— Мы — ничего, — ответила демоница. — Твоя возлюбленная находится под действием особого проклятия — полной бессильной горечи мысли одной девушки, что ты предал. Оставив невинную душу в клетке ее одиночества, ты обрек ее на великие страдания. И теперь ее пылающее ненавистью желание сбылось: Аннабет на себе прочувствует всю глубину ее отчаяния. Она тоже умрет, оставленная тобой.
— Перси? — Аннабет вытянула руки, пытаясь найти его. Араи бесшумно ускользали в сторону, давая ей слепо бродить между ними.
— Кого я предал?! — возмущенно крикнул Перси. — Я никогда…
И тут его желудок словно ухнул с обрыва.
Услышанное от араи загрохотало в голове: «Невинная душа… Оставленная тобой…» Он вспомнил остров, пещеру, освещенную мягким светом кристаллов, обеденный стол на пляже, сервированный невидимыми духами ветра.
— Она бы не стала… — прошептал он. — Она бы никогда не прокляла меня…
Глаза демониц слились воедино, подобно их голосам. Бока Перси горели. Боль в груди усилилась, словно кто-то медленно проворачивал стержень внутри.
Аннабет, спотыкаясь, бродила между демоницами, в отчаянии выкрикивая его имя. Перси едва сдерживался, чтобы не броситься к ней, хотя понимал: араи этого не допустят. Они и не убили ее до сих пор только потому, что наслаждались ее страданиями.
Перси крепко сжал зубы. Сколько бы проклятий ему ни пришлось снести — ему было все равно. Необходимо было отвлечь все внимание этих старух на себя и защищать Аннабет так долго, как он только сможет.
Он издал яростный вопль и бросился в атаку.
XXXI. Перси
Всего на одну, но очень волнительную минуту Перси едва не уверился, что побеждает. Анаклузмос раздирал араи с той легкостью, словно они были вылеплены из сахарной пудры. Одна испугалась и, бросившись бежать, врезалась в дерево. Еще одна завопила и попыталась улететь, но Перси обрубил ей крылья и оставил ее корчиться на земле от боли.
С каждой уничтоженной демоницей на Перси наваливался ужас, и очередное проклятие вступало в силу. Какие-то были суровыми и болезненными: удар клинком в живот или невыносимый жар, как если бы в него ткнули паяльной лампой. Другие можно было терпеть: пробежавший по венам холод или неконтролируемый тик правого глаза.
Нет, ну серьезно, кому придет в голову, умирая, произнести напоследок: «Пусть у тебя глаз дергается!»
Перси понимал, что успел убить немало монстров, но он никогда не задумывался об этом с их точки зрения. Теперь же вся их боль, злость и страдания заполняли его, лишая сил.
А араи продолжали наступать. Там, где он зарубил одну, тут же появлялись шесть новых.
Рука с мечом едва слушалась от усталости. Все тело болело, зрение затуманилось. Он попытался прорваться к Аннабет, но она была вне зоны досягаемости, зовя его и бродя между демоницами.
Стоило Перси направиться к ней, как очередная старуха прыгнула и вонзилась зубами ему в бедро. Перси взревел от боли и в секунду обратил старуху в прах, но тут же рухнул на колени.
Во рту пылало во много раз сильнее, чем после сжиженного пламени Флегетона. Тело скрючило спазмом, его сотрясали крупная дрожь и рвотные позывы, с дюжину огненных змей заскользили по пищеводу.
— Ты сделал свой выбор, — произнес голос араи, — проклятие Финея… Прекрасная мучительная смерть.
Перси пытался ответить, но его язык словно прогрели в микроволновке. Он вспомнил старого слепого короля, гонявшегося за гарпиями с газонокосилкой. Перси предложил ему азартную игру, и проигравший старик выпил смертельного яда из крови горгон. Перси не смог припомнить, чтобы слепец произносил перед смертью какие-либо проклятия, но раз Финей обратился прахом и вернулся в Царство Мертвых, едва ли он желал Перси прожить долгую и счастливую жизнь.
После победы над ним Гея предупредила Перси: «Не испытывай удачу. Когда к тебе придет смерть, я тебе обещаю, она будет более мучительной, чем от крови горгоны».
