— Я лишь тупо поставил перед фактом... — начал Ахинеев, но филологиня его перебила.
— Дайте закончить. Вы нарушили целую кучу неписанных правил "культурного", как они сами выражаются общения. Посягнули на святую "табель о рангах". По мнению "питерских" — провинциал обязан почтительно выслушивать мнение "коренного жителя" и вежливо с ним соглашаться. Или, так же вежливо не соглашаться. А не внезапно "ставить перед фактом" своей правоты. Человек согласился вас поучить жизни. Любезно уделил вам крупицу своего драгоценного времени. И — что в замен? Удары один за другим... Мало того, что пресловутый "камыш" — в Санкт-Петербурге есть. Он, оказывается, именно камыш (как бы не назывался по-научному) и он, оказывается, в этом качестве давным-давно "узаконен".
— Так я сразу, прямо там, предложил этому Николаю Бергу исправить ошибку властей. Собрать толпу таких же "коренных" и "кюлютурных", прийти в мэрию, взять там "за грудки" (или жопу) главного "мэрина" и — предметно растолковать ему особые, строго для Ленинградской области, правила русского языка. В ответ — удостоился только возмущенного пыхтения. У Галочки выходит очень похоже.
Я спокойна. Я совершенно спокойна... Не хватало ещё тут уронить последние остатки авторитета. Даже отвечать ничего не стану — пусть им...
— Дальнейший наш путь, — как ни в чем не бывало продолжил оратор, — протекал тихо. В напряженном молчании. Километра через полтора, когда миновали гаражный кооператив — впереди уже отчетливо зазеленело. Не чета небольшим полянкам, позаросшим всякой растительной дрянью... Потом — запахло болотом. Стоячей водой. И тучи комаров резко сгустились. Стало ясно, что мы почти пришли. Скажу честно, дальше ресторана "Мускат" — я продвигаться не собирался. Смысл? С террасы на втором этаже панорама простирающегося до горизонта камышового царства наблюдается отлично. Спор завершен — можно перекусить в относительном комфорте и тихо топать обратно. Увы, докторишка закусил удила... Где тут ваш камыш?! Пришлось шагать уже по грунтовке. Пока не уперлись в густую стену искомого...
— Убедился?
— Представьте себе — нет. Ну, или решил оставить за собой последнее слово. Короче, я — остался стоять на тропинке, Берг — храбро полез почти к самой топи. И оттуда, с пафосом — как это можно есть? Оно же — воняет!
— Обыкновенно, отвечаю. Под каждым квадратным метром — суточная "пайка" корма, для нескольких взрослых людей. Мои родичи, по отцовской линии, на Васюганских болотах, всю первую зиму после высылки на "спецпоселение", только им, родимым, в основном, от голодной смерти и спасались...
— ???
— Я — довольно поздний ребенок... Батя мой тоже — восемнадцатый в семье. Последыш. Отчего, когда коммуну деда (за излишние хозяйственные успехи, нежелание принимать туда кого попало и нанимать батраков), добрые односельчане осенью 1929 года объявили "кулацким колхозом" и законно, по тем временам, то есть на сельском сходе — приговорили всех коммунаров к "выселению в отдаленные районы Сибири с конфискацией имущества", он со всеми "попал под молотки". И в трехлетнем возрасте — отправился умирать в дикие гребеня, вместе с родителями. Однако, не умер. Там — отдельная большая тема. В нашем случае важно, что оказавшись с женами, детьми и стариками накануне зимы под открытым небом, без припасов, теплой одежды и инструментов — мои деды и старшие братья отца не пали духом! Чуть ли не голыми руками — вырыли "землянки". Из веток с дерном — соорудили "балаганы". Из местной глины — налепили горшков и другой посуды. Собирали по лесу дикие плоды и кедровые шишки... Ставили силки. Рыбу ловить было нечем. А главным харчем — стали корни камыша. Было трудно. Мерзли, болели, мучились. Но самую первую и самую страшную зиму — пережили с минимальными жертвами и до людоедства не скатились. Фактически — создали свою коммуну второй раз, вообще "с нуля". Вопреки государству...
