— Ну да... — парень качнул головой, и из самодельного тюрбана выпростался угол полотенца со штампом больницы. — Они же рот всегда проверяют: проглотил — не проглотил.
— Чёрт, Илья, ну ты... — Денис вздохнул, покачав головой. — Баг-задораг... ну ведь нельзя же совсем-то не лечиться!
— Вот если бы ты хоть раз ихние капсулы выпил, то понял бы! А ведь ещё инги дают, и вот тут уже хрен ты отвертишься, приходится вдыхать.
— Ну раз инги вдыхаешь, значит, и капсулы...
— Нет, нет! Инги можно вынести — они боль от юнифонов неплохо притупляют, но капсулы! От капсул совсем крякнутым дебилом становишься и... забери меня отсюда, Денис! — вдруг выкрикнул Илья и так резко выпрямился, что хромоногий стул не выдержал, парень стал падать головой вперёд и едва удержался, упершись руками в кровать.
Тюрбан размотался, и полотенце съехало вниз.
— Они тебе косы отрезали! — У Дениса неприятно потянуло в груди.
Подняв полотенце, Илья сел на кровать и отвернулся, уставившись в окно. Его гладко выбритый череп казался неправдоподобно маленьким и острым. Денису показалось, что парень плачет, но когда Илья заговорил, голос его звучал твёрдо и сухо.
— Я тут не останусь. — Он расправил полотенце и стал накручивать его на голову.
— Ладно. — Денис решительно двинулся к двери. — Жди здесь, я сейчас приду.
Главврача на месте не оказалось, и внешняя, и внутренняя двери кабинета были заперты. Денис позвонил на ресепшен, и медсестра ответила, что Беклемишев только что ушёл.
— А что случилось? Есть же дежурный врач, вы только из палаты уйдите, а то...
— А дежурный врач может прямо сейчас пациента выписать? — перебил её Денис.
— Чего?! — лицо медсестрички на экране посуровело, губы сжались в тонкую линию. — Ну, знаете что, хватит! А ну-ка быстро возвращайтесь сюда, не то я тревогу подниму!
— Ладно, ладно, спокойно, я просто спросил! — Денис понял, что медсестра испугалась и уже отчаянно жалеет, что вообще с ним связалась. — Сейчас спущусь, пять минут мне только дайте.
— Какие ещё пять минут, что вы там затеваете?! Зря я вас пустила!
— Да ничего я не затеваю. — Денис обезоруживающе улыбнулся. — Попрощаюсь только и приду, честно.
— Пять минут. — Медсестра нажала отбой.
— Беклемишев домой спружинил, — сказал Денис, заходя в палату к Илье.
Мальчишка уже снова накрутил тюрбан и надел подаренный комбез.
— А ботинок-то нет! — он пошевелил ногами в тонких больничных тапочках.
— Да, — согласился Денис. — Про ботинки я что-то не подумал, но... ты вот что... Ты останься здесь до утра...
— Нет! Нет!!
— ...Да подожди ты неткать-то! Я утром к тебе приеду и, как только Беклемишев явится, добьюсь, чтоб тебя выписали, понятно?
— Утром я уже стану идиотом.
— Проци отменят, я тебе уже говорил! На сколько они были запланированы?
— На десять.
— Ну вот! А я приеду в девять и обо всём позабочусь. Нет никакого смысла пороть горячку и сбегать, чтобы они подняли тревогу. Мать твою инфаркт хватит, тебе что, совсем на неё плевать?
— А мы по-тихому...
— Сейчас по-тихому уже не выйдет, дежурная медсестра наверняка будет тебя проверять. Да не бойся ты, всё будет хорошо! Обещаю. — Денис взял паренька за плечи, чуть тряхнул, потом вдруг, неожиданно для себя, коротко обнял и, отпустив, заглянул в глаза: — Ты мне веришь?
Парень молча сел на кровать.
— Мне надо идти. — Денис направился к выходу, но у двери задержался и, не поворачиваясь, спросил: — Так мы договорились?
— Полдевятого.
Денис обернулся:
— Что?
— Приезжай ко мне в полдевятого.
