— Уничтожена вторая батарея, — доклады о потерях продолжают поступать.
— Восьмой ракетный комплекс — уничтожен.
— Четвертая батарея — огонь! — командует Мисато-сан.
— Шестой артиллерийский комплекс разрушен.
— Потеряна связь с пятой огневой точкой.
— Исчез сигнал от Фукосава.
— Продолжайте. Седьмая батарея — залп.
Ангел снова трансформируется. Теперь он снова — цветок, уже виденный мной во время первой атаки. Значит там — за этими лепестками — уязвимое ядро.
— Мисато! Разверните его еще чуть-чуть!
— Первая батарея — огонь! Штурмовики — атакуйте.
Снаряды несутся прямо у нас над головами. Из-за горы Футаго выныривают три звена штурмовиков и обрушивают на Ангела ракетный удар. Снова скрыться за горой дается только одному из них: остальные исчезают во вспышке ответного удара. Но Ангел развернулся к нам.
— Евы, атакуйте! — кричит Мисато-сан.
Евангелион поднимает вперед обе руки ладонями к врагу. Перед глазами на мгновение темнеет, и поток разрушения уносится в сторону Ангела.
— Рей-тян! Стреляй! — кричу я.
Над моим левым плечом на мгновение возникает белая полоса, сопровождающая полет снаряда, разогнанного почти до третьей космической. От трения о воздух он практически мгновенно вскипает, но продолжает лететь в сторону цели. Вот только цель слишком быстро заращивает пробоину в АТ-поле. Траектория снаряда хоть и не сильно, но отклоняется, и вместо беззащитного ядра — ударяет в прозрачную, переливающуюся броню.
— Он только ранен! — кричу я в ларингофон. — Заряжайте по новой! Быстрее!
Мисато-сан кому-то что-то приказывает, но я не вижу смысла вслушиваться. Если я что-то и запомнил из брифинга, так это то, что на перезарядку уйдет не менее двадцати секунд. И эти двадцать секунд я должен для Рей-тян обеспечить, потому что она совершенно точно не побежит. Вот всех десяти тысячах зеркалах, отражающих вероятное будущее нет ни одного такого варианта. А значит, я должен выстоять.
— Внутри объекта зафиксирована высокоэнергетическая реакция! — кричит Ибуки-сан, и я сдвигаюсь вправо, закрывая Прототип.
Колючая звезда взрывается острыми лучами там, вдалеке, где сходятся прозрачные бронеплиты Ангела Грома. Я поднимаю все щиты, какие мне только доступны, но этого оказывается недостаточно. То, что доктор Акаги назвала АТ-полем — пропускает свет, лишь немного отклоняя и рассеивая его. На мгновение в моих мыслях возникает идея использовать против Ангелов мощный лазер, но времени обдумать ее — уже нет. LCL вскипает. Почти ослепнув от боли и охрипнув от крика, я выплескиваю все свои боль и ненависть, свивая их в двойную спираль Копья. И это копье ударяет в переливающийся Свет Ангела, преодолевая его, увлекая за собой, делая своей частью. Черными силуэтами на слепящем фоне сияния столкнувшихся сил рушатся оставшиеся невредимыми здания. Но только увидев, как ослепительно-черная полоса инверсионного следа снаряда рейлгана пересекает столь же непроглядное Сердце Ангела, я позволяю себе сбежать от терзающей меня боли и ускользнуть в беспамятство.
Токио-3. Убежище. Судзухара Сакура
Сидеть в темноте было страшно. Снаружи грохотало, рвалось, земля вздрагивала под ногами... Видимо, после того, как отключили электричество, бой на поверхности, временно затихший, разгорелся с новой силой.
Чей-то голос, как бы не того самого мужчины в черном, завывал молитву. Я понимала ее в лучшем случае обрывками, но в них речь шла о вечном проклятии еретикам, посмевшим противиться воле Господа, выраженной Его Ангелами.
В Убежище было совсем темно. Лишь очень немногие люди решались потратить заряд телефона на попытки дозвониться близким, застрявшимся в других убежищах. И, увы, получалось это далеко не у всех. Некоторые уже полностью разрядили свои телефоны, другие — потеряли всякую надежду.
