За полынь-рекой

Да, пальцы онемели, руки отнялись, я перестал их ощу-щать, мешки с вещами стали втрое, впятеро тяжелее. Это от жа-ры? Наверное... перед глазами висел коричневатый туман... тошни-ло... Вперёд!

Споткнулся, упал на колени, оранжевая зарница просеяла на меня и окружающие кусты неверный мерцающий свет. Странно, на этот раз свечение не угасло — впереди разгорелось зарево апельсиново-абрикосовых оттенков, пылая, охватило полнеба. Я, обессиленный и измотанный, через почти сомкнутые веки увидел собственную неуклюжую тень с огромным горбом, вяло подёргива-ющуюся и шатающуюся... Упал на колени... Встать! Вперёд!

Пи потерял сознание и упал, очнулась Ульяшка и тут же поползла бросаться в пропасть, чтобы не обременять нас. Пи как раз вовремя пришёл в себя, ухватил девку, дал ей несиль-ный подзатыльник, взвалил на загривок и потащил. Я вцепился в мешки. Вперёд!

Небо теперь было сплошь затянуто оранжево-бурыми туча-ми. Слева над горами извивались узкие воронки смерчей. Но мы дошли!

Выход из ущелья обнаружился не сразу. Я остановился, разглядывая склоны низких пригорков, редкие рощи акаций. Неподвижно стояли старые двадцатиметровые гиганты с развеси-стыми кронами, а между ними тянулись молодые деревца, кроны которых раскачивались и тихо шелестели под горячим ветерком.

Я, оставив Пи, Юлиану и поклажу под деревом, долго бро-дил в поисках дальнейшего пути, несколько раз терял сознание, вдруг обнаруживая себя лежащим на тёплой гальке. И ведь нашёл! Узкая расщелина, заросшая колючками, выглядела зловеще и угрюмо. Вернулся к спутникам, свалился рядом. Силы таяли, словно мороженое в духовке.

Пи медленно опустился на колени и, кряхтя, поднял на руки стонущую и вновь обеспамятевшую жену. Ага-ага, оказыва-ется, идти больше не может. Зато может ползти на четвереньках и тащить девку на спине. Это гораздо легче, чем нести её на руках. Я с тремя мешками пополз вниз по склону. Впадая в за-бвение, рухнул и покатился, из последних сил удерживая кожа-ные завязки мешков...

Круг 07 Ad limina apostolorum

01

Закончился день. На вишневом небе среди багровых обла-ков затухало зарево, свет которого размытыми золотыми и пур-пурными полосами стекал к горизонту по темневшему небосводу. Вечерняя тишина понемногу опускалась на весь здешний низинный край.

Сорок четвёртые сутки великого путешествия на восток. Умножаем на них преодолеваемые ежедневно приблизительно пят-надцать километров и получаем около шестисот шестидесяти ки-лометров! Мы совершили немыслимое! Горная страна была преодо-лена!

"Горная страна была преодолена" — всего четыре слова. На каждое приходилось по одиннадцать дней

-жары и пыли,

-стёртых на бездорожье ног,

-скудного питания, главным образом, мякотью кактуса опунции и жёсткими ягодами,

-беспокойного, вполглаза, сна на глине, гальке, или, в лучшем случае, на сухой траве.

Причём последний день, проведенный в Страшном Ущелье, стоил сорока трёх предыдущих, вместе взятых.

Не хотелось даже открывать глаза и подниматься из ру-чья, где лежал, настолько невообразимо хорошо себя чувство-вал, да куда деваться... Место, куда мы попали после Страшного Ущелья, по сравнению с ним, конечно показалось просто раем, только вот ангелиц-горничных с подносиками всякой вкусной снеди и с бокалами охлажденного шампанского здесь не было. По-прежнему заботиться о своих безопасности и благополучии предстояло нам самим.

Я сел, с наслаждением ощущая задом мягкий донный песо-чек. Огляделся. Пи и Юлиана лежали чуть ниже по течению в та-ком же блаженном полузабытьи.

Пейзаж здесь был воистину сказочно красив — заворажива-ющая картина тропического ландшафта, исключительная красота и великолепие.

