Spice and Wolf 2

— Но сейчас единственное, что мы можем, — это постараться сделать все так, чтобы потом мы смеялись все вместе, — произнес он.

— Достойное замечание. Однако...

Хоро замолчала посреди фразы. Лоуренс повернулся к ней — лишь чтобы обнаружить у нее на лице озорную улыбку.

— ...не лучше ли будет, если в итоге будем смеяться только мы вдвоем?

Предложение было соблазнительным, но все же Лоуренс предпочел бы, чтобы смеялись все трое.

— Ты и вправду добряк, — заявила Хоро.

— А что, нельзя?

— Да можно, конечно.

Затем, дружно рассмеявшись, двое отправились по улицам города.

Дорога, что открывалась перед Лоуренсом, не была залита светом, но по крайней мере идущее рядом с ним существо он видел отчетливо.

Контрабанда обязательно пройдет удачно.

Хотя никаких оснований верить в это у Лоуренса не было, он все-таки верил.

* * *

— Я Мартин Либерт из Гильдии Ремарио.

— Я Лоуренс. Моя спутница Хоро.

— А, а я... я Нора Арендт.

Ворот в церковный город Рубинхейген вело много. Трое представились друг другу, стоя на площади близ северо-восточных ворот.

Колокол еще не возвестил открытие рынка, утренний воздух был свеж и приятен, площадь, хоть и была все еще усеяна мусором после минувшего дня, выглядела довольно красиво.

Впрочем, из всей компании лишь Хоро наслаждалась городскими видами. Остальные трое были слишком напряжены.

Контрабанда золота в Рубинхейген каралась очень сурово, вплоть до дыбы и четвертования. Будь обстановка нормальной, они бы много раз убедились и переубедились, что никаких неприятных сюрпризов их не ждет, но, увы, сейчас это было невозможно.

Слишком многие желали разорвать и сожрать Гильдию Ремарио. Даже разоренная гильдия владела землями, домами, долговыми бумагами — и все это можно было продать и обратить в деньги.

Заимодавцы с нетерпением ждали, когда же подойдут крайние сроки уплаты долгов, так что Гильдия Ремарио должна была провернуть контрабанду как можно быстрее.

Именно поэтому Нора забрала своих овец из церкви сразу после заутрени и тут же направилась на встречу с остальными. Конечно, она не ожидала, что участвовать будет кто-то еще, кроме Лоуренса, и была удивлена, услышав название Гильдии Ремарио, но свои сомнения оставила при себе. Похоже, она была готова сделать то, что от нее требовалось.

— Что ж, идемте. Наше дело — словно свежая рыба на кухне, — проговорил Либерт. "Если не сделаешь быстро — оно испортится", — мысленно закончили сравнение остальные.

Либерт был тем человеком, которого отрядил для участия в контрабанде Ганс Ремарио. Лоуренс не возражал; конечно же, Хоро и Нора тоже были не против.

Не возбудив особого любопытства у сонно зевающих стражей, они прошли через ворота и без приключений покинули Рубинхейген.

Лоуренс был в своем обычном одеянии торговца; Либерт предпочел дорожное платье, какое городские торговцы надевают, выезжая поохотиться; Хоро вновь предстала монахиней, ну а Нора выглядела как всегда.

Однако ни Лоуренс, ни Либерт не взяли свои повозки. Либерт ехал верхом на коне, Лоуренс, подсадив Хоро на другого коня, вел его под уздцы. Дорога впереди лежала очень плохая, и повозки их бы только задержали.

Нора со своими семью овцами и пастушьим псом Энеком вела всю группу на северо-восток, в сторону Рамторы.

* * *

Дорога была совсем как та, что вела из Поросона, — она не пользовалась любовью путников, и четверка за целый день не встретила ни души.

Разговоров они тоже не вели, так что единственными звуками, доносившимися до их ушей, были лишь звон колокольчика Норы да блеяние овец.

