Связанные

Я упрямо стиснул зубы, но промолчал. Если все дело в слепоте, то я костьми лягу, но найду способ это вылечить. Если же нет, то я преодолею все препятствия. Понадобится — пойду на обман, шантаж и угрозы. Она со временем простит и забудет. А я сделаю ее счастливой. Даже против ее воли.

Жрец закончил обряд, надев на запястья молодых изящные брачные браслеты, и повторно вознес хвалу Демиургу, призывая гостей благословить новоиспеченных мужа и жену на долгую совместную жизнь. Плодотворную, конечно.

— Приготовься, сейчас нам надо будет отвести молодых в спальню, чтобы они сразу же приступили к воспроизведению себе подобных. А свадебный пир будет завтра.

Женька цинично хмыкнула и оправила платье.

— Насколько я знаю, невеста уже полтора месяца, как беременна, так что особо стараться не придется.

Я как раз заметил, каким вожделеющим взглядом дроу окинул владычицу. Впрочем, эльфийка ответила не менее плотоядным взором.

— Думаю, они в восторге от самого процесса и не зацикливаются на результате. Так что не стоит даже пытаться предлагать им отложить брачное ложе на потом.

Глава 4. Правда и ложь

Отец лжи, бесспорно, дьявол, но по небрежности он не запатентовал свою идею, и теперь его изобретение сильно страдает от конкуренции.

Генри Шоу

Дарелин

Женька, этот мой храбрый воробышек, заснула, так и не дождавшись полуночи, трогательно уложив голову мне на колени и опутав меня своими волосами. И, как ни странно, меня это успокаивало, придавало уверенности в своих силах. Правда, размышления мои ушли совсем не в ту сторону. Поглаживая ее по волосам и прислушиваясь к тихому сопению, я планировал нашу совместную жизнь. В первую очередь необходимо обустроить мой замок, куда мы могли бы перебраться, особенно обезопасить все лестницы, чтобы она не упала. Да и вообще, это больше не холостяцкая берлога. А еще было бы неплохо построить небольшой домик, в котором мы проведем медовый месяц. Конечно, с тем расчетом, что мы там сможем проводить время и позже, когда захочется побыть только вдвоем, без детей и слуг.

Женька дернулась и застонала, а я привычно усадил ее к себе на колени и крепко обнял, нашептывая успокаивающие слова и осторожно целуя. Еще не прошло ни одной ночи без ее кошмаров. И я не мог с ними справиться, что сильно угнетало и заставляло чувствовать свою беспомощность.

— Я вижу, ты чересчур привязался к этой девчонке.

Занятый успокаиванием своей наследницы, я даже не заметил прибытия демиурга.

— Это не должно тебя волновать, — ровно произнес я, стараясь говорить тихо, чтобы не разбудить Женьку.

— Тем не менее, меня это волнует. Все проблемы от женщин. Жалкие, эгоистичные существа, так и норовящие помешать великим планам, — пробурчал мой собеседник, устраиваясь в кресле.

Я насторожился, понимая, что речь сейчас идет совсем не о Женьке. Уложив свою наследницу поудобнее на кровать, я укутал ее и прикрыл заклинанием, чтобы не проснулась, если мы начнем говорить на повышенных тонах.

— Ты имел в виду мою мать? Она была прекрасной женщиной, и ты не имеешь права ее осуждать. Во всяком случае, не ты, бросивший собственного ребенка на произвол судьбы.

Демиург поморщился, как от зубной боли, но быстро взял себя в руки. А жаль. Мне редко удается увидеть его в таком состоянии. Но это и можно понять — эмоции делают Демиурга слишком человечным, а ему это ни к чему.

— Давно следовало рассказать тебе всю правду. Я любил ее. Видит Сущий, я ее любил. Но она была мелочной, эгоистичной тварью, решившей из-за дурацкой обиды на меня уничтожить весь этот мир. Она вступила в орден, который поставил себе цель вызвать Пожирателей Миров, а ты знаешь, чем бы все это закончилось.

