Девушка обернулась и застыла в ужасе. Часа не прошло с тех пор, как хозяин искромсал тело несчастного и поменял ему руки и ноги местами, как тот подал признаки жизни.

— Процесс заживления начался, — воскликнул монах, потирая испачканные в крови ладони. — Отнеси его в клетку и запри дверь.

Люций бросил под ноги крестьянки связку ключей и отправился вон из зала, пообещав в скором времени принести какой-нибудь еды. Оставшись наедине с пленником, девушка растерялась. В ее голове еще не стерся образ убитого Мусы. Она всерьез опасалась, что и этот узник окажется достаточно сильным, чтобы ее растерзать. Но делать было нечего. Альба медленно приблизилась к столу.

— Эй, Дави, ты меня слышишь? — Прошептала крестьянка. — Очнись.

Пленник по-прежнему молча лежал на столе, больше не подавая признаков жизни. Решившись, Альба подошла еще ближе, схватилась за ноги "пациента", медленно, с трудом, сбросила его со стола и потащила в клетку. Останавливаясь время от времени, чтобы перевести дух, она все же смогла дотащить тело и запереть его в клетке. Чувствовалась сильная усталость. Девушка поплелась задувать свечи и, наконец, поспать, привычно свернувшись клубком на холодном полу подземелья.

Кто-то мягко провел ладонью по волосам. Крестьянка с трудом разлепила тяжелые веки и подняла голову. Перед ее мутным ото сна взором явился Игнасио. Он сидит на корточках у свернувшейся клубком девушки и грустно глядит ей в глаза.

— Это сон? — Серьезно спрашивает она.

— Конечно, — горько усмехается муж. — Мы давно тебя потеряли.

— Но как ты меня здесь нашел?

— Ну, сейчас для меня это не трудно. Я пришел спросить тебя, Альба: "Почему?"

— Почему? — Удивляется крестьянка.

— Почему ты убила нас?

— Но... Я никого не убивала, — девушка теряется в мыслях.

— Почему? — Повторяет вопрос Игнасио. Интонация в его голосе заметно меняется. В глазах мужа больше нет горечи. Только злоба. — ПОЧЕМУ?!

— Перестань, Игнасио! — Голос Альбы срывается в визг.

Черты лица молодого крестьянина искажаются. Глаза наливаются яростью. Ноздри раздуваются. Рот широко открывается. По всему залу разносится страшный нечеловеческий крик. Девушка закрывает глаза и зажимает ладонями уши...

Очнувшись, крестьянка увидела, как в клетке, стоящей в противоположном углу что-то быстро зашевелилось. Оттуда же раздавались громкие крики, прервавшие ночной кошмар Альбы. Она сжалась на полу словно пружина, готовая вскочить в любую секунду. Наконец, полностью очнувшись ото сна, она заставила себя потихоньку успокоиться и меньше обращать внимания на крики страдальца.

Осознав, что уснуть больше не удастся, девушка медленно поднялась и направилась в сторону клетки с пленником.

— Дави, закрой свой поганый рот, — негромко сказала она.

Крики прекратились.

— Кто здесь? — раздался настороженный шепот.

Крестьянка злобно улыбнулась, сняла один из факелов, висящих на стене, около книжных шкафов и подошла к клетке. Разогнав царивший здесь мрак, Альба смогла разглядеть до смерти перепуганного пленника, распростершегося на бетонном полу. Он шевелил одновременно всеми четырьмя конечностями. Мозг его отказывался принимать резкую перемену в строении тела. Ногами, торчащими из плеч он старался ухватиться за металлические прутья решетки, а руки искали опору на земле, что оказалось также бесполезно.

— Как жизнь, Дави? — Ехидный голос девушки раздался зловещим эхом по залу.

— Кто... кто ты? Что со мной стряслось? Где я, мать твою, нахожусь?

— Ты хочешь, чтобы я ответила на твои вопросы? — Подражая интонации хозяина, проговорила Альба. — Тогда перестань орать, как взбесившийся теленок.

— Да я тебе глотку перережу, шлюха! — сорванным голосом взревел бывший стражник.