— Саяко-тян! Ты жива! — подсвеченное снизу лицо одноклассника Нии Тейчи-куна являло из себя картину фантасмагоричную, но изображено на ней было искреннее счастье.
В этот момент от страшного грохота заложило. Судя по всему, удар обрушился прямо на убежище. Погасли даже тусклые светодиоды аварийного освещения и все погрузилось в полнейшую тьму. Последовавшие удар были слабее, но они были и более страшными, потому что это рушились сверху обломки защищающих нас бронеплит. И от этого не было никакого спасения или укрытия.
Что-то сдернуло меня с места и швырнуло... куда-то в темноту. Впрочем, темнота была везде, и понять, чем место, где я оказалась, отличалось от предыдущего — было сложно. Впрочем... Тут совершенно точно не было футона, на котором я раньше сидела.
— Акаме-тян! — позвала я в темноту. — Нийя-сан! Юко-сан! Ответьте, кто-нибудь!!!
Где-то слева кто-то заорал... но это было крик боли, а не попытка найти друзей. И я замерла, на мгновение испугавшись, что это кричит Акаме-тян... или ее брат.
Я попыталась подняться... и не смогла. Тот кусочек пространства, который оказался в моем распоряжении был слишком мал, чтобы я могла хотя бы сесть. Я попыталась наощупь определить пределы своей свободы. В сущности, все было не так плохо, как мне показалось сначала. Похоже, я лежала под стеной, и сверху рухнул кусок перекрытия. Теперь он одной стороной опирался на стену, а другой — стоял на полу... и, к счастью, кажется, двигаться дальше вниз не собирался.
Вот только, ощупывая окружающее, я влипла в какую-то лужу. Я машинально облизала пальцы, и застыла в ужасе: жидкость, в которую я влипла, была соленой.
— Акаме-тян!!! — заорала я, надрывая связки.
— Ксо, — выругался кто-то неподалеку. Но... ведь я только что там все прощупывала! Там никого не было, только стена и рухнувший кусок перекрытия! — Ну почему она меня не слышит? Была бы это Акаме-тян... или Тейчи-кун...
— Юко... сан? — запнувшись, выговорила я.
— Сакура-тян, — удивились рядом. — Ты меня слышишь?
— Да, — растеряно ответила я. — Вы тут?
— Акаме-тян просила тебя поискать, — ответила девочка-призрак. — Она испугалась, что тебя ранило... но если бы она тебя не отшвырнула — тебя бы точно завалило.
Я на минуту представила себе, что то, что рухнуло рядом со мной — упало бы на меня... и мне стало плохо.
— Юко-сан... передайте пожалуйста, Акаме-тян, что у меня все в порядке. Она очень удачно меня отбросила. Только... мне здесь ни встать, ни сесть...
— Я передам, — отозвалась Юко-сан. — Потом. Пока что — ползи за мной, тут недалеко...
Голос Юко-сан стал удаляться, и я поползла за ним. И правда — через несколько метров потолок в который я периодически упиралась, пытаясь приподняться, куда-то исчез. Светлее не стало, но, по крайней мере, я смогла сесть.
— Вот так лучше, правда? — спросила у меня Юко-сан.
— Правда, — согласилась я. — Но... Юко-сан... Не могли бы Вы выйти отсюда и сказать Акаме-тян, что у меня все в порядке?
— Точно! — раздался звук, как будто... как будто кто-то хлопнул себя ладонью по лицу. — Я сейчас сбегаю с Нии и расскажу им, а потом, если не возражаешь — вернусь к тебе. Ты же не возражаешь?
— Нет, конечно, — я вздохнула. Мне дико не хотелось, чтобы Юко-сан уходила. Оставаться одной в темноте, и ждать, вздрагивая, и вслушиваясь в грохот снаружи — было страшно. Очень страшно. Но я понимаю, что Акаме-тян волнуется за меня... Да и мне хотелось бы услышать, что у них с братом все хорошо.
— Я вернусь, — кивнула мне Юко-сан... — Я хорошо знаю, каково это — быть одной и в темноте.
Она ушла прямо сквозь завал... Стоп! Она кивнула , она ушла . Но ведь Юко-сан — призрак! Неужели я стала видеть призраков?
