Дверь на горе

— Его до сих пор не нашли?

— Не нашли, как сквозь землю провалился.

— А что, у вас и в преисподнюю портал имеется?.. Ладно, дед, спасибо тебе. Скажи, куда ты остальных подевал?

— Веточку с Алёшей позавчера видел. Они только-только сбежали от привратников . Надеюсь, уже едут домой.

— Круто... Васька где?

— С тобой он должен быть! Точнее, ты с ним. Теперь вот сомневаюсь...

— В чем сомневаешься, в чем сомневаешься, резидент хренов? Где ХаЭм?!! — Женька схватил старика за грудки и поднял над землёй. Рука Лугова нащупала парализатор.

— Ой отпусти... В Пустом Мире он должен быть. Я еще не проверял... Прямо сейчас туда и сходим.

— А потом? — Аданэдель аккуратно опустил Лугова на грунт.

— Потом?.. Я Степанчикова хотел вытащить, вас потом забрать из 92-темп — и в Чайковский всем гуртом. Как же еще? Теперь вот не знаю.

— А каким образом ты вообще меня тут нашел?

— О тебе сообщил местный агент. Завтра сюда дабао явятся, а тебя — тю-тю!

— Сука...

— Кто?

— Чиновник местный. Только приехал сегодня, и сразу, значит, на меня настучал... "Проконсультируюсь с начальством, а ты пока в хлеву посиди..."

— Ой не могу! Насмешил старика. Да без него ни у кого бы и в голову не пришло тебя отсюда вытаскивать! Шибко понравилось в грязюке? — Это замечание Евгений благоразумно оставил без ответа.

Иномиряне не стали задерживаться в краю лукианцев дольше, чем понадобилось Женьке на эвакуацию тайника с одеждой и дневником. Вновь ударил в пустоту и обозначил границы Ворот неяркий луч, вновь запаниковал, но уже не убежал далеко Шмыга. Шаг — и вместо слабо флюоресцирующего туманного покрова над головой сияет россыпь звезд: дорогой бисер, вплетённый ловкой рукодельницей в узорчатую ткань древесной кроны. Стало так светло и прозрачно, что у Кубарева захватило дух от подлунной красоты.

Казалось, вся равнина на поверхности холма была накрыта полупрозрачной ночной тканью — тонким-тонким флёром тумана, под которым спала короткая трава и покоились древесные корни. Как в старинном европейском парке группами или в одиночку, метров на сто один от другого, стояли огромные раскидистые дубы. Летучие мыши — бесшумные странники космоса, черные тени на серебре Млечного Пути — увивались между зелеными гигантами, ныряли вниз, чтобы преследовать насекомых у самой земли и колыхали, разрывали белый покров, обнажая перед светилами бархатные метёлки ковыля. А как робко дрожали поздние бутоны вьюнков на древесных стволах! Не цветы — чудесные плоды дубовой коры манили руки, побуждали прикоснуться, раскрыть, выпустить на свободу стекляннокрылую фею, разбудить малый народ, чтобы слушать его песни, танцевать его хороводы, вальсировать с лунной дамой и летать над рекой. Нагнать чудесный полумесяц, кружить вокруг и смотреть, как поднимаются по светлой дорожке двое мужчин с остроухой собакой, видеть еще не уставшие от битв глаза высоких эльфов, слышать мысли поэтов, подбадривать первых астронавтов, возомнивших себе, что ступая на реголит, они заносят вторую ногу для шага в галактику, и радоваться, заметив среди тысячи миров хотя бы одного мечтающего ребёнка.

В бедном перенаселенном краю, где пыльные ветры заменяли дымящие заводы, а кислый запах загаженных подворий раздражал нос сильнее автомобильных выхлопов, Аданэдель очень соскучился по чистоте и свободе.

— Аркадий Осипович, посмотрите, там — кони! В тумане... Лошадка! Медвежонок!

— Ну как дитя малое! Вижу я, конечно. А ты не замечаешь разве — лошади-то необычные...

