Каковы бы ни были намерения беглецов, вскоре они были полностью забыты. Уже во втором поколении основные знания были потеряны. Сохранился лишь язык и самые простые традиции.
Первая тысяча лет истории Фамайа бедна интересными событиями. Файа расселились по всему материку. К моменту основания Товийской Империи их было примерно восемь миллионов. Хотя у них не было собственно каменного века, выплавлять сталь они научились лишь через пятьсот лет после Освобождения.
Файа жили множеством независимых племен, постоянно враждующих друг с другом. Эти войны надолго задержали их развитие, — уже научившись строить крепости из камня, они продолжали воевать. Только Вэйд Объединитель смог прекратить эти войны, как считалось, навсегда.
Основанная им Империя существовала триста лет. У неё было четырнадцать правителей. Среди них встречались наивные мечтатели, но были и тираны. Именно такой тиран, последний император Мэкхис II, разрушил её. Свободолюбивые файа не захотели жить под унизительным гнетом. Отчаянные попытки императора вновь объединить страну при помощи военной силы не имели успеха.
Но всё же, Империя была золотым веком файа. Именно тогда мы стали единым народом, и это единство сохранялось и потом, на какие бы племена Фамайа вновь не распадалась.
Именно тогда была создана наша культура, искусство, религия. Она была довольно примитивной, ограничиваясь, в общем, поклонением небесным светилам, — солнцу, лунам, звездам. Кстати, Туманность тоже имела свою богиню, — Алайю, и служила объектом поклонения. Алайа была богиней любви, и множество юных глаз с надеждой смотрело на её растущее воплощение. В самом деле, откуда они могли узнать правду?..
Что же до страшного обычая жертвоприношения Солнцу, то он существовал с первых времен файа в этом мире, хотя переход от приношения плодов к жертвоприношениям юношей произошел уже во времена Империи. Мне трудно объяснить, почему так случилось. Для файа, половину года живущих в темноте, солнечный свет был великим даром. Равноценным даром могли быть только жизни. Этот обычай существовал семьсот лет, — только Катастрофа положила ему конец.
В Фамайа было больше трех тысяч храмов, посвященных Солнцу. Это значит, что она отдала ему два миллиона своих сыновей. То, что жертвой можно было стать лишь добровольно, делает это ещё более страшным. Сколько самых лучших избрали эту участь?..
Очень может быть, что именно этот обычай привел к упадку и гибели Фамайа. Ее распад вызвал возобновление войн, хотя уже и не столь частых и жестоких. Тем не менее, за четыреста лет, прошедших между Распадом и Вторжением, почти всё, созданное Империей, было уничтожено. Хотя осталось множество селений и городков, ревниво хранивших старые достижения и традиции, целым это уже не было.
Появление колонистов из Суфэйна вначале было воспринято файа как спасение. Лишь когда те стали повсюду наводить свои порядки, началась война. Файа сражались бесстрашно, но чаще всего они погибали все, не успев причинить никакого ущерба врагу. За восемь лет войны была истреблена половина населения Фамайа. На прибрежных землях был основан Новый Суфэйн, существовавший больше ста лет. Жители Арка тоже стремились на север. Между колонистами из разных стран часто вспыхивали стычки, и это оказалось спасением для файа. Стремясь побольше досадить врагу, люди заключали союзы с племенами, давали им оружие, а то и учили его производить. Файа оказались очень восприимчивы к новому. Очень скоро у них тоже появились пушки, заводы, железные дороги. Фамайа вновь объединилась, но власть в ней никогда не была такой сильной и такой жестокой, как в колониях.
После Катастрофы всю Фамайа за несколько лет покрыл нетающий снег. Из пятидесяти миллионов её населения только пятая часть сумела перебраться на Арк. Другие просто не успели. А очень многие не захотели покидать свою родину и становиться завоевателями. Они предпочли умереть, но не делать то, против чего боролись всю жизнь.
Именно тогда народ Фамайа погиб. Те, кто выжил, уже не были файа, — они были хищниками, худшими, чем захватчики из Суфэйна. Все те жестокости, которые они совершали якобы ради Фамайа, однажды обернулись против них. Они все погибли.
И только очень немногие — те, кто сохранил чистые (как я надеюсь) души, смогли уцелеть".
ГЛАВА 10.
РАВНОВЕСИЕ
СТРАХА
Из дальних странствий возвратясь,
Какой-то дворянин, даже не князь,
С успехом подписав о мире параграфы,
Пожалован за то был в графы...
"Отбой", 1906, N4.