* * *
— Скажи мне правду, Паша, иначе будет только хуже, — с нажимом сказал генерал Самсонов. — Гораздо, — сделал он ударение на этом слове, — хуже!
— Ну не знаю я, где Аркулов, не знаю! Да и не было у нас с ним ничего, не было! Я тебе уже сто раз говорил!
— Врёшь!
— Да почему?! Почему ты так уверен? Ты каким-то чужим людям веришь больше, чем родному сыну?!
На глазах Павла выступили слёзы, и лицо генерала презрительно скривилось.
— Никогда не думал, что когда-нибудь скажу такое, но лучше бы у меня родилась дочь! — Самсонов старший выплёвывал обжигающе обидные слова резко и отрывисто, словно пули в цель посылал. — С баб спросу меньше. Да и позора. — Он отвернулся.
— Во-от! Вот именно! — выкрикнул ему в спину Павел и, уже не сдерживая рыданий, отошёл к окну. Слезы ручьями текли по щекам, и он смахивал их кулаками, глядя на улицу невидящим взглядом. — Ты думал, что хочешь сына, а сам никогда меня не любил, никогда! Всё только "Хватит ныть!", "Ходи ровнее!", "Учись лучше!" "Будь мужиком!", а я тебе не солдат в казарме и не киборг, — вдруг совсем по-детски сказал он, — у меня... есть душа... — Вот если бы мама была... — Он умолк, прижав ладони к лицу, плечи его затряслись.
Лицо генерала на минуту окаменело. В комнате повисла тяжёлая, давящая пауза, потом Самсонов старший развернулся к сыну и сказал неожиданно мягким голосом:
— Я тоже очень по ней скучаю, Паша, но мы не можем её вернуть и должны думать о том, что происходит сейчас.
— Мама любила меня, — тихо произнёс Павел.
Он уже сумел совладать со взрывом эмоций и повернулся спиной к окну, готовый встретиться с отцом взглядом. Павел ожидал увидеть мрачно-суровое выражение лица, перечёркнутого злобной щелью рта, но генерал смотрел на него без всякой укоризны, с печалью в глазах.
— Я тоже люблю тебя, Паша. Ты мой сын, родная кровь, и что бы ни было — я буду тебя защищать. Именно поэтому ты разговариваешь сейчас со мной, а не с профессионалами по части ведения допросов. Я не хочу, чтобы кто-то давил тебе на психику, применял отработанные приёмы и спецподходы, я жду, что ты сам спокойно всё мне расскажешь, потому что кому ж ещё, кроме родного отца, можно довериться? Ты меня понимаешь?
Павел молчал, уголки его губ опустились, как у маленького обиженного ребёнка.
— Может быть, я не умею говорить или показывать тебе это, — не дождавшись ответа, продолжил генерал, — но ведь дела гораздо важнее жестов или слов, верно? И ты не можешь отрицать, что я всегда делаю для тебя всё, что в моих силах. Разве я отказал тебе, когда ты попросил взять тебя на Дзетту? Ты думаешь, это было просто — включить тебя в комиссию? Ты и не представляешь, каких усилий мне это стоило, но тебе нужно было побывать на Дзетте, и ты там побывал... а теперь у нас с тобой из-за этого неприятности, Паша, которые не рассосутся, от того, что ты будешь скрывать от меня правду, а наоборот, станут непреодолимыми. Пока у нас с тобой ещё есть возможность разрулить ситуацию, какой бы она ни была, но если ты будешь продолжать морочить мне голову, я не смогу помочь тебе. Ты должен рассказать мне всё без утайки, и, клянусь, я защищу тебя!
— Я вывез яйцо дзеттоида, — вдруг тихо сказал Павел и прошёл к столу.
Время будто замедлилось, и, замерев на месте, генерал немигающим взглядом смотрел, как медленно-медленно сын отодвигает стул и опускается на сидение.
— Повтори, — усилием воли стряхнув потрясение, глухо произнёс Самсонов старший.
— Нас с тобой не досматривали, поэтому я просто положил контейнер с яйцом дзеттоида в свою сумку и вывез на Землю, — начал Павел, глядя на поверхность стола. — Я сделал это по просьбе Кости, он сказал, что его эксперимент крайне важен, невероятно нужен и обеспечит такой прорыв в генетике и ксенобиологии, который никому и не снился, но добиться на него официального разрешения невозможно...
