Гареммыка

Только до дивана ли? Нет, сегодня это было настоящее ложе любви. Не страсти, а именно любви, потому что всё в Катюшиной спальне говорило о предстоящей неторопливости, о чувственности, о нежности. Чиркнув спичкой, Катя зажгла две свечи в изголовье ложа, осветивших стоящее на подоконнике вытянутое блюдо с фруктами и гроздью винограда, два бокала и бутылку вина с грузинской вязью на этикетке.

— Кать, а как ты узнала, что я сегодня обязательно приду?

— Я не знала. Просто надеялась. Очень надеялась. — Катя задула спичку и опустила её в пепельницу. — И ты всё-таки пришел, Серёжка. — Тут в глазах Катьки блеснули хитринки: — Но разве так полагается входить султану к своей любимой второй жене? А ну, брысь в душ!

"Белая подушка, белая постель, белая девчонка растворилась в ней..." — сами собой пришли на ум строки неизвестного мне поэта, когда я, усердно вытирая полотенцем влажную голову, вернулся к Катерине. В полумраке её пеньюар сливался с белым фоном ложа, и только копна волос контрастным багряным пятном выделялась на шелковом снегу, да алело рубиновой искрой вино в бокале, который Катерина вращала за тонкую ножку. Второй бокал так же был наполнен, ожидая только меня. И у нас было вино, и была нежность, и любовь, и страсть.

Вы можете подумать: "получил разрешение на измену, и тут же пустился во все тяжкие"? И будете трижды неправы, если подобная мысль всё-таки придёт вам в голову! Можете не верить, но стоило мне только лишь увидеть Катю, как я в ту же секунду позабыл обо всём на свете: и о своём первоначальном намерении её отругать, и о недавно выданной Иришкой индульгенции. Нет, потом-то конечно вспомнил, но гораздо, гораздо позже — лишь когда утолив первый любовный голод, мы с Катюшей блаженно растеклись по порядком измятой простыне.

До тех пор, пока не вернулся на место унесённый ураганом страсти разум, мы просто лежали, отстранённо любуясь яркими звёздами за стеклом высокого окна. Да, тогда по ночам над крупным городом ещё были видны звёзды, не забитые заревом огней современной рекламы. До утра город мирно спал, погрузившись в патриархальную тишину, не нарушаемую, как сейчас, круглосуточным автомобильным гулом. Катя прижималась ко мне, я к ней, и нам было так хорошо просто лежать вместе, не шевелясь, не тревожась, не думая ни о чём, наслаждаясь самим фактом телесной близости друг друга.

Потом было произнесено первое слово, второе, третье и так незаметно завязался разговор, постепенно перешедший от обычного восторженного лепета двух влюблённых к настоящим откровениям. И я, и Катя вдруг ощутили настоятельную потребность выговориться, раскрыться, обнажить собственную душу так же, как были обнажены наши тела. Всё, о чём мы раньше молчали, о чём запрещали себе даже думать — сокровенные мечты, касающиеся нас двоих робкие надежды, опасения — всё это мы торопились выразить в словах, стремясь успеть поведать вплоть до самой последней мелочи. В ту ночь Катя многое рассказала мне о своих предыдущих браках, существенно дополнив скупое изложение Ирины. Упомянула она и о состоявшейся у них с Иришкой сегодняшней, хотя нет, уже вчерашней беседе. Вот тут я, признаться, чуть не выпал в осадок, когда до конца выслушал доверительную Катину речь. Блин, оказывается, за моей спиной кипели нешуточные страсти, о которых я ни сном, ни духом! Весь день после того разговора, что на заводе, что на улице я ходил словно пришибленный. Раз за разом прокручивая в голове Катины слова, припоминая сопутствующие им события, я пытался сложить для себя истинную картину нашего любовного треугольника.