— Вот так прямо доктору Бергу и сообщили? — подозрительно прищурилась филологиня.
— Мне, в отличие от некоторых — стыдиться за поведение своих предков не приходится!
— Ой... — реакцию моего собственного односельчанина, на этакий выпад, представляю.
— Галочка права... — сухо констатировал Ахинеев, — Дальше — начался полный ой-ой...
— ???
— Я тоже не железный. Вот и высказался, что приличным людям, даже на пороге смерти от голода — никто не мешает вести себя по-человечески. А государство, в критические моменты — так и вовсе, скорее путается под ногами и (от греха) подлежит упразднению. Объективно, по медицинским показаниям. Как опасный социальный паразит. Другое дело, зажравшиеся до оборзения столичные холуи. Которые, всего после месяца "строгого поста", принялись гоняться друг за другом с топорами. Благо, что начальству, вдруг — резко стало не до народа... Затрещинами удерживать "обезьянок в костюмах и галстуках" в вертикальном положении — стало некому. Итоги? Население второго в стране мегаполиса, сидя посреди зарослей жратвы, библиотек, научных центров и "оборонных" заводов — мигом "социально провалилось" в дикий людоедский палеолит. Не предусмотренный ни теориями Руссо, ни "марксизмом"...
— ???
— На этот раз — меня поняли правильно. Докторишка изменился в лице, пошел пятнами и начал прескверно материться. В свой адрес — я бы ругань ещё стерпел. В конце концов — идея моя и за её реализацию полагается моральная ответственность. Пустяки, дело житейское. Но — Берг понес по кочкам не меня, а моих родителей. Сразу обоих... Видимо, от полноты нахлынувших чувств, м-м-дя...
— "Разрыв мозговых шаблонов" — это всегда больно...
— Фильтровать базар, однако, тоже надо. Мой батя, благодаря "коллективизации" и не имея за душой никакой вины — вырос на "спецпоселении". Оттуда и в армию призвали. У него целых два удостоверения "жертвы сталинских репрессий" теперь имеются... Так вот, в чудесном обществе ГУЛАГА, среди "ссыльных", "политических", "завязавших уголовников" и прочих "лишенцев" — не владеть матом было бы странно. Тем не менее, ругался он очень и очень редко. А растолковывая мне значения разных слов — всегда подчеркивал, что пользоваться этим лексиконом следует исключительно точно. Балаболы — долго не живут... Николаю Бергу, самых азов "понятий", судя по бьющему из дырки под носом фонтану столичной "кюлютуры" — никто не объяснял. Похоже, что мальчика из "хорошей семьи" — сильно тянуло к "блатной романтике". Характерный моральных сдвиг для тамошних интеллигентов. Песенки Розенбаума, тоже бывшего врача, кстати — пример. Но квалифицированного "знатока" — ему не встретилось. А среди косящих под "урок" дворовых "бакланов" — нахватался разных глупостей. В любой "правильной хате" за этакий "речевой понос", он бы, до конца срока отсидки — отрабатывал свой "зашквар" ртом и жопой... В общем, хорошо, что место попалось относительно глухое и удаленное. Как ни крути — самая окраина.
— Ему за переживших Блокаду родственников обидно стало... — авторитетно подсказала Ленка, — Им же, с раннего детства, заколачивали в головы, что по сравнению со страданиями Блокады — все остальные "тяготы и лишения" не стоят даже упоминания. Очень болезненная тема для обсуждения.
