Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

— Э-э-э... приезжают эмиссары и увозят. Ныне Наместник Иисуса в разных местах пребывает: Беневенто, Ананьи, Террачине, Санс, Мессина, Неаполь, Марсель...

— Вы посылаете деньги Орландо Бандинелли? Который враг императора, анти-папа?

— Однако, рассмотрев обстоятельства его избрания, которое было сорвано ничтожной группой продавшихся кардиналов...

— Ян, это не имеет значения. Вы поддерживаете врага Барбароссы. Боголюбский и Барбаросса — дружны. Возиться с вами из-за этого гроша Барбаросса не будет. Но будет благодарен, если выплаты врагу прекратятся. Боголюбскому этот грош тоже не интересен. Но если я, его брат и соратник, сделаю то, что укрепит приязнь Барбароссы, то мне воспоследуют кое-какие... полезности. Чисто между нами: благожелательность Государя Всея Руси стоит дороже, нежели вся Польская церковь со всеми своими грошами, храмами и монасями. Поэтому сбор гроша прекратить. Собранное — передать Великому Князю для вспомоществования вдовам и сиротам погибших крестоносцев.

— Это невозможно! Меня отрешат от сана!

— Кто? Анти-папа Бандинелли? Поверь мне, настоящий папа Калликст III выразит тебе пастырское благоволение.

— Но собор епископов польских...

— Собор — сила. Просто её надо использовать правильно.

* * *

Грыфита прав. В РИ Бандинелли победит. Барбаросса будет целовать его туфлю и прислуживать конюхом. Все решения пап-противников Бандинелли будут отменены, все священники, рукоположенные ими — извергнуты из сана.

Интересно сравнить с русским расколом им. Смолятича. На Руси замах был похож: всё отменить, всех выгнать. Но... а в морду?. Ограничились присягой священников законному митрополиту под подпись.

Я подробно разбирал церковные нормы, связанные с поставлением епископов по древнехристианским правилам, при избрании Кирилла Туровского Митрополитом Всея Руси. Обе церкви, католическая и православная, старательно доказывают, что они-то и унаследовали древнее благочестие. При этом тихонько меняют порядки, согласно текущими политическим нуждам: соглашения, вроде Вормского конкордата между Германским Императором и Папой Римским, ни в каких решениях Никейских соборов не прописаны.

Ещё забавнее то, что Польша, будучи частью СРИ, не попадает под соглашение между Папой и Императором о назначении епископов.

А куда попадает? — Об этом чуть позже.

Конец сто пятидесятой части

Часть 151 Скажем всем: спокойной ночи....

Глава 775

Спокойно коллеги, я знаю, что вы подумали.

Флорентийская уния наоборот.

Нам не грозит. Нет злобных язычников, угрожающих Риму, как угрожали османы Константинополю. Вот ежели соберутся полчища из поганища, то... будем посмотреть. А пока православным своих томосов хватает.

Через десятилетие (в РИ) император Мануил I Комнин выйдет на минуточку из глубокой депрессии, куда погрузит его разгром при Мириокефале.

В 1180-м, в последние месяцы жизни, он сделает две вещи: женит малолетнего сына на ещё более малолетней французской принцессе. И попытается доказать, что Христос и Аллах — одно лицо.

В византийском чине оглашения приходящих от ислама стояла анафема богу Мухаммеда. Анафема направлена на мусульманское представление о Боге и включала в себя 112-ю суру Корана Аль Ихлас:

Скажи: "Он — Аллах — Един, Аллах — Вечен [только Он — Тот, в Котором все до бесконечности будут нуждаться]. Не родил и не был рожден, и никто не может равняться с Ним.

Не впервые басилевсы стремятся к примирению с исламом. Не с тем или иным государством, а с идеологией. Так было в 8 и в 9 в. в приступах византийского иконоборчества: актуально из-за запрета исламом изображений людей.

