Мальчишка ойкнул и отдернул руку — на кончике пальца выступила капелька крови.
Ну вот, доигрался... Что-то Онни долго там возится. Чего смотреть-то. Смотри, не смотри, а не вернуть уже Бочонка. Хороший дядька был. А погиб так, что никто и не заметил. Даже его служанки, эти безмозглые кудахи, ничего не заметили. Так и сидят за столиком возле бара, вяло перетрепываясь, да носом поклевывая. А помощник трактирщика, Корявый Керт, прозванный так за что, что когда-то лишился на Спорном Щите левого глаза, до сих пор дрыхнет без всякой задней мысли в соседней с его, Бочонка, комнатой. Вот шуму будет, когда спохватятся и статую эту здесь обнаружат... Лично Квин не хотел при этом присутствовать. Пока все объяснишь. Да еще поймут не так...
Квин не чувствовал особой злости к хальду, погубившему Бочонка, хотя и пытался. Наверное, потому что способности чужака произвели на него весьма сильное впечатление, против воли вызывая искреннее восхищение — вплоть до черной зависти. Да и он ли погубил Бочонка? Скорее всего — каруна, как ту тварь маг назвал. А как с Гронтом разобрался, любо посмотреть, тот даже пикнуть не успел...
А все-таки жаль дядьку. Не повезло — попал Бочонок не в то время и не в то место. Квин шмыгнул носом, чувствуя, как к глазам подступает предательская влага, но взял себя в руки. Вот еще, не малец уже.
Интересно, что Онни имела в виду, когда сказала, что видела нечто особенное во время путешествия с этим чужаком... Тот маг, Стилен, что-то говорил про погибшего терха... И этот меч, с которым Онни не желала расставаться, чарсы, на которых она приехала со своим приятелем. Каруна... Ух ты, это что же получается?! Не Никсард ли прибил этого терха? Ничего себе... Но ничего магического Квин в нем не ощутил. Что же за всем этим кроется? Кто этот Никсард? И откуда он взялся?
Мягкая волна коснулась сознания Квина, словно легкий ветерок.
Потолочный машар замигал и погас, коридор тут же залила непроглядная, чернильная тьма. Что это там Онни вытворяет? Магическое расследование проводит, что ли? Так она ведь всего-навсего эрсеркер...
Квин торопливо прошептал необходимое заклинание, почти без усилия зачерпнув энергии из источника, сосредоточенного в районе живота, и создал другой машар, значительно ярче и больше прежнего. Свет удался таким сочным и ровным, что прячущиеся по углам тени удрали в самый дальний конец коридора. Мягкое дружелюбное тепло, исходившее от маленького светила, приятно щекотало кожу, и Квин немного подержал машар на ладони, прежде чем прикрепить парой дополнительных слов к потолку над своей головой. С каждым разом машары получались у него все лучше и лучше. Он хмыкнул, вспомнив, как швырнул машаром в эту так называемую каруну. Может быть, в будущем из него получится хороший маг Света? Как, например, легендарный маг из Сияющего, Олсен Желтоглазый. Интересно, а желтый цвет одежд будет ему к лицу? Квин с удовольствием представил, как в желтых одеждах Мастера с важным видом въезжает на собственном дракхе (ха, а может и на чарсе!) в какое-нибудь зажиточное село. И по заказу жителей (хорошо заплативших, естественно) начинает священнодействовать, отыскивая макамовый источник для создания долговременного машара — наподобие Бошара в Сияющем...
Прервав навеянные мечты, из комнаты наконец вышла сотница, кивнула:
— Пошли, парень. Нам здесь больше нечего делать.
Ее мрачный и напряженный вид не располагал к вопросам, и Квин молча поспешил следом. Они спустились вниз. Тут, что-то вспомнив, она движением руки остановила его и свернула в зал, к стойке, коротко бросив:
— Подожди здесь.
Квин послушно остановился.
