Тень - это место для страхов

Стражники не слишком-то торопились, не били тревогу и вообще не беспокоились. Их было четверо, неужто они не справятся с парочкой воришек? На их беду им попались не обычные воры.

Каша поднял пустые, вроде бы, руки. Он прижимал рукоять кинжала большим пальцем к ладони, сам клинок удобно скрывался под рукавом, в темноте и не разглядишь. Молот стоял сзади, скрестив руки на груди и затолкав кулаки в подмышки.

— Это закрытая территория, — сказал один из стражников, — ходить здесь запрещено.

— Да как запрещено-то? — возмутился Молот. — Все ходят.

— Теперь не будут. Ну-ка живо сюда!

Каша подался вперёд. Он не волновался за стражников, а вот четвёртый парень с повязкой на плече внушал смутные опасения. Не походил он на тюфяков, размякших в городе. Солдат? Скорее всего. Наверняка один из дезертиров, поговаривали, что часть их примкнули к страже. Плевать. Каша — профессионал, ему приходилось драться и на мечах в поле, и на ножах в подворотнях. Вряд ли этот солдатик хорошо знал, что это такое — уличная поножовщина.

— Стой.

Каша остановился в четырёх шагах от стражников, как раз на границе освещённой фонарём зоны. Лезвие, скрытое под одеждой, не должно было отсвечивать. Но, чёрт побери, он взялся за рукоять слишком высоко, и клинок коротко сверкнул в свете фонаря.

— Эй, что там у тебя?

Отвечать времени не было. Каша в один прыжок очутился у ближайшего стража и отточенным долгими тренировками движением вогнал кинжал ему кинжал под подбородок. Послышался тошнотворный хруст, стражник сразу обмяк. Каша выдрал кинжал и бросился на солдата. Труп с лязгом упал на мостовую, послышался стук сапогов о мостовую.

Каша ухмыльнулся. Он любил макабр. Молодое полное сил тело до конца не верит в свою смерть. В этом был...

Каша пролетел мимо солдата. Его ноги почему-то налились тяжестью. Сделав ещё два шага, он запнулся обо что-то и повалился ничком. Упал он очень неуклюже, лицом. Нижняя челюсть сразу онемела, в скулу упёрся острый край камня. Головорез попробовал встать только один раз и сразу понял, что уже не поднимется. Под животом разливалась тёплая лужа, пахло кровью, но боли он не чувствовал.

— Тревога!!! — визжал позади солдат. — Нападение!!! Трево... ААААА!

Каша смотрел в темноту и слушал вопль солдата. Это с ним Молот так. Когда его расстроить, он делает так, чтобы жертва умерла не сразу. Солдат помучается не долго, но боль будет адской. Его визг резонировал на грани слышимости. Пусть поорёт, на секретность уже плевать. Каша всегда старался убивать быстро, но это не тот случай. Скорее всего, Молот сделал два удара, один в пах, второй в подмышку. Парень истечёт кровью быстро... Сколько, интересно, осталось самому Каше?

К нему подошёл Молот. Грубо перевернул его на спину. Каша хотел сказать, чтобы босс повернул его к солдату — он хотел увидеть пляску смерти человека, убившего его. Но ртом пошла кровь, и Каша смог издать лишь невнятный хрип.

— Прощай, дружище, — с болью сказал Молот.

Каша попробовал улыбнуться в ответ, но губы его уже не слушались. Его сознание стремительно падало куда-то. Перед глазами появились странные видения, то ли явь, то ли сон.

"Я хотел тебя убить, — подумал Каша, — хотел пришить тебя за то, что ты сделал с моим отцом. Как получилось, что ты стал мне лучшим другом?".

На его лицо легла ладонь. Молот решил, что он уже мёртв и закрыл ему глаза. Но это же не так... Последним усилием Каша открыл глаза и посмотрел на босса, но увидел лицо отца. А потом свет погас.

— Мать вашу! Быстрее! Быстрее! Что, уроды, совсем разжирели на казённых харчах?

Генрих и так торопился. Да он так не торопился уже лет двести. Наверное, последний раз, когда сержант прихватил его со своей дочерью. С тех пор на карьере Генрих поставил крест, но уж лучше плохо служить в страже, чем хорошо пахать поле. Да и сержанта рано или поздно отправят на пенсию, а Генрих ещё молод...

