"Охота на гончих"

— Ивар, — рядышком на лавку плюхнулась помятая супруга. — У нас в Византии какие-нибудь интересы имеются?

— Не сказал бы, — глава Тайной службы, отвлекшись от размышлений о здоровье, удивленно приподнял бровь: — А что случилось?

— Да я скальда этого к византийским купцам отправила, — развела руками Нэрис. — Дескать, такой талант весь мир узнать должен... Что ты хохочешь?! Ну просто они от нас дальше всех сидят — у самой перегородки, дальше только дверь. Не на улицу же мне гнать его было?

Она, надувшись, пихнула веселящегося мужа кулачком. И зевнула в рукав.

— Устала? — Ивар обнял жену за плечи.

— Страшно. Послушай, нам обязательно здесь до самого утра сидеть? Мы ведь просто гости!

— К сожалению, не 'просто', — поморщился лорд. — Кого конунг лично на торжество пригласил, тот раньше высочайшего соизволения и шагу к двери сделать не моги... Облокотись об меня, котенок, все тебе удобней будет. И потерпи еще хоть часок — скоро молодых на брачное ложе проводят, вот под это дело мы с тобой и слиняем. У меня у самого уже голова пухнет. Тихоня-то вон как славно устроился!

Нэрис с завистью взглянула на Ульфа, уронившего голову на руки и весьма явственно похрапывающего в стол, и сказала со вздохом:

— Ему же в ночной караул, а мы еще выспимся... Кстати, где Творимир? Я его последний раз аж возле храма видела.

— Творимира я отпустил. До утра, он уж который день просится... Мне его приятель, конечно, не сильно нравится, но дружбу надо уважать. Кстати говоря, они оба здесь — вон туда посмотри. Справа от двери, в углу, где русы сидят. Я гляжу, эти и в праздник наособицу держатся?

Леди Мак-Лайон повернула голову — действительно, пропавший воевода обнаружился в самом конце огромной комнаты в компании соотечественников. Они с беловолосым Вячко сидели на лавке плечом к плечу и, бурно жестикулируя, что-то обсуждали. Остальные дружинники-русы в беседе старых друзей не участвовали — стукались кружками, выплескивая на пол пенную медовуху, закусывали, хохотали — в общем, ничем решительно не отличались от норманнов. Нэрис задумчиво наморщила лоб. Что-то определенно было не так, а вот что конкретно?

— Ой, — вдруг снизошло на нее, — да ведь я впервые вижу, как наш Творимир разговаривает! Нет, я знаю, что он немым сроду не был, но все же... до чего удивительно!

— А толку? — подосадовал Ивар. — Во-первых, все равно ни черта не слышно, а во-вторых — они же, небось, на своем языке болтают. Жаль. Я б вот полюбопытствовал.

— И тебе не совестно?..

— С чего бы? Мне этот Вячко никуда не уперся, чтобы приличия ради него соблюдать. Кроме того, меня с поличным еще ни разу не ловили... Слушай, толкни Тихоню в бок. Расхрапелся. Я, глядя на него, сам скоро на лавке растянусь — и окончательно паду в глазах общественности. Может, потанцуем?

— Я так не умею, — без особенного сожаления призналась Нэрис. — Меня другим танцам учили. Но ты иди, если хочешь.

— Нет уж. Позориться — так вместе. Опять объелась, что ли?

Она смущенно опустила глаза. Ивар, улыбнувшись, заглянул в свою чашу — на дне сиротливо плескались остатки какого-то травяного отвара. На вкус он был куда лучше, чем могло бы показаться, но хорошему вину, к сожалению, конкуренции составить все равно не мог.

— Надо было с собой пару унций чаю прихватить, — запоздало посетовал королевский советник. — Я от этой травы позеленею скоро.

— Чай? — Нэрис пожала плечами. — Думаю, и тут найдется. Берген — торговый город. Норманны, может, и другие напитки предпочитают, зато купцов заморских здесь полно. У кого-нибудь да отыщем! Только стоить, конечно, втридорога будет.