Я, конечно, знал о том, каким способом Ира познакомилась с Катериной, но особо не задумывался, для чего ей это было надо, считая подобное стремление к знакомству обычным женским любопытством. А ведь дело было не в банальном капризе: Ирина в тот момент ходила сама не своя от наших с ней участившихся размолвок, считая их виновницей Катьку и мою неспособность забыть о своей бывшей женщине. Накрутив и загнав себя в угол своими же собственными фантазиями, Иришка буквально не находила места. Ей стало казаться, что её счастье вот-вот развалится, как рушится наполовину построенный карточный домик.

"Что делать?" — эта мысль не давала Ире покоя, тревожа её и днём, и ночью. От отчаяния она уже не знала, куда ей деваться, к кому обратиться за помощью. Недавняя комсомолка не раз и не два подумывала пойти к какой-нибудь бабке-ворожее, чтобы та навела порчу на соперницу. Иришка была готова собственноручно втыкать булавки в дверной косяк Катькиной квартиры, или сыпать ей иголки под коврик. Блин, у неё даже родилась идея навестить бывшего мужа в его любимом гараже и выпросить у того стакан электролита, чтобы было чем плеснуть Кате в лицо! Чёрт, а я-то всегда считал Ирину тихоней, пугливой серой мышкой, и совершенно не ожидал от неё подобной решимости. Да, воистину в тихом омуте бесы водятся. Хорошо еще, что мой бесёнок решил не прибегать сходу к столь кардинальным мерам, а для начала заняться разведкой. То есть познакомиться с Катькой, аккуратно втереться к ней в доверие, выяснить для себя, что дорого сердцу соперницы, и только потом действовать. Ведь любой человек всегда боится потерять что-то ценное для себя, рассудила Ира. Для кого-то это деньги, работа, какие-то иные материальные блага. Для других это семья, дети, близкие. Для третьих — репутация, общественное мнение. А, найдя Катькино слабое место, надавить на него посильнее, и тем самым заставить Катерину отступиться, оставить меня в покое. "Путем шантажа люди многого добиваются" — решила Ирина, направляясь в магазин за тканью для нового платья.

Одно моя черноволосая ревнивица выпустила из вида: роль разведчицы на себя Катька примерила уже давно. Прошлой осенью, когда я объявил ей, что между нами всё кончено, и у меня есть другая женщина, Катя небрежно бросила фразу "перебесишься, приходи" и гордо покинула беседку детского садика. Но ушла она недалеко, всего лишь до ближайшего угла, из-за которого впоследствии наблюдала за нашим с Ириной разговором. Вычислив традиционное место прогулок, она и зимой неоднократно следила за мной, Юлей и Иришкой, не стесняясь зайти с театральным биноклем в подъезд близь стоящего дома. Так что внешность Ирины для Кати секретом не являлась и, обнаружив соперницу в один прекрасный день у себя на пороге, Катька моментально поняла, что тут дело нечисто. Однако сходу закатывать скандал не стала, решив пока прикинуться несведущей и потихоньку разузнать намерения разлучницы.

Кино и немцы, прям-таки готовый сценарий для фильма про шпионов и контрразведку! Причём сначала всё строго соответствовало канонам: Ирина старалась показать себя полезной для Кати, а та в свою очередь всячески вводила её в заблуждение, привечая и нахваливая по поводу и без. Попутно Катька исподволь внедряла в голову Иришки мысль, что в роли любовника я Кате не нужен совершенно, а вот как заведующий технической частью её предприятия, так просто необходим. Ира подумала и решила пока не форсировать события. Оружие возмездия — спичечный коробок с клопами, добытыми ею с немалым трудом — так и остался невостребованным.

Но реальная жизнь здорово отличается от кинофильма, и дальнейшее развитие событий пошло несколько вразрез с общепринятыми законами жанра. К замешательству Катерины, Иришка оказалась полезной кооперативу не на словах, а на деле, о чём недвусмысленно свидетельствовали цифры в бумагах. Да и сама Иринка неожиданно пришлась Кате по душе. Я отчётливо вспомнил, как лёжа в моих объятьях, Катя оборонила среди прочих такую фразу:

— Если бы не было тебя, Серёжка, мы с Иркой вполне могли бы подружиться.