— И чем ты возьмешь нож? Ногой? — Крестьянка упивалась своей властью над узником. Задумавшись на секунду, она не смогла отыскать в себе и капли жалости к этому человеку. Она была твердо уверена, что Дави больше никогда не покинет этих стен.

Пленник перевернулся на живот и уткнулся лицом в холодный пол. Его тело затряслось от бесшумных рыданий.

— Хватит скулить, — прорычала девушка. — На посту ты не такой плакса.

— Откуда ты меня знаешь? — Всхлипнул Дави. — Что тебе от меня нужно?

— Мне от тебя? — Альба искренне удивилась такому вопросу. — Да ничего мне не нужно. Ты просто па... па... пацеент для моего хозяина.

— Кто? — в голосе стражника слышалась тоска.

— Не важно, — отрезала крестьянка. — Господин так захотел. Да будет так.

За спиной девушки раздались несколько хлопков в ладоши.

— Похвально. Весьма похвально, — негромко сказал Люциан, спускаясь в зал по ступеням. — Я все больше убеждаюсь в том, что не ошибся в тебе, девочка моя. Возможно, я подарю тебе большое будущее, если ты меня не подведешь.

Монах подошел к Альбе и вручил ей полотняный мешок.

— Здесь еда для тебя и для узника. Я забочусь о тебе, — он погладил крестьянку по щеке. — Ты выглядишь не лучшим образом, дорогая. Но я могу это исправить.

Глаза рабыни наполнились страхом.

— О, нет, — рассмеялся Люций. — Другими методами. Иными словами, тебе не будет больно.

Девушка направилась в свой угол, чтобы разобраться с едой. Она понимала, что не ела уже много дней. И если этого не сделать прямо сейчас, она попросту умрет от умопомрачительных запахов, исходящих из мешка. Тем временем, хозяин занялся осмотром своего подопытного, то и дело задавая тому вопросы и спокойно отвечая на ругательства в ответ.

— Ты, монах, тварь! Я узнал тебя. Тебя приютил наш дон, а ты так ему платишь за гостеприимство? — взорвался стражник с новой силой. — Да тебя в миг расколют мои товарищи и тогда тебе несдобровать.

— Кому, как ни тебе, мой дорогой друг, знать, что и раньше твои, так называемые, товарищи иногда... пропадали? Нашли ли вы хоть одного? Кого ты расколол? — Люций говорил совершенно спокойно, не скрывая свое пренебрежение.

— Так это все ты, хитрый дьявол!

— Ну что ты, страж. Я не тот, кем ты меня назвал. Я просто ученый, жаждущий новых знаний. А ты — мой предмет изучения. Так как тебе твой новый облик? Свыкаешься?

— Пошел к черту!

Люциан покачал головой и направился прямиком к Альбе. Та как раз заканчивала набивать давно пустой желудок всяческой снедью.

— Не торопись, дитя. Ты не ела много дней. Для твоего организма это может быть губительно. Прости, я часто забываю о таких вещах.

— Что будет с ним, господин? — Крестьянка указала пальцем на узника.

— О, он останется здесь. Я буду изучать его повадки. Достойное начало моему зверинцу, не правда ли?

Альба осторожно кивнула в ответ.

— А что будет со мной? — Выдавила она.

— Ты побудешь здесь еще некоторое время. Мне необходимо приучить тебя к своей крови, чтобы ты смогла целиком посвятить свою жизнь служению мне. Твое тело слишком слабо для такой работы. Да и годы для тебя проходят не без последствий. Безусловно, пока ты еще молода. Но это продлится недолго. И седина в твоих волосах мне не очень нравится.

Девушку резко замутило и тут же стошнило прямо на каменный пол. Отдышавшись, она повернула бледное лицо в сторону хозяина и увидела его протянутую руку. По изящному запястью стекали две струйки темной крови.

— Пей, — прошептал Люций.

1. Пюпитр (фр. pupitre от лат. — pulpitum — дощатый помост) — подставка для нот, книг, тетрадей.

2. Ланцет (от лат. lancea — копье) — хирургический инструмент с обоюдоострым лезвием. В современной медицине заменен скальпелем.