Или уже не совсем... Пот застилал глаза, кололо бок. Чёртово пузо, невесть как выросшее за последние пару лет, стремилось вывалиться из ремня. С этим животом одни проблемы. Казалось бы, ничего не меняется, а потом смотришь на себя в зеркало и видишь, что ты жирный боров. Ну, не совсем, конечно, боров... но чтобы рассмотреть свой член Генриху приходилось втягивать живот. Совсем чуть-чуть...

Твою мать, если бы не та сисястая шлюшка, его бы уже давно посадили на какой-нибудь склад. А так бегай по улицам, как какой-нибудь сопляк-новобранец.

— Быстрее! Шевелите задницами!

Быстрее, быстрее... О, боги, что за спешка? Тем более, ночью. Бордель что ли какой-то накрыли? И что ж теперь? Кому какое дело в такое время до борделей? Нет, Генрих бы не отказался сходить туда. Провести, так сказать, инспекцию. Он ходил в одно местечко, здесь, в городе. Там была рыжулька, которая называла его "мой поросёночек". Конечно, немного обидно, но мило...

Сержант — старый хрыч худой, что мальчишка, хотя жрёт вёдрами — влепил ему нехилый такой поджопник. Застонав, Генрих попытался ускориться, но уж слишком сильно он устал.

— Быстрее! Корона в опасности! — заорал какой-то ублюдок с красной повязкой на плече.

Что-то их много в последнее время расплодилось. Ходят тут, командуют от имени нового короля, как будто бы после этого они что-то из себя представляют. Чёртовы дезертиры, трусы сраные, бросили их на растерзание этим чудовищам...

— Быстрее! — прорычал на ухо сержант и ещё раз саданул Генриха в правую ягодицу. — Это тебе не девок по сеновалам валять, а?

Генрих сдул пот, капающий с носа, и промолчал. А что ещё сказать? Это было пять лет назад, он был молод... да ему всего-то было двадцать! И плевать, что девчонка оказалась на шесть лет моложе, она же сама захотела. Да и не первый он у неё был, далеко не первый. Правда, основные-то проблемы вовсе не в молодости, а в сердобольном папаше-сержанте...

— Вперёд! В атаку!

В атаку? Да они что, охренели? Какая атака? Они ж посередь Столицы, у самого дворца! Генрих судорожно попытался затянуть завязки на шлеме, но вышло только хуже — шлем съехал на ухо. Хорошо, что никто не заметил...

Впереди послышались крики, раздался лязг оружия. Неужели действительно драка?

Толпа стражников застопорилась в воротах дворца. Сам Генрих, оказавшийся в самом хвосте, врезался в бегущего впереди стражника и остановился, тупо давя того в спину. Кто-то тут же прижал и его. Послышалась ругань, чей-то локоть угодил Генриху в нос. "Поросёночек" сразу отпрянул назад, хватаясь за пострадавший орган. Во рту сразу стало солоно. Он судорожно хватал воздух ртом, стараясь запрокинуть голову, но толком ничего не выходило. От недостатка воздуха у него начала кружиться голова.

— ДА ВЫ ЧТО, СУКИНЫ ДЕТИ, ВОЕВАТЬ РАЗУЧИЛИСЬ? — проревел кто-то над ухом.

Послышались удары. Кто-то схватил Генриха за шиворот и отшвырнул назад. Стражник запутался в собственных ногах и упал на задницу. В копчик будто вонзили раскалённый гвоздь, но Генрих радовался хотя бы такой передышке. Рядом выл Седой — он подвернул ногу.

— Я сломал! — орал он. — Сломал её! Сукин ты выродок, ну-ка иди сюда!

Пытающийся навести порядок в строю, молодой офицер с красной повязкой на руке повернулся к Седому.

— Ты мне ногу сломал! — заорал на него Седой. — Понял меня? Ты мне до конца жизни...

Офицер влепил Седому рукоятью меча в лицо. Стражник тяжело повалился назад.

— Кто ещё хочет что-то мне сказать? — взревел офицер. Но на него никто, кроме Генриха, не обращал внимания. И это не осталось незамеченным. — ВСТАТЬ!