Ивар задумчиво кивнул. Потом с кислой миной пригубил из чаши и решил, что шотландская казна уж как-нибудь переживет еще одну незапланированную трату. Тем более что на фоне давешней горностаевой муфты даже лучший китайский чай будет смотреться бледно... Разбавив остатки травяного отвара водой, лорд Мак-Лайон бросил рассеянный взгляд на высокий стол. К нему только что подошли Дагмар и Бьорн: оба запыхавшиеся, румяные. Девушка придерживала одной рукой рваный подол юбки — вероятно, кто-то из танцоров был не очень осторожен. Дочь ярла Гуннара уселась на лавку напротив Хейдрун и, вынув из мешочка на поясе нитку с иголкой, принялась чинить платье. В каждом ее движении сквозило нетерпение — девушке определенно хотелось скорее вернуться в круг. Бьорн отыскал глазами свою чашу, плеснул в нее вина из кувшина и залпом осушил. Наклонился к невесте. Та торопливо закивала головой, сделала еще несколько стежков и зубами разорвала нитку. Дружинник подал ей руку, помогая встать. Уже уходя, Дагмар повернулась к Хейдрун и что-то весело сказала. Что именно, Ивар не расслышал, но догадался по вспыхнувшему лицу новобрачной — дочь Гуннара позвала девушку танцевать. Хейдрун метнула вопросительный взгляд на мужа, но ответной реакции не дождалась. Дагмар, пожав плечами, позволила жениху снова увлечь себя в круг — спустя пару мгновений влюбленная парочка уже вновь весело плясала меж двух очагов. Хейдрун, едва не плача, смотрела них, и губы ее ощутимо дрожали. Ивар с неодобрением покачал головой.

И от дочери Ингольфа Рыжего этот жест, похоже, не укрылся. Щеки Хейдрун запунцовели еще больше, в ярко-голубых глазах мелькнула отчаянная решимость. Собравшись с духом, юная жена сэконунга склонилась к супругу и тронула его за локоть.

— ...пожалуйста! — донеслось до навострившего уши лорда сквозь чуть сбавившую темп музыку плясовой. — Что ж мы сидим? Погляди, как братья в кругу пляшут! И Дагмар с женихом... Неужто мы хуже? Пойдем, вино отсюда никуда не денется — вернемся, я сама тебе чашу поднесу. Праздник ведь, Эйнар, наш с тобой праздник!

Лицо молодожена потемнело. Глаза, еще минуту назад не содержавшие даже проблеска мысли, сверкнули сталью.

— Праздник? — глухо рыкнул сэконунг, одним движением стряхнув со своего локтя руку девушки. — Эвон как! А мне-то, дураку, и невдомек... Уйди, Хейдрун! Хочешь, пляши, хочешь — вешайся, все едино! Не мила ты мне!..

Тем, чтобы хоть немного понизить голос, Эйнар себя утруждать не стал. Сидящий рядом с ним Харальд повернул голову. Несколько человек, танцевавших с краю, тоже заоборачивались. Ивар с опаской покосился в сторону главной двери — не долетело ли до ярлов? Но оттуда все так же слышались воинственные вопли на три голоса, хруст ломаемого дерева и возбужденный гомон дружинников. Как ни орал Эйнар, победный рев его батюшки все-таки взял верх... Лорд услышал, как рядом громко зашуршали юбки, и едва успел схватить за руку вскинувшуюся жену:

— Куда? Сами разберутся!

— Разберутся, а как же, — свирепо пропыхтела Нэрис, вырываясь, — видела уже. Пусти!

— Чтобы ты сэконунгу при всем честном народе миску с кашей на голову надела? Разбежался. Сядь, тебе говорят!

— Не сяду! — воинственно заявила она. — И твой сэконунг мне даром не нужен, пьянь бессовестная... Я иду к Хейдрун!

Сделав усилие, леди Мак-Лайон выдернула-таки руку из ладони мужа и торопливо засеменила в сторону молодоженов. Ивар, подумав, не стал ее догонять. Напускаться на Эйнара с упреками Нэрис, похоже, и впрямь не собиралась, а бедную новобрачную советнику все-таки было жаль. Он посмотрел на Хейдрун: глаза полны слез, ладошка прижата ко рту... Мда. Если так пойдет и дальше, дело вполне может кончиться разводом. Или мордобоем. Вряд ли ярлу Ингольфу придется по вкусу такое вот обращение с его дочерью! Ивар вспомнил взбудораженного рождением принцессы правителя Шотландии и крякнул: Эйнар играет с огнем. К дочерям у большинства отцов, даже таких неприступных на вид, как Рыжий, отношение бывает на удивление трепетным. 'А влюбленные обычно теряют всякое самоуважение, — критично подумал лорд. — Не знаю, как насчет миски на голову, но уж возмутиться она могла бы. Не рабыня все-таки, да еще и учитывая такого папеньку. Своей уступчивостью себе же хуже делает'.

