Договор с Судьбой

Т'химо дотронулся до висящего на шее медальона. Того самого, который мог доставить его в мир, подаренный в свое время Пантере, а оттуда — либо обратно в исходное место, либо в комнату, где теперь обитает Ясь, и где раньше жил он, Гюрза. Рискованно, конечно, но других вариантов все равно не было. Мир закружился, скрылся в золотистом тумане. Вот, прикосновение растрескавшейся земли — с холода, да в такую жару... Открылось кровотечение. Легкие отказывались принимать раскаленный воздух. Т'химо начал задыхаться. Судорожно сжал медальон в руке, представил свою комнату. Ему повезло — свалился ровно в кровать. Воздуха не хватало — сказывалась большая потеря крови. Нужно было срочно перебинтовать раны. Времени не оставалось, но и сил встать с кровати и поискать бинты или хотя бы чистую ткань не было. Гюрза попытался выдернуть простыню, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату быстро влетела Леопардик. Увидев окровавленный подарочек, она широко раскрыла глаза и застыла на несколько секунд.

— Т'химо... Что за...?! — впрочем, она быстро сориентировалась и поняла, что прямо сейчас ей никто ничего не объяснит. Гюрзе вдвойне повезло — потому что Леопардик, помимо прочего, выполняла в Круге обязанность полевого врача. Она быстро сбегала в свою комнату взяла все необходимое и вернулась обратно.

Нужно признать, Т'химо выглядел жутковато — грязное обожженное лицо, лохмотья кожи на груди, вперемешку с остатками одежды, которые, впрочем, Рингевен быстро срезала. От открывшегося ей после этого зрелища она изумленно присвистнула.

— Где ж тебя так?! — разумеется, кроме невнятных стонов, добиться другого ответа не получилось, впрочем, на это никто и не рассчитывал. Она просто говорила вслух, чтоб не было так жутко. Рингевен забежала в комнату к Пантере, чтобы собрать ее вещи, а теперь время заканчивалось, вот-вот должны были вернуться ребята — что им сказать? Совершенно ясно, что Гюрзу забрать с собой не получится — он попросту не выдержит дороги, но и оставаться здесь тоже нельзя. Кристалл нужно уносить...

Между тем, Леопардик очень осторожно промыла раны на лице мыльным раствором, потом, уже водой, промыла раны на груди и стянула их края особой мазью, после занялась переломом — наложила шину, зафиксировала ее бинтом.

— Ты просто великолепно выглядишь! — сказала она, наконец, обозрев творение своих рук. — Настоящая мумия!

Рингевен прошлась по комнате — она не знала, что предпринять дальше. Прошло уже много времени, из ребят никто пока не вернулся, и что делать с Гюрзой — тоже не понятно. Она проверила состояние своего "пациента". Он был без сознания, но, вроде, умирать пока не собирался. Леопардик убрала окровавленные бинты, навела относительный порядок в комнате, собрала вещи Пантеры в походный мешок и уже, было, решила пройтись по территории Арк'хаан и попытаться узнать новости, как дверь открылась и в комнату почти бегом влетела Пантера.

— Нужно срочно уходить. Кристалл у нас! — она споткнулась, увидев на кровати чье-то перебинтованное тело. — Рин... Это... он?! Что с ним?! — Пантера уже знала ответ на свой вопрос, но боялась произнести его вслух.

— Да, это Гюрза, он тяжело ранен — не знаю, что произошло, но... Пантерка, слушай, он ни в чем не виноват. Его просто подставили, — Леопардик опасалась, что Ясь может сгоряча натворить дел.

Пантера, словно в трансе подошла к Т'химо, провела рукой над его лицом, словно не решаясь дотронуться.

— А ты откуда знаешь про то, что он не виноват? — спросила она, наконец, повернувшись к Леопардику.

— Я его узнала, когда он был Эарианом. Ему пришлось сознаться.

— И давно это случилось? — Пантера начала злиться — мало того, что ее выставили идиоткой, так еще и выясняется, что все вокруг обо всем знали, а не знала ничего только она одна. — И ПОЧЕМУ ТЫ МНЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛА?!

