Робин помнил, как воздвиг единственное, что ему оставалось — воздушный заслон. Помнил ощущение крови, стекающей из носа, как держал... как лавина ударилась в него всей массой, но заслон выдержал ровно пару секунд, а больше и не надо было. Лавина не перехлестнула его, она отклонилась в сторону и помчалась именно туда, куда было надо. Теперь если она и заденет Дейрен, то самым краешком, а основная масса пройдет в стороне...
Только вот ему это даром не прошло.
Лавина захлестнула маленький домик, жадно рявкнула, облизываясь, стирая его с лица земли — мир заволокло белое ледяное марево, и его захватило, потащило вслед за лавиной... впрочем, в бессознательном состоянии, в которое он погрузился, ему было уже все равно. Он кажется, еще порадовался, что ему будет не больно умирать — и чернота.
Это его и спасло.
Он не сопротивлялся лавине, и его вертело и крутило, словно куклу. Да, изломало, но намного меньше, чем могло, всего-то перелом позвоночника в четырех местах, а могло и вообще в труху. Несколько ребер пришлось удалить? Радуйся, что сломались чисто, и осколки не проткнули легкое, а то бы и до помощи не дожил.
Внешность?
Это была самая наименьшая проблема для лекарей, они собирали его буквально из кусочков. А если бы он тогда не впал в это состояние, если бы дышал сильнее, если бы пытался бороться...
Лавина просто накрыла своей тушей изжеванную скомканную куклу, которая не так давно была сильным магом.
Была...
Там же, под завалом осталась и его магия, которая ушла вся, до капельки. Сначала, чтобы поддержать в нем затухающую жизнь, а потом просто — ушла. Выгорела.
Потом было много темноты и боли. Очень много.
Были голубые глаза Сары, которые наполнились ужасом и отвращением при взгляде на него. И такие же голубые глаза Карла Бауэра, который сочувственно объяснил, что прости, друг. Но дочь я за тебя не отдам, ты же понимаешь, ей даже смотреть страшно, ну как тут приневолишь девочку? Ты, конечно, герой, но я Сарочке счастья хочу, а ты... найдется та, кто тебя полюбит.
Обязательно найдется.
А потом был взгляд в зеркало. И урод, глядящий оттуда. Кривой урод...
И вино.
Было очень много вина.
Слезы матери, уговоры отца, кажется, Хью, который подносил полные бутылки и уносил пустые, а еще мыл своего подопечного, кормил как-то... уговаривал... Робин не помнил.
Он так сорвался тогда, что пьяное безумие было не лучше лавины.
И кажется...
Был в его сумрачном состоянии Матео? Или не был?
Восстановили-то его за месяц, король приказал, двенадцать лекарей работали в четыре смены, а потом... потом была Сара — и запой. Потому что только так можно было забыть увиденное в зеркале. Только так...
Элисон он об этом не сказал. Было стыдно.
Хотя Робин подозревал, что девушка и так все поняла. И смотрела она спокойно, хотя его внешность ничуть не стала лучше с той поры. Спокойно, равнодушно... ей просто было все равно. Сара его любила, а Элисон видела первый раз в жизни...
Сара его — любила?
Или хотела того, что он мог ей дать? Они были красивой парой, он богат... и сейчас еще богаче прежнего, принят в свете, вхож к его величеству — чего еще надо? Так любовь ли это была?
Он не помнил Сару у своей постели.
Мать помнил, отца... братьев, Матео, а вот Сару не помнил.
Был в его пьяном безумии Матео? Или только в его бреду?
Впрочем, есть человек, который может на это точно ответить.
— Хью!!!
* * *
Слуга себя ждать не заставил.
— Что случилось, рент Робби?
— Хью... я тогда пил, ты ведь все время был со мной?
— Был, да.
— Спасибо тебе. Я уже говорил, но за такое и повторить не грех, ты мне тогда жизнь спас. И Хью... у меня есть вопрос. Матео не приезжал тогда?
— Как же не приезжать? Приезжал, рент.
Робин дернулся, словно его плетью перетянули.