Понимая, что лучше не спорить, Генрих поднялся, опираясь на меч. Ноги едва держали его, но он, как мог, поковылял к месту боя. Странно. Казалось бы, ударился копчиком, а хромота почему-то на правую ногу...

— Где твой щит? — рявкнул офицер.

— Щит? — тупо спросил Генрих.

— Да, щит. Где он?

— А зачем мне щит?

Офицер так и остался стоять с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Генрих решил не лезть к нему и кое-как побежал к воротам. Стражники уже прорвались через них, потеряв троих. Генрих увидел сержанта, он лежал на спине, его лицо было чёрное от крови. Уж этот-то, конечно, был в первых рядах. Быть может, после сегодняшнего дня его, Генриха, таки повысят...

Кругом слышались беспорядочные выкрики. Туда-сюда сновали пятна фонарей и факелов, выхватывая из темноты мечущиеся в панике фигуры. Генрих не заметил никого такого, кого можно было бы принять за противника. Разве что вот эта пара оборванцев... что они здесь, кстати, делают?

Кто-то толкнул Генриха в спину, он снова упал, но на сей раз вставать не торопился. Убить же могут...

Минут через пять всё как будто более или менее успокоилось. Или, скорее, переместилось во дворец. Генрих, воровато оглядываясь, поднялся, подобрал один из валяющихся на земле фонарей. Одно стекло лопнуло и выпало, но ничего, светит и ладно. Стражник побродил по площади перед дворцом, сам не зная зачем. Он нашёл только четыре мёртвых тела, три из них принадлежали стражником, четвёртым был оборванец. Он, как оказалось, был ещё жив, но Генрих сомневался, что современная медицина способна вылечить такое — у парня не было правой руки, а левой он придерживал разорванные и растоптанные кишки, вылезшие из живота.

Тут "Поросёночек" вспомнил про сержанта. Чем черт не шутит, может, он ещё живой. Если он сейчас спасёт старика, то тот, быть может, забудет его маленький грешок. Да, сто процентов забудет!

Генрих трусцой вернулся к воротам. Сержант всё ещё лежал здесь. Наклонившись, Генрих осветил его лицо. Кровища везде, но ран, кажется, нет. Стражник осторожно, носком сапога, толкнул сержанта в скулу. Голова повернулась на бок, челюсть безвольно отвисла.

Генрих выпрямился. Его трясло. Нет, сержант точно жмур. А что Седой?

Он долго стоял рядом с сержантом, не в силах заставить себя подойти к напарнику. Вдруг он тоже мёртв?

А что же делать ему самому? Если его застанут здесь и сейчас, то сразу поймут, что он струсил и сбежал. А так про карьеру уж точно можно забыть, вряд ли король расщедрится на прощение какому-то пузатому стражнику.

Да-да, он просто должен оказаться на месте событий. Или где-нибудь рядом. А потом можно будет сказать, что он отстал или заблудился... Вариантов много. Но если его встретят здесь, то по головке точно не погладят.

Генрих постоял ещё пару секунд, а потом, обмирая от ужаса, поплёлся к дворцу. Его встретили тёмные коридоры, разбитая мебель и далёкие крики боя.

Второй хрипел, даваясь кровью. Первый затих. И только Третий ещё мог дышать нормально и двигаться.

— Что там? — шипел Старший. — Что?

— Ничего, — сказал Третий. Его голос звучал сдавленно из-за слёз.

Неужели нельзя было что-то поменять? Ну хоть что-то. Какой он теперь Третий, если Первый и Второй умрут? Теперь он просто станет Младшим. Не одним из трёх братьев-близнецов, а просто каким-то младшим братом Старшего.

— Твою мать, — прошипел Старший. — Уйди, тупоголовый.

Третий послушно отодвинулся. На тупоголового он не обижался, его называли и похуже. Кроме того, мозгов у него действительно было маловато. Все шутили, что весь ум в их троице достался Первому и Второму, а на него не хватило. Ну и пусть.

Зато теперь весь ум остался у него. Второй захрипел в последний раз и затих. Третий поднёс ладонь ему ко рту, проверяя дыхание, и ничего не почувствовал. Чувствуя полную опустошённость, Третий сел в угол и тихо захныкал.

