Самый длинный век. Там, за поворотом

Раньше не доходили до нас слухи ни о ком подобном, собравшем могучую силу, а вот теперь замаячил призрак опасности. Об этом мы с вождями и рассуждали. Выбор, вставший перед нами, невелик: или готовиться дать ему отпор на своей земле. Или собрать сильное войско, да отправить его к месту событий, чтобы пресечь в зародыше деятельность этого разумника. Я про Кроппа толкую.

Рябчик, то есть Соколиный Глаз, однозначно высказался за то, чтобы отправиться к южным соседям разведкой и выведать, как следует, что там творится, да как с этим быть. Он у нас нынче в большом почёте за то, что споил нижнепратских жрецов и охраняющих их Сильных Охотников яблочными винами... это длинная история... но даже Карасик теперь при встрече не бьёт морду своему недругу с детства. Так, заедет в ухо для соблюдения проформы... у всех свои странности.

Так мы в этот день ни до чего окончательно и не договорились, а утром...

* * *

Утром меня нежно разбудила Фая. У нас с ней в предрассветных сумерках частенько желания совпадают и всё получается лаконично, но ярко. А потом и подремать можно до подъема. Собственно, подъём устраивает Тычинка как раз по тому же самому вопросу. Ей для разогрева требуется больше времени и она умышленно пользуется ситуацией, подготовленной второй женой. А потом возвращается Мышка от очередного своего любовника, вот она и производит натуральную побудку, начиная греметь горшками.

Влюбчивая она у нас, так что все мои детки, что от неё, биологически не мои. Но это не имеет значения, потому что ещё ни один из них не умер. А из Фаиных и Тычинкиных мы по одному младенцу похоронили. Всего их у нас семеро — три мальчика и четыре девочки. Старшие в школе уже, считай, почти не бывают дома. Женщины между родами делают перерывчик годика на три-четыре. Они в этот период могут побаловать меня своей приветливостью, а могут и отшить. У них во время кормления всё в головах перестраивается. Но уж когда решили беременеть — сами льнут.

Чую я в этом что-то природное, потому и не настаиваю на близости.

В общем, этим утром была у нас маленькая семейная оргия, а потом явилась Мышка и доложила, что чужие охотники с копьями сидят у входа и терпеливо меня дожидаются.

Выхожу, а тут гости наши праттские всей командой собрались. Подходят по одному и копья свои к моим ногам складывают. Жест понятный — на службу просятся. Последний — вождь ихний Хас — копья мне своего не предложил, а поклонился всей честной компании, да и ушёл. То есть, сдал команду в хорошие руки.

— Чего это он, — спрашиваю. Я по-праттски-то немного умею говорить. Хотя, скорее, объясняться, потому что не всё разбираю.

— У него с Кроппом вражда, — отвечают.

Крепко я пожалел, что раньше этого не выяснил, потому что картину мотивации данное обстоятельство сильно меняет. Ну и для нас мог бы хороший агент получиться из этого человека. А останавливать уходящего окриком в спину местные обычаи не рекомендуют.

— Ладно, — говорю, — парни! Айда на завтрак. Представлю вас нашему военному вождю, а уж слова его слушайте, как моего.

Вижу — озадачились ребята. Пришлось дальше объяснять:

— Вы же обычными работами заниматься не пожелаете, а я над тружениками вождь — воинов и обидеть могу ненароком, поручением дела, для них невместного, — сложная получилась формулировка, так что наполовину знаками показал, наполовину пантомимой. Кажется, поняли они меня, однако так загалдели, что разобрать о чём речь, я не смог.

Тут явился Рябчик, в кои-то веки вовремя (взрослеет, наверное), и перевёл, что эти мужчины считают меня отважным воином, мудрым правителем, справедливым и честным человеком. Поэтому-то я и должен освободить их от присяги, которую они мне принесли.