Я стиснул зубы, сдерживая ярость. Хотелось схватить этого надменного шакальего выродка за шкирку и хорошенько избить, чтобы не смел больше трепать языком о женщине, которая для меня была святой.

— Она вступила в орден, и ты ее за это убил? — процедил я сквозь зубы.

Демиург вскочил и заметался по комнате, выдавая свое смятение. Если бы не охватившая меня ярость, я бы позлорадствовал.

— О, она не просто вступила! Уже через три месяца она стала правой рукой главы ордена, а еще через пару месяцев я узнал, что она беременна от него. От него! И я приказал! Да, я приказал эльфам из ордена 'Чистый Свет' уничтожить их. Когда эта шлюха ушла на очередную свиданку, я подослал их. Служители ордена выполнили свою работу безукоризненно. Эти двое умерли быстро. А в последующие десять лет я уничтожил всех последователей до одного. Всех еретиков. Я спас свой мир, спас всех его жителей, пожертвовав ею. Это был мой долг как Демиурга, — кричал он.

Я сжал кулаки, стараясь не выдать своей ярости. Долг, значит? Вранье! Все это — сплошное вранье. Из-за банальной ревности он убил мою мать и разрушил жизнь собственного сына.

— Спас мир? Я тебе не верю. Ты убил ее, потому что она посмела задеть твою гордость. Так почему бы тебе было не убить заодно и меня? Вдруг я тоже — всего лишь ублюдок, сын одного из ее любовников? Ведь из твоих слов следует, что она была шлюхой! — кипел я.

Демиург как-то сразу успокоился. Бросив на меня недовольный взгляд, он подошел к кровати и за волосы приподнял голову Женьки так, чтобы взглянуть ей в лицо. Я зарычал, готовый броситься на него за этот презрительный и унизительный жест.

— Не трогай ее!

Пальцы Кеса медленно разжались, и голова моей малышки безвольно упала на подушку.

— Я не причиню ей вреда, не переживай. Не хватало еще ссориться с тобой из-за такого пустяка, — пренебрежительно бросил Демиург.

Он тяжело опустился в кресло и жестом попросил меня сделать то же самое. Я сел на кровать и уложил голову Женьки к себе на колени. Зарывшись руками в ее волосы, я почувствовал, что успокаиваюсь. Жажда убийства отступила, оставив некоторую слабость и напряженность одновременно.

— Ты — мой сын. У тебя мои способности, моя внешность. Этот вопрос даже не подлежит обсуждению. Мы, кстати, немного отвлеклись от темы. Я хочу, чтобы ты для начала поклялся в том, что будешь действовать лишь во благо этого мира. А также я начну обучать тебя, чтобы со временем ты стал моим помощником, а потом, может, создал и свой собственный мир.

Женька потешно фыркнула во сне и обхватила мои колени своими худенькими ручонками. Я почувствовал себя виноватым, заметив подживающие синяки от падений и случайных встреч с предметами мебели и углами. Я не смог ее уберечь...

— У меня есть выбор? — поднял я взгляд на Демиурга.

В его глазах я впервые приметил нечто странное: прежде синие глаза поблекли почти до бесцветности. Такое ведь бывает у безумцев. Но может ли Демиург сойти с ума?

— А что, какие-то проблемы? Конечно, ты немного староват для учебы, но это означает лишь, что придется уделять тебе больше времени и внимания, — самодовольно улыбнулся Кес.

Я подавил раздражение, погладив Женьку по лицу. Какая же у нее гладкая и нежная кожа. Как быстро на ней проявляются синяки. И как долго они не сходят.

— Я должен заботиться о ней. Присматривать каждую секунду, чтобы уберечь. Она слишком беспомощна, беззащитна. Я помню свою клятву, но Женя — самое важное для меня.

Мой собеседник раздраженно поморщился, но все же оставил свои комментарии при себе. И правильно сделал. Я не стану сдерживаться.

— А если я верну ей зрение? Ты ведь тогда сможешь оставить ее на попечение своих дроу и того дракона, что приютил в замке. Она будет под присмотром, а ты в это время займешься действительно важными вещами.