3. Гален (греч. Γαληνός; 129 или 131 год — около 200 или 217 года) — римский (греческого происхождения) медик, хирург и философ. Здесь представлено его знаменитое изречение.

Люций. Вампир Средневековья

Глава 9

Чистое ночное небо пестрело мириадами сверкающих звезд. Мирфак и Алголь — одни из самых ярких, в сочетании с остальными звездами, создавали величественное созвездие, названное в честь героя древности Персея. Рядом с ним, если перевести взгляд вправо, перед любопытным взором наблюдателя открывалась Андромеда, а вслед за ней — волшебный Пегас. После приезда в замок, в первую же ночь, Люций поднялся на одну из самых высоких башен, чтобы взглянуть на бескрайнее испанское небо. С тех пор, он бывал здесь почти каждую ночь.

Одетый в потрепанную монашескую сутану и подпоясанный куском истертой веревки, обутый в истоптанные сандалии, он, после нахождения весь день в затхлых и сырых подземельях крепости, сидел здесь, на "вершине мира", вдыхал бесполезный, но такой приятный своей свежестью ночной воздух и размышлял. Люций любил смотреть на небо, считать звезды. Иногда он задумывался над возрастом темного свода, и тогда голова шла кругом.

Тишину ночи взбудоражил знакомый шум. Люций поднялся, подошел к зубчатому забору башни и посмотрел вниз. По пыльной дороге поднимался отряд городской стражи, патрулирующий спящий городишко. Топот десятка ног, лязг оружия и шелест грубых кожаных доспехов пробудили далекие воспоминания, до сей поры, лежащие где-то на самых дальних полках личной библиотеки монаха — его памяти...

— Подтянись! Не растягиваться! — Севшим голосом вопил центурион.

Легионы во главе с Публием Квинтилием Варом, наместником, недавно созданной Римской провинции под названием Германия, медленно направлялись в свои зимние лагеря, поближе к Рейну¹. Тяжелые холодные капли дождя, под действием сильного ветра, неприятно били в лицо, мешали смотреть вперед, затекали под кольчуги и туники хмурым, молчаливым воинам. Люций не обращал внимания, что с каждым шагом, его ноги погружаются в липкую, раскисшую землю, истоптанную сотнями тысяч ног и копыт, идущих впереди. Он только вырывал ступни из вязких капканов, чтобы сделать еще шаг.

— Покарай великий Марс этих вонючих германцев, — проворчал, идущий справа от Люция Гней. — Уже четыре года мы находимся на земле этих варваров и до сих пор даже не приступили к строительству дорог.

— Тебе не терпится поработать? — Отозвался кто-то позади.

— Нет, — огрызнулся Гней. — Мне не терпится начать ходить по ровным, сухим, каменным дорогам, какие есть в цивилизованных провинциях.

— Я согласен с Гнеем, — отозвался еще один легионер, имени которого Люциан не знал. — Но пусть отдают приказ строить дороги после того, как я стану эвокатом². Ни раньше, ни позже.

— Наверное, боги херусков³ не рады видеть нас здесь, — вступил в разговор Люций. — Иначе, зачем они насылают на нас бурю? Я продрог до нитки.

— И я так думаю, дружище, — кивнул Гней. — Сами они уж больно покладистые.

— Боги? — раздался удивленный возглас позади.

— Да нет. Сами херуски, со своим вождем Арминием, — продолжал Гней. — Видали, как наш Вар с ним общается? Ну, прям лучшие друзья. Союзнички, мать их.

— Не распаляйся, мальчик, — сердито буркнул Спурий — опытный легионер, идущий слева от Люция. — За такие слова тебя явно не наградят. Помалкивай.

Воины продолжили путь в тишине, погрузившись в свои безрадостные думы. Дождь и ветер усиливались. Небо затянуло черными тучами настолько сильно, что трудно было определить, то ли день клонится к закату, то ли еще утро. Люций вытер лицо от струящейся по нему воды и прищурился. Ему показалось, что справа, на поросшем лесом пригорке мелькнула тень. Он молча толкнул Гнея в бок и пальцем указал в нужную сторону.