И вот он здесь, в Тартаре, умирает от крови горгоны вкупе с дюжиной других мучительнейших проклятий, наблюдая, как его девушка бродит по округе, беспомощная, ослепшая и уверенная, что он бросил ее. Юноша сжал пальцы на рукояти меча. От костяшек начал подниматься пар. Предплечья скрылись в белом облаке.
«Я не умру вот так», — подумал он.
Не потому, что это было слишком мучительно и позорно глупо, а потому, что Аннабет нуждалась в нем. Стоит ему умереть, и внимание демониц обратится на нее. Он не мог оставить ее одну.
Араи столпились вокруг него, хихикая и шипя.
— Скоро его голова взорвется, — предположил голос.
— Нет, — ответил тот же голос, но с другой стороны, — все его тело вспыхнет!
Они уже начали делать ставки, как он умрет… Пятно какой формы останется на земле после него.
— Боб! — прокряхтел он. — Ты нужен мне!
Безнадежная затея. Он едва мог слышать сам себя. Да и с чего Бобу второй раз отвечать на его зов? Теперь титану была известна правда. Перси не был его другом.
Юноша в последний раз поднял глаза. Вокруг словно все плыло. Небо бурлило, а земля вспучивалась.
Перси вдруг понял, что все, что он наблюдал в Тартаре до этого момента, было всего лишь припорошенной версией его истинной ужасающей сущности — не больше того, что мозг полубога смог бы вынести. Худшее было скрыто, прямо как Туман скрывает монстров от взора смертных. Но теперь, когда он умирал, Перси начала открываться правда.
Воздух здесь был лишь выдохами Тартара. Все монстры — клетки крови, циркулирующие по его телу. А все, что видел Перси, было не более чем сновидением темного бога великой бездны.
Наверное, именно таким Нико узрел Тартар, и это едва не лишило его рассудка. Нико… Один из многих, с кем Перси вел себя непозволительно прохладно. А ведь они с Аннабет смогли так долго выживать в Тартаре лишь потому, что Нико ди Анджело был настоящим другом Бобу.
— Ты видишь весь ужас бездны? — успокаивающим тоном сказали араи. — Сдавайся, Перси Джексон. Разве смерть не лучше пребывания в этом месте?
— Прости… — прошептал Перси.
— Он извиняется! — в восторге взвизгнули араи. — Он сожалеет о своей никчемной жизни, обо всех своих преступлениях против детей Тартара!
— Нет! — возразил Перси. — Прости меня, Боб. Я должен был быть честен с тобой… Пожалуйста… прости меня… Защити Аннабет.
Он не ждал, что Боб его услышит или что его озаботят его слова, но ему показалось важным очистить совесть. В произошедшем не было ничьей вины. Ни богов, ни Боба. Он даже не мог хоть в чем-то обвинить Калипсо, оставленную им на том острове… Пусть даже от горя она и прокляла возлюбленную Перси, все же… Ему нужно было остаться и убедиться, что боги освободят ее из заточения на острове Огигия, как они обещали. Он повел себя с ней ничуть не лучше, чем с Бобом. Он почти и не думал о ней, хотя подаренный ею росток «лунного кружева» все еще цветет на окне в доме его мамы.
На это ушли все оставшиеся силы, но юноша все же смог подняться на ноги. Из всех пор на теле валил пар. Ноги дрожали. На внутренности словно плеснули магмой.
Но хотя бы Перси мог погибнуть, сражаясь. Он поднял Анаклузмос.
Но не успел сделать выпад, как араи перед ним взорвалась облаком пыли.
XXXII. Перси
Боб определенно умел обращаться со шваброй.
Он делал выпад за выпадом, уничтожая одну демоницу за другой, а Малыш Боб сидел у него на плече, выгнув спину и грозно шипя.
Прошло всего несколько секунд, а от араи не осталось и следа. Большинство погибли. А самые умные скрылись в темноте, сопровождая отступление паническими воплями.
Перси хотел поблагодарить титана, но голос отказал. Легкие стянуло. В ушах звенело. Сквозь алую завесу боли он заметил в нескольких ярдах от себя Аннабет, слепо бредущую навстречу обрыву.