Павел говорил всё быстрее, захлёбываясь словами, торопясь выговорится, объяснить, освободиться от боли, мучившей его все эти долгие месяцы, вскрыть нарыв предательства, избавиться от подавлявшей свой значимостью информации и снять наконец с себя непосильную ответственность за судьбы мира, переложив её на подставленное плечо отца.
Генерал слушал, не шевелясь, вытянув руки по швам, не отрывая взгляда от низко опущенной головы сына. Когда Павел закончил, лицо Самсонова старшего походило на каменную маску, расчерченную резкими складками заметно углубившихся за последние десять минут морщин.
— Что теперь со мной будет? — Самсонов младший поднял голову и посмотрел в глаза отцу.
— Мне надо сделать ряд звонков, — ответил генерал. — Жди здесь, я скоро вернусь.
Он вышел из комнаты, оставив сына сидеть за столом, растерянно глядя на закрывшуюся дверь.
— Собирайся, ты летишь на Тэтатерру на три года, — спустя полчаса заявил вернувшийся в комнату генерал таким тоном, словно приглашал сына прогуляться по воздушному саду в соседнем квартале.
— Что?! — Павел вскочил. — Какая Тэтатерра, ты что, с ума сошёл, у меня скоро выпускные экза...
— Прямо сейчас ты едешь в клинику делать необходимые прививки и процедуры, — перебил его отец. — Завтра — на собеседование.
— Нет! Я не согласен! — Павел бросился к отцу. — Три года?! Это же настоящая дыра! Я... да что за бред?!
— Хватит причитать! — резко оборвал его генерал. — Натворил дел, а теперь думаешь, с рук сойдёт? Так вот — нет! Не сойдёт! Ни тебе не сойдёт, ни мне — понятно?! Когда возьмут Аркулова, и он даст показания, меня снимут — всё это только вопрос времени. Но пока я ещё тут и командую, ты будешь делать то, что я скажу! Радуйся, что сейчас открыта такая лазейка, как Тэтатерра, где есть реальный шанс избыть все свои грехи, ясно?
— Но...
— Но ты, видно, хочешь остаться здесь и посидеть в тюрьме! Чтобы потом не видать ксенобиологии как своих ушей, да и не только ксенобиологии — вообще любой нормальной работы! Чтобы вся учёба и вообще жизнь твоя пошла к дьяволу в... насмарку! Ты этого хочешь? — генерал грубо схватил сына за плечо и тряхнул. — А ну отвечай!
— Нет! — выкрикнул Павел. — Нет, не хочу! Пусти — больно!
Самсонов отпустил плечо сына и тут же, не обращая внимания на его попытки освободиться, притянул к себе, обнял, неуклюже прижимая к груди.
— Всё будет нормально, Паша, участок в хорошем месте, работа по специальности... ну... почти по специальности. — Он похлопал сына по спине — тот уже перестал вырываться, смирившись с отцовским объятием. — А через три года вернёшься как ни в чём не бывало и делай что хочешь.
Генерал разжал руки, и Павел отстранился. Самсонов старший аккуратно одёрнул на нём одежду, поправил сбившийся на бок медальон юнифона, заглянул в глаза.
— На Тэту страшный недобор, а средств вбухано столько, что теперь правительство идёт на многое, лишь бы вытянуть этот проект и получить в итоге своё. А я у тебя — фигура значимая и тоже могу многое, так что не будь дураком, сын, и воспользуйся, пока не поздно!
Павел опустил глаза и нахмурился, глядя в пол. Генерал отступил назад, давая ему возможность осознать сказанное.
Спустя минуту Павел поднял взгляд и, посмотрев на отца, кивнул.
— Ладно.
— Вот и отлично, контракт пришлют тебе с минуты на минуту.
— Спасибо...
— Пожалуйста. А теперь подписывай контракт, — сказал генерал, увидев, как мигнул узор на Пашином юнифоне, — собирай вещи, через час за тобой приедет мой человек. Он отвезёт тебя в клинику и расскажет, что делать дальше.
Самсонов старший развернулся и стремительной походкой направился к выходу из комнаты.