Гней — молодой легионер, ровесник Люция посмотрел направо. Не увидев ничего подозрительного, он недовольно глянул на товарища и снова опустил взгляд себе под ноги. Среди деревьев промелькнули еще несколько темных силуэтов, но Люций их уже не видел. Ему надоело напрягать зрение и вглядываться сквозь плотную стену дождя. Не нарушая ритм движения, он подтянул пояс и привычно уставился взором в спину, идущего впереди легионера.

Люций вспомнил равнины теплой Италии и родной Неаполь, где он провел свое детство. Крупный портовый город в Западной части Аппенинского полуострова, находящийся недалеко от центра всего цивилизованного мира — вечного города Рима, являл собой для молодого легионера все лучшее, чего смогли достичь его славные предки. Люций вспоминал родной дом, отца — народного трибуна⁴ и добрую, всегда улыбающуюся мать.

Внезапно, сквозь шум дождя, послышался звонкий крик. За ним еще один, и еще. Справа, на холмах среди деревьев, откуда ни возьмись, появилось множество темных силуэтов.

— Стоять! — взревел центурион. — К бою!

От холма отделилась целая туча черных полос и, описав полукруг в воздухе, со свистом рванула на марширующих легионеров. Римские воины, в страхе побросав мешки с провиантом и личными вещами в мокрую грязь, старались поскорей развернуться лицом к противнику и выставить перед собой скутумы⁵. Метательные копья таинственных врагов ударили в самую гущу растянувшейся колонные римлян. Глухие удары и треск щитов смешались с воплями раненных солдат. Где-то далеко позади послышался визг женщин и детей, идущих с обозом вслед за войсками.

— Держать строй! — Раздавал приказы центурион. — Пилумы к бою!

Дисциплинированное войско римлян, закаленное во многих сражениях и изнуренное постоянными тренировками, одним, общим движением развернулось лицом к холмам. Каждый из легионеров, выставив перед собой щит, крепко держал в правой руке пилум — короткое метательное копье. Черные силуэты зашевелились и рванули вниз по склону, навстречу легионам.

— Бросай!

Тысячи пилумов устремились по направлению к приближающейся черной орде варваров. Многие из них, бегущие в первых рядах, с дикими криками падали и, словно мешки с мукой, скатывались вниз к подножью холма. Их товарищи, потрясенные быстрой реакцией и слаженностью действий римского войска, подбадривая себя рычанием и звериными криками, ускорили бег.

— Держать строй! — Раздавалось отовсюду.

Люций встал на цыпочки, чтобы поверх голов, стоящих впереди него легионеров, взглянуть на войско неприятеля. С холма на римлян неслась огромная толпа диких варваров. Выглядели германцы ужасно. На многих были надеты только штаны, или даже просто шерстяные набедренные повязки. Их длинные, собранные в пучок волосы и свалявшиеся бороды, голые тела, измазанные грязью и глиной, босые ноги — все это вызывало трепет и брезгливость у цивилизованных жителей империи.

Заворожено глядя на бронзовые мечи, длинные копья и треснутые деревянные щиты атакующих, их, искаженные гримасой ненависти, лица, Люций ощутил, как под туникой, на спине побежали мурашки. Мысленно он поблагодарил бога войны — Марса за то, что тот не поставил юного воина в первый ряд когорты⁶ , а дал возможность еще немного пожить. Парень посильней уперся в спину Гнею, который, после перестроения войска, стоял уже впереди и приготовился к удару.

Когорты римских легионеров встали таким образом, чтобы каждый, позади стоящий воин, поддерживал впереди стоящего, тем самым, обеспечив плотность боевых порядков и устойчивость когорты, как единой боевой единицы.

Черная волна безумных германцев ударилась о первый ряд римской обороны. Казалось, когорты, закрытые щитами со всех сторон, разлетятся на тысячи кровавых частей, а все легионеры погибнут от страшного натиска. Но римляне выстояли. Некоторые, сраженные воины империи, не успевали еще упасть в грязь, открывая брешь в обороне, как на их место становились позади стоящие товарищи, чтобы снова сомкнуть строй.