Он вернет ей зрение? Надо же, какая услуга. А почему он допустил, чтобы ее так искалечили? Он ведь всемогущий вроде как. Он должен был защитить ее! Он должен был!

— Даже если ты вылечишь ее, мне все равно необходимо быть с ней рядом. Она нужна мне едва ли не больше, чем я ей.

Кес выругался. На секунду его лицо, искаженное гневом, утратило свое обычное выражение превосходства, надменности и презрения. Таким омерзительным и вызывающим отвращение я его еще никогда не видел. Удивленный подобным зрелищем, я мгновенно остыл.

— Ладно, я проявлю терпение и понимание, — заметив мой пристальный взгляд, пошел на мировую Кес. — Двенадцать часов в день ты посвящаешь мне, а остальное время занимаешься чем пожелаешь. И один день в неделю — выходной от меня. Такие условия тебя устраивают?

— Договорились.

Женька

Открыв глаза, я взвыла от боли. Мне показалось, что перед глазами взорвалась световая бомба.

— Женька? Что случилось?

Паника в голосе Дарелина согрела мне сердце. Волнуется, значит, любит, ведь так?

Через мгновение я почувствовала, как он осторожно, я бы даже сказала нежно, взял мое лицо в ладони и большими пальцами стер выступившие слезы. Даже покалывание в шее от неудобной 'молитвенной' позы перестало ощущаться.

— Что с тобой? Кошмар приснился? — хрипло прошептал он.

— Я глаза открыла, и это оказалось так больно! Почему? Мне стало хуже?

Услышав в ответ смех, я так разозлилась, что попыталась заехать наглецу в лоб кулаком, но получилось в нос. Бесчувственный чурбан ойкнул и отпрянул от меня, обозвав заразой. Это я-то зараза? Я хоть не смеюсь над больными! А вдруг мне резко стало хуже, и я скоро умру?!

— За что? — обиженно прогнусавил он, все еще похрюкивая от смеха.

— Не смей смеяться надо мной! Скотина! Я тут страдаю, может, умираю, а ты хохочешь! А ведь если я коньки отброшу, тебе тоже не поздоровится!

Он снова рассмеялся и повалил меня на кровать, прижав своим телом. Я затаила дыхание — так это оказалось приятно и волнующе.

— Дурочка! Тебе не стало хуже! Совсем наоборот, твое зрение восстановилось. Просто твои глаза отвыкли. Некоторое время будет больно, ты уж потерпи, ладно?

Я почувствовала, как он осторожно поцеловал меня в глаза, и... растаяла. Обхватив руками его шею, осторожно поцеловала, надеясь, что эти чувства взаимны. Попала я в нос, но Дарелин, тяжело задышав, прижался своими губами к моим. Мне показалось, что я схватилась руками за оголенные провода. Но боже, как же это приятно!

Одной рукой я зарылась в его волосы, а второй приступила к неспешному исследованию оголенной спины. Как хорошо, что Дарик спит в одних штанах! Такое прятать — просто грех! Широкие сильные плечи и спина, гладкая кожа, под которой ощущаются стальные мышцы. Он действительно бог, каковым его считают дроу!

Почувствовав, что начинаю задыхаться, я слегка потянула Дарелина за волосы, и он отстранился от меня.

— Женька... ты... я...

Дышал он так же тяжело, как и я, но чувствовал ли он такое же желание — словно сжигающее изнутри?

— Поцелуй меня еще, Дар. Еще! Прошу тебя...

Он еле слышно застонал, но просьбу выполнил, подарив столь жаркий поцелуй, что я не сдержала стона. Мне хотелось большего!

Я начала руками касаться его груди, краешком сознания восхищаясь колечками коротеньких волос, бархатистой кожей, замечательным прессом. Я так увлеклась поцелуем и исследовательским процессом, что не заметила, как моя ночная рубашка оказалась задрана до подбородка, а правая рука Дарелина легла на мою грудь. Жаркая волна наслаждения чуть не смыла остатки разума. Помогло лишь то, что Дарик прервал поцелуй, вызвав у меня этим недовольный стон.