— Нет... Лошади. В ночном. Только низенькие... и гривы короткие. Порода, наверное, такая.

— Это не порода такая, это тарпаны — самые настоящие дикие жребцы и кобылицы. Учись, студент!

— Значит, мы не найдем их пастухов и... и не поедим? Чей костёр, в таком случае, горит на самом верху? — До смерти проголодавшийся Женька увидел огонь на той возвышенности, где в дефолтной реальности стояла чайковская телевышка.

— Нам повезло. Плотность населения в мире 92-темп — одна стосорокадевятимиллионная человека на квадратный километр суши.

— И кто ж такой ради нас собрал здесь воедино сто сорок девять и шесть нолей своих кусочков?.. ХаЭм? ХаЭм! Васька! — Аданэдель бросился бежать к вершине. Но еще раньше оповещенный Шмыгой робинзон с длинной палкой в руках ринулся навстречу своему товарищу.

— Женька! Женька! Месяц... Правда месяц? Ты нашел Свету? — Пономарёв хотел обнять первого увиденного им за несколько недель человека, но ему мешалось неуклюжее самодельное копьё.

— Аркадий нашел... А ты, неандерталец, почему не спрашиваешь, где был я?

— Ну...

— ХаЭм, хорош лобзаться, от тебя козлом пахнет.

— Сам ты козёл... Косуля это была. Вкусная.

— Там еще есть???

— Три ноги, хватай на выбор. А разве мы не домой?

— Не думаю... целая косуля... Аркадий Осипович, идите к костру! — Евгений не стал дожидаться дедушку и передал командование тела собственному желудку.

— Она без соли.

— Забей на туфельку. Я бы сейчас и мамонта сырым сожрал.

— Переплыви завтра реку, завали и ешь сколько влезет. А сегодня только косуля... Ну ты и отощал...

* * *

Дождавшись, пока Кубарев закончит молчаливую трапезу, путешественники по мирам устроили небольшой совет. ХаЭм неплохо устроился на Пустой Земле, поэтому молодые люди приняли решение отпустить Аркадия Осиповича, подождать вестей от Степанчикова до сентября и — если пропавший мастер не даст о себе знать — без авантюр вернуться домой с помощью одного из запасённых Луговым ключей.

Потом земляк удалился, лишь коротко вспыхнул у портала луч иноземного прибора. Друзья остались одни — делиться опытом своего выживания и бросать жаркие дубовые сучья в единственный на всю альтернативную вселенную рукотворный костёр.

Василию пришлось нелегко даже по сравнению с лукианской одиссеей Кубарева. Один имел дело с людьми, а другой — с животными, размером от миллиметровой мошки до мохнатого слона. К счастью, местные хищники никогда не видели человека и не привыкли к его запаху. Забеглые волки и хозяйничающий на холме прайд львов интересовались необычным существом, но нападать до сих пор не решались. Сытый зверь слишком дорожит своей шкурой, чтобы вступать в сражение с неизвестным исходом.

От любопытных глаз местных хозяев жизни Пономарев прятался на дереве, а спустя три дня, когда спать на ветках, аки пушкинская русалка, стало невмоготу, он нашел себе громадное дупло и вычистил его от вонючих обглоданных костей. Иномирянин так и не узнал, что ночью в своё логово приходил леопард. Наткнувшись на стенку из ивовых прутьев, он поразился наглости пришельца и пошел искать себе другое убежище. Василий же принял полукочевой образ жизни. Днем, спасаясь от роя кровососущих мух, некоторые из которых были заточены под мамонта и прокусывали на робинзоне два слоя одежды, пришелец уходил с "нагорья" и спускался к реке, где ловил рыбу на удочку, делал попытки охотится и мастерил себе примитивные орудия. Свой швейцарский нож ХаЭм разобрал, пустив детали на наконечники копья, дротиков и остроги. Вечером, когда воздух над пляжем наполнялся комарами, человек возвращался на обдуваемую вершину, готовил добычу, смотрел на лишенное спутников небо и — впервые в жизни — скучал по людям...

