мама считала ее отрадой своей души. И вот теперь эта "отрада" сознательно вычеркивала нас из своей жизни. Ради денег и мужчины она поставила на карту все: прежнюю жизнь, родителей, дом, работу, друзей.

Я лежала на кровати, смотрела в темноту за окном и мысленно перебирала прошлое. Алена поступала неправильно, более того, ужасно, но это был ее выбор. А мне предстояло решить, что делать дальше. Понимала: донести на сестру не могу. Меня мучила совесть. Из-за Алены и Вадим выйдет сухим из воды. А вот по нему давно тюрьма плачет. Вряд ли когда-нибудь еще я увижу сестру. Но я не ощущала боли от расставания с Аленой, испытывала только досаду и злость. Именно теперь навсегда сестра исчезала из моей жизни и души. Что-то во мне сломалось. Может, я и правда неправильная, с поврежденными генами? Недаром Кира обижалась, называя меня сухарем. Подруга делилась своими тайнами а в старших классах подробностями отношений с мальчишками, того же ожидала и от меня. Я молчала, не умея делиться переживаниями и личными чувствами даже с близкой, верной подругой. Да я просто не могла об этом говорить. Все попытки Киры ограничить круг друзей, встречали яростный протест с моей стороны. По мнению Киры, если мы настоящие подруги, то должны ходить только вдвоем и желательно общаться друг с другом. Поначалу она обижалась, высказывала обиды, но постепенно привыкла и смирилась с присутствием в нашей теплой кампании и других людей. В девятом классе наша дружба подверглась испытанию: мы обе влюбились в одного мальчика. О ее чувствах я слышала ежедневно, о моих она не знала ничего. Впервые в жизни я испытывала жгучую ревность, и это мне не понравилось. Ревность кислотой разъедала нашу дружбу. На мое счастье эта влюбленность оказалась недолговечной, я быстро разочаровалась в "прекрасном принце". Теперь без эмоций, с облегчением могла выслушивать рассказы Киры. В отличие от меня подруга долго страдала за этим мальчиком, он оказался ее первой, неразделенной любовью. Глядя на ее страдания, я ощущала себя неполноценной, неумеющей любить. После наши пути разошлись. Вначале мы часто перезванивались, потом все реже и реже. У меня появились новые друзья, у нее, видимо, тоже.

За окном начало светлеть. Ночь воспоминаний закончилась. Я помассировала виски, голова казалось тяжелой, а тело наоборот стало легким, невесомым. Разостлала постель и под подушкой обнаружила любимую брошь сестры. Вот значит, что она оставила в доказательство своей любви к нам. На глаза навернулись слезы. Я сбросила одежду, легла в кровать и тотчас провалилась в глубокий сон.

ГЛАВА 4

Забирая меня из дома бабы Поли, Ангел заметил, что у меня плохое настроение.

— Что случилось?

— С чего ты взял?

— У тебя лицо человека усталого и разочаровавшегося в жизни. Вчера ты выглядела веселее.

— Я не спала всю ночь, а утром смогла подремать часа четыре, не больше, иначе Полина Андреевна забила бы тревогу.

— И чем же ты занималась? Или это секрет? — Матвей вроде бы говорил шутливо, но смотрел серьезно.

— Не секрет. Мысли о сестре не дали заснуть.

— Скучаешь по ней? — Ангел участливо посмотрел мне в лицо.

"Есть ли справедливость в этой жизни? — подумала я. — Зачем парню зеленые глаза, в которые хочется смотреть не отрываясь. Вслух же произнесла:

— Немного, — соврала я и покраснела: то, что чувствовала к сестре, было очень далеко от тоски по ней.

Матвей, не отрываясь, глядел на меня.

"Неужели нашел во мне что-то интересное", — смутилась я.

— Ты всегда так немногословна?

— Иногда меня трудно заткнуть, — усмехнулась я и забралась на сиденье мотоцикла позади Ангела. — Мое любимое дело: спорить по любому поводу.