Здесь Мануил полагал, что объявление бога Мухаммеда всехним богом — ослабит вражду с недавно унизительно побившими его сельджуками.

Редчайший случай: Собор чётко сказал императору нет.

Архиереи убеждены, что бог мусульман — не тот истинный Бог, которому поклоняются христиане, разница в представлениях о Боге в христианстве и исламе принципиальна. Мусульмане под именем Бога поклоняются мысленному идолу, "жалкому измышлению жалкого ума Мухаммеда", как пишет Никита Хониат. Отцы Собора не хотели даже и слышать о предложении, как не ведущем ни к чему доброму и удаляющем от истинного понятия о Боге.

Ошалевший от такого свободомыслия Мануил составил собственный томос с утверждением, что анафема на бога Мухаммедова относится к истинному Богу.

Церковь осудила сочинение. Хониат свидетельствует, что патриарх Феодосий "не только сам не согласился с этим сочинением, как опасным и вводящим новые догматы, но и других убеждал остерегаться его, как яда. Царь оскорбился этим, как будто бы получил жестокую обиду, осыпал архиереев бранью и называл их всесветными дураками".

Слова — сыпались, эмоции — выплёскивали, папирусы и пергаменты — рвались в клочья.

Был составлен соборный томос, провозглашающий анафему учению Мухаммеда, в котором он исповедует, что Господь, Бог и Спаситель наш Иисус Христос не является Сыном Божьим. Отвергая Троицу и Христа как Сына Божия, мусульмане не могут считаться почитающими истинного Бога.

Святая Троица — это не просто. Не симплифицируемо и не тривиализируемо.

Рублёвской Троицой можно восторгаться. Но понять, как три мужика пьют из одного стакана...

Только буддизм. В текущей махакальпе (период от создания мира до его разрушения) должно появиться 1000, 1005 или 1008 будд. Один будда — каждые пять тысяч лет. Столько будд — большая удача, кальпа — буддоносная. В пустые кальпы может не появиться ни одного будды. Будда Шакьямуни — четвёртый будда текущей кальпы.

Такое — перекрывает. По мощности единосущности. Это не три мужика за одним стаканом, это тысяча мужиков на водопое у Ганга.

Я рассказывал уже про китайского пограничника, который покурил с Лао-цзы зиму в занесённой снегами хижине и отправился в Индию на зелёном буйволе. Где и проповедовал принцу Гаутаме и Иисусу из Назарета. В рамках выкуренных концепций старого дитя из имперских архивов можно представить и тысячу будд, и троичного монобога. Но надо быть ближе к источнику зелёных облаков.

Ни на слияние христианства с исламом, как скоро попытается сделать византийский император, ни на слияние православия с католицизмом, как попытается папа Евгений IV через триста лет, я не замахиваюсь. Приводить к единообразию и разумности попов разных толков...

Ленин: Нам до последней степени трудно, почти невозможно отграничить болтающих от работающих. И едва ли найдется другая страна, в которой бы смешение этих двух категорий было так обычно, вносило такую тьму путаницы и вреда, как в России.

Мне легче. Значительная часть болтающих носит особые одежды, их видно. Не всех. Но хоть что-то.

Папа Римский — феодальный владыка, всякий католик — его подданный. Потенциально — изменник. Что и втолковывал англичанам Генрих VIII.

Я это не афиширую и не форсирую. Дураков много, объявят еретиком, как тех же катаров через поколение, будут долго и упорно жечь. Зачем нам этот смех? Или, там, освещение? Нет, я просто за возвращение к истокам и скрепам. К древнему, знаете ли, благочестию и благоустроению.

Оттон III передал Болеславу I все права Империи в отношении церковных почетных должностей в Польше.... Будем возвращать исконно-посконное?

Для точности. Храбрый получил права. Смелый получил их снова. Сейчас иерархов назначает принцепс. Но церковники очень не хотят.