Огонь пришелец зажигал разрядом электрошокера. На пятый день сел аккумулятор, на десятые сутки приключения дождь залил костровище, так что иномирянину пришлось раздолбать неплохую "мыльницу" и воспользоваться объективом как линзой. В день ухода в Чайковском стояла холодная погода, Василий оказался неплохо одет. Но когда лето пошло на спад, когда настали холодные августовские ночи, молодой человек озаботился добычей шкуры.

ХаЭм никогда не ходил на охоту. Мало того, знаток любил природу и умел сочувствовать животным. Конечно, Вий не исповедовал вегетарианство, не презирал рыбалку за рыбоубийство, как заявил однажды Кэп. Конечно, он считал райской птицей хорошо запечённую на гриле курицу и встречал котлеты чаще живой коровы. Но ХаЭм не воображал, как можно самому поднять руку на что-то мирное, тёплое и пушистое, видеть глаза умирающей жертвы, резать её горло, спускать из туши еще не свернувшуюся кровь. Ловля птиц, поначалу, являлась неким компромиссом между голодом и состраданием. Глупые тетерева и куропатки подпускали пришельца на удар копья, нож верно прекращал мучения и одной пернатой жертвы с лихвой хватало на целый день. Так продолжалось, пока "шкурный" интерес не потребовал настоящей добычи.

Первую свою косулю пришелец только подранил. Он шел по кровавому следу до самой Ольховки, пока не потерял направление в прибрежном кустарнике. Второй жертвой сделалась доверчивая сайга. Эта убежала недалеко, упала, но её немедленно загрызли и отбили у охотника агрессивные красные собаки. Полноценно утеплить своё жилище несколькими вонючими трофеями и украсить дуб оленьими рожками ХаЭму удалось лишь накануне прихода гостей.

Иномирянин вообще старался не отдаляться от портала. Даже его исследовательские экспедиции продолжались не дольше светового дня. Василий побывал в устье Сайгатки — оно приблизительно совпадало со слиянием Камы и шлюзового канала в нижнем бьефе, определил поляну возле собственного подъезда, понаблюдал за обосновавшимися на Мутнушке гидростроителями-бобрами. ХаЭму пришло в голову, что бобровый мех согреет его лучше косульей щетины, но грызуны оказались умнее своих копытных одномирян и не давали начинающему Чингачкуку приблизиться даже на бросок дротика. По сути, дальние походы не имели большого смысла. В видимых окрестностях постоянно повторялись четыре вида ландшафта: заливные луга со старицами, где паслись самые крупные звери, еловый частокол на крутых речных обрывах и обширные травяные поля с березовыми и дубовыми рощами. Что-то похожее на настоящий лес знаток увидел "на Заре" — но и там трава языками, узкими каналами несколько раз рассекала массив. Как будто бульдозер намеренно раздробил пространство и проторил зелёные дороги для лошадей и грациозных северных антилоп.

В бесконечной мозаике леса и степи ХаЭму повстречались практически все знакомые деревья, травы и кустарники. Молодой человек терзался вопросом: куда делись "исконные" сосновые боры, как получилось, что "тёмный властелин" природы Урала — ель, под густыми лапами которой не хватает света даже бруснике — оказалась вытеснена на неудобицы. Впрочем, сама по себе лесостепь робинзона не удивляла: в дефолтной реальности её маленькие островки еще радовали глаз в устье Сивы и на Красном Плотбище.

Биологические вопросы ХаЭм собирался задать своему сокоманднику, но Аданэдель, всю ночь терзаемый волчьим воем, проспал до самого обеда. А едва товарищ умылся и перекусил вчерашним мясом, как временное население Пустого Мира снова увеличилось. "Атас, бойцы! Степанчиков нашелся! — бодро заявил Аркадий и представил землякам серьёзного китайца То Ли. — правда, у моего друга теперь есть большие проблемы..."