Там, позади в покинутых горах остались места, куда те-перь не было возврата. А здесь в центре долины извивался и блестел широкий мелкий ручей. Серебристые струйки проказливо перепрыгивали через округлые камни узкого русла и с веселым журчанием спешили дальше по низине, сжатой невысокими холмами и скалами. Сырые берега заросли коврами зеленых мхов, чешуй-чатыми слоевищами сочного лишайника, которые рыхлыми подушка-ми покрывали даже валуны, выступающие из воды.

Ручей впадал, приблизительно в полукилометре в реку, в водах которой обитали рыбы и черепахи. А галдёж массы водо-плавающих пернатых и шум их крыльев звучал в стоявшей тишине, будто отзвуки далеких водопадов.

Тёмные кроны гигантских тропических дубов, пальм голо-вокружительной высоты, кипарисов, фикусов, орешников отража-лись в лениво-спокойных водах реки, словно в зеркале. Пучки ароматнейших орхидей паразитировали на старых ветвях, покры-тых мхами и лишайниками. Лианы канатами и верёвками обвивали высокие и толстые стволы вековых деревьев, В подлеске раски-дистые папоротники высотой в человеческий рост распускали сочные зеленые листья. На ярко-зеленом ковре трав пестрели цветы самых различной форм и окрасок.

Дул настолько слабый ветерок, что стволы и ветви сто-летних деревьев вообще не шевелились. Только листья легонько трепетали, издавая слабый шелест, почти неслышный в тишине густолесья.

Хорошо тут, подумал я, вставая.

-Хорошо тут. -сказал Пи, лениво и садясь в ручье со сплетёнными по-турецки ногами.

-Хорошо тут. -Ульяна была того же мнения. Она, тоже се-ла в воде, прижимаясь к спине Пи и во все глаза восхищённо разглядывая окружающий новый дивный мир. -Ой, смотрите!

Несколько белок выбрало это место для веселой игры впе-регонки. Они носились по стволам вверх и вниз, мелькали в гу-стой листве, исчезали и появлялись снова. Ловкими прыжками перепрыгивали с дерева на дерево, качались на тонких ветвях. Их красивые рыжие шубки с белым брюшком, мелькали в воздухе словно стрелы. Веселая и беззаботная игра сопровождалась ра-достным визжанием или удивленным писком, когда в неистовом хороводе серебряные зверьки едва не налетали друг на друга.

-Сколько валялись? -спросил Пи.

-Почти полчаса. -укоризненно покачал я головой. -Не устаю удивляться нашему везенью и счастью. Подходи, кто хо-чешь и ешь всю троицу с пяток, не торопясь и хорошо прожёвы-вая.

-Да, -признал Пи. -Даже не безобразие, а не знаю что.

-Мы же, как выбрались сюда, попадали в воду и отключи-лись. -напомнила Юлиана.

-Это не оправдание. -строго заметил её муж.

Я склонился над мешками.

-Что? -встревожилась Юлиана.

-Необходима ревизия. -пояснил я. -Когда ползли по уще-лью, ничего не соображал, едва-едва тянул за собой груз. Не потерял ли чего?

Высыпав на траву содержимое, тщательно осмотрел, облег-чённо вздохнул: -Нет, всё на месте. На каждого -по паре но-жей, огниво, моток верёвки, три кокосовых чашки. На меня и Пи — дополнительно по топору и мечу. Арбалет сломался, давно вы-кинули. А вот с обувью надо как-то решать. По одной паре сно-сили, вторую донашиваем, в запасе остаётся на каждого одна ненадёваная. Надо было больше брать.

-Тут камней меньше, -заметила Юлиана. -Можно босиком.

-Даже нужно. -кивнул я. -А сандалии попытаемся почи-нить.

Аккуратно уложив вещи, затянул мешки ремнями.

-Что дальше?

Воистину, мужской вопрос позволяет задуматься, а жен-ский требует немедленного ответа. Пи напрягся было, но его супруга сама же предложила: -Давайте здесь отдохнём. Всё-таки пришлось полтора месяца пробираться по горному бездорожью...

-М? -Пи вопросительно глянул на меня.

-Согласен, вода под боком, густой орешник рядом, пола-гаю с грибами-ягодами проблем также не будет... ну и поохотить-ся сможем. Но прежде всего найдём безопасное место для стоян-ки. Хорошо бы что-то вроде пещеры или грота.

-Вроде такого?

