Бабочка под стеклом

— Я не цепляюсь, просто я наблюдательный человек. Я всё подмечаю, даже мелочи. — Он за руку её взял, и Марине пришлось диван обойти, чтобы рядом с ним сесть. Правда, долго ей сидеть не пришлось, уже минут через пять они непонятным образом оказались на полу. Дима кофту на ней задрал, и Марина рассмеялась, когда ворсинки ковра спину защекотали.

— Обо мне думай, больше ни о ком, — зашептал Гранович ей на ухо, губами потёрся, и перекатился на бок. Целовались, Марина ногу на его бедро закинула, но прежде чем успела оказаться на Димке, вдруг почувствовала чей-то взгляд. Замерла, глаза открыла, но не успела до конца понять, что происходит, совсем рядом раздался голос дочери.

— Что вы делаете?

Диму словно током ударило. Он от Марины шарахнулся, и глаза поднял, увидел Эльку, стоящую на лестнице. Что именно они делали, она вряд ли видеть могла, ей обзор диван закрывал, но копошащихся на полу мать и дядю Диму рассмотрела. Марина тем временем руки его от себя оттолкнула и резко выпрямилась, пригладила волосы. А ладонью тело Грановича к полу пригвоздила.

— Ты почему не спишь? — поинтересовалась она у дочери, и попыталась взглянуть строго, прогоняя из глаз растерянность и пустоту.

Эля ручкой на перила облокотилась, разглядывая мать.

— Я не могу уснуть без Сёмы. Мама, ты его видела?

— Нет, — Марина отчаянно замотала головой.

— Нужно его найти. Вдруг он потерялся?

— Эля, он уже спит где-нибудь.

— Где?

Спокойно, глубокий вдох.

— Где-нибудь, где ему тепло и удобно. Возвращайся в постель немедленно.

Элька ногой по краю ступеньки поводила.

— Дядя Дима заболел?

Марина кинула на притихшего Грановича испуганный взгляд.

— Нет.

— А чего он на полу лежит? Он упал? Ты его толкнула?

Димкина грудь под её ладонью затряслась от беззвучного смеха.

— Нет, малыш, мы опять уронили ёлку, собираем игрушки.

— Да? — Эля ещё на ступеньку спустилась. — Я вам помогу!

— Эля, возвращайся в постель, не серди меня!

Девочка насупилась.

— Ну, мама!

— Немедленно.

— Я просто хотела помочь.

Марина решила, что перегибать не стоит и сделала попытку улыбнуться.

— Я знаю, родная, но мы уже всё собрали и идём спать. Я к тебе зайду через пять минут, поцелую перед сном.

Элька ещё пооглядывалась, выискивая взглядом котёнка, а после с топотом унеслась наверх. Марина выдохнула и без сил опустилась рядом с Димкой на ковёр. Лицо к его груди склонила.

— Это кошмар какой-то.

Гранович засмеялся уже в полный голос.

— Нам ещё повезло, что это был не Антон. Что-то мне подсказывает, что он сходу бы разобрался, чем мы с тобой тут занимались.

Марина голову подняла и невинно посмотрела.

— Не понимаю, о чём ты говоришь. На ковре, в гостиной, перед ёлкой... Я просто делала тебе искусственное дыхание.

— Ну да, ну да, — посмеиваясь, проговорил он, наблюдая, как Марина поднимается. Она к лестнице направилась, а Дима поинтересовался: — А меня придёшь перед сном поцеловать?

Марина оглянулась через плечо.

— Обязательно. При условии, что ты уже будешь в постели.

— Через пять минут, — пообещал он.

— Какая невероятная тишина, — проговорил Гранович, прислушиваясь. — Никогда не думал, что тишина может быть такой приятной.

Марина понимающе улыбнулась.

— Да, когда дети уезжают, мне тоже не по себе становится. Так непривычно тихо.