Я на минуту задумалась о том, почему меня никак не удивило, когда я услышала Юко-сан, и так поразило то, что я могу ее видеть. Но тут ответа я не нашла.
Признаться, к тому моменту, когда Юко-сан вернулась, я уже снова начала дергаться и бояться. Все-таки, темно... И даже страшный грохот там, наверху, совсем затих. И я испугалась того, что обо мне могут просто забыть. Или посчитать, что меня просто раздавило упавшим перекрытием. И я буду сидеть тут, в темноте, пока не умру...
— Сакура-тян! — светящийся силуэт Юко-сан прошел сквозь бетон, и она опустилась на пол возле меня. Вот странно: Юко-сан вроде бы светится, но ничего кроме нее я все равно не вижу.
Токио-3. Убежище. Судзухара Тодзи
— Ксо! — ругаться хотелось уже очень давно. — Ну какого западного демона они там копаются? Им же Акеми-тян чуть ли не пальцем ткнула туда, где под завалом сидит Сакура-тян! Кстати, Акеми-тян, а откуда ты знаешь, что сестренка именно там? И что она... — я запнулся. Говорить и даже думать о таком — не хотелось, но... — ...что она вообще жива?
— Знаю и все, — спокойно ответила Акеми-тян, а ее старший брат только подтвердил ее слова кивком головы.
Я вздохнул, и покрутил головой. Окружающая местность сильно отличалась от той, которую я видел, когда нас с сестренкой отводили в убежище. Наш дом пострадал относительно несильно. Ну, подумаешь — не осталось ни одного целого стекла... В конце концов, дом застрахован, и все починят бесплатно. Вот соседнему пришлось хуже. На уровне где-то шестого-седьмого этажей он был пробит навылет как будто в него воткнули раскаленную иглу. А еще чуть дальше, на месте дома, где жил Айда Кенске, виднелась бетонная блямба, изрытая кратерами.
Впрочем, само Убежище выглядело немногим лучше. Сначала неведомое нечто , как бы не то же самое, как и то, что пробило соседний дом, снесло многометровый слой земли, под которым собственно и пряталось Убежище, а потом в обнажившееся перекрытие влетело несколько крупнокалиберных снарядов. Хотя само перекрытие они и не пробили, но внутренний слой защиты разрушился и рухнул вниз, на людей. И сейчас спасатели, в свете спешно развернутых прожекторов, таскали наружу раненых и погибших.
Я сдержал тошноту и отвернулся от вскрытого входа, из которого выносили незнакомой девочку. Ее нога висела на тонкой полоске кожи, а левой руки не было вовсе. Видеть это было страшно... И хорошо еще, что она без сознания. Но ведь на ее месте мог бы оказаться и я. А Сакура... Ее еще не достали из-под завалов. Так что я не знаю, не будет ли с ней еще хуже. Что же это за невезение! Второй раз при атаке этих проклятых Ангелов сестренка оказывается под завалом. И о чем только думают эти придурки в командовании НЕРВ?! Неужели нельзя обнаруживать этих уродов пораньше, и необходимо устраивать эти поганые бои прямо в городе, где живут люди?! Уроды. Так бы и вломил им всем!
Я с трудом отвел взгляд, как будто сам собой снова притянувшийся ко входу в Убежище. Чтобы не пялиться туда, я стал рассматривать прозрачный, переливающийся октаэдр, завалившийся прямо на одной из центральных площадей города. Точнее — не том, что недавно было одной из центральных площадей . Сейчас павшего Ангела окружал пустырь, а о том, что рядом когда-то стояли дома, напоминали разве что кучи строительного мусора.
— Тодзи-кун, — брат Акаме-тян дернул меня за рукав. — Тозди-кун, вон, Сакуру-тян вытаскивают!
Я оглянулся... и бегом рванул к выходу. Сакура-тян шла, тяжело опираясь на плечо мужчины в форме спасателей. Ее руки и лицо были все в крови.
— Сестренка, что с тобой?! — кинулся я к Сакуре.
— Судзухара-кун, — ответил мне выведший сестренку спасатель. — С вашей сестрой все в порядке. Она только перенервничала, устала...
