А сразу до неё проехать было нельзя? — мысленно недовольно заворчал чёрный, против правил сохранивший маленькую часть своего противного характера после прихода в Дом.
— Ну, что, птица счастья, принесла мне благую весть? — довольно поинтересовался глава у Ричарда, выбравшись из машины и негромко хлопнув дверцей.
— Принёс.
— Какую же?
— Варваров-младший, которого Крис позавчера не успел убить, давно ведёт дела с Зубакиным. Они оба всегда покрывают друг друга, имеют большую осведомительную сеть. У каждого есть доступ к счетам Маэстро.
— И это ты мне принёс благую весть... так она выглядит в твоём понимании? — угрожающе уточнил Карл.
— Да, — сдвинувшись на полметра в сторону, чтобы иметь возможность без больших потерь отразить возможную атаку, согласился Рич.
— М-м-м, — нервно постучал пальцами по бедру Карл. — У меня просто... слов нет! Скажи, ты вообще ничего хорошего мне не нашёл?
— Я рассказал всё, что смог выяснить.
— Дерьмо, — скривился глава, следом произнеся ещё одно слово, менее цензурное. — Нужно как-то решать эту проблему со счетами. Охамели суслики мои деньги тратить. Батя их под наркотой раздал кому попало, а мне теперь... ты куда?
— Ухожу. Мне сегодня нужно зайти к Элене. И так из-за тебя её уже больше пяти дней не видел, — отвернулся Ричард, зашагав в противоположную сторону от той, откуда приехали Карл с Себастьяном.
— Я вот поражаюсь, как ты с таким характером и полученным в Доме воспитанием мог кем-то заинтересоваться? Да ещё и до такого фанатизма, а? — догнал его сын Маэстро.
Рич промолчал, проигнорировав вопрос.
— Хотя родители у тебя тоже ненормальными были.
Ноль реакции.
— Моего деда отравил Роберт, отца убил ты...
Опять молчание.
— А твои дети, возможно, когда-нибудь убьют меня. Как думаешь?
— Хм, — неопределённо хмыкнул Рич, ускорив шаг.
— Чего фыркаешь? Эй, ответить можно? Ай, да ну тебя, — сплюнул Карл, остановившись. — А Элену ты по любому сегодня не увидишь. Её Зубакины с собой в гости забрали! — крикнул он напоследок и побрёл обратно к машине.
Элена.
Не сказать, что мои отношения с Лёшей вернулись в прежнее русло после того, как он во второй раз приполз ко мне с извинениями и шикарным букетом красных роз, но и показательно холодными они быть перестали.
Видеться мы с ним стали по-прежнему очень часто, но не было уже в наших отношениях — по крайней мере, с моей стороны — большой искренности и лёгкой непринуждённости.
Лёшка-то что? Он шутил, как и всегда, болтал, на ластонский манер немножко растягивая слова, делился смешными случаями, которые происходили с ним во время его учёбы в университете. А я глядела в это самое время на него, зачастую пропуская некоторые слова мимо ушей, и всё пыталась доказать своему сердцу, что передо мной сидит не мой старый, по недоразумению забытый друг, а незнакомый, в общем-то, человек. Обманщик, которому почему-то всей душой хочется доверять, но (какое везение!) разум и трезвое мышление мешают. Они же подсказывают мне невзначай вызнать у Лёши что-нибудь о Ричарде.
Неведение ведь тоже синоним неопределённости, а она, как известно, часто загрызает человека изнутри, не давая тому нормально жить. А я не хочу становиться бледной тенью самой себя и вести полумёртвое существование. Я хочу жить! Без страха, без вранья, без маячившего на горизонте рака печени...
К слову об этом. Последний раз я обследовалась больше двух недель назад, а каких-либо подтверждённых результатов ещё не получила. Может, нужно опять съездить к Василию Исаевичу на приём?
Маргариты Анатольевны, конечно, дома сейчас нет, а обычно она и возила меня в больницу, но почему бы не попробовать съездить самой, тем более передвигаться я теперь могу и без чужой помощи.