— Как?! Когда это было?! Расскажи!!!
— Может, вы, рент, присядете? Небось, тяжело?
Стоять и правда было тяжело. Но сидеть тоже не получалось, нервное напряжение требовало выхода, так что Робин принялся расхаживать по широкому холлу дома.
Трость постукивала по плиткам пола, но сейчас впервые не раздражала — не до нее.
— Все в порядке, Хью. Так что — Тео? Когда он приезжал?
— Да считай, месяца через два после этой пакости. Вот вас вытащили, месяц прошел, а еще дней через пятнадцать — двадцать, как вам... приехал Матео.
— Да говори уж прямо. Как мне Сара отказала, — махнул рукой Робин. И сам себе удивился. Впервые не сжались на сердце острые когти боли, тоски, предательства. Не до нее... Что с Матео?
— Вот-вот, как эта вертихвостка хвостом вильнула, так и запили вы, вовсе уж по-черному. Орали, бутылками кидались, чудом до горячки дело не дошло...
Ага чудом.
Сколько сил Хью положил, чтобы хозяина правильно выводить из запоя и поддерживать, когда он туда опять срывался? Кто понимает, тоже искусство, сродни собранному позвоночнику. Так что пьяное забытье у Робина было, а вот 'белочка' в гости ни разу не приходила.
— Чудом, — усмехнулся Робин, который тоже все понимал. — Так что дальше было?
— Приехал рент Матео Эдер, попробовал поговорить с вами, но там все было бесполезно. Я вас хотел из пьяни вывести, но куда там!
— Он ничего не сказал?
— Сказать не сказал, — отмахнулся Хью, — а вот оставить кое-что — оставил.
— ЧТО?!
— Записку и ключ.
— ХЬЮ!!!
Старый слуга усмехнулся.
— Сейчас принесу. Все у меня в особой шкатулочке. Все вас ждало... как рент Эдер пропал, я хотел с вами поговорить, да куда там! Вы и себя-то не помнили...
Робин медленно кивнул.
Он пил долго, почти год, а то и побольше.
Пил, не хотел жить... это уж потом он кое-как пришел в себя, и решил, что будет доживать сколько ему осталось, не пьяной скотиной, а человеком
Ну и сидел, доживал...
А Матео тем временем...
Хью обернулся быстро, и протянул хозяину небольшой конверт и ключик.
— Вот.
— Спасибо тебе.
— Не иначе... с ним что-то случилось?
— Это я газет не читал, думал, обо мне все забыли. А ты?
— А мне тоже читать-то было и некогда. Что-то с рентом Тео случилось, да, рент Робби?
— Боюсь, что да Хью. И молчи пока обо всем. Молчи.
Хью понятливо кивнул, а Робин посмотрел на конверт.
Да, это Матео.
Его перстень, который Робин машинально достал из кармана и приложил к оттиску, и тот идеально подошел.
Его рука.
РОББИ.
Одно слово на конверте. Робби — так его называли мама, Хью и Матео. Для остальных он был Робом, а то можно и в морду получить. Даже для Сары — Робом.
О, Роб, рядом с тобой я не боюсь ничего, — послышался ему нежный голос. И дальше, насмешкой, прорвавшейся из черноты и боли...
... мог бы остаться со мной, и его бы не задело...
Тот же высокий и капризный голос. Только вот Сара не могла так сказать... наверное. Это просто бред, это не воспоминания! И Робин тут же отогнал его прочь! К вивернам эту дрянь, иначе у него просто сил не хватит!
Старый сургуч только хрупнул под его пальцами.
Робби!
Когда ты получишь это письмо, я не знаю. Ты сейчас в таком состоянии, что не дозваться, а мне дорог каждый час.
Робби, я нашел свидетельства того, что лавина была спущена нарочно. Чтобы замести следы.
И я даже, кажется, знаю, что именно пытались спрятать эти люди.
Не буду писать здесь подробно, но оставлю все, что мне удалось найти в нашем месте. Ключ прилагаю. Очень надеюсь вернуться и забрать его, но — на всякий случай.