В 1180 г. в РИ Казик передаст выбор епископов клирам епископских кафедр. В 14 в. Рим заберёт право себе.

Нынче у католиков раскол. Сходный с Великим западным расколом после Авиньонского пленения и троепапства.

Возможен союз королевы, императора и одного из пап. Против другого папы. Сможет такая комбинация, с некоторой внешней поддержкой, отцепить польскую церковь от Рима?

* * *

— Предлагаю поручить епископу Вернеру заботу о епархии Кракова. А на его нынешнее место поставить... настоятеля здешнего монастыря. Его добрый нрав, гостеприимство и разумность позволили моим людям получить необходимое.

* * *

Если кто, быв рукоположен во епископа, не примет служения и попечения о народе, ему порученного, да будет отлучен, доколе не примет оного. Так же и пресвитер и диакон. Если же пойдет туда и не будет принят, не по своей воле, но по злобе народа, — он да пребывает епископ, клир же града того да будет отлучен за то, что столь непокоривого народа не учили. (Апост., 36)

Надо ли объяснять возможности, даваемые этой нормой? При условии, конечно, что у вас достаточно сил в руках и нет всепрощения в сердце.

* * *

Если Краковский клир не примет Вернера, то будет отлучён. Уличённые в преступлении против святой римско-католической церкви каноники будут переданы светским властям. Для наказания без пролития крови.

Нет, коллеги, аутодафе — не надо. Просто наши заонежские медведи наберутся латыни от новоявленных лесорубов.

Если Краков примет Вернера, то он поддержит принцессу. Это важно: в недавних событиях вокруг Владислава Изгнанника, в более давних вокруг Болеслава Смелого, в скорых (в РИ) делах Мешко III Старого, Краковские епископы выступали ударной силой мятежников, отлучали свергаемых государей.

Местный игумен радостно заулыбался. Потом смиренно склонил голову. Типа: недостоин я. Или: да минует меня чаша сия. Другие присутствующие пастыри мотают на ус: угождать Ваньке-лысому — полезно для карьеры.

— Э-э-э... будут возражения.

— Ян, пора отказаться от унизительных ограничений, навязанных Отчизне жадными иноземцами в годину невзгод. Еще Польска не сгинела. Обратимся же к истокам и скрепам, к правам, дарованным Болеславу Храброму императором Оттоном и подтверждённым папой Сильвестром.

Чёт дедушке не хочется. А вот Вернер аж раскраснелся. От перспективы стать епископом Краковским.

— Подумай Ян. Ты воспроизвёл в бронзе события из жизни святого Войцеха. Наглядно явил их взору сегодняшних жителей. Кому как не тебе следует явить взору современников и тогдашние установления жизни церковной, решения императора, короля и папы.

Вот на такой пафосной ноте Грыфита и откланялся.

Тут принцесса обратила на себя внимание. Сообщив, что устала. И попросила меня проводить. Что я с радостью исполнил. В сторону своей опочивальни.

— А где твоя корона? В церкви-то ты в платочке была.

— И в кольчужной шапочке под платочком. На мой короткий волос — в самый раз. Как ты велел, господин мой Ванечка.

— Однако корону надлежит возлагать на непокрытую главу. И тело. Раздевайся. Займёмся правильным возложением.

— О?! Ты тоже. Раздевайся. А я-то всегда... Такая покора-а-ая. Любому твоему возложению. Хоть куда. Хоть чего.

Она была весела, игрива. Её коленопреклоненность... передо мной и возлагаемой короной... стремление приложиться... припасть с искренним восторгом... облобызать, сподобиться и искренне возблагодарить... теми устами, что ныне устанавливали законы и правила для всей страны...

Сперва я возложил корону на неё. В польской короне и в этой позиции она выглядела особенно... привлекательно.