Онни коротко переговорила со служанками — те сразу всполошились, повыскакивали из-за стола с вытаращенными глазами, заохали и запричитали. Осадив их какой-то резкой репликой, отчего те сразу умолкли, Онни направилась обратно, оставив испуганных девушек за спиной.
Уже вместе они вышли наружу.
За дверью трактира стояла непроглядная ночь, укутывая землю едва различимым в темноте белесым туманом. Квин невольно поежился, когда холодный воздух коснулся лица, и поднял взгляд на Онни, остановившуюся рядом в каком-то раздумье.
— Что ты им сказала? — все-таки не смог сдержать Квин любопытства.
— Сказала, что теперь им придется поискать нового хозяина, но до утра ничего предпринимать не нужно. А утром пусть топают в Управу, сообщить о происшествии. Ну и Керта пусть разбудят. Удовлетворен?
— Да я так спросил, — Квин стушевался, недоумевая по поводу чрезмерной, на его взгляд, резкости ответа.
— Не обращай внимания, — уже мягче сказала Онни. Она опустила ладонь на голову мальчишки, ласково взъерошила непослушные вихры. Тот с досадой дернул головой. Ну как же, взрослый уже, к чему такие телячьи нежности. — Ночка сегодня выдалась... нервная. Страшно было?
— Вот еще! Чего там страшного... — Квин сбился, поймав насмешливо-сочувствующий взгляд "неистребимой" и смущенно кивнул, решив не завираться. — Не вопрос. Как он Гронта к стене припер, прямо жуть веселая...
— Почему веселая-то?
— Сама, что ли не понимаешь? Да он же первый, кто сумел уделать мечника! Гронт ведь давно искал достойного соперника, и нашел-таки на свою голову!
— Ладно, пойдем. У нас еще много дел...
— Мы же на твоем чарсе поедем, да? Здорово! А как...
— На чарсе, на чарсе, — устало подтвердила Онни, и непонятно добавила: — Надеюсь, еще моем...
Пресветлый Дом находился в получасе езды от "Судного дня", сразу за речкой Мокрой, прозванной так встарь каким-то шутником, и служившей городу своеобразной границей, за которой дома обычных жителей кончались. А начинались там дома и хозяйственные строения Дома Пресветлого Искусства, представлявшего собой небольшой, но вполне благоустроенный городок магов. Вот только полчаса — это если по прямой. Потому что улочки Жарла, вернее, той его части, где жили люди, причудливо разветвлялись, переплетались, сворачивали в самых неожиданных местах или еще более неожиданно норовили закончиться глухим тупиком. В общем, всячески старались увести куда-нибудь в сторону от нужного направления, так что какой-нибудь приезжий вмиг бы заблудился, потеряв всякое представление о том, где находится. Вот и выходило, что по прямой проехать никак невозможно. Все это говорило о строительстве безалаберном и хаотичном, свойственном людям пришлым и случайным, какими и были когда-то попавшие в Жарл переселенцы из других мест.
А случилось это четыре-пять сотен лет назад, когда нубесы, до этого беспощадно уничтожавшие любых чужаков на своей территории, вынуждены были пойти на уступки. Они обнаружили, что им больше не хватает естественного дневного света для выведения и так чрезвычайно редкого потомства, от этого света зависящего напрямую. А так как способности к магии у них отсутствовали начисто, то пришлось пригласить магов-хасков, которые и обеспечили их необходимым светом, правда, уже магическим. Обеспечили в обмен на неприкосновенность и право проживать на территории макора нубесов.