— На правду — не обижаются! — отрезал Ахинеев, — Голод — везде голод. Хоть в Конго с Сомали, хоть в дореволюционной России "которую мы потеряли". Ленинградцы раз черпнули этого лиха и теперь перед всем миром хорохорятся. А тогда — я стоял перед стеной из камыша, слушал нецензурно поносящего мою родню докторишку и припоминал... Например, как моя мама впервые в жизни (!) наелась досыта осенью 1952 года. Уже работая агрономом в пригородном совхозе. Как работнику предприятия ей полагалась "натуральная оплата" по итогам сельскохозяйственного сезона. Зимний запас картошки. До того памятного момента она даже обыкновенной картошки никогда досыта не ела! "Драники" (жареные на солидоле картофельные очистки) — они почитали хорошей, сытной пищей. У отца, на "спецпоселении", с местными продуктами обстояло получше, чем в городе. После первых страшных лет ссылки, естественно. Однако, хлеб из настоящей муки и сахар — он впервые попробовал уже взрослым человеком. В армии, на срочной службе... В конце 40-х годов! Жители Москвы и Ленинграда, к тому времени — снова катались, как сыр в масле, посреди роскоши показного "столичного" изобилия... Представляете мои ощущения? А если вспомнить, что дед по матери — без вести пропал под Сталинградом в 1942 году... Отчего мать, в 14 лет, осталась "за старшую в семье". С нетрудоспособной инвалидом-бабушкой и младшими детьми на руках... Что послевоенный голод 1946 года был страшнее (!), чем даже "период оккупации". Именно в этом году умерли самые младшие, брат и сестра (на крошечную бабушкину пенсию и стипендию матери, даже по минимальной норме жизнеобеспечения — как-то прокормиться им всем было не реально). Эх-х... И ничего! Мать сама выучилась, ещё двух сестренок — выучила на ноги поставила и бабушку прокормила.
— Детям и внукам "блокадников" — такое объяснять бесполезно, — меланхолично пожала плечами филологиня, — Вы ещё у профессионального нищего про совесть спросите. У них — мозги не той системы... Принцип "нам все окружающие по жизни должны" — заучен до уровня "коленного рефлекса". И горе каждому, кто посмел усомниться в праве "коренных ленинградцев" претендовать на общую жалость. Как мне популярно объяснил один "профессиональный блокадник" — "Только культурные люди — способны страдать по-настоящему глубоко!" Данную "максиму" — нельзя понять умом, её надо просто запомнить...
— Про судьбу ваших матери с отцом — оппонент знал? — вдруг подал голос Плотников.
— Разумеется! Ещё когда по Интернету списывались, я их в качестве примера приводил.
— Тогда — только мочить насмерть... Или — плюнуть, уйти и постараться всё забыть...
— Наверное, так и есть... — вздохнул главный идеолог, — Но, сдавать назад было уже поздно. Отчего пришлось стоять, слушать грязный поток матерщины и мечтать. Как наяву представилась благостная картина... Большой светлый зал в "Кунсткамере". На специальном возвышении — просторный стеклянный ящик. В нем — лежит Николай Берг. Ну, что там от него останется, лет через триста... И молчит... На табличке возле ящика, по-русски и по-английски — пояснительная надпись для любопытных экскурсантов: "Полный скелет неполживого питерского интеллигента, начало XXI века н. э." Понятно, добиться задуманного результата — непросто. Что бы пердящего ртом потомка людоедов сразу не нашла милиция, а откопали именно археологи (причем — через триста лет) — втаптывать его в болотную жижу предстояло долго и очень тщательно. Ни одна косточка не должна пропасть! А это — труд! В говнах, посреди стаи комарья и тошнотворной вони... Но, чего не сделаешь ради будущего науки? Короче, стал я к нему потихонечку приближаться. На взмах руки...
— Достал?! — азартно выдохнул потомок казаков-первопроходцев.
— Достал... — без всякого воодушевления продолжил повествование Ахинеев, — Крепко ухватил за жирную холку... Но, не угадал с материалом рубашки. Скользкий оказался... А может быть — следовало сделать лицо подобрее... Короче, у меня в руках остался воротник, с "фирменным" лейблом и здоровенный лоскут ткани, с половиной рукава... А всё остальное, козлиными прыжками — ускакало в самую гущу якобы не существующих петербургских камышей. Видно, случаи, когда приходилось "отвечать за базар" — докторишке уже выпадали... Стартовал он мгновенно и по болоту упрыгал, как заправский Дуремар. Только комья тины и лягушки в разные стороны. Как был в модном летнем прикиде. Я послушал быстро удаляющиеся влажные плюхи и треск, плюнул вслед и пошел себе восвояси... Не гоняться же мне за этой скотиной в самом деле? Судя по развитому темпу — к вечеру урод добежал до финской границы.