Дима зашевелился, всколыхнув воду в ванне, руки на бортики положил, а голову у Марины на груди устроил. Улыбнулся, когда рука Марины по его груди прошлась. Она сидела позади него, ногами за талию обнимала, и то и дело прикасалась к нему, гладила, дотрагивалась, разглядывая в нём что-то, находясь в более выгодном положении, чем он. Грановичу же оставалось лишь лежать и удовольствие получать. Правда, заговорить вот решил.

Марина островок пены от его плеча отогнала, после чего запустила мокрые пальцы в волосы Дмитрия.

— А с чего это вдруг он решил детей среди недели забрать?

Марина плечами пожала.

— Может, соскучился?

Гранович сдержал скептическую усмешку.

— Или внял твоим уговорам. Ты ведь уговаривала?

— Нет, — слегка возмутилась Марина.

— Уговаривала.

— Дим, он их отец!

— Знаю. И ты хочешь, чтобы они общались, как можно больше.

— Не как можно больше, а просто общались. Это ведь нормально.

— Наверное.

— Наверное? — удивилась она. — Ты когда маленьким был, папу любил?

Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.

— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец — военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.

— Начал ему противостоять?

— Скорее революцию устроил. И стал самым большим отцовским разочарованием. Два года в военном училище, после чего я ясно дал ему понять, что военным не буду.

Марина не на шутку заинтересовалась.

— Как?

А Дима плечом дёрнул.

— Перестал учиться, и из училища меня, в итоге, вышибли. Отец был в ярости. А уж когда я на экономический факультет без всяких проблем поступил и в армию не пошёл, отец со мной разговаривать перестал.

— А сейчас?

— Да уж сколько лет прошло. После смерти мамы помирились. Это тринадцать лет назад было. Сейчас отец уже генерал, в Москве живёт, у него новая семья. Девчонкам-близнецам по десять лет.

Марина попыталась в лицо ему заглянуть.

— Правда? А ты с ними общаешься?

— Ну, бывает заезжаю на праздники... раз или два в год.

— Вы же в одном городе живёте!

— И что? Марина, у него жена, можно сказать, моя ровесница. У них своя семья, зачем им я? Чтобы смущать? Нет уж, я никогда и никому не навязываюсь.

Марина усмехнулась, за шею его обняла и в щёку поцеловала.

— Одинокий волк!

— Марин, он до сих пор мне простить не может, что я по его стопам не пошёл. А какой из меня военный? Я для этого слишком люблю комфорт.

— И деньги, — подсказала Марина.

Гранович фыркнул.

— А что в этом плохого? Вот если бы я их любил, но не умел зарабатывать — это одно, а так... Они мне взаимностью отвечают, и я этому очень рад.

Марина скрутила из его влажных волос на макушке небольшие рожки. И голову повернула, когда краем глаза заметила, что дверь чуть приоткрылась. Семён в ванную зашёл, на коврик присел и теперь таращил на них глаза, а когда Марина на него внимание обратила, жалобно мяукнул. Дима тоже глянул в его сторону, и решил возмутиться:

— Ну-ка брысь отсюда! Мал ещё, чтобы подглядывать. — И водой на котёнка брызнул. Тот зашипел, в сторону отскочил, и шмыгнул в дверную щель.

Марина Грановича по плечу ладонью шлёпнула.

— Что ты его напугал?

— Пусть учится стучать, прежде чем без спроса входить. — Он снова зашевелился, сел повыше, и теперь Марина его за плечи обнимала. Щекой к влажной коже прижалась, пальцем поводила, и тогда уже, набравшись решимости, попросила:

— Дим, расскажи мне о своей жене.

— Это что, вечер откровений?

— Да, — важно ответила она.

— Лучше бы дети дома остались.

— Расскажи, — затормошила она его.

А Гранович кран с горячей водой открыл, руку под струю подставил, явно время тянул. Правда, после паузы начал говорить.

— Обычная жена. Поженились, через три года развелись. Я бы даже не сказал, что мы с ней часто виделись.

— Ты пропадал на работе, да?

— И я, и она. Мы оба были больше заняты карьерой, чем семейной жизнью. Просто была женщина, с которой у меня формально был общий дом. Даже секс не всегда был совместный, а дом был.

Марина его по затылку шлёпнула.