Маоней Талу вернулся с очередных переговоров в прекрасном настроении, — хотя с момента открытия Йалис прошло уже 189 суток, никто в ССГ о нем так и не узнал. Работы на плато Хаос были завершены, вскоре предстояли испытания про-Эвергета, — уже не на территории Фамайа. Об этом ему вчера рассказал Найте. Так что Талу тревожило лишь необычайно большое количество пробиравшихся с востока повстанцев в здешних лесах. Они буквально наводнили эту местность, и их растущие отряды вели настоящую партизанскую войну. Всего месяц назад они разгромили управу в одном из ближайших к Соаре селений, убив несколько чиновников. Когда взвод Внутренней Армии, — 32 солдата на одном БТР и двух грузовиках, — выдвинулся для пресечения беспорядков, повстанцы атаковали его из засады с помощью бутылок с бензином и ручных гранат. Тех, кто успел выскочить из машин, расстреливали из автоматов и добивали топорами. Повстанцы сожгли штабной БТР и один грузовик, убили командира взвода и 18 солдат. Бой занял считанные минуты. Судя по тому, что трупов повстанцев не нашли, сопротивления оказано не было. Впрочем, немалая часть вины за разгром лежала на командире отделения, сидевшего в третьей машине, которая отстала и не попала в засаду, — перетрусив, он просто развернулся и уехал.
С бандой было поручено разобраться истребителям. Но, так как ситуация в области требовала контроля, Талу не решился послать туда весь батальон, а только два тяжелых БТР, военный грузовик и командирскую машину с рацией, — фактически, два взвода численностью в 66 файа, причем у них не было гранат, так как присланная им партия стала причиной нескольких несчастных случаев. В банде было уже примерно семьдесят мятежников с несколькими базуками, и результатом засады стала бойня. Вся техника была сожжена, ранен 31 файа и убито 14, в том числе все командиры. Потерь у повстанцев вновь не было, но вскоре уже весь батальон первого истребительного отряда окружил их в их лесном лагере и полностью уничтожил, сам потеряв 30 бойцов.
А всего семь дней назад отряд из 90 повстанцев атаковал аэродром в Сире, убив 15 солдат Внутренней Армии и уничтожив один легкий истребитель "Футура". Вскоре после этого присланные из Товии беспилотные самолеты выследили их и батальону истребителей, — более пятисот файа, — удалось окружить его. Повстанцы были поголовно уничтожены после двух часов ожесточеннейшего боя, в котором погибло 13 файа и 40 были ранены.
Переговоры тоже не принесли особых результатов. До сих пор самым крупным достижением Талу было соглашение о культурном обмене: две сотни юных файа погрузили в автобусы и свозили на экскурсию в Хонахт.
Талу имел возможность наблюдать множество широко открытых глаз и разинутых ртов, — а когда экскурсия кончилась, он не досчитался четырех подопечных: им так понравилось, что они решили остаться. С разоружением же так ничего и не вышло, — ССГ ни на пядь не собирался уступать Фамайа. Маоней искренне надеялся, что данная поездка была последней, — скоро конец его унылым обязанностям и возвращение в любимую Товию. С каждым днем он всё острее ощущал, как ему не хватает этого величественного города, так не похожего на остальные.
Он хотел сделать что-то особенное в честь победы, — это действительно была победа. Скоро Фамайа поглотит ССГ, а он... не знал, как это отметить!
Талу задумался, перебирая варианты. В Товии он имел мало поводов для таких личных праздников, — но, когда они всё же случались, ему не приходилось выбирать. Там у него было несколько подруг, — именно подруг, не больше, — с которыми он мог разделить свою радость. Независимо от того, с кем он встречался, ритуал был неизменным: бездумная веселая болтовня с поеданием добытых по случаю вкусностей, поцелуи, объятия... и Талу засыпал мокрый, обессилевший, но беспредельно счастливый. Здесь было иначе. Соарские девушки сильно отличались от столичных, — они казались Талу невежами, и даже внешне выглядели более хрупкими и менее красивыми, — хотя это не помешало ему завести подруг и здесь. Он мог пойти к любой из них, — но только не с такой вестью.
"Пойду-ка я в тюрьму и расскажу всё моим "беглым" — пусть позлятся!" — решил он и рассмеялся, представив себе эту сцену. Талу понимал, что идея не из самых хороших, но непробиваемая враждебность пленников истощила его терпение.
Маоней шел в квартал ЧК пешком, и ему бросились в глаза происходящие перемены. Хотя телевидение не сообщало совершенно ничего необычного, лица у прохожих были почему-то встревоженные. Множество тяжелых грузовиков с каким-то грузом и без проносилось по улицам. Уже за воротами управления он заметил рабочих, выносивших хлам из бункера в подвале главного здания. Эти странные приготовления встревожили и его.
Устроившись в своем кабинете, Талу задумался. Кого вызвать первым? Уэрка подошел бы больше, но он решил начать с Ами. Хотя тот мог и не оценить новости, она напугала бы его сильнее. Маоней, помнивший, как Ами вывел из строя нейроуправление, — что стоило жизни многим файа, — не хотел упускать такой возможности.
Когда Ами привели, он демонстративно выложил на стол химический пистолет, стреляющий едкой жидкостью, — такие использовали тюремные надзиратели. Вошедший Ами уставился на него с ненавистью, — полгода одиночного заключения только усилили её.
— Заключенный Ами Сурми, — начал Талу, — вы хотите узнать истинные причины Кен-Карского мятежа?..
Ами промолчал. Талу, довольно усмехаясь, начал рассказывать. Он говорил долго, не упуская ни одной подробности, закончил сообщением о скором пуске про-Эвергета и замолк, с нетерпением ожидая реакции.