— ...и отсидела ноги, — улыбнулась мне сестренка.
— Но... но она же вся в крови! — взвыл я, представив, что скажут мне родители. Нечего сказать, присмотрел за сестрой .
— Это чужая, — ответил спасатель. — Сакуре-тян очень повезло. Она оказалась в чуть ли не единственном безопасном месте. А вот тому, кто был рядом — повезло меньше...
Токио-3. Временный командный пункт НЕРВ. Кацураги Мисато
Нулевая словно взбесилась. После того, как наблюдатели подтвердили уничтожение цели, Аянами проигнорировала приказ о возвращении на базу, и рванулась туда, где лежал упавший Ноль Первый. Грохот, который раздавался, когда Прототип выковыривал контактную капсулу своего напарника был сравним с залпом восьмидюймовой батареи, а потом Рей-тян бросила свой Евангелион, выпрыгнула из своей капсулы, и кинулась к Синдзи-куну.
— Группа эвакуации! Что там у вас?! — крикнула я в гарнитуру.
— Ворота ангара заблокированы упавшей балкой, — отозвался старший спасатель. — Но ее уже убрали, и мы выдвигаемся.
— ... — не сдержавшись, я высказала все, что думаю о балках, недоумковатых спасателях, не догадавшихся сделать в своем ангаре несколько выходов, или даже разместить несколько ангаров, воротах, которые можно заклинить этой самой балкой, а также их непростых взаимоотношениях и запутанной личной жизни. — ... и если из-за этой задержки пилот пострадает — я вам эту балку запихаю плашмя! И воротами утрамбую!
— Есть, мэм! — отозвались спасатели.
— Рицко-кун, оставляю тут все на тебя, — бросила я подруге, а сама прыгнула через ограждение и побежала туда, где все еще светилась в ночной темноте громада рухнувшего Евангелиона.
Когда я подбежала к руке Прототипа, на которой лежала вырванная контактная капсула Ноль Первого, дети уже сидели на вывороченном куске оплавленной, но уже остывшей земли. Синдзи-кун обнимал Рей-тян за плечо, и что-то шептал ей на ухо. Вот девочка дернулась, и спрятала лицо на груди парня. Его лицо на мгновение исказилось от боли, но он не сделал даже движения, чтобы оттолкнуть Рей-тян.
Я с трудом удержалась от того, чтобы кинуться туда, к сидящим детям, от того, чтобы обнять их обоих, утешить и успокоить. Но еще когда только Ноль Первый падал — я успела прочитать на экране записи системы мониторинга. У Синдзи-куна ожоги по всему телу. К счастью, LCL кипит далеко не при ста градусах, так что ожоги первой-второй степени, не выше. Но это все равно больно. Так что даже прикоснуться к Синдзи-куну я просто не имею права. И то, что он обнимает Рей-тян, не показывая, насколько это ему больно и тяжело — тут не аргумент.
К счастью, группа эвакуации, которую я материла про себя, не прерываясь и почти не повторяясь, появилась на месте прежде, чем я закончила составлять приказ об их поголовном переводе на казарменный режим... на гауптвахте. Так что, когда Синдзи-куну вкатили обезболивающее и аккуратно уложили на каталку, я все-таки решила повременить с применением карательных мер.
— Рей-тян, — обратилась я к потерянно сидевшей девочке. Стоп! Не так. — Аянами-сёи!
— Я! — подскочила Рей-тян.
— Ваша задача: привести себя в порядок, а потом — наблюдать за состояние своего непосредственного командира и докладывать о ходе лечения! — вот так. Хоть займу ее делом, пусть и бессмысленным: доклады от медиков явно будут содержательнее, чем от школьницы. Но сейчас даже копать от забора и до заката — это лучше, чем сидеть одной и есть себя поедом. — Задача понятна?
— Так точно, Кацураги-тайи! — отрапортавала девочка.
— Исполнять!
Нереальность. Икари Синдзи
Поверхность планеты где-то высоко над головой полыхнула огнем и выбросила в атмосферу очередной язык пламени, перевитый черным дымом. Вопль страдающих душ был бы непереносим для человека... Для человека... А кто я? Кто... или, точнее — что я?