Но я был, и этим обрекал девчонок вести войну до победного конца. Вот только что являлось победой для каждой из них? Первой об этом задумалась Катерина, ещё зимой обнаружив одно обстоятельство, превращающее для неё подобную победу в Пиррову. А звалось оно Юлей. Увидав, как я отношусь к детям, Катюша сразу поняла, что это автоматически делает наш с ней союз недолговечным, ведь рано или поздно я захочу наследника, а сама она подарить мне ребёнка, увы, не в состоянии. Для Кати такое открытие было очень болезненным, ведь кроме краха сердечных надежд оно в очередной раз напомнило о её неполноценности как женщины.

После долгих, мучительных колебаний, метаний из одной крайности в другую, Катя решилась всё-таки отойти в сторону, сочтя синицу в руке предпочтительней журавля. Иными словами, перевести наши с ней отношения в разряд чисто деловых и дружеских. А пришла она к такому решению буквально за день до моих жалоб на притязания Хельги. И надо же было случиться той встрече со шпаной, потянувшей за собой бурную ночь и моё признание в любви! Какая после этого может быть дружба? Бедная моя Катя совершенно потеряла голову, не зная к чему теперь стремиться и чего добиваться. В растерянности она решила отстраниться и просто понаблюдать за развитием событий, не предпринимая самой никаких действий. Вот разве что немного развлечься, всласть поиздевавшись над заносчивой Хельгой. Откуда она могла знать, что эдакая забава отправит её на больничную койку? Но нет худа без добра — увидев Катю на носилках без кровинки в лице, Иришка невольно преисполнилась к ней сочувствием, а после доверительного разговора по душам в палате кардиоцентра окончательно перестала считать её за своего смертельного врага. Именно в той беседе Катя подробно рассказала Ире о себе всё, не утаивая буквально ничего.

Казалось бы, теперь Ирине можно успокоиться, перестать тревожиться за будущее наших с ней отношений, ан-нет, в ней по-прежнему жила убеждённость в моей патологической неверности, вселяя неуверенность в завтрашнем дне. И тогда Ира задумала, так сказать, минимизировать потери. "Раз человеку что-то нужно, то надо ему это дать, а не то он возьмёт сам, но уже украдкой, и не факт, что в этом случае последствия окажутся безобиднее — решила она. — Если уж Сергею так необходимы встречи на стороне, то для всех будет лучше, чтобы этой стороной стала Катерина."

И пусть она, находясь в изрядно растрёпанных чувствах, сделала это предложение не совсем корректно, пусть умудрилась крепко задеть самолюбие Кати — джин, что называется, был выпущен из бутылки. Сохраняя оскорблённый вид, хитрюга Катька мгновенно просчитала все выгоды для себя, и цепко ухватилась за эту мысль двумя руками. Она выпроводила меня из квартиры, а сама принялась обрабатывать Иришку по полной программе, не забывая щедро поливать её елеем с головы до пят. К концу этого разговора захмелевшая Ирина была уже свято уверена, что смогла найти великолепный выход из сложившегося положения, а Катенька была, есть и будет её лучшей подругой.

Честно говоря, услышав это, я не знал сердиться мне или восторгаться. Блин, Катька есть Катька — зараза, вредина и умница. Ведь если разобраться, обманула ли она Иру? По большому счёту нет, она лишь подыграла Ирине в её заблуждениях, склонив к выгодному для себя решению. Однако никакой попытки переубедить Иришку или объяснить, что та ошибается, не предприняла. Но можно ли винить Катю за это? Опять же нет, ведь по существу мои девчонки продолжали оставаться соперницами, и каждая из них думала в первую очередь о себе. А оно мне надо, жить на пороховом погребе и знать, что оба ведущих в него фитиля только пригашены, но продолжают тлеть?

"Что делать?" — не давал мне покоя один из двух извечных русских вопросов.

— Серый, плесни грамм двадцать?! — как-то оторвал меня от очередных раздумий Петрович. — Трубы горят после вчерашнего. А у тебя, я слышал, всегда заначка имеется.

