Максимовна и гуманоиды

— Ну, конечно же! Это лучшее, что было за последние три года.

— Так вот, там была одна такая провинциалочка — Маша Балалайкина!

— Чудесная фамилия, музыкальная! — сказал Макс, иронизируя.

— Ты слушай, слушай и не перебивай. Так вот у этой дряни на шее висел амулет, точно такой же, как этот. Вот только ее амулет обладал какой-то огромной магической силой. Я попросила у нее этот медальон на гастроли в Хельсинки на проект Евровидения и через десять дней со мной стали происходить чудеса. Ты посмотри на меня, мой мальчик, ты думаешь, это все пластика? Нет, это все натуральное! За две недели, что я носила этот камень, я помолодела на двадцать лет! Если сказать правду, я даже сейчас уже могу родить! Ха-ха-ха!

— И ты, зая, решила чужой камень подменить!? — спросил Алкин.

— Как ты догадлив, мой мальчик!

— Ты сделала в ювелирке точную копию и всучила ее деревенской девчонке? — спросил Макс.

— А ты откуда это все знаешь? Будто наблюдал за мной! Ох, и шалун ты, Максик!!! — сказала Пугачева и специальной салфеткой вытерла свое лицо от поплывшей краски.

— Я знаю тебя, Алла Борисовна, и знаю, что ты, зайка, своего никогда не упустишь!

— Ну зачем он этой колхознице!? Она молода, хороша собой и ей пока не нужно никакое омоложение, — сказала Пугачева. — А мне нужно продлить годы на эстраде, я так хочу пережить эту Стефку Ротару, что у меня по всей шкуре зуд идет! Так вот, слушай дальше: Всего за две недели у меня рассосался мой хронический целлюлит, выросли новые зубы, и грудь стала, как у Саманты Фокс! Вот, потрогай! Пощупай, пощупай это произведение природы, а не хирурга-косметолога!

Макс неуверенно, словно тринадцатилетний мальчишка, коснулся груди примы. Действительно, ее бюст стал упругим и на удивление приятным. Он прямо завораживал своими объемами и формами. Прима же от этих неуверенных прикосновений Макса глубоко задышала, и Алкин, почувствовав закипающую в груди Борисовны страсть, слегка отодвинулся.

— Ты не хочешь меня!? — спросила Пугачева.

— И что же было дальше! — спросил Макс, остужая огонь невиданных страстей.

— А что дальше!? Эта маленькая змея наняла, видно какого-то артиста-афериста, который и разыграл нас с тобой, мой мальчик, — сказала прима, продолжая глубоко дыша, напирая на Макса. — А он! А он! А он воспользовался моей беззащитностью и совратил меня! Он, словно тигр, словно лев, рвал меня на части и делал со мной такое, чего в моей жизни еще не было. Я-то думала, что это ты!

— Понравился!? — спросил Макс.

— Не то слово! Я влюбилась, как молодуха! — ответила прима, отхлебывая из бокала виски. — Вот теперь ты все знаешь! Посоветуй, как, как мне вернуть этот камень!?

Макс задумался, даже нахмурил брови. Всем своим видом он показывал, что сейчас в его голове происходит мыслительный процесс и мозги шевелятся от создавшегося напряжения.

— А кто, зайка, вытряс твою хату!? Об этом писали все газеты!?

— А! Да это залетные бндиты из какого-то города Бормотухина! — сказала прима.

— А кто навел, кто дал им шифр твоего сейфа!? — спросил Макс.

— Я как-то об этом не подумала. Я думала, что они спонтанно и нахрапом хотели завладеть моими драгоценностями.

— А мне кажется, это был маневр. Просто хорошо поставленный спектакль. Давай, зайка, рассуждать логически: Неизвестный лжеМаксим Алкин проникает под видом настоящего Макса Алкина в твои апартаменты. Он подсыпает тебе снотворное, и когда ты уже видишь эротические сны, забирается в сейф и подменяет эту безделушку.

— Логично! — ответила прима, глядя прямо в глаза Максу.