— Он просил меня ничего не говорить.

— Замечательно, — Ясь говорила подчеркнуто спокойно, но внутри у нее все кипело — мало того, что ее обманул Гюрза. Обвел просто вокруг пальца! Так еще тут выходит, что Леопардик была в курсе происходящего. Она все знала, но ни словом не обмолвилась. А он... Он все время был рядом. Он знал, что ей было плохо, знал, что она не хотела его убивать, что очень переживала из-за его мнимого предательства... Он все знал и ничего не говорил. Ни единого слова! — Рингевен, что здесь вообще происходит? С каких это пор от меня нужно скрывать такие сведения? Что ты себе позволяешь, а?!

— Ясь, он просил ничего тебе не говорить! Я не могла, понимаешь? — Леопардику стало очень неуютно. С какой-то стороны она понимала, что Пантера имеет право обижаться, но...

— Он как-то обосновал свое решение ничего мне не говорить? — глаза Пантеры от злости стали стального серого цвета.

— Он боялся...

— Чего он боялся?! Что я побегу на него доносить, не дав сказать ни слова?! Что я попытаюсь его убить?! ЧЕГО ОН БОЯЛСЯ?!

— Пантерка, он не хотел, чтобы кто-то еще узнал о том, кто он такой на самом деле, потому что нам всем нужно было время на то, чтобы вникнуть во все тонкости нынешней политической ситуации, плюс он опасался, что мы не сможем скрыть своей радости, случайно раскроем его инкогнито. А еще... он боялся, что ты опять станешь держать его на расстоянии. Он думал, что у Эариана больше шансов быть ближе к тебе, чем у Гюрзы. И... нужно сказать, он не ошибался, ведь так? — Леопардик так взглянула на Ясь, что та смутилась и отвела глаза.

— Ты ничего не понимаешь. Если бы он признался мне тогда...

— Да что там "если" и "когда"?! Ты вот что скажи — он тебе вообще-то нужен? Ты любишь его?

— Леопардик, все так сложно...

— ...Все очень просто, — перебила ее Леопардик. — Либо "да", либо "нет". Потому что если "нет", то тебе стоит только сказать — "уходим отсюда" и все будут вынуждены подчиниться. Т'химо останется здесь — наедине со своей Судьбой. А есть "да", то нужно что-то думать, потому что унести его отсюда не выйдет. Видишь, как все просто?

Пантера затравленно обернулась и посмотрела на лежащего Гюрзу, присела рядом с ним, дотронулась до его руки.

— Я его здесь не брошу, — сказала она, наконец.

— Так, значит, все же "да"?

— Это не имеет никакого значения, — отмахнулась Ясь.

— Имеет, поверь мне, Пантерка, только это и имеет значение. Только это. Что бы там тебе не говорили Наставники. Он столько времени жил одной тобой, что теперь куда милосердней дать ему умереть, если у него нет с тобой ни одного шанса. Хватит! Насмотрелась я на ваши взаимные истязания. Избавьте меня, и всех остальных от этого зрелища. Слишком уж далеко все зашло.

— Рингевен, я аналитик, мне нельзя...

— Довольно! — вспыхнула Леопардик. — Мне уже в печенках сидят твои "нельзя". Тогда, давно — ладно, у нас у всех не было возможности сравнивать и делать свой выбор, но теперь-то что? Теперь ты уже знаешь, что есть другая жизнь — та, которую нам не показывали тогда. Я не знаю, откуда взялась эта одержимость тобой у Гюрзы, но парень все эти годы... ты понимаешь?! — все эти три сотни лет! — жил только местью за тебя, только любовью к тебе. Если бы я могла решать, я бы сказала, что ты не заслуживаешь такой верности. Он достоин большего.

— Уж не тебя ли? — зло усмехнулась Пантера. Слова Леопардика сделали ей больно, и она ударила в ответ.

— Причем здесь я? — удивилась Рингевен. — Ты теперь будешь выплескивать свою ненависть на всех окружающих, потому что понимаешь, что не права ты?

— Достаточно! Хватит! — Пантера спрятала лицо в ладонях и вся сжалась.