Проследив, куда Юлиана указывала пальцем, я и Пи онеме-ли от изумления.

02

-Ну, Юля, наблюдательность у тебя — потрясающая! -восторгался Пи, оглядывая неглубокий горизонтальный грот со сводчатым потолком и широким входом. -Мы, мужики, словно сле-пые кроты, в двух шагах ничего не заметили... Стыд!

-Позор и срамота! — с готовностью поддакнул я. -В нака-зание за это кроты сейчас будут заготавливать хворост. Вот здесь, прямо на входе разожжём костёр.

-Зачем? -поразилась Юлиана. -Неудобно же!

-Именно поэтому. -совершенно серьёзно пояснил я.-Нам будет слегка несподручно, а для желающих нами позавтракать — просто непроходимо. Думаю, что и на том свете, и на Этом ни один, даже самое свирепый, идиот не полезет через огонь и дым.

Заготовка сухого хвороста совершенно неожиданно пере-росла в совершенно разнузданную вакханалию чревоугодничества. На этот раз отличился Пи. Он обнаружил дерево, которое мы по-сле краткого, но бурного обсуждения решили назвать "какавным" (два голоса — мой и Пи — против одного Ульяниного варианта "шоколадное"). Вкус крупных, тёмно-коричневых дынеобразных плодов привёл нас в неистовый восторг. Под жёсткой кожурой оказалась восхитительная мякоть со вкусом самого настоящего горького шоколада!

Когда я и Пи умяли по две "дыньки", Юлька тут же назва-ла нас обжорами. В ответ Пи молча, но очень выразительно вы-удил пару хвостиков из кучи очищенных шкурок рядом с женой и безмолвно продемонстрировал воображаемой аудитории.

-Соберите семечки. -попросил я.

-Зачем?

-Ну, не вечно же нам оставаться примитивным обществом собирателей и охотников. -пояснил я. _-Будем надеяться на то, что эволюционируем в земледельцев и скотоводов. Вот и заложим какавные плантации.

-Ну, некрасивое же слово. -взмолилась Юлиана. -Пусть будут "шоколадные"!

-Не-а. -неумолимым хором отозвалась мужская часть экс-педиции. -Какавные.

В тёплом ручье мы умылись, помыли круглые семена. До-ставили в грот вязанки хвороста и с полдюжины лакомых плодов.

-Похоже, мне сегодня не захочется обедать. -с удивлени-ем заметил Пи. Юлиана непроизвольно икнула и сконфузилась.

-Очень сытная пища. -задумчиво согласился я. -И вкус-ная. Первый раз пробую тут подобное. Как только осядем сами, тут же высадим семена поблизости.

Как оказалось, запасы какавных дынь были сделаны крайне предусмотрительно. Внезапно небо потемнело, всё смотрелось серым, монотонным и неконтрастным, посеялась мелкая водяная морось, тут же сменившаяся уверенным мелким дождём.

-На целый день. -предположил Пи и оказался неправ. Ве-чером дождь уверенно перешёл в ночной ливень. Сверкнула вет-вистая молния и почти сразу же прорычал гром. Тут же небесные электрические разряды засверкали один за другим, непрерывно грохотало. Из черных туч ударили струи воды, с неистовой си-лой хлеставшие по листве, ручью, известняковым скалам.

Юлиана, клевавшая носом под монотонный шум льющейся из туч воды, уснула на песке у дальней стены грота. Всё-таки вы-мотал девку переход через местные Альпы...

-Понимаю, что у молодых — медовый месяц. -извинился я. -Но сегодня вам уединиться не получится. Неохота старику Гаю выходить в джунгли в ночную грозу. Скользко, да и мало ли кто в темноте бродит.

-Дурак. -беззлобно отругнулся Пи. Мы сидели у костерка и экономно, по одной, подкладывали веточки, так, чтобы огонь не погас. -Но раз уж съехидничал, получи ответ: обиды не та-ишь?

-За что? -поразился я.

-За то, что я нашёл Юльку, а ты — один.

-Во-первых, -я понизил голос, -предлагаю втихаря, тайно и преступно сожрать по половине какавины... пока упомянутая Юлька дрыхнет...

-А давай! -Пи не пришлось долго уговаривать. Мы сноро-висто очистили плод, разделили пополам и с наслаждением съе-ли.