Вслед за магами в макор двинулась настоящая волна эмиграции из соседних и более дальних земель. Возможность переселиться на новое место, вольное от так доставших простой народ власть имущих, и отхватить хороший земельный надел из первозданных, богатых жирным черноземом, еще не пробовавших плуга почв, привлекла в эти места массу беспокойных духом людей, которым в жизни на прежнем месте не подфартило. Золотое было времечко так же и для непризнанных в своем кругу магов, согрешивших или ущемленных в своих экспериментах, которым общепринятые правила, что нож по горлу; купцов, неудовлетворенных состоянием торговых дел, да и просто всякого сброда — авантюристов, любителей приключений (жить среди легендарных нубесов — это же ого-го!), бандитов и обычных мелких преступников, которых закон еще не поймал за руку, но вот-вот собирался это сделать. Свобода, признание, удача, богатство — эти слова многие годы не сходили с уст ошалевших от нежданного счастья, внезапно обретших возможность переселиться людей.
Следует заметить, что Закон Равновесия в то время для переселенцев сказывался на удивление благоприятно, и лишь несколько десятков лет спустя начались ухудшения. Дело в том, что каждый макор обладал своей, только ему присущей энергетикой, или Духом. Уроженцы макора чувствовали себя на родине прекрасно, но чужаки Закону Равновесия обычно не "нравились", и с их здоровьем начинали твориться разные нехорошие вещи. Те, кто за это время успел пустить корни, кого Дух макора принял, так сказать, в свое лоно, подогнав энергетику их сущности к своей, кто уже обзавелся многочисленными потомками — те, естественно остались. Остальным же — торговцам, путешественникам, служивым, курьерам, послам, да и просто бродягам, можно было находиться в макоре без ухудшения самочувствия лишь несколько дней, от силы — пару декад. Затем, для самых упрямых, или еще на что-то надеющихся, наступало время постоянных и совершенно необъяснимых недомоганий, вдруг подхваченных на пустом месте тяжелых, но уже запущенных болезней, а затем следовало стремительное наступление старости. Если чужак не покидал столь недоброжелательный к нему макор быстро, то вполне мог внезапно умереть.
Случалось, конечно, и по-другому — существовали макоры с Духом более высокого порядка, чем у прочих. Тогда, наоборот, у путешественника наблюдался небывалый прилив энергии, проходили все недуги, быстро заживали раны... Затем снова следовало преждевременное старение, болезни, и смерть. Это называлось "обожраться"...
Нубесов людские дела не интересовали. Основные правила поведения на их территории были просты: не суй свой нос туда, где находятся их Светилище, и проживешь долго...
По узкой петляющей улочке, стиснутой с двух сторон разномастными домишками горожан, среди которых изредка вставали двухэтажные дома богачей, они ехали на чарсе вдвоем уже не менее получаса. Квин сидел спереди, Онни сзади. Широкого дал-роктовского седла хватило на обоих, а тихая нетряская рысь гигантского зверя обеспечивала вполне приличный комфорт. Вымощенная плотно подогнанными брусками каменита дорога звонко щелкала под копытами. После прошедших дождей проклятая едкая пыль, эта вечная спутница каменитовых дорог, сейчас не беспокоила, не оседала на одежде и не першила в горле.
Дорогу Онни знала хорошо, Жарл был ей знаком не понаслышке. Когда-то она провела здесь девять долгих лет ученичества и память до сих пор хранила расположение улиц, услужливо подсказывая направление даже в темноте, царившей в пятом часу ночи практически безраздельно. Впрочем, кое-где факела или машары пытались осветить путь, особенно на перекрестках, но в основном картина ночного города была сокрыта мраком. Безлюдье улиц было привычным. Еще несколько сотен лет назад в это время суток в любом макоре перевелись желающие искать на свою задницу приключений.
Они двигались в направлении реки, местность едва заметно понижалась. Ехали молча. Для самой Онни это было естественно, она по природе болтливостью не отличалась, а вот Квин, долгое время воздерживавшийся от привычного для себя трепа, ее немного удивлял. Наверное, на него так повлияла история с трактирщиком. В конце концов натура племяша возьмет свое, тут дело ясное, но пока у нее есть время спокойно заняться собственными мыслями.