— А уже семнадцатого апреля твой дом вновь подвергается нападению, и вновь злоумышленники вскрывают сейф уже зная его код, — сказал Алкин, стараясь аналитически просчитать действия. — Так вот, моя зайка, кто подменил амулет, тот и навел воров, чтобы скрыть этот самый факт подмены.

— Логично! — ответила прима.

— Отсюда вытекает следующее: надо узнать, кто был заинтересован в этом, кто позвонил в милицию и заявил об ограблении? Ведь менты они же знали все заранее!?

— Зяма! — пришло в голову приме.

— Что за Зяма? — спросил Алкин.

— Зяма Наппельбаум! Один из моих новых знакомых, фотограф. Его дедушка или прадедушка фотографировал еще самого Ленина. Он живет где-то рядом тут на Сторублевке, он-то и вызвал милицию в тот момент, когда увидел ограбление.

— Что-то тут, зайка моя, не сходится. По твоим разговорам СОБР приехал за час до ограбления, зная об операции банды. А Зяма заявил в момент ограбления. Это скажу тебе, очень таинственный Зяма. Мне кажется, концы надо искать именно от этого пресловутого Зямы.

— А ему какая выгода!? — спросила Пугачева.

— Выгода тут простая, это явно сообщник Балалайкиной.

Пугачева задумалась. Сейчас, когда на кону стоял "кристалл вечной молодости", она готова была поверить любой, пусть даже самой фантастической версии. Фактически, Макс был прав, и Зяма вполне мог быть сообщником Балалайкиной, вот тут-то все и сходилось.

— Надо заняться этим Зямой, — сказала Пугачева.

Москва район Рублевского шоссе, дом Хаима Шнипельборгена.

Первая часть плана Наппельбаума прошла более чем успешно. Как и было запланировано, "друзья" сидели в Бутырке, и он не видел никакой конкуренции в достижении своей заветной цели. Теперь, когда Зяма так красиво вошел в круг друзей "звезды", добраться до вожделенного камня, ему казалось, было теперь делом плевым. Нужно было только попасть в ее дом и...

Но случиться этому было не суждено. Звонок мобильного телефона оторвал его от гламурных мыслей, в которые он погружался, сидя на кресле-качалке в саду своего дяди Хаима Шнипельборгена.

— Алло! — ответил он, не отрываясь от своего процесса равномерного покачивания.

— Алло! Это Зяма Наппельбаум!? — спросила Алла Борисовна Пугачева.

— Да, Зяма Наппельбаум вас слушает. Чем могу быть полезен? — ответил он, предвосхищая свою значимость.

— Зямочка, мы могли бы встретиться? — спросила прима сладким и вкрадчивым голосом, который вызвал у фотографа обильное слюноотделение..

— Где и когда? — спросил фотограф, потирая руки в предчувствии выгодного контракта.

— У меня! Сегодня у меня дома собираются друзья и знакомые. Это будет небольшое рандеву, и мне хотелось представить вас друзьям, как моего спасителя и классного фотохудожника.

Зяма, услышав слова, что он классный фотохудожник, расцвел в улыбке, словно дева от комплимента и по его внутренностям прокатились пушистые шарики. Зяма любил, когда его называли фотохудожником и от этого его внутренности начинали дрожать, вызывая в нем приятнейший зуд.

— Я буду рад, нет, даже счастлив встретится с вами, Алла Борисовна! — сказал Зяма и, закрыв трубку, прижал ее к своему сердцу.

В этот миг он прикрыл свои глаза и представил на плазменном экране своего мозга, как он входит в дом знаменитой примы. Она, взяв его под ручку, выводит в свет, представляя его, бормотухинского еврея, настоящей московской элите. Вот сам мэтр русской моды Вячеслав Зайцев в компании молоденьких фотомоделей. Вот лысый, знаменитый на весть мир актер Гоша Куценко, а вот и неподражаемый Максим Алкин, стоящий вместе с таким же не менее знаменитым актером оригинального жанра и пародии Владимиром Винокуром со своим другом и знаменитым певцом Львом Лещенко. Все очень мило и приветливо улыбаются Зяме, чокаясь с ним своими бокалами, наполненными знаменитым французским шампанским.