Назвать дочь могущественного ярла размазней Ивар не смог даже в мыслях, но его не самое лестное мнение Хейдрун тут же подтвердила. Порывисто отодвинулась от мужа, вскочила с лавки и, громко всхлипнув, бросилась в дальний правый угол. Он был занавешен ткаными пологами и, несомненно, казался бедняжке надежным укрытием... Лорд Мак-Лайон, проводив задумчивым взглядом спину новобрачной, пришел к выводу, что гордость у нее все-таки есть. Не захотела реветь на людях. И к братьям да батюшке не побежала жалиться. Ребенок? Что ж, возможно, — но далеко не робкого десятка. Проплачется, а потом дождется своего часа — и задаст муженьку перцу... Что, учитывая обстоятельства, кое-кому явно пойдет на пользу.

Перехватить Хейдрун у стола Нэрис не успела. Девушка, вся в слезах, исчезла за одним из пологов еще до того, как леди Мак-Лайон добралась до середины высокого стола. Дремлющие на полу собаки Рагнара, увидев приближающуюся женщину, резво повскакивали с мест и принялись виться вокруг нее, виляя хвостами. Пока Нэрис протолкалась сквозь них, пока извинилась перед Харальдом, которого в процессе задела локтем, беглянки уже и след простыл. Найти ее, разумеется, не составило бы труда — угловой полог с искусно вышитым изображением оленя все еще колыхался, выдавая Хейдрун с головой. Однако у самого конца стола жалостливая леди с размаху налетела на Астрид.

— Нэрис? — старшая невестка конунга, чудом не упустив из рук прижатые к груди кувшины, удивленно посмотрела на гостью. — Что с вами? Куда вы так спешите?

— Я хотела... понимаете... там Хейдрун!

Она ткнула пальцем в сторону оленя. Астрид с недоумением переспросила:

— Хейдрун? На нашей половине? Что она там делает?

— Я так понимаю, плачет, — сердито ответила Нэрис. И бросила выразительный взгляд через плечо на Эйнара, подтягивающего поближе очередной кувшин. Северянка последовала ее примеру и понимающе нахмурилась.

— Ясно, — сказала она, водворяя свою ношу на стол. — Я ждала чего-то подобного, но Рагнар, как всегда, надеялся... Благодарю, леди Мак-Лайон. Возвращайтесь за стол, прошу вас, с Хейдрун все будет в порядке. Я о ней позабочусь.

— Но...

— Вы наша гостья, — в очередной раз повторила Астрид. — Отдыхайте, развлекайтесь и не волнуйтесь из-за нас. Все устроится. В конце концов, для меня эти несколько минут послужат хоть какой-то передышкой.

Она быстро улыбнулась сконфуженной Нэрис и, круто развернувшись, широким шагом направилась к лежанкам в углу. Леди Мак-Лайон оставалось только кивнуть ей вслед и вернуться к мужу. Астрид была как всегда вежлива и тактична, но Нэрис, пока шла обратно, все никак не могла отделаться от мысли, что она влезла не в свое дело — и ей на это весьма недвусмысленно указали. 'Эта Астрид — просто сторожевой пес какой-то!' — без энтузиазма подумала леди. И машинально почесала за ухом ткнувшуюся ей в руку носом собаку.

— С вами всегда проще, — пробормотала она. И улыбнулась — пес, виляя хвостом, распахнул пасть и шумно задышал. Он был белый и лохматый, удивительно чистый для большинства норманнских собак. Нэрис, подобрав юбки, примостилась на краю лавки — возвращаться к ехидному лорду Мак-Лайону несолоно хлебавши ей сейчас не очень хотелось. Белому псу, кажется, такой маневр пришелся по душе: он тут же положил башку на колени Нэрис и еще быстрее завертел пушистым хвостом.