За это, кстати, нужно сказать огромное спасибо всё тому же Лёше, который ежедневно навещал меня и выводил на короткие прогулки вокруг особняка Зубакиных. Со стороны казалось, что хожу я сама, всего лишь опираясь на его руки, но фактически — он носил меня на своих руках. Впрочем, как и обещал.
Двигаться благодаря ему я стала, как ни крути, гораздо чаще, из-за чего ноги с каждой такой прогулкой всё больше крепли и крепли. Совсем скоро я и вправду смогла ступать самостоятельно, держась за Лёшку, как за костыль. Так вот, возвращаясь к нашим баранам, может, попросить кого-нибудь из охраны свозить меня в больницу? Артём Сергеевич же не будет злиться, если я их немного поэксплуатирую?
Взяв прислонённые к тумбочке костыли — мы с ними сейчас вообще стали лучшими неразлучными друзьями — я медленно встала с кровати и вышла из комнаты. Потом, спустившись на первый этаж и неожиданно почувствовав бурчание в животе, свернула на кухню, схватила пирожок с повидлом и нос к носу столкнулась с Медузой. То есть с Екатериной, экономкой. Вот же Мальвина! Дурной пример точно заразителен.
— Эля, привет! Ты кушать хочешь? А зачем пирожок схватила? Пойдём я тебе лучше супика налью, это точно полезнее будет, — слащаво запричитала она, встав в дверном проёме и не давая мне тем самым выйти из кухни.
— Здрастье. Да нет, спасибо, я суп потом, может быть, поем, мне сейчас некогда, в больницу нужно собираться, — не без труда нацепив на себя улыбку, ответила. Екатерина хоть и неплохая женщина, и характер у неё безмерно добрый, но вот вся эта конфетность и слащавость порой сильно меня клинит. Так и хочется гаркнуть во всё горло, что я не ребёнок и разговаривать со мной тоже следует нормально, но... совесть же потом задолбает!
— Да? А Маргариты Анатольевны сейчас дома нет. С кем же ты поедешь, зайка?
Чего? Зайка?!
— Знаю я, что она уехала, — сказала я строго, подойдя вплотную к двери и недвусмысленно кивнув экономке, чтобы та отошла в сторону. — А что поделать, на приём-то к врачу всё равно идти надо. Самой или с кем-то их не волнует, главное, чтоб на обследование вовремя явилась и кровь без опозданий сдала.
— Деточка, да ты же маленькая ещё совсем и слабая. Нечего самой с такими проблемами разбираться и нервы свои зря тратить! Подожди, может, завтра вместе с Маргаритой поедешь?
— Не, спасибо, я уже сейчас собралась.
— Куда ты собралась? — послышался с лестницы любопытный голос Мальвины. Спустя несколько секунд в поле моего зрения появилась и сама подруга, одетая в яркую цветастую юбку и вязанный оранжевый свитер. Волосы у неё были забраны в хвост, глаза щедро подведены чёрным карандашом, а на нарощенных ногтях высыхал лак с новым модным рисунком.
Завидев замершую рядом со мной Екатерину, её лицо поначалу сильно скривилось, как у бьющегося в конвульсиях злого клоуна, но в следующее же мгновение приобрело отстранённый, мало в чём-либо заинтересованный вид.
— В больницу хочу съездить, — грустно улыбнувшись, пояснила я. Малька на меня ещё немного дуется из-за того случая, но в целом вроде бы уже отошла. Точнее, мне просто хочется в это верить.
— О, хорошо, мне тоже туда нужно, — обрадовалась девушка, убежав на второй этаж, но тут же вернувшись со словами:
— Без меня не уезжать, я щас.
— Да куда я уеду, — тихо вздохнула я, обернувшись к Екатерине. — А вы не могли бы позвать охрану, чтобы кто-нибудь из них нас в больницу отвёз, а то мне на костылях тяжело ходить, — попросила, вспомнив, что все свободные охранники преимущественно ошиваются во внутреннем дворе, где у них даже свой маленький домик с нужным им оборудованием имеется. А мне туда ковылять всё равно, что Мальке пешком во Владивосток идти.