* * *

Знатоки, наконец, получили возможность исполнить то, ради чего целый месяц претерпевали страдания и лишения — помочь Аркадию в спасении их товарища. Прячась в зарослях можжевельника возле незнакомого города, четвёрка заговорщиков наблюдала, как два дабаохи взбираются по тропе с бесчувственным телом Кота. Аркадий сжимал рукоятку игольника и пытался унять мандраж. ХаЭм держал в руках верное копьё, Аданэдель наскоро сообразил себе дубовую палицу, а Юмаю, по остаточному принципу, выдали несколько дротиков.

"Пш-пш-пш" — Аркадий практически в упор расстрелял по дабао полмагазина. Налетчики замерли на секунду, ожидая, пока боевики из Мира Сетей выронят добычу и свалятся в траву. Но все планы пошли прахом. Бросив Степанчикова, "ниндзя" практически мгновенно выхватили оружие и открыли ответный огонь. То ли накрытый иглами, то ли прижатый к земле, Лугов прекратил стрельбу. Видя, как развиваются события, из засады с ревом вылетел Аданэдель, а за ним, с полусекундным опозданием, последовал робинзон. Удар дубины отбросил ближнего азиата в колючки, второй похититель, едва его напарник так скоропостижно убрался с линии огня, устроил по дубинщику стрельбу. И не попал, получив по правой руке наконечником копья. Доспех защитил супостата от примитивного оружия. У дабаохи не ушло и секунды на то, чтобы развернуться и всадить в противника порцию парализующего вещества, но это мгновение ХаЭм подарил Женьке для подскока и замаха.

В то время, как реконструктор и страйкболист разоружал поверженного противника, раздался предупреждающий возглас Юмая. В зарослях очухался и дотянулся до игольника первый "ниндзя". Аркадий — целый и невредимый — снова высунулся из укрытия, чтобы опорожнить магазин до конца. И опять не добился результата. Иглы застревали в защитной одежде привратника. Наблюдая, как поднимает руку с пистолетом азиат, Женька со всей дури метнул в него свою дубину, схватил трофейный игольник и, прыгнув к ошеломлённому противнику, выстрелил ему в лицо. На этот раз заряд подействовал — дабаохи мгновенно потерял сознание, ознаменовав, тем самым, полную победу заговорщиков.

"Пистолеты, иглы, аптечки — с собой. Комбинезоны не бери, они строго индивидуальны" — не успели ошеломленные победой в своём первом реальном бою путешественники по мирам обобрать своих противников, как Юмай заметил новую опасность. Привлеченный криками, по тропе спускался незамеченный "освободительным отрядом" у портала Валерий. Спускался до тех пор, пока с близкого расстояния не увидел нацеленные на беззащитный торс стволы пистолетов и недобрый блеск лезвия женькиного ножа. Агент издал звучный русский вопль и поменял направление движения на 180 градусов — но не сразу, а через пять минут, когда предателя нагрузили бессознательным телом героического ХаЭма. Чуть впереди учёный и Аданэдель тащили Степанчикова. Замыкал шествие к Двери Аркадий — из тяжестей старик нес только парализатор, которым попугивал вьючного пленника.

— Что там? Всё на месте?

— На месте — на правах аборигена заявил заглянувший в портал Аданэдель.

— Ну и слава богу... Евгений — пошел! Встречай там гниду. Пшшел! Юмай, дотащишь? Вперед! — Аркадий закончил руководство операцией и остался один. Там, за Воротами, был Чайковский — его Чайковский, тихий Чайковский, опустевший дом, конец странствий и приключений. Останется отпустить Юмая и этого... — Шестой, пошел! — скомандовал дедушка сам себе и в последний раз воспользовался ключом.

* * *

— Аркадий Осипович, я осёл!

— Что случилось, Женя?

— Я слепой осёл... Турецких домов нет!

— Боже, опять... Матькаться грех... Где я ошибся?

— Думаю, нигде — ответил Аркадию на понятном только им двоим языке Юмай — После твоего провала они заблокировали 51-стаб.