— Красивый мальчик, — проворковала леди, наглаживая собаку по крутому лбу, — большой... хороший... хочешь чего-нибудь вкусненького, да?

Хвост замелькал в воздухе с утроенной силой. То, что гостья говорила с его обладателем на чужом языке, очевидно, не имело значения. Нэрис обернулась на стол, выискивая взглядом угощение. Как назло, ближайшие миски были по большей части пустыми, а чтобы дотянуться до дальних, пришлось бы встать и перевеситься через весь стол.

— Пойдем со мной, — сказала она, взглянув на замершего в ожидании пса. — У нас там много костей осталось. Хочешь?

Она поднялась и, зазывно оглядываясь, направилась к своему столу. Но пес за ней не пошел — широко зевнул, на миг зажмурившись, и улегся возле лавки. 'Кажется, я сегодня ни у кого не имею успеха', — хмуро подумала Нэрис. Прошла мимо сэконунга, в красках представляя, какую могла бы влепить ему затрещину, будь он, к примеру, ее сыном... и удивленно остановилась. Харальд, за чьей спиной она находилась в этот момент, взял со стола свою чашу и поставил рядом на лавку. Покосился в сторону Эйнара, занятого возлияниями, сунул руку в кошель и, вынув небольшой полотняный мешочек, дернул тесемку на его горловине. Из мешочка в чашу посыпался грязно-зеленый крупитчатый порошок. Нэрис растерянно заморгала. Что он делает? И зачем? Если это лекарство, то странно прятать его от чужих глаз, а если...

Харальд вытряс из мешочка все до последней крупинки, сунул тряпочку обратно в кошель и поставил чашу на стол. Долил воды из кувшина. И, уже без всяких предосторожностей повернувшись к младшему, позвал:

— Эйнар!

Нэрис похолодела. Яд?! Он хочет... предложить его брату?!

Сэконунг обернулся. Пьяно икнул и поднял в нетвердой руке свой кубок:

— Харальд!

Они кивнули друг другу и с улыбками опрокинули в себя чаши. Нэрис, успевшая за эти несколько мгновений вообразить себе невесть что, тихо ахнула и вся подобралась, но с Харальдом ровным счетом ничего не случилось. Он поставил чашу на стол, утер рот ладонью и после некоторых раздумий вплотную занялся жареной треской, лежащей перед ним на тарелке.

— Ничего не понимаю, — пробормотала себе под нос обескураженная леди. И заторопилась к мужу.

Лорд Мак-Лайон, со смешком подвинувшись на лавке, взглянул на запыхавшуюся супругу:

— Что, семейство не потерпело вмешательства? А я ведь предупреждал.

— Помню, помню, — быстро закивала Нэрис. Горести Хейдрун уже вылетели у нее из головы. — Ну да и бог с ними со всеми. Послушай, Ивар, тут такое странное дело! Я сейчас видела, как Харальд...

Договорить она не успела — на стол упала тень от широкой фигуры конунга. Ивар поднял голову:

— С возвращением! Надо полагать, победил сильнейший?

— Нет, — Олаф, двумя пальцами сграбастав очередной кувшин, потянулся за своей чашей. — Ингольф меня на четыре бочонка обошел, морда рыжая...

Советник короля Шотландии довольно сощурился. А в ответ на вопросительный взгляд Длиннобородого пояснил:

— Я на ярла Ингольфа два золотых поставил. Жила!.. Эй, Жила! Ты глухим-то не прикидывайся! Проиграл — плати давай.

— Утром расплатимся, — буркнул с противоположного конца стола дружинник. — Небось разгулялись только-только... А вот конунг свое возьмет — так еще поглядим, кто кому монет в мошну отсыплет!

Олаф уязвленно крякнул. Плеснул себе браги, отхлебнул и надменно приподнял брови:

— Сам-то что сиднем сидишь, Мак-Лайон? Забавами нашими брезгуешь, али только других судить горазд? Иль осрамиться боишься, а?

— Не без этого. Я свой потолок знаю, и до вас мне, увы, далеко. Так же, как и до ваших славных ярлов, — Ивар улыбнулся. Потом бросил взгляд на супругу, которую просто распирало от какой-то новости, и добавил как бы между прочим: — Только разве один я сиднем сижу? Ваши сыновья, кажется, вполне со мной солидарны.