— Да конечно, Элечка, сейчас я к ним схожу и обо всём быстренько расскажу, — и она, торопясь, убежала.
Говорю же, добрая, отзывчивая женщина, чего её Мальвина так недолюбливает?
— Всё, я собралась, — спустилась с лестницы подруга, с потрёпанной синей сумкой, перекинутой через плечо. — А чё, Медуза ушла уже куда-то? — спросила она, недоверчиво оглядевшись.
— Да, я её попросила, чтобы она кого-нибудь из охраны позвала.
— А, ясно, — понятливо покивав, согласилась девушка. — Ёлки, я с этой водорослью столько раз за сегодняшний день сталкивалась, что думала — точно себе аллергию на морепродукты заработаю! Жаба, как же она меня достала!
— За что ты её так не любишь? — озвучила я свой вопрос, поудобнее перехватив костыли и выйдя на улицу. В лицо тут же подул холодный ветер, попутно растрепав волосы и вызвав толпу мурашек по всему телу.
— А за что её любить? За то, что в рот ко мне заглядывает, когда я ем, или за то, что как со слабоумной разговаривает? — раздражённо обернулась ко мне Малька, уперев руки в бока.
— Она со всеми так разговаривает, не ты одна особенная, — пытаюсь втолковать ей, но у этой девчонки тонна самомнения! Мне одной эту кучу никогда не разгрести.
— Нет, ты просто не слышала, как эта жаба со мной себя ведёт, когда другие не слышат, — сжав кулаки, зло прошипела черноволосая. — И за спиной она меня вечно обсуждает! Я это всегда по её глазам вижу!
— У тебя самомнение до Марса скоро вырастет, никто тебя не обсуждает. Если на то пошло, то кого-кого, а обсуждать должны меня, больше тем найдётся.
— Тебя она тоже обсуждает! — категорично припечатала Мальвина, едва ли не рыча.
Ну вот, я же говорила, что у неё нездоровая реакция на эту тётку.
— Девочки, вас Ибрагим в больничку отвезёт. Садитесь быстрее в машину, а то простудку заработаете! — спешила к нам Екатерина. Ветер подгонял её в спину, отчего голубые волосы экономки развевались и становились ещё больше похожи на щупальца медузы.
— Конечно-конечно, — сладким голосом пропела подруга, когда женщина проскочила мимо нас в дом. — Выдра кривозубая, все волосы ей когда-нибудь выдеру.
— О, смотри, Ибрагим уже до ворот подъехал, — махнула рукой я, желая отвлечь девушку от опасных мыслей.
— Вижу, — процедила та, глянув в указанную сторону. — Недоумок, не мог, что ли, ближе подъехать?
Сколько не пытайся сбить с Мальвины весь настрой, а почти всегда бесполезно.
Спустившись с лестницы и пройдя ещё около тридцати метров, мы сели в машину — тёмно-красную, наверняка очень дорогую иномарку с тонированными стёклами. Спереди за рулём уже сидел Ибрагим. Он, не реагируя на нас, разглядывал фотографию миловидной, но серьёзной на вид светловолосой девушки в спортивном костюме.
— Заснул, что ли? Элька, пни его, чтоб машину заводил. И печку пусть включит, а то я сейчас задубею от холода, — с повелительными интонациями сказала она мне, голодным волком уставившись на Ибрагима.
Но тот спустя секунду отмер сам и, не сказав ни слова дочке шефа, завёл машину. Со стороны Мальвины послышалось радостно-язвительное:
— Ой, неужели!
Мне в который раз стало стыдно за её поведение. Вот почему ругается со всеми она, а облитой помоями и чужим неодобрением чувствую себя при этом я?
— Слушай, а тебе-то самой зачем в больницу? — вскоре, когда смотреть на медленно проплывающие за окном магазинчики надоело — пробки даже в таком маленьком городе никто не отменял — спросила я.
— Папа попросил его снимки рентгена забрать. Я как раз думала, одной мне в эту вонючую берлогу тащиться, — нелестно обозвала Мальвина больницу. — Или нет. Решила с тобой. Спустилась вниз, а ты там и так уже стояла и на Медузу кричала, что тоже собралась куда-то.