— А-а!.. — в ужасе выдохнул Перси.
Боб проследил за его взглядом, прыгнул навстречу Аннабет и поднял ее. Девушка закричала и забила ногами прямо по животу Боба, но тот едва это замечал. Он вернулся с ней к Перси и мягко опустил ее на землю.
Затем титан коснулся ее лба.
— Ай.
Аннабет перестала лягаться. С ее глаз сошла пелена.
— Где… что…
Тут она увидела Перси, и по ее лицу пронеслась целая серия эмоций — облегчение, радость, шок и ужас.
— Что с тобой?! — вскрикнула она. — Что случилось?!
Она прижала его голову к груди и зарыдала.
Перси хотел сказать, что с ним все хорошо, хотя, конечно же, это было не так. Он даже уже не чувствовал тела. Его сознание съежилось до маленького пузырька гелия, застрявшего в самой верхушке головы. Невесомый и бессильный. И он продолжал рассеиваться, становясь все легче и легче. Вскоре — юноша это прекрасно понимал — он либо лопнет, либо ниточка порвется, и его жизнь улетит прочь.
Аннабет сжала его лицо ладонями, поцеловала и попыталась оттереть с его глаз грязь и пот.
Боб завис над ними, ткнув швабру в землю, подобно древку знамени. По выражению его лица, светящимся белым в темноте глазам невозможно было понять, о чем он думает.
— Много проклятий, — произнес он. — Перси принес монстрам много горя.
— Ты можешь его вылечить? — взмолилась Аннабет. — Как ты сделал с моей слепотой? Исцели Перси!
Боб нахмурился и затеребил бейджик со своим именем, словно он вдруг стал ему мешать.
Аннабет попыталась еще раз:
— Боб…
— Япет, — глухим рыком возразил Боб. — До Боба был Япет.
Воздух замер. Перси чувствовал себя абсолютно беспомощным, он уже едва держался за этот мир.
— Мне больше нравится Боб. — Голос Аннабет прозвучал удивительно спокойно. — А кто больше нравится тебе?
Титан взглянул на нее своими глазами цвета чистого серебра.
— Я уже не знаю.
Он присел рядом с ней и посмотрел на Перси. Лицо Боба потемнело от усталости и тяжелых дум, словно на него разом свалился груз всех прожитых столетий.
— Я пообещал, — пробормотал он. — Нико просил о помощи. Не думаю, что Япету или Бобу нравится нарушать обещания.
Он коснулся лба Перси.
— Ай, — шепнул он себе под нос. — Очень большой ай.
Сознание Перси вновь заполнило все тело. Звон в ушах стих. Туман перед глазами рассеялся. Правда, ощущение, что он проглотил фритюрницу, его не оставило. Внутренности горели. Юноша знал, что действие яда просто замедлилось, но не было нейтрализовано.
И все же он был жив.
Он попытался встретиться с Бобом взглядом, выразить свою благодарность, но его голова безвольно висела на груди.
— Боб не может вылечить это, — сказал Боб. — Слишком много яда. Слишком много проклятий.
Аннабет обняла Перси за плечи. Ему так хотелось сказать ей: «Я вновь все чувствую. Ай! Не сжимай так сильно!»
— Что нам делать, Боб? — спросила Аннабет. — Здесь есть где-нибудь вода? Вода может спасти его.
— Воды нет, — отозвался Боб. — В Тартаре с этим плохо.
«Я заметил!» — мысленно завопил Перси.
Но хотя бы титан называл сам себя «Бобом». Пусть он винит Перси за потерю воспоминаний, может, он все же поможет Аннабет, раз уж на Перси надежды нет.
— Нет! — твердо заявила Аннабет. — Нет, должен быть способ! Должно быть что-то, что вылечит его!
Боб положил руку на грудь Перси. От его прикосновения начала разбегаться приятная прохлада, как от эвкалиптового масла, но стоило Бобу убрать ладонь, и облегчение тут же прошло. Легкие Перси вновь раскалились до состояния лавы.