Представляя это, Зяма почти заснул, а проснулся лишь в тот момент, когда сидящий на ветке дрозд-рябинник освободил свой организм от застоявшихся шлаков, и эти шлаки прямым попаданием упали прямо на лоб дремлющего Зямы. Потрогав свой лоб, он обнаружил на нем птичий помет, и это еще больше воодушевило его к посещению примадонны, навевая ему мысли о приближающемся богатстве. Еще его покойная бабушка Циля говорила когда-то:

— Зямочка, мальчик мой, то дерьмо, которое ты увидишь во сне, принесет тебе сказочное богатство и ты, дорогой, не старайся от него избавиться!!!

Зяма на всю жизнь запомнил слова бабушки и знал, что увидев во сне какашки, наутро этот сон обязательно оборачивался совсем нежданными финансовыми вливаниями в его скромный еврейский бюджет.

Первое, что увидел Зяма Наппельбаум, войдя в калитку особняка знаменитой примы, это был летящий на него кулак размером с вагон электропоезда. Удара избежать не удалось, и в этот миг сноп искр вырвался из его глаз столичным салютом на девятое мая. Как отрывался Зяма от земли, он уже не помнил, ибо перед его глазами вновь возник полуденный сон и, кружась, словно осенний лист, он провалился в черную космическую дыру.

Вновь лицо бабушки Цили возникло перед ним, и сквозь красные, желтые и зеленые круги, плывущие перед глазами, и ее бархатный голос сказал:

— Мальчик мой, ты попал в мир необычайно сказочного богатства! Ха-ха-ха!!!

Зяма, сквозь боль в области лица открыл глаза и увидел склонившуюся над ним огромную фигуру сказочного Гоблина. Его большая в черных очках, лишенная волосяного покрова голова без шеи сразу же переходила в туловище, создавая иллюзию каменного изваяния Царители, который лениво, словно корова на лугу клевера, жевал спичку.

— Где я? — жалостливым голосом спросил Зяма.

— Ты там, где тебе положено быть! — ответил Гоблин, склонившись над телом еврея.

В тот миг его рука, подобно стреле шагающего экскаватора, схватила его за грудь и, оторвав от земли, сомкнула стальные пальцы, и понесла его в неизвестном направлении. Зяма от страха окончательно потерял сознание, отдавшись во власть своей нелегкой еврейской судьбы.

Очнулся он на кафельном полу какого-то прохладного помещения. Где-то тихо журчала вода, успокаивая его слух, взволнованный событиями последних пяти минут.

— Э-э-эй! — простонал Зяма, встав на четвереньки. — Есть тут люди или нет?

— Чего орешь? — спросил трубный голос над головой, и перед ним вновь возникло лицо сказочного персонажа Гоблина.

В какой-то миг струя холодной воды окропила его голову, и он, стуча зубами от освежающей прохлады, окончательно навел резкость.

В шезлонгах как раз напротив него сидела прима и сам Максим Алкин. Прима пилочкой точила ногти и, улыбаясь, поглядывала на Зяму, моргая своими бархатными ресничками, а Максим Алкин потягивал сквозь трубочку апельсиновый сок с ликером, корча Зяме страшные рожицы.

— Я фотограф Зяма Наппельбаум! — сказал он, стараясь понять, что же произошло.

— Ты откуда? — спросил тотже голос над его головой.

— Я из города Бормотухина! — ответил он, содрогаясь от каждого звука голоса Гоблина.

— Ты знаешь Марию Балалайкину?

— Марию Балалайкину? А кто не знает Марию Балалайкину, если ее показывает первый канал в программе "Академия звезд"!? — как заправский еврей ответил вопросом на вопрос Зяма Наппельбаум.

— Тебя спросили, ты лично знаком с Марией Максимовной Балалайкиной?

— Знаком ли я с Балалайкиной?

— Да! — проорал трубный голос прямо ему на ухо.

— Знаком? Может быть и знаком? А кто нас представлял? — спросил Наппельбаум, стараясь потянуть время, прикидываясь дурачком.

— А это твое фото!?