— Заткни пасть! — прошипел Старший. — Заткнись, выродок! — Он пнут Третьего в бедро, но тот не собирался замолкать.

— Ты сказал! — заорал Третий. — Ты сказал, большой куш! Сказал, Кривой даст много денег! Сказал, я могу жениться на Лизе! Сказал, буду, как сыр в масле кататься! Сказал, на заводе столько за всю жизнь не заработаем! Где теперь твой Кривой? Где? А Первый со Вторым вот они, мёртвые!

Третий завыл, хватаясь за голову. Старший мутузил его кулаками и сапогами, требуя заткнуться.

— Сказал, женюсь на Лизе! — рыдал Третий, захлёбываясь в слезах. — Женюсь!

— Заткни пасть! Пасть! Свою! Заткни! — Старший уже орал, тряся брата за грудки. — Да шлюха твоя Лиза! Никто за тебя никогда не пойдёт, урод тупоголовый! Понял меня? Никто!!!

Третий на миг замолк.

— Забери свои слова обратно, — сказал он. — Забери. Лиза не шлюха.

— Шлюха, мать твою, ещё какая! Я сам её драл! И Первый со Вторым, вдвоём! А ты, выродок тупой, цветочки ей носил! И она над тобой смеялась, когда я её драл смеялась! Потому что ты кретин! И я смея... л... а... ы... а...

Третий отшвырнул Старшего от себя. В его руке был окровавленный нож, который секунду назад трижды вонзался в грудь брату.

— Не шлюха, — всхлипывая проговорил Третий, — нет...

Он встал над братом и принялся пырять его ножом. Раз, раз, ещё раз, десятый... Старший уже не шевелился, но Третий всё бил и бил его. Потом ему это надоело, и он пошёл искать выход.

В коридорах дворца было темно и страшно. Третий всегда боялся темноты. Он знал, знал каждую секунду своей жизни, что во тьме живут чудовища. И теперь его страхи подтвердились. Обычно он забивался под одеяло и слушал, как над ним смеются его братья. Бугай, говорили они, двадцати лет отроду, а темноты боишься. Третьему было плевать на это. Потому что кроме темноты он не боялся ничего.

До этого дня. Оказалось, что он очень боится потерять братьев. А ещё... что те парни, которые ходили к Лизе, занимались с ней любовью. Когда он спрашивал её, она смеялась и говорила, что всё ещё девственница, что ждёт только его. Просто ему надо накопить денег на свадьбу. И Третий копил, долго копил, но каждый раз, когда денег становилось много, они куда-то исчезали. Это были воры, так говорили братья, и он им верил. Конечно, кто, если не воры?

Коридоры, коридоры, коридоры... комнаты, комнаты и опять коридоры. Какая громадина. Наверное, тем, кто жил здесь, не нужно было откладывать на свадьбу.

Третий хорошо помнил, как они шли сюда. Быстрым шагом, с мешками за плечами. Их было тридцать, и это только люди с завода под предводительством Кривого, а здесь были ещё люди Стального Молота и многие другие, всего около сотни человек. Сотня, целая армия. Наверное, нужно много времени, чтобы убить сотню человек...

Они шли и шли по этим коридорам, а потом кто-то начал бить тревогу. Тогда они побежали дальше, куда-то в подвал, но там их остановили. Жгут сказал, что стражу нужно задержать, и отправил половину людей назад. Молот, сказал он, сделает то же самое. Что-то Третий не видел людей Молота. Или, быть может, они сражались в другом месте.

Сначала Третий думал, что тревогу дали по ошибке. Он просто стоял вместе с братьями в коридоре и думал о свадьбе. Но потом в ближнем коридоре кто-то закричал, и появилась стража. Много людей, больше десяти. Они сражались в коридоре, потом их оттеснили в комнату. Первый уже едва ходил — ему проткнули бедро и порезали живот. А потом, когда их пытались выкурить из комнаты, Первому проткнули живот копьём.

Третий остановился и судорожно вздохнул. Первому проткнули живот, а Второму располосовали бок. Потом появились ещё несколько парней с завода, и стражников удалось прогнать. И тогда они зашли в ту комнату...