— Мог и утонуть, — деловито уточнил Плотников, — В болоте, летом, как два пальца...
— Дерьмо не тонет! — убежденно отрезал главный идеолог, — Думаю, оно до сих пор, в мой адрес, на сетевых форумах — калом плюется... От избытка высокой кюлютуры, естественно... Тьфу!
Глава 69.
Лишь разумные свободны.
В наступившей тишине раздался неприятный механический скрип. Соколов, оперев лицо на составленные под подбородком кулаки — сканирует окружающее пространство. Локти — на столешнице, половина веса тела — на локтях. Китайскому поделию, из оклеенной шпоном древесно-стружечной плиты — приходится тяжко. Отсюда жалобный звук, похожий на панический писк испуганной маленькой зверушки.
— Ну, и какие из сказанного следуют выводы? — каудильо он такой, с места в карьер.
— Лично я... — в негласной "табели о рангах" Плотников среди нас — "эксперт", или, признаемся откровенно — "младший по положению". Отчего, слово взял первым. Понимает субординацию! — всё лучше и лучше начинаю понимать мотивы политики Чингис-хана...
— ???
— Когда он строжайше запрещал монголам селиться в городах, а существующие города — приказывал сравнивать с землей. Для верности, вырезав всех жителей... Я думаю — нормальная реакция здорового и житейски опытного "степняка" на тогдашние "мегаполисы". Там ведь, мыслящему человеку — не выжить, одна двуногая нечисть бешено плодится. Бывал, видел. А тогда — было ещё хуже. Друг на друге сидели, без водопровода и канализации. Это жуть кромешная! Говорящие "бабуины", всегда и со всех сторон — в города сбегаются. Неписанный закон антропологии, если чо... "Поближе к культурке", как считается. Манит их туда, где уже чисто, сытно и светло... чужими усилиями. Лезут на готовое, в смысле — к сосредоточию товарных и финансовых потоков. Где мирная размеренная жизнь, где всегда (!) достаточно непыльной халявы... А дальше работает вечный как мир принцип — "там хорошо, где нас нет". В смысле, там где "бабуины" уже обосновались — хорошо быть не может! Потому, что они уже там.
— Он не только поэтому, — академически уточнила филологиня, — Например, в Европе — были Вольные Города, анклавы свободы, противостоящие центральной власти. Для Азии XIII века — оно уже не характерно (хотя начиналось везде одинаково, с укрепленного поселения изгоев). Вообще да, в древних центрах цивилизации, "город" и "государство" — синонимы. Потрясатель Вселенной очень ценил правду, справедливость и свободу. Без балды положил свою жизнь на борьбу с государством. Известно, что даже простые "лояльные подданные", вызывали у него такое же отвращение, как и "государственные служащие" на окладе. И чем "культурнее" они себя с "диким варваром" вели, тем чаще подвергались... Удивлялись наверное. Они — изо всех сил пресмыкаются, а их — саблями. Отгадайте с трех раз, почему?
— ???
— Несовместимость морали... Чингис-хан тесно сталкивался с государственной властью дважды. Первый раз — как раб и второй — как победоносный завоеватель. Изучил эту "клоаку" сверху и снизу. Нахватался самых негативных впечатлений. Как на Востоке относятся к рабам (особенно дерзким и гордым) — можете себе представить... На что похож восточный город, когда его берут штурмом — нам представить не дано. Подозреваю, что зрелище было тягостное и "пожар в театре" — очень бледное его подобие. Обыватели, наемные вояки и продажные чиновники, в подобных ситуациях — высокой моралью не блещут. Ведут себя так, что их всех хочется поскорее убить... — услышав последнюю фразу, Соколов досадливо поморщился, — Без злобы, сугубо ради очистки генофонда.