— Ясь, — Леопардик села рядом с ней и погладила рукой по голове. — Я просто прошу тебя не мучить его больше. Гюрза столько времени жил в кромешном аду, что заслужил право на честность с твоей стороны. Неужели так сложно сказать ему правду? Ему и так тяжело приходится. Ты еще многого не знаешь. Просто перестань обманывать его и себя.

— Оставь меня. Мне нужно побыть с ним наедине.

— Так что нам делать? Мы уходим или остаемся?

— Пока у нас есть время. Пока мы никуда не идем. Мне нужно подумать.

— Хорошо, — Рингевен вышла из комнаты.

"Такая вот печаль" (с)

Она не придет, ее разорвали собаки, арматурой забили скинхеды,

Надломился предательский лед.

Ее руки подготовлены не были к драке,

И она не желала победы — я теперь буду вместо нее.

Она плавает в формалине, несовершенство линий, движется постепенно.

У меня ее лицо, ее имя, свитер такой же синий — никто не заметил подмены.

Fleur "Формалин"

Пантера осталась наедине с Т'химо. Ее трясло. Леопардик была права. Тысячу раз права, и Ясь это прекрасно понимала. Не на кого было злиться. Да, Гюрза не хотел, чтоб она узнала, кто скрывается под маской Эариана, но в этом была только ее вина. И ничья больше. А сейчас нужно принимать решение как жить дальше. А как вообще можно жить, если все, чем ты жил, разрушено?! Если ты уже не можешь быть тем, кем ты был, а места под Солнцем для другой твоей личности просто нет?! У Круга больше нет аналитика — как можно принимать взвешенные решения, когда ты просто физически не способен кем-то пожертвовать? Когда ты физически не способен преодолеть свои субъективные соображения. Когда, в конце-концов, ты даже не можешь понять, кто тебе враг, кто друг и на кого вообще ты работаешь. Магистр Иерониан подставил Гюрзу. И уж не его ли предшественник обрек Круг на мучительную смерть? И кому теперь верить? Чего добиваться? У Круга нет больше цели. Да и аналитика, тоже, если разобраться, нет, но кто тогда есть? Пантера не хотела себя обманывать — как боец она в подметки не годится ни Гюрзе, ни Тигру, ни Медведю, ни Волку. Как разведчик?.. Даже не смешно. Дипломат? Да какой из нее дипломат при том, что она элементарно не понимает и не чувствует других, не может прогнозировать их реакцию, действия? В итоге — не рыба, не мясо. Совершенно бесполезный придаток. А раз так, то и жертвовать можно только им.

И зачем только было возвращаться? Неужели нельзя просто исчезнуть раз и навсегда? Не жить больше. Не существовать. Не думать. Вот тут, совсем рядом, находится тот, кто дороже всего на свете, и нет резона сомневаться в нем. Казалось бы, чего проще — махнуть на все рукой, забыть про заботы, жить счастливо, как живет большинство обитателей этого мира. Быть любимой и любить... Красота!.. Только вот будущего у них нет. Просто потому, что нельзя так резко менять Судьбу. Просто потому, что рожденные убивать не имеют права на счастливую и беззаботную жизнь. Им этого просто не дано. Даже не нужно гадать, кто из Круга погибнет — и так очевидно, что кто-то из них двоих — Гюрза или Пантера. И это будет совсем скоро. Зачем себя обманывать?

— Т'химо, мне страшно... — почти неслышно прошептала Пантера, взяв Гюрзу за руку. — Я совсем запуталась, — слезинка прочертила на щеке мокрую полоску. — Я... боюсь жить...

За первой слезой скользнула вторая, третья. Соленые капли стекали по лицу, капали на кровать, расплываясь мокрыми пятнами по простыне. И становилось немножко легче.

— Не плачь... — Пантера почувствовала, как ее руку слегка сжали пальцы Гюрзы. Слабая тень улыбки промелькнула на изуродованном ожогами лице. Пронзительно голубые глаза смотрели ласково и с какой-то особенной отчаянной нежностью.