— Женя, сокровище мое, малышка моя, лучше сейчас остановиться... боже, как у меня только язык поворачивается... Если ты немедленно не прекратишь так меня трогать, я потеряю контроль над собой и... — хрипло пробормотал он.

— Я хочу, чтобы ты потерял контроль. Я хочу тебя. Я люблю тебя, — прошептала я ему на ухо. Дарелин еле слышно застонал, словно его пытали, и попытался вырваться из моих объятий. Но отпустить его я уже не могла. Мне начало казаться, что я погибну, сгорю изнутри, если он не поцелует меня, если не позволит себе гораздо большее. Поэтому я осторожно прикусила его мочку уха и вцепилась рукой в пояс его штанов. Дарик тихо охнул и сдался. Пробормотав что-то, он впился поцелуем мне в шею и начал спускаться ниже, целуя плечи, ключицы, грудь...

— Только не останавливайся, любимый, только не останавливайся, — простонала я, надеясь, что это продлится целую вечность.

Главное, чтобы никто не помешал!

Зрение вернулось ко мне окончательно, хотя глаза еще немного резало и щипало. Смаргивая выступившие слезы счастья и боли, я любовалась Дарелином, заснувшим рядом. Ниже пояса его прикрывала мятая, и даже, кажется, влажная простыня. Торс же остался оголенным. Его грудь, покрытая золотистыми волосами, равномерно вздымалась, навевая на меня покой. Дарелин красив. Я бы даже сказала, что прекрасен. И, самое удивительное, он настолько хорош, что я даже не почувствовала боли, хотя это был мой самый первый раз.

Счастливо вздохнув, я подобралась поближе к Дарику, обхватила его руками и ногами, а голову положила на грудь. Получилось так уютно, что меня начало немедленно клонить в сон, но сын демиурга все испортил.

— Нам не стоило этого делать, Женя, — вздохнул он. — Не стоило.

Я уже была готова на него обидеться, но решила не омрачать хорошее настроение.

— Тебе что, не понравилось? А я в восторге. Это было восхитительно, волшебно, блестяще, невероятно...

Он заткнул мне рот своей ладонью, не давая выразить весь восторг от произошедшего.

— Женя, то, что произошло... это все, конечно, здорово и прекрасно, но мы... Тьма, мы ведь даже не предохранялись! Тебе в голову не приходило, что ты можешь забеременеть? А если это случится, то что мы будем делать?! — прокричал он, вновь придавливая меня к кровати и нависая каменной скалой. Только в этот раз я уже не чувствовала ни возбуждения, ни радости.

— Что за дурацкие вопросы? Забеременею — рожу. Или ты против детей? — бросила я ему.

Дарелин пробуравил меня настолько мрачным взглядом, что захотелось исчезнуть. А еще расплакаться от обиды. Зачем он все испортил? Было так хорошо!

— А ты не подумала о том, что мы все еще связаны? Так что все эти замечательные ощущения, которые ты испытаешь во время родов, мне тоже придется пережить. А я к подобному не готов! Я не хочу рожать! А еще я не хочу, чтобы меня девять месяцев тошнило, не хочу, чтобы постоянно болели ноги и спина. Я не хочу, слышишь?!

Он так кричал на меня, что я не выдержала и расплакалась. От его слов стало невыносимо больно и обидно. Захотелось свернуться в клубочек, забраться в тихое темное место и там плакать и скулить от этой боли и жалости к себе.

— Женька, только не плачь! Не надо плакать. Прости меня, я дурак, я кретин полный. Ты мне сделала такой подарок, а я повел себя как осел. Ну прости, пожалуйста. Ну хочешь, побей, только прости, Женечка, — тут же сменил пластинку Дарелин.

Он попытался обнять меня, но я сопротивлялась, как могла, отталкивая его руками и пытаясь лягнуть.

— Уходи! Уйди! Я хочу побыть одна! Убирайся!

Я почувствовала, как он поднялся с кровати, и с облегчением залезла под одеяло, мечтая спрятаться от всего мира. И все же я услышала, как он подошел к двери, как нерешительно потоптался и тяжело вздохнул.

— Женя...