-Во-вторых, ещё в первой жизни меня приучили к одиноче-ству. Даже посреди многолюдства. Как там в стихах?

-"Когда в толпе ты встретишь человека,

Который наг;

Чей лоб мрачней туманного Казбека,

Неровен шаг;

Кого власы подъяты в беспорядке;

Кто, вопия,

Всегда дрожит в нервическом припадке, —

Знай: это я!"

Пи рассмеялся и с готовностью подхватил:

-"Кого язвят со злостью вечно новой,

Из рода в род;

С кого толпа венец его лавровый

Безумно рвет;

Кто ни пред кем спины не клонит гибкой, —

Знай: это я!

В моих устах спокойная улыбка,

В груди — змея!

-Вот поэтому-то твою голову, рискуя своей я и вытаски-вал из-под завала в Подгорье. -довольно сказал он. -Понимающий с полуслова собеседник — величайшая ценность и огромнейшая редкость.

-Вот именно. -искренне согласился я, мысленно отмечая, да, совершенно верно — собеседник, компаньон, попутчик. Друг? Вряд ли. Молнии перестали сверкать, гром не гремел. Пи вслу-шался в шум дождя, оглянулся на безмятежно спящую Юлиану.

-В-третьих, -усмехнулся я, -старик Гай никогда не был и не будет завистливым. Напротив, он очень-очень рад, что Пи наконец нашёл опору, подругу... жену...

Про себя же отметил, что, действительно рад, вот только совсем не уверен, что Юлиана будет опорой и подругой. Женой — пожалуй.

-В-четвёртых, времени впереди, надеюсь, достаточно, кто-то и у меня появится.

Мы помолчали.

-И всё-таки, -неожиданно спросил Пи. -какая картина ми-роздания сложилась у тебя после попадания на Этот Свет? Долж-но же было что-то появиться, хоть какие-то предположения. По-делись.

-Сырость подвигает к высокой философии? -усмехнулся я, осторожно подкладывая ветку в огонь. -Что ж, да, и в Подго-рье, и во время похода размышлял об этом.

-До чего доразмышлялся?

-До того, что Этот Свет изучать надо обязательно, а ис-толковывать не следует даже пытаться.

-Гм... Поясни.

-Изволь. Нам было обещано около ста пятидесяти миллиар-дов лет существования здесь? Отлично! Чтобы не просто суще-ствовать, но жить, нужно быть сильным. Кто-то из великих ска-зал; -"Знание сила!"

-Фрэнсис Бэкон. -важно подсказал Пи.

-Вряд ли, хотя приписывают ему -поправил я. -Кто бы ни изрёк, я полностью согласен. Изучать — запоминать — использо-вать. А объяснять... Лично я постараюсь обзавестись подробными картами мест проживания, но не стану понапрасну тратить время на размышления о шарообразности или плоскости Этого Света. Буду изыскивать полезные ископаемые, совершенно не ломая го-лову, почему одни присутствуют в большом количестве, а других нет вовсе, хотя должны бы быть. Возьмусь за приручение живот-ных и одомашнивание растений, не озадачиваясь соображениями, откуда они взялись и почему просто не могли здесь взяться. Вот как-то так...

-Что ж, -задумчиво сказал Пи, -тоже позиция, отчего нет... Ну, а всё-таки, каковы общие соображения?

-Давай так, -предложил я, -я их сейчас изложу и больше никогда не буду к ним возвращаться.

-Излагай.

-Насколько помню, уточнил я, -до самой смерти ты был убеждённым материалистом, но посмертные эволюции... эмм... не-сколько нарушили твоё мировоззрение?

-Не нарушили, а разрушили. -мрачно поправил Пи.

-И как материалист, к учению солипсизма ты относился в лучшем случае с юмором?

Цитата...

Солипсизм (от лат. solus — "одинокий" и ipse — "сам") — мудрёный термин, который многим известен, но мало кто по-нимает его суть. Это философское учение может рассматривать-ся как крайняя форма субъективного идеализма. Оно утвержда-ет, что на самом деле существую я. Все, что меня окружает — люди, предметы — лишь плод моего сознания. Ощущения порожде-ны нашим же сознанием, а окружающий мир вовсе не существует. Поскольку личный опыт является частным и не выражаемым, об опыте другого существа можно узнать лишь по аналогии.