— Всё, я не хочу больше ничего знать. Это гадко.

Гранович рассмеялся.

— Ты же сама спросила!

— А ты мне гадость сказал. Специально, да?

— Да нет. Но, Мариш, мы иногда с ней по две недели не пересекались, вот сама и думай.

— Что это за семья такая?

— А я про семью не говорил, я говорил про жену. Когда развелись, я даже особой разницы не заметил. Только квартиру пришлось новую искать.

Марина навалилась на его спину, обхватив руками Димкины плечи.

— Мы с тобой такие разные, — сказала она негромко.

Он кран закрыл.

— Разве это плохо?

— Я не знаю.

— У тебя вот была нормальная семья, как ты думала. Именно семья. Но закончилось всё не радужно, только сложнее. Теперь вот ты уговариваешь бывшего мужа про детей не забывать.

— Я не уговариваю! Игорь детей любит, просто...

— Просто сейчас ему не до них. Вот знаешь, может, это ужасно, но я его понимаю. Не оправдываю и не поддерживаю, но понимаю. У него в башке сейчас, наверняка, такой бедлам.

— У меня тоже был бедлам, но я не имею права думать только о себе, у меня дети. Так почему он так не может?

— Потому что он слабее тебя. И растерян он больше.

— Да уж, — Марина криво улыбнулась. — Вот только это он нас бросил.

— Влияние момента, страсть, а потом раскаялся.

— Почему ты думаешь, что он раскаялся?

— Наверное, потому, что знаю. Это пока ему грезилось и мечталось, хорошо было, а когда случилось, когда каждый день рядом со своей мечтой...

— С Дашей, — подсказала Марина, а Димка отмахнулся.

— Да какая разница, как её зовут? Вот когда с ней каждый день, просыпаешься и засыпаешь, когда она тебя супом кормит на обед, а вкус непривычный, когда рубашки тебе гладит, а тебе что-то не так, какая-то мелочь, глупость, но всё равно не так, вот тогда и приходит в голову: а на черта я всё это сделал? Но зачастую уже поздно, да и стыдно назад возвращаться. Думаешь, Игорь твой этих мыслей избежал?

— Он не мой, Дим.

— Ну да, ну да, — пробормотал он в задумчивости.

— Сейчас уже на самом деле поздно. И мечта его совсем не Даша, у него другая цель. А Даша лишь средство.

— Ты к нему жестока.

— Нет, я говорю, что есть. Он настроил себе планов, он говорит о будущем, он говорит о деньгах. Вот чего он хочет. Денег и респектабельности.

— Но это ведь не плохо, Марин.

— Это плохо. — Марина к нему наклонилась. — Плохо, Дим. Потому что ради своей цели он готов пойти на всё. Он даже от детей и от меня отказался, только потому, что рядом с Дашей, из-за её брата, у него шансов больше. Это нормально, по-твоему? А Игорь, он... — Она несколько секунд подбирала слова. — Ему не дано большими деньгами распоряжаться. У него смекалки на это не хватит, умения рисковать, просто-напросто опыта. Он больших денег и в руках-то никогда не держал.

— Ты слишком зла на него.

— Я имею на это право, — проговорила Марина тихо, и руки разжала, когда Дима подниматься стал. Из ванны вылез, вытирался, а Марина наблюдала за ним, чувствуя неловкость из-за того, чем закончился их разговор. Ей совсем не хотелось говорить сегодня об Игоре. А то, что Димка старался не подавать вида, что ему этот разговор неприятен, ещё больше Марину смущало. — Извини, — сказала она, в конце концов, подавая ему руку. Он помог ей подняться и в полотенце завернул. — Не будем больше об этом говорить.

— Почему? Если тебя это волнует...

— Не волнует. Наверное, ты прав, я просто злюсь. И даже не на него, а из-за его поступков. Я ведь знаю, как для него лучше, мы столько лет вместе прожили, но Игорь теперь меня не слушает, отмахивается, а я знаю, что после локти кусать будет.

— Так пусть кусает. Это его жизнь, Марин. Его! А не твоя. И его ошибки на тебе теперь никак не скажутся.

— Но они скажутся на детях!

— Каким образом? Тем, что он из-за возможных проблем общаться с ними прекратит? Ну, давай, тяни его тогда на себе, всю оставшуюся жизнь, учи уму-разуму, пока он не пошлёт тебя куда подальше. Ты этого добиваешься? Он не хочет тебя слушать, понимаешь? Тем более сейчас. Ты для него, как красная тряпка для быка.

Марина волосы вытирала и Грановича слушала. Его слова ей не очень нравились, но правда в них была, отмахнуться не получалось.

— Да, бывшая жена.

— Да не в этом дело. А в том, что он, уходя в свою новую расчудесную жизнь, тебя позади оставлял, а вышло так, что ты на повороте его обошла. Пока он раздумывает делать ли ему первый шаг, ты уже живёшь в своём доме, ты довольно улыбаешься, и даже можешь позволить себе не работать. И деньги его, миллионы будущие, его детям уже не нужны. И всё это ты получила просто так. И думаешь, что он тебя слушать будет? Вот я и говорю — не лезь к нему.

— А как же дети?

— И это твой бывший муж пусть решает сам. Ему не пять лет, как Эльке. Он уже вполне трезво может оценивать свои возможности и желания. Твоё дело — детям о папе рассказывать, а уж как он будет с ними общаться... — Гранович полотенце на бёдрах повыше подтянул, после чего руками развёл. — Антон — взрослый парень, и он всё давно понимает. Он тебя любит, Марин. Тебя он любит больше всех на свете, и на отца злится не потому, что тот вас всех бросил, а потому что тебя не любит. Я ведь прав? Это ещё до вашего с Игорем развода началось.

— Откуда ты знаешь?

— Из рассказов Антона понял. Но он всё равно с ним общается, и тебе влезать в это не стоит, они сами разберутся. И если твой бывший всё окончательно не испортит, то, думаю, со временем они найдут общий язык. Но даже если нет, ты ничего сделать не сможешь. У Антона здесь, — Дима себя пальцем по лбу постучал, — уже всё сложилось. И всё не так плохо, как тебе кажется. Тебе повезло, у тебя разумный парень растёт. И он точно не мечтатель, как его папаша.

— Хорошо, если так, — проговорила Марина себе под нос, и из ванной вслед за Димкой вышла.

— Семён, кыш! — Гранович в спальню вошёл, увидел котёнка, уютно устроившегося на подушках, и рукой махнул, думая, что тот испугается и сбежит. Но Сёма только глаз один приоткрыл, на возмутителя спокойствия безразлично посмотрел, и снова пристроил мордочку на сложенных крест-накрест лапках. — Ты посмотри, он окончательно обнаглел.

Марина рассмеялась, котёнка со своей подушки сняла и переложила в кресло.

— Дим, а ты тоже видишь, что Антон на папу похож? На моего, в смысле?

— Вижу.

— И я этому рада. Я и поверила-то, что он мой отец, потому что сходство это уловила. Так просто такого не случается. — Марина за резной ширмой спряталась и надела новую ночную рубашку, купленную именно для этого вечера. В зеркало на себя посмотрела и поневоле улыбнулась. Тонкое кружево холодило кожу и прилегало к груди, соблазнительно её приподнимая. И хоть стоила эта вещица невероятных, по мнению Марины, денег, но увидев её вчера в магазине, с первого взгляда поняла, что она ей просто, как воздух, необходима. Чтобы почувствовать себя красивой и стереть из памяти образ идеальной Натальи. Из-за ширмы вышла, руку в бок упёрла и кинула на Грановича вызывающий взгляд. — Ну как?

— Ух ты. — Его оценивающий взгляд опустился до самых пальцев её босых ног, после чего снова к груди вернулся. — Красота.

— Я старалась.

— Теперь, как я понимаю, моя очередь стараться? — Пальцем её поманил. — Иди сюда.

Она шутливо нахмурилась.

— Зачем это? Чтобы ты её помял, или вообще снял? Нет уж, любуйся издалека.