Дорога до турбазы сегодня показалась мне особенно короткой. Я слезла с мотоцикла и зевнула.

Днем, пообедав, я честно пыталась доспать положенное время, чтобы вечером на занятиях не валиться с ног. В саду расстелила покрывало, подложила под голову маленькую подушку и попыталась заснуть на свежем воздухе. Глаза пекли, словно в них насыпали пыли, но сон не шел. Сначала мне мешали муравьи, заползшие на покрывало, я смахнула их. Потом разорались воробьи, не поделившие скворечник, потом мне показалось, что солнечные лучи стали светить сквозь листву ярче. Мне мешало все. Я плюнула и, вернувшись в дом, улеглась в кровать. Проворочавшись безрезультатно почти два часа, встала. Захотелось есть. На кухне баба Поля пила чай.

— Обедать будешь?

Я кивнула. На кухне умопомрачительно пахло только что приготовленным борщом. У меня потекли слюнки. Полина Андреевна налила полную тарелку борща, положила в нее столовую ложку сметаны, сверху посыпала мелко нарезанным укропом.

— Кушай. — Сама села напротив и подперла голову рукой. — Насть, я слышала, ты ходила к Феодоре. Не связывайся с ней. Она, люди говорят, может силу и красоту украсть.

— Полина Андреевна, я случайно с ней встретилась и, честно говоря, не верю во все эти сказки о ведьмах. — Я наклонила тарелку и вылила в ложку последние капли борща. — Спасибо. Очень вкусно.

— Зря не веришь. Я заметила, ты много спишь, и все время норовишь прилечь. А это первый признак, что ведьма крадет твои силы. — Баба Поля с состраданием в глазах посмотрела на меня. — Будь осторожна.

"Эх, знали бы вы, как на самом деле я мало сплю", — подумала я и встала налить себе чаю.

— Будете? — Я показала на чайник.

— Спасибо, я уже пила. У меня к тебе просьба сходи в магазин за минералкой. День жаркий, а она у меня закончилась.

Я купила минералки, прогулялась по селу. Вернувшись домой, время оставшееся до приезда Ангела провела за ноутбуком, читая всякую чушь о колдунах и ведьмах.

Вот так и получилось, что я приехала на занятия хмурая и уставшая.

Мои ученицы потребовали к трем разучиваемым танцам добавить ламбаду и что-нибудь современное. Их не смущало, что они смогут овладеть только парой движений каждого танца. Я предложила разучить танец живота и полезно, и очень красиво. С каждым занятием все больше мужчин стало появляться на танцплощадке. Самых настойчивых приходилось отгонять, объясняя, что готовим для них сюрприз. И через четыре дня проведем конкурс на звание королева турбазы "Серая сова". К концу занятий я валилась с ног.

Во время ужина на турбазе ко мне подошла малолетняя интриганка Оля и напомнила о проигрыше.

— Черт! — сорвалось с языка. — Совсем забыла...

— Сейчас самое время, — ехидно произнесла она и в предвкушении забавы оглядела столовую. — Подружки все глаза проглядели.

Матвей с улыбкой смотрел на мое, наверно, пунцовое, смущенное лицо. Во всяком случае, оно пылало. Я уже сильно сожалела о пари. Не такая я уж и пай девочка, просто очень не люблю выполнять чужие команды.

— Не дрейфь. Все не так страшно, — прошептал он.

Я встала и подошла к нему. В лесу не трусила, а тут дрожала, как осиновый лист. Решительно наклонилась и дотронулась до его губ. Удивленные возгласы от соседнего столика означали, что авантюра Оленьки удалась. Я села на свое место и залпом выпила компот.

— Видела бы ты их лица, — хихикала девочка. — Наши красотки прямо обалдели. Дар речи потеряли.

— Дар речи говоришь? Ну, это вряд ли. Я слышу их встревоженное кудахтанье, — заметил Ангел и добавил: — Видишь, все обошлось, я тебя не укусил.