Что-то напоминающее беседу началось лишь к закату, когда Нора остановилась на привал, а Либерт с ней не согласился. У Либерта были чуть раскосые глаза и гладкие светлые волосы, и в целом он казался типичным юным торговцем, которому доверили важное дело и который был от этого в восторге. Сейчас он принялся нервно требовать, чтобы до привала группа прошла еще вперед.

Однако Либерту не хватало опыта дороги. Как только Лоуренс разъяснил ему, как работают пастухи и насколько опасно двигаться ночью, Либерт оказался на удивление сговорчив. Возможно, он и нервничал, но, по крайней мере, он не был безмерно упрям.

А когда Либерт искренне извинился, Лоуренс решил, что, скорее всего, в обычной обстановке это хороший человек.

— Прошу прощения. Это все нервы, я думаю.

В руках Либерта сейчас была судьба Гильдии Ремарио. Под одеждой он надежно укрывал письмо, по которому ему должны были передать золото на шестьсот румионов. Даже Ремарио, его господин, сейчас, должно быть, молитвенно сжимал руки у себя в Рубинхейгене.

— Что ж, у тебя ведь, в отличие от меня, сейчас целая гильдия на плечах. Понятно, что ты нервничаешь, — заметил Лоуренс. Либерт с облегчением улыбнулся.

Ночь прошла спокойно, настало утро.

Многие горожане считают утреннюю трапезу роскошью и не завтракают вообще — но те, кто живет дорогой, привыкли есть по утрам.

Именно поэтому, когда четверка двинулась в путь, все, кроме Либерта, на ходу жевали лепешки и вяленое мясо.

Вновь остановились они незадолго до полудня.

Они стояли на вершине холма. Дорога у них под ногами шла на восток и, взбежав на следующий холм, сворачивала к югу. Все вокруг зеленело травой — сплошной ковер, куда ни глянь. Для овец тут был рай.

Однако дорога сворачивала прочь от места их назначения. К северу у самого горизонта едва виднелась зеленая полоска леса, а на западе, там, где она кончалась, можно было различить скалистые кручи.

Четверке предстояло пройти между горами и лесом, по лугам, где не ступала нога путешественника и не проезжало колесо повозки.

По одну сторону этих лугов лежали скалы, настолько крутые и иззубренные, что по ним и пешком не пройдешь, по другую — густая, зловещая чащоба, куда не отваживались соваться даже отряды рыцарей. Именно через эти луга проходил кратчайший путь в Рамтору.

Никто в здравом уме не решился бы отправиться этим путем — при всей видимой простоте он был невыразимо страшен. Хоро, конечно, фыркала при упоминании слухов о языческих колдунах, призывающих волков, но все же эти слухи трудно было вытряхнуть из головы.

Если им не удастся добраться в целости до Рамторы, а потом, уже с золотом, вернуться в Рубинхейген — ни у кого из четверых нет будущего. Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, разом кивнули.

— Если мы наткнемся на волков, не бойтесь. Мы пройдем целыми и невредимыми, — произнесла Нора; голос ее сейчас звучал на удивление решительно и успокаивающе; Хоро, впрочем, не нашла это забавным.

Уж конечно, волчице Хоро Мудрой было что высказать. Когда Лоуренс встретился с ней глазами, она едва заметно ухмыльнулась, но тут же вновь приняла серьезный вид.

— Да пребудет с нами Господь, — вознес молитву Либерт.

Остальные последовали его примеру.

* * *

Погода стояла прекрасная.

Время от времени холодный ветерок обдувал щеки путников, но на ходу это почти не замечалось.

Теперь впереди шла Нора, и Либерт ехал рядом с ней; за ними шли семь овец; и замыкал процессию Лоуренс, ведущий под уздцы лошадь Хоро.

Чем дальше на север они шли, тем ближе подходили горы, отдавливая их к опушке леса. От гор приходилось держаться подальше, чтобы лошади не поранились на камнях. Однако чем ближе к мрачному лесу они подходили, тем более зловещим он казался.

Лоуренсу показалось, что он слышит вдалеке волчий вой; впрочем, он был не уверен.

— Эй.

— Хмм?

— Как ты думаешь, волки доставят нам хлопот? — понизив голос, спросил он.