— Папа! Подожди...
Генерал остановился у отъехавшей в сторону двери.
— Я улечу, а ты? — Павел так и стоял посередине комнаты, там, где оставил его отец. — Как же ты?
— А я буду служить! — улыбнулся ему генерал, глядя назад через плечо. — Служить, пока есть такая возможность, а дальше уж как получится. Наступает трудное время, но, в любом случае, я-то своё уже пожил, Паша, теперь твоя очередь.
Он подмигнул сыну и стремительной походкой вышел из комнаты.
— Пока, папа, — сказал Павел скользнувшей на место двери.
Глава 3
После посещения Ильи Денис решил ехать домой и выспаться, но, проделав большую часть пути, понял, что слишком возбуждён, чтобы прямо сейчас завалиться в кровать, и свернул к знакомому бару. Пока ехал, позвонил Борьке, но тот не ответил.
Неужели так рано спать завалился? — удивился Денис, заходя в бар. Или слишком уж много срочной работы навалилось? Может быть, конечно, только всё равно это как-то странно, — думал Денис, протискиваясь к стойке. Он заказал водки и попытался припомнить хоть один случай, когда Боря не ответил на его вызов, но так и не смог.
Пятьдесят грамм горячей волной прокатились по пищеводу и приятным теплом растеклись в желудке. Денис оплатил ещё одну порцию и потянулся к вазе с бесплатными снеками — здесь, в отличие от других баров той же ценовой категории, они были на удивление хорошего качества: не липли к зубам и по вкусу походили на крекеры с добавлением разных приправ. Взяв несколько шариков, Денис бросил один в рот и удовлетворённо кивнул: снек с хрустом рассыпался и истаял во рту, оставив приятное послевкусие паприки.
Сидевший рядом пьяный покачнулся и, уронив голову на стойку, сбил свой недопитый стакан.
— Чёрт! — Денис отпрянул от стремительно растекавшейся в его направлении лужи.
Самоочищающийся пласткет поглощал жидкость, но не так быстро, как хотелось бы. Увернувшись от потёкших на брюки капель, Денис выпрыгнул из-за стойки и врезался в кого-то спиной.
— Да чтоб тебя! — раздалось сзади.
— Простите! — Он развернулся и увидел девушку со стаканом пива в вытянутой руке, на пальцах таяла расплескавшаяся пена.
— Салфетку дайте! — потребовала девушка, переложив стакан в другую руку.
Бар в это время был полон и мимо то и дело протискивались люди, задевая застрявшую в проходе пару.
— Проходите сюда! — Денис посторонился, уступая девушке своё место. Пласткет уже поглотил крошки от снеков и пролитую лужу, наведя подобие чистоты. В дальнем конце стойки стояла салфетница, но она была пуста. — А салфеток нет.
— Да ладно, высохло уже.
Девушка уселась на стул Дениса, он забрал со стойки свою стопку и встал рядом, аккуратно подвинув пьяного, от чего голова того повернулась, рот открылся и он смачно захрапел, заглушая даже музыку.
Девушка рассмеялась и, сделав несколько больших глотков из стакана, вызвала дежурных бара. Спустя минуту явились два крепких парня и унесли перебравшего клиента. Денис опустился на освободившийся табурет, пытаясь понять, отчего сидящая рядом любительница пива кажется ему знакомой.
— Мы с вами где-то встречались, — опустошив стопку, сказал он, не сводя с девушки глаз.
— О, как оригинально! — съязвила она.
— Да нет, я серьёзно. Ваше лицо мне знакомо, только я никак не могу вспомнить откуда.
Она отпила пива и с подозрением глянула на вазу со снеками.
— Рекомендую, — развеял её сомнения Денис.
Девушка взяла шарик и всё ещё с опаской положила в рот.
— Ммм, неплохо! — оценила она угощение, улыбнулась Денису и, поставив стакан, протянула ему руку: — Лариса.
— Денис, — он сжал её ладонь. — Вспомнил! Синтро. Я видел вас в синтро!
— Правда? — Лариса скептически подняла бровь. — Что-то не припоминаю.
— Правда, правда. У меня хорошая память. Профессия обязывает.