Так что раздал я им ихние копья, и они от меня отстали. Повалили гурьбой куда-то вслед за Глазонькой нашим Соколиненьким. А тут появился брат мой старший, двоюродный Нут, только что сошедший на берег с прибывшего парового пакетбота, и мы с ним принялись делиться новостями о родне.

Глава 19 Речка Пустейка и новейшая философия.

Река, на которой стоит Тупой Бычок, долго именовалась рекой, текущей с юга. Теперь же, когда на наших песочницах подобных речушек обозначено много, это название пришлось изменить, иначе недолго и запутаться. Назвали её Пустейкой, потому что она такая длинная, что верховья теряются на заросшем травой плоскогорье.

Так вот, здесь мы и порешили поселить то самое племя, что выразило желание уйти из под ига царя Кноппа. Зачем нам это нужно? Для начала изложу свои резоны.

Обществу, чтобы нормально развиваться, обязательно нужны цели. Необходимо учиться решать всё более и более усложняющиеся задачи. Считайте, что это форма экспансии. Вероятно, Вы заметили, что лично я предпочитаю мирные разновидности этого вида деятельности.

Остальные же вожди согласились с тем, что: с одной стороны, присоединив данное племя к своему царству, Кнопп усилится. А усиления вероятного противника кому же охота? С другой, рано или поздно, он пожелает и нас пощипать. Так что буферная зона лишней не будет. Опыт, полученный в Когиде, это подтвердил.

А теперь — по пунктам.

Сначала были проведены работы в песочнице. Её крепко удлинили, дотянув до земель праттов. Благо, знатоки местности среди нас оказались. Получив от меня свои копья, члены разведывательной дюжины Хаса отнесли их Жалючей Гадюке. Ну не понимают они, как можно служить какому-то непонятному Союзу. Но присягнуть человеку, рекомендованному мудрым и справедливым мной — запросто.

Ушедшего отсюда Хаса перехватили на волоке. Нут со своими егерями привёл мужика прямиком к Соколиному Глазу, а уж тот и провёл вербовку. К ним присоединилось ещё двое наших из числа нижнереченских праттов, и пошли они дальше путями неведомыми... внедряться в окружение Кноппа.

Через тот же южный волок перетащили мы и один из наших пароходиков. Спустили его на бечеве вниз по горной речке, дважды пробив днище о камни, но дырки залатали и отправились за переселенцами.

Чтобы не было иллюзий, сразу оговорюсь, что пароходы нашенские, не чета тем, которые ходили по рекам в моё время. Они цельнодеревянные длиной двенадцать метров. В воде сидят на метр примерно, и при полной нагрузке водоизмещают тонн двадцать, из которых на груз приходится чуть меньше половины. В общем, человек сорок-пятьдесят за один раз могут взять даже с грузом, но теснота при этом получается невообразимая.

При таком раскладе остаётся беженцам около пяти дней сухого пути: сначала вверх по берегу той самой каменистой горной речки, а потом через волок. Сюда мы подвезли тачки, для которых оборудовали твёрдую колею. Ну не бросят переселенцы свой скарб, точно знаю. И горшки потащат, и мотыги, и зерно.

Дальше — снова пароходом уже до будущего места жительства. Ну да это недалеко, потому что посёлки мы наметили в аккурат по границе поймы и плоскогорья. Тут не нужно расчищать нивы — кругом степь с хорошей почвой. Хоть до самого горизонта паши.

Так вот, в эти самые места третий и последний наш пароходик принялся возить материалы для каркасов землянок.

Всё это обширное мероприятие поскрипело, покряхтело и начало работать, разогнавшись, когда из землицы праттской прилетела птица обломинго. Старейшины передумали переезжать из обжитых мест в даль несусветную. Посудили, порядили, да и решили смириться с царскими запросами, а за то, что покорятся без сопротивления, выторговали себе какое-то послабление.