Мы закончили и тут же продолжили. Ей было волнительно и восхитительно. А моя беломышесть наконец-то вырвалась из ограничений форсированного марша. Что позволило их обеих, в смысле: принцессу и корону на ней, возложить на себя.

Несколько не литургически и не канонически. Скорее: продолжительно, увлекательно и познавательно. Никогда прежде не думал, что простой гладкий золотой ободок с небольшим камушком может найти столько разнообразных мест применения и дать оттенков ощущений. Даже странно: почему королевскими коронами в секс-шопах не торгуют?

Она лихо поскакивала, залихватски придерживая руками то свой новый головной убор, то налитые до звона груди. Церковные колокола, по сравнению с этими... ни вида, ни вкуса. Рук ей не хватало, и мне пришлось активно помогать. К взаимному удовольствию. Напевала наш строевой марш на мотив Мы красные кавалеристы и про нас.... Хихикала и пыталась выспросить: есть ли разница для мужчины в этом занятии между просто княгиней и княгиней Великой. Потом прекратила донимать меня столь интеллектуальными вопросами, увлеклась, замолчала. Корона сползла на ухо и укатилась куда-то по простыням.

Наконец, обессиленная рухнула на постель. И сразу снова потянулась ко мне. Не имея сил для продолжения, не желая оторваться.

— Как хорошо. Какой счастливый день. И ты, и корона, и... вообще.

Тут в дверь постучали.

Я уже объяснял, что сунуться ко мне в опочивальню без приглашения... можно, но не нужно. Но это стучит Сухан. Есть у него особенности. В смысле: и в стуке — тоже.

Кафтан — на тело, огрызок — в руку, крюк дверной скинул. Из сеней, подсвеченный далёкими факелами, не переступая порога, негромкий голос:

— Княжич. И кормилица. Убиты. Убийца схвачен.

Бл... Факеншит!

У-ух... как зае... заелдырино.

* * *

И каждый день

Всё новой гранью

Сверкает слово

охренеть.

* * *

Спокойно, Ваня. Эмоции — в свободное время.

— Подожди. Штаны одену.

Мы разместились в монастыре и вокруг него в предместьях. Причина? — да факеншит же! У меня не римский легион! Половина личного состава в принципе не имеет навыка земляных работ! Не хотелось мучить людей. Особенно, когда перед глазами постой под крышей.

Монастырь св. Иоанна: сама церковка, каменная большая трапезная — там и отмечали. Домик аббата, где мы с принцессой занимались... возложением. Короны и королевы. Несколько одноэтажных строений-бараков — кельи монахов. Иноков временно выселили, нынче там свита, охрана. Хоз.постройки. Там тоже мои. Вокруг площадки монастыря невысокая, в рост человека, каменная стенка — дикий камень без раствора. Дальше пяток улиц туземных хибар, метров триста к юго-востоку — кладбище. К юго-западу в версте — собор, где коронация была. Удобное место, в 21 в. Макдональдс поставят.

В одном из маленьких бараков разместили детей: Марию семи лет и Болеслава трёх.

Миссионер, который привёз их из Вислицы, имел небольшой отряд в десяток человек. Мамок-нянек не было. Поэтому он взял нескольких слуг из Вислицы.

Дети добрались целыми. А вот слуги... Один сломал шею, упав с коня, парочка помоложе, прихватив кое-что из драгоценностей и парадной одежды, сбежала. Остались кормилица у Болека, нянька у Марийки и какой-то... моль бледно-плешивый в сапогах дырявых, отзывающийся на имя Янек. Янек-карасик.

Вся компания была сегодня в соборе, была и за столом. Потом отправилась в отведённые им помещения — в один из домишек. По архитектуре... это не русская двойня с выходами из сеней в комнаты в разные стороны, а ближе к пятистенку с холодными сенями, горницей и двумя опочивальнями штанами.

Вот сюда я и врываюсь. На голове — лысина, на плечах — кафтан, на кафтане — портупея с огрызками, в руке — рукавница.