Перед глазами возникли фотографии Балалайкиной, которые он делал ей на порт-фолио несколько месяцев назад. На обратной стороне стоял его штамп, где было написано — "Фотография Зямы Наппельбаума, внука личного фотографа Владимира Ильича Ленина".

— Разве может быть это фото мое, если на нем изображена обнаженная женщина? — вопросом на вопрос ответил Зяма.

— Это фото делал ты? — спросил голос.

— Там же написано — "Фотография Зямы Наппельбаума внука личного фотографа Владимира Ильича Ленина" Значит, это фото внука личного фотографа Ленина! Но почему там женщина? Вы мне можете объяснить? По идее, это должна была быть внучка!?

— А внук ты!? — спросил голос.

— Да, я тоже чей-то внук! У меня была бабушка Циля и Сара, которым я точно довожусь любимым правнуком, а если судить по этому фото, то это должно быть внучка!?

— Я спросил тебя, ты внук личного фотографа Ленина? — спросил голос, слегка изменив тембр на более грубый.

— Я вам хочу объяснить! А вы мне не даете! Вы мне показали фото женщины и утверждаете, что это внук фотографа Зямы Наппельбаума! Посмотрите на меня, молодой человек, разве у меня могут быть внуки, а тем более у личного фотографа Ленина?

— Слушай ты, Зяма, кто делал это фото?

— Фото делал я! — сдался Зяма, чувствуя, что с минуты на минуту его уже начнут бить ногами и возможно это будет еще больнее, чем встреча с "электричкой".

— Ты знаком с девкой, которая изображена на этом фото? — спросил Гоблин.

— Знаком ли я с девкой? — вновь вопросом на вопрос ответил Зяма.

— Да! — проорал голос Гоблина.

— А зачем мне с ней знакомиться? Я знаком со многими девками. Я сфотографировал, выписал квитанцию, взял с нее деньги за работу, вот и все наше знакомство.

В эту секунду где-то в подсознании Зяма понял, что если он будет водить Гоблина за нос, то не исключено, что ему придется побывать уже не только под колесами электрички, а тяжелого бронепоезда.

Тут Зяма протянул руку, словно умирающий гладиатор на арене знаменитого Колизея и стал вымаливать у примы пощады.

— Алла Борисовна! В чем моя вина? — спросил он, протягивая к ней руку. — Что я могу поведать вам такого, чтобы этот Кин-Конг не трогал мое разбитое еврейское тело?

— Ты мне, Зямочка, скажи, ты знаком с Балалайкиной и как вы познакомились?

— Девчонка эта приходила ко мне фотографироваться. Я сделал ей фото и все, на этом мы расстались!

— А этот медальончик тебе ни о чем не говорит? — спросила прима, подсовывая под нос Зяме фото Балалайкиной с камнем на ее обнаженной груди.

— Я видел этот камень, но это ни о чем не говорит! Не вижу связи, — ответил Зяма.

— А я вот вижу, — ответила примадонна. — Ты часом не за этой штучкой охотишься? — и бросила ему в руки фальшивый медальон.

В ту секунду Зяму пронзила зубная боль:

— У, у, у! — взвыл он, видя вновь перед собой знакомый фальшивый камень.

По всей видимости, это был настоящий рок, который всю его нелегкую судьбу связал с этим финским контрафактом. Теперь он понял, что прокололся и никакие чистосердечные признания не смогут его реабилитировать в глазах примадонны. В его голове осталась только одна версия, камень вновь у Балалайкиной и только у нее. Найти Балалайкину — означало найти и камень, который так напрягал его на протяжении последних трех месяцев.

— Пятьдесят процентов, — сказал Зяма, словно был в том положении, когда можно было диктовать свою волю.

— Чего!? — спросила прима, сделав удивленные глаза.

— Я найду камень, если мне заплатят пятьдесят процентов его стоимости. Я хорошо знаю ему цену и на меньшее не согласен!

Сейчас в этот миг Зяма абсолютно не знал его действительную цену, а цену камня вечной молодости знала здесь только Пугачева. Она отдала бы за этот амулет все, чем владела и это тоже была несоизмеримая цена молодости, карьеры и налаженных связей, которые могли вполне восполнить все ее затраты с лихвой.