Так что всего-то полсотни молодых семей и снялись с места. В основном — народ чем-нибудь недовольный или обиженный. Ну и одиночки — таких тоже несколько человек нашлось. Многодетных семей с десяток. Те, у которых земли тощие... на четыре пароходика всего-то и набралось новосёлов. Рассказывали, когда последнюю ходку закончили, решили ещё разок сбегать в праттскую землю, ячменя прикупить, пока работает такими трудами налаженный транспортный мост. Как раз торговцы наши бус стеклянных на факторию подвезли, зеркал, бляшек для монист и прочей бижутерии. А тут опять облом, но в другую сторону:

Вот плывут они себе, плывут. Никого не трогают. А им с берега машут, на борт просятся. Слух-то о переезде кучи народа уже распространился по здешним краям, и народец неприкаянный заспешил к реке. Поначалу так и плавали, собирая людей то там, то тут, а потом в одних местах храмовая стража начала мешать, в других — воины Кноппа попытались пароходик наш заграбастать. Один раз пришлось корпусом перевернуть три лодки с непонятными вооружёнными людьми. Однако по осени, когда мы перекатили судно обратно в Пустейку, семь селений в ней уже имелось и готовилось к зимовке.

Теплый Ветер вовремя сообразил, что получаем мы не организованные роды давно сложившегося племени, а неструктурированную толпу. Поэтому сразу в каждый пункт отправил по вождю. Хе-хе. Из сержантов. Это мы так называем ребят, ведущих обучение в местах милицейских сборов. Я долго думал, правильно ли он людей выбрал, но потом махнул рукой — поживём — увидим. В принципе, земледелие с использованием тяглового плугопашества никому из новичков неведомо, а в процессе обучения оному дисциплина и организованность не помешают. Опять же такое сокровище, как железная лопата, на первых порах может вызвать у людей нездоровые настроения. А их по штуке на посёлок мы наскребли.

Тревожно было на душе. Не давала покоя мысль о том, а не спровоцировали ли мы своими активными действиями соседей на проявление к нам преждевременного интереса. Но сообщения с юга эти сомнения заметно рассеяли. От наших агентов пришла говорящая береста о том, что Кнопп умер от пищевого отравления, так и не завершив объединения северопраттских земель. Командиры отрядов бывшей храмовой стражи крепко поспорили друг с другом за освободившееся место, но к единому мнению не пришли и мирно расстались друг с другом, вернувшись к ранее оставленной работе — то есть разошлись с бойцами по своим старым храмам. Каждый, при этом, уже не служил жрецам, а, наоборот, оберегал их потому, что они ему больше не перечили и помогали убеждать население в необходимости лучше трудиться и выращивать больше зерна.

Время больших царств ещё не пришло, как стало мне понятно.

А потом в Тупой Бычок приехал Хас и положил своё копье к моим ногам. Тогда и стало мне понятно, кто позаботился о пищевом отравлении широко размахнувшегося царя. Рябчик же, тоже вернувшийся вместе с ним, буркнул на бегу, что всё в порядке, и что храм Ветра на правом берегу реки, текущей на юг, охраняет отряд под предводительством нашего человека. Шлым, нижнереченский казак, что из тамошних праттов, теперь работает местным царьком. Или князьком. Или божком. Просит послать к нему Бруна для налаживания производства Напитка Великого Зайца из растущих в тех краях яблок. Ещё просит хорошего мыла и уговорить мастера, умеющего делать зубные щётки, переехать к нему.

Данное сообщение я воспринял как заявление Шлыма о продолжении служения интересам Союза. На верховном, никому не подотчётном посту-то сидючи! Этого парнишку я ещё по школе помню. Безобидный такой тихоня. Прилежный и приветливый.

Словом, геополитика сделала неожиданный скачок, и заставила меня растеряться.