— Я не кричала на неё, — смущённо вставила я, но до Зубакиной в таких случаях слова собеседника доходят хуже, чем до жирафа.
— Кричала. Ты же обычно тише травы шуршишь, а там прям в огнедышащего дракона превратилась! — задумчиво выдала девушка, не обращая внимания на мои вялые попытки доказать обратное. — Кстати, к нам скоро мой братец из армии вернётся, — расстроено пошкребла она обивку переднего пассажирского сиденья.
Насколько я помню из её рассказов, ей старший брат, Пётр, около года назад ушёл отдавать долг Родине. Служить его отправили на границу России в Терскую область, где в то же самое время активизировались боевики. Артём Сергеевич, призналась однажды Мальвина, имея крепкую дружбу с одним влиятельным человеком, не раз предлагал сыну перейти служить в какое-нибудь менее напряжённое место, но тот всегда отказывался.
— А чего ты расстраиваешься вообще?
— Мне придётся освобождать его комнату, — ещё горше сказала она. — От своих вещей.
— Это та комната, которая у тебя как большой платяной шкаф значится? — с опозданием поняла я, вопросительно посмотрев на подругу.
— Да, — горю девушки не было предела, шмотки занимали значительное место в её жизни.
— За брата тоже могла порадоваться, его всё-таки из горячих точек отсылают.
— Смысл за него радоваться, если ему и так там ничего не грозило? — расстроено буркнула Мальвина. — Папа у нас с самого начала подсуетился, так что Петьку за пределы части, считай, никогда не выпускали. Может пару раз на уборку территорий, и то я не уверена.
— Чего он тогда целый год там сидел? Надеялся, что потом когда-нибудь всё же выпустят повоевать? — от фонаря ляпнула я и неожиданно оказалась права.
— Что-то типа того. Этот петух всегда хотел сбежать из дома, воевать мечтал. С отцом у них постоянно тёрки из-за этого были, вот он и не хотел домой возвращаться.
— Хм, ну у вас в семье и страсти бурлят.
— А ты думала, — согласилась Мальвина, и в ту же секунду машина вдруг резко затормозила. Я смогла удержаться на месте, а вот подружка ударилась лбом о спинку переднего сидения. И весь оставшийся путь проклинала Ибрагима, вздумавшего пропустить перебегающую дорогу кошку. Парень на её вопли ничего не отвечал, что только больше злило Зубакину, ненавидящую, когда её игнорируют. От этого она сильнее заводилась и вымещала своё недовольство на окружающих. Вот почему я пулей вылетела из машины, едва Ибрагим заглушил двигатель. Второй вылезла раздражённая Мальвина.
— Пошли? — спросила у неё, разглядывая большое серое здание городской больницы и длинную лестницу, не меньше пятидесяти ступенек, перед парадным входом. Изощрённое издевательство для тех, кто ходит на костылях. А для калясочников вход вообще, по-моему, есть только с обратной стороны. Какие добрые люди его туда запихнули?
— Да пошли, пошли, — также как и я, окинув больницу скептически-недовольным взглядом, ответила девушка.
На входе нас, правда, чуть не сбил с ног рыжеволосый вертлявый мальчишка, с гипсом на правой руке, но меня вовремя дёрнула за собой Мальвина, помогая убраться с траектории полёта этого маленького вихрастого урагана и нелестно комментируя действия его мамаши-воблы, которая шла следом и не смогла удержать "свою мартышку на привязи".
— Зараза, не люблю больницы! — фырчала Зубакина уже непосредственно перед кабинетом Василия.
— А кто их любит? — вопрос, конечно, риторический.
— Здрасьте, Василий Исаевич, к вам на приём можно? — мило улыбаясь — вся чёрная энергия витавшая над ней грозовым облаком будто испарилась — заглянула в кабинет Маля.
— Мальвина, здравствуй! Подожди минуту в коридоре, сейчас я человеку лекарство выпишу, — ответил ей врач. Я его не видела, но голос был добрым и весёлым. Хороший он человек, ко всем с пониманием и вниманием относится.