— Значит, никто не знает? — спросил Ами, его глаза вспыхнули, руки дрожали.
— Нет!
— Так узнают!
Внезапно он бросился на Талу. Тот схватил пистолет и прицелился, но выстрелить не успел: Ами, перегнувшись через стол, наотмашь ударил его в лицо. Талу опрокинулся на спину, вместе с креслом. Прежде, чем он опомнился, Ами перепрыгнул стол и набросился на него, ударив затылком об пол и вырвав пистолет.
— Убить бы тебя, да времени нет! — в кабинет ворвались привлеченные грохотом охранники и дежурный. Укрывшись за столом, Ами выстрелил в них, — все трое повалились на пол, кашляя, чихая и икая.
Задержав дыхание, Ами выскочил в коридор, бросился за поворот, ведущий к тюрьме, ключом, сорванным на бегу с пояса дежурного, открыл бронированную дверь.
Сидевшие в караульной охранники тупо уставились на него. Прикрыв дверь, Ами разрядил в щель всю обойму, — изнутри донесся хоровой визг. Набрав побольше воздуха и бросив бесполезное оружие, он ворвался в комнату. Семеро здоровенных охранников в слезах корчились на полу. Ами сорвал один из висевших на стене противогазов и запер дверь на засов.
Прежде всего, он оглушил стонущих пинками и выдернул из их кобур пистолеты. Два он сунул за пояс, а у остальных вытащил обоймы. Затем бросился к пульту, управляющему дверями, и переставил все переключатели в положение "открыто". Когда подоспели надзиратели, Ами с усмешкой уложил их всего двумя выстрелами. В затихшей от страха тюрьме раздался призыв к восстанию...
Когда открыли камеры на обоих этажах и в подвале, собралось больше ста человек, — Ами с трудом отыскал Уэрку. Под его руководством заключенные разобрали оружие охранников и запасные обоймы, — в отпертом сейфе их нашлось больше шестидесяти штук. Что до самих охранников, — появились и замелькали ножи, и все они через минуту были мертвы. Уэрка и не подумал спасать их, хотя все они были людьми.
Вооруженные химическими пистолетами "беглые" в противогазах выстроились напротив уже гудящей от ударов двери. За ними нетерпеливо толкались остальные, сжимая в руках что попало. Уэрка с кривой усмешкой отодвинул засов.
В лица оторопевших чрезвычайщиков с ломами ударил залп химических пистолетов. В коридоре было не больше двадцати файа, и заключенные тут же смяли их. Вновь замелькали ножи и ломы, раздались крики убиваемых. Покончив с ними, "беглые" кинулись вперед. Спешившие на помощь охранники бросились прочь. Вслед им затрещали выстрелы, — у ломавших дверь файа были обычные пистолеты. Несколько беглецов повалилось, и толпа тут же набросилась на них.
Талу, с трудом выбравшийся из своего кабинета, лицом к лицу столкнулся с дико орущей толпой, размахивающей окровавленными ножами. Он рванулся назад и запер дверь, — она тут же затрещала под ударами ломов. Затравленно оглядевшись, он кинулся к окну. Стекло вместе с рамой вылетело от брошенного им кресла. Едва он вскочил на подоконник, дверь рухнула.
У Талу хватило ума не сигать наотмашь со второго этажа. Сначала он повис на руках, рискуя, что ему раздробят пальцы, и только потом прыгнул. Он упал удачно, но после падения его охватила мучительная слабость, и он никак не мог подняться. Рядом с ним, чуть не разбив ему голову, взорвался выброшенный из окна телевизор — Талу обдало осколками. Он с трудом смог перекатиться, — в то место, где он только что лежал, ударил лом, пробив асфальт и войдя глубоко в землю. При мысли, что он мог пронзить его тело, юношу замутило.
Из окна раздались предсмертные крики оставшихся в кабинете охранников и дежурного, — они не были столь проворны. Талу сумел подняться, и на подгибающихся от слабости после удара ногах побежал между казармами к главным воротам. Ему казалось, что он бежит очень медленно, словно в кошмаре. Вслед ему раздалось несколько револьверных выстрелов, вокруг засвистели пули. Он упал и на четвереньках заполз в кусты. Яростно растирая отшибленные ноги, он огляделся.
Уэрка умело руководил повстанцами. Они не стали громить главное здание, а устремились на его первый этаж, напав на помещение дежурной части, — единственное место, где им могли оказать сопротивление.
Хотя в двух казармах соарского управления ЧК размещался целый полк — 1200 бойцов, у них не было оружия, — во избежание воровства, оно хранилось в арсенале. Кинувшись туда, чрезвычайщики отступились, — нужны были ключи, а их уже захватили "беглые", разгромившие комендатуру на первом этаже. Среди попавших под обстрел бойцов началась паника, — безоружные, они кинулись назад, под прикрытие казарм. Председатель соарской ЧК, пытавшийся навести порядок, упал, сраженный метким выстрелом из револьвера, — Талу заметил стрелявшего из окна Уэрку. Оставшиеся в главном здании чрезвычайщики заперлись в кабинетах, не пытаясь напасть на "беглых" с тыла или даже отстреливаться.