— О, как все плохо. Они нас уже окружили.

Даже от столь очевидной шутки у него перехватило дыхание на какое-то мгновение.

Хоро беззвучно хихикнула.

— Твою безопасность я обещаю. Про других — не могу сказать.

— Нам обязательно нужно, чтобы целыми вернулись все.

— Но я вправду не могу сказать. Лес от нас по ветру; если там есть волки, они давно уже нас почуяли и начали точить клыки.

Внезапно у Лоуренса возникло ощущение, что что-то наблюдает за ними из леса.

Вдруг до него донесся топот лап. Вздрогнув, он обернулся на звук — но то был лишь Энек, черным пушистым пятном промчавшийся мимо.

Энек гнался за двумя отбившимися от стада овцами.

— Умный пес, — проговорил Лоуренс.

Ничего особого он не имел в виду, но Хоро раздраженно фыркнула.

— Если ты лишь наполовину умный, это только приближает смерть, — заметила она.

— ...Что ты имеешь в виду? — спросил Лоуренс. Ему не хотелось бы, чтобы их разговор услышал Либерт или Нора, так что он понизил голос.

Хоро, возвышаясь над ним на лошади, смотрела кисло.

— Этот пес — он знает, кто я.

— Знает?

— Спрятав под одеждой уши и хвост, можно обмануть людей, но не собак. С нашей первой встречи он все время поглядывает на меня, и это бесит.

Лоуренс уже замечал, что Энек время от времени смотрит на них, но он не мог понять, почему.

— Но что меня вправду бесит, — уши Хоро под капюшоном дернулись; похоже, она действительно была в ярости, — это его глаза. По ним видно, что он думает: "Только попробуй тронуть овец. Я тебе глотку перегрызу".

Лоуренс криво улыбнулся, словно говоря: "Не может быть". Но, наткнувшись на холодный взгляд Хоро, испуганно вздрогнул.

— Ничто не злит меня сильнее, чем пес, который не знает, где его место, — заявила она, отвернувшись.

Похоже, волки и собаки — такие же заклятые враги, как вороны и голуби.

— Как бы там ни было, я волчица Хоро Мудрая. Я не поддамся на выходки обычной шавки, — сердито нахмурившись, заявила Хоро. Удержаться от смеха было почти невозможно.

Однако, понимая, что если Хоро рассердится еще сильнее, ему придется туго, Лоуренс все же подавил смешок.

— Да конечно, этот пес тебе не ровня. Ты сильнее, умнее, и мех у тебя на хвосте красивее.

Это была очевидная лесть, но последний комплимент, похоже, подействовал.

Уши Хоро под капюшоном встали торчком, на лице расплылась гордая улыбка, которую скрыть Хоро не удалось, как она ни старалась.

Хихикнув, она произнесла:

— Похоже, ты научился, как надо говорить.

И правда, Лоуренс теперь понимал, как следует обращаться с Хоро; но, разумеется, говорить это он не стал и лишь склонил голову в полупоклоне.

Постепенно трава под ногами стала редеть, земля сменилась желтой глиной.

Горы подошли совсем близко, они напоминали штормовое море.

Путники продолжали идти прежней дорогой (хоть она и недостойна была зваться дорогой — особенно когда путь преграждали толстые корни деревьев, через которые приходилось перелезать).

Теперь в ушах у них стоял непрерывный шум ветра в ветвях деревьев.

Они шли и шли, пока второй день путешествия не подошел к концу — без происшествий.

По словам Норы, если они продолжат свой путь завтра на рассвете, то достигнут Рамторы днем. Иными словами, они пройдут более чем вдвое быстрее, чем если бы шли безопасной дорогой. Их нынешний путь был короче где-то в три-четыре раза. Если его как следует расчистить, торговать с Рамторой станет совсем просто. Вспоминая оставшуюся позади часть пути, Лоуренс вдруг осознал, что волков они так ни разу и не встретили. Здесь вполне можно было бы проложить нормальную дорогу.