— Тартар убивает полубогов, — сказал Боб. — Он лечит монстров, но вы не принадлежите этому миру. Тартар не будет лечить Перси. Бездна ненавидит вам подобных.
— Мне все равно! — воскликнула Аннабет. — Даже здесь должно быть место, где бы мы смогли отдохнуть и найти какое-нибудь лекарство! Может, вернемся к алтарю Гермеса, или…
Издалека донесся глухой вопль — к несчастью, Перси узнал голос.
— Я ЕГО ЧУЮ! — ревел гигант. — ГОТОВЬСЯ, СЫН ПОСЕЙДОНА! Я ИДУ ЗА ТОБОЙ!
— Полибот, — произнес Боб. — Он ненавидит Посейдона и его детей. Он уже совсем рядом.
Аннабет нагнулась, помогая Перси встать. Ему совсем не нравилось, что она так надрывается, но сейчас он чувствовал себя не лучше мешка с шарами для бильярда. Но даже с поддержкой Аннабет, взвалившей на себя почти весь его вес, он едва мог держаться на ногах.
— Боб, мы уходим, с тобой или без, — сказала девушка. — Ты нам поможешь?
Малыш Боб мяукнул и заурчал, потершись о подбородок Боба.
Титан посмотрел на Перси, а тот горько пожалел, что не может прочесть выражение его лица. Был ли он зол или просто размышлял? Планировал ли месть или страдал из-за лжи Перси о том, что они друзья?
— Есть одно место, — наконец проговорил Боб. — Там есть гигант, который, возможно, сможет помочь.
Аннабет едва не уронила Перси.
— Гигант? Э-э, Боб, гиганты плохие.
— Этот хороший, — уверенно заявил Боб. — Доверьтесь мне, и я отведу вас… Если только Полибот и остальные не схватят вас раньше.
XXXIII. Джейсон
Джейсон заснул на дежурстве. Что было нехорошо, так как он находился в тысяче футов над землей.
Нужно было подумать об этом заранее. Было утро следующего дня после их встречи с разбойником Скироном, и Джейсон был занят тем, что сражался с дикими вентусами, угрожающими кораблю. Пронзив последнего духа, он забыл задержать дыхание.
Глупая ошибка. Когда дух ветра расщепляется, на его месте образуется вакуум. Не задержишь дыхание — и твои легкие тут же лишатся воздуха, а давление во внутреннем ухе упадет так быстро, что ты банально отключишься.
Что и произошло с Джейсоном.
Но что еще хуже, он тотчас нырнул в сновидение. Причем даже успел подумать на самой границе сознания: «Да вы издеваетесь! Именно сейчас?!»
Он должен был проснуться, иначе ему грозила гибель, но ухватиться за эту мысль не удалось. Во сне он обнаружил себя на крыше высотного здания, перед ним до самого горизонта раскинулся ночной Манхэттен. Холодный ветер теребил одежду.
В нескольких кварталах в стороне над Эмпайр-стейт-билдинг собирались облака — отмечая вход на саму гору Олимп. Сверкали молнии. Воздух был с металлическим привкусом и запахом приближающегося дождя. Вершину небоскреба заливали огни, вот только сейчас они были явно неисправны: менялись с пурпурного на оранжевый и обратно, будто цвета сражались за главенство.
Рядом с ним на крыше стояли его старые товарищи из Лагеря Юпитера: полубоги в доспехах, выстроенные в боевом порядке, их оружие из имперского золота и щиты поблескивали в темноте. Джейсон увидел Дакоту и Нейтона, Лейлу и Маркуса. Октавиан стоял сбоку, худой и бледный, его глаза покраснели от недосыпа или злости, вокруг талии висела связка набитых зверьков для предсказаний. Под белой формой авгура виднелась пурпурная футболка и широкие штаны с карманами.
В центре строя была Рейна, механические собаки Аурум и Аргентум по бокам. Увидев ее, Джейсон ощутил острый укол чувства вины. Он дал ей надежду на будущее вместе. У него никогда не было к ней особых чувств, и не то чтобы он специально ввел ее в заблуждение… но тем не менее развеивать ее мечты он тоже не стал.