Ясь смотрела в эти глаза и молчала, не в силах сказать ни слова. Просто потому, что не существовало в этот момент таких слов, которыми можно было передать то, что происходило между ними. Слова слишком грубы, чтобы передать мелодию двух душ, которые столько времени шли друг другу навстречу. И Т'химо тоже молчал. Просто сжимал ее ладонь в своей и думал, что все, что с ним было до этого — все же стоило этих нескольких секунд абсолютного, одуряющего, ничем не замутненного счастья. Вот так держать Ее руку в своей и видеть в любимых глазах бесконечную вселенную нежности и понимания. И не нужно больше ничего. Реальны только вот эти секунды, а все, что было до, и что будет после — всего лишь ничего не значащий сон. Говорят, есть среди людей одно гордое племя, которое на памятниках своих умерших высекает не дату смерти и не дату рождения, а то время, на протяжении которого ушедший в Свет человек был по-настоящему счастлив. У кого-то это время измеряется годами, у кого-то — часами, а кому-то достается всего лишь несколько секунд. И эти секунды были бесцеремонно оборваны распахнувшейся дверью и забежавшей в комнату Рингевен.

— Пантера, времени не остается — похоже, Темный Ветер скоро будет здесь. Решай, что будем делать? — в этот момент Леопардик заметила пришедшего в себя Гюрзу и сразу же набросилась на него. — Т'химо, хорошо, что ты пришел в себя! Я знаю, что тебе сейчас сложно говорить, но у нас просто нет времени на ожидание. Похоже, что ты здесь единственный, кто знает, что вообще происходит. Кристалл у нас. Что с ним делать? На чьей стороне мы выступаем?

— Кристалл... уничтожить... Ветру... не верьте... — еле слышно прошептал Гюрза. — Уходите. — добавил он более громко.

— Если мы уничтожим Кристалл Огня, Ветер от нас отвяжется? — спросила Пантера.

— Нет... на время... только... Нерсан погиб... Иерониан... тоже, — Т'химо с трудом выговаривал слова.

— Все. Тихо. Молчи. Сейчас я буду говорить, а если ты с чем-то будешь не согласен, просто сожми мою руку, ладно? — Пантера опять оказалась в знакомой ей стихии, и это придало ей уверенности. Гюрза еле заметно кивнул. — Отлично. Итак. Что мы имеем — Ветер хочет уничтожить Пламя, но сам при этом потерял своего Магистра, поэтому если они сейчас все же уничтожат Кристалл, то на какое-то время затихнут и мы сможем скрыться. Но, в любом случае, первым делом сейчас они двинут сюда. Думаю, отсутствие камня на месте уже обнаружено. Следовательно, нужно как-то отвлечь их внимание от Арк'хаан, увести погоню в другую сторону. Либо предоставить им доказательства уничтожения Кристалла. Так?

— Уничтожь Кристалл и уходите, — твердо сказал Т'химо.

— Я сказала тебе молчать! Вот и молчи, — в голове Пантеры созрел совершенно авантюрный и безрассудный план. Если задуматься, то не было в нем никакой логики, но это и не было нужно.

"Если останусь в живых — он меня убьет", — как-то отстраненно подумала девушка, приняв решение.

— Рин, проследи, чтоб с Т'химо все было нормально — головой за него отвечаешь. Никому из Арк'хаан не уходить. Всем держаться вместе.

— Что ты задумала? — обеспокоено поинтересовалась Леопардик.

— Авантюру. Но до чего заманчивую... — протянула Пантера ей в ответ. — Т'химо, я твой подарок бездарно потеряла, могу я временно воспользоваться его дубликатом? — не дожидаясь ответа, она аккуратно отстегнула цепочку с амулетом. — Все, пошла я. — Она склонилась над Гюрзой, поцеловала его в губы и шепнула. — Люблю тебя! — а потом решительно залезла на подоконник, явно намереваясь спрыгнуть в сад.

— Стой! — Рингевен попыталась ухватить ее за рукав, но не успела. Черная кожаная куртка мелькнула и быстро скрылась за деревьями. Мгновеньем позже следом за ней мелькнула огромная черная тень — Уголек старался не терять свою хозяйку из поля зрения.