Но, конечно, такая дорога сделает Рамтору куда более уязвимой для нападения. Едва ли Рубинхейген смирится с тем, что языческий город живет буквально под боком. Такого, однако, не происходило; можно было заподозрить, что Рамтора платит Рубинхейгену, чтобы те не прокладывали эту дорогу. В конце концов, где власть, там и мздоимство.

После безвкусного ужина Лоуренс, потягивая прихваченное Либертом вино, сидел на земле и думал. Поговорить было не с кем, и он оказался предоставлен самому себе.

Хоро уже прикончила свое вино и сейчас, приклонившись к Лоуренсу и завернувшись в одеяло, безмятежно спала. Либерт, утомившийся от непривычного путешествия, дремал у костра.

Оглядевшись, Лоуренс увидел Нору; та сидела чуть поодаль от костра и гладила Энека, лежащего головой у нее на коленях. Очевидно, она не подходила близко к костру, чтобы ее глаза не слишком привыкли к свету, иначе, если что-то произойдет, ей придется труднее.

Похоже, Нора почувствовала взгляд Лоуренса — она тоже повернулась к нему.

Затем она опустила глаза на свои колени, снова взглянула на Лоуренса и улыбнулась.

Почему она улыбается, Лоуренс понял не сразу — лишь после того, как сам посмотрел вниз.

Хоро беззаботно храпела, положив голову Лоуренсу на колени. Нора явно увидела сходство, потому и улыбнулась.

Лоуренс, однако, погладить Хоро по голове боялся. Волчица у него на коленях была куда страшнее Энека.

Он снова опустил глаза на Хоро, такую милую и невинную во сне, и соблазн погладить ее усилился. Уж конечно, никакого вреда не будет, если он последует примеру Норы с Энеком.

Либерт спал, а Нора, гладя Энека, одновременно следила за овцами.

Лоуренс поставил на землю грубо выдолбленную деревянную чашку, которую держал в руках, и медленно потянулся к голове Хоро.

Он уже гладил ее прежде, и много раз, но именно сейчас это действие стало казаться ему едва ли не священным.

Его рука задрожала. А затем —

— !..

Хоро рывком подняла голову.

Лоуренс поспешно убрал руку; Хоро окинула его настороженным взглядом, но тотчас переключила свое внимание на что-то другое. Лоуренс подивился, что происходит, но тут же заметил, что Нора вскочила на ноги. Энек стоял рядом с ней, оскалив зубы.

Он огляделся, но повсюду было одно и то же — лишь непроглядная чернота леса.

— Господин Лоуренс, назад! — внезапно крикнула Нора, и торговец, не задумываясь, попытался сделать что было сказано, но что-то вцепилось в него и не давало двигаться.

Обернувшись, Лоуренс обнаружил, что это была всего лишь Хоро, которая держала его за рукава. Он уж собрался было потребовать, чтобы она его отпустила, но тут Хоро пристально посмотрела ему в глаза. Насколько он мог предположить, взгляд этот означал примерно вот что: "Не слушай девчонку и держись у меня за спиной".

Поскольку Хоро явно терпеть не могла Нору, а Лоуренс опасался ей перечить, то, как только Хоро поднялась на ноги, Лоуренс встал позади нее.

Нора тем временем была полностью поглощена своим делом: колокольчиком на посохе она командовала Энеком, который носился кругами вокруг сонных овец, сбивая их в кучу и сгоняя поближе к костру. Затем она похлопала по плечу спящего Либерта и, наконец, подбросила в костер несколько поленьев.

Двигалась она сейчас проворно и хладнокровно; ее неуклюжие манеры, когда она общалась с другими людьми, видимо, были сродни неуклюжести Лоуренса, когда ему приходилось говорить о чем-то, кроме торговли.

Либерт наконец-то проснулся и, сразу ощутив всеобщее напряжение, принялся вместе с Хоро и Норой вглядываться в черноту леса в поисках волков.

Затем он сделал несколько шагов назад, стискивая что-то у себя на груди — несомненно, письмо стоимостью в шестьсот румионов, — и встал позади оскаленного, вздыбившего шерсть Энека.