— Петрович, ты же раньше никогда не пил посреди недели? — удивился я, доставая из ящика стола стеклянный пузырёк с замотанным изолентой горлышком.

— Да тут хочешь, не хочешь, оскоромишься. — вздохнул Петрович, тщательно сцеживая последние капли огненной воды в принесённый с собой стакан. — Вечером со своей старухой полаялся, вот и тяпнул с горя.

— А что так?

— Да всё! — враз севшим голосом ответил Петрович после того, как лихо опрокинул в рот содержимое стакана, пригнувшись за приборной стойкой. — Она у меня целыми вечерами или в телевизор пялится, или с подружками лясы точит. Вот вчера прихожу домой, а там дым волнами стелется и такая вонь паленого мяса по всей квартире, что без противогаза не вздохнёшь. Я скорей на кухню, смотрю, а там кастрюля на раскаленной плите аж потемнела, и дым из-под крышки валит! Гляжу, а там вода вся выкипела, и мясо сгорело до уголька. Это моя старая так бульон варила: печку включила, а сама к соседке умотала. Мёдом там ей намазано, что ли, у подружек-то? И ведь слова ей не скажи, только попробуй заикнись, так сам же виноват и останешься. Я вон, вчера попробовал ей высказать, так такой разнос получил! Я, мол, и такой, и сякой, и не мазанный, и внимания ей мало уделяю, и домой только переночевать прихожу. Вон, говорит она мне, в телевизоре показывают, какая у людей любовь бывает, какие там кавалеры галантные — не то, что ты. А какое ей может быть внимание, когда меня от её внешнего вида с души воротит? Вечно на ней один и тот же застиранный халат, эти бигуди постоянные под косынкой. И жуёт! Утром жуёт, днём жуёт, вечером перед телевизором усядется и опять жуёт, жуёт, жуёт. У неё уже третьего подбородка из-за пятого не видно, а она всё ест и ест. И куда только влезает?! Сил моих нету, выносить эту коровищу, Серый! Она же у меня раньше первой красавицей была, за ней мужики толпами бегали. А как замуж вышла, родила двух пацанов, так на себя рукой махнула. Раздулась, что бочка пивная, ходит — с боку на бок переваливается. Я уж по вечерам домой идти не хочу, специально на работе задерживаюсь, чтобы её лишний час не видеть. И всё ей дай, всё ей мало! То хрусталь, то ковры, то стенку финскую... Вот такая она, жизнь семейная, Серый. Подожди, вот сам женишься, тогда и узнаешь, почём фунт лиха.

Заметив идущего по проходу начальника цеха, Петрович умолк и шустро ретировался подальше от глаз начальства, а я, оставшись в одиночестве, попробовал примерить на себя его ситуацию. То есть попытался представить своих девчонок лет так через ...дцать такими же располневшими и опустившимися, как супруга Петровича. Но ничего не вышло: Ирина очень походила на свою мать, а Елена Станиславовна была сухонькой и довольно активной дамой. Да и Катьку я "увидел" похожей на Фаину Раневскую в роли таперши из кинофильма "Пархоменко". Такая же флегматичная, усталая, с папиросой в зубах, поющая невероятно пошлый романс хриплым низким голосом. Забавно, но даже такая она у меня не вызвала отторжения.

Между тем предусмотрительный Петрович сбежал не зря, потому что начальник цеха подошел именно ко мне.

— Сергей, ты у нас в электронике хорошо разбираешься, посмотри, что с ним? Только не афишируй особо перед людьми, хорошо?

Он положил мне на стол завёрнутый в газету предмет, размером с кирпич и ушёл. Я развернул бумагу и ахнул — магнитофон. Кассетный автомобильный магнитофон! И это у нас, на режимном предприятии, где на проходной у работников на законном основании шмонали сумки? Где за попытку пронести транзисторный приёмник пойманного с поличным ожидало автоматическое лишение премии, а за магнитофонную или фото плёнку вообще грозило два года расстрела, причем, каждый день насмерть! А тут целый магнитофон. Да уж, что дозволено Юпитеру...