* * *

Очередной раз мир вокруг меня расширился стремительным рывком. Первый раз я сам "прыгнул" из-за северных гор сюда, в Тупой Бычок. Потом мы осторожно протянули руку в верховья большой реки, организовав там пчеловодство. Затем рванули в низовья, породив Когидский форпост. И вот, ни с того, ни с сего, можно сказать: "с перепугу", организовали мощный плацдарм на далёком юге.

Нехорошо это. Неправильно. У нас элементарно не хватит подготовленных людей для эффективного управления обширной слабосвязанной территорией. Учтите, четвёртая паровая машина только-только собирается и отлаживается, а обслуживать её придётся, как всегда, одному из создателей. Нет у нас ни института судовых механиков, ни даже курсов кочегаров или смазчиков.

Из-за моей торопливости события значительно опередили готовность населения к переменам. Более того, они и мою готовность тоже опередили. Тут у нас наметилось возникновение империи. А кому это надо? Вот и я в толк не возьму.

* * *

Необходимость пересмотреть приоритеты назрела настолько, что у меня всё из рук валилось. Растерянность породила рассеянность, потому что вызвала задумчивость. Окружающие отозвались на это чутко: "Степенный Барсук слушает духов", — шептались за моей спиной.

Почуяли, я думаю, что ворох хозяйственных забот, перемешанных с исследованиями и разработками, перегрузил моё сознание.

Из этого-то состояния и вывела меня Мышка. Взяла за руку и повела в лес. Водила там с полянки на полянку и показывала ячмень, забивший лесные травы. И рассказывала, рассказывала, рассказывала. Оказывается, она много лет проводила серьёзную опытную работу с этой культурой, подбирая условия выращивания её в полудиком состоянии. И выяснила, что на не слишком затенённых местах, если взрыхлить лесную почву на три-пять сантиметров и заделать туда семена, то ячмень забивает все травы и победоносно вызревает, давая около пяти килограммов зерна с сотки. Ну, или пять центнеров с гектара, если по советским меркам. Это почти при полном отсутствии трудозатрат. Скосил травёшку, поцарапал дёрн боронилкой, посеял, да снова заборонил. А осенью — приходи с серпом и срезай вершки, не особо низко кланяясь — остатки стеблей уйдут под снег, а потом перегниют за годик-другой. А уж после снова можно проводить посадку.

Да, подлесок нужно держать в узде, чтобы не создавал избыточного затенения. Так это лесоводы наши давно применяют. Внести удобрения тоже можно, если есть желание. Но и просто так получается приемлемо. В общем, технология весьма удобная для бродячих охотничьих родов.

Потом я долго перечитывал записи своей неверной жены и диву давался. Она отметила массу важных обстоятельств, влияющих на отдачу посевов в зависимости от характера леса, почвы, плотности распределения семян, их вида (однолетние или многолетние) времени сева... всего не упомню. Вывод следовал тривиальный — чем больше старательности приложишь, тем более высокого урожая добьёшься. Но и при самом небрежном варианте получается вполне достойный результат. Грубо говоря, похлопотав с неделю можно на весь год обеспечить себя этим продуктом. Не валя лес, не вспахивая землю, не ведя борьбу с сорняками или вредителями. Только лис не надо обижать и на куньих охотиться не следует, чтобы они грызунов держали в строгости.

Вот тут-то мозги мне и перекосило окончательно. Понимаете, если эта методика приживётся, то леса средней полосы оказываются превосходным местом для сытной жизни. Ведь разработанная агротехника не меняет лесной ландшафт. От избытка чувств я рухнул на колени, собираясь умолять неверную занять пост преподавателя в школе, но вместо этого мы стремительно воссоединились.

— Мышка, почему ты вдруг столь охотно отдалась мне? Обычно ведь тебя привлекали другие мужчины.

— Не больше, чем ты, чудо моё бестолковое, — жена умиротворённо жмурится. — Но обычно ты не читаешь знаков, которые я подаю. А другие мужчины — читают.