Не знаю, кому могу доверять. Мэр Дейрена точно в деле, может, и кто-то еще. И кто-то рядом с троном, точно, это не могло быть так легко и просто. Кто-то должен их прикрывать, но доказательств у меня нет. Я попробую их добыть на месте, но...
Надеюсь, скоро мы увидимся.
Тео.
Робин сжал в ладони маленький ключ.
Стыдно было так что ей-ей, чудом на пол пеплом не осыпался. Сгореть хотелось на месте, а пепел потом собрать можно и в нужник выкинуть.
Идиот!
Какой же он идиот!!!
Да слова-то такого не подберешь, даже на соревновании среди идиотов — и то ему второе место дадут просто потому, что такой идиот первого места нигде не займет!
Кретин!!!
НЕДОУМОК!!!
Все проспал, пропил, продурил... подумаешь, под лавину он попал!
Жив же! И даже относительно здоров, не в коляске передвигается и не под себя гадит.
Магии нет? А люди так всю жизнь живут, не помирают!
Сара его бросила?
Так радоваться надо! Женился бы на этой гадине, вот где была бы трагедия! Там бы и с магией жить не захотелось, поди! Если она его любила только за то, что могла получить...
Пошла она... вот туда и поглубже! И метлой утрамбовать!
Выглядит он кошмарно? Ну, положим, в первое время похуже было, но вот же, пришла чужая девица, и не шарахнулась, и разговаривала нормально, и руку ему протянула, и не тошнило ее, как нежную Сарочку, и ничего же! Не умерла! Вряд ли она бы вот так бросила человека в беде, в самый тяжелый момент.
А он расклеился!
А Тео тем временем рискнул жизнью... и может быть, его уже нет...
При мысли о том, что друг... и Робин в это время пил, а потом никого и ничего не хотел ни слышать, ни видеть...
Слов уже не оставалось, только такой черный мат, что самому противно становилось.
Робин сжал крепче ключ и перстень, сунул в карман записку.
— Хью, я сейчас напишу письмо, съездишь оставишь его, где скажу, и будем собираться.
— Куда, рент?
— В столицу! Хватит, насиделся! Может, хоть что-то исправить удастся?
— Да, рент.
— Пока я пишу письмо, у нас газеты есть?
— Как не быть, рент, я вестника выписывал, да и сплетника тоже.
— Давай все сюда, пока ты ездить будешь, я почитаю.
Хью решил, что закажет целый канон за здравие этой девушки Элисон. Хозяин ожил!
Да что ж еще-то надо? Уже — счастье! В столицу?
— Рент, а родителям вашим писать?
— Они сейчас где?
— На водах, наверное, матушка ваша же каждое лето на воды ездит...
— Не надо. Не пиши пока. Потом...
И Робин решительно направился к столу.
Пять лет он ничего не писал, пальцы, корявые и неровные, не хотели держать перо, буквы получались уродливыми, чернила капали на бумагу, но Робин сдаваться не собирался. А что переписывать шесть раз пришлось... зато самое важное написал! Вот!
Рента Элисон!
Умоляю меня простить!
Вы были полностью правы, и Матео нашел ответы, которых нам не хватает.
Он оставил мне нечто важное в столице, и я сегодня же выезжаю туда. Как вернусь, сразу же напишу и буду ждать вас в гости.
Искренне ваш, Робин.
Теперь можно и в столицу собираться.
* * *
Может, в другой день Марко Вебер и имел бы сокрушительный успех. Или Элисон бы о нем хоть подумала, ну как-то... не каждое ж утро на пороге бюро воздвигается чуть не два метра красоты неописуемой?
Но...
Вот именно сегодня ей было решительно не до Марко.
А чего он лезет тут, такой неотразимый? У нее голова другим занята, она почти всю ночь не спала, вертелась, как уж на сковородке, прикидывала, могла ли сказать что-то лучше, или сделать лучше... вроде бы нет, но вдруг?
По результатам размышлений, примерно в три часа утра, Элисон удалось задремать с теплой мыслью, что она — круглая идиотка, которая запорола все, что могла и не могла. И любая обезьяна на ее месте справилась бы намного лучше.
Проснулась она в пять утра с той же мыслью, а потому настроения не было. Вообще.
Разве что кого-нибудь разорвать и сожрать — и то, голова так болела, что даже жевать страшно было — казалось, мозг весь в зубах сосредоточился, и болииииит!
Астрид только головой покачала, и налила девушке чая покрепче. Только вот чай был крепкий в понимании Астрид, то есть не ложка на чайник, а полторы. Элисон это не помогло.
На работе она сидела молча, пытаясь как-то и что-то сделать, и надеясь, что в горы ее не пошлют. Она ж там свалится с велосипеда и уснет под кустом. И ее сожрут.
И она этого даже не заметит, потому что спать будет.
И пусть сожрут, раз она такая дура...
Марко вплыл гордым лебедем, но Элисон даже глаз не подняла от бумаг. Да, глаза поднимать тоже было больно. Даже думать — и то больно. Мысли отрастили себе острые края и протискивались по извилинам мозга как-то особенно неудобно, царапая все, до чего добирались.
— Кхе...
Леа Даларвен восхищенно вздохнула. Если и был кто-то, ярче воплотивший в себе романтического героя девичьих грез, то не у нее. А тут оно стоит!
И рядом!
И можно даже руку протянуть и потрогать красавца с громадной корзиной алых роз и улыбкой... которая начала бледнеть, выцветать и угасать.
Потому что Элисон подняла голову и уперлась взглядом в Марко.
Взгляду девушки мог позавидовать голодный крокодил, который последние два года мучился зубной болью и от рождения был человеконенавистником. Понятно, причины у нее были, но Марко, который этого не знал, нервно сглотнул. На миг ему показалось, что Элисон сейчас кинется и вцепится. Больно.
— Эммм... рента Баррет...
— Ссссслушшшшаю?
— Рента, — чуточку оправился Марко от потрясения, — я хотел бы подарить вам эти цветы в знак моего самого искреннего восхищения. И может быть...
— Не может, — голос у Элисон был вполне достоин ее внешнего вида. — Не будет. Всего хорошего.
Встала, взяла цветы, и каким-то хитрым приемом так развернула Марко, что тот пришел в себя за дверью бюро.
Вроде и не толкали его, и не пихали, и магия никакая не творилась, а как он тут оказался-то?
А?
Но и возвращаться... Марко не зря слыл дамским угодником, и отлично понимал: есть моменты, в которые женщину НАДО оставить в покое. Ради собственной безопасности.
Ничего, подождет он день или два, не переломится. Завтра придет... или послезавтра.
Элисон промаршировала строевым шагом к столу Леа Даларвен, грохнула на него корзину роз и уселась обратно, к себе.
До ночи было еще минимум восемь часов.
До конца рабочего дня — шесть.
Яду мне, яду! И побольше!!!
* * *
Робин смотрел в окно рамбиля.*
*— аналог машины, но на двигателе из леония. Прим. авт.
Да-да, был у него рамбиль, и Хью отлично водил его. Робин раньше и сам водить умел, но после случившегося он себе просто не доверял.
Поди, просиди пять лет просто так!
Можно бы до столицы и на поезде, но... Робин представил себе, как на него будут смотреть люди, представил процесс посещения туалета, как он идет в столовую, как на него глядят, как шепчутся за его спиной...
Да пропади оно все трижды пропадом!
Лучше он в рамбиле посидит... да, Хью говорил, что можно выкупить все купе, и никого не видеть, и пропади они пропадом...
Робин решил, что оно того не стоит.
Рамбиль в этом отношении лучше любого купе, из которого не выгонишь проводника, а то и любопытные какие заявятся. И по перрону-то ему все равно идти и билет покупать...
Нет уж!
Рамбиль большой, заднее сиденье мягкое, позволяет расположиться и так, и этак... даже вдвоем, было у него пару раз, не с Сарой, конечно, та желала до свадьбы девушкой остаться, но было. Можно и устроиться поудобнее, и подушку подложить под искривленный бок, и попросить Хью остановиться, и ноги размять подальше от дороги...