Ни ночные создания, вне всякого сомнения, рыскающие сейчас по улицам в поисках легкой поживы, ни Закон Равновесия в данный момент ее не беспокоили. Во-первых, она была воином и эрсеркером, прежде всего — эрсеркером, а значит, была обучена специальным приемам защиты от подобного явления, как Закон Равновесия, что и позволило ей четырнадцать лет прослужить на чужбине, под началом Наместника Хааскана, без неприятных для себя последствий. Во-вторых, хотя цвет кожи и волос выдавал в ней уроженку Кордоса, на самом деле родилась она в Абесине, в городе, принадлежавшем макору нубесов, где издавна прижились ее предки, прибывшие сюда в числе тех самых переселенцев-счастливчиков. А значит, Онни была местной, и местный Дух был к ней изначально благосклонен...
Она думала о Никсарде.
Никсард был засферником, то есть чужаком до такой степени, что Дух неизбежно должен был на него накинуться, как стая оголодавших лысунов, пожирая его, вне всякого сомнения, высокую энергетику со всей возможной скоростью, чтобы опустить источник возмущения до своего уровня бытия... И это уже происходило. Недаром он сослался на усталость, прежде чем уйти отдыхать. Да и выглядел он хуже, чем при первой встрече, в Сияющем. Прежде всего в глаза бросалась бледность, разлившаяся по его лицу. Похоже, ночная дорога, стычка с гвэлтами и терхом дал-роктов не прошли для него так бесследно, как ей показалось вначале.
Онни уже сожалела, что повздорила с ним. Незачем было так накидываться на него всего лишь за честное предупреждение. Вспышка праведного гнева, когда она узнала о смерти трактирщика от его руки, тоже уже прошла. Прежде всего, засферник защищался. Скорее всего, вынужден был защищаться спросонья, и поэтому перестарался с приложением силы, употребив ее куда больше, чем требовалось для отражения неуклюжего удара мирного трактирщика. Поневоле вспомнилось растерянное выражение, застывшее на лице корда навечно. Видимо, в последний момент тот понял, что происходит, и попытался бороться с опутавшими его чарами каруны, но засферник в этот момент уже наносил удар... Чисто по-человечески Бочонка было жаль. Но и за засферником особой вины не наблюдалось. Впрочем, в свете того, что ему необходимо свершить для этого мира, простить можно многое. Очень многое. Очень и очень многое... Может быть, превышение силы — тоже следствие действия Духа макора? Потеря контроля над своей силой... да, вполне может быть... Эта мысль ее встревожила еще больше. Слишком уж быстро это происходило. Остин Валигас, например, насколько она помнила, начал сдавать только в макоре кордов...
Как она и предвидела, молчание мальчишке вскоре наскучило:
— Онни, можно у тебя кое-что уточнить?
— Что именно?
— Я все еще не знаю, возьмете вы меня с собой, или нет, и меня это жутко беспокоит.
— После того, что здесь произошло? Возьмем, пожалуй. До матери я тебя довезу. Через некоторое время Гронт остынет, сможешь вернуться и продолжить учебу в Пресветлом Доме.
— Остынет, как же! Этот полоумный мечник ничего никогда не забывает... Может, он сейчас крадется за нами и выжидает момента, чтобы прикончить... — спохватившись, Квин прикрыл рот ладонью. Боязливо оглянулся. Онни, тоже невольно приостановив чарса, прислушалась, напрягая все свои куцые ментальные способности эрсеркера. Темнота, тишина, холод и промозглый туман, поднявшийся уже до стремян. Ничего и никого. Даже убогие мозги ночных тварей, для охоты которых наступило самое благодатное время, не улавливались ее восприятием, будто все они в одночасье вымерли. А было бы неплохо...
— Никто за нами не следует, мальчишка. Не забивай себе голову всякой ерундой, ничего тебе Гронт не сделает...
Онни недовольно тронула поводья. Копыта снова зацокали по камениту. Но магик не унимался, тут же сменив неприятную тему:
