Бабочка под стеклом

Бабочка под стеклом

Что делать, если муж завёл любовницу? Молодую, красивую, и никакие доводы на него уже не действуют, он ещё и оправдания себе находит. А ты остаёшься растерянная, разбитая и, кажется, что никому нет никакого дела до того, как ты с этим справляться будешь. Ведь муж-то любимый, и за долгие годы брака родным стал... Но ведь известно, что жизнь иногда преподносит сюрпризы, порой настолько удивительные, что они заставляют позабыть обо всех недавних неприятностях. И жизнь начинает играть новыми красками, и появляется кто-то другой, кто-то важный, тот самый мужчина, который заставляет тебя понять: а муж-то прав был, и пора начинать всё сначала!

Он стоял, казалось бы в расслабленной позе — плечи опущены, руки в глубоких карманах куртки, смотрел исподлобья, старался не особо высовываться из-за дерева, чтобы не быть замеченным. Не обращал внимания на прохожих, некоторые из которых даже замечания не ленились ему делать. Возмущались, что он посреди тротуара стоит и всем мешает. А он стоял, и не реагировал на все недовольные высказывания, даже не подумал с места сдвинуться. Ему важно было остаться незамеченным. Подтянул лямки школьного рюкзака, что плечи оттягивал, а потом некрасиво сплюнул на тротуар. Растёр плевок подошвой ботинка, бросил ещё один взгляд в интересующую его сторону, брови сдвинул, а когда в кармане мобильный телефон ожил, тут же полез за ним, в один момент переполошившись. За деревом спрятался, к стволу плечом привалившись, и в трубку проговорил:

— Да, мам.

— Опять "мам"? Антон, я просила тебя из школы сразу идти домой.

— Так я иду.

— Правда? Ты полтора часа уже идёшь.

— Да иду я, иду.

— Так иди. Уроки сделай, пообедай и Эльку из сада забери.

— Я всё знаю.

— Очень хорошо.

— Мам.

— Что?

Он из-за дерева выглянул, расстроенный вздох подавил и пробормотал:

— Ничего. Я всё сделаю.

— У тебя что-то случилось, да?

— Нет.

— Антон! Что ты натворил?

— Да, правда, ничего! Я иду домой.

— Двойку получил?

— Тройку, — успокоил он. — Так что, всё в моей жизни хорошо. — К своему облегчению услышал, что мать усмехнулась.

— Да уж, ты у меня гений.

— Правда, гений, — заверил он её, развеселившись. — Ты ещё гордиться мной будешь.

— Я уже горжусь. И не забудь Эльку супом накормить.

Выключив телефон, Антон не глядя сунул его обратно в карман, и легко перепрыгивая через лужи, вприпрыжку рванул по тротуару в сторону автобусной остановки. В ожидании автобуса таращился на огромный рекламный щит, который извещал о скором открытии огромного гипермаркета, первого в их городе. Эта новость уже давно будоражила общественность, уже год, с тех самых пор, как площадку под строительство начали ровнять практически в черте города. Строительство поражало размахом, а то, что в итоге получилось, разжигало любопытство граждан. Огромный торговый комплекс был построен и отделка почти завершена. Все с любопытством поглядывали, ждали открытия, а в процессе этого ожидания ругали городскую власть за то, что позволяют хапугам-бизнесменам наживаться на простых людях. Всё это Антон слышал чуть ли не каждый день — и дома, и по телевизору, из городских новостей, и просто на улице или в автобусе. Открытие гипермаркета "Стэлс" стало в городе одной из главных, обсуждаемых новостей в последние месяцы. Антона все эти разговоры волновали мало: какое двенадцатилетнему мальчишке дело до хапуг-бизнесменов, в самом-то деле? Но оказаться внутри такого большого магазина всё-таки будет интересно.

Очутившись во дворе своего дома, пришлось притормозить.

— Антох, ты гулять выйдешь?

Антон помялся, ногой упёрся в низкий газонный заборчик, и неопределённо пожал плечами.

— Мне Эльку забрать надо через час, — сказал он, обращаясь к друзьям, устроившимся на детской площадке.

— А потом?

— Когда мама с работы придёт. Витька, слушай, ты геометрию сделал? Дашь списать завтра?

— Легко.

— Антон!

Он обернулся, увидел отца, стоявшего у своей машины. Видимо, он только подъехал, стоял, уперев руки в бока и на сына смотрел. Потом рукой махнул, подзывая Антона.

— Иди сюда. Долго тебя ждать?

Антон носом шмыгнул, его разглядывая, потом не торопясь подошёл, намеренно шаркая ногами по асфальту. К отцу приглядывался, также исподлобья, как совсем недавно, подсматривая за тем из-за дерева. Случайно в лужу угодил и из-под его ноги взметнулся фонтан брызг. Отец дал ему лёгкий подзатыльник, когда он подошёл.

— Вот чего делаешь? Все штаны сырые.

— Я случайно.

— Случайно он. У матери чего телефон выключен? Дозвониться не могу.

Антон плечами пожал.

— Она мне звонила недавно. Опять разрядился, наверное. — Голову поднял, чтобы отцу в лицо посмотреть. Тот недовольно кривил губы, потом рукой смахнул со лба чёлку. Раздумывал о чём-то, и Антон совсем не удивился, когда услышал:

— Скажешь ей, что меня за город вызвали, выгодный заказ. Надо машину одну забрать... В общем, скажешь, — он посмотрел строже, — что я поздно буду. Понял?

— Понял. А денег дадут?

— Я тебе по шее дам, будешь такие вопросы задавать. Не дорос ещё.

— Ты же обещал новый телефон.

— Ага, обещал. За твои двойки я тебе телефоны покупать буду. Иди домой. Эльку покормить не забудь.

— Не забуду, — буркнул Антон и пошёл к подъезду. В дверях оглянулся, понаблюдал, как отец со двора выезжает. А потом громко хлопнул дверью, спугнув соседского кота.

— Я гулять хочу, — хныкала Элька всю дорогу от детского сада до дома. Антону приходилось тащить её за собой, как на буксире, да ещё плюшевого медвежонка четырёхлетней сестры самому нести. Подмышкой его зажал и не реагировал ни на какие жалобы мелкой. — На качели.

— Элька, ты достала, — наконец не выдержал он.

Малышка остановилась и топнула ножкой, обутой в красный сапожок.

— Хочу.

— Да хоти ты чего хочешь.

— Я маме пожалуюсь. Ты меня не любишь.

— А я маме пожалуюсь, что ты праздничное платье молоком облила. Что, съела?

Некоторое время они шли молча, Элька выразительно пыхтела, разобидевшись на старшего брата, но на качели больше не просилась. Правда, оказавшись недалеко от дома, остановилась, и руки к Антону потянула.

— Я устала.

Антон головой качнул, раздосадованный её поведением, но всё-таки на руки её взял, правда, весь выгнулся, с трудом девочку удерживая. До своего подъезда сестру донёс и опустил на землю.

— Всё, пришли.

Элька выглядела довольной, словно он её не двадцать метров нёс, а от самого садика. Сама ему руку дала и медведя своего забрала. Но в хорошем настроении она пребывала недолго, как раз до того момента, как Антон перед ней тарелку с супом поставил. Эля тут же вывернула нижнюю губу и решительно заявила:

— Не хочу суп.

— Ешь.

— Не буду.

Антон откусил хлеба, прожевал и снова сказал:

— Ешь. Мама сказала, чтобы ты ела.

— А когда мама придёт?

— Скоро.

— Когда скоро?

Антон свирепо уставился на младшую сестру.

— Я же сказал, скоро. Ешь суп.

— Там лук.

— Нет там лука.

— Есть, я его вижу. И морковь.

— И картошка, — подсказал ей мальчик. — Хочешь, стакан воды? Там ничего нет.

— Хочу.

Когда в прихожей хлопнула дверь, Антон уже готов был потерять терпение. Выбежал в прихожую, матери на встречу, и с ходу заявил:

— Мам, давай её кому-нибудь подарим. Это мелкий монстрик.

Марина Сельцова на сына взглянула и сказала, ставя пакет с продуктами на стул:

— Замечательное начало вечера.

Послышался жуткий топот, Элька пронеслась по узкому коридору с криком:

— Мама! — и налетела на ту, обняв за ноги.

Марина рассмеялась.

— Привет, солнышко. Ты соскучилась?

Антон взял со стула пакет с покупками и понёс его на кухню, разбирать.

— Вы ужинаете? Отлично.

— Я не хочу суп!

— У тебя пять минут, чтобы всё доесть — и иди мультики смотреть.

— Мама!..

— Эля. Быстро.

Антон на сестру через плечо оглянулся, с улыбкой, и показал той её любимый йогурт, который из пакета достал. Элька тут же руки к нему потянула, но ей снова указали на полную тарелку супа. Марина сына от холодильника отодвинула, по волосам его потрепала, и сказала:

— Сядь и поешь спокойно. Уроки сделал?

— Да, мам, — не моргнув глазом, соврал Антон, зная, что мать проверять не станет.

— Молодец. — В холодильник залезла, открыла кастрюлю с котлетами, секунду собиралась с мыслями, потом спросила у сына, не оборачиваясь: — Отец на обед не приезжал?

— Был, — ответил Антон с набитым ртом. — Но не обедал. Сказал, у него работа за городом. Поздно приедет.

— Ясно... — Марина очень надеялась, что ничем себя не выдаст. Улыбку на лицо нацепила и к детям повернулась. — Тош, вы доедайте, а я переоденусь. Эльке йогурт потом дай.

Сын кивнул, не отрывая взгляда от тарелки.

Марина прошла в комнату, по пути убрала детские вещи, которые, как их не убирай, постоянно появлялись то тут, то там. Свет в спальне включила и остановилась, уставившись пустым взглядом на дверь, которую сама же и прикрыла. Медленно, трясущимися пальцами расстёгивала маленькие пуговки на офисной белоснежной блузке, и мысленно умоляла себя не паниковать. Паника — плохой советчик. И нельзя, чтобы дети заметили её подавленное состояние. В самом деле, ну что такого — муж загулял. Не она первая, не она последняя. Нужно только перетерпеть, где-то взять мудрости и терпения, чтобы с достоинством выйти из этой ситуации. В конце концов, у них дети... Игорь не может этого не понимать.

Они были вместе много лет. Первая любовь, школьные годы чудесные, Марина всё помнила, и гордилась тем, что у них с Игорем всё не как у других. Друзья и приятели почти все развелись, со своими подругами тех лет давно разбежались, а они, можно сказать, единственные, кто выбрал верную дорогу, и следуют ею до сих пор. Марина часто вспоминала свой школьный выпускной, на котором Игорь появился с цветами и шикарно сделал ей предложение, в любви признавался, совершенно никого не стесняясь, правда, вскоре его забрали в армию и она два года писала ему письма, ждала, любила. Как же она его любила... И он её любил, в этом она не сомневалась, а какое счастье на неё обрушилось, когда он из армии пришёл. Казалось, что всё для них, весь мир. Игорь всегда открыто выражал свои чувства, никогда никого не стеснялся, и ей это так в нём нравилось. Он покорил её своей лёгкостью, которой в ней никогда не было. Марина с самого детства была застенчивой, немного зажатой, не умеющей кричать о своих чувствах на весь мир. Поэтому она Игорем восхищалась. Хоть и смущалась, когда он на глазах у всех её в охапку хватал, чтобы поцеловать, не сумев со своими эмоциями справиться. Но это было так сладко, так романтично. Это была их молодость. Как горько сейчас осознавать, что всё осталось в прошлом.

Лёгкость начала уходить после рождения Антона. Правда, тревогу никто из них не забил, восприняли, как должное. Взрослая жизнь пришла. С её тяготами, проблемами и неразберихой. Ведь они так хотели ребёнка!.. Тогда ещё не важны были жилищные проблемы, и напряжённые отношения со свекровью не сильно волновали. В голове крутилась одна ободряющая, волнующая мысль — у них вся жизнь впереди, всё ещё будет и всё обязательно устроится. Но вместо этого жизнь закрутила, чувства перестали стремиться вверх, как было когда-то. На это не стало времени. Вершина, к которой они стремились, превратилась в ровную поверхность, они топтались на ней, не падали и не разочаровывались, но и ввысь уже не стремились. Они просто жили, как все вокруг, не лучше и не хуже, но всё-таки хотелось верить, что у них-то всё по-особенному, больше Марине хотелось. Надеясь Игоря встряхнуть, напомнить ему о былом, настояла на рождении второго ребёнка. Напоминала постоянно мужу о том, как он Тошкиного появления когда-то ждал, грандиозные планы строил, героическое будущее своему сыну пророчил. Но в этот раз ничего не вышло. То ли Игорь на самом деле изменился, повзрослел, успокоился, даже как-то потух, то ли Марина себя как-то не так вела, но вместо радостного ожидания и возбуждения, пришлось без конца объясняться со свекровью, которая всё ругала их за необдуманность такого шага и показательно облазила с рулеткой всю их небольшую квартирку.

— Безголовые вы оба! Друг у друга на головах жить будете? Да кто в наше время второго рожает?

Марина искренне не понимала, откуда взялось такое яростное сопротивление. Правда, со свекровью у неё всегда были достаточно напряжённые отношения, мать Игоря не горела желанием увидеть её своей невесткой, искренне считала, что сын мог сделать более удачную партию. Марину всегда интересовало, что для её свекрови означает это выражение — удачная партия. На ком, по её мнению, Игорь жениться должен был? Что за более достойная кандидатура у него на горизонте маячила? Да, она сама была из обычной семьи, точнее даже из половины семьи, потому что отца своего она никогда не знала, мама её одна воспитывала, но они не бедствовали, жили спокойно, не ругались. Мама до самой смерти работала в школе, преподавала физику в старших классах, и умерла за год до рождения Эли. Может, ещё и из-за этого Марина захотела второго ребёнка, чтобы хоть как-то восполнить огромную потерю, перебить оглушающую тоску. Ближе мамы в её жизни человека не было, она дня без неё не помнила — без её улыбки, её голоса, её совета, а когда её не стало, оказалось, что отныне всё зависит от Марины, а их маленькой с мамой семьи больше нет. Она очень долго не могла с этим смириться. Замкнулась в себе, отвлекалась только на сына, чем злила мужа, а выбраться из депрессии ей помогло рождение дочери. Она была рада её появлению, она так ждала её, радуясь, что это будет именно дочка. В семье Элькино рождение воспринялось хоть и радостно, но без особого воодушевления со стороны мужа и его родителей. Это было обидно, но Марина всеми силами попыталась обиду эту в себе изжить. Она была лишней, неправильной и горькой. Пыталась убедить себя, что из-за родов стала излишне мнительна, что по большей части себя накручивает, а муж у неё замечательный — не пьёт, не лентяй и её любит. Но жизнь сложная штука, и каждого она под себя ломает под определённым углом. Игорь изменился, он уже не молодой мальчик, и взгляд у него не горит, как прежде. Это тоже нормально, это не то, из-за чего следует переживать, по крайней мере, настолько сильно. В конце концов, они женаты больше десяти лет, это приличный срок. Разве можно рассчитывать на то, что муж всю оставшуюся жизнь будет смотреть на неё влюбленными глазами? Марина всё могла понять — и то, что он остыл, и что устал, и да, у них некоторые проблемы появились, но не смотря на всё это, она мысли не допускала, что Игорь мог завести любовницу. Ведь единственное, на чём стояла её вера все годы их брака, так это то, что он её любит. В этом она никогда не сомневалась, Игорь не уставал ей об этом говорить... В последнее время только устал, по всей видимости.

Всё началось пару месяцев назад. Марина не сразу заметила перемены в поведении мужа. Он очень старался себя ничем не выдать, когда на работе задерживался, оправдывался тем, что важные заказы подвернулись, что, мол, у всех в городе разом машины сломались, а он слесарь-золотая-ручка, не меньше.

— Ну, ты же знаешь, Марин!

Она знала. Конечно, она знала и гордилась тем, что он становится всё более незаменимым в своём автосервисе, что к его мнению прислушиваются, спрашивают совета и даже хозяин сервиса Игоря, без сомнения, ценит. Вот только, вряд ли, Игорю раньше пришло бы в голову надевать на работу наглаженную рубашку и покупать себе новый одеколон, даже ради частых встреч с начальством. Марина долго не хотела верить, но происходящее становилось всё более очевидным. Муж даже разговаривать с ней перестал. Утром быстрее убегал, вечером поздно приходил, в одиночестве ужинал, и спать ложился. Под одеяло нырял, вздыхал довольно, вот только сразу спиной поворачивался, а Марине с каждым днём всё труднее было скрывать слёзы и спящей притворяться. Всё общение свелось к коротким телефонным разговорам, когда он интересовался всё ли в порядке и нужно ли что-нибудь купить.

— Давай сделаем ремонт в детской, — настаивала Марина. — Хотя бы, обои новые поклеим. Игорь! Элька всё изрисовала.

— Да? А ты думаешь, что по новым обоям она рисовать не будет? Вот повзрослеет-поумнеет, тогда и поклеим новые.

Марина не нашла ни одного довода, чтобы ему возразить. Мысленно на поклейку обоев рукой махнула и предложила:

— Тогда давай поедем на выходные за город. Пока у Антона каникулы не кончились. Ты всё лето обещаешь его на рыбалку взять!..

— Я работаю в выходные.

— Почему опять ты? — Марина с претензией на мужа уставилась, видела, как он старается придумать причину, желательно вескую и желательно быстро, а потом к ней подошёл и в щёку поцеловал.

— Марина, ты меня совсем не жалеешь, да? Я работаю, как проклятый. Двоих детей кормить надо, милая моя.

— Правда? Что-то результат твоих трудов я не вижу.

Он тут же разозлился.

— Тебе мало денег? Нет, ты скажи, не стесняйся. Я мало зарабатываю!

Она скомкала в руках кухонное полотенце.

— Не кричи. Дети услышат.

— Мне в моём собственном доме уже и покричать нельзя?

— Я просто не понимаю, чем можно заниматься на работе почти двадцать четыре часа в сутки.

— Ну, я же не в сберкассе работаю, — едко заметил он. — Машины у людей, знаешь ли, круглые сутки ломаются.

— Да, тебе повезло.

Ссора была ни чем не примечательная, если бы не одно но — Игорь заметно томился. И думал не о том, о чём ему говорила Марина, он был далеко в своих мыслях и чувствах. Не дома, не с ней и детьми.

Кажется, она уже готова была запаниковать. Всё труднее был притворяться и изображать безразличие. Игорю подыгрывать. Соглашаться с тем, что он говорит, "не замечать" его вранья, которое становилось всё менее изощрённым и правдоподобным. Их семья разваливалась, а Марина не знала, что предпринять. Даже посоветоваться не с кем. Что предпринимают в таких случаях? Как удержать мужчину, который к тебе остыл, а тебе он так нужен, по-прежнему, без него страшно и холодно? Как заставить его понять это и остаться? На что надавить? Напомнить о том, что у вас дети, и с его стороны просто бессовестно оставить вас...

В этом месте неизменно становилось стыдно и противно. За себя, а не за него.

Кажется, и свекровь знала, что происходит. Потому что Игоря покрывала всеми силами, и когда Марина звонила ей вечерами, тщетно пытаясь разыскать мужа, то Нина Владимировна каждый раз заверяла её, что Игорюша был, но только что уехал.

— Скоро дома будет, жди. Жди, Марина. Что у тебя за привычка дёргать его? Так нельзя с мужем...

Она ждала. И когда Игорь домой всё-таки возвращался, спустя час, а то и два, спрашивать его о чём-то было совершенно бесполезно. Он либо окончательно путался в показаниях и привычно всё сваливал на мать, которая с возрастом стала жутко рассеянной, или вовсе зло отмахивался, и это означало, что они ссорятся. А рядом дети, и если Элька не понимает, то Антон уже начал на отца волком посматривать, и даже огрызался чаще, чем раньше, за что и получал. Игорь возмущался, говорил, что это она сына портит, а Марина никак не осмеливалась сказать, что это его вина, что все уже давно всё поняли и видят. Даже дети.

Но всё равно верить не хотелось. Какая-то другая женщина, которая смогла увлечь её мужа, она теперь у него на сердце, он изменился из-за неё или ради неё. Даже не сразу скажешь, что хуже. А это ведь её муж, родной и такой близкий, по крайней мере, был таким до недавнего времени. И просто так отдать, отпустить... Как же это сложно. Просто принять это, а уж тем более смириться. Смириться с тем, что тебя больше не любят. Что ты сыграла свою роль, что ничего интересного, задевающего душу в тебе не осталось, ты раскрылась перед человеком и теперь вся как на ладони — знакомая и скучная. А ты ведь его любишь, ничего не ушло, а нужно отпустить, а для полной картины, ещё и счастья пожелать, поклявшись, что никаких обид. На что обижаться? Что не любит? Так сердцу, как известно, не прикажешь. Не то, что чужому, но и со своим не справишься. Сердце — оно упрямое.

Правда, Игорь никаких важных разговоров с ней завести не пытался, Марина каждый день ждала, но он молчал и продолжал делать вид, что всё в порядке. Не понятно, то ли выжидал чего, то ли его устраивало всё, как есть, а вот Марина не могла сказать, как долго сможет выдержать. Была в ней такая черта, не совсем приятная для неё же — терпеть она могла долго, но когда ситуация достигала пика, нервы сдавали, срывалась и тогда могла опуститься до банального скандала. Но это всё от переизбытка чувств и переживаний, которые она привыкла прятать ото всех. А когда всё-таки срывалась — после жутко переживала и раскаивалась, но было уже поздно, исправить получалось редко. Вот и сейчас боялась, что ситуация дойдёт до предела и она сорвётся, а рядом дети. Детей не хотелось вмешивать, их хотелось оградить, все силы приложить для этого, но как это сделать, Марина не знала. Ситуация была — хуже не придумаешь. Хоть на крик кричи.

Антон дверь приоткрыл и голову в спальню сунул.

— Мам, там тётя Тома пришла. Ты идёшь?

— Иду. — Марина от сына отвернулась, зажмурилась и приказала себе успокоиться. Сейчас же.

Тамара — соседка по лестничной клетке, часто забегала к ним вечерами, поболтать, посоветоваться или просто чаю попить. Переехала к ним в дом года три назад, и они с Мариной подозрительно быстро нашли общий язык. Тамара была старше Марины на пять лет, и дети её старше были, в круглосуточной опеке давно не нуждались, чем мать злили и волновали. И вечерами, за чашкой чая, она с Мариной как раз и обсуждала проблемы подросткового возраста, с которыми Марине скоро столкнуться придётся. Антон-то подрастает. И о мужьях речь заходила, и о проблемах в семье, и о работе. В общем, обо всём. Общаясь друг с другом, душу отводили. И про Игоря, с которым происходит что-то не то, Марина первой рассказала Тамаре. И даже поплакать себе позволила, правда, постаралась быстро взять себя в руки.

— Вот дурак, — потрясённо качала головой Тома, подругу слушая. Потом за руку ту взяла. — Мариш, ну ты успокойся. Перебесится, может.

— Может, — согласилась Марина, слёзы вытирая. — А мне сейчас, что делать? Терпеть?

Тамара выглядела немного смущённой.

— Хочешь семью сохранить — терпи. По крайней мере, горячку не пори. Ты ведь его любишь?

Марина потеряно кивнула.

— Вот видишь. Но Игорюша — дурак, я даже не ожидала. — На Марину посмотрела. — Вот что ему ещё надо? Где он лучше-то найдёт?

— Уже нашёл, как выяснилось.

— Мужики, — пренебрежительно проговорила Тамара. И тут же голос повысила: — Ты думаешь, мой лучше? Все они одинаковые.

Этот разговор случился около двух месяцев назад, тогда Марина ещё на что-то надеялась, а сейчас, после прошедших недель, по истечении которых ничего не поменялось, даже хуже стало, Марине уже не хотелось ничего обсуждать, ни с кем, если только с мужем, который от неё откровенно бегал. Даже дома появлялся набегами.

На кухню вышла и Тамаре, которая Эльке варенье на хлеб намазывала, улыбнулась.

— Привет.

— Мама, я буду сладкий хлеб есть! — Дочка широко улыбнулась ей, и подпрыгивала от нетерпения, тянула руку к хлебу. Она никак не могла научиться правильно выговаривать слово "бутерброд". И Марина её учила, и Антон, но Элька активно сопротивлялась, в который раз слово коверкала и угрюмо замолкала, и в следующий раз заставить её нелюбимое слово повторить, было очень непросто.

— Ты не наелась за ужином?

— Наелась. Но тут же варенье!

Марина дочке улыбнулась и по волосам её погладила, а когда Элька в комнату побежала, крикнула ей вслед:

— Только на диван не накапай! — На Тамару посмотрела и села за стол. Потом опомнилась: — Чай будешь?

Тома рукой на неё махнула.

— Я дома пила. Давай, рассказывай. Опять не пришёл?

— Антону сказал, что вернётся поздно. У него работа.

— Конечно, работа. — Тамара выразительно скривилась. — Знаем, мы его работу! Вот ведь гад какой, Марина, уже ребёнку врёт. Поговори ты с ним, что ли!

Марина глаза отвела.

— Я боюсь.

— Но терпеть это дальше уже нельзя. Он скоро вообще дома появляться не будет, а ты будешь молчать?

— Не знаю.

— Даже интересно, что он там за принцессу себе нашёл, — Тамара только руками развела. — Молоденькую, наверное. Свиристелку. Без детей, без проблем. Правильно, зачем ему жена?

— Мне кажется, Антон что-то подозревает.

— Так правильно, не маленький уже. Чувствует.

Марина грустно кивнула.

— Поговори с Игорем, — посоветовала ей Тамара перед уходом. — И не просто поговори, а поставь его на место. Мозги-то должны быть у человека, в конце-то концов. Ну, хочется мужику погулять, но зачем это делать так открыто? Так только дураки поступают!

Или те, кто сохранять семью не хотят, добавила Марина про себя, вот только смелости не хватило, вслух это произнести. Даже подруге об этом сказать было страшно.

— Мама, Антон не хочет со мной в компьютер играть! — Эля влезла на диван и к Марине потянулась, требуя, чтобы та её пожалела. Марина обняла, поцеловала и принялась Эльке косички расплетать.

— Ну, он, наверное, занят, родная. Антон ведь уже взрослый, почти, и дела у него почти взрослые.

— Да ни чего он не занят! Он сам играет в гонки, а меня не пускает.

— Ладно, не обижайся. Тебе всё равно уже спать пора, а завтра поиграешь в компьютер.

Эля голову назад откинула, уворачиваясь от рук матери.

— Ты ему скажешь, чтобы он со мной поиграл? Он меня не слушает.

— Обязательно скажу, — заверила её Марина и спокойно улыбнулась. Пальцами волосы дочки расчесала и спросила: — Теперь пойдём умываться?

— Я хочу, чтобы папа мне почитал. Когда он придёт?

Марина на секунду прикусила губу.

— Я не знаю, наверное, поздно. Он работает.

Эля важно кивнула.

— Папа много работает.

— Да, — пробормотала Марина, дочку на руки взяла и поставила на стул у раковины. Включила воду. — Умывайся.

После третьего напоминания Антон всё-таки выключил компьютер, правда, выглядел при этом недовольным. Из спальни ушёл, Марина слышала, как телевизор включился в их с Игорем комнате. О поведении и настроении сына задумалась, но Эля, уже уложенная в кровать, подёргала её за руку.

— Мама, читай!

Марина вернулась к сказке, а через двадцать минут книгу закрыла и осторожно поднялась с края детской кровати. Выключила свет в детской и вышла.

В комнате надрывался телевизор, с экрана неслись крики, стрельба, даже ругань, Марина на кровать рядом с сыном присела и недовольно сдвинула брови.

— Что ты смотришь?

Антон плечом дёрнул.

— Сериал какой-то.

— Сериал какой-то, — передразнила она его. — Гадость какая-то, Антон.

— Мам, такое снимают.

Марина внимательно посмотрела на него.

— Какой ты умный.

Антон улыбки не сдержал, она скользнула по его губам, но тут же хмуриться начал.

— Умный, — кивнул он.

— Раз умный, тогда переключи.

— Там "Новости"!

— Вот и отлично.

Мальчик тяжко вздохнул и переключил на другой канал.

— У тебя в школе точно всё в порядке?

— Мама, ты же знаешь, что у меня всегда всё в порядке. Я чудо-ребёнок.

— Да. Вот только за четверть тройки сплошные.

— А говорила, что гений!

Марина рассмеялась и за ухо его потрепала.

— Болтун ты.

Он как раньше, когда помладше был, к плечу её привалился, и Марина сына обняла. Прижалась щекой к его волосам.

— Что бы я без тебя делала, Тошка.

— Пропала бы совсем.

— Да уж. Ты очень на меня злишься?

Антон посмотрел удивлённо.

— На тебя? А на тебя-то за что?

— Ну... — Марина подбирала слова. — Я заставляю тебя с Элькой возиться постоянно. Тебе, наверное, не хочется. У тебя свои дела.

— Мам, но мы же семья.

Марина снова к нему прижалась и глаза закрыла.

— Я очень рада, что ты это понимаешь. Скажу отцу, чтобы в выходные нас за город вывез. Хочешь? Поедем к бабушке на дачу, будем шашлыки жарить.

Антон ей в лицо посмотрел, пытливо так, потом головой покачал.

— Не хочу.

— Почему? — удивилась она. — Ты же любишь шашлыки.

Антон освободился из её объятий.

— Он пообещает, а потом скажет, что занят.

Стало жутко неудобно, Марина растерялась, не сразу сообразила, что сыну ответить.

— Антон, папа, конечно, много работает в последнее время, но это совсем не значит...

— Я спать пойду. У меня завтра на первом уроке диктант. — Он с дивана слез и на мать больше не посмотрел. Но Марина всё равно позвала:

— Тоша.

Антон вернулся, за ручку дверную уцепился и вперёд наклонился, почти завис.

— Ну, мам!..

Она улыбнулась.

— Я помню, я больше не буду тебя так называть.

— Чувствую себя мелким, как Элька, — пожаловался он.

Дверь закрыл, а Марина тут же улыбаться перестала.

— Да, пора привыкать, что ты взрослый. И всё понимаешь.

— Я это не буду. — Элька показала пальчиком на свою тарелку и на омлет в ней. Марина на дочь обернулась и посмотрела умоляюще.

— Эля, давай без капризов. Мы и так опаздываем.

Она насупилась.

— Но я, правда, это не хочу. — Посмотрела на брата, который жевал, не обращая внимания на её жалобы, и глаз от телевизора не отрывал. — Тош, а ты это хочешь?

— Не приставай к брату, — отругала её Марина. — Он не будет за тобой доедать.

Плюшевый медведь со смешными висячими лапами был усажен на соседний стул, Эля локоточками в стол упёрлась, со стула приподнялась, чтобы до тарелки с бутербродами дотянуться.

— Хлеба поем, — решила она, но всё-таки у матери разрешения попросила. — Мама, можно?

Марина кофе свой допила, посмотрела на часы на стене, и рассеянно кивнула. Затем полупустую чашку на край стола поставила, и сказала:

— Доедайте и одевайтесь. Антон, слышишь? Оторвись от телевизора на секунду.

— Да слышу я, мам.

— Хорошо. Я отца разбужу. — Прежде чем из кухни выйти, снова на часы посмотрела.

Вчера Игорь вернулся едва ли не в полночь. Пришёл, выглядел уставшим и, вообще, каким-то замученным, словно на нём и правда, пахали. Или притворяться научился хорошо. Захотел ужинать, Марина с постели встала, чтобы его накормить, и спросить его ни о чём не осмелилась, за что на себя же и рассердилась. Позже в постели рядом с Игорем лежала, спиной к нему повернувшись, и думала об этом, таращась в темноту. Почему опять струсила?

В комнату вошла, и дверь закрыла, остановилась у постели, глядя на спящего мужа. В голове целый вихрь мыслей, надежд, сомнений и страхов. И понадобилась пара секунд, чтобы справиться с эмоциями и заставить себя, совсем как раньше, к Игорю наклониться, дотронуться до его плеча и спокойно позвать:

— Игорь. — Голос сорвался и совсем другим тоном позвала: — Милый, просыпайся.

Он шумно вздохнул, на спину перевернулся, но глаз так и не открыл. Только руку на подушку закинул. Марина вглядывалась в его лицо. Такое родное, знакомое ей каждой своей чёрточкой. Руку подняла, хотела лба Игоря коснуться, чтобы волосы убрать, но муж вдруг глаза открыл и посмотрел на неё. Марина, сама не зная отчего, отпрянула назад, словно он её за чем-то преступным застал.

— Просыпайся, — повторила она, одёргивая офисную блузку.

Муж сонно поморгал. А после и возмутился.

— Марин, ты что? Я во сколько лёг-то?

— Я легла вместе с тобой. Игорь, я уже опаздываю на работу. Если у тебя выходной, очень рада за тебя. Но Эльку надо отвести в сад.

Игорь на бок повернулся, подушку под головой поправил, и выдвинул дельное предложение:

— Пусть Антон отведёт.

— Игорь, — Марина искренне возмутилась, — Антону нужно в школу! К тому же, он и так каждый день её из сада забирает. У тебя совесть есть?

Он голову от подушки поднял и посмотрел недовольно.

— Я что, выспаться не имею права? Все вокруг чем-то заняты, все устают, а я железный, по-твоему? Я тоже работаю, Марина!

Она руку в бок упёрла и кивнула с нескрываемой горечью.

— Это точно. Ты работаешь.

— Это что, намёк на что-то?

— А ты как понял?

Игорь разозлился.

— Марин, ты с утра раннего решила скандал затеять?

Она не выдержала и глаза опустила.

— Никакого скандала. Я просто прошу тебя, пока по-хорошему, встать и отвести дочь в садик. Что такого невыполнимого, скажи мне?

Игорь сверлил её взглядом, ничего не говорил, а затем и вовсе лёг и голову подушкой накрыл. Вставать он не собирался. Марине обидно стало почти до слёз.

— Игорь, не делай этого, — попросила она негромко.

Он никак не отреагировал. Марина секунду ещё ждала чего-то, а потом из комнаты вышла и даже дверью хлопнула, не сдержавшись. И тут же в этом раскаялась, встретив взгляд сына, который в прихожей Эльке сапоги помогал застёгивать, и голову поднял, когда Марина появилась. Взглянул, и сразу отвернулся, а Марине от его взгляда стало намного тяжелее, чем от самого разговора с Игорем.

— Всё хорошо, — шепнула она то ли ему, то ли себе. По волосам потрепала, мимо проходя, и тоже начала собираться. Только дышала осторожно, боясь сорваться на всхлип или рыдание. Всё напоминала себе, что дети ничего заметить не должны. И если не удаётся скрыть от них проблемы между ней и их отцом, то хотя бы постараться не показать, насколько это всё для неё тяжело.

— Мама, скажи Антону, чтобы он вечером со мной погулял! Он никогда не гуляет!

Марина квартиру заперла, повернулась и дочь за руку взяла. И строго проговорила:

— Эля, в подъезде нельзя так громко разговаривать. Сколько раз тебе говорить можно?

— Я не громко.

— Громко, — перебил её Антон, и едва ли не съехал по перилам вниз. Марина возмущённо посмотрела, а Эля её за руку подёргала.

— Мама, скажи ему!

— Не буду. Ему некогда, Эля, Антону нужно уроки учить, ему гулять с тобой некогда. Я в выходной с тобой погуляю.

Девочка выразительно надула губы, но говорить больше ничего не стала.

— Я её сама отведу, — сказала Марина, когда они на улицу вышли. — Иди в школу, ты опаздываешь уже.

Антон шапку на уши натянул и невинно возразил:

— Но ведь работа важнее школы, мам. Я Эльку отведу.

Марина подозрительно прищурилась, глядя на сына.

— Ты вчера говорил, что у тебя диктант на первом уроке?

— Подумаешь...

— Так, марш в школу! — шикнула она на него. — Бегом, Антон. Ты уже опаздываешь! Потом позвоню и проверю.

Он выразительно поджал губы, но без лишних слов направился в противоположную сторону. Правда, не слишком торопился, и Марине даже пришлось вслед ему прикрикнуть, чтобы скорость увеличил и ногами не шаркал.

— Мама, что такое диктант?

— Вот Антон тебе вечером расскажет.

— Не расскажет. — Эля помотала головой. — Он про двойки не рассказывает. Я же проболтаться могу. Но я не специально, а он не верит.

Марина глаза опустила, посмотрела в невинные детские глаза, и поневоле улыбнулась.

Оставив дочь в детском саду на попечение воспитателей, Марина вдруг поняла, что не может идти на работу. Утренний разговор с Игорем, хотя это и разговором-то назвать нельзя, заставил её последнее самообладание растерять. Внутри даже страха не осталось, если только некоторая доля паники, а ещё желание всё это, в конце концов, прекратить. Это уже больше напоминало издевательство, над ней. Она знала, что муж врёт и он уже не с ней, а Игорь всё тянул, не признавался, и никакой надежды это уже не придавало. Марина начинала подозревать его во всё больших грехах, а от этого только тяжелее. Она ведь любит его, любит, до сих пор, не смотря ни на что.

Вместо того, чтобы идти на автобусную остановку, банк, в котором Марина работала, находился в трёх автобусных остановках отсюда, она направилась обратно к своему дому. На ходу телефон из сумки достала, позвонила начальнице и выпросила у той отгул. Пришлось наврать про то, что у Эльки снова горло болит и чихает она, но это только на сегодня. Правда. Впереди выходные, и в понедельник она, как штык, на работе будет. Раньше всех. Врать было противно, но ни на какое другое оправдание фантазии Марины в данный момент не хватило. Что бы она Ольге Михайловне сказала? Что возвращается домой, чтобы поговорить с мужем и выяснить, наконец, собирается ли он с ней разводиться?

Игоря дома не оказалось. Марина, очутившись в пустой квартире, окончательно растерялась, присела на стул и остановившимся взглядом уставилась на разобранную постель, на которой совсем недавно, каких-то полчаса назад, лежал её муж, и как он сам утверждал, пролежать на ней собирался как минимум до полудня. А сейчас вот исчез. У них была маленькая квартира, две комнаты, тесные, с низкими потолками, и кухня, совсем крошечная, но сейчас, без детей и Игоря, она Марине огромным, гулким, нежилым помещением казалась. Закричать захотелось, и была уверена, что эхо услышит. А всё от одиночества и острого чувства свершившейся несправедливости. А что будет, если Игорь совсем уйдёт? Навсегда?

— Марина?

Она несколько минут простояла в распахнутых дверях автосервиса, прежде чем её заметили. Здесь царило привычное оживление, мужчины в синих рабочих комбинезонах, сновали вокруг, переговаривались, переругивались, посмеивались порой, но её не замечали. А Марина чувствовала себя сиротой, которая милостыню сюда выпрашивать пришла. И уже не рада была, когда Олег Сытин, по факту, лучший друг Игоря, её приметил. Из-под машины вылез, руки какой-то тряпкой вытер и к ней направился.

— Привет.

Марина осторожно кивнула, а сама за его плечо заглядывала, пытаясь мужа высмотреть.

— Здравствуй, Олег.

Он всматривался в её лицо, и когда Марина взглядом с ним встретилась, вдруг поняла, что Олег совсем не рад её приходу. Подбородок вскинула, стараясь казаться уверенной в себе.

— Где Игорь? Мы с ним разминулись. — Нелепо повела рукой. — Он здесь?

— Нет.

— А где он? — Видела, что Олег мучается, не зная, что ей сказать, даже глаза отвёл в сторону, а у неё сердце удар пропустило, и горло спазмом стиснуло. Поняла, что прямо здесь сейчас расплачется. И надеясь эту катастрофу предотвратить, резко развернулась и пошла прочь. Даже не видела ничего перед собой. От ужаса происходящего в глазах темнело, ноги, как ватные, в лужу наступила, брызги в разные стороны разлетелись, а потом Марина испуганно дёрнулась, когда её кто-то за руку поймал. Она в сторону шарахнулась, а Олег из лужи её вывел, а сам смотрел с сочувствием. Почти с жалостью. Это было хуже всего.

— Пойдём, поговорим.

Завёл её за угол и на кособокую лавочку усадил. Марина спорить не стала, села, сумку рядом положила, а потом на несколько секунд лицо руками закрыла.

— Да прекрати ты, Марин, — то ли с жалостью, то ли с раздражением проговорил Сытин, и сигареты из кармана вытащил. — Ну, дурак он! Сейчас-то уже что об этом говорить? Крышу у мужика снесло.

Марина головой покачала, тёмные кудри красиво встрепенулись, а когда ладони от лица отняла, выглядела уже более спокойной. Сумела взять себя в руки.

— Крышу? — повторила она негромко. — Если бы только крышу, я бы не переживала, Олег.

Он под ноги себе уставился, потом глубоко затянулся и рядом с Мариной сел, сдвинув её сумку в сторону.

— Он что, на самом деле спятил и развестись с тобой хочет?

— Он молчит. Просто молчит. Я уже с ума от этого схожу.

— Ну, молчит, это неплохо, Марин. Значит, расстраивать тебя не хочет. Таится.

Она голову повернула и на Олега посмотрела.

— Расстраивать? А ты думаешь, меня его приходы ночные якобы с работы не расстраивают? Даже дети уже замечают. Олег, у нас же дети! Вот о чём он думает?

Сытин голову опустил, локтями в колени упёрся.

— А о чём в такие моменты думаешь? — проговорил он, не вынимая сигарету изо рта. — Ни о чём. Мозги отключаются. Вот и он...

Марина ноги вытянула и посмотрела на носки своих сапог, украшенные неровными грязными брызгами.

— Ты знаешь, кто она?

Олег тут же набычился.

— Не спрашивай меня об этом.

— Почему? Потому что ты знаешь, а другу обещал молчать?

— И поэтому тоже.

— Олег, скажи мне.

— Зачем? — Он посмотрел на неё в упор. — Что тебе это даст?

— Очень многое. Я буду знать... как дальше.

— Да ничего ты не будешь знать. Ты не из таких, Марин. — Сытин поднялся, и Марине пришлось голову закинуть, чтобы видеть его лицо. Нахмурилась.

— Что это значит? Не из каких я?

Он сигарету выбросил и сунул руки в нагрудный карман.

— Не из тех, что драться будут за мужика. — Олег моргнул, её разглядывая. — Может, и правильно.

— Кто она? — Он продолжал молчать, и тогда Марина посмотрела умоляюще. — Олег, скажи мне, мне надо знать, пойми. Я не хочу узнать в последний момент, когда он решит меня перед фактом поставить. Не могу просто ждать.

— А что ты делать будешь?

Она головой покачала, потом руками развела. И призналась:

— Я не знаю. Попытаюсь поговорить...

— С кем?

— Я не знаю, Олег! Но что-то я должна делать! Это же моя семья, понимаешь? Он мой муж, у нас дети!

— Не кричи.

Марина испуганно примолкла, и часто заморгала, глядя в сторону, надеясь, что слёзы удастся сдержать.

— Это Дашка, Марин.

Она быстро губы облизала и на Сытина глаза подняла.

— Кто? Кто это?

Олег подавил тяжкий вздох, носком кургузого ботинка камешек подтолкнул и откинул его в сторону.

— Серёги Белякова сестра младшая.

— Начальника вашего?

Олег кивнул. А Марина непонимающе затрясла головой.

— Подожди, но... Даша, я же её помню, я её видела несколько раз. Она же маленькая! — смогла она наконец оформить свою мысль. — Девчонка совсем.

— Да какая она девчонка? Двадцать три года. Такая девка вымахала, заглядишься... Вот Игорь и поплыл, в общем.

Марина сидела, сгорбившись, и остановившимся взглядом смотрела куда-то вдаль. В голове полная сумятица, и только пыталась воскресить в памяти образ той самой Даши. Видела её в последний раз года четыре назад, на дне рождения Белякова. Тот отмечал своё тридцатилетие, с шумом, на широкую ногу, и пригласил всех своих работников, правда, их тогда было всего четверо, с жёнами, в ресторан. И Даша там была. Высокая, худая, в скромном платье и огромными лучистыми глазами. Марине она тогда показалась очень спокойной и толковой девушкой. С характером, как сам Беляков о ней говорил. А вот теперь оказывается, эта спокойная девушка, с характером или без, мужа у неё увела. Или ещё не увела? Может, обойдётся?

Осторожно втянула в себя воздух, казалось, что захлебнуться им может. А сердце не билось, внутри что-то странно булькало, то ли рыдания стремительно накапливались, то ли, то самое сердце кровью обливалось. А ещё горячо очень, нестерпимо горячо.

— К ней не ходи, — сказал Олег, снова достав из кармана сигареты. — Смысла нет. Она упёртая, вся в братца. А ты... В общем, нервы себе не трепли. Хочешь, с Игорем поговори. Хотя, крыша у него крепко поехала, не знаю уж, что ты сможешь сделать.

— А правда, — очень тихо проговорила она, — что я могу? Я кто? Жена его, мать его детей, я живу с ним тринадцать лет... Что я могу?

Олег промолчал, ему было неудобно всё это выслушивать. А Марине не сразу, но тоже неудобно стало, за то, что плачет перед ним и жалуется. Они, конечно, знакомы много лет, семьями дружат, с женой Олега она постоянно перезванивается, но это ведь совсем не значит, что ему хочется решать её проблемы и слёзы ей вытирать. А уж тем более идти против лучшего друга.

Марина слёзы вытерла, взяла сумку, намотав длинную ручку на запястье, и поднялась.

— Олег, прости... Я не хотела на тебя всё это взваливать, это наши проблемы. Прости...

Он, кажется, растрогался.

— Марин, ну ты что? Я ведь Игорю говорил... Где он лучше жену найдёт?

Марина грустно улыбнулась.

— А ему, видимо, не нужна больше жена. У него совсем другое на уме.

Позже Марина покаялась, что не пошла на работу. С Игорем поговорить так и не удалось, он снова пропал, и телефон выключил, дети, в честь пятницы, ночевали у бабушки, у матери Игоря был частный дом в черте города, не так уж и далеко от них, в нескольких автобусных остановках. А Марина с ума сходила, оказавшись дома в полном одиночестве. Ходила по квартире, что-то делала, что-то прибирала, вряд ли замечая результат своих трудов. Думала о том, что делать, мысленно с мужем разговаривала, приводила какие-то доводы, которые казались ей очень важными, и оспорить их возможным не представлялось, по её представлениям, а то вдруг поддавалась отчаянию и плакать начинала. Правда, собственные рыдания в тишине квартиры казались ещё более страшными и бессмысленными. Себя становилось очень жалко, и Марине было противно, она замолкала и только дышала глубоко и с надрывом, пытаясь вернуть себе самообладание и способность мыслить здраво. Хотя, откуда здравость взять, думая о том, что любимый муж сейчас с другой, молодой и красивой. А Марине ей нечего противопоставить. Да, не уродина и даже не дурнушка, и не глупа, но всё это есть и у Даши, Марина об этом точно знала, иначе Игорь бы в неё не влюбился. А Маринины двадцать три года, лёгкость и задор, ушли безвозвратно. У неё семья, дети, ей порхать и планы на личную жизнь строить недосуг. Да и личной жизни у неё быть не может по определению, у неё же муж. А если ему её жизнь не нужна, то, что с ней делать?

Тоже изменить ему? Отомстить, отыграться, зуб за зуб... Как там ещё говорят?

Вот только это не в её характере. Она мужа любит.

Антон позвонил вечером и в трубку зашептал:

— Бабушка кормит нас пшённой кашей.

Марина через силу, но улыбнулась.

— И зачем ты мне это говоришь?

— Я не говорю, я жалуюсь. Мам, можно мы домой?

— Нет. Не обижай бабушку.

— Да кто её обижает? Они с Санычем и на пару эту кашу съедят. А Элька ноет, мам.

— Скажи ей, что завтра сырники сделаю вечером.

Сын шумно вздохнул в трубку, когда понял, что ничего от матери не добьётся, пшённой кашей не разжалобит, и ночевать у бабушки всё-таки придётся.

— Ладно, — проворчал он вполне по-взрослому. — Останусь. Хотя, здесь жутко скучно. Интернета нет.

— Ужасно, как мы можем так над тобой издеваться!

— Не смейся, мам!

— Да я не смеюсь.

— А папка дома?

Марина до боли сжала в руке телефонную трубку. Очень осторожно сглотнула, потом кашлянула в сторону, и, стараясь не сорваться и говорить ровным тоном, ответила:

— Да, только что пришёл. Он в душе, Антош.

— А-а... — И всё-таки добавил: — Везёт вам, вы дома.

Марина трубку положила, несколько минут сидела, тупо уставившись на телефонный аппарат, не думала и, кажется, не чувствовала ничего, просто переживала ту маленькую ложь, которую сыну сказала, а потом в который раз за этот день набрала номер мужа. Его номер снова отозвался механическим женским голосом, и Марина зло нажала кнопку отбоя. Очень захотелось окно нараспашку открыть и крикнуть с шестого этажа что есть силы: что мне делать?! Кажется, она впервые в жизни чувствовала себя настолько беспомощной и слабой. На самом деле не знала, как поступить.

Игорь вернулся на следующее утро. Точнее, в семь утра. Это даже смешно было в какой-то степени. Марина не стала вскакивать с постели, услышав, как в замке поворачивается ключ и открывается входная дверь, не бросилась ему навстречу, она уже ничего не ждала от его прихода. А ещё боялась встретиться с ним взглядом и окончательно понять, что всё. Всё, всё... Конец их семейной жизни. Он больше не её муж, разве что формально, он ей больше не принадлежит, но самое главное — не любит. Её Игорь её больше не любит, у него другая любовь. Господи, а ведь когда Дашке было лет семнадцать, а Игорь только устроился к Белякову, он об этой девушке отзывался с неизменным смешком, а при встрече шутливо интересовался, не завела ли она жениха. Вот теперь завела, а Марину трясти начинало, когда она пыталась представить их вместе. Целующимися, обнимающимися, занимающимися любовью... Это уже смахивает на самоистязание, честное слово. Не нужно больше об этом думать.

Когда муж в комнату вошёл, Марина с постели уже встала, и теперь подушки поправляла, укладывала их одну на другую, как всегда делала, перед тем, как постель заправить, красивым покрывалом её накрыть, которое им на прошлую годовщину свадьбы свекровь подарила. Он вошёл, а Марина даже головы не повернула, словно в том, что он утром возвращается неизвестно откуда, ничего необычного не было. Только пальцы в плотную простёганную ткань вцепились, но Игорь этого видеть не мог.

— Где дети?

Она выпрямилась, пояс халата потуже затянула, потом волосы с лица смахнула. Все движения спокойные, никакого порыва, но к мужу по-прежнему не поворачивалась.

— А ты где ночевал?

Игорь молчал, видимо, прикидывал, какой ответ в данный момент прозвучит более выигрышно. Но Марина его опередила.

— Не вздумай сказать, что у матери. Попадёшь в глупое положение.

Он шаг сделал и на подлокотник кресла присел, тот под его весом жалобно скрипнул.

— Ты зачем в сервис приходила?

— Тебя искала.

— Я тебя просил уже не раз, не ходи без дела ко мне на работу!

— А кто тебе сказал, что я ходила без дела?

— Да, ты ходила по делу! — первым не сдержался он. — Ты ходила Олегу вопросы задавать! Только ему или ещё кого поспрашивала?

— А что, все в курсе, да? Все в курсе, что ты с сестрой начальника спишь? Беляков тоже в курсе?

Она повернулась и посмотрела зло и отчаянно. Так хотелось, чтобы Игорь сейчас раскричался на неё, поразился бы её богатой фантазии, начал бы уверять, что всё это неправда, да и правдой быть не может — он ведь её муж! Но Игорь только взглядом в неё упёрся, и губы некрасиво поджал, они превратились в тонкую линию и побелели.

— Не кричи, — проговорил он через полминуты металлическим голосом. — Соседи спят, выходной.

— Надеюсь, ты подъездной дверью не слишком хлопнул, по привычке, а то точно разбудил!

— Марина, ты ведёшь себя, как...

— Как кто? — Обидно стало до слёз, и она на самом деле заплакала и всю свою решимость тут же растеряла. На Игоря посмотрела, потом ладонью утёрлась. — Игорь, ну что ты делаешь? Ты понимаешь?

— Я понимаю, Марин.

— Да ничего ты не понимаешь! У нас же семья, мы так хотели, мы так старались... Ты сам вспомни!

— Да когда это было?

— Что? — Марина часто заморгала, смахивая слёзы.

Он буйную головушку опустил и потряс ею, кажется, даже усмехнулся.

— Мы столько лет вместе, Марин. Ну, не бывает навсегда! Всё когда-то кончается.

— Правда? — переспросила она тихо. — Тогда зачем тебе она? Всё равно ведь всё кончится.

Игорь глаза на неё поднял, и Марина поняла, что её слова его разозлили.

— Ты сама виновата. Зачем ты пошла к Олегу? Теперь все об этом говорят. Теперь уже ничего не скроешь.

— То есть, тебя всё это устраивало? Ты бы и дальше приходил за полночь, врал, что работаешь. Так? А я, по-твоему, должна была терпеть? Сколько, Игорь? Сколько терпеть? Пока ты не решишь окончательно, с кем тебе лучше? С нами или с ней?

— Не делай из меня негодяя! Я очень старался... Чтобы ты и дети жили спокойно. Разве нет? Но ты не утерпела, ты пошла выяснять!..

— Да потому что я не могу больше так жить! Я не могу больше терпеть, когда ты как чужой. Тебе ведь ничего не надо! Ты домой придёшь, поешь, поспишь и опять уходишь. Ты как квартирант в собственном доме! Ты не с нами! А мне ничего не говоришь, не объясняешь! Я не могу терпеть это!

— Не можешь?! Ну, и отлично! Ты как хотела, чтобы я пришёл и в глаза тебе сказал? Хорошо, скажу: влюбился!

Марина громко всхлипнула и сразу лицо руками закрыла. Головой затрясла, не желая это слышать. Вот только поздно, всё уже сказано и ничего не изменишь. Игорь влюбился.

— Вот только не плачь, пожалуйста. Такое бывает, не мы первые. — Он сбавил тон. — Но я на самом деле влюбился. Я ничего не могу изменить. Думал, что смогу...

— Старался, да?

Он хмуро глянул в её сторону.

— Не издевайся.

Марина из комнаты выбежала, сама не знала зачем, просто продолжать стоять на месте уже не могла. До кухни добежала и обратно направилась. Игорь с кресла встал и теперь стоял перед открытым шкафом.

— Не издевайся, не плачь, не ходи. Что ещё мне не делать? Не доставать тебя? Нужно просто сидеть молча дома, обеды готовить, стирать, за детьми следить и тебя ждать! И вопросов тебе не задавать, никаких! Так тебя устроит?

— Я тебе сказал, не ори! Ты ведёшь себя, как склочная баба!

— А ты себя как ведёшь?!

— Я ухожу. — Игорь что-то из своих вещей с полки шкафа достал и Марине продемонстрировал. — Вот. Ухожу.

Слёзы потекли из глаз, но она нашла в себе силы руками всплеснуть и довольно едко поинтересоваться:

— Это вместо "спасибо" за тринадцать лет брака? Ухожу?

Он одежду на кровать бросил, и руки в бока упёр. Уставился на полированную поверхность шкафа.

— Ты думаешь, я вины не чувствую? Чувствую. Но есть ли смысл дальше врать? Мы не можем больше жить вместе, это невыносимо!

Марина замерла, глядя на него во все глаза.

— Что?

— Что? Невыносимо, Марин. У нас уже давно ничего не меняется. Дети, школы, детские сады! Копим на холодильник, на путёвку на море! Когда будем клеить обои! Когда починишь кран! Деньги в конвертике пересчитываем, а потом снова его за книги прячем!.. — У него дыхание сбилось и пришлось сделать паузу. А продолжил уже тише: — Ты подумай, что с нами будет через десять лет? Ведь ничего не изменится. Мне тридцать три года, а у меня такое чувство, что я только жить начинаю. Я только вздохнул.

— С ней?

Они встретились взглядами. И Игорь кивнул.

— Да. С ней. Она нужна мне, понимаешь? Если я останусь, я... задохнусь, наверное.

Он говорил: "задохнусь", а задыхалась она. На самом деле задыхалась, воздух ртом ловила и даже не плакала. Просто внутри что-то сжималось, сильнее, сильнее, усыхало, и казалось, что ещё совсем немного и превратится в крохотную точку, а вокруг пусто, гулко и холодно будет. Крохотную точку пустота совсем убьёт, Марина это точно знала.

— А я?

Игорь досадливо поморщился, похоже, что даже злился на неё за нежелание его понять. У него ведь любовь, а она понять не хочет, не стремится и от всех его слов отмахивается.

— А тебе я не нужен.

— Как ты можешь так говорить? Ты мне не нужен?

— Не нужен, — повторил он. — Если бы был нужен, ты бы вела себя по-другому. А у нас с тобой разговоры-то все... о детях.

У Марины вырвался горький смешок.

— Да потому что это дети, Игорь. Наши с тобой дети. У них проблемы, у них школа, они болеют, они в нас нуждаются. А мы с тобой работаем, мы встречаемся утром за завтраком и вечером, если ты к ужину приезжаешь! И я не должна тебе говорить, что у Антона двойка по геометрии, а Эльке нужны новые зимние сапоги? Не должна? А кому же мне это говорить? Маме твоей?

— Вот маму не трогай! Она, между прочим, для них всё делает. И сейчас они у неё! За это можно ей "спасибо" сказать!

— Обязательно скажу! Пока ты по бабам шатаешься, она раз в неделю внуков к себе забирает, чтобы тебя разгрузить! Обязательно скажу ей "спасибо"! И прикрывает ещё тебя! Она ведь в курсе, я правильно понимаю?

Игорь от злости рукой рубанул, даже не отмахнулся, а на самом деле рубанул, воздух даже свистнул, а потом рывком с верхней полки шкафа потянул на себя спортивную сумку. Ему на голову свалилось что-то, он рыкнул, сбросил всё на пол, но сумку достал и на кровать её бросил. Принялся засовывать в неё свои вещи, всё подряд, что под руку попадалось. Доставал из шкафа прямо охапками и в сумку совал, утрамбовывал, но это скорее от злости, кулаком их приминал. А Марина стояла всего в паре шагов, смотрела на него, но до сих пор не верила, что он уходит. Они просто ссорятся. Ссорятся, и ей, как всегда, нужно первой сделать шаг к примирению. При чём здесь гордость? Самое важное, перестать ругаться, попытаться договориться, у них ведь семья, дети, по-другому нельзя.

Она осторожно приблизилась и руку Игорю на плечо положила, почувствовала, как он сразу напрягся. Но уже через мгновение дело своё продолжил, на неё не посмотрел. А Марина разглядывала его спину, плечи, курчавый затылок. Всё такое знакомое, родное, и её. Её, чёрт возьми! Она когда-то отдала себя этому человеку, а он теперь от неё отказывается. Разве такое может быть? В её жизни, такой стабильной и продуманной на годы вперёд, такой беды случиться не могло. У неё хороший муж. Она всегда в это верила.

Прижалась щекой к его спине.

— Игорь. Игорюш, ну что ты делаешь? Не злись так. Я же тебя люблю. Я... — Губу закусила, стараясь слёзы сдержать. — Я всегда тебя любила. И сейчас люблю, даже сильнее. Помнишь, как встречала тебя на вокзале, когда ты из армии пришёл? Я плакала всё время, а ты смеялся. А потом... потом свадьба, и я туфлю потеряла. И ты меня на руках нёс, от самого ресторана. И Антон... Мы ведь так его ждали, и не зря, он так на тебя похож. А ты говоришь, что мне не нужен. Да я живу для тебя, и для детей... Как же не нужен? У нас же семья.

Он выпрямился, правда, не резко, но Марине всё равно пришлось отступить на шаг.

— Я детей не бросаю. Просто мы с тобой расстаёмся.

— Расстаёмся? — Эхом повторила за ним Марина.

Игорь помедлил, потом сказал:

— Разводимся.

— Нет.

— Да, Марин. Прости.

— Нет! — И рот себе рукой зажала.

Она мешала ему собирать вещи, и Игорь за плечи Марину взял и на кровать усадил. А она только заплаканные глаза на него снизу таращила, а потом вцепилась в него, когда он молнию на сумке застегнул.

— Марина, отпусти меня.

К его боку прижалась и головой отчаянно замотала.

— Не делай этого. Игорь, пожалуйста, я не смогу... Я без тебя не смогу!

Она слезами заливалась, а он её руки разжать пытался. И даже прикрикнул:

— Отпусти!

Пальцы она разжала, Игорь отступил, пошёл к двери, даже не обернулся, а Марина на постель навзничь упала, лицом в покрывало уткнулась и зарыдала, а может и завыла. Даже не слышала, как дверь входная за мужем, теперь уже, наверное, бывшим закрылась. А ведь она не просто так захлопнулась, с этим звуком закончилась её семья, любовь, стабильность. Всё будущее было перечёркнуто.

В какой-то момент поняла, что у неё больше нет слёз. Белый потолок над головой разглядывала, потом рискнула руку поднять, она была тяжёлая, словно, свинцом налилась, до щеки дотронулась и поняла, что та сухая, только неприятно горячая. Сколько времени прошло, сколько она лежит на кровати, сказать не могла. Помнила, что в период забытья в голову приходила мысль, что сознание от горя потеряла, но потом решила, что раз об этом думает, значит в сознании, просто странное оцепенение напало. Рыдания, уже больше похожие на икоту, время от времени прорывались, но истерика уже закончилась. Наверное, это хорошо. На кровати лежала, раскинув руки в стороны, пальцы плед терзали, а воспалённые глаза неприятно пощипывало. А ещё внутри словно железный остов, а она лишь оболочка, от которой никакого толка. Только кожа живая, остальное всё умерло, в тот момент, когда Игорь ушёл из её жизни. У неё больше нет семьи. Единственная мысль, которая отказывалась покидать её сознание.

Она теперь одна за всё отвечает.

А она ненавидит за всё отвечать. Всю жизнь боялась остаться одна, без помощи и поддержки, и вот самые ужасные страхи превращаются в реальность. Она одна, и дети на ней. И никого, кто согласится ей помочь. Кроме мужа и свекрови и не было никого, только мама, которой тоже уже нет. Господи, как же страшно.

Больше нет семьи. И никому не интересно, как она гордилась своим мужем, лелеяла их семейное счастье и покой, какие планы на будущее строила. Не с кем больше этими планами делиться. Да и планов нет.

Весь день она просидела в квартире в одиночестве. Не подходила к телефону, не открыла дверь Томе, только из спальни на кухню перебралась, сидела на маленьком диванчике и пустым взглядом в окно смотрела. Увидела на подоконнике пачку сигарет и зажигалку Игоря, долго крутила её в руках, а потом сигарету достала и закурила. И закашлялась сразу, её передёрнуло от сигаретного дыма, но себя переборола и сделала ещё одну затяжку. Пусть её даже вырвет, пусть, но может это в чувство приведёт. Хоть какие-то эмоции помимо боли и нестерпимого, но бессмысленного жжения в груди.

К тому моменту, когда Виталий Александрович, задушевный товарищ её свекрови, привёз детей, Марина всё-таки заставила себя встряхнуться, хоть немного. Душ приняла, стояла долго под прохладными струями, крепко зажмурившись, потом в спальне прибралась, дрожащими руками расправляя на двуспальной кровати покрывало. И плакать уже не думала, только дышала тяжело, неровно и всё время казалось, что вот-вот задохнётся и упадёт замертво. Хотя, почти такой себя и чувствовала — мёртвой. Сил не было, руки дрожали, ноги, как ватные, и каждое движение давалось неимоверным усилием воли. Только напоминала себе, что дети вернутся, и она должна быть мамой, их привычной мамой, которая ужином накормит, по голове погладит и сказку прочитает. Хотя, на сказку её сегодня, наверное, не хватит.

— Всё в порядке? — поинтересовался Виталий Александрович, вроде бы из вежливости, но Марина видела в его глазах пытливость и любопытство. Он, наверняка, был в курсе происходящего, и Нина Владимировна его проинструктировала, прежде чем сюда отправить. Выяснить всё, что может. Вот главная задача.

Кивнула, но и красные от слёз глаза не прятала. Ей стыдиться нечего.

— Всё нормально. Спасибо, Виталий Александрович. Надеюсь, дети не шумели.

— Дом не подожгли, и слава богу.

Это юмор у него был такой. Марина не улыбнулась, даже попытки не сделала. И не услышала, как Эля позвала её, хотела, чтобы она ей помогла разуться. Антон свои ботинки в угол задвинул, на окаменевшую мать короткий взгляд кинул и присел перед сестрой на корточки.

— Не ной, Эль, — очень тихо сказал он. — У мамы голова болит.

Марина дверь за гостем закрыла, а когда обернулась, детей в прихожей уже не было. Постояла, подышала, а когда поняла, что может говорить, в детскую заглянула.

— Ужинать пора. Руки мыть идите. Эля, оставь куклу, иди мыть руки.

— Но я по ней соскучилась, мама!

Дотрагиваться до детей опасалась. Вдруг вернулись слёзы, хотя совсем недавно казалось, что они иссякли раз и навсегда, все выплакала, а сейчас на детей смотрела и только моргала, стараясь слёзы обратно загнать. Знала, что дотронется до них и снова расплачется, а пугать детей не хотелось. А ещё боялась, что Элька привычно поинтересуется, где папа. А она ей что скажет?

И всё-таки надеялась, что Игорь вдруг передумает, ждала, что вернётся. Вот прямо сейчас. Поймёт, что ошибку совершил, что не может без них и приедет. А она простит. Ну, конечно же, простит.

Антон тоже весь вечер молчал, пустил Эльку за компьютер и следил, как она по кнопкам лихорадочно стучит. И мультики ей включил вместо вечерней сказки. Марина всё это время просидела перед чашкой с остывшим чаем. Снова пустым взглядом в окно смотрела, сейчас за ним было темно, но она вряд ли разницу заметила. А потом голову повернула, когда услышала шаги сына. Он по квартире ходил, и свет выключал, как они обычно делали перед тем, как лечь спать. Антон свет выключил, потом на кухню заглянул.

— Мам, ты спать идёшь?

— Иду, — еле слышно отозвалась она, но тут же выпрямилась и плечи расправила. — Иду, Антош.

Он кивнул, за углом скрылся, но опять на кухню сунулся.

— Мам.

— Что?

— Пусть он уходит, не нужен он нам. Мы и сами справимся. Мы уже справляемся.

Марина всхлипнула, но тут же решительно вытерла слёзы, потом влажную ладошку в кулак сжала, губами к нему прижалась. И сказала:

— Справимся, Антош.

Вся автостоянка перед гипермаркетом "Стэлс", на которой ещё пару дней назад стояла строительная техника, сегодня была заполнена людьми. Торжественное открытие привлекло многих. По городскому телевидению в последние две недели только и говорили, что об этом событии. Обещали нечто феерическое, сюрпризы, подарки, концерт, а также присутствие главных лиц города, и даже мэра и губернатора. Ничего удивительного, что привлекли столько желающих увидеть всё это своими глазами, а заодно и подарки получить. А на каждом углу продолжали кричать: "Приходите в "Стэлс", не пожалеете!". Даже смешно. Марина с Томой пока до гипермаркета шли, получили не одно приглашение от бойких студентов, раздававших на углах рекламные листовки.

— Приходите в "Стэлс"!

— Вы ещё успеете, всё начнётся через сорок минут.

— Мы просто счастливы, — насмешливо проговорила Тома.

Но листовку взяла, подхватила Марину под руку, и они на самом деле направились в сторону гипермаркета. Марина разглядывала яркую бумажку с рекламой.

— Вот ведь. — Тома широко усмехнулась, правда, в сторону. — Лишь бы деньги у людей повыманивать. Капиталисты проклятые.

Марина листовку скомкала и бросила в ближайшую урну.

— А зачем мы тогда туда идём? Давай не пойдём.

— Ну, вот ещё. Всё равно выходной, надо куда-то сходить, посмотреть на людей, себя показать.

— Конечно, — фыркнула Марина.

— Конечно! Вот скажи, чем ты занимаешься в свой выходной?

Марина призадумалась.

— Вообще-то, на сегодня у меня целый список дел.

— Вот именно. Стирка, уборка, готовка. Надо отвлечься, — авторитетно заявила Тома.

— В магазине?

— В гипермаркете. Чуешь разницу?

Марина рассмеялась.

— Нет.

— Вот сейчас придёшь, и всё увидишь. А может, и подарят чего...

— Машину, — поддакнула Марина.

— А что? Если я первой прорвусь, может и подарят.

Марина не ответила, но улыбаться не прекратила. Знакомую улицу оглядывала так, словно впервые здесь была. У неё вообще в последние месяцы такое чувство, что всё впервые. Как будто родилась заново. Учится дышать, говорить, думать. Даже чувствовать. Каждый день какое-то открытие для себя делает. Но самое главное открытие — что она без Игоря жить может. Плохо ли, хорошо ли, счастлива или несчастна без него, но она живёт. И даже с ума не сошла, по крайней мере, ей никто на это не намекал. Занялась детьми, домашними делами, на работу ходила по часам и исправно исполняла все свои обязанности, а о том, что с ней случилось, старалась не думать. Правда, поначалу ещё надеялась, что Игорь вернётся, ждала, от Антона отмахивалась, который с первого дня начал жить без папы, к чему и её призывал. Но Марина строго-настрого приказала ему не наговаривать на отца и сестру против него не настраивать. Антон на Игоря злился, с этим Марина уже ничего не могла поделать, Игорь сам виноват, он ситуацию упустил, и доверия сына лишился, а вот Элька ещё совсем маленькая и что-либо ей сейчас пытаться объяснить, только травмировать её психику.

А Игорь ушёл. Он забрал свои вещи и из их квартиры съехал. Причём сделал это тайком, приехал, когда никого дома не было да и быть не могло: Марина на работе, дети в школе и детском саду. Вещи собрал, всё в шкафу переворошил, и Марина вечером долго стояла перед полупустым шкафом, оглядывала освободившиеся полки, а потом опять плакала, в подушку уткнувшись, чтобы дети не услышали. С этим невозможно было смириться: Игорь ушёл навсегда.

— Навсегда? — возмущалась Тома, глядя в её заплаканные глаза. — Ты думаешь, навсегда? Да он вернётся через пару месяцев, вот увидишь.

Марина головой покачала.

— Нет.

— Мариш, ты просто не знаешь мужиков. Вот покувыркается он с этой своей Дашей...

— Я не прощу.

Тома только рукой на неё махнула, не поверив.

— Ну, конечно.

— Не прощу, Том, — тихо проговорила Марина. — Я как вспомню, как плакала, за него цеплялась, а он всё равно ушёл... Оттолкнул меня и ушёл. — Её заметно передёрнуло. — Не смогу.

Тамара смерила её внимательным взглядом.

— Не знаю почему, но я тебе верю.

Марина кивнула, подтверждая свои слова.

— Не прощу.

Правда, Тома быстро этот разговор позабыла, и вскоре снова начала Марину учить, как общаться с мужем, когда тот всё-таки нагуляется и обратно приползёт. Она так и говорила: приползёт. Но Марина всё для себя решила, знала, что Игорь ушёл и это навсегда. В их отношениях уже никогда ничего не будет по-прежнему, она всегда будет помнить о том, как он через неё переступил. Как через чужую, как через проблему и помеху. В тот момент она ясно поняла, что на самом деле ему больше не нужна. Кончилась их семья. Кончилась.

Прошло уже больше двух месяцев. И вдруг стало понятно, что кроме ухода из её жизни Игоря, больше, по сути, ничего не поменялось. Это и давало силы жить дальше. У неё был дом, у неё были дети, работа, заботы прежние, единственная разница — не нужно вечерами ждать возвращения мужа. Его теперь в другом месте ждут. А Марина жила и жила. Плакала, правда, замирала иногда, обожжённая мыслью или воспоминанием, изредка теряла контроль над собой, но домашние заботы помогали взять себя в руки. Каждое утро просыпалась, к зеркалу подходила, и первым делом, как заклинание повторяла: "У меня всё хорошо. Даже лучше".

Но окружающие всё равно замечали и всё понимали. И их сочувствие раздражало. Марина просто не знала, как себя вести, встречая сочувственный взгляд, или что отвечать на открытое выражение жалости. Её брали за руку или гладили по плечу, и говорили:

— Всё устроится, Мариш. — А женщины ещё и добавляли: — Ох, уж эти мужики!..

Иногда у Марины появлялось такое чувство, что она, сама того не ожидая, оказалась членом какой-то секты. Мужененавистниц, например.

— У меня всё в порядке, — говорила Марина начальнице. — Я могу поработать в субботу, Ольга Михайловна.

— А как же дети, Мариш? Ты уверена?..

— Уверена. К тому же, дети с пятницы на субботу всегда у бабушки. А придут, Антон сам Эльку накормит.

— А Нина что? — спрашивали самые близкие, зная, что отношения со свекровью у неё всегда были непростые. — Злорадствует, наверное.

— На чьей она стороне?

На это Марине отвечать не хотелось, даже самым близким. Рассказывать, как она в первый раз, после ухода Игоря, встретилась с его матерью. И как та смотрела на неё, с мнимым сочувствием, а сама глазами по углам квартиры стреляла, а после заявила, что Марине очень повезло, её сын — человек благородный, всё детям оставил.

— А что ему забирать-то? — удивилась тогда Марина. — Кровать? Или ковёр со стены, который вы нам презентовали? Ну, так забирайте.

— Добрая ты, да? Широкой души человек. Правильно, ты же пришла к нам в стареньких ботиночках и в курточке на рыбьем меху. Я помню...

Нина Владимировна всё это время Эльку раздевала, присев на диван в детской, и говорила, не повышая тона, чтобы внучку не напугать, да и внимание её не привлекать к разговору взрослых. А Марина стояла, к косяку привалившись, руки в карманах халата, и за свекровью наблюдала тяжёлым взглядом. Очень хотелось, чтобы та ушла, потому что от её несправедливых слов в душе снова всё натянулось, как струна, и чем это закончится — думать не хотелось. Не хватало только разреветься у Нины Владимировны на глазах. Чтобы она потом об этом сыночку рассказала, и приукрасила по привычке. Никакой истерики, чего бы это ни стоило, но выдержать и бывшую уже свекровь из дома выпроводить.

— Худенькая, бледненькая, в чём только душа держалась. — Нина Владимировна головой качнула весьма красноречиво. — И я ли для вас не делала. Иди, Элечка, поиграй.

— Я конфету хочу! — Элька, как маленький ураган, мимо Марины пронеслась, а та осталась с глазу на глаз со свекровью.

— Всё я для вас делала. А у вас никакой благодарности никогда! Я вам даже квартиру отдала после маминой смерти. А ведь могла бы сама в квартире жить, со всеми удобствами, так сказать! А теперь кому всё это достанется?

— Внукам вашим.

— Да, да, внукам. Пока ты замуж не выскочишь.

— Я? — У Марины вырвался нервный смешок.

— А кто? Игорь вещи собрал и ушёл. Ничего, говорит, делить не буду. Не будет он! А он это зарабатывал?

Марине понадобилась секунда, чтобы с голосом своим совладать.

— Нина Владимировна, вы чего от меня хотите?

Они встретились глазами.

— Да ничего я от тебя не хочу. Чего я от тебя могу хотеть? Ты и так уже всё сделала!

— Я?! — Марина тут же тон сбавила, и опасливо выглянула в коридор, посмотрела на закрытую дверь в собственную спальню, где Антон телевизор смотрел. — Что я сделала? Это ваш сын бросил меня и детей! Он ни о чём не подумал, ему, видите ли, скучно стало!

— Надо было мужа держать, — наставительно произнесла Нина Владимировна, сверля Марину неприязненным взглядом.

— Держать? — ахнула та. — Как его держать? Привязать? Так он не телёнок!

Он кот мартовский, где хочет, там и ходит.

Нина Владимировна после такого сравнения, губы чопорно поджала, плечи расправила и бюст свой, довольно внушительного размера, выпятила. По всему было видно, что обижена на Марину не на шутку. Ладонью по своей гладкой причёске провела, а после заявила:

— Ты не права, Марина. Не права. Ты вела себя неправильно. Кто же виноват, что муж от тебя ушёл? Я тебя сколько раз предупреждала? Я тебе намекнуть пыталась, потом открытым текстом говорила: не дави на Игорюшу, не дави! Но нет, ты от меня всегда отмахивалась. Правильно, кто я тебе? Кто же свекровь слушает? И вот тебе результат. А я никогда тебе врагом не была!

Марине так и хотелось переспросить: "Правда?". Ну, врагом может и не была, но и близким человеком за столько лет семейной жизни не стала. Марина всегда чувствовала, что чем-то обязана свекрови, что нужно её благодарить за терпение, за поддержку, за помощь. Даже если Нину Владимировну о помощи никто и не просил. Но она делала, иногда откровенно наперекор Марине и Игорю, и сильно обижалась, если её не понимали.

— Как вы можете мне такое говорить? — не утерпела и решила уличить свекровь во лжи Марина. — Вы же его покрывали. Все эти месяцы вы мне врали, говорили, что Игорь у вас, хотя, на самом деле, он... он... — Марина судорожно втянула в себя воздух и поняла, что вот-вот заплачет. А Нина Владимировна это, конечно же, видела, и подбородок выше вздёрнула. Взгляд её серых глаз стало выносить просто невозможно, они Марину буравили, и она всё-таки не выдержала и отвернулась.

— Он мой сын, чему ты удивляешься. Его счастье для меня важнее.

— Важнее, чем счастье ваших внуков?

Нина Владимировна только руками развела.

— Я не могу приказать ему остаться. Если он не хочет жить с тобой, что я могу? Ты сама виновата.

Марина кивнула, ничего в ответ не сказала. Знала, что в данный момент выглядит несчастной, некрасивой, губу закусила, обнаруживая свою слабость, и слёзы глотает, и всё это перед свекровью, которая и пришла, наверняка, только за тем, чтобы увидеть её такой. Но справляться с собой дальше было невозможно.

— Я теперь всю жизнь должна быть ей благодарна, — рыдала Марина позже у Тамары на кухне. — Понимаешь? Я — никто, он меня, оказывается, чуть ли не на улице подобрал, а теперь я в их квартире живу! Не по праву!

— Да не реви ты, не реви. — Тома по плечу её погладила, потом рюмку перед Мариной поставила и налила ярко-красной наливки. — Вот, выпей.

Марина рыдать прекратила, на полную рюмку в полном недоумении уставилась, потом от неожиданности икнула.

— Ты с ума сошла? Я не буду.

Тома глаза на неё вытаращила.

— Чего это? Я сама делаю, ты же знаешь.

— У меня же дети...

— У меня тоже. Ой, Маринка, я же тебя не заставляю напиваться. Ты рюмку выпей, чтобы нервы успокоить, как лекарство. Лучше уж чуть пьяненькая мать, чем бьющаяся в истерики. И не будет тебе ничего с тридцати грамм. Пей, говорю.

Марина ещё раз икнула, слёзы вытерла, но после рюмку всё-таки взяла, секунду помедлила, и выпила. Вся передёрнулась.

— Гадость какая.

— С ума, что ли сошла? Какая гадость? На бруснике настаивала! — Тома в пустую рюмку ещё налила и сама выпила. Крепко зажмурилась, резко втянула в себя воздух. А когда глаза открыла, улыбнулась: — Хорошо.

Марина вытерла губы.

— Вот так люди и становятся алкоголиками.

— Да типун тебе на язык. — Тома напротив присела, придвинула к себе тарелку с печеньем. — Плюнь ты на неё.

— На кого?

— На Нину. Ну что ты её слушаешь? Естественно, что она сынка своего выгораживает. А где он ещё себе такую жену найдёт, ты сама подумай?

— Не хочу.

— И правильно, не думай. Пусть он теперь, как хочет. Пусть летит, орёл доморощенный. Посмотрим, насколько его полёта хватит. Шлёпнется и шею себе свернёт.

— Тома!

— Ну что? Тебе его жалко, что ли? Нашла, кого жалеть. Ты себя пожалей.

Марина криво улыбнулась.

— Уже пора начинать, да?

— Марин, вот что ты начинаешь? Всё у тебя будет, ты же у нас красавица. Если вспомнишь об этом когда-нибудь. А то сидишь, вся зашоренная, из-за Игорёчка своего. Знаешь, мы какого тебе мужика наёдём?.. Ух!

Марина невесело усмехнулась.

— Да, Нина Владимировна мне об этом уже сегодня сказала.

Тамара удивилась настолько, что жевать прекратила.

— Что сказала?

— Что я в их квартиру нового мужа собираюсь привести.

Тома рот открыла. Затем возмутилась.

— Вот ведь... грымза старая. Не слушай её, Марин, не слушай. Не её это дело. Ещё не хватало, чтобы её сынок квартиру делить додумался, двоих детей выселять. Да и чего тут делить-то? Хрущёвки наши! Да никогда не разъедешься!

Марина из-за стола поднялась.

— Всё, не хочу больше об этом говорить. Пойду, Эльку пора укладывать, а то Антон ей снова каких-нибудь ужастиков на ночь расскажет. — И подругу похвалила: — Отличная наливка, Том. Нервы успокаивает.

Развод — это вообще ужасное дело. Кажется, ещё недавно люди жили вместе, планы строили, а теперь вот разъезжаются, имущество делят, ругаются и даже проклинают друг друга. Марина этого не хотела. Ей было очень страшно расставаться с Игорем врагами. Ведь они никогда не разойдутся в разные стороны, как чужие. У них дети. Они будут встречаться, невольно узнавать друг о друге какие-то новости, а дети будут за всем этим наблюдать, оценивать, пример брать. Поэтому нужно сохранить лицо, нужно постараться сохранить человеческие отношения. Постараться, по крайней мере.

Наверное, Игорь от неё такой рассудительности не ожидал. После той некрасивой истерики, которую она закатила ему в тот день, когда он уходил. От неё уходил. К другой. Поэтому, когда они встретились спустя какое-то время, после полного безмолвия, когда Игорь даже не звонил, а с детьми встречался урывками, где-то на стороне, он выглядел смущённым и напряжённым. И на Марину прямо не смотрел. Всё глаза прятал, хотя, как она догадывалась, доводы у него были заготовлены железные. На тот случай, если она начнёт упрямиться и попытается его убедить вернуться. Марина не стала его убеждать, хотя видеть Игоря оказалось намного тяжелее, чем она могла предположить. Все внутренние бастионы тут же рухнули, как только она его увидела, и заметила, как он знакомым до боли движением волосы со лба откидывает. Она всё про него знала: привычки, жесты, мечты, но отныне её всё это не касалось. Так странно и определённо неправильно.

— Если мы заранее договоримся, нас разведут быстро.

— Ты хочешь быстро?

— Марина.

Игорь досадливо поморщился и уставился в свою чашку с кофе. А Марина принялась зал небольшого кафе осматривать. С интересом. Потом снова на Игоря посмотрела.

— Я согласна договариваться. Как ты хочешь?

— Правда, согласна?

— Да. Какой смысл тянуть?

— Вот и я говорю.

Она руки сложила, переплела пальцы, обручальное кольцо, которое она до сих пор носила, сверкнуло.

— Не помню, когда ты в последний раз приглашал меня в кафе. Лет шесть назад? Или семь. Точно, что до рождения Эльки.

Игорь наблюдал за ней, исподлобья. Вид имел недовольный.

— А когда тебя приглашать? Ты то в трауре, то беременная, то пелёнки стираешь. Ты сама-то, вспоминала, что в кафе когда-то ходила?

Марина скатерть под столом смяла, зажав ткань в кулачке. Головой покачала.

— Наверное, нет.

— Вот именно. В этом всё и дело, Марин.

— Значит, тебе развлечений не хватило?

— Мне жизни не хватило.

— А-а... Понятно.

— Да ничего тебе не понятно, — отозвался он с ноткой пренебрежения. И тут же поинтересовался: — Мы разводиться будем?

— А ты разве моё мнение спрашиваешь? Всё равно же разведёшься со мной.

— Не делай из меня негодяя.

— Не буду. — И в следующую секунду выпрямилась и плечи расправила. Смелости, наконец, набралась и на Игоря взглянула прямо. — Я согласна на развод. Я всё подпишу. Дети со мной будут, надеюсь, ты не собираешься... — Она предостерегающе посмотрела.

— Не собираюсь. Алименты буду платить. Не волнуйся.

— Не волнуюсь, — отрезала Марина. В лицо Игоря вглядывалась, знала, что они сейчас расстанутся, и она, наверное, долго его не увидит, а жить без него, она ещё не привыкла. Очень, очень тяжело привыкать. Не ждать его, не звонить ему, не заботиться... засыпать и просыпаться одной, без него. И постоянно себе напоминать, что уже ничего не изменится.

Игорь, видимо, правильно расценил её взгляд, потому что на лице мелькнуло мученическое выражение, он чашку от себя отодвинул, и тихо, чтобы никто, не дай бог, не услышал, проговорил:

— Не смотри так на меня. Марин, я себя последней сволочью чувствую. Но я не могу... Не могу поступить так, как ты хочешь. Я не вернусь.

Она с трудом сглотнула твёрдый комок, вставший в горле, и кивнула.

— Я знаю, Игорюш. И когда-нибудь я, наверное, с этим смирюсь.

Глаза снова защипало, когда вспомнила об этом, а Тома, которая по-прежнему держала её под руку, локоточком в бок Марину подтолкнула.

— Опять думаешь о нём? А я смотрю, примолкла. Не думай о нём, не думай!

Марина голову назад чуть закинула, посмотрела на небо, вдохнула морозный воздух полной грудью, и пообещала:

— Не буду.

Когда они к гипермаркету подошли, вокруг импровизированной сцены уже собралось много народа. Обступили со всех сторон, из динамиков слышалась музыка — лёгкая, непритязательная мелодия, но люди уже с любопытством поглядывали на высокий помост, на котором уже начали собираться представители власти. Марина тоже посмотрела, а потом улыбнулась, когда Тамара у неё над ухом негромко проговорила:

— Ты посмотри, сколько их всех понаехало. Каждый, наверное, свою копеечку с этого магазинчика имеет. Как думаешь?

Марина только плечами пожала. Если честно, ей было абсолютно безразлично, кто и что с этого магазина будет иметь.

— Интересно, который из них Стеклов?

— А тебе какое дело?

— Интересно просто. Сколько у него уже таких гипермаркетов по стране? Умный, наверное, мужик.

— Наверное.

— Его ведь по телевизору показывали сколько раз, но так сразу и не узнаешь. Утеплились все.

— Так холодно же.

— А вон того я помню.

— Кого?

— Ну, вон, высокий такой. Тёмненький.

Тамара не переставала Марину за руку дёргать, и той всё-таки пришлось на цыпочки приподняться, чтобы лучше видеть, собравшихся на сцене людей. И на самом деле увидела мужчину, про которого ей подруга толковала. Он стоял между мэром и губернатором, вокруг ещё мужчины, все, как один, в строгих костюмах, переговаривались о чём-то, выглядели довольными, а он просто стоял и сверху смотрел на собравшихся внизу зрителей. Без всяких эмоций. Высокий, худощавый, тёмный. Даже с такого расстояния, зная, что он её видеть не может, Марину его взгляд покоробил. Мужчина напоминал хищника, который ждёт не дождётся, когда получит добычу. Марина почему-то подумала, что мысленно прибыль подсчитывает. Все они такие, бизнесмены.

— Видишь?

— Вижу, — согласилась Марина и встала нормально.

— Ты на мэра посмотри, он не знает на кого смотреть в первую очередь!

Подруга высказала свою мысль громко, с откровенной насмешкой, кое-кто на них оборачиваться начал, и Марина Тамару одёрнуть решила, правда, сама от улыбки не удержалась.

— Тише ты!

— Что, думаешь, арестуют? За неуважение к власти.

Марина только головой покачала.

Стеклов первым подошёл к микрофону, поприветствовать собравшихся. Солидный, лет под шестьдесят, с заметной сединой, но спина прямая и голос бодрый. Он как заговорил, его голос разнёсся над большой стоянкой и дальше, улыбался, вполне искренне, и даже шутить пытался. А когда шутил, Марина заметила, что за спину свою взгляды бросает, словно проверяя, смеются ли те, на кого его шутки рассчитаны были. Они смеялись. Весь цвет городской администрации во главе с мэром, а чуть в сторонке и губернатор. Праздничное настроение старательно поддерживалось, среди зрителей появились какие-то скоморохи, одетые самым причудливым образом, в бубен застучали, на баянах заиграли, а на сцене слово взял мэр, а у того с юмором всегда было туго.

— Пойдём, — сказала Тома, когда красную ленточку, наконец, перерезали и двери в магазин распахнули. — У меня уже ноги застыли. Слушать их замучилась. Вот ни о чём не думают, — продолжала ворчать она негромко. — На улице-то зима, а они уличные гуляния устроили.

Двери перед ними мягко разошлись в стороны, что вызвало на Томином лице намёк на благодушную улыбку. А потом она к Марине наклонилась и на ухо ей шепнула:

— Ты сколько денег взяла?

Та рукой дёрнула.

— Я посмотреть.

— Так я тоже посмотреть. Но деньги взяла.

Марина рассмеялась, а сама голову повернула, когда приметила группу мужчин, собравшихся теперь уже в холле. Тоже видно замёрзли, на сцене-то да на ветру. Шла довольно оживлённая беседа, смех слышался, и Марина не могла точно сказать, почему её это вдруг заинтересовало. Конечно, не каждый день олигарха или губернатора так близко увидишь, но дело было не в этом. Что-то или кто-то притягивал её взгляд. И вдруг поняла, что это был Стеклов. Она его по куртке узнала, он стоял к ней боком, и именно он смеялся, а Марина вдруг засмотрелась. Настолько, что едва на одного из охранников не налетела. Он в последний момент её поймать успел, вытянув вперёд руки, но они всё равно столкнулись и молодой человек её поддержал.

— Осторожнее.

— Извините, — пробормотала Марина, в момент почувствовав себя глупо. Тома за руку её схватила, потянула за собой, а Марина зачем-то обернулась и вдруг встретилась взглядом с тем самым мужчиной, которого с подачи Томы ранее разглядывала. Он смотрел на неё в упор, и вдруг по его губам скользнула улыбка, стерев на секунду с его лица равнодушное выражение. Вот ещё мгновение назад выглядел скучным и вроде бы усталым, а тут неожиданно улыбнулся, её промах наблюдая. И улыбку его заметила не только она, видимо это на самом деле было дело не частым, потому что Стеклов тоже внимание обратил, а потом за взглядом мужчины проследил и на Марину обернулся. Она вспыхнула и резко отвернулась. А Тамара громко, она по-другому просто не умела, заявила:

— Ты всех сразила!

И они вместе рассмеялись.

Размер торгового зала, количество касс, выбор товаров — поразило всё. В первый момент. Глаза разбежались, Марина с Томой ходили от прилавка к прилавку, от стеллажа к стеллажу, даже счёт времени потеряли. Марина тележку перед собой толкала, оглядывалась, рука уже сама тянулась то к одному, то к другому, правда, старалась себя одёргивать и ненужное ей возвращала на место. Тома же была похожа на вечный двигатель, она успела всюду, и пока Марина проезжала один ряд, Тома успевала побывать ещё и в соседнем.

— Так, ты иди вот в этот ряд, а я тебя догоню через минуту. Я кое-что забыла взять.

Марина рассмеялась.

— Иди, иди. Я не потеряюсь. Наверное.

Тома серьёзно кивнула.

— Да. Только не сворачивай никуда.

Тамара убежала, а Марина тележку развернула, шагнула в соседний ряд и столкнулась с чужой тележкой.

— Извините.

Одни аварии в этом гипермаркете.

Глаза подняла, и в первый момент замерла. Потом свою тележку назад откатила и хотела пройти мимо, но остановилась, когда с ней поздоровались.

— Здравствуйте, тётя Марина.

Невольно усмехнулась, искренне поразившись чужой наглости.

— А моего мужа ты тоже дядей называешь, Даша? Очень интересно.

Дарья одну руку в отороченный норковым мехом карман своей короткой дублёнки сунула и глаза опустила.

— Зачем вы так?

— А как?

— Я хотела с вами поговорить, правда. Игорь мне рассказал... что вы расстроены.

— Расстроена? — Марина к сопернице повернулась. А Даша на неё посмотрела, и даже немного виноватой казалась.

— Я, правда, его люблю. Я надеялась, что вы нас поймёте, и...

— Даша, — прервала её Марина. Ручку тележки до боли в пальцах сжала, и очень старательно подбирала слова. — Даша, я тебя старше на десять лет, даже меньше, но ты называешь меня тётей, что не помешало тебе увести у меня мужа. Ты зачем со мной разговариваешь? Ждёшь, что я тебя обниму?

Даша упрямо поджала губы, а в глазах сверкнула упрямство.

— Я понимаю, вы обижены, но вы судите сгоряча...

— Это ты судишь сгоряча. Он старше тебя, взрослый, видный. Тебе льстит его внимание, я права? И ты спешишь назвать это любовью. Может, и любовь, я разве спорю? Вот только ты вину чувствуешь, иначе со мной бы не заговорила. Но ты зря надеешься, что я прощу.

— В вас обида говорит.

— Обида? Да, Даша, обида. Но только не за себя, а за своих детей. Ты забрала у них отца. И они точно не простят. И не ты, не он, любовью это не прикроете. — Марина быстро облизала сухие губы. — А в остальном... забирай. Игорь слишком легко через нас переступил, чтобы дальше его держать.

Они с Дашей взглядами встретились, Марина видела, что той её слова неприятны, она-то была вся в любви, для неё Игорь самый лучший, с незапятнанной репутацией, герой, каким когда-то для Марины был, и слышать о нём такое, Даше не хотелось. А Марина наоборот была рада, что вслух это сказала. Она минуту назад Игоря отдала вот этой девочке. Навсегда и безвозвратно. Внутри шевельнулось что-то болезненное и шершавое, к горлу комок подкатил, и очень вовремя из-за угла Тома вывернула. С улыбкой, а когда Дашу увидела, сразу нахмурилась. Видимо, выражение на лицах было весьма красноречивое.

Даша тележку свою толкнула, и ни слова не говоря, пошла прочь. Тома руку, в которой держала банку с зелёным горошком, в бок упёрла и девушку взглядом проводила.

— Это она, что ли?

— Она, — призналась Марина.

Тамара хмыкнула.

— И что он в ней нашёл? Ты определённо лучше.

Марина грустно, но с благодарностью улыбнулась.

— Ладно, Том, пойдём. Я уже устала здесь ходить, да и денег мало.

— Да правду говорю, Мариш! Ты лучше. — Тамара её догнала и под руку подхватила. — К чёрту Игоря твоего, ты у нас красавица. Всех заезжих олигархов сегодня наповал сразила.

Вот как тут было не засмеяться?

Сегодня Антон был на экскурсии, вернуться должен был только к вечеру, и Элю из садика Марине нужно было забрать самой. Но прежде успеть дома прибраться и ужин приготовить. Тошка, наверняка, приедет голодный и злой. Он терпеть не может школьные экскурсии. Вечером будет жаловаться и ворчать, и его нужно задобрить его любимыми голубцами. Нужно успеть. И Элю убедить к брату не приставать сегодня вечером. Марина только мысленно улыбнулась. Двенадцать лет, а какой характер. Только непонятно в кого. Ни она, ни Игорь Антошкиными вспыльчивостью, но в то же время упёртостью и серьёзностью не обладали. Может, удачный коктейль? Хотя, какая разница? Марина просто радовалась, что сын у неё, в свои не великие года, очень серьёзный человек, и некоторые поблажки заслужил.

Антон позвонил уже после обеда, она как раз листья капусты на дно кастрюли укладывала, и с ходу принялся жаловаться:

— Жуть, мам. Церкви, монастыри, музеи!

Марина рассмеялась.

— Тише, Тоша. Елизавета Михайловна услышит, ей не понравится твой тон.

— Вот зачем ты меня отпустила?

— Потому что ты сказал, что это вместо контрольной, эта экскурсия. Контрольную по истории ты бы всё равно не написал.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю. Так что, прекращай жаловаться.

— Можно было сказать, что я заболел.

— Тош, ты уже обратно едешь, ты чего ноешь?

— Потому что я устал.

— Ну, Антоша, потерпи чуть-чуть, — принялась уговаривать его Марина. — А приедешь, будем голубцы есть.

— Со сметаной?

— А как же. Как ты любишь.

Он шумно вздохнул в трубку.

— Ну, хорошо. — И тут же напомнил: — Эльку не забудь забрать.

— Как хорошо, что ты напомнил! Забыла ведь!

Антон рассмеялся и отключился. А Марина трубку на подоконник сунула, посмотрела за окно, за которым уже темнеть начало, взялась за фарш, только одну котлетку скатала, а в дверь позвонили. Ворча себе под нос, руки сполоснула, полотенце схватила, и на ходу вытирая, направилась в прихожую, уверенная, что это Тома. Но за дверью оказался незнакомый мужчина, в дорогой дублёнке и с портфелем для бумаг в руках. Марина настороженным взглядом его смерила, а потом уже поздоровалась. И поинтересовалась:

— Вы к кому?

Он очень вежливо кивнул и очки в дорогой оправе на носу поправил.

— Добрый день. Меня зовут Константин Игнатов, я адвокат. Адвокатская контора "Орлов, Игнатов и партнёры".

Марина голову чуть на бок склонила, неожиданного гостя разглядывая, и вдруг снова кивнула, и даже ещё раз поздоровалась.

— Добрый день.

— Я бы хотел видеть Марину Николаевну Астанину.

— Это я, — окончательно растерялась Марина. — Только Астанина — это моя девичья фамилия. Сейчас я...

— Сельцова, — кивнул адвокат, вдруг непонятно чему обрадовавшись. — Значит, это вы.

— Я.

— Марина Николаевна, а я к вам. У меня поручение.

— Поручение?

Игнатов на дверь, к которой Марина прилипла, посмотрел.

— Может... Мы войдём в квартиру?

— Да, конечно, — спохватилась Марина. — Входите. — Подумала, и предложила: — Проходите в комнату.

— Нет, спасибо. Я на минуту. Мария Аркадьевна Астанина приходилась вам матерью?

Марина почувствовала нешуточное беспокойство.

— Да. Но мама умерла. Почти пять лет назад.

— Это нам тоже известно. Примите наши соболезнования.

— Спасибо...

Адвокат свой шикарный портфель расстегнул, недолго что-то там искал, а потом Марине протянул визитку.

— Марина Николаевна, мне поручили вас разыскать и передать вам приглашение. С вами хочет встретиться один человек... — Он сделал паузу. — Очень важный человек.

— Зачем?

— Этого мне не сообщили. Вы всё узнаете, когда придёте. Завтра, в десять утра. Адрес и имя этого человека на визитке.

— Завтра... Завтра я работаю!

Игнатов поморгал, разглядывая её.

— Марина Николаевна, уверяю вас, это очень важно. Для вас. Приходите.

Марина не ответила, смотрела на него хмуро и недоверчиво и визитку в руке сжимала. А Игнатов вдруг прощаться начал, едва ли не раскланялся, дверь сам открыл и вышел из квартиры. А Марина в прихожей стояла, не до конца понимая, что это такое было. Адвокаты, важные люди, встретиться с ней желающие, и даже визитки. Потом опомнилась и на визитку посмотрела. На ней чёрными крупными буквами значилось: Стеклов Николай Викторович.

Стеклов?! Тот самый?

На входе в офисное здание у неё потребовали паспорт. Высокий, дородный охранник в чёрной форме на фотографию посмотрел, потом на Марину взглянул, сравнил увиденное, а после коротко улыбнулся.

— На ваше имя выписан пропуск, — сообщил он, и рукой в сторону лифтов указал. — Прошу, проходите. Десятый этаж.

Марина кивнула, сделала пару шагов и вернулась.

— А какой кабинет?

Охранник странно посмотрел.

— Вас встретят.

Марине стало не по себе, внутри беспокойство зашевелилось, но что-либо ещё говорить, доводить человека глупыми вопросами, ей показалось неудобным. Пошла к лифту, оглядывалась, встретилась взглядом с мужчиной, который шёл через холл широким шагом, по телефону разговаривал, резким, суровым тоном, на Марину мельком глянул, а она поняла, что испугана. Не именно видом этого мужчины, а вообще происходящим. Ни с того, ни с сего оказалась в этом новом высотном офисном здании, в котором ей совершенно нечего делать, и попасть сюда ей никогда не грозило, а теперь вот идёт к лифту, и где-то на десятом этаже её кто-то ждёт. Кто-то очень важный. Каблуки излишне громко цокали по начищенному до блеска мраморному полу, в зеркальных стенах её отражение, и Марина, пока лифт ждала, на себя смотрела, потом шапку сняла и причёску чуть взбила. Что этому Стеклову от неё надо — совершенно не понятно, но выглядеть бедной родственницей не хотелось. А в этом офисе, с зеркальными стенами и мраморными полами, она, в своём пуховике, вроде бы новом и симпатичном, смотрелась не слишком презентабельно. На фоне девушки в норковом полушубке, что с ней вместе в лифте поднималась, точно не выделялась, на её пуховике словно бирка имелась: куплено на городском рынке. Правда, дела Марине до этого особого не было, в конце концов, она вряд ли здесь ещё раз окажется, но смятение и даже лёгкое смущение ощущала. И слишком много оглядывалась.

Весь десятый этаж занимал офис торговой компании "Стэлс". Марина как из кабины лифта вышла, тут же взглядом на эмблему "Стэлса" на стене наткнулась, такая же, только очень огромная, украшала здание гипермаркета. Марина по сторонам оглянулась, а ей навстречу уже спешила девушка, в строгом офисном костюме и дежурной улыбкой на лице.

— Марина Николаевна? Добрый день. Нам снизу позвонили, предупредили, что вы поднимаетесь.

Марина только рот открыла, думая, что ответить, вспомнила, что не поздоровалась, а девушка уже рукой на двойные двери указала и попросила следовать за ней.

— Я провожу вас в приёмную. Возможно, придётся подождать пару минут. Николай Викторович в данный момент немного занят, но он очень хочет с вами поговорить.

— А о чём? — не утерпела Марина. — Вы не в курсе?

— Нет.

И всё, просто "нет". Марина постаралась взять себя в руки. И опять поймала себя на том, что оглядывается.

— Прошу, присядьте. Я сообщу Николаю Викторовичу о вашем приходе.

Ей указали на диван, но Марина садиться не стала. Осторожно кивнула девушке за столом секретаря, как она поняла, и подошла к окнам, оценила вид. С десятого этажа старый город был, как на ладони.

— Марина.

Она резко обернулась на незнакомый голос. Увидела Стеклова в дверях кабинета, и шапку в руках стиснула. Очень странно было смотреть на человека, которого столько раз по телевизору видела, иногда даже в "Новостях" а федеральных каналах, а теперь вот он совсем близко, на неё смотрит очень странно, да ещё по имени зовёт. Что ему нужно от неё, в конце концов?

— Здравствуйте, — сказала она через несколько секунд, опомнившись.

Стеклов промолчал, только разглядывал её, потом сделал попытку улыбнуться.

— Здравствуй, — отозвался он, и вдруг засуетился, на секретаршу посмотрел, и рукой покрутил. — Рита, давай нам, сообрази что-нибудь... Кофе, чай, печенье какое-нибудь.

— Конечно, Николай Викторович, — отозвалась девушка и поднялась. А Марина перепугалась.

— Да не нужно ничего, — начала отнекиваться она, а Николай Викторович широко улыбнулся.

— Нужно, нужно, — растягивая слова на особый манер, сказал он, а Марину это заставило напрячься. Было в этой интонации нечто знакомое, что за душу неожиданно взяло. И в кабинет Стеклова она шагнула, с сильно колотящимся сердцем, предчувствие её вдруг одолело, небывалое по силе предчувствие чего-то важного, что вот-вот произойдёт с её жизнью.

— Рита, — услышала она тихий шёпот за своей спиной, — мне кофе... с коньяком.

Дверь кабинета за Марининой спиной закрылась, она быстрым взглядом вокруг скользнула, и увидела в кресле у стены мужчину. Глазами с ним встретилась и тут же вспыхнула. Вот кого она ещё не видела сегодня? Его. В какой-то момент показалось, что он снова улыбнётся, как тогда, в гипермаркете, но он не улыбнулся, а напротив, разглядывал её со всей серьёзностью. А Стеклов вдруг попросил:

— Дим, оставь нас, а?

Тот кивнул и без лишних вопросов с кресла поднялся, и сообщил:

— Я у себя буду.

— Да, потом договорим, — немного рассеяно ответил Николай Викторович, а Марина вдруг заметила, что они за её спиной странно переглядываются. Заметить заметила, но понять им этого так и не дала. Просто стояла, и глаза опустила, когда "Дим" мимо неё прошёл. И дёрнулась слегка, когда Стеклов едва коснулся её плеч. — Давай, я пальто твоё возьму.

Марина спорить не стала, позволила пальто с себя снять и в кресло присела. Была напряжена, не понимая чего ей ждать. А Николай Викторович тем временем тоже за своим столом устроился, они взглядами встретились, и Марине показалось, что он тоже не на шутку волнуется. Даже пробормотал что-то невразумительное, типа:

— Вот так вот... — На его счастье, секретарша постучалась и тут же в кабинет вошла, внесла поднос.

— Николай Викторович, чай... И кофе для вас.

Стеклов руки в замок сцепил и кивнул.

— Спасибо, Рита.

Марина с настороженностью наблюдала, как девушка чашки расставляет, неловко руку протянула, чтобы чашу с чаем взять, поблагодарила и к собственному неудовольствию чашкой о блюдце звякнула. Это вряд ли кто заметил, но сама смутилась. И держала эту чашку, не зная, что с ней делать. Пить совсем не хотелось, а отказаться вроде неудобно.

— Печенье хочешь? — спросил Стеклов, когда секретарша Рита из кабинета вышла. А он на Марину смотрел, пристально и почему-то исподлобья, словно не знал, как себя вести с ней. И что говорить.

Она головой покачала.

— Нет, спасибо. — И чашку, наконец, на стол поставила. — М-м... Извините, но я не совсем понимаю, зачем меня пригласили. У вас ко мне какое-то дело?

Стеклов сделал большой глоток кофе и даже поморщился. Марина почему-то подумала, что на коньяке секретарша, для любимого шефа решила не экономить.

— Можно сказать, что дело. — И неожиданно представился: — Меня зовут Николай Викторович.

— Я знаю. — Марина улыбнулась. — Кто вас в нашем городе не знает?

— Знают, да?

Она кивнула. И сразу спросила:

— Вы знали мою маму?

Николай Викторович нервно кашлянул.

— Почему ты так решила?

— Мне адвокат сказал. Точнее, он маму упомянул, и я решила...

— Да, правильно. Маму твою я знал. Мы с Машей жили рядом, в соседних подъездах. Давно, когда она ещё сама девчонкой была.

Марина не на шутку удивилась.

— Правда? Вы в этом городе родились?

— Да. До двадцати двух лет здесь жил. На Никитской. А потом... Бабушка в Москве умерла, и мы вместе с родителями переехали.

Марина снова кивнула, не совсем понимая, для чего ей это знать.

— А мама твоя... Мы с ней очень хорошо были знакомы... Хм. Дружили. Я, правда, на год старше был, но всё равно. — Он вдруг улыбнулся совершенно обезоруживающе. — В восьмом классе на второй год остался, и некоторое время мы вместе учились. За одной партой даже сидели.

Марина поневоле улыбнулась.

— Списывал у неё, особенно физику.

— Мама была учителем физики.

— Да, потом уже выучилась. Очень она хотела учительницей стать. — Стеклов призадумался на мгновение, и грустно улыбнулся. — Сейчас, конечно, очень жалею, что мы с ней так потерялись. Я ведь, когда уехал, писал ей, а она не отвечала. Обиделась.

У Марины мелькнула какая-то смутная догадка, и она решила уточнить:

— Что вы уехали?

— Ну да. — Николай Викторович взглянул прямо ей в глаза, и неожиданно оправдываться начал: — Я ведь недолго в Москве был. На север уехал, потом во Владивосток, а в девяностых, вообще, за границу, пять лет там жил. Закрутило, в общем. А когда возможность представилась вернуться, сразу про Машу подумал. Решил её разыскать, и узнал... — Он неловко замолчал, а Марина глаза отвела и быстро облизала губы.

— Да. Мама под машину попала, совершенно глупо... и ужасно.

— Да. Марина, а скажи мне... Она замужем была?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

Стеклов покивал, отвернувшись.

— А я вас помню, — вдруг осенило Марину, и даже от сердца как-то отлегло. — У мамы фотография есть, старая. И, кажется, на ней вы. С ней в обнимку. Только там у вас... причёска такая... Волосы длиннее и кучерявые.

Стеклов голову на бок склонил и лукаво улыбнулся.

— Да, где мои семнадцать лет.

Марина вспыхнула.

— Извините, я не имела в виду...

— Значит, фотография есть?

— Есть.

— И что?

— Что? — не поняла Марина.

— Что Маша говорила?

— Да ничего, — растерялась Маша. — Она не любила фотографии.

Стеклов кивнул.

Марина на его чашку посмотрела, в которой кофе уже на донышке осталось, и предложила:

— Давайте, я вам ещё кофе налью?

Николай Викторович только рукой махнул.

— В кофейник Рита коньяка точно не налила.

Марина на это замечание никак не отреагировала, просто не знала как, а Стеклов сказал:

— Марина, я думаю, что я твой отец. — И сразу головой замотал: — Точнее, я уверен.

Она на спинку кресла откинулась и на Стеклова уставилась. Потом покачала головой. Но промолчала, и тогда Николай Викторович сам спросил:

— Что?

Она снова головой качнула, совершенно ошарашено. А Николай Викторович снова оправдываться принялся.

— Я, правда, не знал, Марина. Она мне ничего не сказала. Маша не хотела, чтобы я уезжал. Я обещал, что вернусь за ней, но она, видимо, не поверила. Поругались. Я потом ей писал, не раз писал, но она не отвечала. И ничего не сказала, даже не намекнула. А сейчас вот приехал, решил её найти... И узнал.

Марина глаза на него подняла.

— Но почему... почему вы так уверены? Ну... что я...

Он печально улыбнулся.

— Я Машу знаю. И ты родилась через восемь месяцев после моего отъезда, и отчество у тебя...

Марина кивнула, в знак того, что с доводами его согласна. Только потом лицо руками закрыла.

— Господи.

Стеклов руки в кулаки сжал.

— Я ведь ничего не требую, просто решил, что ты знать должна. Марина, ты моя единственная дочь.

Она руки от лица отняла и принялась слёзы вытирать. А Стеклов перепугался.

— Марина...

Она руками на него замахала.

— Всё хорошо. Я сейчас успокоюсь... — Снова слёзы вытерла. — Она никогда мне ничего не рассказывала. Я спрашивала, а потом перестала. Думаю, раз она не говорит, значит, вспоминать не хочет...

— Да, в этом вся Маша, если уж рубила, то с плеча.

Марина грустно кивнула.

— Была у неё такая черта.

Николай Викторович тоже заметно волновался, на Марину то смотрел, то отворачивался, и каждый раз морщился, когда она всхлипывала.

— Марина, я... очень бы хотел познакомиться с тобой поближе. У меня ведь и родных-то не осталось, зато теперь... дочь есть. Мне бы очень хотелось, чтобы была.

Марина даже всхлипывать прекратила. Судорожные рыдания встали комом в горле, она на Николая Викторовича уставилась, с трудом сглотнула.

— Как это... не осталось?

Он плечами пожал.

— Ну, вот так. Три бывшие жены не в счёт. Наверное. Кроме алиментов, им ничего от меня не нужно. И слава богу, я тебе скажу. — Стеклов вдруг замолчал, потом подбородок потёр. — Не смешно, да?

Марина головой покачала, к нему приглядываясь.

— Не смешно.

— Вот так.

— А... дети?

— Был сын. Тоже авария, на мотоцикле разбился пять лет назад, ему девятнадцать было.

— Простите.

Он на это никак не отреагировал, вместо этого совершенно ровным тоном спросил:

— А у тебя дети, я знаю.

Она всё-таки улыбнулась.

— Двое. Сыну двенадцать, и дочке четыре.

— Вот видишь. У меня двое внуков.

Он улыбался, а Марина никак не осмеливалась. Никак не могла уложить в голове, что вот этот человек, солидный такой, в костюме и при галстуке, с сединой на висках и, не смотря ни на что, задорным, каким-то мальчишеским взглядом, её отец. Её отец, которого у неё никогда не было, кого можно было называть папой, таким непривычным, почти иностранным лично для неё словом. Бывает же такое... Судьба, судьба-шутница. Любимая мамина физика: если в одном месте убудет, то в другом обязательно прибудет. И не поспоришь ведь!

Это был самый странный день в жизни Марины. Ей всё вокруг казалось непривычным и удивительным. Обстановка, её присутствие в этом офисе, люди, а особенно человек, который смотрел на неё с заметным трепетом и ожиданием, и который недавно сообщил ей, что он её отец. Самый настоящий, родной и ему очень хочется с ней общаться, он даже готов идти на какие-то уступки. Марина его слушала, моргала и не знала, что ответить. В смысле, не по поводу того — согласна она или нет с ним общаться, а вообще. Даже сказать что-то Стеклову боялась. Смотрела на него, в лицо его вглядывалась, о маме думала, которая всегда наотрез отказывалась говорить о её отце, видимо, на самом деле была на него обижена, а потом мысли Марины скакнули в другом направлении, и она об Антоне подумала. Какое-то неуловимое сходство было между её сыном и Стекловым. Николай Викторович так же порывисто рукой взмахивал, слова растягивал на особый манер, когда приходилось думать, что сказать. Антон так делал, когда Марина устраивала ему допрос, заставляя его рассказывать о школьных делах. Антон в такие моменты настораживался, и начинал тянуть — и время, и слова. И Стеклов точно так делал, и когда Марина себя на этой мысли поймала, сразу ему поверила. Господи, кажется, у неё теперь на самом деле есть отец. Вот только совершенно не понятно, что с ним делать и как себя с ним вести. У неё ведь никогда не было своего, только своего папы, откуда ей знать?

— Я приеду в гости. Можно?

Николай Викторович вместе с Мариной из кабинета вышел, решив её до лифта проводить.

— Конечно, — согласилась Марина.

— Хочу с детьми познакомиться. Я буду в городе до конца недели... Может, завтра?

Марина торопливо кивнула.

— Хорошо. Только... вечером. Я работаю.

Николай Викторович вдруг улыбнулся.

— А я ведь не спросил, где ты работаешь.

— Я кассир, в "Сбербанке". — И на свой зелёный шейный платок указала.

— А я смотрю и думаю: что-то знакомое.

Марина улыбнулась.

— Николай Викторович, — к ним подошла девушка, которая Марину до кабинета провожала, и очень деловым тоном сообщила: — Дмитрий Алексеевич просил вам передать. — Протянула Стеклову записку. Тот текст глазами пробежал и кивнул.

— Спасибо. А он...

— Дмитрий Алексеевич уехал.

Девушка ушла, и ни одного взгляда в сторону Марины не бросила — ни любопытного, ни заинтересованного. Очень занята была. А вот Марина ей вслед посмотрела, оглядела прямую спину и идеально скроенный пиджак. Как в кино, честное слово. Раньше Марина даже не догадывалась что такие девушки — идеально-деловые-стройные в её городе живут.

— Дима — мой заместитель, — сказал Стеклов, а та спохватилась и изобразила интерес. Хотя, про того типа, который над ней посмеялся, когда она впросак у всех на глазах попала, ей слушать было совсем не интересно.

На прощание Николай Викторович её за руку взял и смотрел так, что впору было расплакаться, Марина была почти готова к этому. Не от трогательности момента, а всё от той же сумятицы в душе. Никак не могла избавиться от чувства нереальности происходящего, на Стеклова смотрела, и постоянно приходилось себе напоминать, что он её отец. Отец! И всё сходство искала, хоть какое-нибудь. Но она сама была на маму похожа, очень похожа, и Николаю Викторовичу, кажется, это нравилось.

— Я очень рад, что мы друг друга поняли, Марина. Правда, рад. Я переживал по этому поводу. Думал, ну что я тебе скажу? Ты уже взрослая, ты меня не знала никогда, ты должна на меня злиться...

— За что? Вы же обо мне не знали.

Стеклов вдруг испугался чего-то и почти поклялся:

— Не знал.

Его пыл и огонь в глазах, выдававший неподдельное волнение, заставили Марину улыбнуться.

— Да если бы и знали, Николай Викторович... Вы сами сказали, что мы взрослые люди. По крайней мере, понять бы я попыталась.

— Это хорошо.

Весь день на работе Марина обо всём с ней случившемся раздумывала. Впервые за несколько месяцев отвлеклась от мыслей об Игоре, и подумала о себе. Что теперь может измениться в её жизни? Как вообще, присутствие отца в жизни человека влияет на его судьбу? И какими, интересно, отношения у них со Стекловым сложатся? Найдут общий язык или останутся дальними родственниками, созванивающимися по особому случаю и в дни рождения? Всё это Марину очень волновало. Не хотела сама себе признаваться, но внутри уже зрела уверенность, пусть пока и слабая, но приятная и согревающая душу, что она теперь снова не одна. Появился человек, который при необходимости, её сможет поддержать, пусть и одним словом, но это уже много. Марина знала, что много.

Вечером рассказала Антону. Осторожно, подбирая слова, заметила, что сын сразу насторожился, не понимая, о каком дедушке мать говорит, а потом, когда имя услышал, глаза на неё вытаращил. И совершенно неприлично поинтересовался:

— Гонишь, да?

Марина тут же губы поджала и посмотрела с укором.

— Антон, что за выражения?!

— Ой, мам, да ладно. — Отмахнулся он и на стол почти лёг, к Марине придвигаясь. — Тот самый Стеклов?

— Да.

— И он наш дед? Настоящий?

Марина сникла немного.

— Я не могу утверждать это наверняка, Антон, но я склонна согласиться с его доводами.

Антон брови сдвинул.

— Чего?

Марина всмотрелась в лицо сына.

— Что ты получил за диктант?

Его лицо просветлело.

— Четыре.

— Антон.

— Ну, ладно, три. Мам, какое это имеет значение? Когда такое происходит!

— Пока ещё ничего не происходит, не нужно лишних фантазий. И я очень тебя прошу, пока никому об этом не рассказывай.

— Почему? — тут же возмутился он.

— Потому что. Не надо, и всё. Я не хочу. — Марина подула на чай. — Если это станет известно, все набегут с вопросами и расспросами, а я к этому не готова. Я не знаю, что отвечать. И вообще, стоит ли об этом говорить. Мы ведь не знаем... как мы общаться будем. — Посмотрела на сына. — Так что, договорились?

Тот неохотно, но кивнул. И сполз обратно на свой стул.

— Договорились.

— И отцу не говори.

— Не скажу. Это теперь не его дело.

— Антон, — предостерегающе начала Марина, а он невинно поморгал.

— Что?

Марина только вздохнула. И попросила:

— Дневник мне принеси.

— Зачем?

— Посмотрю. Чем ты в школе занимаешься. На тройку по диктанту полюбуюсь. Вот Николай Викторович завтра в гости придёт, и что ты ему скажешь?

— А он что, собирается мой дневник проверять?

Марина попыталась спрятать улыбку.

— А вдруг?

— Вот ещё!..

— Неси дневник.

— Мам, там нет ничего интересного, про тройку я сам тебе рассказал. Я её исправлю. — Помолчал. — Тогда и покажу.

Марина подбородок рукой подпёрла и смотрела, как сын, торопясь, допивает чай и в рот ещё одну конфету суёт. И пообещала ему:

— Вот как только всё успокоится, я займусь тобой всерьёз.

Антон совершенно нахально усмехнулся.

— Это как?

— Узнаешь. Отдам тебя в военное училище.

Он смешно вытаращил глаза.

— Мам, ты что? Я водителем трамвая буду, я тебе это ещё когда сказал?

— У нас в городе нет трамваев.

— Значит, будут. — Поднялся из-за стола. — Я в компьютер поиграю.

Марина провела пальцем по краю кружки. И попросила:

— Только недолго, и Элю не разбуди.

Весь следующий день прошёл в волнениях. Марина раздумывала, что ей приготовить, в какой магазин зайти, как всё успеть, а ещё — как заставить детей вести себя прилично. Если за Эльку не беспокоилась, та бойкость и энергию проявляла только дома, при чужих становилась тихой и неразговорчивой, то Антон, воодушевлённый неожиданными перспективами и своими бурными фантазиями, Марину волновал. Ничего экстраординарного она от него, конечно, не ждала, Антон всегда ведёт себя прилично, но волновалась Марина из-за того, что сын снова мог обмануться в своих надеждах. Кажется, он заочно записал Стеклова в близкие родственники. Что ещё больше заставило Марину задуматься о том, что с сыном всё не так гладко, как тот показать пытается. И уход отца он переживает намного сильнее. Настоящая трагедия в их семье, а им всем не до Антона, у них у всех свои переживания.

Совсем некстати к концу рабочего дня явился Игорь, принёс деньги на детей. Причём не просто деньги, он их в конверт положил, словно взятку ей давал, и Марина очень долго этот самый конверт в руках крутила.

— Марина.

Она глаза на него подняла.

— Что?

— У тебя всё в порядке? У тебя взгляд...

— Какой?

— Обеспокоенный.

Улыбнулась.

— Ты ещё замечаешь какой у меня взгляд? Тебе это надо?

Игорь тут же насупился.

— Не огрызайся. Я просто поинтересовался. Мы не чужие люди...

Марина покивала, вроде бы соглашаясь с ним, а на самом деле не желая слушать, что он ещё ей скажет. Какую глупость.

— Ты не забыла, что в следующую среду... — начал он, уже собираясь уходить. Нахмурился для солидности.

— Я помню. Я помню, Игорь. В следующую среду мы разводимся. Я приду.

Он смотрел на неё и томился. А потом глаза опустил, и у Марины в душе лучик надежды, как вспыхнул, так и погас, мгновенно. Вспомнила о том, что у неё сегодня огромное количество дел, с Игорем поспешно распрощалась и ушла, стараясь не оглядываться. Не оглядываться и всё тут. Ей теперь совсем ни к чему оглядываться назад.

Стеклов приехал уже ближе к восьми. Марина дома оказалась только за час до него, принялась ужин готовить, торопилась, и попутно выслушивала все детские новости. Заодно и руководила происходящим. Заставила Элю все игрушки в детской с пола убрать, хотя бы под кровать их запихнуть, и новое платье надеть. Совершенно некстати выяснилось, что новое платье облито молоком и на нём пятна. Эля краснела и стыдилась, а Антон посмеивался, стоя за её спиной. Когда Эле, под градом материнских упрёков, пыхтеть надоело, она повернулась и брата кулачком стукнула.

— Мама, он надо мной смеётся!

— Так, прекратите оба, — немедленно шикнула на них Марина. Газ убавила, противень с мясом в духовку задвинула, и обернулась. — Антон, не стой. Иди тоже что-нибудь убери.

— Что?

Марина руками всплеснула.

— Можно подумать, что у нас в кои-то веки убрать нечего! Иди, не стой здесь. И, Антон, надень другую футболку! Сними свои черепа!

Стеклов приехал на шикарной машине, с водителем или телохранителем, кто их разберёт, Марина их в окно видела, как они подъехали, и сделала несколько судорожных вдохов. Надо же, как волнуется, словно в первый раз с ним встретится.

В прихожей столкнулась с детьми и в ужасе на дочь посмотрела.

— Эля, ты что на себя надела? — Оглядела её лёгкое, белое платьице с широкой юбкой, усыпанное блёстками.

Элька запрыгала на месте и воздушная юбка заколыхалась, по всему было видно, что она очень своим нарядом довольна.

— Мама, смотри, какое красивое! Я как принцесса!

— Эля, это новогодний наряд Снежинки! Где ты его взяла?

— Мне Антон дал.

Марина закатила глаза, и решила промолчать. Снежинка, так Снежинка.

Приветствие вышло скомканным, Николай Викторович, с какими-то коробками подмышками, в тесной прихожей замешкался, никак не мог решить, как ему с Мариной поздороваться — поцеловать Марину в щёку или нет, потом рассмеялся, коробки свои на пол свалил и пальто снял, а сам всё на детей оборачивался, которые из комнаты выглядывали, чтобы его увидеть. Точнее, это Антон выглядывал, а Элю за бант на платье обратно в комнату оттаскивал каждый раз, как она из комнаты высовывалась. Элька пыхтела, отбивалась, а потом не выдержала и плаксиво заголосила:

— Мама, Антон ко мне пристаёт!

Сначала замерла Марина, потом Николай Викторович, с шарфом в руках, и оба разулыбались, Марина смущённо.

— Проходите. Я сейчас... кое-кого отшлёпаю, и тогда вас познакомлю.

— Не надо никого шлёпать, — запротестовал Николай Викторович, и в комнату отправился. — Так, к кому тут пристают и кто пристаёт? Показывайте.

Оказывается, он принёс подарки. Марина в дверях детской стояла и смотрела, как он, такой большой и незнакомый, на маленьком диванчике устроился, и честно не смотрел по сторонам, словно не замечал тесноты, двухъярусной кровати и втиснутого к окну компьютерного стола. Стеклов в детей вцепился, сам разворачивал обёртки, сам говорил, похвалил Элькино платье, а на Антона смотрел долго и с удивлением, словно потерял его когда-то, а теперь вдруг нашёл. Эля, конечно же, тут же замолчала, как незнакомого человека увидела, даже насупилась, руку не дала, не желая знакомиться, но на большую коробку с нарисованным на ней кукольным домом, поглядывала с большим интересом. А так как руки по упрямству своему ещё несколько минут назад за спину спрятала, поэтому ножку вытянула и дотронулась до коробки ею.

— Ух ты, телефон! — Антон с подлокотника дивана съехал, рядом со Стекловым сел и в коробку с новым мобильным телефоном вцепился. — Это мне?

— Тебе, тебе. — Николай Викторович совершенно запросто его по волосам потрепал. — Надеюсь, угодил? Продавец сказал, что крутой.

— Ещё бы не крутой! Ни у кого в классе такого нет!

Марина вошла в комнату.

— А ты и рад, да? Хоть, спасибо скажи.

— Спасибо! — с чувством произнёс Антон, а Марина на Стеклова посмотрела.

— Не следовало покупать им такие подарки. Ни к чему.

Он поднял на неё глаза.

— Да ты что, я и так всю голову сломал, не знал, что подарить. — На Элю посмотрел, а потом, не подумав спросить её мнения, приподнял и на колено к себе посадил. — Какая красавица, а. Платье-то какое. Принцесса настоящая.

Девочка заинтересованно посмотрела на него, благосклонно кивнула и ладошкой по пышной юбке провела.

— Да, я принцесса. Мне мама купила.

Стеклов языком прищёлкнул.

— Мама с выбором не ошиблась. Подарки будешь открывать?

Элька палец в рот сунула и на Николая Викторовича уставилась большими, невинными глазами. Марина дочь одёрнула, прекрасно зная эту её уловку.

— Эля.

Антон рядом фыркнул, а Марина предложила:

— Пойдёмте ужинать, а то всё остынет. Антон, оторвись от телефона. Руки мыть. Эля! Переоденься.

— Не хочу!

— Да, у нас же целый магазин платьев, — не удержался Антон от веского высказывания. — Одно платье молоком залила, другое можно ещё чем-нибудь заляпать. Растяпа!

Эля брата в живот пихнула.

— Мама, скажи ему!

— Растяпа!

Марина только глазами на них хлопала, потом взмолилась:

— Прекратите оба, как вы себя ведёте?

Николай Викторович рассмеялся. С дивана поднялся, и пиджак снял, подхватил Эльку на руки.

— А мы салфетку повяжем на шею, да? У мамы попросим. А вообще, я есть хочу.

— И я, — согласился Антон. Уловил момент, когда Марина отвернулась, и новый телефон в карман джинсов сунул.

— Вкусно? — спросила Марина, уже за столом. — Я торопилась.

— Очень вкусно, — кивнул Стеклов. И вместо благодарности, вдруг похвалил: — Молодец.

Марина неожиданно вспыхнула и сама над собой рассмеялась. А Антон вдруг спросил:

— А вы, правда, наш дед? Самый настоящий?

— Выходит, что так.

Марина встревожено за сыном наблюдала.

— Круто, — заявил тот после короткой паузы.

Николай Викторович усмехнулся.

— Я тоже так думаю.

— У нас никогда деда не было.

— Да?

— Только бабушки. А теперь и вовсе одна. Правда, у неё Саныч есть.

— А это кто?

— Этот бабушкин жених, — совершенно серьёзно заявила Эля и брата локтем толкнула. — Я не буду это есть, — она потыкала вилкой в кусочки болгарского перца.

— Эля, — шикнула на неё Марина и строго посмотрела. Девочка насупилась и голову ниже опустила.

А Стеклов рот салфеткой вытер и весело хмыкнул.

— Значит, у бабушки есть жених. Интересно вы живёте.

— Ничего интересного, — ответственно заявил Антон, а Марине сразу жарко стало. Заметила, как Николай Викторович бросил на неё быстрый взгляд, но намеренно отвернулась, побоялась с ним глазами встретиться. Стеклов, наверняка, уловил некоторое напряжение, а может странность в словах Антона, а Марине не хотелось портить вечер, что-то объяснять ему, признаваться в том, что всё не слишком удачно в её жизни. Что кроме детей и похвастать-то, в принципе, не чем.

После ужина дети в детской с подарками возились, Эля громко восторгалась кукольным домом, прыгала, пыталась брата привлечь к строительству, но тот отказался наотрез, и ей пришлось довольствоваться рассматриванием мелких деталей и частей. А Марина с Николаем Викторовичем на кухне пили чай и фотографии смотрели. Стеклов был заинтересован не на шутку, и этот его интерес Марине очень льстил. Он слушал её, внимательно, не перебивал, и, кажется, на самом деле всё запомнить старался.

— А это я, первое сентября, — она пальцем в потускневшую со временем фотографию ткнула.

— Косы-то какие.

— Да, я до восьмого класса с косичками ходила. А потом все девочки начали делать стрижки, краситься, вот и я... поддалась. Мама так меня ругала, помню.

— У тебя её волосы.

— Да. — Марина пальцы в свою причёску запустила. — Хотя, однажды я едва не перекрасилась в блондинку.

— С ума сошла.

— Немножко, — призналась она.

Николай Викторович тяжёлую страницу перевернул, фотографии рассматривал, на этих уже Антон маленький — в коляске, на снегу, с лопаткой.

— А муж где? Работает?

Марина смущённо кашлянула, в сторону отвернулась, но потом решила, что таиться глупо.

— А мужа нет. Мы в следующую среду разводимся.

Стеклов голову поднял и посмотрел на неё.

— Что так?

Она натянуто улыбнулась.

— А вот так. Любовь случилась... У него. Что я могу сделать?

— А дети?

— Как оказалось, дети не достаточный повод, чтобы отказаться от личного счастья.

Николай Викторович выдержал паузу, а потом её руку своей ладонью накрыл.

— Ну, и плюнь. Раз уж ему такие дети не нужны, и ты не нужна... Всё нормально будет, Мариш. Мы ещё с тобой горы свернём. Вместе-то.

Она волосы пригладила и грустно улыбнулась. А потом зачем-то сказала:

— Это так странно.

— Что?

— Иметь папу.

Он не глядя ещё одну страницу перевернул, и бровь одну приподнял, не сводя с Марины глаз.

— Да? А мне нравится. И заметь, я ведь теперь не только папа, я ещё и дед. Жизнь наполнена смыслом.

Марина не улыбнулась, хотя его тон к этому располагал.

— Это серьёзно?

— Конечно. — И тоже посерьёзнел. — Мы ведь попытаемся? Я бы очень хотел. Для меня это важно, Марина. У меня никого кроме вас нет.

— Не считая трёх бывших жён.

Он разулыбался.

— Это не честно!

Марина тоже улыбнулась, но предупредила:

— Но детей не баловать. Всё-таки я пытаюсь их воспитывать.

— Пытаешься? Ну что ж, будем пытаться вместе.

Стеклов в городе пробыл совсем недолго и уехал, как и обещал, к концу недели. Это было очень странно, но Марина даже расплакалась, когда он прощаться пришёл. Нельзя сказать, что за прошедшие дни они сильно сблизились, и она уже не представляла, как жить без него будет, ничего подобного не чувствовала, но когда он уезжать собрался, неожиданно не по себе стало. Прощалась с ним так, словно они очень долго не увидятся. Расстраивалась, а когда Николай Викторович её в прихожей обнял, она в его плечо уткнулась и с большим трудом заставила себя остановиться и не заплакать. Пахло от него непривычно, каким-то дорогим одеколоном и сигаретами, но он был большой и надёжный, а Марина впервые в жизни оказалась в объятиях отца.

— Да ладно тебе реветь-то, — негромко, якобы шутливо, но надтреснутым от волнения голосом проговорил он. — Я приеду скоро.

— Когда?

— Недели через две. — Хмыкнул. — Или три.

— Три недели? — Марина искренне ужаснулась. Она представить не могла, как можно в течение целых трёх недель находиться вдали от дома. Но вспомнила, что это для неё этот город дом, а для Стеклова уже давно нет. Всё-таки выступившие слёзы смахнула, отстранилась и кивнула, глаз на Николая Викторовича не поднимая, стесняясь своих бурных эмоций.

— Что поделать, Мариш, такая у меня жизнь. — Стеклов, уже одетый в свою дорогущую дублёнку, к стене привалился, задев плечом картину в дешёвой раме, а сам руку протянул и до её волос дотронулся. — Ты жутко на Машку похожа. Даже сейчас...

— Плачу, как она? — догадалась Марина, а Стеклов кивнул.

— Да. И мне трудно уехать от тебя. От неё было трудно, а от тебя ещё труднее. — Несмотря на это он улыбнулся. — Ну, ничего, будем перезваниваться. Я тебе все телефоны дал?

Марина по-детски шмыгнула носом.

— Все.

— Вот, не потеряй.

— Я никогда ничего не теряю!

— Да? Это точно не моя черта. Но если вдруг что, — Стеклов посерьёзнел, — обратись к Димке, он всё сделает. Он вообще, спец по решению проблем.

— К какому Димке?

— К Димке Грановичу, заму моему. Его телефон я тебе тоже оставил.

— Зачем я буду звонить чужому человеку?

— Ты не думай — зачем, просто позвони, если нужно будет, хорошо?

— У нас всё будет нормально, я взрослый человек, и...

— Давай юриста тебе пришлю?

Марина губы облизала, а руки сложила на груди, выражая тем самым степень своего несогласия. Про юриста они говорили уже не раз, Стеклов уверял её, что в суд, даже разводиться, нужно идти с юристом, а Марина отказывалась. Ей с Игорем делить было нечего, кроме детей, а отбирать их у неё Игорю вряд ли в голову придёт. Марина отцу это пыталась объяснить, но тот настаивал, ссылаясь на свой богатый опыт.

— Да не нужен мне юрист!

— Вот опять ты упрямишься! Я же лучше знаю! — В его кармане телефон зазвонил, и Марина этому даже обрадовалась.

— Вот, это водитель твой. Нужно идти.

Стеклов посмотрел на неё с насмешкой.

— Я и так сейчас уйду.

Марина постаралась спрятать улыбку, и вдруг снова оказалась прижатой к его плечу.

— Я очень рад, — шепнул он, прижимаясь губами к её волосам. — Слышишь?

— Слышу, — ответила она, смелости набралась и обняла его, правда, уже через пару секунд отодвинулась. И крикнула в сторону детской: — Дети, дедушка уезжает!

Антон первым из комнаты выбежал, следом за ним Эля и у Николая Викторовича на руке повисла.

— Ты ещё приедешь к нам? На Новый год?

— На Новый год? — Он рассмеялся и подхватил девочку на руки. — На Новый год обязательно приеду. И с подарками.

Элька смешно вытаращила глаза на него и закричала:

— Ура, подарки! Я люблю Новый год, ты знаешь?

Стеклов её поцеловал, потом Антона по волосам потрепал.

— Ты главный, пока меня нет.

Тот шутливо отсалютовал.

— Приказ понял.

Марина только головой покачала, наблюдая за ними.

Антон выпросился на пять минут на улицу, проводить деда до машины, Марина строго-настрого ему приказала ровно через пять минут вернуться, а сама вслед за ними в подъезд вышла, прогнав Элю с холода.

— Всё, пока. — Стеклов к ней наклонился, быстро в щёку поцеловал, а Марина из-за его плеча выглянула, когда дверь по соседству открылась. Увидела, как вытянулось лицо Тамары, когда та увидела, с кем подруга под её дверью целуется, и только ошалело кивнула, когда Стеклов на неё внимание обратил.

— Здрасте.

Тот вежливо отозвался:

— Добрый вечер. — Антона за капюшон на куртке схватил и потянул за собой вниз по лестнице. Мальчик рассмеялся.

— Тоша, пять минут, — крикнула им вслед Марина, а затем на Тому перевела беспомощный взгляд. Та делала странные жесты, пальцем в сторону лестницы тыкала, а после громким шёпотом поинтересовалась:

— Ты всё-таки это сделала?

— Что?

— Ты с ним познакомилась? — И так посмотрела, что Марина поневоле вспыхнула.

— Ты с ума сошла, что ли? — В квартиру свою вошла, а Тома последовала следом, дверь захлопнула и на кухню кинулась за Мариной, которая уже к окну прилипла, наблюдала за тем, как Стеклов с Антоном прощается. Рядом с ними стоял водитель, курил, и они все втроём что-то обсуждали, кажется, машину, Антон, по крайней мере, с большим интересом её разглядывал.

— Марин, что происходит-то? Это же Стеклов! Я его узнала.

Марина запотевшее стекло потёрла, заметила, как Николай Викторович голову поднял, и рукой ему помахала.

— Тамар, он мой отец, — торжественным шёпотом созналась она.

Тома медленно осела на табурет.

— Да ладно.

Марина посмотрела на неё и кивнула.

— Представляешь?

— Нет, — честно созналась Тамара. — А ты?

— И я, до сих пор не представляю. Но он мой отец. Он меня сам нашёл.

— Ничего себе. Санта-Барбара.

Марина брови сдвинула.

— Мне не нравится сравнение.

— А как ещё назвать? Стеклов, этот олигарх, твой отец?

— При чём здесь олигарх? Он мой папа, понимаешь?

— Пока ещё не до конца, но я стараюсь.

На кухню вбежала Эля и громко объявила:

— Всё, дедушка уехал! Я видела.

Тома девочку к себе подтянула, подняла и усадила к себе на колени.

— Значит, у тебя дедушка появился?

— Он мне кукольный дом подарил! Вот такой большой! — Эля руки в стороны раскинула, а Марина строго посмотрела.

— Эля, на полтона ниже, пожалуйста.

— Дедушка приедет на ёлку, как Дед Мороз. Да, мама?

Марина поневоле улыбнулась.

— Будем надеяться, что приедет.

С Томой они проговорили до позднего вечера. Ту подробности интересовали, а у Марины никаких подробностей не было. Рассказала всё, что знала сама, как он с её мамой встретился, и про то, как они когда-то потерялись, если это можно так назвать. А Тома ахала и головой качала. А потом за руку её схватила и ответственно заявила:

— Вот правильно говорят, Марин, ничего просто так не случается. Должна была чёрная полоса кончиться в твоей жизни, вот она и кончилась.

— По-моему, это слишком ответственное заявление. Разве такое можно утверждать? Что она кончилась...

— Вот помяни моё слово. А раз уж у него и нет никого... — Тома неожиданно засмеялась. — Марин, так теперь "Стэлс" тебе принадлежит? Ты богатая женщина!

— Что ты глупости болтаешь?

— А что? Ты единственная наследница.

— Наследница? — Марина руками на неё замахала. — Сплюнь.

Тамара на самом деле трижды через левое плечо сплюнула, потом по столу костяшками пальцев постучала, а напоследок и перекрестилась.

— И правда, что это я?

А Марина, наблюдая за её действиями, рассмеялась.

— Ох, Тома.

— Ну что? Я в шоке, сказывается.

Тамару Марина тоже попросила ничего не рассказывать никому, до времени, сама не знала, зачем так тщательно соблюдает тайну, но это ненадолго ситуацию спасло, непонятно откуда слухи взялись, но по городу поползли, правда, пока в Марину никто пальцем не тыкал, но люди уже обсуждали, что у заезжего миллионера нашлась в этом городе дочь. "Вот повезло кому-то!". Впервые такой разговор Марина услышала на работе, две женщины в очереди обсуждали, а она мимо шла и едва не поперхнулась, услышав фамилию Стеклова.

Откуда узнали?

— Кто-то разболтал, — жаловалась она Николаю Викторовичу вечером по телефону. — В очередях уже обсуждают!

— Ну, что поделаешь? Кто-то значит разнюхал. Димка жаловался, что телевизионщики ваши местные по офису шатались, вот и результат.

Марина даже рот открыла.

— А кто им мог рассказать? Димка твой?

— Да нет, ты что! Димку можно в контрразведку смело брать, он не болтливый.

— А кто тогда?

— Марина, — затянул он певуче, — успокойся. Всё равно бы это вышло наружу. Из-за чего ты переживаешь?

Она расстроено вздохнула.

— Не люблю, когда мне задают вопросы.

— А ты на них не отвечай.

Марина пальцем по одеялу поводила и решила полюбопытствовать:

— А ты где?

— Я? В Юрмале.

— Ух ты, море.

Стеклов хохотнул в трубку.

— Хочешь, на Новый год на море?

— Нет, — выпалила она, а отец удивился.

— Почему?

— Ну, какое море? Мы на море ездим летом... Год назад вот ездили, в Турцию. И вообще, не путай меня. Новый год нужно дома встречать, ёлка будет, в садике утренник, у Антона конец четверти и вообще... Лучше приезжай на Новый год к нам, хорошо?

— Хорошо. А ты не грусти. И не переживай из-за ерунды.

Хороша ерунда, ничего не скажешь. А Марина теперь с ужасом прислушивалась к разговорам в очередях, в автобусе, на работе.

— Антон, признайся мне, как на духу, ты никому ничего не говорил?

Сын явственно замешкался, с преувеличенным интересом разглядывал бутерброд, а Марина воинственно упёрла руку в бок.

— Вот я так и знала!

— Мам, ну я, правда, не говорил! То есть, я сказал, что у нас дед появился, но кто именно — я не говорил!

— Кому сказал?

Антон шмыгнул носом.

— Он бабушке сказал, — с лёгкостью сдала брата Эля. Тот уставился на неё возмущённо, и обвинил:

— Можно подумать, что ты своим кукольным домом не хвасталась!

Марина подняла глаза к потолку.

— Вот только этого не хватало!

— Мам, а чего она нам своего Саныча подсовывает? Он мне вообще не нравится!

Марина на них руками замахала.

— Ладно, ладно, тише. Сказали и сказали. — Помедлила и задала ещё один вопрос: — А отцу?

— Я ему не говорил, — решительно отказался Антон. — Если только Элька...

— Я не болтушка!

— Эля, тише.

— Болтушка. Болтун — находка для шпиона.

— Мама, он на меня обзывается!

— Доедайте, и на выход. Опаздываем уже.

Но приближалась среда, и ни о чём помимо развода Марина думать уже не могла. Всё гадала, как же она туда придёт, как войдёт в зал вместе с Игорем, или куда там входят, как им будут задавать вопросы, почему они решили развестись, будут просить подумать, и совсем не представляла, что будет отвечать чужим людям, и уж тем более, как всё это сможет пережить. Мерещились всякие ужасы, её заметно трясло, Тамара даже какие-то капли успокоительные ей принесла, и Марина исправно пила их целых два дня. Правда, они не помогали совсем. Даже уснуть не получалось. Лежала ночами и в потолок смотрела, не плакала, не заламывала руки, просто тряслась, как в лихорадке, в одеяло куталась, и глаза в темноту таращила. Всё думала, как же она разводиться с Игорем будет. Если до сих пор не может привыкнуть к его отсутствию дома, он же её муж, и она чувствует это, кольцо не снимает, а придёт среда и Игорь станет её прошлым. Навсегда.

Она столько всего себе надумала — и ответов, и вопросов, настраивала себя в нужные моменты держаться, целую речь сочинила, и далеко не сразу поняла, что в этой речи почему-то оправдывается, словно виновата в том, что мужа удержать не смогла, а прошло всё намного проще и быстрее, и никто не советовал им помириться ради детей, не учил, как справиться со сложившейся ситуацией, примириться друг с другом, никто даже не переживал за то, что разрушается ячейка общества. Намного больше времени заняли какие-то глупые формальности, как оказалось, квартиру они всё-таки делили, ведь квартира была наследственным имуществом Игоря, от бабушки ему досталась, и Марина в какое-то мгновение всё-таки пожалела о том, что отца не послушала и с юристом прежде не встретилась и всё не обсудила. От волнения, даже то, что была в состоянии понять, не понимала. Только на Игоря всякий раз оглядывалась, словно поддержки у него искала, и кивала.

В коридор вышла на ватных ногах и остановилась у стены. Сердце едва билось, и губы дрожали. Только сейчас поняла, что сама дело решила — сказала "да", когда её спросили, согласна ли она на развод, и всё сразу закрутилось. Про детей, про алименты, про квартиру. А если бы "нет" сказала? Тогда бы им, наверное, дали отсрочку. А она сказала "да". Лицо рукой закрыла и судорожно вдохнула.

— Марина.

Заставила себя выпрямиться, и губы облизала.

— Со мной всё хорошо.

Игорь хотел ей помочь куртку надеть, а она рукой дёрнула, боясь, что он к ней прикоснётся.

— Я всё сделала, как ты хотел. Иди.

Игорь руки в карманы куртки сунул, и взгляд отвёл, но не уходил.

— Не веди себя так, мы всё равно не чужие. Нам ещё детей воспитывать.

Марина шарф вокруг шеи замотала, не слишком аккуратно, правда, и резко дёрнула молнию на пуховике.

— Как мило, что ты об этом не забываешь. Хоть бы с Антоном поговорил, спросил, как у него в школе дела.

— Он не хочет со мной разговаривать.

— А ты этим, кажется, удивлён?

Он зубами скрипнул.

— Надо выждать. Вот всё успокоится, тогда я с ним поговорю.

— Хорошо, выжидай. Только смотри, как бы совсем поздно не было.

Игорь на неё посмотрел с осуждением.

— А ты не забывай ему говорить, как у нас всё плохо! Тогда он, конечно, не успокоится!

— Я ничего ему не говорю!

— Может, ему и не говоришь, но с Томой на кухне надо поменьше трепаться. А то, видишь ли, дети уже всё понимают, но при этом ничего не слышат!

Марина быстрым шагом направилась по коридору, разозлённая словами мужа. Точнее, уже бывшего мужа. Вот с сегодняшнего дня — бывшего.

Но Игорь её догнал, уже на улице, и они остановились, Марина старательно глаза отводила, боясь, что расплачется, а Игорь вдруг спросил:

— Это правда, про отца?

Она посмотрела настороженно, не зная, что именно он имеет в виду.

— Да, правда.

— Надо же. А ты, рада?

— Рада, Игорь. Я, правда, рада.

— Хороший дядька?

— Он не дядька.

— Ну ладно, ты меня поняла.

— Мы только знакомимся друг с другом, постепенно.

— А где живёт?

— Он... Не из нашего города. Он теперь здесь... наездами бывает.

— Ясно. Ну что ж... Тебя подвезти?

Марина посмотрела на него удивлённо, и головой качнула.

— Игорюш, ты же никогда не был циником.

Ему не понравилось, нахмурился, а когда у него в кармане телефон зазвонил, Марина, не прощаясь, пошла прочь. Но всё-таки обернулась, сделав несколько шагов. Бывший муж стоял, с телефоном у уха, и отчитывался:

— Да, Дашунь, всё закончилось. Еду уже.

По случаю важного события — развода родителей, Нина Владимировна детей к себе забрала. Марина поначалу воспротивиться пыталась, отнекивалась, говорила, что ни к чему, но вернувшись домой, в пустую квартиру, поняла, что всё к лучшему. Это пока по улице шла, крепилась, а как за дверью дома оказалась, так и разревелась, прямо в прихожей, присев на низкую скамеечку, на которой Элька обувалась всегда. Наверное, её всхлипывания в подъезде были прекрасно слышны, потому что минут через пятнадцать пришла Тамара, со скамейки её подняла, пуховик с неё сняла и в кухню увела. А потом на стол бутылку своей наливки выставила.

— Всё, тебе нужно перестать о нём думать, слышишь? А уж тем более плакать. — Достала из холодильника колбасу, огурцы солёные, хлеб нарезала, и сама по рюмкам наливку разлила. — Давай, подруга. Выпей и к чёрту Игорюшу пошли.

Марина даже спорить не стала, выпила и носом хлюпнула. И снова заревела, в ладонь свою носом уткнувшись.

— Он радуется сейчас, наверное, — проговорила она, икнув. — У них, наверное, праздник. Торт...

Тома брови вздёрнула.

— Какой торт, Мариш?

— Не знаю! Из... Из безе, Игорь любит.

— Да тьфу на тебя, нашла из-за чего реветь! Из-за торта.

— Да не из-за торта я! — Марина сорвалась на крик, сама перепугалась и замолчала. Только наблюдала, как Тома её рюмку снова наполняет. В грудь себя кулачком ткнула и выдохнула: — Мне обидно, понимаешь?

— Понимаю.

— Да?

— Пей.

Марина выпила, её передёрнуло, и она за хлебом потянулась. И тогда уже решила поинтересоваться:

— Ты меня напоить решила?

— А что? Напьёшься и уснёшь.

Марина подбородок рукой подпёрла и снова всхлипнула, правда, слёз уже не было, и вышло немного пьяно.

— Я же люблю его, а он... А он меня не любит! Теперь алименты, теперь разделение прав и обязанностей... Что там ещё говорили? Ой, Том, там столько всего говорили!..

Тома с умным видом покивала и захрустела огурцом. А Марина за голову схватилась, взъерошив тёмные кудри.

— Это так ужасно, разводиться. Это очень стыдно. Чувствуешь себя... ущербной.

— Ты-то тут при чём? Это он ущербный. На голову больной.

Марина грустно улыбнулась.

— Вот только он таким совсем не выглядит, он сейчас... — опять сорвалась на рыдание, — празднует!

— Вот что ты к этому пристала? Ну и пусть празднует, чтоб он этим тортом подавился.

Марина неожиданно усмехнулась и тут же рот себе ладонью зажала, испугавшись этого. Тамара подозрительно прищурилась.

— Ты смеёшься или это истерика?

— Я не знаю.

В истерику её смешки не переросли, но долго Марина за столом не высидела, всё равно окончательно расклеилась и в спальню ушла. Слышала оттуда, как Тамара посуду моет, дверцами шкафов хлопает, а в голове всё кружилось, и уже ни одной чёткой мысли, даже лицо Игоря представить не получалось. А когда Тома в спальню к ней заглянула, и негромко сказала:

— Мариш, я ушла, — она не отозвалась и даже не пошевелилась, сделала вид, что спит.

А отца на следующий день по телефону убеждала, что всё у неё в порядке. Он не сразу поверил, может в голосе у неё что-то такое проскользнуло, но, в конце концов, Марине удалось его убедить, что всё пережила.

Стеклов недоверчиво хмыкнул.

— Вот как ты могла пережить? Нарыдалась, да?

— Напилась, — призналась Марина ему шёпотом. — Тома принесла своей фирменной наливки и меня напоила. Доволен?

Николай Викторович усмехнулся, после хохотнул.

— Правда, что ли? Ну ладно, тогда я почти спокоен за тебя.

— Вот почему вы, мужчины, считаете, что это хороший способ стресс снять? У меня с утра голова болит.

— Ничего, это пройдёт. Но чувство юмора тебе не отказало, а это главное.

Марина с ним согласилась.

Следующие несколько дней, утром просыпаясь, начинала себя заговаривать на предмет того, что у неё на самом деле всё в порядке и у неё новая жизнь начнётся, вот-вот. Непременно начнётся. У неё все возможности есть, все дороги перед ней открыты, две из четырёх, по крайней мере, точно. Нужно только дождаться Нового года, она встретит его как никогда шумно и весело, всем назло, и в этот Новый год рядом будет её отец, Марина очень надеялась, что он всё-таки приедет. Под бой Курантов она загадает желание, и оно обязательно сбудется. И об Игоре, и вообще ни о чём плохом, думать в этот момент не станет. Только желание, её желание, никоим образом не связанное с её прошлым. Пожелает что-нибудь для себя, только для себя. Для своих детей она и без новогоднего желания всё сделает.

Всё испортил Игорь. Казалось бы, ну что ещё, какие неприятности ещё может этот год принести, всё самое страшное уже случилось, но пришёл Игорь, принёс алименты, и её огорошил. Во-первых, он не на работу к ней приехал, как у них повелось, а прямо домой пришёл, чего Марина совсем не ожидала. И как она позже поняла, специально выждал до пятницы, чтобы без детей поговорить. А она разволновалась жутко, увидев его на пороге, сразу жаром окатило, занервничала, и только украдкой наблюдала, как Игорь оглядывается по сторонам, словно не в свой дом вернулся, словно не прожил в этой квартире много лет и не знал каждый гвоздь и угол. Потом за кухонный стол присел, и руки на столе сложил, в замок их сцепив. А Марина остановилась перед ним, чувствуя странное смущение. Подумала, и чаю предложила.

— Не хочу я чая, — отказался он. В окно посмотрел, потом в карман полез, за конвертом. — Я деньги принёс.

Марина руку не протянула, и он положил конверт на стол. Томился заметно, и она догадалась, что он пришёл не просто так, и уж точно не потому, что соскучился.

— Что ты хочешь? — вырвалось у неё, и тон был сухой. Игорь удивлённо посмотрел. А Марина руками развела. — Ты ведь зачем-то пришёл?

— У меня к тебе разговор.

— Говори.

Игорь недовольно поджал губы.

— Ты так и будешь стоять? Сядь.

— Не хочу я садиться. Что за разговор?

Он кашлянул в сторону, но затем на подоконник облокотился, принимая расслабленную позу.

— У меня есть предложение. Я... Мы с Беляковым открываем несколько автосервисов, по области, ты знаешь?

Марина коротко головой качнула.

— Откуда?

— Вот, целая сеть будет. Представляешь?

Его хвастливый вопрос она проигнорировала.

— А тебя в напарники он из родственных чувств берёт, я правильно понимаю?

— Не в напарники, мы партнёры.

— Ой, Игорь...

— Хватит ойкать, — разозлился он, — я же не за этим пришёл. Это реальный шанс для меня.

— Очень за тебя рада. От меня ты что хочешь? Не поддержки, как понимаю.

Он уставился на неё в упор.

— Я хочу квартиру продать.

Марина изумлённо посмотрела на него, после сглотнула.

— Ты не в своём уме, что ли?

— Это вклад в будущее наших детей, ты не понимаешь?

— В какое будущее? А пока это будущее не наступит, они где должны жить? На улице?

— Вот ты опять не слушаешь! Ты опять кричать начинаешь!

— А как мне не кричать?

— Да очень просто. Выслушай и всё! Я уже нашёл другую квартиру, правда, однокомнатная, ремонт я сделаю. И... запишу её на твоё имя.

Марина смотрела на него и соображала. Головой качнула.

— И где эта квартира? Не в городе, так? Иначе какой смысл нашу "хрущёвку" разменивать...

— Считай, что в черте города.

— Считай? Ты собираешься детей выселить из квартиры, к чёрту на куличики, чтобы самому

половчее в жизни устроиться?

Игорь ссутулился, локтями в колени упёрся.

— Мне кажется, если я буду больше зарабатывать, то это самым лучшим образом скажется на будущем наших детей. Или я не прав?

— Ах ты о будущем детей задумался! Прекрасно! — А Марина руками всплеснула и отвернулась от него. Пока он не видел, зажмурилась.

— Это хорошая квартира, дом хороший, и всё-таки загород, воздух чистый...

— Спасибо тебе огромное! Нет.

— Марин, ты не можешь сказать мне нет.

— А ты не можешь продать квартиру! Здесь прописаны несовершеннолетние дети!

— Марина...

Она повернулась к нему.

— Тебя мама надоумила, да? Ты пришёл к ней совета попросить, или денег, а она тебя надоумила. Ей ведь эта квартира покоя не даёт! И то, что я в ней живу!

Игорь молча смотрел на неё, и вместо того, чтобы почувствовать вину, решительно выдвинул вперёд подбородок. Уж слишком много возмущения было у него во взгляде, и Марина всё поняла. Медленно втянула в себя воздух.

— Кто тебе сказал? Антон проболтался?

Игорь помедлил немного, потом спросил:

— Но ведь это правда?

— А тебе какое дело? Какое отношение ты имеешь к моему отцу?

— Но ведь это правда, Марина!

— Может быть и правда, но это совсем не значит, что он должен содержать твоих детей. Ты слышишь, Игорь? Ты что мне предлагаешь, квартиру у тебя купить? Или ты думал, что мой отец, по доброте душевной, даст тебе денег, для твоего будущего?

Он вскочил.

— Я всё делаю для детей. Я пытаюсь их обеспечивать, и я пытаюсь развиваться, и сейчас у меня появился шанс!..

— Я очень за тебя рада, честно, и отдельно за твой шанс. Но помочь я тебе ничем не могу. Я не пойду на поводу у твоих фантазий.

— Фантазий? Фантазий! — Игорь не на шутку разъярился. — Ты никогда в меня не верила, никогда!

— Ну, извини меня, что будущего миллионера в тебе не разглядела! Вот любила таким, какой есть. Без миллионов, без бизнеса, без амбиций, которых в тебе в помине нет. Ты автослесарь, Игорь, прекрасный автослесарь, но чтобы заниматься бизнесом, надо зубы иметь. И быть вот таким, как твой Беляков. Он даже во сне выгоды просчитывает. А ты так можешь? Ты за кем погнался-то?

— Я пришёл не за тем, чтобы ты меня жизни учила!

— Конечно, я ведь дура, брошенная жена, чему я могу тебя научить? — Марина выдохлась, вдруг почувствовала себя несчастной, и рукой махнула в сторону двери. — Уходи, Игорь. Я... Я вот сейчас смотрю на тебя, и поверить не могу, что ты тот человек, за которого я когда-то замуж выходила.

Он голову опустил, помолчал, затем сказал:

— Ты ничего не поняла, Марин, я ведь на самом деле... Я хочу заняться чем-то большим, чем гайки крутить. Я хочу, чтобы Антон когда-нибудь понял, почему я так поступил. Чтобы у меня было, что ему предъявить, показать, результат какой-то. Мне нужен этот шанс, Марина.

Она отвернулась от него, нервно сглотнула, а пальцы в ворот кофты вцепились.

— Знаешь, Игорь, я не думаю, что Антон оценит твой "шанс", если перед этим ты выгонишь его из дома. Это того не стоит.

Очень странно, но она даже не подумала заплакать после его ухода. Слёзы куда-то делись, и только горько было. Вспоминала, что ей Игорь наговорил, как у него глаза горели, на самом деле горели, и обвинял её в том, что она его никогда не понимала, не поддерживала, и вообще вниз тянула. По всему выходило, что это она виновата в их рухнувшем браке. По пустой квартире ходила, у одного окна постояла, потом у другого. Очень неприятно было осознавать, что вся твоя жизнь, в правильности и стабильности которой ты была так уверена, оказалась просто мыльным пузырём. Ты человека любила, ты для него жила, а ему всё было не так, он мучился и маялся, просто молчал, чтобы тебя не расстраивать. Это так ужасно, понимать, что ты ошибся. Не оступился, не сделал глупость, а по жизни ошибался и уже не исправить ничего.

— Я соглашусь, — сказала она Тамаре, когда всё как следует обдумала. — Они не дадут мне жизни, понимаешь? Игорь больше не придёт, я его знаю, а вот Нина Владимировна... Она так надеется, что без меня он заживёт, как в сказке, а я снова мешаю. Я уже боюсь детей к ней отпускать. Она как узнала, что Стеклов мой отец, я во врага номер один превратилась. Я на миллионах сижу, а её сыночку последние копейки отдавать не желаю. — Кивнула. — Я соглашусь.

— И поедешь в пригород?

— Это совсем близко, Тома. Зато я буду жить спокойно.

Тамара головой покачала.

— Ну, не знаю, Марин. Я считаю, что ты глупость делаешь. Послала бы ты их куда подальше.

— Не умею я, посылать. — Марина огорчённо улыбнулась.

А вечером того же дня перед Стекловым оправдывалась.

— Ты что, с ума сошла? — поинтересовался он, выслушав её до конца.

— Нет, я всё обдумала. — Лоб рукой потёрла. Ей вообще нравилось с отцом по телефону говорить. Глаза в глаза ещё стеснялась, слова подбирала, а вот по телефону они, кажется, обо всём на свете уже поговорили, Марина только переживала, что Стеклов на международных звонках разорится, но тот по этому поводу, кажется, совсем не переживал. — Может, я на самом деле не чуткая, не понимала его. Пусть строит свою жизнь, как хочет. Это его квартира... Пусть. Я завтра позвоню, съездим, посмотрим квартиру...

— Не выдумывай. Ещё себя позором заклейми. Мне вот жалко, конечно, что я с ним не познакомился, мне вот даже интересно, кого моя дочь не устроила. — Стеклов с таким праведным возмущением говорил, что Марина даже рассмеялась, не смотря на то, что в горле комок стоял. — Что ты смеёшься? Я же серьёзно.

— Хорошо, серьёзно.

— Я скоро приеду, через несколько дней. Через неделю.

— Здорово.

— Ничего в этом нет хорошего, я сейчас злюсь. А ты не знаешь, как я злюсь. Я ужасен в гневе.

Марина продолжала улыбаться.

— Верю на слово.

— Вот и хорошо. А ты давай, собирай вещи, бери детей и переезжай ко мне.

— Что?

— А что? — Он на самом деле голос повысил. — Тебе что, уйти некуда? Давай, ещё на коммуналку согласись! Они ещё не то предложат! А я дом купил, чего он пустой стоит? Вам дом, Марина, кому ещё мне покупать? Там, правда, Димка живёт, но если мешать будет, выселим его.

Марина молчала, только воздух ртом хватала, а Стеклов, видимо, понял, что она спорить собирается, и твёрдости в свой голос добавил.

— И слышать я ничего не хочу. Оставь ему эту квартиру, обойдёмся. Бери детей и переезжай. Мне так спокойней будет. И прекращай страдать по нему. Всё.

Он даже трубку бросил, чего никогда не делал, всё видимо от перевозбуждения. А Марина на замолчавший телефон посмотрела и зачем-то позвала, словно Стеклов услышать мог:

— Папа...

— Посидим на дорожку, — предложила Тамара и плюхнулась на ближний тюк с одеждой. Марина хотела её поднять, припомнив, что именно в этом тюке её осеннее пальто, но потом мысленно рукой махнула. Сил не было с Томой спорить. За последние два дня совершенно выдохлась, вещи собирала, и теперь квартира превратилась в зал ожидания, со всеми этими сумками, коробками, какими-то мешками с одеждой. Глядя сейчас на их количество, только удивляться приходится, как в такой маленькой квартирке столько всего прятать удавалось. Ничего нигде не валялось ведь, всё было рассовано по шкафам, ящикам, щелям всяким, а сейчас всё пространство прихожей и детской комнаты занято, даже пройти негде. Одних игрушек огромный мешок. К тому же, отыскались ещё Тошкины игрушки, некоторым лет десять было, а он их увидел, и выбрасывать запретил.

— Мама, ты что! Это же робот мой! Мы его в Москве покупали! Как его выкинуть?

— Я очень рада за твоего робота, что ты его нашёл. Он под кроватью, наверняка, скучал.

Антон что-то с игрушкой делал, руки-ноги ему ловко посгибал и теперь с интересом разглядывал, а сам поинтересовался:

— А у деда дом большой?

— Ну откуда же я знаю? Я там не была. Но, я думаю, что явно не меньше нашей квартиры.

— Он говорил, что у него в Москве квартира в шесть комнат.

Марина нахмурилась.

— Да?

Антон посмотрел на неё и кивнул.

— И он там один живёт, представляешь?

— Почему вы все спрашиваете: представляешь? Ничего я не представляю.

— Вот и я не представляю.

Марина полупустой кухонный шкаф оглядела, затем на сына оглянулась через плечо. И поторопила его:

— Антош, прекращай играться, некогда. Лучше диски свои сложи вон в ту коробку. И не кидай просто так, перевяжи чем-нибудь!

— Ладно, — без энтузиазма отозвался он, с кухни вышел, а Марина взглядом его проводила. Нельзя сказать, что дети с большим восторгом восприняли новость о том, что им придётся переехать. Если Элька просто разнюнилась и заявила, что будет жить дома, то для Антона пришлось придумывать правдоподобное объяснение. Марине не достало смелости сказать ему правду, что отец решил квартиру продать. Преподнесла всё как нормальное продолжение развода, сказала, что лучше разъехаться, так всем будет проще, и вообще — они теперь с дедушкой жить будут. Чем плохо? А вот сама Марина никак не могла остановиться, даже боялась этого, она занялась сбором вещей, какими-то другими проблемами, стараясь не думать о том, правильно ли поступает. Со стороны отца, конечно, было очень благородно предложить им свой дом, а вот с её стороны, наверное, слишком лёгким было согласие. А ведь она уже обещала себе, что благосостояние её отца никоим образом её саму касаться не будет. А теперь вот переезжает в его дом, свалив, таким образом, на Стеклова все свои проблемы. Единственное оправдание, слабости своей, в том, что не нашла другого выхода. Уезжать из города, перевозить детей в квартиру, которая ещё больше их стеснит, показалось ей намного худшим. А она ведь обещала, что всё будет делать для них. А если они переедут к Стеклову, Антон сможет ходить в прежнюю школу, да и Элькин садик не так далеко будет. Жизнь их и так слишком сильно переменилась в последнее время, зачем ещё больше всё усложнять?

И Тамара её в этом поддержала.

— Чего ты стесняешься? Если он на самом деле твой отец, то вполне может о вас заботиться. Да и позволить себе это может. Тебе повезло, Марина, хоть раз воспользуйся своим везением, без всяких сомнений.

Вот и собирали теперь вещи, переезжать собирались. Перед самым Новым годом.

Игорю она о своём решении сообщила по телефону, причём на самом деле сообщила, коротко оповестив, что они с квартиры съезжают, теперь она полностью в его распоряжении.

— Куда съезжаете? — напряжённым голосом поинтересовался он.

— К отцу. Ты ведь этого хотел?

— Нет. Я не просил...

— Ну, конечно, ты не просил, — не удержалась Марина от упрёка, поняла, что вот-вот расплачется, и трубку положила.

Игорь не перезвонил, зато уже вечером приехала Нина Владимировна. Между коробок прошлась, пооглядывалась и чопорно поджала губы. Молчала, видимо, ждала, когда Марина оправдываться начнёт, а та только усмехнулась и продолжила детскую одежду из шкафа вынимать, проглядывала её, ненужное, из чего дети выросли, в сторону откладывала.

— Что это ты придумала? — не выдержала, в конце концов, свекровь. — Куда ты детей забираешь?

— Никуда я их не забираю. Жить будем рядом. Не волнуйтесь, Нина Владимировна.

— Рядом? Марина, ты не вздумай их против отца настраивать.

Марина повернулась и удивлённо посмотрела.

— Что?

— Думаешь, я не знаю, что ты им говоришь?

Она Антошкину футболку на кровать бросила и руку в бок упёрла.

— И что же я им говорю?

На прямо поставленный вопрос Нина Владимировна так и не ответила, вместо этого сказала:

— Игорь — хороший отец, он детей любит. И если у него сейчас... не так много времени, то это совсем не значит... И я их бабушка! Я все права имею! А ты обрадовалась, да? Подсовываешь им нового родственника и думаешь, что он деньгами их к себе привяжет?

— Нина Владимировна, вы сейчас такие глупости говорите... К вашему сведению, я даже Антону не сказала, как его хороший папа хотел его чёрт знает куда переселить. Или думаете, там вашим внукам лучше было бы? Так что не нужно меня стыдить. С вашим сыном теперь разбирайтесь сами, пусть он жизнь свою строит, пусть счастлив будет, и миллион заработает, о котором с некоторых пор грезит. А я забочусь о своих детях. Если бы у меня был другой выбор, я, может, к отцу бы и не поехала. А у меня его нет.

— А то, что Эля плачет, она не хочет к Стеклову твоему переезжать!

— Она вообще переезжать не хочет, потому что ещё не понимает. Но ничего, привыкнет. И быстрее, чем вы думаете.

Нина Владимировна осуждающе покачала головой.

— Не дело ты затеяла.

Марина ворох детских вещей из шкафа вынула и на кровать всё бросила.

— Лучше бы вы это сыну своему сказали, когда он любовницу завёл. А мы с вами теперь даже не родственники, поэтому сохранять хорошие отношения не обязаны. Вы для моих детей — бабушка, и так будет. Всё останется по-прежнему, по крайней мере, для вас. Они также будет к вам приезжать, если хотите, а всё остальное от вас зависит. Не думаю, что нам следует враждовать. Но вы тоже постарайтесь...

— Что?

Марина посмотрела на неё в упор.

— Не озвучивать свои претензии ко мне в присутствии детей. Этого я терпеть не буду.

— Как ты заговорила. А я мало для вас делала? — Нина Владимировна тяжело махнула рукой. — Правильно говорят, сколько не вкладывай в детей, никакой благодарности.

— Нас — больше нет. Семьи больше нет. Вы с Игорем отдельно, а я отдельно. Только дети между нами, и тянуть их из стороны в сторону, я не позволю, так и знайте. Вы же хотели квартиру, — тише продолжила Марина. — Вот, поэтому и уезжаем. Я выпишусь, детей тоже выпишу. И пусть ваш сын бизнес раскручивает. — Головой качнула и усмехнулась.

Нина Владимировна ладонью по юбке провела, разглаживая ткань.

— Я тебе уже говорила, ты неправильно себя вела, ты. Поэтому он и ушёл.

— Мне уже всё равно, почему он ушёл. Он сделал всё, что мог.

Нина Владимировна тогда ушла недовольная, а Марина посоветовала себе мысли о произошедшем между ними разговоре из головы выбросить. Никакого смысла обдумывать раз за разом слова свекрови больше не было. Нужно было сосредоточиться на том, что завтра случится, о новой жизни думать пора, хватит назад оглядываться. В конце концов, думай не думай, а уже ничего не изменишь.

Пока вещи собирали, занята была, а вот сейчас, присев на дорожку, как Тамара сказала, дочку к себе прижала, ставшие родными стены оглядела, и страшно стало. И расплакаться снова захотелось, что всё так несправедливо. Они уезжают, из своего дома, в незнакомое место... к незнакомым людям. Это всё равно, что почву под ногами потерять. Спасибо тебе, Игорь.

Тамара молчала, осознавая важность момента, Антон на тумбочке сидел, на которой раньше телефон стоял, и ногой мотал, обеспокоенным происходящим, надо сказать, совсем не выглядел. А Эля к Марине прижалась, медведя своего ручонками сжимала, а потом плаксиво пожаловалась:

— Мама, я хочу здесь остаться, не хочу уезжать. Где папа?

Марина её обняла и в лоб поцеловала. Самой трудно было, даже говорить, а тут дочку успокаивать надо, при этом, постараться не показать своего отчаяния.

— Не куксись, котёнок. Всё хорошо будет, у нас новый дом будет. Мы будем у дедушки жить. Ты ведь хотела к нему в гости?

Элька молчала, только насупилась и носом шмыгнула.

— Тебе там понравится, — заверила девочку Тамара. — У тебя своя комната будет. Антон тебе надоедать больше не будет.

Антон хмыкнул, а Марина на подругу предостерегающе посмотрела. Откуда она знает про комнаты? Наговорит сейчас лишнего, а Элька потом ещё больше расстроится.

Эля нижнюю губу выпятила, медведя покрепче обняла и задумалась. На брата покосилась. Марина уже улыбнуться хотела, за ней наблюдая, но вздрогнула, когда раздался звонок домофона. Все сразу вскочили.

— Грузчики!

— Марина, открывай скорее!

— Мама, мне какую сумку брать?

— Никакую не бери, грузчики же есть! Не трогай сказала, они тяжёлые, Антон!

— Элька, уйди с дороги!

— Мама, он меня ругает!

— Дети!..

— Тихо все! — прикрикнула Марина, а когда все замерли, дыхание перевели. — Тихо, — уже спокойнее проговорила она. — Я открываю дверь.

Отец обо всём договорился сам, должна была прибыть машина, грузчики, всё спокойно погрузить и перевезти. Марина сначала хотела мебель брать, кровать двухъярусную, детскую, компьютерный стол, ковёр, новый почти, но Стеклов сказал, что это всё ни к чему, в доме всё есть, а если чего-то не найдётся, можно купить. Зачем мебель вывозить? Лишние проблемы. В итоге Марина в основном одежду собирала и личные вещи, но и их достаточно много набралось. И сумки все — неподъёмные. Вчера к ним заехал личный водитель Стеклова, он занимался организацией их переезда, улыбчивый такой мужчина лет сорока, сообщил к какому часу нужно быть готовыми, оценил количество вещей, но заверил, что всё перевезут за один раз.

— Не волнуйтесь, Марина Николаевна, — говорил он, обращаясь к ней со всей вежливостью. — Всё будет в порядке, я за всем прослежу.

— Спасибо, Михаил Михайлович. — Марина немного смущённо улыбнулась.

А сейчас вот уже топот ног по лестнице, грузчики поднимаются, а у Марины сердце биться почти перестало. Вот и конец, они уезжают. Пока возможность была, ещё раз квартиру быстрым взглядом окинула. Сглотнула. С каким бы удовольствием она сейчас поплакала бы где-нибудь в уголке. Но вместо этого детей в детскую отправила, одеваться, а сама дверь пошире распахнула, приготовилась встречать мужчин, чтобы показать им, какие сумки и коробки первыми брать, а с чем особо аккуратными быть. Первым вошёл Михал Михалыч, лично Марину выслушал и уже распоряжаться начал, освободив её от всех обязанностей. Марина только беспомощно следила за тем, как мужчины в чистых, синих рабочих комбинезонах её вещи из квартиры выносят. А Тома её вдруг локтем в бок толкнула.

— Марин, — шепнула она.

Посмотрела на подругу в лёгкой панике, а та в сторону двери кивнула. Марина повернулась, и замерла, приглядываясь к мужчине, вошедшему в квартиру. Высокий, строгий, не смотря на то, что сегодня он был без костюма и галстука, в простом вязаном свитере и спортивной куртке, он вошёл, прежде пропустив грузчика с коробкой, через сумку перешагнул, и огляделся. Особого интереса на его лице написано не было, хмурился даже, а когда взглядом Марину нашёл, кивнул.

— Добрый день.

Она рот открыла, не сразу сообразив, что ему ответить, затем нервно кашлянула.

— Здравствуйте.

Он ещё на Тому посмотрел, ей также коротко кивнул, и представился.

— Меня зовут Дмитрий Гранович. Николай Викторович должен был вам обо мне рассказывать, я его зам.

— Да, он... рассказывал. — Марина быстро облизала губы, приглядываясь к новому знакомому с недоверием. И совершенно не знала, что с ним делать. Руку протянуть для рукопожатия, или пригласить пройти? Вот только куда?

— Всё нормально, собрались? — поинтересовался тем временем Гранович, продолжая оглядываться. А Марина вдруг подумала о том, какой у него хищный профиль. Взгляд пристальный, лицо суровое, такое чувство, что он постоянно какого-то подвоха от судьбы ждёт, но всегда готов отразить удар. Стеклов всегда, когда о нём говорил, добавлял, что его зам спец по решению всяческих проблем. Это чувствовалось, с первого взгляда. Он голову поворачивал, взгляд в сторону переводил, и во всём этом столько решимости чувствовалось. Марина на самом деле терялась в его присутствии. На Тому посмотрела, а та большие глаза сделала, ей отчего-то смешно было. К Грановичу приглядывалась и веселилась.

— Собрались, — подтвердила Марина. И с перепугу ляпнула: — А вы зачем приехали?

Дмитрий равнодушно пожал плечами.

— Решил сам проконтролировать процесс.

Марина не совсем поняла, о каком именно процессе он говорит. Он рядом стоял, и у неё непонятно почему мысли в голове путались, Гранович, его присутствие давило на неё. А ведь ей с ним жить в одном доме. Почему-то раньше она об этом не думала.

Марина даже обрадовалась, когда он на телефонный звонок отвлёкся. Без лишних раздумий через ещё несколько сумок перешагнул и ушёл на кухню, остановился у окна и руку в карман джинсов сунул. Осанка такая горделивая, наклон головы деловитый, тон суховатый и с нотками превосходства. Он реально отдавал кому-то приказы по телефону. Затем мобильный от уха отвёл и набрал другой номер.

Марина с Тамарой за угол заглядывать перестали, переглянулись между собой. Подруга головой покачала.

— Прямо внутри что-то... — начала она, а Марина за неё закончила:

— Дрожит.

Тома посмотрела удивлённо.

— Я хотела сказать, зашевелилось. А у тебя с какой стати задрожало? — Она подозрительно прищурилась, правда, глаза смеялись, и Марина поторопилась от неё отмахнуться. Ушла проверить, как дети справляются.

С вещами трое грузчиков справились быстро. Марина оглянуться не успела, а всё вокруг уже опустело, и теперь осталось только самим спуститься, где в машине их Михал Михалыч ожидал, совершенно не подгоняя. Грузовик с вещами уже уехал по новому адресу, а Марина по квартире ходила, проверяя, не забыли ли они чего. Она вряд ли сюда вернётся. Из кухни слышался голос Грановича, он до сих пор говорил по телефону, поражая своим рвением к работе. Проблемы какие-то решал, и даже грозился лично приехать. Таким тоном это сказал, что Марине поневоле жалко стало того человека, которому он это говорил. Она бы на его месте, сбежала, пока не поздно. Марина иногда на кухню заглядывала, с опаской на зама отца косилась, и жалела, что Тома на работу уже убежала, с ней было не так страшно, а наедине (дети не в счёт) с этим мужчиной она нервничала. А Гранович у окна стоял, на лице недовольное выражение, словно это его по телефону кто-то доставал, а не он приказы отдавал, и, кажется, забыл, что им ехать надо. А Марина по квартире ходила, ходила, и ждала, когда он закончит важные разговоры, перебивать его стеснялась.

— Дед тоже так работает? — шёпотом спросил у неё Антон. — По телефону ругается? — усмехнулся он.

Марина на сына посмотрела.

— Он ругался?

— Один раз.

Марина беспомощно развела руками.

— Я не знаю... В том смысле, как дедушка работает. — Оглянулась вокруг. — А где Эля?

— Да здесь где-то.

— Застёгивай куртку и иди вниз, мы спускаемся, — сказала Марина и из детской вышла, позвала: — Эля, ты где?

Дочь нашлась в кухонном коридоре, стояла, по-прежнему прижимая к себе медведя, голову закинула и, открыв рот на Грановича смотрела. Тот вряд ли её замечал, так низко его взгляд не опускался, а вот Эля с него глаз не сводила, словно, нечто удивительное увидела. Марина перед дочкой на корточки присела, едва ощутимо встряхнула её.

— Эля. — Дочка перевела на неё взгляд. — Нельзя смотреть на людей открыв рот, — шепнула ей Марина.

— Но, мама...

Марина застегнула молнию на её куртке.

— Ты всё взяла? Иди с Антоном вниз, я тоже спускаюсь.

Эля пошла, правда, ещё раз на Грановича оглянулась, чуть не споткнулась при этом о край половика. Марина тоже на Дмитрия посмотрела, не понимая, что дочь так в нём поразило. Он, конечно, и её нервничать заставлял, но чтобы смотреть на него открыв рот?..

— Дмитрий Алексеевич.

Он телефон от уха отвёл, а когда на Марину оглянулся, непонимающе вздёрнул бровь.

— Мы уже собрались и уезжаем.

— Хорошо, — кивнул он.

Марина попыталась сдержать улыбку.

— Вы остаётесь?

Он оглядел маленькую кухню, и вдруг улыбнулся.

— Нет. — Телефон выключил и в карман сунул. И вдруг принялся оправдываться: — Открытие нового магазина, это всегда жуткая суматоха и куча проблем. Которые за горло берут, особенно в первые два-три месяца. Отключаюсь иногда.

Марина кивнула, а сама украдкой кинула на него заинтересованный взгляд. Он её вперёд пропустил, а Марина у двери всё равно остановилась и глубоко вздохнула, оглядываясь. В этот момент было совсем не важно, что он о ней подумает. И Дмитрий ничего не говорил, правда, глаз с неё не сводил, потом протянул ей сползший шарф.

— Спасибо, — пробормотала Марина. В последний раз к зеркалу подошла, перед которым одевалась целых десять лет каждый день, медленно обмотала длинный шарф вокруг шеи и понимала, что намеренно медлит: ей очень страшно выйти за дверь. Это её дом, которого больше нет, и она никогда сюда не вернётся. А как дальше будет — хуже или лучше, ведь никто не знает, никто не поручится.

— И много вы... уже магазинов открыли? — спросила она, когда они с Грановичем по лестнице спускались. Ей необходимо было на что-то отвлечься, иначе непременно заплачет.

— Это третий.

— А всего сколько?

— Пять. Гипермаркетов пять, есть ещё супермаркеты, кафе, пара кинотеатров, ресторан в Питере. Несколько фабрик, кое-что из товаров сами производим.

Марина с шага сбилась, остановилась и только смотрела на него. Гранович на неё обернулся.

— Что? Ваш отец — обеспеченный человек.

— Обеспеченный?

— А разве нет?

— Я всегда думала, что обеспеченные люди, это когда две машины на семью, трёхкомнатная квартира и дача... не очень далеко от города.

Дима усмехнулся и остановился у подъездной двери, дожидаясь, когда Марина спустится.

— Да? Значит, у нас несколько разные понятия об обеспеченности.

— А вы, Дмитрий Алексеевич, тоже... обеспеченный человек?

Он дверь перед ней распахнул и вперёд пропустил.

— Не настолько.

Вот зачем спросила? Какое ей дело?

Дети уже сидели в машине, устроились на заднем сидении, Марина к ним села, а Гранович на переднее сидение.

— Домой, Дмитрий Алексеевич? — спросил водитель, а тот кивнул.

Марина почувствовала, как Эля к её боку прижалась, глаза опустила, и увидела, как дочь снова открыв рот на Дмитрия смотрит.

— Эля, — одёрнула она её, а Гранович услышал и обернулся. На детей посмотрел, только как-то настороженно, словно оценить степень опасности пытался. И если Антону по взрослому руку протянул, то на Элю поглядывал с опаской. А та ещё так на него смотрела, глаза вытаращила, а потом лицом Марине в бок уткнулась. Той так неудобно за неё стало. Она Грановичу улыбнулась, а дочь по голове погладила. И только на Антона предостерегающий взгляд кинула, когда тот от смеха фыркнул.

Дмитрий на сидении развернулся, минуту молчал, раздумывая о чём-то, наверное, о том — подыскивать ему квартиру уже сейчас или повременить. А потом сказал:

— Мы с Николаем Викторовичем сегодня разговаривали утром, вернётся он не раньше следующей недели, просил, помочь вам устроиться. Марина, вы знаете, где его дом находится?

— Да, он говорил. Совсем рядом, в Суромне.

— Точнее, рядом. В новом посёлке.

— Ну да, — повторила за ним Марина, — в новом посёлке.

— Этот же район, автобусная остановка совсем рядом. Но Михалыч в вашем полном распоряжении.

Марина сглотнула.

— Ну что вы, это ни к чему. Моя работа совсем рядом, пешком минут пятнадцать. А Антон и на автобусе прекрасно доедет до школы.

— Ну, мам, — начал тот, а она строго посмотрела.

— На автобусе, Антон.

Михалыч на месте водителя не удержался и усмехнулся, на Грановича глянул, но тот в окриках Марины не разбирался, и хранил хмурое молчание.

Когда они подъехали к дому, из машины вышли, Марина остановилась, дом разглядывая. Если честно, такого она не ожидала, отец говорил, что дом не слишком большой, правда, в два этажа, но это просто дом, ничего особенного. И выбрал он его в первую очередь потому, что от "Стэлса" недалеко, Марина уже знала, что и он, и Гранович, туда по первому требованию летят. Квартиры подходящей поблизости не нашлось, район был хоть и большой, но спальный, никаких элитных домов с просторными квартирами, а тут отдельный коттедж, можно сказать, что природа. Хоть и ближайший, но пригород. Посёлок Суромна в полутора километрах отсюда, а этот новый посёлок, даже без названия, устроился в низинке, за берёзовой рощей, у небольшого, но живописного озера. Марина прекрасно помнила это место, когда сама ещё в школе училась, их не раз сюда водили как бы в поход, на целый день, и учителя утверждали, что здесь заповедная зона. Правда, ни одного животного Марина здесь никогда не видела, разве что белку однажды, и ежа. А теперь и этих не найдёшь, кругом дома за заборами, даже въезд для посторонних закрыт, шлагбаум есть и охрана в будке. А в двадцати метрах от домика охраны — автобусная остановка, Марина специально внимание обратила.

А вот сам дом... Марина не ожидала, что он таким большим окажется. Оштукатуренный, под черепичной красной крышей, окон слишком много, а вокруг дома свободное пространство, как она поняла, газон, и забор кованный, с жидкими кустиками присыпанными снегом под ним. Широкая дорожка вела прямо к крыльцу, кто-то очистил её от снега, и дверь дома призывно приоткрыта. Они в калитку вошли и остановились, машина за их спинами мягко прошуршала шинами по гравию, направляясь к гаражу. Антон подтянул свой рюкзак, что с одного его плеча свешивался, а Марина Элю к себе прижала, ладонь на её шапку положив. И оглядывались.

Гранович прошёл вперёд, он и не подумал остановиться, и только когда до крыльца дошёл, понял, что за ним никто не идёт. Обернулся. Рукой на дверь указал.

— Прошу.

— Мама, мы здесь будем жить? — громким шёпотом поинтересовалась Эля, когда Марина снимала с неё тёплую куртку. Медведя отобрала, на корточки перед дочкой присела, и, запретив себе нервно оглядываться по сторонам, ребёнка раздевала. За её спиной были высокие дверцы встроенного шкафа, туда нужно было верхнюю одежду повесить, под ногами тёмно-зелёный ковер с непонятным узором посередине, а справа от входной двери резной журнальный столик, куда, как Марина заметила, Дмитрий связку ключей бросил, когда вошёл. Всё было очень непривычно, незнакомо, и ей теперь предстоит обживать новое пространство.

— Будем, Эля.

Девочка вздохнула совершенно несчастно.

— И никогда-никогда не поедем домой?

Марина её к себе прижала и поцеловала.

— Мы теперь здесь живём, котёнок. Нам, конечно, пока грустно, но привыкнем. И тебе здесь понравится, вот увидишь.

Элька нижнюю губу снова выпятила и недоверчиво протянула:

— Ну не знаю...

— Марина.

Она вздрогнула и выпрямилась, как на пружине. На Грановича посмотрела, который вышел из гостиной, за ним неслышно ступала женщина.

— Это Надежда Михайловна. Она живёт в Суромне, помогает нам... — Дима неопределённо покрутил рукой в воздухе. — По хозяйству, в общем.

Женщина, седовласая, со строгой причёской и большими очками, закрывающими пол её лица, несколько боязливо кивнула.

— Очень приятно. Я прихожу два-три раза в неделю. Убираюсь, готовлю.

Марина сглотнула.

— Да?

Гранович посмотрел сначала на одну женщину, потом на другую, они показались ему одинаково испуганными, и сказал:

— Надежда Михайловна, вы идите домой. Марина Николаевна когда со всем разберётся, вы встретитесь и поговорите, обсудите, как вы теперь работать будете, когда приходить и что именно делать.

— Хорошо-хорошо, Дмитрий Алексеевич, ухожу. До свидания.

— До свидания.

Надежда Михайловна мимо них прошмыгнула, с вешалки пальто сняла и Эле улыбнулась, а та за мать спряталась, с настороженностью присматриваясь к незнакомым людям.

— Все вещи в гостиной, — объявил Гранович, когда за Надеждой Михайловной дверь закрылась. — Придётся их самим наверх переносить, Надежда Михайловна не знала, куда именно нести, и грузчики всё здесь оставили.

— Ничего, перенесём, — негромко проговорила Марина. Наклонилась и Элю на руки взяла, пошла за Дмитрием, осматривалась, и не замечала, как Гранович на неё смотрит. А тот вдруг удивился, когда она дочь на руки подняла, а та судорожно в неё вцепилась и зажмурилась. У него не было практически никакого опыта общения с детьми, особенно с маленькими, и поэтому эта девочка своим поведением его слегка смущала. Смотрела на него странно, и, кажется, боялась. Он что, страшный такой?

А Марина тем временем остановилась перед лестницей, посмотрела на резные перила, а потом на месте закрутилась, не зная, что в первую очередь разглядывать. Помещение было просто огромное, всю правую часть занимала кухня, одни шкафы, Марина даже толком не могла сразу определить, что там есть, наверное, всё встроенное, как в рекламах и журналах рассказывают. Окно большое, и стол овальный и достаточно большой, а слева уже мягкая мебель, телевизор на стене, опять же ковёр на полу, а в стене — камин. Марина только в первый момент почувствовала огромное удивление, а после решила, что раз это частный дом, то здесь вполне может быть камин, ничего удивительного. Вот в доме у её бывшей свекрови, при наличии газового отопления, ещё и печка есть. Справа и слева от лестницы двери, они тоже куда-то вели, что просто невероятно, и так до невозможности просторно, а оказывается ещё куда-то можно пройти. Просто огромный дом. Пока в гостиной их вещи, везде, куда не глянь, картину, конечно, портят, но и так понятно, что в доме явно не хватает уюта. Первая мысль, которая пришла, когда удивление начало отпускать: в доме только необходимая мебель. Кухня, стол, стулья, диван с креслами и пара журнальных столиков. Ну, ещё телевизор. А каких-то мелочей, создающих атмосферу домашнего очага, и в помине нет.

Дима наблюдал за тем, как она оглядывается, по лицу Марины понял, что она несколько обескуражена, и решил пояснить:

— Всё, что видите, в доме было при покупке. Некогда было заниматься разными глупостями.

— Понятно.

— Я попросил секретаршу, завтра привезут каталоги, посмотрите, выберете, что понравится, что надо... — Он в упор на неё посмотрел. — Всё на ваш вкус, Марина Николаевна.

Она совсем как Элька рот открыла и замерла, на него глядя.

— Зачем? И так хорошо...

Гранович усмехнулся.

— Это ваш дом, Марина. Обустраивайте, чтобы вам и детям было удобно.

— А вы...

— А я здесь в гостях. — Он прошёл мимо неё, убрал с дивана коробки и предложил ребёнка усадить. Марина Элю осторожно на диван опустила. Та на ноги встала, к спинке прислонилась, и палец в рот сунула. И снова на Дмитрия огромными глазами уставилась, не обращая внимания на то, что взрослый мужчина от этого взгляда нервничает. — Поживу некоторое время, пока вы не устроитесь, не привыкнете, Николай Викторович просил. А потом сниму другое жильё. Это не проблема.

Послышался жуткий топот. Антон вниз по лестнице сбежал и сообщил:

— Мама, там целых пять комнат. Пять!

Марина устремила на него предостерегающий взгляд.

— Я очень рада.

— Я тоже. С Элькой я точно больше жить не буду!

Марина заметила, как Гранович усмехнулся, отвернулась от него, а сыну ничего не ответила. Эля за неё уцепилась, подпрыгивать начала, и Марина поняла, что в туалет хочет, но при чужом мужчине молчит. И дело было не в том, что стеснялась, она вообще при чужих всегда молчала. Дочку забрала и ушла наверх.

К вечеру вещей внизу значительно поубавилось. Дети выбрали себе комнаты, Марина застелила им кровати, еле вспомнила в какой сумке постельное бельё. Правда, была уверена, что сегодня Эля спать будет с ней, одна в комнате так сразу не останется. Но пока что дочка вовсю развлекалась, носясь по дому, спотыкалась, только когда Дмитрия видела. Но, по крайней мере, больше не куксилась и не ныла, что хочет домой, а здесь ей совсем не нравится. Бегала то в свою комнату, то в комнату Антона, разглядывала вещи брата, которые он из коробок доставал, несколько раз от него нагоняй получила, но всё равно в коробки без спроса лезла.

— Мама, забери её! — кричал Антон. — Она сейчас всё растеряет!

— Антон, ну куда я её заберу? Нужно ужин готовить.

— А мне что делать?

— Включи Эле телевизор!

— Да? А ты думаешь, я найду её мультфильмы? Где диск?

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого?

— Так, Антон, не серди меня!

Он ногой топнул и снова наверх ушёл, а Марина первый наугад ящик открыла и замерла, увидев посудомоечную машину. Открыла её и заглянула внутрь из любопытства. Потом головой покачала. Ко многому ей придётся привыкнуть.

Дмитрий вышел из двери, справа от лестницы, и Марину окликнул:

— Помощь нужна?

Она вздрогнула, посудомойку закрыла, а когда повернулась, постаралась улыбнуться.

— Нет, я просто... Не знаю, где что стоит. У вас есть большая сковорода?

Дима сделал пару шагов, голову поднял, когда сверху громкие голоса детей послышались, затем его взгляд вернулся к Марине, и Гранович плечами пожал.

— Я не знаю. А большая — это как?

— Ну... — Марина искренне растерялась, руками попыталась показать размер. — Вот такая, например.

Дмитрий прошёл на кухню, окинул все шкафы долгим взглядом, затем наклонился и наугад один из них открыл. Ошибся.

— Надежда Михайловна доставала откуда-то отсюда, кажется.

Марина наблюдала за ним, а когда он на корточки присел, и свитер на его спине натянулся и даже задрался немного, обнажая полоску кожи над самым ремнём брюк, глаза поспешно отвела.

— А вы никогда не доставали сковороду?

— Нет, а зачем? Готовить я не умею.

— А что же вы едите?

— В ресторанах. Или с собой привожу и грею в микроволновке. Она вон там.

— Микроволновку я нашла.

— Вот, сковородки. — Гранович дверцу нижнего шкафа пошире распахнул, и Марина увидела сразу несколько сковородок, разных размеров и подозрительно сверкающих, словно ими ни разу не пользовались.

— Хорошо, спасибо. Дмитрий Алексеевич...

— Дима.

Марина с мысли сбилась на мгновение, но всё-таки согласно кивнула.

— Дима, а что за теми дверями?

— Справа кабинет, а слева, там коридор, ещё ванная и выход на задний двор, в гараж.

— Понятно.

Марина открыла холодильник, продукты начала на стол выкладывать, а Гранович на широкий подоконник присел, за ней наблюдая.

— Вам понравился дом?

Она вынужденно улыбнулась.

— Очень большой, я ещё не во всех комнатах была.

— Ничего, обживёте, и уже большим казаться не будет.

— Это точно. Когда дети освоятся, в доме уголочка свободного не останется. Везде будут игрушки, ролики, лыжи, раскраски, карандаши и так далее. — Марина на Дмитрия глянула. — А у вас дети есть?

Он головой мотнул.

— Нет. Не случилось как-то.

— Будут ещё, — проговорила она несколько смущённо. И тут же отвернулась, достала нож. — Вы любите макароны и тушёные овощи? Больше ничего не смогу приготовить, продуктов не так много.

— Что очень странно, да? Для владельцев гипермаркета.

Марина улыбнулась.

— Может быть. Откуда мне знать? — Почувствовала запах дыма, голову повернула и увидела, что Гранович курит, у открытой форточки.

— Николай Викторович очень рад, что вы нашли общий язык. На самом деле рад.

— И я рада. Он появился... в очень сложный для меня момент. Очень вовремя, даже удивительно.

— Да, я знаю про развод, — совершенно спокойно, без всякого намёка на сочувствие, проговорил Дмитрий. Марина кинула на него быстрый взгляд, а он хмыкнул. — Я тоже разводился, Марина. Поверьте, очень скоро вы поймёте, что это не конец света. Хотя, женщине, наверное, труднее. Особенно, женщине с детьми.

Марина с ответом помедлила.

— Да. Самое трудное всё объяснить детям. Особенно, когда их отец объяснять ничего не хочет, и приходится самой объяснения придумывать.

— Ваши дети несчастными не выглядят.

Его тон был слишком небрежным. Марина кинула на Дмитрия возмущённый взгляд.

— Значит, я хорошо старалась.

Тот взгляд на её лице задержал, затем кивнул.

— Наверное.

Наверху что-то грохнуло, они, не сговариваясь, глаза к потолку подняли, а уже в следующую секунду Марина встрепенулась, руки кухонным полотенцем вытерла, на стол его бросила, и сказала:

— Я пойду посмотрю, что они там делают.

Дмитрий её взглядом проводил. Она так переполошилась, будто дети её реально могли дом развалить, и уже начали это делать. Вспыхнула, занервничала и побежала спасать человечество. А Дима не сомневался, что ей это под силу. Именно таким, как она, под силу.

Стеклов ему о дочери своей много рассказывал, и о внуках тоже, последние до отъезда дни только о них и мог говорить. И радовался, и гордился, и сокрушался по поводу того, что его дочь разводится. Говорил, что хотел бы для своего ребёнка счастья, крепкой семьи, чтобы его судьбу не повторяла, а выходило наоборот. Рассказывал, что дочь очень страдает, мужа любит, а тот дурак, такую умницу и красавицу не ценит. Дмитрий, в силу своего природного недоверия и скептицизма, не особо прислушивался, а уж тем более близко к сердцу информацию о страданиях незнакомого человека не принимал, а сейчас вот на Марину смотрел и думал обо всём этом. Она была такая спокойная, домашняя, красивая, но не броская в своей красоте, и вся её правильность и принципы, просто в глаза бросались. Она была семейным человеком, жила этим, детей любила, и мужа, наверняка. А тот вот любовницу завёл и ушёл, и ей очень трудно было это пережить, теперь Дима Стеклову верил. Его дочь с двумя детьми справлялась, проблемы их решала, поддерживала, можно сказать, что вся семья на ней была, но при этом на её лице порой такая беспомощность появлялась. Она всего, или очень многого боялась, но всё равно делала, не отступала. За это её можно было уважать.

И ничего удивительного, что Стеклов хотел отдать дочери и её детям всё. Он измучил звонками секретарей, просил проследить за тем, чтобы Марина ни в чём не нуждалась. Диме наставления давал, чтобы в тратах её не ограничивал, чтобы она делала и покупала всё, что нужно, правда, сам ей этого не сообщил, заму своему это удовольствие оставил. Поначалу Дима к этому отнёсся с полным безразличием, надо было всего лишь передать дочери босса кредитную карту, чтобы она ни в чём не отказывала. Гранович был уверен, что та обрадуется, ну какая женщина не обрадуется, получив на руки кругленькую сумму? А вот с Мариной познакомился и понял, что ещё придётся постараться, поубеждать её, прежде чем она согласится. Она по дому-то ходила, едва ли не на цыпочках, боясь дотронуться до чего-то запретного, и свыкнуться с ролью хозяйки ей, наверняка, удастся не скоро.

А вот дети у неё забавные. Мальчишка такой серьёзный, на Стеклова похож и на сына его погибшего, Дима его помнил, хотя близко с ним знаком не был. Виталий учился за границей, а когда на каникулы приехал, на мотоцикле разбился, Дима к тому времени только год у Стеклова отработал. Николай Викторович всегда сетовал на то, что скорость его чадо слишком любит, вот и поплатился. Поэтому и разволновался так здорово из-за Антона. А внучке всё подарки выбирал, сам по игрушечным магазинам ходил целый день. Гранович помнил, как шеф тогда явился с огромной коробкой, с нарисованным на ней кукольным домом, и в офисе после этого сразу зашушукались. Но девчонка упрямая и подозрительная, явно не в маму. Так смотрит на него, словно во всех грехах подозревает. Хотя, что четырёхлетняя девочка может о грехах знать? У Димы никакого опыта общения с детьми не было, вот и впредь он постарается к ним особо не приближаться, особенно к мелкой. Да и когда ему приближаться? Это сегодня он дома, а завтра уйдёт на работу и не появится до позднего вечера, и так каждый день. Так что, жаловаться не нужно, он пообещал сделать Стеклову одолжение, пожить немного с его "семьёй", чтобы им не так дико было одним в огромном доме оказаться, и он его сделает. И видеться-то часто не будут, а он может, поймёт, что значит, возвращаться вечерами не в пустую, тёмную квартиру. Если в своей семье не получилось, то с чужой поэкспериментирует.

— Эля! Элька, иди сюда немедленно!.. Я тебе уши оторву!

Крик Антона пронёсся по всему дому, Дмитрий затормозил, остановился посреди гостиной и прислушался, а на лестнице уже слышался топот детских ног — сбивчивый и торопливый, который Гранович уже узнавал. Это Эля торопилась сбежать от праведного гнева брата. Видимо, опять что-то натворила или испортила.

— Ты от меня не спрячешься!

— Мама! Мама, ты где?! Антон на меня кричит!

Дима головой качнул, кончик носа почесал и направился в кабинет, закрыл за собой дверь. Неделя проживания под одной крышей с двумя бойкими и предприимчивыми детьми дала ему возможность понять, что очень многое в этой жизни прошло мимо него. Подчинённые и так частенько сетовали на то, что ему не хватает терпения, но сами никогда не пытались это самое терпение испытывать, понимали степень опасности, но дети такой дальновидностью не обладали, они вообще относились к нему, как к незнакомому дяде, который, по каким-то неведомым для Дмитрия причинам, должен был радоваться их присутствию рядом. Это на самом деле удивляло, и Дима не знал, как к этому относиться. Дети в его жизни если когда и присутствовали, то неизменно оставались на втором плане, он лишь время от времени улыбался им сдержанно, или подмигивал. Это были дети знакомых, коллег, партнёров по бизнесу. Никому из этих детей и в голову не приходило устроиться с ним на одном диване и завести разговор о компьютерных играх или футболе. Когда Антон в первый раз полез к нему с намерением поболтать, Дима долго смотрел на него, не понимая, чего мальчишке от него нужно. Почему-то был уверен, что после рассказа о школьной лыжной гонке последует какая-нибудь просьба. Но Антон выговорился и ушёл, а Гранович взглядом его проводил, обдумывая ситуацию. Оставаясь жить в этом доме и собираясь оценить настоящий, не придуманный "семейный уют", он совсем не ожидал, что ему придётся принимать непосредственное участие во всём этом. Понаблюдать хотел, на зуб, как говорится, попробовать, но не более того. И если мальчик был общительным, и с этим Дмитрий почти смирился, даже посмотрели как-то вечером вместе бокс, мужская компания как ни как, то девочка стала для него настоящей проблемой. С этим ребёнком происходило что-то по-настоящему странное. Она на него смотрела. Не пыталась заговорить и сбегала всякий раз, как он обращал на неё внимание, не выдерживая её молчаливого наблюдения, и, в конце концов, Дмитрий потерял всякое терпение и решил поговорить с Мариной. Вчера вечером к ней за стол подсел, когда она, отправив детей спать, чай на кухне пила, и постарался подобрать правильные слова, чтобы её не напугать, но при этом объяснить ей, что с её ребёнком что-то не так. Странная она. Очень странная.

Марина рассмеялась.

— Я не думаю, что вам стоит сильно переживать по этому поводу, Дмитрий Алексеевич.

Гранович невольно вздёрнул брови. Он-то прекрасно знал, что ему переживать не стоит. Это же не его дочь.

— Так это нормально?

Марина крутила между пальцев фантик от конфеты.

— Вы произвели на Элю очень сильное впечатление.

— Чем это?

Марина только плечами пожала.

— Не знаю. И она сама, скорее всего, не знает. Но вы ей понравились.

— Очень странное выражение симпатии, Марина.

— Она немного боится незнакомых людей. Вот привыкнет к вам, и всё изменится.

— И смотреть на меня перестанет?

После этого вопроса Марина немного смутилась.

— Очень на это надеюсь. Я понимаю, вас это напрягает... Я поговорю с ней ещё, — пообещала Марина и посмотрела на него виновато. Голову на бок чуть склонила, и тёмная тяжёлая прядь волос ей на лоб упала. Гранович это про себя отметил, и сам себе удивился. Наверное, поэтому и не захотел больше докапываться до истины. Пальцами по столу побарабанил, посмотрел на новые чашки, на пузатый заварочный чайничек с цветами на боку, клетчатую салфетку, на которой вазочка с конфетами стояла. Всё это появилось в этом доме в последние дни, и Дмитрию ещё не хватало времени, чтобы ко всему этому привыкнуть. И хоть кредитную карточку с энной, довольно немаленькой суммой денег, он Марине и передал, как его просил Стеклов, и каталоги мебельных фабрик привёз, но за прошедшую неделю почти ничего крупногабаритного в доме не появилось. Зато тут и там теперь стояли горшки с цветами, были расстелены скатерти, посуды появилось в избытке, ложки-поварёшки, цветы на чайниках и тарелках, и пушистые полотенца в ванных. И пахло постоянно чем-то вкусным, даже когда Марины дома не было. Вот это Грановича удивляло больше всего. Как ей удаётся?

Он не знал, говорила Марина с дочерью или нет, но столкнувшись с Элей утром, собираясь на работу, никаких перемен в поведении ребёнка не заметил. Она всё также застыла перед ним, вытаращив глазёнки и непонятно, о чём думала в этот момент. Антон, проходя мимо, сестру за тощую косичку дёрнул. Эля повернулась, губы надула, и толкнула брата, но ни слова при этом не проронила. Убежала на кухню, а Дима у мальчика поинтересовался:

— Я не понимаю, я ей нравлюсь или нет?

Антон лишь отмахнулся.

— Да кто её поймёт? Она же девчонка.

Гранович от неожиданности хмыкнул, а на Антона взглянул заинтересованно.

— Логично.

В общем, несколько дней назад, оказавшись в одном доме с этой семьёй, вся его жизнь изменилась. Не перевернулась с ног на голову, нет, это уж слишком сильно было бы сказано, но определённый хаос образовался. Дмитрий этого не ожидал, если честно. Думал, что днями будет пропадать на работе, а когда вечерами будет появляться в доме Стеклова, то его никто не будет трогать. Николай Викторович даже определённые выгоды ему обрисовал: и сыт будешь, и ухожен, и от холостяцкой жизни потихоньку отвыкать начнёшь. А получилось так, что он не отвыкал, его просто никто не спрашивал — хочет он отвыкать или нет. Как только он, приходя вечером, закрывал за собой дверь дома, сразу начинало что-то происходить. Марина занималась домашними делами, одновременно воспитывала детей, Элька по дому носилась, оставляя за собой игрушки или фантики от конфет, а Антон держался, как хозяин, время от времени из своей комнаты появлялся, ругался на сестру, и пытался помочь матери, хотя скорее, создавал видимость, торопясь вернуться к компьютеру и тишине. И всё это сразу начинало Дмитрия окружать, Антон прибегал, чтобы что-то ему рассказать, не обращая внимания, что он не слишком улавливает смысл его рассказов, Марина за стол его усаживала, а Эля... Ну, Эля это Эля, она всегда вела себя странно, он уже не удивлялся. И опять же, ему задавали вопросы, интересовались его делами, и Марина неизменно кивала, его слушая, хотя Дмитрий знал, что она мало что понимает. А уж когда она его однажды спросила, что он на ужин хочет следующим вечером, Гранович впал в лёгкий ступор. И задумался о том, как объяснить дочери начальника, что заботиться о нём не нужно, он живёт в этом доме временно, и тратить на него силы, время и заботу не следует. Вот только с Мариной взглядом встретился и все слова, вроде бы правильные и честные, растерял. Мысленно махнул рукой. Ладно, в конце концов, все люди разные, Марина вот домашняя такая, уютная, и не ему убеждать её, что не стоит так себя растрачивать на чужих людей. Наверное, Стеклов прав — она по-другому просто не умеет. И если Стеклова этот факт в восторг приводит, то он, Дмитрий, спорить права не имеет.

Гранович в кабинет вошёл, дверь за собой прикрыл, отгораживаясь от детских споров, и в который раз пожалел, что в это воскресенье решил на работу не ездить. Даже на часы посмотрел, прикидывая, доехать ему до гипермаркета или оставить на сегодня сотрудников в покое. Остановился у книжного шкафа, выискивая компьютерный диск с нужной программой, затем прошёл к письменному столу. Сел, компьютер включил, и всё-таки усмехнулся, когда за дверью послышался зловещий выкрик Антона:

— Я всё равно тебя найду! И маме нажалуюсь! Эля! Выходи!

Дмитрий к экрану компьютера повернулся, пальцами по клавиатуре пробежался, и снова голову поднял, когда в гостиной Антон принялся матери жаловаться:

— Она изрисовала мою тетрадь с сочинением! Я его писал вчера весь вечер, а теперь что? Переписывать?

— Видимо, да, — отозвалась Марина, а Гранович почему-то подумал, что тон у неё излишне спокойный, на месте Антона, он бы на этот тон обиделся больше, чем на проделку сестры. Подумал и совсем не удивился, когда услышал гневный голос мальчика.

— А оно мне надо?!

— Антош, не кричи, пожалуйста. Всё равно придётся переписывать.

— Знаешь, как я зол?

Что ещё за дверью происходило, Дмитрий так и не узнал, подбородок потёр, ненадолго обо всём происходящем задумался, но быстро себя одёрнул. Не его это дело.

В какой-то момент он понял, что что-то не так. Не работалось ему. Всё прислушивался, по сторонам оглядывался. Даже телефонную трубку положил, так и не набрав номер управляющего. На кресле назад чуть отъехал и под стол заглянул, себе под ноги.

— Ты зачем сюда залезла?

Элька сидела на полу, прижимала к себе своего плюшевого медведя, и выглядела несчастной. Даже глаза на Дмитрия таращить у неё не получалось. Тянула медведя за лапу и грустила.

— Вылезай, — потребовал Гранович и от стола ещё отодвинулся.

Эля подумала, подумала, и полезла наружу, неуклюже передвигаясь на четвереньках.

— Зачем ты Антону тетрадь испортила?

Элька медведя под мышкой зажала, одёрнула платье и тут же от Дмитрия отвернулась. Кажется, она совершенно не была напугана его тоном и напускной строгостью. Приподнялась на цыпочках, и пальчиком по клавиатуре компьютера потыкала.

— Эля.

Она руку отдёрнула, от стола отошла и села на диван. В угол вжалась и снова к себе медведя прижала. Видимо, уходить не собиралась, решила переждать бурю, зная, что ни брат, ни мать сюда зайти не рискнут. Ресницами хлопала, кабинет оглядывала и молчала. Её упорное молчание больше всего Дмитрия раздражало. Он девочку взглядом посверлил, никакого эффекта не достиг и решил вернуться к работе. Хочет сидеть, пусть сидит, сама уйдёт, когда надоест.

Но он ведь не знал, что этот шаг повлечёт за собой такие последствия. Уже на следующий вечер, вернувшись с работы домой, он понял, что Эля ходит за ним хвостом. Он на кухню, и она тут как тут, он на диван в гостиную, и она на соседнем кресле устроилась. Тогда Дмитрий решил от неё в кабинете скрыться, не понимая, что происходит и начиная нервничать, но некогда запретная территория для всех кроме него, на этот раз Элю не остановила. Она появилась в кабинете через две минуты после него, принесла фломастеры, раскраску и устроилась за журнальным столиком, сдвинув на край все вещи Грановича. У него весь настрой на работу пропал в одно мгновение, сидел и смотрел на загадочного, и оттого опасного, ребёнка, который явно себе на уме.

Ей четыре года, напомнил он себе. Всего четыре. Что ты дёргаешься?

Поздно вечером, собираясь идти спать, Дмитрий в гостиной, у большого окна, увидел Марину. Она стояла, занавеску рукой отвела, и смотрела в темноту. Гранович не понимал, что она там видеть может, но смотрела внимательно, не отрываясь. Он тихо-тихо дверь кабинета за собой закрыл, хотел пройти мимо Марины молча, настроения не было что-то обсуждать, и даже до лестницы дошёл, но всё же обернулся и спросил:

— Что-то случилось?

Она дёрнулась, рука, по крайней мере, дрогнула, и занавеска выскользнула, лёгкой пеной загородила окно. Марина обернулась и на Дмитрия посмотрела, лицо было растерянное, видимо, на самом деле, не слышала его шагов. Можно было и уйти. А он остался зачем-то.

— Нет. Просто не спится.

Гранович руки в задние карманы джинсов сунул, а потом не удержался и на окно кивнул.

— А там что?

Марина немного рассеяно улыбнулась.

— Там снег. Много снега, и деревья, и луна. А главное, никого нет.

Он сделал шаг.

— Не можете привыкнуть к пригороду?

— Не могу, — созналась она. — Я всю жизнь жила, понимая, что кругом люди. Даже когда дома одна, за стенкой соседи, наверху шаги, этажом ниже телевизор работает. В окно выглянешь, а там тоже люди, дети гуляют, машины подъезжают. А тут так тихо.

— Не понимаю, это хорошо или плохо?

— Наверное, хорошо. — Марина покачала головой и тихо рассмеялась. — Не знаю.

— В субботу приедет ваш отец, Марина, — решил он её успокоить. Ему не очень нравилось её настроение, и даже то, как она улыбалась. Столько грусти было в её глазах. Нервно облизывала губы, голову опустила, и, кажется, не очень радовалась, что ему пришло в голову с ней заговорить. Так бы и стояла у окна, в одиночестве, и выглядывала что-то непонятное за окном. Интересно, а мужа она тоже так ждала? У окна?

— Это хорошо. — Подняла на него глаза. — Скажите, Дмитрий Алексеевич...

— Почему вы так ко мне обращаетесь?

Она сбилась на полуслове, и взгляд стал удивлённым.

— Как?

— Так официально. Кажется, мы в самом начале договорились с вами... В конце концов, я зову вас Мариной. — Гранович улыбнулся. — Или мне тоже перейти на отчество?

— Не нужно. — Марина занавеску зачем-то расправила, какую-то складочку сделала, затем от окна отошла. — Просто вы всегда такой занятой, и все вокруг вас зовут Дмитрием Алексеевичем, вот и мне показалось это... уместным, — наконец подобрала она нужное слово.

— Все остальные не живут со мной под одной крышей.

— Да, вы правы.

— Так что вы хотели спросить?

— Вы не будете против, если мы... то есть я, куплю настоящую ёлку?

— А почему я должен быть против?

Марина пожала плечами, явно стараясь уклониться от ответа. Но когда они глазами встретились, Марина решила сознаться:

— Николай Викторович предупреждал меня, что вы... не большой приверженец семейного уюта. А тут ёлка, камин, подарки...

— Даже подарки будут? — Гранович несколько натянуто усмехнулся. — Думаю, я как-нибудь переживу.

— Значит, вы не против?

— Марина, вы не должны спрашивать у меня разрешения.

— Я знаю, — проговорила она потерянно. — Просто никак привыкнуть не могу.

— К дому? — догадался он.

— Да. Дети всегда мечтали о большой ёлке, а нам совершенно некуда было её поставить, а тут столько места. Что даже страшно.

— Марина, а вы с Надеждой Михайловной говорили?

— Да. — Она выглядела немного испуганной. — Хотя, я могла бы...

— Не могли бы, — отрезал он. Прошёл к дивану и сел на подлокотник. — Марина, я не знаю, о чём вы говорите со своим отцом, но вы по-прежнему растеряны. И не понимаете одной очень важной вещи.

Марина руками себя за плечи обхватила, и невольно нахмурилась, не понимая, к чему он клонит.

— Какой?

— Вам не дом достался, это не наследство и не подарок. Нельзя продолжать ходить по полупустому дому, и смотреть на пустые углы. Нельзя спрашивать у меня разрешения поставить ёлку. Марина, ваша жизнь изменилась.

— Я понимаю.

— Нет. Вы ведь боитесь.

Марина нервно усмехнулась.

— Я не вижу в этом ничего удивительного. Не каждый день такое случается.

— Я знаю, и я понимаю. Но мне кажется, что вы никак не можете это принять.

— Я стараюсь привыкнуть.

— Вы дочь Стеклова. В вашем городе вы уже знаменитость, хотите вы этого или нет. На работе пристают с расспросами?

— Всё, что знала, я уже рассказала, — призналась Марина.

— Вы могли этого не делать. Всем всё не расскажешь и не объяснишь. Когда-нибудь невозможно будет прятаться в этом доме. Придётся принять всё, как есть. Придётся где-то появляться с отцом под руку, придётся быть его дочерью, придётся улыбаться людям и прятать растерянность. И я даже не спрашиваю, готовы ли вы к этому.

Марина смотрела на него во все глаза.

— Зачем я ему нужна? В смысле, там... с ним под руку.

Гранович спокойно пожал плечами.

— Это бизнес. И всё когда-нибудь достанется вашим детям. По-моему, это небольшая плата.

— Бизнес, — повторила Марина за ним, и тоже присела, правда, на стул у окна. — Я не понимаю, как можно этим жить. Мне никогда не нужно было столько денег.

— А дело не в деньгах. Кто занимается бизнесом ради денег, ничего не добивается. Дело в смысле, в азарте, в удаче, которую ещё нужно поймать. В умениях и стараниях, в бессонных ночах, и в том чувстве, когда ты понимаешь, что всё получается и именно ты был прав, а не конкуренты. — Дима покивал. — Да, дело не в деньгах.

— Вы азартный человек, Дмитрий Алексеевич.

— Я просто знаю, чего хочу. И я не хочу денег, Марина. Я много работаю, но я знаю, ради чего я это делаю. Я люблю комфорт, люблю дорогие машины, люблю хорошо отдыхать. Иногда. И когда я это получаю, это не просто игрушка, это результат большого труда. Я не вижу в этом ничего плохого.

— Я не говорю, что это плохо.

— Вы меня не понимаете.

Она едва заметно дёрнула плечом.

— Может быть. Но в данный момент жизни, деньги — это последнее, что меня интересует.

— А что? Бывший муж?

Она вскинула на него укоряющий взгляд.

— Дети.

— А-а. Ну что ж, это достойный повод. Так может ради них стоит начать всё сначала? У вас все возможности для этого есть. Сделайте это для них, и ваши дети начнут брать с вас пример.

— Настоящий сеанс психоанализа.

— Ой, на это я точно не способен. Ненавижу психологию. Просто сделайте своему отцу приятно. Он в субботу приедет, и пусть он приедет домой. Пусть будет ёлка, подарки и вообще, всё, что вам захочется.

Марина на Грановича посмотрела с лёгким прищуром.

— Вы настолько близки с моим отцом?

Он с подлокотника поднялся.

— Он когда-то мне помог. Но дело не в этом. — Дмитрий вдруг улыбнулся. — Когда в этом доме наступит семейное счастье, меня повысят, и я поеду дальше.

— Открывать следующий магазин?

— Да. Я умею это делать.

— Отец говорил другое.

— Что?

— Что лучше всего у вас получается решать чужие проблемы. Вижу, что он прав.

— Я не решаю проблем, Марина. Чаще я их людям создаю. Вот сейчас, например, вам. Но вас это отвлечёт. Я тоже разводился, поэтому знаю, что говорю. Займитесь собой, по всем пунктам. Пройдёт некоторое время, и вы поймёте, что больше не страдаете.

Она глаза в пол опустила.

— Я уже не страдаю.

— Давайте не будем с вами спорить. — Он на часы посмотрел. — Пойдёмте спать. Уже за полночь.

Марина кивнула и поднялась. Направилась к входной двери, она всегда её проверяла перед сном, но Дмитрий вдруг руку протянул и до Марины дотронулся. Сам не знал зачем. Но за плечи приобнял и подтолкнул к лестнице.

— Идите. Я всё проверю и выключу.

— Хорошо. Спокойной ночи, Дмитрий Алексеевич.

Гранович несколько зловеще хмыкнул.

— Спокойной... Марина Николаевна. — А когда к двери отошёл, себе под нос расстроено пробормотал: — Вот только разговоров по душам не хватало. Полный хаос, а не жизнь.

И не знал, что Марина продолжает стоять внизу лестницы и это слышит. Но ушла прежде, чем Гранович вернулся и смог её увидеть. Это его бормотание не обидело, а скорее рассмешило Марину. Она прекрасно замечала все его мучения, смятённые взгляды и неуверенность, появлявшуюся в этом сильном человеке, стоило ему оказаться в компании детей. Как отец и говорил, Дмитрий по характеру был одиночкой, или очень старался таковым казаться. И всё для него было дико, даже когда Марина ужин специально для него грела, если он на работе задерживался. Со стола не убирала, уверенная, что так правильно. Ведь любому человеку будет приятно, если он поймёт, что его возвращения ждут. И совсем не важно — привык он к этому или нет. А Марина просто старалась быть вежливой и благодарной, даже когда наталкивалась на недоумение и непонимание со стороны Дмитрия. Он продолжал говорить ей, что пора становиться хозяйкой в доме, и, кажется, не понимал, что в обязанности хозяйки входит не только выбор мебели по каталогам и расстановка её по углам. Сейчас было важным создать уют, домашнюю атмосферу, чтобы всё было знакомо и привычно. В первую очередь для детей. А что делать с самим домом, таким огромным и, на самом деле, полупустым, она пока не знала. Надеялась только, что Стеклов приедет и всё само решится. Уж он наверняка знает, как себя вести и как поступать. У Марины вся надежда была на него.

Наверное, в глазах Дмитрия она выглядела едва ли не трусихой. Или ещё хуже — странноватой особой. Он искренне считал, что ей радоваться нужно такой свалившейся на голову удаче, говорил, что надо пользоваться преимуществами, положением отца, начать сначала, а Марина только улыбалась в ответ на его нравоучительные речи. Ей с переменами не так просто было свыкнуться. Особенно тяжело было смириться с тем, что люди за её спиной теперь шушукаются, с увлечением обсуждая такой поворот в её судьбе. Ей даже завидовали. Ещё недавно ёжилась от сочувственных взглядов, а теперь не знала, куда деться от завистливых замечаний. К тому же, все были уверены, что она с радостью свалила на своего отца все свои проблемы, и за это было немного стыдно, когда понимала, что возразить ей, по сути, нечего. Никогда не любила находиться в центре внимания, а тут как назло — такое важное событие в жизни, в её жизни, а все вокруг обсуждают. И никому дела нет, что она из-за этого переживает. Вот и Дмитрий всегда разговаривает с ней так, словно она какую-то банальную истину не в состоянии понять. Ему, наверняка, и в голову не приходит, что в ней переживаний накопилось больше, чем радости. И что она не сильная, как он, что не умеет отгораживаться от чужого мнения. Это он — скала...

Иногда Дмитрий на самом деле напоминал ей скалу, такой же непробиваемый и холодный. У него всё было чётко прописано: каждый день работа, всё по порядку, никаких неожиданностей. А тут они ему на голову свалились, и Гранович этому был не рад, Марина была в этом уверена. Не злился, не выходил из себя, но порой его недоумение в глаза так и бросалось, и хмуриться иногда начинал, непривыкший к детям, их любопытству и шуму, который они с лёгкостью устраивали. Ей Дмитрий никогда не жаловался, разве что об Эле говорить пытался, которая, кажется, устроила на него охоту по всем правилам. По крайней мере, Гранович этого всерьёз опасался. Марина не могла точно сказать, что дочь в новом знакомом так заворожило, но была уверена, что та не напугана им, даже если и отказывается до сих пор с Дмитрием разговаривать. Что-то такое она в нём для себя увидела, возможно, мужскую силу, до которой ей раньше дела не было, и теперь оторваться не может, сблизиться хочет, но не решается, да и Гранович не торопится ей открываться, а уж тем более делать первый шаг, скорее наоборот, отталкивает её, напуганный таким отношением. И оба они ведут себя, как дети. Марина-то это понимала, и если дочери такое поведение прощала, она, в конце концов, слишком мала, чтобы свои поступки обосновывать, как дяде Диме хотелось бы, то, как сказать об этом Дмитрию — Марина не знала. Вряд ли он захочет слушать её советы, а уж тем более им следовать. Он, наверное, ждёт не дождётся, когда сможет уехать из этого дома. Ему здесь с некоторых пор неуютно и неспокойно стало, а вот Марина рада была, что он здесь. В большом доме, пусть и с детьми, ей явно не по себе было бы. А тут мужчина рядом, всё поспокойнее. Даже если они не понимают друг друга и мало общаются.

На следующий день привезли ёлку: пушистую, под потолок, настоящую красавицу. Она заняла весь угол в просторной гостиной, пока не наряженная, но радовавшая глаз своей насыщенной зеленью. Дом сразу наполнился приятным запахом хвои, и стало понятно — Новый год совсем близко. Дети радовались, Эля постоянно под нижние ветки пряталась и распевала выученную для новогоднего утренника песенку про новогоднюю ёлку, а Антон в свою комнату не торопился. С тех пор как у него появилась собственная комната, он как-то враз полюбил одиночество.

— У нас сегодня праздник, — объявила Марина, когда все вечером собрались за столом. — Я даже торт купила.

Дмитрий с подозрением посмотрел на развеселившихся детей, потом взгляд на Марину перевёл.

— Что за праздник?

— Десять дней, как мы переехали, — с невинной улыбкой заявила Марина.

Гранович только хмыкнул, но больше ничего не сказал, сосредоточился на еде. И от торта отказываться не стал, Марина давно заметила, что он сладкое любит.

— Хочу ёлку наряжать, — сообщила Эля, сунув палец в крем на своём куске торта.

Дима поднял на неё глаза, удивлённый тем, что она в его присутствии решилась заговорить.

— Будем наряжать, — согласилась Марина, — но только в выходной. У нас ещё игрушек нет.

— Значит, надо купить! — воскликнула Эля весело.

— Можно у дяди Димы взять, — выдал дельное предложение Антон.

— У меня? — опешил Гранович.

— В магазине. Там много, я видел.

— А-а. — Гранович кивнул. — Да, у нас распродажа. Но думаю, ваша мама купит другие игрушки. — Они с Мариной взглядами встретились, но она не потрудилась ответить.

А вечером Марина застала его у ёлки. Дмитрий колючую веточку между пальцами потёр, затем их понюхал. Марина с лестницы спустилась и остановилась, наблюдая за ним, можно сказать, что украдкой, и не зная, следует ли ей заговорить с ним, а Дмитрий сделал это первым, причём даже не обернулся, непонятно как почувствовав её присутствие.

— Марина, у вас в детстве была такая ёлка?

Она руку от перил оторвала и сделала шаг.

— Такой большой никогда не было. А у вас?

— А у нас была искусственная ёлка. Я её помню, старая такая, бабушкина ещё. Мне было лет тринадцать, когда мама перестала её наряжать, да и вообще доставать.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Я вырос. Наверное, поэтому.

Марина тоже к ёлке подошла и улыбнулась, разглядывая дерево.

— Но всё равно это приятно. Правда?

Гранович руки в карманы брюк спрятал, а сам на Марину смотрел. А потом вдруг сказал:

— Возьмите отпуск.

Она удивлённо вздёрнула брови.

— Зачем?

— Чтобы успокоиться. Заняться детьми, новым домом. Собой, наконец. Чтобы никому ничего не объяснять.

Она глаза опустила, тоже изящную колючую веточку потрогала.

— Вы нашли квартиру, Дмитрий Алексеевич?

— Дима.

— Дима, — не стала она спорить. — Нашли?

— Нет. Но это не проблема, я уже говорил.

— У вас вообще проблем нет?

— Мелочи не бывают проблемой, Марина.

— Бывают. Иногда из мелочей самые большие проблемы складываются.

Он равнодушно пожал плечами, а Марина решила ему напомнить:

— Вы не ответили. Вы собираетесь переехать?

— Я останусь настолько, насколько нужно. Я же обещал.

— Я только сегодня думала о том, что рада вашему присутствию. Хотя, понимаю, что вам непривычно... рядом с детьми.

Дима отошёл от неё, чтобы со стороны понаблюдать за тем, как она смущается и слова подбирает. Сел на диван и даже ногу на ногу закинул, делая вид, что их очередной разговор "за жизнь" его совсем не напрягает.

— Почему же, это интересно. Такой опыт.

Марина вдруг улыбнулась.

— Правда?

Под её пытливым засветившимся взглядом, он почувствовал настоящее смятение.

— Есть немного. У вас талант, Марина.

— Это какой же?

— Уют создавать. Это не всем женщинам дано.

— А ваша бывшая жена?

Гранович равнодушно дёрнул плечом.

— Не знаю. В то время я слишком редко бывал дома, чтобы это понять. А может, не тянуло. Я вообще, человек не семейный. Вы это, наверное, уже поняли. И с детьми я не умею.

— Зато в вас есть другое качество. Вы умеете их слушать. Это тоже важно.

Гранович неожиданно заинтересовался.

— Почему вы так решили?

— Я вижу. Если Эля с вами и не говорит, — Марина рассмеялась, — то Антон, кажется, всё на свете вам рассказал. А вы слушаете и не перебиваете.

Откуда-то взялась неловкость. Дмитрий моргнул растерянно, потом отвернулся и в сторону проговорил:

— Вообще-то, я люблю слушать.

— Вот видите.

— Да ничего я не вижу! — Он занервничал и с дивана поднялся. — Мы говорим не о том. Что вы думаете о моём предложении? Об отпуске?

— Я подумаю об этом, — уклончиво ответила Марина, не понимая, из-за чего Дмитрий неожиданно взбрыкнул. — Правда, подумаю. Возможно, это правильно... сделать передышку.

Гранович скупо улыбнулся. Он явно был недоволен отсутствием в голосе Марины энтузиазма.

— Я его не понимаю, — по секрету говорила она Тамаре на следующий день, когда подруга забежала к ней на работу, чтобы узнать новости. И, конечно, смуглый новый знакомый, живущий с Мариной в одном доме, Тому очень интересовал. Она пальто распахнула, руку в бок упёрла, а на Марину уставилась горящим от любопытства взглядом.

— Почему? У него какие-то... странности?

— Да нет у него никаких странностей! — шикнула на неё Марина. — Просто он очень... серьёзный, собранный. Целеустремлённый такой, что даже странно. Представляешь, если он со мной заговаривает, то обязательно по делу, а так молчит. Вот как Элька. Они двое как начнут молчать, так хоть из дома беги. — Вопреки своим словам Марина неожиданно улыбнулась. — А я нервничаю.

Тамара многозначительно хмыкнула.

— А чего это ты нервничаешь?

Марина вспыхнула.

— Ну тебя!

— А что? Симпатичный мужик, упакованный, голова, как часы работает, а ты на меня шикаешь. Марин, ты же с ним живёшь бок о бок. А это очень серьёзно. — Подумала и кивнула: — Да, есть из-за чего нервничать.

Марина глаза закатила, хотя и ненавидела этот глупый жест.

— Ну что — серьёзно? Болтушка ты. Ты хоть думаешь, что говоришь?

— А что? — удивилась Тамара.

Марина подошла к ней вплотную, чтобы со стороны никто не мог их услышать, и насмешливо проговорила, выразительно глядя на подругу:

— То. Даже если предположить... Да такому человеку, как зам моего отца даже в голову не придёт посмотреть в мою сторону. Зачем ему такая, как я? — Она фыркнула. — У нас и разговоры-то все какие-то нелепые!

Тома лукаво улыбнулась в ответ на все слова Марины. И не преминула ту уличить:

— Но ты об этом думаешь. Ведь думаешь, признайся. Он тебе понравился.

Марина начала неумолимо краснеть, но глаз не отвела.

— Понравился? Да даже если и понравился, то совсем не так, как ты себе придумала. Просто... — Марина глубоко вздохнула. — Просто я никогда встречала такого, как он. И как мой отец. Они оба меня удивляют. — И тут же без перехода, надеясь, наконец, закончить этот разговор, предложила: — Приходите к нам встречать Новый год. Тома, приходите.

— Конечно, придём, — согласилась Тамара. Многозначительно усмехнулась. — Я должна увидеть всё своими глазами. — И так на Марину посмотрела, что той стало ясно: новый дом подружку интересует не столь сильно, как Дмитрий Гранович.

Стеклов приехал в субботу, как и обещал. Вошёл в дом, весь обвешанный пакетами с подарками, и рассмеялся, когда Антон с Элей выбежали ему навстречу, а потом и вовсе на шее повисли. Марина стояла в паре шагов от них, и ощущала огромное волнение. Они не виделись три недели и хоть расстались как близкие родственники, но за прошедшие дни она всё равно начала от него отвыкать. А тут он в дом вошёл, большой такой, громогласный, и его, кажется, ничего не смущало. От детей оторвался и к ней подошёл. Марина нервно сглотнула, словно это не она прошлым вечером с ним беззаботно по телефону болтала.

— Привет.

— Привет, — отозвался он и обнял её. От него пахло морозом и ветром, будто он не на машине с личным водителем ехал, а по заснеженной тайге к ним пробирался, как самый настоящий Дед Мороз. Сжал её сильно, и у Марины вырвалось:

— Наконец-то приехал.

Николай Викторович радостно заулыбался, и отчитываться принялся за задержку. То туда он заехал, то там его ждали. Затем рукой махнул, отбрасывая в сторону мысли о работе, и потребовал:

— Рассказывайте, как вы тут устроились.

Марина взяла у него пальто, а дети в гостиную к дивану его потащили, уцепив за руки, наперебой рассказывая о своих комнатах.

— Наконец-то я сплю спокойно и не слышу, как Элька храпит, — воскликнул довольный донельзя Антон. Эля толкнула брата.

— Я не храплю!

— Откуда ты знаешь? Ты же в это время спишь!

Эля застыла в растерянности, рот открыла, но ничего достойного в ответ придумать не смогла, и тогда жалобно воскликнула:

— Мама, скажи ему!

Стеклов рассмеялся и усадил её к себе на колени.

— Он шутит, котёнок.

Антон на диване рядом с дедом развалился и усмехнулся, не спеша соглашаться, но и не опровергая его слова.

Весь день в доме было шумно, дети подарки разбирали, а Николай Викторович в этом деле принимал непосредственное участие, помогал им. Марина ужин готовила, прислушиваясь к их голосам, а потом улыбнулась, когда отец на кухне появился. Он подошёл и сзади её приобнял, ткнувшись твёрдым подбородком в её макушку.

— Как у тебя дела? — совсем другим тоном, очень серьёзно с явной тревогой, спросил Стеклов, а у Марины сразу на душе тяжелее стало.

— Всё хорошо.

— Держишься?

— Конечно. Что ещё остаётся?

— Главное, не унывай.

— Да я не унываю! Меня тут муштруют, стараются мой боевой дух поддерживать.

— Да ты что? — Стеклов за стол кухонный присел, спинку стула руками обхватил, а на дочь взглянул заинтересованно и со смешинкой во взгляде. — И кто же?

Марина немного удивилась его вопросу.

— Как кто? Твой зам.

— Димка?

— Да. Проводит со мной сеансы психоанализа, настраивает меня на светлое будущее. — Марина обратила к отцу выразительный взгляд, тот хохотнул, а вот из-за угла послышалось несколько язвительное:

— Никакого психоанализа, Марина Николаевна. Я ненавижу психологию и говорил вам об этом.

Гранович показался им на глаза, ещё в пальто, правда, распахнутом, а под ним один из его шикарных костюмов, от которых Марина всегда в небольшой ступор впадала. Точнее, не от самих костюмов, а от Дмитрия в них, он сразу становился излишне серьёзным и собранным, чем её немножко пугал. А сейчас он на неё взгляд своих тёмных глаз устремил, взгляд был обвиняющий и даже уличающий её, и Марина, конечно же, вспыхнула, чего Гранович скорее всего от неё и добивался, и поспешила отвернуться. Пока мужчины друг друга приветствовали, вполне по родственному, она вернулась к нарезке овощей, причем от волнения так старалась, что едва палец себе большим ножом не отрезала. Спустя минуту рискнула в сторону отца и Дмитрия посмотреть, лёгкую улыбку на лицо нацепила, но встретив по-прежнему насмешливый взгляд Грановича, снова покраснела. Да что же это такое-то?

С приездом Стеклова дом ожил. Постоянно слышался смех, громкие голоса, что-то происходило, и Марина в какой-то момент поймала себя на мысли, что дети больше не подбегают к ней каждые пять минут с криком: "Мама!". Они все вместе нарядили ёлку, в первый раз разожгли камин, чтобы проверить, и даже мебель по каталогу выбрали, и Марина клятвенно пообещала на следующей неделе вызвать консультанта и всё выбранное заказать. А в воскресенье Марина долго стояла у окна в гостиной и смотрела, как Антон с Элей на улице в снежки играют. Дмитрий совсем рядом с ними расчищал от снега дорожки, раз или два ему попало снежком по спине, но он не ругался, и только Антону кулаком погрозил, но в ответ только рассмеялись. Гранович вернулся к работе, лопатой работал методично, и даже на минуту не прервался для отдыха. Весь снег сгребался в один большой сугроб у забора, и Марина не сразу поняла, для чего это делается, но вскоре из дома вышел отец с двумя ведрами воды, и они с Дмитрием принялись заливать горку. Эля от радости завизжала, и Дима едва успел её поймать, прежде чем она влезла в мокрый снег. Элька сразу замолчала, в его руках развернулась и снова на Дмитрия уставилась огромными глазами, невинно моргая. Тот, кажется, застонал вслух, по крайней мере, глаза на секунду к темнеющему небу поднял, а затем опустил девочку на землю, но пальцем ей погрозил, запрещая на горку залезать, пока та не замёрзнет. Марина подбородок ладонью подпёрла и улыбалась, за всем этим наблюдая. Было довольно мило и весело.

Правда, предпраздничное настроение немного подпортила бывшая свекровь, которая, оказывается, не на шутку обиделась на то, что дети уже две недели к ней не приезжают. Марина пыталась разговаривать с ней ровным тоном, пыталась объяснить, что они были заняты с переездом, что у Антона конец четверти, но Нина Владимировна снова озвучила свои опасения по поводу того, что Марина намерена её родных внуков лишить. И та, в итоге, пообещала, что дети приедут к ней тридцатого числа. У неё всё равно вечер занят. Как Гранович и предрекал, отец попросил её составить ему компанию на новогоднем вечере, который устраивали в офисе компании. Заверил, что ничего особенного не планируется, сотрудники соберутся в последний рабочий вечер, чтобы друг друга поздравить. Будет банкет, танцы и даже подарки.

— В виде премии, — подмигнул ей отец.

Он очень радовался, что Марина согласилась с ним пойти. Ему не терпелось её официально всем представить, и в этом Марина ему отказать не могла. Купила новое платье, сделала причёску, а в дверях своей спальни остановилась в некотором замешательстве, разглядывая норковую шубу, разложенную на её кровати.

— Мой новогодний подарок, — сказал отец, появляясь за её спиной. Марина к нему повернулась, во взгляде легко читаемый протест, и Стеклов поспешил её перебить. — Не вздумай отказаться. Дарёному коню, как известно, в зубы не смотрят. Так что, не хмурься, Мариш.

— Папа, ну зачем ты?

— Без всякого умысла, — заверил он её. — Долго думал, что тебе подарить, а потом решил, что шуба под Новый год будет к месту. Давай, надевай, — затормошил он её. А после ответственно заявил: — Красавица.

Марина улыбнулась. И на вечер, позабыв обо всех своих опасениях, отправилась в приподнятом настроении. К её счастью, всё оказалось не так страшно, никто на неё пальцем не показывал и за спиной не шептался. Сегодня Марина на самом деле чувствовала себя достаточно уверенно, только иногда начинала оглядываться, выискивая взглядом отца. Один раз, вот так озираясь, взглядом на Дмитрия наткнулась, и тот шутливо отсалютовал ей бокалом с коньяком. Марина в ответ послала ему лёгкую, чуть смущённую улыбку, и вдруг поняла, что последняя нервозность её отпустила, и ей теперь легче дышать. Раз уж Гранович оценил и даже сделал попытку улыбнуться!..

Сотрудники компании оказались людьми доброжелательными, Марина даже разговорилась с некоторыми женщинами. О чём-то банальном, простом, и никто не задавал ей вопросов об отце и об их чудесном воссоединении, чего Марина боялась. Все вели себя так, словно всегда знали, что она дочь Стеклова. И наконец-то она оказалась среди людей, которые не спрашивали её об Игоре, и не сочувствовали из-за недавнего развода. Никто не знал и это было так здорово! Марина даже познакомилась поближе с девушкой, которая провожала её до кабинета отца в тот знаменательный день. Ещё раз поразилась идеальной внешности и ухоженности Натальи, так девушку звали, но вслух её, конечно, нахваливать не стала. Они недолго поговорили, обменялись вежливыми улыбками, а после Наталья отправилась по своим делам. Как оказалось, она занималась организацией вечера, и сейчас, когда веселье вовсю набирало обороты, не собиралась всё пускать на самотёк, контролировала происходящее.

Марина улыбнулась новым знакомым, провожая Наталью взглядом.

— Энергичная девушка.

— Это точно, — согласились с ней, правда, странно переглянулись перед этим. — Она у нас самая деловая.

Намёка Марина не поняла, но решила не забивать себе голову. В конце концов, это не её дело.

Когда от шампанского и бесконечных разговоров закружилась голова, Марина из просторного холла, где собрались люди, вышла, и не спеша пошла по коридору. У большого зеркала остановилась, разглядывая себя такую праздничную, такую забытую, в новом красивом платье. В голове мелькнула мысль: что сегодня она чувствует себя, как на выпускном в школе, словно ей опять семнадцать. Покрутилась, чувствуя радость и волнение, вглядываясь в своё отражение. Поправила причёску, тёмные кудри были красиво уложены, а затем с интересом по сторонам огляделась. Решила осмотреть офис, любопытно вдруг стало, а так как чужих глаз вокруг не было, можно было любопытство спокойно удовлетворить. В холле музыку сделали громче, она немного приглушила голоса и смех, а Марина двери открывала и с интересом заглядывала в небольшие приёмные и кабинеты, и читала таблички на дверях.

— Хороший коньяк, — услышала она неожиданно голос Дмитрия, открыв дверь в очередную приёмную. Осторожно заглянула, увидела распахнутую в кабинет дверь, и тут же отпрянула. Сама не знала, чего вдруг так испугалась, даже непонятно было, с кем Гранович разговаривает, но его тон прозвучал как-то по-особенному, и Марину это отчего-то кольнуло. На стене напротив висело большое зеркало, очередной элемент декора, и Марина стала смотреть в него. В зеркале отражалось то, что происходило в кабинете. Было видно распахнутую дверь, ковёр на полу кабинета, письменный стол, а позади большое окно. Рабочее кресло было повёрнуто к окну, но Марина поняла, что Дмитрий именно в нём сидит, просто за большой высокой спинкой его не видно.

— Специально для тебя заказала. Кроме тебя его всё равно никто не пьёт, — немного устало проговорила Наталья. Послышались её шаги, стук каблуков по полу, а потом её отражение появилось в зеркале. Девушка на край письменного стола присела, покрутила в руке бокал с шампанским. — Дим, если я напьюсь, ты меня домой отвезёшь?

— Словно у меня выбор есть, — со смешком проговорил Гранович.

— Нет у тебя выбора, — порадовала его Наталья.

Дмитрий на кресле развернулся, и теперь Марина могла его видеть. Он сидел в расслабленной позе, в руке по-прежнему бокал, а на девушку, нахально расположившуюся на его столе, поглядывал с насмешкой. Он и на Марину, бывало, смотрел насмешливо, но не так, сейчас в его взгляде было обещание и теплота.

— Надеюсь, в твои планы не входит напиться в стельку?

Девушка потянулась к нему через стол, наклонилась, и вышло у неё так соблазнительно, как в каком-нибудь иностранном кино, а после ещё и рассмеялась мило и совсем не пошло.

— Нет, не в стельку. Тебе понравится.

Марина вдруг поймала себя на мысли, что не должна здесь стоять и подслушивать. А уж тем более подглядывать. А её словно кто держал здесь, ноги к полу приросли. Так неудобно за себя стало, и краска в лицо бросилась, испугалась, что её кто-нибудь увидеть здесь может, или ещё хуже — Дмитрий что-нибудь почувствует, заметит, услышит её срывающееся неизвестно из-за чего дыхание, выйдет...

Марина осторожно убрала ладонь с дверной ручки, чтобы та ни в коем случае не покачнулась, и поспешила уйти. Щёки горели, губы пересохли, и мечталось только о бокале прохладного, игристого шампанского. Залпом.

"Надеюсь, в твои планы не входит напиться в стельку?"

Марина даже головой помотала и зажмурилась на одно короткое мгновение, стараясь сбросить с себя волнение и тревогу.

— Всё хорошо? — спросил её отец, когда они домой вернулись. Вдвоём.

— Конечно.

— Как-то ты напряглась в конце вечера.

— Закружилась, наверное, — попыталась успокоить она его. — Всё в порядке, не волнуйся. — Марина улыбнулась, в щёку отца поцеловала и пожелала спокойной ночи. — Замечательный был вечер.

Стеклов кивнул и отпустил её.

Они разошлись по своим комнатам, но Марина ещё долго слышала шаги отца, что-то он делал, а она даже свет в своей комнате не включила. В темноте разделась, а когда из ванной вернулась, сразу легла. Только уснуть никак не могла, почему-то ждала, когда к дому подъедет машина. Но за окном тихо и мрачно, даже снег не падает, и луна за тучами спряталась. В голове какие-то неясные образы и все связаны с Дмитрием. Вот он за письменным столом, вот снег чистит, а вот уже с Натальей флиртует. Как будто три разных человека. И она не находит причины, почему думает о нём. Но ведь думает?

А когда следующим утром спустилась вниз, то замерла посреди гостиной, обожженная непонятно откуда взявшейся уверенностью, что Дмитрий так и не вернулся. Его до сих пор не было. И ей потребовалась минута, а может две, чтобы взять себя в руки и встряхнуться. Какое ей дело до этого? Неужели так быстро привыкла к его присутствию? Но думать надо совсем о другом, у неё ведь были такие планы, только для себя. Сегодня последний день года, а завтра всё в её жизни изменится, начнётся с нуля, с чистого листа, Марина себе это обещала. У неё такие планы, она будет смотреть в будущее смело и широко, и никаким глупостям в её голове места нет.

Никаких мужчин. Ну их.

К Рождеству снега выпало просто невероятное количество. Каждое утро просыпаясь, Марина первым делом подходила к окну, и понимала, что белее просто уже некуда, причём повторяла это каждый раз с всевозрастающей убеждённостью. И уже привыкла, что каждое утро, готовя завтрак, она может видеть Дмитрия с лопатой в руках, расчищающего снежные заносы. Это уже больше напоминало ритуал. Марина варила ему кофе, поглядывала в окно, и наблюдала, как он без всяких признаков усталости снег раскидывает. Такое чувство, что ему всё нипочём, только дойдя до калитки, выпрямлялся, голову назад откидывал и смотрел на небо. В такие моменты Марина от окна поспешно отходила и принималась с грохотом расставлять на столе посуду, сама не понимая, за что на Грановича так злится. Вот когда со стороны на него смотрит, то злится, а как только он появляется рядом, заговаривает с ней, сразу вину чувствует. Словно ей от него что-то нужно, он противится, и этим её раздражение вызывает. Может, на самом деле лучше, если Дмитрий съедет от них? Ведь всё так удачно складывается, ему и новый дом долго искать не надо, только вещи забрать и перевезти их к Наталье, он ведь трижды ночевал у неё за ту неделю, пока отец был в городе. Трижды! Просто уезжал среди дня, а то и утром, и не возвращался.

Чёрт! Марина остановилась и потёрла рукой лоб. Нашла о чём переживать, в самом деле. Через три дня, наконец, на работу выходить, это, наверное, от безделья ей всякие глупые мысли в голову лезут.

Новый год они отметили шумно, Тамара с семьёй приглашение приняли, и они с ней вдвоём почти целый день тридцать первого числа провели на кухне, и тогда Марина даже не думала о Дмитрии Грановиче, по крайней мере, не вспоминала о том, что накануне видела его... с Натальей. Тома вопросы задавала, половина из которых явно были нескромные, а Марина лишь хохотала, и только когда Дмитрий приехал, зашёл к ним поздороваться, она смехом своим подавилась, а внутри всколыхнулось ночное неудовольствие и смущение, при воспоминании об увиденном вчера. В лицо Грановичу смотрела, он улыбался, в данный момент, Тамаре, старался быть милым, а у Марины в голове проносились не совсем приятные образы, совершенно неуместные. Потом все сели за стол, телевизор включили, но практически не обращали на него внимания, разговаривали, смеялись, и вообще всё вышло по-домашнему и спокойно. Никто не выглядел напряжённым, включая Марину. На Дмитрия она не смотрела, разговаривала со всеми, кроме него, но внимания на это никто, кажется, не обратил. Включая самого Грановича. Только однажды с ним глазами встретились, когда Марина Дмитрию подарок вручила, а тот при этом очень удивился. А когда он блестящую подарочную бумагу разворачивал, Марина неожиданно задумалась о том, почему он не остался встречать Новый год с Натальей. Или это в их "концертную" программу не входит? Подумала, а в следующую секунду Гранович глаза поднял и благодарно улыбнулся, разглядывая толстый ежедневник в кожаном переплёте, а она вспыхнула, и в первый раз по-настоящему испугалась своих мыслей. Почему она продолжает об этом думать?

— Нет, а чему ты удивляешься? — зашептала ей на ухо Тома, когда всё-таки сумела её разговорить, но произошло это, скорее всего, из-за пары лишних бокалов шампанского, иначе Марина бы никогда не призналась. Было уже три часа ночи, дети были уложены спать, Стеклов с мужем Томы как-то незаметно на кухню переместились и теперь там разговаривали, уже не совсем трезвыми голосами, и о чём-то безумно глупом, но для них казавшимся очень важным, а Дмитрий у разожжённого камина на корточки присел и кочергой дрова шевелил, чтобы прогорали лучше. Марина же с Томой на диване устроились, потягивали шампанское и на него смотрели. Тамара к её уху наклонилась. — Посмотри на него. Только мёртвую женщину не проймёт, честное слово.

Подруга к её уху губами почти прижималась, было щекотно, и Марина плечом дёрнула. Тамара шептала еле слышно, но Марине казалось, что этот шёпот каждый в доме слышит. А уж Гранович точно, он же совсем близко. Но всё равно продолжала его разглядывать украдкой, чувствуя непонятную горечь во рту, вызванную точно не шампанским. От шампанского горечь пусть немножко, но отступала, поэтому Марина и делала глоток за глотком, страшась собственных мыслей о чужом для себя мужчине. И ведь что странно, она всегда считала, что в её вкусе совсем другой типаж. А Дмитрий слишком смугл, слишком серьёзен, и слишком решителен для неё. Она была уверена, что нет такого дела, которое бы он до конца не довёл. Марина всегда стремилась быть такой, это же очень хорошо — доводить всё до конца, это синоним идеала, а когда Грановича встретила, поняла, что никаким идеалом тут и не пахнет. И желание хорошо делать своё дело, какие бы цели ты при этом не преследовал, может превратиться в большую проблему, для этого же человека. С такими людьми сложно, их нужно уметь принимать такими, какие они есть, и не переставать гордиться ими, потому что на самом деле есть чем гордиться, поводы никогда не переведутся. А это тоже, как выясняется, не просто.

Дмитрий и пугал её этой сложностью. В нём было столько всего намешено — непростого, загадочного, и Марина, зачастую, не знала, как реагировать. Он в чём-то был слаб, причём это касалось каких-то банальных вещей, например, общения с детьми, а вот по жизни шёл уверенно, редко оглядываясь или опуская взгляд себе под ноги. Он все препятствия перешагивал, удивляя этой способностью всех тех, кто послабее и за ним не поспевает. Вот Марина была из тех, кто не успевает и не догонит никогда. И Игорь был таким, наверное, поэтому Марине было с ним просто. Она всегда могла точно сказать, как бывший муж будет справляться с той или иной ситуацией, где ему помочь стоит, когда направить, а когда и подтолкнуть вперёд, если он медлит или боится. Игорь не был героем, даже в её глазах влюблённой в него женщины. Марина любила его обыкновенным, и в этом видела свою прелесть, а Игорь, скорее всего, об этом и не подозревал, в начале их отношений считал, что он для неё Супермен с неба свалившийся, а позже время от времени напоминал Марине, как именно она должна к нему относиться и как на него смотреть, правда, забывая, что звание Супермена нужно поддерживать и самому для этого что-то делать. А вот Дмитрий Гранович не был Суперменом, он был абсолютно земным человеком, и, наверное, поэтому знал, что нужно везти свой воз без лишних капризов, чтобы в итоге, дотянув груз до пункта назначения, получить свой законный кусок пирога. У него всё было просто, но простота эта была видимая и досконально прописанная, и Марину это пугало. Смотрела на него сейчас, и была уверена, что этот по-настоящему семейный Новый год случился в его жизни впервые за много-много лет. Возможно, с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, и мама перестала для него наряжать новогоднюю ёлку. И он не знал, что делать с подарками, с переливающейся всеми огнями звездой на макушке ёлки, с детьми, которые с нетерпением ждали, когда им подарят что-то, о чём они целый год мечтали, и с родственными объятиями. Он и сейчас отошёл в сторону, стремясь хоть ненадолго остаться одному, поленья ворошил, и низко опустил голову, отчего в его тёмных волосах заиграли отсветы огня в камине. Наверное, в душе он был немного растерян, но от этого не потерял свою мужскую привлекательность и собранность. Даже когда он пребывал в растерянности, рядом с ним было спокойно, и Марину тянуло к этому ощущению, как бабочку на огонь. Зачем-то старалась воскресить в памяти образ бывшего мужа, свою тоску по нему, грусть, обиду и даже любовь. Ведь ещё совсем недавно её душа на куски разрывалась, когда она думала о том, что он с другой. А сейчас вот сама смотрит на чужого мужчину, и чувствует, как внутри что-то тихонько звякает, как хрустальные бокалы, соприкасавшиеся друг с другом после хорошего тоста, и радужные пузырьки лопаются, как у дорогого игристого вина. И одна мысль о том, что он в любой день может собрать вещи и переехать к идеальной во всех отношениях Наталье, которая точно ему под стать, просто выводит из себя. Кажется, что вот сейчас он на своём месте, у камина, плечи сильные, профиль всё такой же, хищный немного, думает о чём-то, и точно не о ней, но так хочется до него дотронуться, как, наверное, никогда не хотелось до собственного мужа. Потому что понятия не имеет, как Дмитрий отреагирует. Как повернётся, как посмотрит, и что за этим последует.

Марина тогда шампанское залпом допила, и отвернулась, так Тамаре ничего и не ответив. А проснувшись следующим днём с гудевшей от излишка выпитого шампанского головой, подумала, что это всё было пьяными глупостями, закружившими её в тёплой уютной атмосфере дома, с потрескивающими в камине поленьями. Это романтика, которой раньше никогда не было, но когда Дмитрий вечером домой не вернулся, не знала, куда себя деть. Просто наваждение какое-то и только посмеяться над собой можно, взрослой разведённой женщиной с двумя детьми. Называется: "Где мои семнадцать лет?", не хватало только влюбиться, как девчонке, в какого-то незнакомого мужчину, который как появился в её жизни по щелчку пальцев, так и исчезнет, возможно, уже завтра.

На Рождество Игорь вызвался забрать детей, чтобы сводить их в городской парк, где намечались праздничные гуляния. Марина возражать не стала, утром Михал Михалыч детей увёз, а Марина, не зная, чем себя занять, устроилась на диване в гостиной с книгой в руках, даже радуясь большому количеству выходных на новогодние праздники. Она уже не помнила, когда ей удавалось спокойно, в полном одиночестве на диване полежать и почитать про чужую красивую любовь. Правда, герои довольно быстро стали её раздражать своей непонятливостью и упрямством, и книгу она отложила. Просто лежала и смотрела в окно, и незаметно вернулась мыслями к Грановичу, который не показывался с прошлого вечера. Скорее бы уже работать в полную силу начал, чтобы ему некогда стало... по бабам ходить. Ну почему, почему не бывает по-настоящему идеальных мужчин, вот которые увидели женщину, влюбились и больше никогда и ни на кого не посмотрят? Это она не себя, конечно, имеет в виду, в неё-то так влюбляться абсолютно не за что, но всё-таки, должна же быть на свете справедливость?

Когда к дому подъехала машина, в первый момент заволновалась, жар накатил, и Марина поспешно скинула с себя плед. Но посмотрев в окно, увидела машину бывшего мужа, бегущих по дорожке детей, и жар прошёл, словно его и не было никогда. Дверь открыла, впуская шум и громкие голоса, поймала дочь, прижала к себе на мгновение и указала на табуретку, на которой Эля всегда разувалась. Та послушно села и пыхтя, принялась расстёгивать сапоги.

— Нагулялись?

— Я замёрз! — почти выкрикнул Антон, снимая куртку. — Элька с горки каталась, а я стоял!

— А ты почему не катался?

— Мама, с малышнёй? Но зато мы шашлык ели, вкусный.

— Хорошо, — Марина руку протянула, и волосы сына пригладила, когда он шапку снял. А затем отступила в сторону, когда Игорь в дом вошёл, и дверь за собой закрыл. Стал оглядываться, а Марине это показалось таким глупым, потому что себя на его месте представила, когда она впервые в офис отца пришла, да и в этот дом тоже. Постоянно оглядывалась.

— Привет, — сказал бывший муж и улыбнулся несмело.

— Здравствуй.

— Мам, чаю хочу!

— Поставь чайник и не кричи, — попросила она сына. — Эля, тапки надень.

Дети разбежались, Эля искала в гостиной пульт от большого телевизора, расшвыривая диванные подушки, Антон чайник на плиту грохнул, электрическим они так и не пользовались, он стоял на подставке, для красоты, как Дима говорил. А Игорь несколько шагов сделал, продолжая по сторонам глазами стрелять, даже руки в бока упёр зачем-то.

— Классный дом, Мариш.

— И что я должна на это ответить? — искренне озадачилась она.

Игорь обернулся к ней.

— Да ладно, не хмурься. Просто проявляю любопытство. Дети, кажется, привыкли и довольны.

Марина кивнула.

— Да, им здесь нравится.

— Папа, смотри, какая у нас ёлка! — Эля из-за дивана выскочила, схватила отца за руку и потянула его за собой, ёлку смотреть.

— Здорово, здорово.

— Знаешь, сколько у нас подарков было? Прямо вот такая гора! — Элька снова под нижние ветки полезла, и ёлка опасно закачалась.

— Эля, вылезай немедленно оттуда! — прикрикнула на неё Марина. — Димы нет, чтобы ёлку поднимать!

— А кто такой Дима?

Марина на бывшего мужа обернулась и посмотрела непонимающе.

— Что?

Игорь глядел на неё очень внимательно.

— Кто такой Дима?

— А-а. — Она себя руками за плечи обхватила, и отвернулась от него, следя глазами за дочкой. — Это зам отца, он тут живёт.

— Тут живёт?

Посмотрела на него в упор.

— Да, он тут живёт. Страшновато, знаешь ли, в таком доме с непривычки. Скоро уедет. Ещё вопросы будут?

Игорь плечами пожал.

— Да нет. Что ты кричишь?

После этих слов она разозлилась не на шутку, и пальцем в дверь ткнула.

— Тебе не пора?

Он хохотнул.

— Марина, прекрати.

— Иди уже.

Эля подбежала, чтобы попрощаться, Игорь её на руки взял, поцеловал, и до самой двери донёс, а в сторону кухни крикнул:

— Антон, я ушёл.

— Ага, — послышалось в ответ, а Игорь красноречиво на Марину посмотрел.

— Ага, — передразнил он сына тихонько.

Марина едва заметно фыркнула.

— Сам виноват. — И дверь ему открыла, когда он Эльку отпустил, и та убежала на кухню. Дверь открыла, и испуганно замерла, когда увидела на пороге Грановича. Тот удивлённо посмотрел, даже брови вскинул, а затем в дом вошёл, только быстрый взгляд на Игоря кинув. Правда, кивнул тому.

— Я вернулся, — сообщил он, а Марина губы сжала и растянула их в подобие улыбки. Типа того, что очень рада его возвращению. Вот всей душой. А сама взглядом его сверлила, оторваться никак не могла.

И ей даже в голову не пришло их с Игорем знакомить, хотя бывший муж, кажется, этого ждал. Посмотрел в ожидании, а Марина во второй раз дверь перед ним распахнула.

— Всего хорошего, маме привет.

— Вот опять ты начинаешь, — прошипел он сквозь зубы, и, наконец, ушёл. Марина хлопнула дверью за его спиной, почувствовав облегчение. Правда, всего на пару мгновений.

— Кто это? — спросил Дмитрий, а Марина обожгла его взглядом и молча прошла мимо. — И что это было? — со смешком поинтересовался Гранович, обращаясь к её спине.

— Антош, ты чаю попил? — Сын дожевал бутерброд, чай одним глотком допил и сунул кружку в раковину. И после этого уже кивнул, проходя мимо матери. — Молодец, — похвалила она его. Улыбнуться сыну захотелось, но весь настрой прошёл, как только сын громко выкрикнул:

— Дядь Дим, у тебя чистый диск есть? Мне надо!

— В понедельник купишь упаковку. Ты все уже перетаскал!

— Куплю, — пообещал Антон. Выскочил из кабинета с диском в руке и устремился вверх по лестнице.

— Эля, ты где? — спохватилась вдруг Марина, в гостиную прошла, даже под ёлку заглянула. — Эля!

— Она у меня под столом сидит, — сообщил Гранович. Сам он стоял у книжного шкафа, какую-то книгу в дорогом переплёте листал, кажется, справочник какой-то, или вообще налоговый кодекс. Марина о налогах от злости подумала, хотела пройти к письменному столу, но дочка сама наружу выбралась, на Дмитрия посмотрела, кипя от возмущения, ножкой топнула и выбежала из кабинета. Дима неожиданно усмехнулся, головой качнул, а Марина поняла, что он в хорошем настроении. По какому это, интересно, поводу?

Видимо, она слишком долго стояла в дверях и смотрела на него, потому что он вдруг обернулся, и Марина встретила его взгляд, вопрошающий.

— Ужин буду готовить, — пробормотала она, отворачиваясь. — Солянка или рыба?

Он подумал. Секунд пять думал, затем сказал:

— Рыба.

— Хорошо. — Дверь закрыла, и тут же ногой топнула. Теперь она для него официантка?

Когда Марина дверь закрыла, Дима ещё некоторое время на неё смотрел. Почему-то подумал, что за ней в данную секунду происходит что-то очень интересное. Марина в последнее время, вообще какая-то странная была. У неё постоянно менялось настроение, и если раньше она чувствовала себя неловко в его присутствии, то сейчас предпочитала попросту сбегать. Находила какой-то предлог и прекращала разговор, чем-то занята была вечно, или дела себе придумывала. Гранович всерьёз подумывал уехать. Намеренно начал проводить ночи вне дома, чтобы дать Марине возможность привыкнуть, и ни одной жалобы на то, что им без него страшно, не услышал. Правда, пару раз замечал, как она на него смотрит, по возвращении. С лёгким обвинением во взгляде. Поэтому и медлил с отъездом. Или тоже повод искал, чтобы задержаться? Если честно, он уже привыкать начал. Даже Эля его больше не пугала и не настораживала. Ну и что, что ходит за ним по пятам? Не мешает ведь? Занимается своими детскими делами, и Дмитрию уже удавалось забывать на время о её присутствии и полноценно работать. А когда заканчивал, громко предлагал попить чаю с конфетами, и Элька первой на кухню бежала, проверять, не съел ли брат без её присмотра все конфеты.

С Антоном тоже подружился, хороший мальчишка, доброжелательный, и характером весь в деда, упёртый такой же, но только в то, во что верит. Вот со школьными делами была беда, почти беда, которую он очень старательно скрывал от родителей. Иногда принимался Диме что-то рассказывать: о друзьях, о соревнованиях школьных, а как дело до уроков и учителей доходило, так и запинался резко, начинал небылицы придумывать. Дмитрий хоть и не разговаривал с ним, в том смысле, что в оживлённые беседы не вступал, больше слушал, но в такие моменты глаза на мальчика поднимал и по его лицу всё, как в открытой книге читал. И себя вспоминал, все уловки были знакомы до последнего жеста и взгляда себе под ноги. Дмитрий даже удивлялся, что, оказывается, так хорошо помнит себя в этом возрасте. А ещё он теперь знал, куда его сигареты исчезают. Никогда не следил, где пачки оставляет: одна на кухне на подоконнике лежала всегда, одна в кармане, ещё одна в кабинете, и не считал никогда, где сколько сигарет, а потом раз себя на этой мысли поймал, другой, и поневоле начал присматриваться. А когда удостоверился, начал раздумывать, стоит обо всём Марине рассказать или самому разбираться. Но ведь двенадцать лет! Он сам в четырнадцать курить попробовал. Куда мир катится?

Марине бы, может, и рассказал, если бы не боялся её реакции. Она была весьма мнительной особой, переживала иногда из-за совершенных пустяков, и ведь не просто переживала, а страдать начинала и мучиться. Дмитрий никак не мог понять, откуда в ней в равных долях берётся смелость и страхи. И он никогда не мог предугадать, как она себя поведёт в той или иной ситуации. То пасовала неизвестно из-за чего, а то кидалась едва ли не грудью на амбразуру, и столько решимости в ней в такие моменты Дмитрию виделось, что верил, дай ей волю, она на себя весь груз взвалит и потащит. Ей-богу, потащит. Но всё равно она была домашней, так и хотелось сказать, что девочкой, и это Дмитрий в ней ценил, но и не понимал. В его окружении уже много лет не было таких женщин. Были такие, как Наташка, которая своё будущее очень чётко представляла, и у неё, так же, как и у него, всё расписано и прописано было. Она на вершину взбиралась, а когда туда лезешь, карабкаешься, всё остальное — дети, дом, семья, невольно вниз скатывается, и удержать не получается, рук не хватает. С Наташкой ему было просто, но оттого, не слишком интересно. Иногда Дмитрию казалось, что их друг с друга рисовали. Он к ней домой приходил и чувствовал, что ему всё знакомо и по его, всё на своих местах, домработница хорошо знает свои обязанности, но на этом всё заканчивается. Невозможно было представить, чтобы у Наташки дома пахло чем-то вкусным, кроме как кофе. Она даже яичницу не ела, уверенная, что это жутко вредно. В её квартире можно было спокойно сесть на диван, и не бояться при этом раздавить какую-нибудь куклу или придавить лапу плюшевого медведя, и за это получить тычок маленьких ручек в живот. По углам не валялись детские вещи, и постельное бельё на кроватях не было вздыблено из-за попрыгавших на них от переизбытка энергии детей. В общем, ждать было нечего, и переживать не из-за чего, даже поругаться не на что. И она точно никогда не подойдёт просто для того, чтобы дотронуться до тебя. Просто потому, что захотелось. Наташке, с её красотой и образованием, такие порывы были чужды. А в доме Стеклова, Дмитрий сколько раз наблюдал, как Марина к детям подходит. Просто так, мимо идёт, остановится, поцелует или по волосам потреплет. Дима наблюдал за ней в такие моменты, за её руками, за тем, как улыбается, и иногда ловил себя на мысли — каково это, когда к тебе так прикасаются? Без всякого умысла, без намёка на большее, просто когда к тебе хотят прикоснуться. И руки у неё тёплые, он это знал. Ладошки узкие и мягкие, скользят легко и, наверное, приятно. А когда она наклоняется, по тёмным кудрям отражённая волна света проходит, и кажется, что волосы тяжёлые и, наверняка, шёлковые на ощупь. Порой Гранович понимал, что мысли уводят его куда-то не туда. Он замирал, забывал, о чём думал до этого, и сидел дурак дураком со своим "паркером" в руке. Потом приходилось листать документы, чтобы вспомнить, чем занимался и не наставить подписей там, где не нужно. Но однажды ночью, когда никак не мог уснуть, решил себе признаться в том, что новоиспечённая дочь его начальника его определённо притягивает. Чем — непонятно. Совершенно другая, совершенно незнакомая. Абсолютно домашняя, что его всегда — всегда! — отталкивало. Ему всегда было неинтересно, он всегда убегал, как только его пытались запереть в четырёх стенах. Когда Стеклов предложил ему пожить с его семьёй, Гранович мысленно даже застонал, а сейчас, спустя несколько недель ищет предлоги, чтобы остаться ещё на некоторое время. Он не думал о том, что привязался к кому-то из членов этой семьи или ко всем сразу, но ему неожиданно стало комфортно, и тепло, особенно, с этой ёлкой, на которую он изначально смотрел не иначе, как с насмешкой, самому себе боясь признаться, что всё это напоминает ему детство, где была семья, и родители ещё разговаривали друг с другом, и даже любили. Может быть. Он много лет думал, что это ощущение семьи, как единого целого, никогда не вернётся. Ушло безвозвратно, и бог с ним. После своей бунтарской юности, когда он только ругался с родителями, находящимися в перманентном состоянии развода, никакой семьи, каминов, ёлок, а уж тем более детей, долго не хотелось. Всё казалось наигранным, пустым и непостоянным. А если ты сам ни на что не надеешься, зачем ещё детей в это втягивать? И поэтому он сочувствовал Марине, которая по своей доверчивости, о последствиях не думала, а муж её бывший не захотел ни за что отвечать. И, если честно, Дмитрий не совсем понимал, что на что её бывший поменял. Марину на "Наталью"? Или выбрал что попроще? Это казалось Грановичу странным. Он по опыту знал, что с такой, как его нынешняя любовница, жить долго нельзя, начинаешь зевать, а то и того хуже — злиться. А если взять что-то попроще, то совсем никакого смысла. Румяное яблочко на дичок менять.

О румяном яблочке он неожиданно призадумался, а когда мысли перешли в раздел совсем уж неприличных, думать об этом себе запретил. Он не собирается искать себе неприятности.

Но, несмотря на это, следующим утром, сидя на диване в гостиной и читая газету, спустившуюся вниз Марину, проводил долгим взглядом, даже голову назад запрокинуть пришлось. А она прошла мимо, зевая, даже не посмотрела в его сторону и, кажется, вообще не заметила его присутствия. На кухню прошла, потянулась, закинув руки наверх, потом головой покачала, растрёпывая кудри, и одёрнула трикотажную кофточку спортивного костюма. Дмитрию только на мгновение открылась полоска розовой кожи на её спине, и всё тут же исчезло. Марина к плите шагнула, а Гранович решил поздороваться, но предварительно уткнулся взглядом в газету.

— Доброе утро.

Марина вздрогнула и резко обернулась. Увидела его на диване и от неловкости кашлянула,

вспомнила, как тут потягивалась совершенно неприлично.

— Доброе, — негромко отозвалась она. Достала джезву. — Вы рано сегодня проснулись. Кофе вам сварить?

— Марина, знаете, что я неожиданно вспомнил?

— Что?

— Сегодня ровно месяц, как вы переехали.

— Да? А кстати, да!

— Вот, вот. Давайте перейдём на "ты"? Мне кажется, пора.

Её руки замерли, и она осторожно оглянулась через плечо. Молчала слишком долго, и поэтому Дмитрий тоже обернулся и на Марину посмотрел. Вопросительно приподнял одну бровь.

— Что? Неудачное предложение?

— Да нет, почему?.. Давайте на "ты". То есть, давай.

Он всё-таки улыбнулся.

— Давай.

— Кофе сварить? Или завтрака... подождёшь?

— Завтрака подожду, — легко отозвался Дима, а потом враз наскучившую газету сложил и с дивана поднялся. На кухню его прямо-таки потянуло. — Дети ещё спят?

— Да.

— И Эля? Что за праздник?

Марина улыбнулась, расслышав в его голосе насмешку и недоверие.

— Иногда с ней такое случается, правда, редко. Обычно она рано просыпается.

— Я заметил. А вчера... это твой бывший муж приходил?

Марина кивнула.

— Он детей забирал, они в парке гуляли.

— Ясно. — Гранович взглядом её ел, но Марина стояла к нему спиной, и заметить этого не могла. Дмитрий, по крайней мере, на это надеялся. Разглядывал её, окидывал внимательным взглядом, словно впервые после долгой разлуки видел, и что-то в уме прикидывал, будто уравнение решал. А Марина руку подняла и провела ладошкой по шее, приподнимая волосы. Это был спонтанный жест, но Диме показалось, что она от его взгляда отмахивается. — Тебя это волнует?

Марина повернулась к нему.

— Что именно?

— Что он приходил. Волнует?

Она чуть заметно нахмурилась.

— Не понимаю этого вопроса.

— А что тут понимать? — Дима принял расслабленную позу, развалившись на стуле, а с Марины взгляда не сводил, из-за чего та даже поёжилась. — Он ведь первый раз сюда пришёл, увидел своими глазами, наверное, что-то тебе сказал. Что ты почувствовала?

Марина наклонилась к столу, потянулась за тарелкой, а на Грановича взглянула недобро.

— Вот зря вы не любите психологию, Дмитрий Алексеевич, у вас к ней, определённо, тяга.

— Опять!

— Что?

— Опять Дмитрий Алексеевич!

Она в раздражении дёрнула плечом и отвернулась.

— Хорошо, — пришлось согласиться ему, — наверное, я лезу не в своё дело.

— Наверное.

— Но я ведь не просто так спрашиваю. Я... просто подумал, что вот он пришёл, посмотрел... Вдруг помириться надумает?

Марина застыла после этих слов, руки опустились, и она медленно повернулась к Грановичу, искренне поразившись его предположению.

— Помириться?

— Вернуться. — Дима не спускал глаз с её растерянного лица. Ему на самом деле хотелось понять, что она думает по этому поводу, а ещё лучше, — узнать, что чувствует. Марина ему вчера так и не ответила, когда он спросил о госте. Убежала сразу, но он сам догадался, кто это. И как-то подозрительно сильно она нервничала весь вечер. Сидела в сторонке, была неразговорчива, размышляла о чём-то. А Дмитрия это непонятно почему раздражало, молчаливость Маринина. Он не слишком хорошо разглядел её бывшего, Марина поторопилась его выпроводить, но висевшую в воздухе напряжённость почувствовал. И Марина так на него взглянула, с такой претензией, когда он пришёл и им помешал. Может, на самом деле помирятся? Всё-таки у них детей двое, а это много значит.

Ответить Марина ему так и не смогла. Не на шутку задумалась над его словами, а потом на кухне появился сонный Антон и внимание её отвлёк. Ей показалось, что Дмитрий ещё ждал её ответа, а она уже отвернулась, сочтя это за благо, и сыну улыбнулась.

— Проснулся? — Спросонья Антон ещё позволил себя обнять, зевнул, а когда от рук матери освободился, на соседний с Дмитрием стул сел. Посмотрел осоловевшими глазами, и Гранович понимающе улыбнулся.

— Во сколько лёг? В пять?

Антон тут же глаза вытаращил и предостерегающе на него посмотрел. Но Марина всё-таки услышала и подошла ближе.

— Антон, ты опять до утра в интернете сидел? Я буду тебя проверять, ты дождёшься.

— Мам, ну каникулы же!

— Вот они закончатся через два дня и буду проверять.

— Ладно, не ругай его, — вдруг отмахнулся Дмитрий. — Я ему электричество на ночь вырубать в комнате буду. Хочешь?

— Хочу, — кивнула Марина.

— Не надо! — воскликнул Антон.

А Гранович рассмеялся.

Этим днём Дмитрию не работалось. Он сидел в кабинете, перед включённым компьютером, вот только дверь была нараспашку открыта, и он прекрасно видел всё, что происходило в гостиной и на кухне. В какой-то момент бросил себя мучить, клавиатуру отодвинул и на кресле развалился, наблюдая за тем, как Марина за кухонным столом сидит, и яблоки дольками нарезает для шарлотки. Про шарлотку Элька заговорила, проснуться не успела, а уже запросила вкусного пирога с яблоками. Так и сказала: "Вкусного пирога хочу". И теперь бегала туда-сюда, проверяя, как её пожелание исполняется. Пару раз к двери кабинета подбегала, останавливалась и на Диму в задумчивости посматривала. Правда, когда он глаза на неё поднимал, тут же убегала. Но всё равно у Грановича было такое ощущение, что не просто так она сегодня прибегает, что-то ей нужно, но продолжает молчать. Если честно, он уже не верил, что она когда-нибудь с ним напрямую заговорит.

Через некоторое время, словно подтверждая его мысли и подозрения, появился Антон, и с истинно усталыми интонациями, сообщил:

— Поднимись уже в её комнату. Она меня замучила!

Гранович удивлённо вздёрнул брови.

— Я?

— Ты. Пойдёшь?

Дима в затылке почесал, раздумывая, затем из-за стола поднялся.

— Ну, пойдём.

Уже через пять минут решил, что поступок этот был опрометчивый. Как только он в комнату Элькину вошёл, в которой, кстати, до этого ни разу не был, она подошла, деловито взяла его за руку, и подвела к куче каких-то непонятных деталей от чего-то. От чего именно Дмитрий так сразу сказать бы не смог. А Эля просто пальцем в них ткнула и посмотрела умоляюще. Гранович оглянулся через плечо на Антона.

— Что она хочет?

— Чтобы ты собрал её кукольный дом. Она его сломала.

— Почему я?!

— Потому что остальные заняты. А ты нет. Элька сказала, что ты бездельничаешь.

Гранович на девочку посмотрел.

— Я не бездельничаю, к твоему сведению. Я думал.

Она губы поджала, недовольно, и начала подпрыгивать, выражая так своё нетерпение.

— Ладно, ладно! — замахал на неё руками Дмитрий. — Только спокойно. Не надо кричать.

Элька прыгать тут же перестала и на пол шлёпнулась. Дмитрию пришлось сесть рядом. Взял несколько деталей в руки, как он понял, это были фрагменты стен, поразглядывал их, и, не оглядываясь, крикнул:

— Антон! Ты куда делся?

Мальчик появился в дверях комнаты и поглядел возмущённо.

— Я занят!

— Знаю я, чем ты занят.

— Но...

Гранович всё же оглянулся на него.

— Я не понял, у тебя перекур, что ли?

Антон голову назад чуть откинул, и на него посмотрел с подозрительным прищуром. Затем губами пожевал и сделал пару осторожных шагов по направлению к рухнувшему кукольному дому.

— Ну ладно, — проговорил он чуть слышно, — помогу. — Когда он на пол напротив Дмитрия опустился, они продолжали смотреть друг другу в глаза, и Антон всё-таки вспыхнул и первым отвернулся.

— У меня хорошая память, — на всякий случай пояснил Гранович. — И я теперь считаю.

Со стороны вряд ли бы кто понял, что именно он считает, но Антон голову ещё ниже опустил и в плечи её втянул. Дмитрий ещё помедлил секунд пять, давая возможность мальчишке прочувствовать серьёзность того положения, в которое он попал, а после вернулся к проблеме сломанного дома. Снова детали в руках покрутил.

— Что же ты с ним сделала? — поинтересовался он у Эли, а та кокетливо улыбнулась и пригладила руками подол платья.

— В землетрясение она играла, — пробурчал Антон. — Не ясно, что ли?

— В землетрясение? — искренне поразился Гранович, и на Элю взглянул с большей серьёзностью. — Что это за игры такие?

— Если ты будешь ей вопросы задавать, то всё сильно затянется. Собирай, давай, — не особо церемонясь, перебил его Антон.

— Хм. А инструкция есть?

Дети на него уставились.

— Инструкция?

— Ну, где-то должно быть написано, что к чему крепить?

— О-о, — протянул Антон и широко усмехнулся. — Лучше маму позвать. Слышишь, Эль? А он пусть пирог печёт.

Дима мальчишку по носу щёлкнул, и тот назад, на спину повалился, фыркнув от смеха.

— А мама вот прямо возьмёт и соберёт, — не поверил Гранович.

Антон поглядел на него с лёгким презрением.

— Мама его за десять минут собрала! Без всяких инструкций.

— Да? — Дима тыльной стороной ладони потёр нос. — Видно, опыт у неё большой. — Прикрепил к основанию первый кусок стены, взял у Антона второй. И плечи расправил, когда Элька на его спине повисла, обхватив руками за шею и через плечо с интересом наблюдая за тем, что и как он делает. — Ты запоминай, — сказал Гранович девочке, — в следующий раз, после землетрясения, будешь это делать сама.

Никакими десятью минутами тут и не пахло, они провозились почти час, и Дима впал в серьёзное раздражение, когда не с первого раза сумел прикрепить крышу. Даже вслух высказался о том, что вообще не понимает, зачем этому дому крыша, раз у него задней стены нет! Но зато когда работа была закончена, настоящее удовлетворение почувствовал. Поставил дом на журнальный столик, и развернул фасадом, потом новогоднюю мишуру на крышу пристроил. Посмотрел на довольную Эльку.

— Ну?

— Классно! — выкрикнула она, а Гранович брови вздёрнул.

— Это ты мне сказала?

Она показала ему язык, и дом принялась обнимать, обхватив его руками, как любимого плюшевого медведя. Дима головой качнул, в шутливом возмущении.

— И это вместо "спасибо"?

— Мама, он собрал мой домик! — закричала Элька, вбегая на кухню.

— Прекрасные новости, — порадовалась за дочь Марина.

— Да уж, и всего-то потребовался час, — усмехнулся Дима, тоже появляясь на кухне. Повёл носом, почувствовав аромат печёных яблок и ванили.

— Целый час? — поразилась Марина. — И вы на час оставили работу, чтобы заняться кукольным домом?

— Стараюсь приносить хоть какую-то пользу. Кстати, твоя дочь сказала мне целое слово, — похвастал он, когда Элька убежала, схватив со стола конфету.

— Это на самом деле прогресс.

— Я под впечатлением. — Они вместе рассмеялись, а потом неловко замолчали. — Марина, — начал Дмитрий, на самом деле не зная, как продолжит. А она, наверное, что-то поняла или просто почувствовала, всполошилась, и отвернулась к плите.

— Пирог почти готов. Чай?

Дмитрий моргнул, заставляя себя оторвать от неё взгляд, голову опустил, потом вспомнил, что нужно ответить:

— А молоко есть?

— И молоко есть. — Марина неожиданно улыбнулась. — Я тоже с молоком люблю. Горячий пирог и холодное молоко.

Появилась неловкость, нежданная и негаданная, неизвестно откуда выбралась и повисла между ними, не давая отвлечься ни на что другое. Даже за ужином друг с другом не разговаривали. Только дети болтали без умолку, а они им поддакивали, боясь друг с другом взглядом встретиться. За окном совсем стемнело, в трубах ветер завывал, а в доме тепло и свет приглушённый, наверху детские голоса, а они внизу, порознь, но словно ждут чего-то. Это всё покоя лишало. Дмитрий каждые пять минут из кабинета выглядывал, и каждый раз Марину на прежнем месте находил, у окна. Стояла, плечом к стене прислонившись, занавеску рукой отодвинула и смотрела в окно. Грановичу покоя не давало то, что она там видела. Почему она так любит там стоять? При этом всегда была задумчива и грустна. Да и в приглушённом свете Марина выглядела странно бледной, и чересчур несчастной. К тому же сегодня Дмитрий был уверен, что она о бывшем муже думает, о том, может он вернуться к ней или нет. А ведь это он ей эту мысль подал!..

С кухни всё ещё пахло пирогом, от которого уже и не осталось ничего, но от этого приятная теплота при воспоминании не уходила. Дмитрий из кабинета вышел, и остановился, глядя на тёмный проём кухни. Долго смотрел, время тянул, а всё потому, что никак не мог справиться с желанием подойти к Марине. Знал, что не стоит, был уверен, что она этого не ждёт, а он никак не мог найти в себе силы, чтобы внять голосу разума. И зачем-то думал об этом пироге, который никакой роли не играл, но Гранович вспоминал, как они его вместе пробовали, и молоком запивали, и в душе ещё большая сумятица образовывалась. Разрасталась, расползалась по всем уголкам его существа, и это было незнакомо и даже пугающе.

Он просто хотел её. Вот сейчас хотел подойти и взять себе то, что ему нужно. На данный момент нужно. Нехорошие мысли, и Марине они вряд ли понравились бы, но когда Дима на неё смотрел, ему казалось, что от неё тепло идёт, что стоит только подойти, приблизиться, и почувствуешь нечто особенное, чего раньше никогда в его жизни не было. Да и быть не могло. Откуда этому взяться без единственной женщины, от которой это тепло исходит? И не понимал её бывшего мужа: как можно было добровольно отказаться от этого тепла? Замёрзнуть ведь можно...

Марина голову повернула и посмотрела на него.

— Что?

Гранович головой дёрнул.

— Да я вот... У нас коньяка нет? Я бы выпил.

Марина моргнула, не сразу сообразив, о чём он говорит. Потом кивнула.

— Есть. Я убрала в шкаф, на кухне.

Она прошла мимо него, кутаясь в большой шарф, а Дмитрий мысленно удивился этому. Как она может мёрзнуть, если всё тепло в доме от неё?

Отправился следом за ней на тёмную кухню, также проигнорировав выключатель. Остановился в паре шагов и наблюдал, как Марина дверцу шкафа открывает и достаёт бутылку. Другой рукой за бокалом потянулась, щекой на угол открытой дверцы наткнулась, ойкнула, а Дима к ней машинально шагнул, чтобы поддержать, когда Марина назад отшатнулась. Перехватил её руку, в которой она бутылку держала. Марина ещё раз охнула чуть слышно, повернулась, и проговорила:

— Извини. Я вечно на всё натыкаюсь...

Гранович бутылку у неё забрал, ещё немного вперёд подался, пальцами другой руки подбородок её сжал, словно она и на него умудрилась наткнуться, и решил поцеловать. И даже в эти мгновения, когда губами её губ коснулся, мысленно удивлялся тому, что делает. Такое чувство, что его кто-то подталкивает к этому. То ли демон, то ли ангел. При этом старался не обращать внимания на изумление Марины, когда она выдохнула ему что-то в губы, видимо, остановить его пыталась, но так и не оттолкнула. Когда Дима это понял, его уже не просто в спину толкали, он полетел вперёд на всех парах, от бутылки хотел избавиться, руку в сторону стола протянул, но плохо сориентировался, и бутылка коньяка всё-таки рухнула на пол с глухим стуком, единственная радость, что не разбилась. Когда бутылка упала, Марина вроде бы опомнилась, руками в его грудь упёрлась, оттолкнуть пыталась, но вместо этого они развернулись. Она на самом деле оказалась тёплой, душистой и живой. Как-то по-особенному живой, руки Дмитрия Марину ощупывали, сжал ладонью её затылок, и снова к губам её потянулся, голову ей назад закидывая.

Марине казалось, что она сознание теряет. И дело было не в шоке, и не в её излишней чувствительности. Просто Дмитрий Гранович так близко, его запах её окружил и, кажется, впитывается в неё, проникает сквозь одежду, и даже сквозь кожу. Вдруг подумала, что никогда не сможет от него избавиться, это уже навсегда. И Дима её в своих руках держит, наклонил назад, и Марина уже не может ничего контролировать, да ещё эта темнота, и она во всём этом парит, качается, как на волнах, и на самом деле лишается ощущения реальности. Могла поклясться, что это не с ней происходит. С какой стати Грановичу её целовать? Марина даже обнять его боялась. За свитер на груди цеплялась, другую ладонь у него на плече пристроила, и пошевелиться боялась, надеясь только на сильные руки Дмитрия.

Он не сразу её поцеловал. Поначалу только держал вот так, крепко, и губами о её губы тёрся, как будто примеривался или всё ещё сомневался, стоит ли это делать, но затем всё-таки поцеловал. И она ответила, как-то сразу, без всяких сомнений, открываясь ему навстречу, и сразу затрясло от волнения. Поцелуй вышел бурным, глубоким, но коротким. Попробовали друг друга на вкус, оторвались и теперь пытались что-то разглядеть в глазах другого, и это в полумраке, можно даже сказать, что в темноте. Больше всего волновало тёплое дыхание, крепкое объятие и интимность момента. Всё это свалилось на них неожиданно, и теперь каждый мучился, не зная, как другой к этому всему отнёсся — с должным волнением или пора уже разбегаться по разным углам, притворившись, что ничего не было.

Дима рукой по её спине провёл, потом заставил выпрямиться, а когда Марина уже твёрдо на ногах стояла, чуть шевельнулся и прижал её к дверце шкафа. Марина смотрела на него, глаза в полумраке мерцали и выглядели испуганными. Возможно, это заставило бы его её отпустить, отойти, если бы она сама за него не цеплялась. Он чувствовал её руку, которая сжималась в кулак на его спине, оттягивая ткань свитера. Сжималась крепко, и отпускать не собиралась. Гранович сглотнул.

— Марина, ты понимаешь, что мы делаем? — шёпотом спросил он. Думал, что она скажет "нет", и это было бы понятно и даже правильно, а Марина вместо этого кивнула.

— Да.

— Это хорошо, — ещё тише проговорил Дмитрий, снова к её губам наклоняясь, а Марина только успела проговорить:

— Только не знаю зачем...

А он её поцеловал, заставляя замолчать.

Он был совсем другим, Марина это очень остро чувствовала. В её жизни всегда был только один мужчина — Игорь. Да, в юности целовалась несколько раз с мальчиками, которые за ней ухаживали ещё в школе, но это было до Игоря. Даже и не помнила этого толком. И сравнивать сейчас могла только с бывшим мужем, и очень остро чувствовала разницу. Особенно в том, с какой жадностью её Дима целовал. Этого так давно не было в её жизни. Чтобы её вот так бережно поддерживали, но одновременно с этим с такой страстью прижимали к себе. И поцелуй был совсем другим, таким глубоким, хищным и напористым, как и его хозяин. Марина глаза закрыла, принимая этот поцелуй, наконец осмелилась ладонь с плеча Дмитрия поднять выше, пальцы коснулись его волос, которые оказались неожиданно жёсткими. Он весь был таким, почти литым. Высокий, худощавый и словно стальной. Рука Марины, гладившая его по спине, чувствовала, как под тканью свитера мускулы перекатываются, когда руки Грановича двигались, её лаская. И Марина продолжала невольно сравнивать, пока ещё голову окончательно не потеряла. Игорь был совсем другим, он был мягче, он был податливее, в чём-то по отношению к ней небрежнее, а тут такой напор, что Марина в какой-то момент даже испугалась. Наверное, тогда, когда Дмитрий уверенным движением коленом её ноги раздвинул, сильнее прижимая её к шкафу. И если бы тот не покачнулся под их весом, наверное, не остановился бы. А когда он отстранился, Марина судорожно втянула в себя воздух, и почти оглохла от детских голосов и звука включившегося в гостиной телевизора. Дима всего на пару секунд к ней прижался, на ухо подышал, стараясь с дыханием справиться, а затем отступил назад. Марина губы вытерла, волосы пригладила, но дыхание восстановить было куда труднее. Рискнула на Грановича взглянуть, встретила его испытывающий взгляд, и её вдруг прожгло осознанием того, что с этого момента всё изменилось. И по-прежнему уже точно не будет. Никогда. И от неё всё зависит, он-то точно просить не станет ни о чём. Так смотрел на неё, глаза горели бешеным огнём, Марина даже при нехватке света это прекрасно рассмотрела, и выражение такое, словно он готовится обороняться. Видимо, решил, что она его во всём случившемся обвинит. И, возможно, ей следует обвинить и бежать от него, потому что он её своей силой на самом деле сумел напугать, пусть и немного, а у неё вместо этого рука снова к его груди тянется, и сердце даже не скачет, оно колотится с такой быстротой, что пауз не чувствуется.

— Останься здесь на минуту, — шепнула она ему, едва ли не заикаясь. Кофту одёрнула, сделала шаг и назад невольно потянулась, когда его руку почувствовала. Ладонь Дмитрия по её талии скользнула, и Марина почти вернулась, заворожённая нахлынувшими эмоциями, но совсем рядом, в гостиной, Элька громко засмеялась, и Марина с кухни всё-таки вышла, оставив в полумраке самое невероятное, что когда-либо случалось в её жизни.

Последний клиент отошёл от окошка кассы, Марина облегчённо вздохнула и опустила жалюзи. Слава богу, обед. Ей уже начало казаться, что она никогда не останется одна. С самого утра была сама не своя, так нужно было подумать, в тишине, а никакой возможности не было. Её от нервного напряжения уже трясти начало. На спинку кресла откинулась, глаза закрыла и сделала глубокий вдох. И в которой раз мысленно себе сказала: "Только не паниковать!".

В её комнатушку заглянули и с улыбкой поинтересовались:

— Марин, ты обедать-то идёшь?

Она дыхание перевела, потом головой качнула.

— Нет, не хочется. Я попозже... чаю попью.

— Как хочешь.

Дверь закрылась, и Марина снова осталась одна. На стол свой навалилась и лицо руками закрыла. Итак, одна. И, наконец, можно признаться себе, просто произнести вслух, но очень тихо, чтобы не дай бог, никто не услышал... Она переспала с Дмитрием Грановичем. Вчера, плюнув на все доводы рассудка, и не вспомнив о смущении, которое преследовало её последние три дня после их первого поцелуя на кухне. А ведь после поцелуя, ворочаясь в своей постели с боку на бок, была уверена, что даже в глаза ему больше посмотреть не сможет, а вышло что? Он уехал на два дня в Москву, а когда вернулся, не прошло и пары часов, как она уже была в его комнате, и они целовались, как сумасшедшие, словно это было нормально для них и привычно. Словно, это было не в первый раз, и ждали только этого, когда окажутся наедине и доберутся до кровати.

Господи, она ли это говорит? И про кого? Про Дмитрия Грановича, самого закрытого, самого нелюдимого человека, которого она только встречала в своей жизни. Она же боялась его, у неё никогда не находилось достаточно слов, чтобы с ним поговорить, как следует, чтобы не сбиться на середине предложения и не замолчать совершенно глупо под его пристальным взглядом. Он казался чужим и опасным, но как-то её угораздило оказаться в его постели. Куда подевалась её осторожность?

Осталась лежать где-то, позабытая, в одном из углов её нового большого дома. Будет там валяться, запылится и окончательно своей хозяйкой позабудется. И чувства потери Марина пока не испытывает, а это очень опасный симптом.

Но как можно думать о том — сглупила она или нет, вспоминая вчерашнюю ночь? С того самого момента, как дом затих, дети разошлись по комнатам и легли спать раньше, ведь на следующее утро в школу и в садик, праздники-то закончились, и как они с Димой глазами встретились, оставшись одни. И молчали оба. Марина от неловкости с ума сходила, а Гранович её разглядывал и решение принимал. Марина прекрасно видела сомнение в его взгляде, правда, оно довольно быстро начало растворяться, уступая место чему-то тёмному и многообещающему. И она ему слова не сказала, когда он за руку её взял и наверх повёл. А потом за ними закрылась дверь его спальни, и Марина перестала задаваться вопросами и изводить себя сомнениями, которых у неё тоже было в избытке. Дима снова её поцеловал, как тогда, полностью взяв инициативу на себя, и Марина знала, что отсюда, из его комнаты, с его территории уже не убежит. Он не отпустит, да и сама не захочет уходить. Только ключ в двери повернула, и мысленно порадовалась, что комната Грановича находится в стороне ото всех остальных.

Он её целовал, жадно, будто на самом деле скучал эти два дня без неё, а Марина не думала о том, где он был и от кого к ней приехал. Он вернулся в этот дом, и всё стало проще и на душе спокойнее. Только от его присутствия, а уж когда обнял, она за него уцепилась, по стальной спине гладила, и упивалась чувством умиротворения, которое он ей давал. Она горела и лишь подавалась навстречу его рукам, зная, что под его натиском не выстоит, Дима сжимал её, что-то на ухо шептал, и тоже, кажется, голову потерял, а умиротворение никуда не уходило, оно осело в душе, и от него было тепло и очень приятно. И именно оно позволяло Марине не бояться, и мысли не возникло Димку оттолкнуть или испугаться. Удивляло только одно: как можно чувствовать небывалое спокойствие, когда тебя от страсти колотит?

А ведь на самом деле колотило, и после Марина очень старалась вспомнить, когда такое в последний раз с ней случалось. Не просто секс, и даже не любовь, а вот чтобы так, теряя голову и путаясь в одежде, с ума сходить от нетерпения. И не думать о том, насколько важно то, что происходит, главное избавиться от всего, что их разделять может. Не в глобальном смысле, а лишь от последней одежды избавиться, чтобы почувствовать и увидеть. К сухой горячей коже прикоснуться, пальцы в жёсткие волосы запустить и на поцелуй ответить. Не на случайный поцелуй, а от которого губы горят, и вернуть его хочется, с ещё больше страстью и самоотдачей.

До того, как первый поцелуй у них случился, и Марина тайком о Дмитрии Грановиче размышляла, была уверена, что он попросту не может обратить на неё внимания. Что в ней особенного? Она не молодая, не красавица, не умница, и ноги у неё... не от ушей, так скажем. Совершенно обычные ноги, разве что не кривые. В ней вообще столько изъянов, что явно легче искать в ней достоинства, их перечень окажется намного короче. К тому же у неё дети и проблемы. А ведь всем с давних пор известно, что мужчины проблемы не уважают, не летят они на них, как мотыльки, их совсем другое в женщине привлекает. И это что-то Гранович видимо в ней рассмотрел, и, наверное, Марину должно это смущать, даже настораживать, а ей всё равно, и как такое с ней случилось, совершенно непонятно. Она ведь так любит думать и гадать, это один из самых больших её недостатков, даже Игорь всегда на это жаловался и ругал её: не думай, хоть раз в жизни — не думай, просто живи. А у неё не получалось, всегда останавливали проблемы и возможные трудности. И с мужем никак не получалось не думать, а тут, по сути, незнакомый и чужой мужчина, и вот с ним она голову потеряла, не вспомнив даже о любви, она просто хотела Дмитрия Грановича. Целиком и в эту минуту. Для себя. Закрыть глаза и отдать ему всё, что может в этот момент. Она ведь мечтала о нём, но её фантазии никогда и ни за что бы ни хватило на то, что с ними на самом деле случилось. Когда просто на кровать упали и, не задаваясь лишними вопросами, занялись любовью. И уже сейчас, вспоминая всё это, Марина думала о том, какие у него руки — сильные, с широкими ладонями; губы — твёрдые и настойчивые, и вообще, он весь... не для неё. И то, что вчера произошло, окончательно разбило её жизнь на две неровные половины. И что ей делать с Дмитрием Грановичем, поселившимся в её мыслях (и ладно бы только в мыслях!), она не знает. Его присутствие в её жизни, теперь казалось намного более опасным, чем недавний развод с любимым мужем. Вот как такое случиться могло? Видно, ничему её жизнь не учит.

Они ведь даже не поговорили после. Марина тихо лежала рядом с ним, односложно ответила на пару простых Диминых вопроса, и только ждала, когда он уснёт, чтобы уйти. Остаться не могла, дети не должны были знать, что она здесь ночевала, но лежа в темноте, всё ещё чувствуя тепло и приятную негу после пережитого, понимала, что уходить ей не хочется. Принялась мысленно повторять, что она начинает путаться, и рядом Дмитрий Гранович (Гранович, Гранович!), а совсем не... неважно кто, всё равно она о нём не думает совсем, только намеренно напоминает, и всё вместе это очень странно, и нужно прекращать, и постараться всё обдумать в тишине, и хотя бы попытаться найти выход. Непонятно на что рассчитывала, но когда всё-таки смогла выбраться из-под Димкиной руки и из спальни его тихо выскользнуть, прижимая к себе ворох своей одежды, в своей комнате на кровать села и довольно долго сидела, не шевелясь, в темноту таращась. Никакого выхода, конечно же, не нашла, в голове вообще ни одной здравой мысли за всё это время не появилось, и в итоге кулем на свою подушку свалилась и так уснула. А утром, трясясь, спускалась вниз, совершенно не представляя, как с Димкой встретится. Но он, когда к завтраку спустился, даже вида не подал. Поздоровался, как обычно, не задержав на ней взгляд, за стол сел и потребовал свой утренний кофе. На самом деле потребовал, командирским тоном, а Антон рассмеялся, и разговор за завтраком пошёл обычный, без малейшей неловкости. Марина даже пару слов умудрилась вставить, при этом сумев не обратить к себе пристальный взгляд Грановича.

А теперь вот сидит в своей кассе, ладони к пылающим щекам прижимает и вспоминает всё раз за разом, воскрешая в своей памяти такие детали, за которые не то чтобы стыдно, но, если честно, несколько неудобно. И какая-то её часть, самая порядочная наверное, до сих пор до конца не верит, что она вчера с Дмитрием тем самым Грановичем любовью занималась. Или это не любовь была? Для любви уж как-то всё... остро и впопыхах случилось. Кажется, у неё на теле даже пара следов пережитой страсти осталась.

А ведь ей сегодня ещё домой идти!..

После обеда позвонил Антон и стал отпрашиваться у неё в кино. Услышав голос сына, Марина все смущающие мысли попыталась отодвинуть в сторону, даже на женщину за стеклом, протягивающую ей паспорт, посмотрела более осмысленно. А когда с сыном заговорила, выразила некоторое недовольство его затеей.

— Антош, сейчас темнеет рано, я не хочу, чтобы ты до посёлка по темноте добирался. Может, в выходной сходишь?

— Не могу я в выходной, мам. Прокат уже закончится! Ну, пожалуйста! Я потом в "Стэлс" на автобусе доеду, а домой меня Дима привезёт. Он там до вечера будет, я у него спрашивал.

Марина нахмурилась.

— Антон, какой он тебе Дима?

Сын шумно вздохнул в трубку и поторопился исправиться.

— Дядя Дима.

— Вот так. — Марина ладонью по столешнице провела, пытаясь принять решение. Сердце заколотилось при одном упоминании имени Грановича, а это как-то нехорошо и смущает. — Хорошо. Только... Только позвони дяде Диме ещё раз и выясни всё точнее. Точно ли он будет вечером в магазине.

— Мам, ну я же звонил уже.

— Без "ну", Антон.

— Тогда позвони ему сама. Раз ты мне не веришь.

Марина сглотнула.

— Почему, я верю. Верю. Но я беспокоюсь.

— К семи мы будем дома, — пообещал Антон, и только добавил, прежде чем отключиться: — Эльку забери из сада!

— Обязательно, — пробормотала Марина.

Кажется, что от неё, в её же семье, уже мало, что зависит.

Вечером, с Элей, они до посёлка доехали на автобусе, уже привычно поздоровались с охранниками, и пошли по дорожке к дому. Эля без умолку болтала, и поддерживала рукой лямку своего рюкзачка в виде плюшевого зайца с длинными висячими ушами. Руку из Марининой ладони постоянно выдёргивала, и подпрыгивала рядом.

— Мама, а, правда, у меня свои качели будут? Мне дедушка обещал!

— Раз обещал, значит будут.

— А когда?

— Наверное, весной. Когда снег растает.

Где-то рядом мяукнул котёнок, и Марина невольно взглянула под ноги. А Эля за её руку ухватилась и дёрнула.

— Мама, а горка будет? Эта же растает!

— Я не знаю, солнышко. Вот дедушка приедет, и ты у него спроси.

— Спрошу, — закивала Элька, и лямку рюкзака ещё оттянула. — А мне в садике никто не верит, что у меня будут свои качели. Дураки, да?

— Эля, так нельзя говорить!

Она выразительно надула губы.

— А я им докажу!

— Обязательно докажешь, — пообещала Марина, открывая калитку. Дом перед ними был непривычно тёмным, и у Марины невольно мелькнула мысль: скорее бы Дима с Антоном приехали. Когда они были дома, всё было спокойнее и уютнее.

Войдя в дом, Эля рюкзак осторожно с плеч сняла и замерла, приглядываясь к матери. Но та убирала их верхнюю одежду в шкаф, на дочь не смотрела, и Эля, скинув сапоги, и прихватив рюкзачок, побежала к лестнице. Марина всё-таки посмотрела ей вслед.

— Эля, переоденься обязательно! Скоро ужинать будем!

— Хорошо!

Марина прошлась по комнатам первого этажа и везде свет включила, понимала, что не боится, а просто нервничает, и совсем не из-за того, что они с Элей одни в доме, но со светом всё равно уютнее и приятнее становилось. Но взгляд сам собой без конца к настенным часам возвращался. Ждала Грановича, чувствуя, как внутри дрожит всё. И всё равно ждала, терзая себя за желание его увидеть, и страшась того, как они теперь общаться будут. Может, он успел пожалеть о случившемся? Если так, то жизнь в этом доме невыносимой станет, притворяться Марина вряд ли сможет. И тогда Димка уедет, и останется только сожалеть о том, что всё так обернулось. А ещё Марина никак не могла избавиться от мыслей о том, что он вернулся из Москвы, поехал сегодня на работу, а там идеальная во всех отношениях Наталья, которая, наверняка, тоже ждала его возвращения...

Вот почему ей вчера её осторожность отказала? Если бы подумала о последствиях, то сегодня не мучилась бы от неопределённости, и стольких бы проблем смогла избежать! Как школьница, ей-богу, её поцеловали один раз, а она уже напридумывала себе сказок о любви и счастье, и в омут с головой кинулась. Самой на себя смешно.

Когда к дому машина подъехала, Марина в первый момент дыхание затаила. Потом выглянула в окно, смотрела, как сын выходит из машины Грановича, как Дмитрий на дорожке появляется, ногами топает, снег с ботинок стряхивает. Они с Антоном о чём-то говорили, и Марина вдруг заметила, как сын голову опустил и выглядит виноватым, словно Дима его отчитывает за что-то, а Антон даже не спорит. Марина едва носом в стекло не ткнулась, засмотревшись на это.

— Мама, мы пришли! — известил её Антон от входной двери громким криком. В другой раз Марина непременно попросила бы его тон сбавить, попросила бы не кричать так оглушительно, но сегодня только из кухни отозвалась, проговорила что-то невнятное в качестве приветствия, и осталась на кухне. А в прихожей столько шума, пыхтения, словно там небольшое стадо слонов обосновалось. Даже ножки журнального столика по полу проскрежетали, когда его зачем-то с места сдвинули.

— Привет.

Марина вилки на стол положила, и голову подняла. На Грановича взглянула.

— Привет, — сказала она и даже улыбнулась, правда, глаза тут же отвела в сторону.

Дмитрий прошёл к холодильнику, достал бутылку с минеральной водой и потянулся за стаканом. А сам за Мариной украдкой наблюдал. Она явно нервничала, вокруг стола крутилась, тарелки расставляя, но была уж слишком сосредоточена на этом важном деле. И очень старательно в сторону смотрела, боясь с ним взглядом столкнуться. Дима мысленно хмыкнул. Вот он почему-то был уверен, что так будет. Она утром вела себя, как чужая. Казалось, что если глазами с ним встретится, тут же замертво упадёт от смущения. И Гранович бы такому поведению удивился, если бы за последние недели не достаточно хорошо её узнал. Марина была слишком сосредоточена на окружающих, зачастую забывая о себе. И сейчас, скорее всего, мучается из-за того, как её вчерашний поступок повлияет или может повлиять на их жизнь и спокойствие. И в голове у неё сейчас, наверняка, полно всяческих глупых мыслей и претензий к самой себе. И всё бы ничего, если бы Дмитрий знал, как с этим справиться. Ему никогда раньше не приходилось убеждать женщину в том, что она правильно поступила, когда легла в его постель. Если в юности поначалу уговаривать — да, то вот после — ни разу. А в голове этой женщины столько страхов и сомнений, а ещё неуверенности, что даже он, с его способностью, убеждать людей в своей правоте, рядом с ней несколько терялся. Может, просто сказать ей, что всё хорошо? А вчера ночью было ещё лучше. И проще. Когда она никакими вопросами ни себя, ни его не изводила, а просто была с ним, и он чувствовал её ответную реакцию. Как тогда на поцелуй его ответила, так и вчера просто пошла за ним, доверившись. А потом сомнения доверие вытеснили.

Но ему ведь на самом деле понравилось. И это был не просто секс на скорую руку, без раздумий о постороннем и дальнейшем. Это было влияние момента, когда захотелось взять её за руку, а, если честно, на плечо взвалить и утащить в свою комнату, закрыть дверь и предъявить свои права. Он вчера вернулся усталый, измотанный долгой дорогой по московским пробкам, бессонной ночью до этого, когда вместо того, чтобы отдохнуть, сидел над отчётами, которые свалили на него в последнюю минуту и нужно было либо оставаться в Москве ещё на день или два, или сидеть ночь напролёт, работать, что он и сделал в итоге. В своей московской квартире, большой и, кажется, ещё больше опустевшей за время его отсутствия, ему было неуютно. Даже дорогой дубовый письменный стол, покупкой которого он так гордился, не радовал. Заваленный документами и папками с отчётами, он казался сосредоточением жизни в этой квартире. Всё остальное выглядело забытым и позаброшенным, даже постель, холодная и чужая стояла. Хотя, если честно сказать, Дима эту квартиру всегда недолюбливал. Купил её после развода, в отместку бывшей жене обставил её дорогой мебелью, такой, какая именно ему нравилась, но жить в ней подолгу у него не получалось, постоянно уезжал, а испытывая при этом облегчение, списывал его на то, что он вообще не в состоянии долго усидеть на одном месте. Ему смена обстановки нужна. А мысли о том, что ему в этой квартире пусто и одиноко, предпочитал отбрасывать в сторону. Взрослый занятой мужчина не должен отвлекаться на такие глупости, как одиночество, а уж тем более голову себе этим забивать. А когда вчера вернулся в этот дом, дверь открыл, и на него пахнуло теплом, запахом ёлки и чего-то вкусного, как-то резко выдохнул, и взглядом невольно Марину нашёл. В тот момент даже не понял почему. Но вспомнился их поцелуй, и захотелось большего, причём намного большего и немедленно. Не просто секса, за которым можно было поехать к Наташке и провести у неё вечер в тишине и полной неге, а чего-то по-особенному тёплого хотелось, в продолжение своего выдоха, такого же лёгкого, но острого. За Мариной наблюдал, как она нервничает под его взглядом, но смеётся, общаясь с детьми, как волосы со лба откидывает небрежным движением руки, и, наверное, совсем не понимает, как это выглядит, когда тонкие пальцы тёмные кудри за маленькое ушко заводят. Иногда после этого Марина замирала, ладонь перемещалась на её шею, а сгиб локтя касался груди. У Грановича каждый раз, после такого, в горле першить начинало. Так кто виноват, что он даже не попытался себя остановить, когда выдержка иссякла? За руку её взял и наверх, в свою комнату повёл. Мысль о том, что она не поймёт и не позволит к себе прикоснуться, ещё мелькнула, но как только дверь спальни за ними закрылась, и Дима Маринин взгляд встретил, всё ушло. А теперь вот она его, явно, избегает. Чувство вины её догнало и, кажется, с ног сбило. Да и он тоже хорош, ему, конечно же, не следовало забывать, что Марина требует к себе особого отношения. А он просто уснул, усталость своё взяла, а теперь вот придётся Марине объяснять своё пренебрежительное, как она наверное думает, отношение. Наверное, правильнее всего будет прощения попросить. Вот только как?

— Как день прошёл?

Марина голову подняла.

— Нормально.

— Разговоры прекратились?

— Как сказать... Если не считать бабулек, живущих поблизости, и которые теперь приходят на меня посмотреть и посплетничать, то разговоров стало меньше.

Гранович рассмеялся.

— Ничего, и им, в конце концов, надоест.

— Очень на это надеюсь.

Дима допил воду, не спуская с Марины глаз.

— Марин...

Она голову повернула и взглянула на него.

— За стол садишься?

Он кивнул.

— Да. Только портфель в кабинет отнесу. Сейчас вернусь...

Марина отвернулась от него, как ни в чём не бывало.

— О чём ты с Антоном говорил, — спросила она Грановича после ужина. Дети из-за стола раньше убежали, оба чем-то сильно важным заняты были, а Марина с Дмитрием вдвоём остались, и о чём-то нужно было говорить. Марина замечала, какие взгляды на неё Гранович бросает и почему-то боялась того, что он ей сказать может, вот и искала старательно постороннюю тему.

Он глаза от своей чашки с чаем поднял.

— Когда?

— Когда вы приехали, у машины. Я видела в окно.

— Просто говорили.

— Антон выглядел виноватым. Он что-то натворил?

— Да ничего он не натворил. Обычные мальчишеские дела. Тройки, рогатки и девчонки.

Марина чаем поперхнулась.

— Какие девчонки?

Дима вдруг рассмеялись.

— Обыкновенные. Сколько ему лет-то, забыла? Самое время начать изучать эту сторону жизни. Хотя бы за косички подёргать.

— У кого ты сейчас косички видел?

— Это да, — выдохнул он немного устало. — Ну, у них свои способы.

Марина недоверчиво его разглядывала.

— Он что-то тебе говорил, да? Про девочку?

Гранович выразительно глаза закатил и поднялся из-за стола. Отнёс чашку к раковине.

— Нет, не рассказывал. Просто разговаривали, успокойся. Но знаешь, что я думаю?

Марина молча смотрела на него, ожидая продолжения.

— Надо его в какую-нибудь секцию отдать. В бассейн или футболом пусть занимается. Или боксом. В городе же есть спортшколы.

— Не знаю...

— Почему? Ему после школы всё равно заняться нечем.

— Антоша никогда не говорил... что хочет заняться спортом.

Дима к ней повернулся и посмотрел с насмешкой.

— Антоша не говорил, — передразнил он Марину. — Я про бокс просто так сказал, не нужно сразу такое лицо делать. Да и не убивают там детей.

— Зато по голове бьют кулаками и зубы выбивают!

— Тогда в бассейн. Это полезно.

Марина не сдержала лёгкого вздоха, вынужденная с Дмитрием согласиться.

— Я поговорю с ним.

— Поговори. Его нужно чем-то занять, у него слишком много свободного времени, тебе так не кажется?

Марина осторожно пожала плечами.

— Может быть... Но время появилось недавно, раньше такого не было.

— А чем он занимался.

Внутри зрело раздражение, и Марина не знала, что с ним делать. Вроде бы ничего особенного Дима не спросил, но ответы, которые ей предстояло дать, Марину совсем не радовали.

— Нашими с Игорем проблемами он занимался. Игоря постоянно не было дома, я работала, а Антон забирал Элю из сада. Он с ней гулял, он её кормил обедом. — Посмотрела с вызовом. — У него не было времени!

Гранович спокойно смотрел на неё, и в его глазах не мелькнуло ни тени осуждения. Только кивнул через пару секунд.

— Тем более. Он сейчас просто не знает, что со своей свободой делать. Не думаю, что ему стоит давать шанс самому придумать себе занятие.

Марина вдруг испугалась.

— Да?

Дима кивнул.

— Да. Если хочешь, я сам спрошу у него про бассейн. Или футбол.

— А если он не захочет?

— Захочет, — хмыкнул Дима. — Я знаю, как убедить.

Его тон Марине не понравился, но прежде чем она сумела сформулировать свои сомнения, Гранович с кухни уже вышел. Она на стуле повернулась, чтобы увидеть, куда он пошёл. Но Дима прошёл мимо лестницы и скрылся в своём кабинете, дверь за собой закрыл. Марина на спинку стула откинулась и сжала в ладонях тёплую чашку. Какой-то странный разговор у них вышел. Они в первый раз говорили так открыто, да ещё и про детей. И это вместо того, чтобы поговорить о том, что между ними вчера случилось. Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, решить, как им дальше общаться и о чём не стоит в дальнейшем упоминать, никогда. Может, на самом деле правильнее всего сделать вид, что ничего не было?

Глаза закрыла, но вместо того, чтобы собраться с силами, перевести дух, ей снова вспомнился Димка, его руки на её теле, тёмные глаза, которые пристально вглядывались в её лицо, когда он наклонялся к ней, чтобы поцеловать. По телу дрожь прошла, Марину передёрнуло от волнения, и она поспешила подняться из-за стола. Нужно чем-то заняться, чтобы не думать.

Когда Дима из кабинета вышел, в доме уже всё стихло. Первый этаж тонул в темноте, только на лестнице светильник горел. Поднимаясь, Дима и его выключил. И даже про себя порадовался, что день закончился. Наполненный раздумьями, сомнениями и нерешёнными проблемами день. Правда, от того, что он закончился, совсем не легче, раз завтра утром всё сначала начнётся, с той же точки, на которой сегодня остановится. Но всё-таки передышка, хоть и небольшая. На второй этаж поднялся и остановился, глядя в сторону тускло освещённого коридора. Было очень тихо, даже из-под двери спальни Антона свет не пробивался, наверное, Марина потребовала от сына соблюдать режим. Гранович мысленно хмыкнул, а его взгляд сам собой остановился на двери спальни Марины, на самом деле задумался, взвешивая свои шансы, но после мысли свои отбросил и вошёл в свою комнату. Помедлил, прежде чем закрыть дверь.

— Я думал, ты спишь.

— Поэтому столько времени в кабинете сидел? Ждал, когда я усну?

— Да нет, просто торопиться некуда было.

Гранович ключ в замке повернул и тогда уже к кровати прошёл. Сел и на Марину посмотрел. Она подушку к себе прижимала и выглядела задумчивой. На тумбочке рядом горела настольная лампа, она единственная комнату освещала, но и её света Марине казалось более чем достаточно. Дима смотрел на неё, даже разглядывал, с любопытством, и, кажется, развеселился, на своей кровати её застав, и Марине уже через полминуты захотелось от его взгляда скрыться. Даже подумала руку протянуть и лампу выключить, пусть уж лучше темнота, чем испытывающий взгляд Грановича терпеть. И было что-то неправильное в том, как они сидят на его постели: она — поджав под себя ноги и теребя углы подушки, и он — на краю, словно по случаю сюда зашёл.

— Я вчера уснул, прости. Я до этого почти двое суток не спал.

Марина вскинула на него удивлённый взгляд, и Дима понял, что об этом она точно не думала. И когда это понял, неожиданно облегчение почувствовал, словно то, что уснул тогда, и было очень большим грехом и ошибкой, но угнетало это весь сегодняшний день лишь его. Но всё равно этот промах ему простили, и он вздохнул свободнее. А Марина спросила:

— Куда ты ездил?

— В Москву.

— Там твой дом?

Он плечами передёрнул.

— Там у меня квартира. Это дом?

— Я не знаю, тебе виднее.

Марина взглядом в свои колени уткнулась, и Дмитрия к этим коленям, как магнитом потянуло. Взглядом по её ногам скользнул, затем руку положил, обхватив пальцами тонкую лодыжку. Марина дыхание затаила, наблюдала, как его рука вверх по её ноге стала подниматься. До колена добралась и погладила.

— Марин, я не умею в прятки играть. И вообще, игры — это не моё. Я слишком неуклюж для этого.

— Неуклюж? Ты уверен?

— А что? — Они глазами встретились, а рука Димы продолжала её коленку поглаживать под лёгкой тканью домашних брюк.

— Странно, что ты вообще можешь быть неуклюжим. Ты сама собранность.

Губы Грановича скептически скривились.

— Правда? Я произвожу такое впечатление?

Марина услышала проскользнувшие в его голосе насмешливые нотки, её глаза подозрительно сузились, и она ногой дёрнула.

— Ты издеваешься надо мной?

Дима покаянно опустил голову.

— Совсем немножко.

— Очень мило с твоей стороны!

Она расслабилась, и, наверное, Дмитрий почувствовал эту перемену, потому что вдруг придвинулся совсем близко, ловко её развернул, и Марина ахнуть не успела, как оказалась под ним. Он над ней навис, и был настолько близко, что она его дыхание, как своё чувствовала. И испугалась в первый момент, сердце нервно заскакало, но это ведь был Димка, и он сейчас на неё смотрел, и глаза уже знакомо темнели и чуть сузились. Тело его отяжелело, напряглось, и Марина поневоле вспомнила свои недавние слова про его собранность.

— А я думал, что ты жалеешь.

— А я думала, что ты жалеешь.

— Я? — Он на самом деле был удивлён её словами. — А я почему жалеть должен?

Марина рукой по его плечу провела, будто проверяя его ширину.

— У тебя от нас одни проблемы. Разве нет?

— А то. — Дима голову опустил и почти коснулся своими губами её губ. Но на самом деле только носом повёл, вдыхая лёгкий запах каких-то неведомых ему духов. Этот запах его весь день преследовал, совершенно неназойливый, но он к нему, кажется, намертво прилип. Голову ниже опустил. — А сердце-то колотится. — Улыбнулся, губами её шеи касаясь. — Я тебя не съем... но обещать не буду.

— Почему ты такой невыносимый? — шёпотом пожаловалась Марина, и глаза закрыла, когда он губами прижался. Сердце на самом деле грозило из груди выскочить, а ещё в жар кинуло, как только Димка на неё навалился. Марина носом о его волосы тёрлась, и дышала глубоко. Пальцы дрожали, хотелось в него вцепиться, чтобы до конца увериться, что он с ней, рядом, и не уйдёт никуда. Вот только перепугать его боялась. Он и так, наверное, удивился, застав её в своей комнате. А Марина ничего не могла с собой поделать. Целый час по дому ходила, не в силах с волнением совладать, на закрытую дверь кабинета поглядывала, а когда детей уложила, поняла, что просто уйти к себе не может. Ей нужно было с Дмитрием поговорить, потому что эта жуткая недоговорённость, которая повисла между ними, просто убивала. И только когда Гранович её коснулся, поняла, что она совсем не за разговорами пришла. Какой от них толк? Их в её жизни более чем достаточно было. Разве обязательно быть всегда во всём уверенной на сто процентов? Просто побудет с ним, а дальше видно будет.

Но всё равно он был особенным. Такой порывистый, такой настойчивый, а ещё тёмный. Марина когда глаза открывала, каждый раз поражалась этому. Смуглый, темноволосый, и от взгляда — дрожь по телу. Можно было бы подумать об опасности, если бы не то тепло, которое Марину не покидало, когда она рядом с этим мужчиной оказывалась. Он своим взглядом все тревоги из её души вытеснял, а решительность, с которой действовал, с ума сводила. Димка без конца пальцы в её волосы запускал, тёмные кудри ворошил, и Марине приходилось их рукой приглаживать, чтобы не мешали и в глаза не лезли. И старалась не мешать его рукам, когда они её тело изучали. То, с какой неторопливостью Гранович это делал, немного смущало, особенно, когда взглядом с ним встречалась, но всё равно не мешала, наоборот, к себе его тянула, и только краем сознания, продолжала поражаться собственной неосторожности. В соседних комнатах дети спят, а она тут... а у неё личная жизнь образовалась, и она, как бы не старалась, Грановича оттолкнуть не сможет, у неё силы воли не хватит от него отказаться. Но ведь она ничего плохого не делает? У неё просто появилось немного времени для себя. Почему нет?

Марина на постели села, ноги на пол спустила и потянулась, чувствуя, как по телу приятная волна прокатывается. Волосы руками в хвост собрала, заставляя их слушаться и в глаза не лезть, и тут же отпустила. Дима за её спиной зашевелился, и Марина оглянулась на него через плечо. Сейчас, сонный и уставший, он уже не выглядел таким настойчивым и опасным. Марина поневоле к нему потянулась, по груди погладила, чувствуя, как внутри всё замирает. Сглотнула.

— Ты куда? — спросил Гранович, а Марина руку от его груди убрала и из вороха одежды на полу выудила свою кофту.

— Детей проверю.

— Вернёшься?

Её руки на мгновение замерли.

— Не знаю, стоит ли. Не нужно детям знать, что я здесь... ночую.

Дима ничего не ответил, на спину перевернулся и руку за голову закинул. А когда Марина решила встать, за руку её поймал.

— Марин, всё хорошо?

— Да, всё хорошо. — Всё-таки наклонилась к нему и быстро поцеловала. — Ты спи, я свет выключу.

А когда спустя несколько минут в своей постели оказалась, подумала, что многое бы отдала, лишь бы вернуться к Димке. Сейчас ей там было самое место, Марина это чувствовала, но это было бы полным безрассудством. Опомниться не успеет, как окончательно голову потеряет, а этого допустить нельзя. Она взрослая женщина, и вести себя, как девчонка, права не имеет.

Но так хочется!..

На следующее утро, не смотря на то, что по субботам Дима на работу всегда уезжал, как обычно, рано, он вниз спустился только ближе к десяти. Антон, собираясь в школу, надеялся, что он его отвезёт, в нетерпении в сторону лестницы поглядывал, даже предложил Диму разбудить, но Марина запретила. Отправила сына в школу на автобусе, а сама в комнату Дмитрия заглянула, не удержалась, увидела, что тот спокойно спит, и будить не стала, решив, что он сам лучше знает, когда ему будильник заводить, а когда нет. Вот Гранович в итоге и проспал, спустился вниз, заспанный и несколько помятый, столкнулся в гостиной с Элькой, которая прямо из-под ног у него выскочила, что прокричала и умчалась наверх, а Дима лицо потёр и прошёл на кухню. Марина сидела на широком подоконнике, пила чай и смотрела какое-то кулинарное шоу по телевизору. Гранович только на секунду взгляд на экране задержал, потом к Марине подошёл и губами к её виску прижался.

— Привет.

Она рукой его за талию обняла, свою чашку с горячим чаем протянула, а сама с интересом наблюдала, как ловко повар на экране овощи режет.

— Проснулся?

— Вроде. — Он чая хлебнул и поморщился, ощутив привкус персика. — Не люблю с добавками.

Марина чашку у него забрала.

— Буду знать.

— Мне звонили?

— Раз пять.

— И что ты сказала?

— Что ты спишь.

Гранович за стол сел, навалился на него, пристроив на нём локти.

— Замечательно.

— Не думаю, что бизнес рухнет, если ты раз выспишься, как следует.

Дима подбородок потёр, согласно кивнул, но сам взгляд на часы кинул. Потом голову повернул, уловив какое-то движение. Эля по лестнице очень тихо спустилась и залегла на полу за диваном. Гранович слегка нахмурился, не зная, сказать об этом Марине или не стоит.

Пока он завтракал, Эля по гостиной ходила, стараясь к себе внимания не привлекать, и во все щели заглядывала. Кажется, говорила сама с собой, потом дверь в его кабинет открыла, туда что-то сказала. Дима наблюдал за ней краем глаза. Это было не очень просто, он постоянно на Марину отвлекался. Она его завтраком кормила, а он её разглядывал, а когда и этого мало стало, рядом с собой усадил, и пока он завтракал, она к нему тёплым боком прижималась, и щурилась довольно, как кошка, на его тихие вопросы отвечая. Потом через плечо оглянулась, поняла, что Эля играет, ей не до них, и голову Диме на плечо положила.

— Поеду на работу, — сказал он ей, когда кофе допил.

Марина вздохнула.

— Надолго?

— Надеюсь, что нет. — Он пальцем кончика её носа коснулся, а Марина смешно сморщилась и головой качнула.

На выходе из кухни Дмитрию под ногу что-то попалось. Он ногу поднял, посмотрел и недоумённо приподнял брови.

— Марин, а почему у нас колбаса по полу разбросана?

— Какая колбаса?

Гранович наклонился и поднял тонкий кругляшок.

— Вот эта.

— Понятия не имею.

Дима головой качнул, удивляясь находке, в мусорное ведро её определил, но уже через минуту, оказавшись в гостиной, снова остановился. Точнее, уловил какой-то шорох у себя под ногами, остановился и принялся оглядываться. В двух шагах от себя заметил ещё кусок колбасы, наклонился за ним, а когда поднял, увидел, что этот кусок явно кем-то покусан с двух сторон. Заглянул за диван, услышав тихий шёпот.

— Так нечестно, — выговаривала кому-то Эля. Лежала на животе на полу, смяв подол своего платья, щекой прижималась к ковру и под диван заглядывала. — Здесь нельзя прятаться, мы так недоговаривались. Здесь тебя могут увидеть и заругать. А ты ведь не хочешь, чтобы тебя ругали? Мама знаешь, как громко ругаться умеет? Вылезай!

— Эля, ты с кем разговариваешь? — поинтересовался он негромко. Но девочке и этого хватило, она подскочила с пола, и уже знакомо вытаращила на него свои невинные голубые глаза. Дима головой покачала. — Вот ты зря сейчас это делаешь. Я тебе вопрос задал. С кем ты говоришь?

Эля моргнула раз, другой, закусила губу, а Марина из кухни вышла и посмотрела на них с тревогой.

— Что такое?

— Да вот интересуюсь, с кем твоя дочь разговаривает, пытаясь с головой под диван залезть.

Марина нахмурилась.

— Под какой диван? — На дочь посмотрела. — Эля, в чём дело?

Та затеребила подол платья, на мать не смотрела, зато на Диму таращилась, а тот под её взглядом, как всегда занервничал. А потом бросил колбасу обратно на пол поближе к дивану. Сначала ничего не происходило, он даже на Марину взгляд перевёл, но та почему-то на колбасу смотрела, и когда Гранович заметил, как она рот приоткрыла в удивлении, тоже глаза к полу опустил. Из-под дивана, учуяв поблизости колбасу, высунулся маленький розовый нос и усы, а следом показалась рыжая мордочка и потянулась к угощению поближе.

— Эля! — воскликнула Марина, а котёнок от испуга зашипел и ощетинился, отскочив обратно к дивану.

Элька выразительно засопела, когда поняла, что все её старания пошли прахом, и правда выплыла наружу, и, кажется, реветь собралась. Смотрела на котёнка, который всё-таки добрался до колбасы и набросился на неё, явно проголодавшись.

— Откуда ты его принесла? — потребовала ответа Марина, разглядывая маленькое почти оранжевое и чересчур лохматое существо.

— Из садика, — заикаясь и уже не сдерживая слёзы проговорила Эля, продолжая комкать подол платья.

— Когда?

— Вчера...

— Но я не видела...

— Я его в рюкзак посадила!

Марина на Дмитрия поглядела, выразительно глаза закатила, а тот усмехнулся. Под ноги себе смотрел, где котёнок с колбасой уже закончил, и теперь с интересом поглядывал на собравшихся вокруг людей. Маленькой головой крутил, ушами шевелил, а на мордочке только глаза огромные и усы в разные стороны торчат. Хвост свой, достаточно облезлый, на полу разложил, потом умываться принялся. Эля подошла и присела рядом с ним на корточки, погладила котёнка, прикладывая при этом слишком много сил, котёнка от её стараний даже к полу прижало.

— Ему месяца полтора, не больше, — сказал Гранович, тоже присев на корточки.

— Полтора, Дим! Он слишком маленький, что мы с ним делать будем?

— Ну, колбасу он ест.

Марина подошла ближе, разглядывая зверя.

— Тощий, грязный... Господи, у него, наверняка, блохи.

Эля сидела рядом с котёнком, который уже позабыл, что от неё прятался, и теперь лапкой с её поясом платья игрался. А девочка взгляд с матери на дядю Диму переводила, и Гранович мог поклясться, что в эту минуту её взгляде отражались вполне взрослые раздумья. В конце концов, она с корточек поднялась, и к нему шагнула, протягивая руки. За шею его обхватила и принялась горько всхлипывать, не обращая внимания на то, что взрослый дядя от такого её поступка оторопел.

— Давай его оставим! Я хочу! Я его уже люблю! Пожа-алуйста!

Марина пальцы к губам прижала, надеясь улыбку спрятать. А Дима поднялся, продолжая девочку на руках держать, в растерянности на Марину глянул, потом по детской спине ладонью провёл.

— Прекрати реветь, — попросил он.

— Сёма будет хорошо себя вести!

— Она уже и имя ему выбрала! — попробовал возмутиться Дмитрий, но Эля голову от его плеча оторвала, посмотрела несчастными заплаканными глазами и носом шмыгнула.

— Мы его оставим?

Её губы дрожали, а из глаз снова слёзы потекли. У Дмитрия вырвался стон.

— Пообещай мне, что у него не появится восемь братьев и сестёр. Он один, Эля!

— Да, да!

Его снова за шею ручками обхватили, на этот раз крепче, но почти тут же отпустили и принялись из рук выворачиваться. Дима опустил девочку на пол. Она котёнка подхватила, прижала к груди, а новоиспечённый Семён протестующе мяукнул.

— Отнеси его на кухню, надо молока ему дать, — сказала Марина счастливой дочери, а когда та убежала, к Диме повернулась. Тот всё ещё выглядел ошарашенным.

— Я не умею с детьми общаться, ты знаешь?

— Это ты не умеешь. А они с тобой очень даже умеют. — Рукой по его плечу провела. — Иди на работу, тебе надо на что-то отвлечься.

Он кивнул, шагнул к своему кабинету, но у двери всё-таки пожаловался:

— Почему-то у меня такое чувство, что она меня вокруг пальца обвела.

Марина улыбнулась и ушла на кухню, не желая отвечать на его вопрос.

— Ну, ты даёшь, подруга. — Тома хмыкнула, но разулыбалась. Поставила на стол вазочку с конфетами. — Но я рада. Ты ведь рада?

Марина не зная, как скрыть своё смущение, кончик носа потёрла, но из груди всё равно вырвался вздох.

— Я рада, но в голове столько всего крутится. Иногда, как начну думать...

— Вот это плохо. — Тамара разлила по чашкам чай и присела напротив Марины. — Не надо думать. Всё складывается хорошо, вот и расслабься. Получай удовольствие, как говорится.

— Как у тебя всё просто.

— Мариш, ну такой мужик! Такое не каждой выпадает. Вот и думай о нём, а не об остальных. И дети с ним ладят, и при деле он, что ещё тебя беспокоит?

Марина чайной ложечкой в чашке поводила, задумавшись.

— Я пока стараюсь не строить планов.

— Почему? — удивилась Тамара.

Марина плечом дёрнула.

— Наверное, потому, что не знаю, что будет. Сейчас Дима здесь, но он сам говорит, что в постоянных разъездах. Да и вообще, мы не говорим с ним... о будущем. Просто мы живём под одной крышей.

Тамара тоже призадумалась, взгляд за окно перевела.

— Может так и надо. Не торопи события, Марин. Жизнь покажет, что нужно и как нужно.

Марина невесело усмехнулась.

— Уедет или нет?

На это Тома не нашла, что ответить. Только присмотревшись к Марине, понимающе улыбнулась.

— А ты ведь влюбилась, да?

Марина насмешливо скривилась, правда, щёки вспыхнули.

— Подходящее слово для разведённой женщины с двумя детьми.

— Ой, окончательно записала себя в перестарки. — Тамара махнула на неё рукой. — Ты молодая, красивая.

Марина наклонилась к ней через стол и зашептала:

— Ты бы её видела, Наталью эту, даже у меня сердце дрогнуло после первого взгляда, а уж что говорить про мужчин?

— Про них вообще говорить не стоит. Они от всего дрожат, не только от красоты и молодости. Но тебя, насколько понимаю, не все мужчины интересуют, а персонально Дмитрий Гранович?

— Я же знаю, что она его любовница.

— Была?

Марина пожала плечами, проводя пальцем по краю чашки.

— Я как-то не спрашивала, была или есть.

— Ну, и зря. Пусть определяется! И вообще, что ты стесняешься? Бери дело в свои руки.

— Это как же?

— Для начала расставь все точки по своим местам. Вы живёте вместе, вы спите вместе, вот и подумайте вместе — серьёзно у вас или так, чисто для здоровья. Ты сама-то чего хочешь?

— Я много чего хочу, — немного грустно проговорила Марина.

Тамара удовлетворённо кивнула.

— Значит, точно влюбилась. А помнишь, как мы его в первый раз увидели? И ведь он на тебя обернулся!

Уходила от подруги Марина, улыбаясь и чувствуя себя намного более спокойной. Она ведь для этого и приходила, чтобы выговориться и услышать несколько советов. Они ей сейчас очень нужны были. Да и просто признаться кому-нибудь хотелось, что потеряла голову, и услышать, что это не ошибка, и нужно слушать своё сердце, а не оборачиваться назад. За дверь вышла и невольно приостановилась у двери квартиры, которая ещё совсем недавно была её домом. За этой дверью столько всего происходило, целая жизнь, и это было самым важным для Марины, она жила этим, а теперь это уже прошлое и важно совсем другое. Даже мужчина рядом другой, что ещё месяц назад казалось невозможным. Прикоснулась к двери, осмотрела потёртый в нескольких местах дерматин, и вдруг так любопытно стало, что там сейчас за этой дверью. Её вещей там нет, а, возможно, и вообще ничего нет. Игорь ведь собирался квартиру продавать. Или передумал?

— Ты что здесь делаешь?

Как будто подслушав её мысли, на площадке ниже появился Игорь, и теперь смотрел на Марину в удивлении. Она руку от двери отдёрнула и сунула её в карман шубы.

— Я к Томе приходила. Жду, когда у Антона уроки закончатся.

Игорь поднялся на пару ступенек, не спуская с Марины глаз.

— У тебя выходной?

Она кивнула.

— Хочешь зайти?

Марина взгляд на запертую дверь перевела. К тому моменту ей уже не так интересно было, что за ней, но зато представился момент спокойно поговорить с Игорем об Антоне, и она снова кивнула. Игорь достал ключи, замки отпирал, а сам всё на Марину косился. Потом дверь перед ней распахнул.

— Входи.

Он её приглашал, даже рукой повёл, а Марина краем сознания поразилась тому, как глупо это выглядит. Он приглашал её, как чужую, в их собственный дом. Она переступила порог, а взгляд жадно заскользил по знакомым стенам. И вдруг поняла, что ей здесь непривычно тесно. Столько лет жила здесь и привыкла не замечать, что прихожая не просто маленькая, а Игорь, при своём росте и широких плечах, здесь с трудом повернуться может. Правильно говорят, что люди к хорошему быстро привыкают. Когда она с детьми отсюда уезжала, чуть не плакала, уверенная, что новое жилище будет обживать долго, а домом его считать, не сможет ещё дольше. А вот сейчас, спустя каких-то полтора месяца уже неуютно себя чувствует здесь. Перед глазами просторный холл, открытая кухня, гостиная с новогодней ёлкой, и дети, сбегающие вниз по лестнице с резными перилами. И там Димка, уже знакомо сосредоточенный, с документами в руках и дымящейся сигаретой, зажатой между пальцами. Сидит на широком кухонном подоконнике, а пепел в открытую форточку стряхивает. Тот падает прямо на оконный карниз снаружи, и Марина чувствует лёгкое возмущение, но знает, что как только подойдёт к нему, чтобы отругать, Гранович поднимет на неё глаза, и она обо всём позабудет в тот же момент. Головой тряхнула, сбрасывая с себя наваждение, и прошла к открытой двери бывшей детской. Мебели там уже не было, и Марина просто заглянула, а когда заговорила, голос показался гулким и чужим.

— Всё-таки решил квартиру продать?

Игорь с ответом замялся, ключи на тумбочку в прихожей бросил.

— Я пока окончательно не решил.

— Не продавай.

Бывший муж на неё посмотрел.

— Жалко?

Марина удивлённо посмотрела.

— При чём здесь жалко? Просто у тебя будет запасной аэродром. Иначе с чем ты останешься? К маме жить пойдёшь?

Игорь нахмурился.

— Ты опять начинаешь?

— Даже не думала. Просто иметь запасной вариант очень удобно и нужно. Жизнь такая непредсказуемая штука, Игорюш, я теперь это не понаслышке знаю.

— Ненавидишь меня, да?

Она даже не удивилась его вопросу. Спокойно покачала головой.

— Самое странное, что нет. Но в этом нет твоей заслуги. И моей нет. Если бы отец не появился так вовремя, наверное, возненавидела бы, рано или поздно. А получилось так, что отвлеклась, да и он мне твердил, что развод — это только начало. Я просто даю тебе совет — не продавай квартиру. Я не говорю, что ты со своей Дашей разбежишься, это меня не касается, но, во всяком случае, тебе будет с чего начинать. А нет, так Нина Владимировна сюда переедет, она так об этом мечтала, пожить в квартире.

У двери в детскую, на обоях, карандашом были нарисованы чёрточки и каждая подписана: Антон 5 лет, Эля два года шесть месяцев и т.д. Марина по ним пальцем провела и неожиданно глубоко вдохнула, словно только что на поверхность вынырнула, из тишины и мглы, а над головой теперь солнце и свежий ветер. Стало понятно, что на море хочет, вот к такому свежему ветру и солнцу.

— Как дети? — спросил Игорь, когда пауза слишком затянулась.

Марина встрепенулась, повернулась к нему и посмотрела так, словно только что вспомнила о его присутствии.

— Вот о детях я и хотела поговорить. Точнее, об Антоне. Игорь, я тебя прошу, сходи к нему в школу, поговори с учителями.

Бывший муж нахмурился.

— Зачем? Он что-то натворил?

— А ты хочешь подождать, пока натворит? Что-то происходит, понимаешь? Я чувствую. От меня он скрывает, и если я начну к нему в школу ходить, как по расписанию, ему это не понравится. А ты отец. Вот сходи и выясни всё. В конце концов, он же мальчик, он тебе должен доверять больше, чем мне. Это нормально, особенно, для его возраста. Тебе так не кажется? А ты появляешься редко.

— Редко? Я с детьми вижусь каждую неделю, а то и чаще!

— Да, когда на машине их везёшь из пункта А в пункт Б. Не скажешь, о чём вы говорите? Мне очень интересно, честно.

Он неприятно усмехнулся.

— Ну что ты, у них всегда столько новостей!

— С тобой никак несвязанных, — подтвердила Марина. — Или Даша не хочет, чтобы ты много времени зря тратил? У вас прибавление не намечается, случайно?

— А ты ревнуешь?

— Я? — Марина на самом деле удивилась, а от его взгляда и вспыхнула. А потом руку бывшего мужа оттолкнула, когда он неожиданно к ней потянулся. — С ума, что ли, сошёл совсем?

Руку его оттолкнула, взглядом обожгла, и направилась к двери.

— Нет ничего удивительного в том, что я скучаю, Марина. Ты сама говорила, что так просто нельзя всё забыть.

Она вернулась, поражённая его словами. И усмехнулась, не сдержавшись.

— Игорь, к тебе память возвращается? Поздравляю.

— Не будь такой жестокой, тебе это не идёт.

— Я знаю, что мне идёт. Мне бы очень пошло, если бы я сейчас на шею тебе бросилась и разревелась, захлёбываясь от счастья и благодарности, да? Вот это было бы в моём духе. Особенно, если вспомнить, как я рыдала и за тебя цеплялась, когда ты решил уйти. Но тогда ты не проникся. Ты через меня перешагнул, у тебя же любовь была. А сейчас что, остыло?

Игорь смотрел на неё с недовольством, скривился, словно от лимона откусил, но упрямо головой покачал.

— Не остыло, Мариш, но привычка большое дело.

— А-а. — Она благосклонно кивнула. — Понимаю. — Хоть и силилась улыбаться, но его слова про привычку больно ранили, с наката прошлись по не зарубцевавшейся до конца ране. Они с Игорем стояли близко друг к другу, Марина чувствовала запах знакомого одеколона, вглядывалась в некогда родное лицо, и всё так знакомо было, каждая чёрточка, и почувствовала болезненный укол в самое сердце, ничего не могла с собой поделать. Правда, это уже было не отчаяние и не беспомощность, а обида. Все свои страдания вспомнила, и вот сейчас могла чётко изложить свои претензии бывшему мужу, и, не боясь, сказать ему в лицо: предатель. Потому что больше не ждала и ни на что не надеялась.

Предатель!

Несмотря на её обвиняющий взгляд, Игорь глаз не опустил, Марине в лицо смотрел и не подумал отодвинуться. Она первой это сделала. Руку отдёрнула, когда Игорь ей навстречу шевельнулся, и отошла на пару шагов.

— В школу к Антону сходи, — каменным голосом проговорила она. — И позвони мне после.

Так и вышла из квартиры в полной тишине. На Игоря не оглянулась, хотя желание такое возникло, но оно было мимолётным, и Марина его поспешила отбросить. Дверь за собой захлопнула и кинулась вниз по ступенькам. Вдруг испугалась, что самые ужасные предположения начинают сбываться: она Игоря ненавидеть начинает, а она никого никогда раньше не ненавидела, и не знает, что с этим делать. Как себя вести и как с собой справиться?

— Мам, давай в пиццерию, а? — Антон на заднем сидении вытянулся, лямки рюкзака скинул с плеч, потом сестру за помпон на шапке дёрнул. Эля возмутилась в полный голос и пихнула его в бок. Но идею с пиццерией поторопилась поддержать.

— Я тоже, тоже хочу!

— Никакой пиццы, — отказала им Марина. — Во-первых, уже поздно, во-вторых, дядя Дима скоро приедет с работы, а дома пусто, да? А в-третьих, у кого-то дома котёнок маленький.

— Да, Сёма там один скучает, — закивала Эля и полезла ближе к водительскому месту. — Дядя Миша, вы уже видели Сёму?

— Конечно, видел, — рассмеялся Михал Михалыч. — Отличный зверюга вырастет, если кормить будешь хорошо.

— Я хорошо кормлю, — деловито закивала Эля, с таким энтузиазмом, что помпон сильно затрясся.

— Ага, конфетами она его кормит, — фыркнул Антон.

— Марина Николаевна, сразу домой или заедем куда?

— Домой, Михал Михалыч.

Пока дети пререкались и обсуждали с водителем последние проделки котёнка, Марина смотрела в окно и думала о бывшем муже. Хотелось всё назад вернуть и не заходить с ним вместе в их бывшую квартиру. Чтобы не думать, не вспоминать, не бояться своих мыслей. И то, что он её пожалеть решил, приласкать, видимо, на самом деле ждал, что она с видимым облегчением откликнется на это, сильнее всего неприятно поразило. Неужели она такой была? Готовая с троицей вернуть ему любую мимолётную улыбку. Сколько лет они так жили? Сколько лет она себя обманывала, списывая всё на быт и эту самую ужасную привычку? Кажется, это самое гадкое слово на свете — привычка.

— По-моему, у нас гости, — сказал Михал Михалыч, и Марина очнулась от своих мыслей. Посмотрела в окно и на самом деле увидела у ворот своего дома незнакомую машину. Дорогая, спортивная модель, с откидным верхом, и броского ярко-жёлтого цвета.

— Может, отец приехал? — предположила она, а Михал Михалыч насмешливо фыркнул.

— Да чтобы Николай Викторович на такой игрушке разъезжал?

Выйдя из машины у своих ворот, Марина с трудом Антона от красивой машины оторвала. Он восхищённо ахнул и рискнул рукой провести по гладкому боку.

— Мама, ты только посмотри!..

— Вижу. Не трогай чужое, мало ли.

— Мама, а это чья? — спросила Эля.

— Не знаю, милая. Может, к дяде Диме кто приехал?

Они прошли в калитку, Марина детей вперёд пропустила и поэтому последней увидела гостью, прохаживающуюся по расчищенной от снега дорожке. Места для манёвра было мало, и поэтому девушка расхаживала взад-вперёд перед запертой дверью. А на кухонном подоконнике в доме сидел Семён и наблюдал за разряженной гостьей с большим интересом, видимо, скучал один и не знал, чем ещё заняться. Марина же, при взгляде на девушку, почувствовала тревогу, и выводы сделала тут же, далеко за ними ей идти не пришлось. Мысленно затосковала, не забыв к девушке повнимательнее присмотреться, отчего тоска только обострилась. По сравнению с ней даже образ Натальи как-то померк. Девушка казалась живым воплощением мечты любого нормального мужчины: модельной внешности, с шикарными, распущенными по плечам волосами медового оттенка, огромными синими глазами-льдинками, в белоснежном песцовом полушубке и в сапогах на высоком каблуке, пухлые губы чопорно поджаты, а когда она Марину с детьми увидела, подбородок вздёрнула и приняла воинственную позу, не спеша здороваться. Марине пришлось сделать это первой, хотя очень не хотелось.

— Здравствуйте, вы к кому?

На лице девушке появилась натянутая, несколько пренебрежительная усмешка. Она ведь всё это время тоже не терялась, Марину разглядывала, а детей словно и не замечала.

— Я так понимаю, что к вам. — И снова губы поджала, Марина даже подумала, что сдержалась и не добавила: "Милочка". Это было бы как раз по законам жанра.

— Мам, кто это? — шёпотом поинтересовался Антон, и Марина подозрительно на него взглянула. В голосе сына проскользнуло неподдельное мужское восхищение.

— Сейчас узнаем, — пробормотала она и направилась по дорожке к дверям дома, осторожно обойдя гостю и толкая перед собой упирающуюся Эльку. Дверь отперла, и прежде чем девушку в дом пригласить, решила уточнить: — Вы уверены, что вы ко мне?

— Вы ведь Марина?

Пришлось признаваться.

— Марина. Проходите, пожалуйста. — Антона в плечо толкнула, когда поняла, что сын стоит столбом и девушку разглядывает. — Тош, раздевайтесь, и забери Элю наверх. Ты меня слышишь?

Сын перевёл на неё взгляд, возмущённо сверкнул глазами и шикнул:

— Мама, какой я тебе Тоша?

Пришлось повысить голос.

— Идите. — После повернулась к девушке. — Проходите в комнату.

Правда, приглашение был излишним, пока Марина с детьми разбиралась, гостья уже принялась оглядываться, не раздеваясь, прошла дальше, и теперь заглядывала в гостиную и кухню, благо, что всё было в открытом доступе. Головой своей качнула, и медовые волосы рассыпались по плечам блестящей волной. Марина прищурилась, приглядываясь к ней, и решила, что девушке всё-таки под тридцать, не такая молоденькая, как с первого взгляда могло показаться. Внутренне начала закипать, но это было лучше, чем расстроиться или того хуже, впасть в отчаяние. Но всё-таки на Грановича разозлилась. Один Бог знает, как сильно она на него разозлилась! Ведь не надо долго гадать, чтобы понять, к кому или по чью душу явилась сюда эта красавица. К кому ещё, как не к нему? А теперь вот Марине предстоит пережить сцену ревности. Но пыл этой девицы нужно остудить, детям ни слышать, ни видеть этого не стоит.

Марина шубу сняла, не торопясь повесила её на плечики и убрала в шкаф. Согнала Сёму с куртки Эли, он уже успел устроиться в её капюшоне и теперь лизал мех, которым тот был оторочен.

— Итак, я вас слушаю. Кто вы и по какому поводу.

Девушка повернулась к ней, перестала осматривать гостиную, а одну руку в бок упёрла.

— Меня зовут Ирина, — с вызовом оповестила она, и посмотрела так, будто Марине должно быть знакомо её имя. Но та выдержала паузу, после коротко кивнула.

— Замечательно. Или мне должно быть приятно?

— Вот приятно вам точно быть не должно! Или вы думали, что я ничего не узнаю? Что мы никогда с вами не встретимся? Что я из Москвы до сюда не доеду?

— Не кричите, пожалуйста. В доме дети. И, если честно, я понятия не имела о вашем существовании. Да и вообще... Вы уверены, что у вас именно ко мне какие-то претензии?

— А к кому? И не стыдно ведь, отбивать чужих мужчин!

— Тише.

— Не нужно затыкать мне рот, милочка! — Она всё-таки произнесла это слово. — Я вам не позволю!.. К вашему сведению, мы с ним почти два года вместе, вот так. А вы сколько? И уже выпросили дом, детей сюда навезли!.. — Взгляд Ирины наткнулся на рыжий комок под ногами. — Животных всяких! Наглость такая даже в голове не укладывается.

Марина руки на груди сложила.

— С чего вы взяли, что это он купил мне дом?

— А кто? Он ведь дня прожить не может, как в Москве, так только и вижу его с телефоном у уха: Марина, Марина, Мариночка. И после этого она мне ещё будет говорить, что не при чём! И вообще, — Марину окинули изучающим взглядом, — вы не в его вкусе.

— Даже так, — пробормотала Марина в сторону, умоляя себя крепиться.

— Вот так, вот так. Вы не в его вкусе. Да ещё дети! На что вы надеетесь?

— Да ни на что я не надеюсь. — Смотрела на Семёна, который влез на спинку дивана и теперь рыжей лапой пытался дотянуться до белоснежного песца. Промахнулся и кубарем слетел на пол, прямо девушке под ноги. Та отпрыгнула в сторону с таким видом, словно это был комок грязи и она боялась модные сапоги запачкать. Марина наклонилась за котёнком и прижала его к груди. — А вы-то зачем приехали? Посмотреть, поскандалить или перед выбором его поставить?

— Вот ещё, я и так знаю, кого он выберет.

— Завидую вашей уверенности.

— Я просто хотела вам сказать, чтобы вы особо губы не раскатывали. Он мой!

Вот на это Марина не знала, что ответить, на девушку смотрела, а потом обернулась, когда входная дверь хлопнула. Появился Гранович, и в первый момент знакомо улыбнулся, увидев Марину, его встречающую, да ещё котёнка прижимающую к груди, но тут же его лицо вытянулось, когда он взглядом гостью нашёл. Марина в лицо Дмитрия всматривалась, и внутри всё зазвенело от обиды, когда тот заулыбался шире, но уже не ей.

— Ничего себе, кто нас посетил. Ириш, привет.

Марина зубы сжала и кинула быстрый взгляд на девушку, ожидая, что та тут же перестанет сыпать оскорблениями и превратится в ласковую кошечку и замурлыкает совсем, как Семён. Но она только больше насупилась, и глаза воинственно сверкнули.

— И ты здесь!

— А где мне быть? — вроде бы удивился Дима, неторопливо раздеваясь. — Я здесь живу. А ты никак карту купила, узнала, как за Садовое кольцо выехать.

— Посмейся, Димочка, посмейся. А приехала вот этой особе в глаза посмотреть!

— О как. — Дима к Марине подошёл и неожиданно под руку её взял. — Посмотрела? Красивые глаза.

Марина взглядом этого нахала сверлила, и ей очень хотелось носком сапога, которые снять ещё не успела, по его лодыжке заехать, но что-то её останавливало, спокойствие Грановича что ли. И на Ирину он с такой насмешкой смотрел, что никак не верилось, что их что-то серьёзное связывать может.

— Ты издеваться надо мной будешь, Гранович? Живёт он тут, — Ирина сделала широкий жест рукой. — Скажи лучше, прикрываешь их!

Вот тут Марина от непонимания нахмурилась, и бить Димку передумала. На время.

— А я терпеть не буду, я не дура! Гарем он завести надумал, да? Но хватит ли здоровья на гарем? Мотается он туда-сюда, в каждом городе по бабе, что ли? И каждой будет дома покупать?

— А ты его брось, — посоветовал Дима, явно наслаждаясь всей этой ситуацией.

Ирина замолкла на секунду.

— Как это?

— А вот так, Ириш. Накажи негодяя, брось его. Пусть страдает без тебя, тоскует, на коленях приползёт.

Марина видела, как сурово сдвинулись идеально подведённые брови на лице Ирины.

— Всегда говорила, что ты сволочь.

Семёну надоело сидеть спокойно у Марины на руках, он за свитер Грановича когтями зацепился и попробовал вскарабкаться на его плечо, но Дмитрий эту попытку пресёк и ссадил котёнка на диван. А сам к Ирине шагнул и негромко, но весомо проговорил:

— Ирка, она его дочь.

— Что?

— Она его дочь. Единственная. А дети наверху — внуки. — Он брови выразительно вскинул, и теперь наблюдал, как выражение изумления на лице Ирины сменяется пониманием свершившейся катастрофы.

— Ты ведь несерьёзно?

— Более чем серьёзно.

— Но как... Он мне ничего не говорил!

— А ты кто ему? Жена? Вроде нет.

Ирина толкнула его в плечо, вынуждая отойти, на Марину, не меньше ошарашенную, чем она сама, обжигающий взгляд кинула, и метнулась к выходу. Дима в два шага её догнал, и они одновременно достигли входной двери.

— Нет больше свободного наследства, Ириш, — шепнул он девушке, чтобы только она слышать могла. — Не повезло.

Она исполнила то, что ещё совсем недавно собиралась сделать с Грановичем Марина — пнула его по лодыжке, тот тихонько взвыл, но дверь за гостьей захлопнул с превеликим удовольствием. И после этого уже наклонился и ушибленную ногу потёр.

— Дима, эта женщина, она... Господи. — Марине вдруг стало смешно и страшно одновременно. Она рот ладонью прикрыла, не сводя с Грановича изумлённого взгляда. — А я подумала...

— Что ты подумала?

Они взглядами встретились, и Марине неудобно стало за свои подозрения. И озвучить их никак не могла, только моргнула и посмотрела виновато. А Дима занавеску на окне отдёрнул и посмотрел, проверяя, отъехала ли машина Ирины.

— И что теперь делать? — Марина на самом деле была озадачена. — Позвонить папе и рассказать?

— Не нужно. Он сам во всём разберётся, ты не вмешивайся.

— Да? — Марина на кресло присела, всё ещё переживая случившееся. Раз за разом повторяла про себя, что Ирина, оказывается, приехала не по Димкину душу, и сама себе не верила. А она ведь уже расстроиться успела, и себя пожалеть, и на Грановича возмутиться, а в душе огонь, похожий на ревность, а под ним отчаяние. Правда, сейчас сердце начинает успокаиваться, ритм нормализуется и дышится легче.

— Так что ты подумала? — Дима к ней подошёл, остановился за спиной, а когда его руки оказались у Марины на плечах, она вдруг напряглась.

— Сам знаешь.

Он усмехнулся.

— Что это моя любовница? Почему?

— А что, она не в твоём вкусе? — Марина старалась держать удар. — Молодая, красивая.

Дмитрий наклонился к ней, и его дыхание коснулось уха Марины.

— Да. Молодая, красивая блондинка с буйным характером. И невероятной любовью к деньгам. Твой отец не зря трижды разводился.

Он отошёл от неё, а Марина откинулась на спинку кресла и голову повернула, чтобы Грановича видеть.

— Ты не ответил.

Дима ботинки снял, ноги в тапки сунул, а сам посмеивался в сторону.

— Я предпочитаю брюнеток.

— Молодых, красивых, которые деньги любят?

Он прошёл мимо неё, до её волос специально дотронулся.

— Конечно. А ты как думала?

С топотом по лестнице сбежал Антон, а оказавшись в гостиной, начал оглядываться.

— Она что, уже уехала?

Марина глаза закатила, поднялась с кресла.

— Тош, я тебя прошу.

Но её, кажется, никто не услышал. Дима выглянул из кабинета.

— Кто?

— Ну, блондинка! Которая на "порше" приехала!

— А я смотрю, кое у кого глаз загорелся. Губа у тебя не дура. — Дмитрий откровенно развеселился, и только когда Марина ему исподтишка кулак показала, усмешку с губ постарался стереть.

— Она к тебе приезжала?

Улыбка с губ сама по себе стёрлась, а взгляд Грановича стал возмущённым.

— Почему все так думают?

Марина руками развела, а Антон непонимающе нахмурился.

— А к кому?

— К деду твоему, — рыкнул вполголоса Димка, а Марина за спиной Антона себя кулаком по лбу постучала. Но было поздно, Антон глаза на Грановича вытаращил, причём взгляд был по-настоящему восторженным.

— Чё, правда?

— Не чёкай, — автоматически поправила сына Марина, а Димка самым нахальным образом захохотал. — Иди делать уроки, — попросила Марина Антона. — И не выдумывай глупостей!

Антон поднялся на несколько ступенек, затем через перила свесился.

— Мам! А это что же получается, она бабушка наша, что ли? Нет, это мне совсем не нравится.

— Ирке тоже не понравится, — сдавленно проговорил Дима и поторопился закрыть за собой дверь кабинета, хоть ненадолго.

— А Нине Владимировне ещё больше, — пробормотала Марина, переведя взгляд с опустевшей лестницы на закрывшуюся дверь кабинета.

— Ну что с тобой? — Гранович ближе к ней подсел, воспользовавшись тем, что дети уже поели и давно с кухни убежали. Марина же сидела, понуро опустив голову, и в чашку свою смотрела, так и не притронувшись к чаю. Дима же конфету в рот сунул, чаем запил, а после Марину одной рукой за плечи приобнял. — Ты из-за Ирки, что ли, расстроилась? Да плюнь.

— Ты уже в её сторону плюнул.

— В смысле?

— Ты был с ней груб, не находишь?

Он на стуле поёрзал.

— Да ладно, переживёт.

— Вы с ней не ладите?

— А почему я должен с ней ладить? Она мне кто?

— Она сказала, что с папой уже не один год. Значит, у них серьёзно.

Дмитрий на неё посмотрел, даже голову на бок склонил.

— Мариш, ты слишком хорошо думаешь о людях.

— Даже о своём отце?

Гранович замялся на пару секунд с ответом.

— Он здоровый мужик, который много в жизни видел, и в четвёртый раз жениться желанием не горит. А такие, как Ирка, они очень удобны в этом плане. Им не нужна семья, дети, они любят жить красиво. Если хочешь, у них взаимовыгодное соглашение. Она скрашивает его досуг, а он оплачивает её счета. И все довольны. И именно поэтому, она не имела права сюда приезжать, в любом случае.

Марина глянула на него исподтишка.

— Но она приехала. Значит, ей это важно.

— Конечно, важно. — Гранович усмехнулся жёстко и неприятно, Марина уже и забывать начала, что он так умеет. — То у Стеклова ни одного родственника не было, а тут дочь и внуки объявились. А Ирка пишет с ошибками, но считает лучше любого профессора экономики.

— Ты говоришь ужасные вещи.

Теперь уже Дима на неё смотрел, оценил понуро опущенные плечи, горестно закушенную губу, но обнять не попытался.

— Это жизнь, милая. Такая, какая она есть.

— Какой-то странный сегодня день, — сказала Марина после паузы. Пальцы в свои волосы запустила и взъерошила их.

— Я же сказал тебе, не думай... — Гранович когда поднялся из-за стола, наклонился, чтобы Марину в щёку поцеловать.

— Да не причём эта Ира. Помимо неё есть, о чём подумать.

— А что случилось?

Марина пальцем по столу поводила, раздумывая.

— Я сегодня с Игорем разговаривала.

Дима замер перед холодильником, неожиданно насторожившись. Повернулся.

— Он к детям приезжал?

— Нет, мы случайно встретились. Но дело не в этом. Я попросила его сходить к Антону в школу, знаешь, он, по-моему, мои слова мимо ушей пропустил. Не знаю, как до него достучаться.

— А нужно достукиваться?

— Конечно. Я уже ночами не сплю.

Гранович хмыкнул.

— Правда?

Марина посмотрела укоризненно.

— Дима!

Он руки вскинул, сдаваясь.

— Молчу, молчу.

Марина снова к столу отвернулась, опустила взгляд в чашку.

— Вот думаю, может мне поговорить с ним ещё? Как следует.

— Это как? К стулу его привязать и внушить чувство ответственности? Если он пропустил это мимо ушей один раз, то почему ты думаешь, что в следующий он прислушается?

— А что тогда делать?

Дима к столу вернулся.

— Что тебя беспокоит? Антон или бывший?

— Антон! Меня беспокоит Антон! Если он мне старается ничего не говорить, то это не значит, что я не замечаю. Я сегодня была в школе, разговаривала с его классной руководительницей, и спокойнее мне не стало. Ему нужна твёрдая рука, ты же сам мне говорил.

— Говорил, — согласился Дима.

— Ему нужен отец. И он у него есть!

Дима разглядывал её, отметил, с какой отчаянной решимостью Марина последние слова произнесла, и в первый момент хотел ответить что-нибудь резкое, чтобы все её надежды развеять, но сдержался. Вместо этого за руку её взял, большим пальцем по её открытой ладони провёл.

— Ты сильно расстроена?

Она задумалась, потом головой мотнула.

— Я не расстроена.

— Нет?

— Я просто думаю, как лучше поступить.

— Вот и отлично. — К ней придвинулся, одной рукой её обнял и назад, на себя потянул. Марина ахнула, но он уже наклонился к ней и поцеловал. А когда отпустил спустя пару минут, у неё далеко не сразу получилось восстановить дыхание. Гранович смотрел выжидающе, Марина губы облизала, поднялась, на Димкино плечо оперевшись, ладошкой провела и сказала:

— Детей проверю и приду.

Он всё-таки улыбнулся, довольный произведённым эффектом.

Эля спать укладываться никак не желала, капризничала, потребовала новую сказку ей читать, а после долго ворочалась и жаловалась на всё подряд. И в итоге заявила, что спать совсем не хочет.

— Спи. — Марина к дочке наклонилась, поцеловала и одеяло ей подоткнула. — Спи, моя принцесса.

Эля, наконец, зевнула. Марина выключила светильник у кровати и на цыпочках прокралась к двери, тихо прикрыла её за собой. Затем толкнула соседнюю.

— Ты тоже спи, — сказала она Антону. Тот уже лежал в кровати, но продолжал с энтузиазмом тыкать по кнопкам мобильного телефона. — Отдай мне.

— Ну, мам, подожди, подожди!

— Тош, мы с тобой договаривались.

— Но это не честно, отправлять меня спать в одно время с Элькой!

— Конечно, не честно. Но ты сам её распустил в своё время, и она теперь раньше десяти не засыпает. Выключай телефон, одиннадцатый час уже. Ты обещал слушаться меня.

Антон вздохнул совершенно несчастно, на постели вытянулся.

— Я, правда, сейчас лягу, через десять минут.

Марина только головой качнула, но настаивать больше не стала. Так же, как и дочь, сына поцеловала и даже сделала попытку ему одеяло поправить.

— Мама! — прикрикнул он на неё, и Марина отступила к двери.

В спальне Димки не оказалось. Марина заглянула в тёмную комнату, а затем спустилась вниз.

— Уложила?

— Еле-еле.

Гранович сидел на диване в гостиной, раскинув руки на спинке, и смотрел на новогоднюю ёлку. С большим интересом её разглядывал, а когда Марина его за шею обняла, подбородок на его макушку пристроила, улыбнулся.

— Так о чём ты, говоришь, ночами думаешь?

— Вот почему ты так любишь к словам цепляться?

— Я не цепляюсь, просто я наблюдательный человек. Я всё подмечаю, даже мелочи. — Он за руку её взял, и Марине пришлось диван обойти, чтобы рядом с ним сесть. Правда, долго ей сидеть не пришлось, уже минут через пять они непонятным образом оказались на полу. Дима кофту на ней задрал, и Марина рассмеялась, когда ворсинки ковра спину защекотали.

— Обо мне думай, больше ни о ком, — зашептал Гранович ей на ухо, губами потёрся, и перекатился на бок. Целовались, Марина ногу на его бедро закинула, но прежде чем успела оказаться на Димке, вдруг почувствовала чей-то взгляд. Замерла, глаза открыла, но не успела до конца понять, что происходит, совсем рядом раздался голос дочери.

— Что вы делаете?

Диму словно током ударило. Он от Марины шарахнулся, и глаза поднял, увидел Эльку, стоящую на лестнице. Что именно они делали, она вряд ли видеть могла, ей обзор диван закрывал, но копошащихся на полу мать и дядю Диму рассмотрела. Марина тем временем руки его от себя оттолкнула и резко выпрямилась, пригладила волосы. А ладонью тело Грановича к полу пригвоздила.

— Ты почему не спишь? — поинтересовалась она у дочери, и попыталась взглянуть строго, прогоняя из глаз растерянность и пустоту.

Эля ручкой на перила облокотилась, разглядывая мать.

— Я не могу уснуть без Сёмы. Мама, ты его видела?

— Нет, — Марина отчаянно замотала головой.

— Нужно его найти. Вдруг он потерялся?

— Эля, он уже спит где-нибудь.

— Где?

Спокойно, глубокий вдох.

— Где-нибудь, где ему тепло и удобно. Возвращайся в постель немедленно.

Элька ногой по краю ступеньки поводила.

— Дядя Дима заболел?

Марина кинула на притихшего Грановича испуганный взгляд.

— Нет.

— А чего он на полу лежит? Он упал? Ты его толкнула?

Димкина грудь под её ладонью затряслась от беззвучного смеха.

— Нет, малыш, мы опять уронили ёлку, собираем игрушки.

— Да? — Эля ещё на ступеньку спустилась. — Я вам помогу!

— Эля, возвращайся в постель, не серди меня!

Девочка насупилась.

— Ну, мама!

— Немедленно.

— Я просто хотела помочь.

Марина решила, что перегибать не стоит и сделала попытку улыбнуться.

— Я знаю, родная, но мы уже всё собрали и идём спать. Я к тебе зайду через пять минут, поцелую перед сном.

Элька ещё пооглядывалась, выискивая взглядом котёнка, а после с топотом унеслась наверх. Марина выдохнула и без сил опустилась рядом с Димкой на ковёр. Лицо к его груди склонила.

— Это кошмар какой-то.

Гранович засмеялся уже в полный голос.

— Нам ещё повезло, что это был не Антон. Что-то мне подсказывает, что он сходу бы разобрался, чем мы с тобой тут занимались.

Марина голову подняла и невинно посмотрела.

— Не понимаю, о чём ты говоришь. На ковре, в гостиной, перед ёлкой... Я просто делала тебе искусственное дыхание.

— Ну да, ну да, — посмеиваясь, проговорил он, наблюдая, как Марина поднимается. Она к лестнице направилась, а Дима поинтересовался: — А меня придёшь перед сном поцеловать?

Марина оглянулась через плечо.

— Обязательно. При условии, что ты уже будешь в постели.

— Через пять минут, — пообещал он.

— Какая невероятная тишина, — проговорил Гранович, прислушиваясь. — Никогда не думал, что тишина может быть такой приятной.

Марина понимающе улыбнулась.

— Да, когда дети уезжают, мне тоже не по себе становится. Так непривычно тихо.

Дима зашевелился, всколыхнув воду в ванне, руки на бортики положил, а голову у Марины на груди устроил. Улыбнулся, когда рука Марины по его груди прошлась. Она сидела позади него, ногами за талию обнимала, и то и дело прикасалась к нему, гладила, дотрагивалась, разглядывая в нём что-то, находясь в более выгодном положении, чем он. Грановичу же оставалось лишь лежать и удовольствие получать. Правда, заговорить вот решил.

Марина островок пены от его плеча отогнала, после чего запустила мокрые пальцы в волосы Дмитрия.

— А с чего это вдруг он решил детей среди недели забрать?

Марина плечами пожала.

— Может, соскучился?

Гранович сдержал скептическую усмешку.

— Или внял твоим уговорам. Ты ведь уговаривала?

— Нет, — слегка возмутилась Марина.

— Уговаривала.

— Дим, он их отец!

— Знаю. И ты хочешь, чтобы они общались, как можно больше.

— Не как можно больше, а просто общались. Это ведь нормально.

— Наверное.

— Наверное? — удивилась она. — Ты когда маленьким был, папу любил?

Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.

— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец — военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.

— Начал ему противостоять?

— Скорее революцию устроил. И стал самым большим отцовским разочарованием. Два года в военном училище, после чего я ясно дал ему понять, что военным не буду.

Марина не на шутку заинтересовалась.

— Как?

А Дима плечом дёрнул.

— Перестал учиться, и из училища меня, в итоге, вышибли. Отец был в ярости. А уж когда я на экономический факультет без всяких проблем поступил и в армию не пошёл, отец со мной разговаривать перестал.

— А сейчас?

— Да уж сколько лет прошло. После смерти мамы помирились. Это тринадцать лет назад было. Сейчас отец уже генерал, в Москве живёт, у него новая семья. Девчонкам-близнецам по десять лет.

Марина попыталась в лицо ему заглянуть.

— Правда? А ты с ними общаешься?

— Ну, бывает заезжаю на праздники... раз или два в год.

— Вы же в одном городе живёте!

— И что? Марина, у него жена, можно сказать, моя ровесница. У них своя семья, зачем им я? Чтобы смущать? Нет уж, я никогда и никому не навязываюсь.

Марина усмехнулась, за шею его обняла и в щёку поцеловала.

— Одинокий волк!

— Марин, он до сих пор мне простить не может, что я по его стопам не пошёл. А какой из меня военный? Я для этого слишком люблю комфорт.

— И деньги, — подсказала Марина.

Гранович фыркнул.

— А что в этом плохого? Вот если бы я их любил, но не умел зарабатывать — это одно, а так... Они мне взаимностью отвечают, и я этому очень рад.

Марина скрутила из его влажных волос на макушке небольшие рожки. И голову повернула, когда краем глаза заметила, что дверь чуть приоткрылась. Семён в ванную зашёл, на коврик присел и теперь таращил на них глаза, а когда Марина на него внимание обратила, жалобно мяукнул. Дима тоже глянул в его сторону, и решил возмутиться:

— Ну-ка брысь отсюда! Мал ещё, чтобы подглядывать. — И водой на котёнка брызнул. Тот зашипел, в сторону отскочил, и шмыгнул в дверную щель.

Марина Грановича по плечу ладонью шлёпнула.

— Что ты его напугал?

— Пусть учится стучать, прежде чем без спроса входить. — Он снова зашевелился, сел повыше, и теперь Марина его за плечи обнимала. Щекой к влажной коже прижалась, пальцем поводила, и тогда уже, набравшись решимости, попросила:

— Дим, расскажи мне о своей жене.

— Это что, вечер откровений?

— Да, — важно ответила она.

— Лучше бы дети дома остались.

— Расскажи, — затормошила она его.

А Гранович кран с горячей водой открыл, руку под струю подставил, явно время тянул. Правда, после паузы начал говорить.

— Обычная жена. Поженились, через три года развелись. Я бы даже не сказал, что мы с ней часто виделись.

— Ты пропадал на работе, да?

— И я, и она. Мы оба были больше заняты карьерой, чем семейной жизнью. Просто была женщина, с которой у меня формально был общий дом. Даже секс не всегда был совместный, а дом был.

Марина его по затылку шлёпнула.

— Всё, я не хочу больше ничего знать. Это гадко.

Гранович рассмеялся.

— Ты же сама спросила!

— А ты мне гадость сказал. Специально, да?

— Да нет. Но, Мариш, мы иногда с ней по две недели не пересекались, вот сама и думай.

— Что это за семья такая?

— А я про семью не говорил, я говорил про жену. Когда развелись, я даже особой разницы не заметил. Только квартиру пришлось новую искать.

Марина навалилась на его спину, обхватив руками Димкины плечи.

— Мы с тобой такие разные, — сказала она негромко.

Он кран закрыл.

— Разве это плохо?

— Я не знаю.

— У тебя вот была нормальная семья, как ты думала. Именно семья. Но закончилось всё не радужно, только сложнее. Теперь вот ты уговариваешь бывшего мужа про детей не забывать.

— Я не уговариваю! Игорь детей любит, просто...

— Просто сейчас ему не до них. Вот знаешь, может, это ужасно, но я его понимаю. Не оправдываю и не поддерживаю, но понимаю. У него в башке сейчас, наверняка, такой бедлам.

— У меня тоже был бедлам, но я не имею права думать только о себе, у меня дети. Так почему он так не может?

— Потому что он слабее тебя. И растерян он больше.

— Да уж, — Марина криво улыбнулась. — Вот только это он нас бросил.

— Влияние момента, страсть, а потом раскаялся.

— Почему ты думаешь, что он раскаялся?

— Наверное, потому, что знаю. Это пока ему грезилось и мечталось, хорошо было, а когда случилось, когда каждый день рядом со своей мечтой...

— С Дашей, — подсказала Марина, а Димка отмахнулся.

— Да какая разница, как её зовут? Вот когда с ней каждый день, просыпаешься и засыпаешь, когда она тебя супом кормит на обед, а вкус непривычный, когда рубашки тебе гладит, а тебе что-то не так, какая-то мелочь, глупость, но всё равно не так, вот тогда и приходит в голову: а на черта я всё это сделал? Но зачастую уже поздно, да и стыдно назад возвращаться. Думаешь, Игорь твой этих мыслей избежал?

— Он не мой, Дим.

— Ну да, ну да, — пробормотал он в задумчивости.

— Сейчас уже на самом деле поздно. И мечта его совсем не Даша, у него другая цель. А Даша лишь средство.

— Ты к нему жестока.

— Нет, я говорю, что есть. Он настроил себе планов, он говорит о будущем, он говорит о деньгах. Вот чего он хочет. Денег и респектабельности.

— Но это ведь не плохо, Марин.

— Это плохо. — Марина к нему наклонилась. — Плохо, Дим. Потому что ради своей цели он готов пойти на всё. Он даже от детей и от меня отказался, только потому, что рядом с Дашей, из-за её брата, у него шансов больше. Это нормально, по-твоему? А Игорь, он... — Она несколько секунд подбирала слова. — Ему не дано большими деньгами распоряжаться. У него смекалки на это не хватит, умения рисковать, просто-напросто опыта. Он больших денег и в руках-то никогда не держал.

— Ты слишком зла на него.

— Я имею на это право, — проговорила Марина тихо, и руки разжала, когда Дима подниматься стал. Из ванны вылез, вытирался, а Марина наблюдала за ним, чувствуя неловкость из-за того, чем закончился их разговор. Ей совсем не хотелось говорить сегодня об Игоре. А то, что Димка старался не подавать вида, что ему этот разговор неприятен, ещё больше Марину смущало. — Извини, — сказала она, в конце концов, подавая ему руку. Он помог ей подняться и в полотенце завернул. — Не будем больше об этом говорить.

— Почему? Если тебя это волнует...

— Не волнует. Наверное, ты прав, я просто злюсь. И даже не на него, а из-за его поступков. Я ведь знаю, как для него лучше, мы столько лет вместе прожили, но Игорь теперь меня не слушает, отмахивается, а я знаю, что после локти кусать будет.

— Так пусть кусает. Это его жизнь, Марин. Его! А не твоя. И его ошибки на тебе теперь никак не скажутся.

— Но они скажутся на детях!

— Каким образом? Тем, что он из-за возможных проблем общаться с ними прекратит? Ну, давай, тяни его тогда на себе, всю оставшуюся жизнь, учи уму-разуму, пока он не пошлёт тебя куда подальше. Ты этого добиваешься? Он не хочет тебя слушать, понимаешь? Тем более сейчас. Ты для него, как красная тряпка для быка.

Марина волосы вытирала и Грановича слушала. Его слова ей не очень нравились, но правда в них была, отмахнуться не получалось.

— Да, бывшая жена.

— Да не в этом дело. А в том, что он, уходя в свою новую расчудесную жизнь, тебя позади оставлял, а вышло так, что ты на повороте его обошла. Пока он раздумывает делать ли ему первый шаг, ты уже живёшь в своём доме, ты довольно улыбаешься, и даже можешь позволить себе не работать. И деньги его, миллионы будущие, его детям уже не нужны. И всё это ты получила просто так. И думаешь, что он тебя слушать будет? Вот я и говорю — не лезь к нему.

— А как же дети?

— И это твой бывший муж пусть решает сам. Ему не пять лет, как Эльке. Он уже вполне трезво может оценивать свои возможности и желания. Твоё дело — детям о папе рассказывать, а уж как он будет с ними общаться... — Гранович полотенце на бёдрах повыше подтянул, после чего руками развёл. — Антон — взрослый парень, и он всё давно понимает. Он тебя любит, Марин. Тебя он любит больше всех на свете, и на отца злится не потому, что тот вас всех бросил, а потому что тебя не любит. Я ведь прав? Это ещё до вашего с Игорем развода началось.

— Откуда ты знаешь?

— Из рассказов Антона понял. Но он всё равно с ним общается, и тебе влезать в это не стоит, они сами разберутся. И если твой бывший всё окончательно не испортит, то, думаю, со временем они найдут общий язык. Но даже если нет, ты ничего сделать не сможешь. У Антона здесь, — Дима себя пальцем по лбу постучал, — уже всё сложилось. И всё не так плохо, как тебе кажется. Тебе повезло, у тебя разумный парень растёт. И он точно не мечтатель, как его папаша.

— Хорошо, если так, — проговорила Марина себе под нос, и из ванной вслед за Димкой вышла.

— Семён, кыш! — Гранович в спальню вошёл, увидел котёнка, уютно устроившегося на подушках, и рукой махнул, думая, что тот испугается и сбежит. Но Сёма только глаз один приоткрыл, на возмутителя спокойствия безразлично посмотрел, и снова пристроил мордочку на сложенных крест-накрест лапках. — Ты посмотри, он окончательно обнаглел.

Марина рассмеялась, котёнка со своей подушки сняла и переложила в кресло.

— Дим, а ты тоже видишь, что Антон на папу похож? На моего, в смысле?

— Вижу.

— И я этому рада. Я и поверила-то, что он мой отец, потому что сходство это уловила. Так просто такого не случается. — Марина за резной ширмой спряталась и надела новую ночную рубашку, купленную именно для этого вечера. В зеркало на себя посмотрела и поневоле улыбнулась. Тонкое кружево холодило кожу и прилегало к груди, соблазнительно её приподнимая. И хоть стоила эта вещица невероятных, по мнению Марины, денег, но увидев её вчера в магазине, с первого взгляда поняла, что она ей просто, как воздух, необходима. Чтобы почувствовать себя красивой и стереть из памяти образ идеальной Натальи. Из-за ширмы вышла, руку в бок упёрла и кинула на Грановича вызывающий взгляд. — Ну как?

— Ух ты. — Его оценивающий взгляд опустился до самых пальцев её босых ног, после чего снова к груди вернулся. — Красота.

— Я старалась.

— Теперь, как я понимаю, моя очередь стараться? — Пальцем её поманил. — Иди сюда.

Она шутливо нахмурилась.

— Зачем это? Чтобы ты её помял, или вообще снял? Нет уж, любуйся издалека.

— Если так пойдёт и дальше, придётся избавиться от всех твоих вещей. Чтобы нечему было мяться. Иди сюда!

— Между прочим, в комнате ребёнок, — шепнула Марина Грановичу на ухо, когда оказалась на кровати и под ним. Он голову поднял, покосился на спящего котёнка.

— А нельзя отправить ребёнка спать в Элькину комнату?

— Чтобы он всю ночь мяукал под дверью?

— Ох уж эти дети, — проворчал он, и потребовал: — Руки подними. — Ночную рубашку с Марины снял, и метким броском отправил её на кресло, прямо на голову бедного Сёмки. Тот голову приподнял, помотал ею, но почти тут же под сорочкой и успокоился. — Вот и всё.

— Да, с детьми ты и, правда, обращаться не умеешь.

— Не умею. Но я умею вести переговоры, и с ними договариваюсь.

Он голову к её груди опустил, а Марина протянула руку и выключила свет. И перед самой собой вдруг немного неудобно стало. Весь вечер обсуждала судьбу своих детей, о муже бывшем говорила, и вдруг в один момент всё на задний план отошло, и только из-за того, что Дмитрий Гранович её поцеловал. Правда, он уже её не просто целовал, но всё равно, слишком мало времени ей потребовалось, чтобы обо всём забыть. Она в восторг приходила только от того, что он рядом, дышит взволнованно, прикасается с непонятным для неё трепетом, и это всё казалось Марине невероятной удачей, что всё это неожиданно ей досталось. Он весь, целиком, хотя пока и не ясно до конца надолго ли. Марина помнила своё смущение в первые дни их близости, явно несвойственное взрослой женщине с двумя детьми. Она всё думала, стоит ли Димке сказать, что он лишь второй мужчина в её жизни, и этим хоть как-то объяснить свою нервозность и неуверенность. Но как оказалось, ему совершенно другое важно: чтобы она готова была откликнуться на его призыв, а всему остальному, чего ему не хватит, он её в два счёта научит. Да даже и не научит, а даст ей это, голову закружит, и Марина обо всех своих сомнениях тут же позабудет, растворившись в нём. Рядом с ним она себя совершенной чувствовала, а все глупые мысли возвращались к ней, стоило Димке отпустить её от себя на расстояние вытянутой руки. Марина все эти мысли и сомнения в себе ненавидела, но в то же время они помогали ей держать себя в тонусе и головы не терять. Иначе бы давно вцепилась в Грановича, как в спасательный круг, и не отпустила бы от себя ни на шаг. А как сам Дмитрий может на подобное отреагировать, Марина пока не знала. Если бы он знал, что она на самом деле к нему чувствует, испугался бы наверное. Они ведь никогда не говорили ни о чувствах, ни о будущем, даже ближайшем. Марина понимала, что ещё слишком рано для таких разговоров, но иногда ей очень хотелось именно от Дмитрия услышать, что спустя месяц, два, они всё ещё будут вместе и у них всё будет хорошо. Знала, что Гранович разговоры по душам не уважает, но ей всё равно хотелось. А первой заговорить об этом было страшно. Вдруг он её оптимизма не разделяет и планы его кардинально отличаются? И она его своими словами поставит в неловкое положение, и всё испортит. На данный момент их отношения — это союз двух взрослых людей, которым не нужно находить предлог всякий раз, когда хочется заняться сексом, как бы грубо это не прозвучало. И остаётся только радоваться тому, что помимо секса им просто хорошо и тепло друг с другом, что поговорить есть о чём, и посмеяться могут, понимая и принимая юмор другого. Это уже очень много, а разговоры о чём-то большем, пусть останутся в юности, когда ещё верилось в сказки и чудеса. Когда признание в любви судьбу решало, но сейчас подобного излишества она себе позволить не может, она не только за себя отвечает, но и за детей.

На следующее утро её разбудил Семён. Проснулся, как всегда, самым первым, заскучал в конце концов, и запрыгнул к Марине на подушку. Обнюхал её волосы, а после, громко замурлыкав, ткнулся холодным носом в её щёку. Она рукой его от своего лица отодвинула, на спину перевернулась и тогда уже открыла глаза. Поморгала, разглядывая потолок в предрассветных сумерках. И тут перепугалась, правда, не сразу поняла, чего именно. Первой мыслью было: уснула рядом с Димкой! А второй: рассвет! На работу опоздала!

Когда мысли в голове более-менее оформились, вспомнила, что дети ночуют у Нины Владимировны, а вот на работу она, кажется, точно опоздала. Будильник-то вчера так и не завела. Резко села на постели, тем самым спугнула котёнка и стряхнула с себя руку Грановича, который после этого тоже зашевелился и даже голос подал:

— Ты куда?

— Девятый час, Дим, — отчего-то шёпотом заговорила Марина, — я на работу опаздываю!

Она с кровати вскочила, огляделась, не зная, чем прикрыться, а Дима, не открывая глаз, на живот перевернулся и лицом в её подушку уткнулся. Правда, посоветовал:

— Вызови такси.

— Это как-то неправильно, ездить на работу на такси. При моей-то зарплате. Ты встаёшь?

— Нет. Я сегодня дома.

Марина его же полотенце, брошенное им вчера на пол, к груди прижала, и к Грановичу наклонилась, чтобы быстро поцеловать.

— Тогда до вечера.

Он отозвался вялым угуканьем, одеяло на себя натянул, и Марина поймала себя на мысли, что в этот момент страшно ему завидует. И задержалась у кровати на несколько секунд, Димку разглядывая. Внутри целый вихрь ощущений, в жар неожиданно кинуло, когда смотрела на его смуглое тело на фоне светлого постельного белья, и Марина поспешила из спальни выйти. Сразу заторопилась, душ наспех приняла, одевалась на ходу, одновременно прижимая телефонную трубку к плечу и пытаясь вызвать такси. С диспетчером договаривалась, по ступенькам вниз сбежала, застегнула пояс юбки и остановилась посреди гостиной, продолжая блузку в руках держать. Предстояло ещё дозвониться до охраны, чтобы машину не задержали на въезде в посёлок.

— Доброе утро, Марина Николаевна.

Марина от неожиданности дёрнулась, обернулась и изумлённо воззрилась на помощницу по хозяйству. Сегодня что, четверг?

— Доброе, — кивнула она, стараясь себя в руки взять и прижимая к груди блузку.

— Я могу приготовить вам завтрак.

— Нет, Надежда Михайловна, я на работу опаздываю. — Телефонную трубку отложила, отвернулась от женщины и, торопясь, сунула руки в рукава блузки, начала быстро-быстро застёгивать пуговицы на груди.

— А Дмитрию Алексеевичу завтрак приготовить? Или он ещё спит?

Вопрос показался провокационным. Марина на женщину через плечо оглянулась, и только понадеялась, что улыбка у неё вышла не слишком кривая. Заставила себя кивнуть под испытывающим, любопытным взглядом.

— Он ещё спит. А завтрак... Сварите ему кофе и сделайте гренки, если не трудно. И не будите.

— Хорошо.

— Спасибо большое, Надежда Михайловна, — очень обстоятельно и осторожно поблагодарила женщину Марина. А выходя за дверь своего дома, была уверена, что к вечеру Надежда Михайловна расскажет всем своим соседям о том, что новоиспечённая дочь олигарха Стеклова с некоторых пор спит с его замом. Или он с ней. Для злых языков разница будет весьма ощутимой.

Гранович проснулся полтора часа спустя, в отличном настроении, правда, прежде чем понял, что настроение отличное, в раздражении дёрнул ногой, когда почувствовал, что кто-то принялся грызть его большой палец. Маленькие острые зубки впились в кожу, Дима охнул, чертыхнулся, а когда понял, что котёнок подбирается к нему, осторожно ступая по одеялу, видимо, этим утром хищником себя возомнил, руку из-под одеяла вытащил, и схватил Семёна за тёплый тугой бочок. Котёнок от неожиданности зашипел, взвился до небес, встопорщив шерсть, и кубарем скатился с кровати, стремглав помчался к двери. Правда, остановился, чтобы проверить, гонится ли кто за ним.

— Стервец мелкий, — всё-таки проговорил Гранович, но с видимым удовольствием, и одеяло в сторону откинул.

На кресле неприметной кучкой лежала приятного лилового цвета сорочка Марины. Шелковистая на ощупь, почти невесомая, Дима её в руке подержал, после чего убрал в свой шкаф, правда, как следует сложить так и не смог, ткань скользила и в руках разъезжалась. Но сам факт того, что Маринина вещь, достаточно интимного характера, в его шкафу, по соседству с его футболками, дала дополнительный, пусть и не совсем понятный повод, почувствовать удовлетворение. Гранович грудь в районе сердца ладонью потёр, оглянулся зачем-то, словно не в своей спальне находился, после чего вышел из комнаты. Снизу доносились приятные запахи, Дима в первый момент даже подумал, что Марина решила на работу не ходить, ждёт, когда он проснётся, завтрак готовит. Спустился вниз, но вместо Марины, на у плиты обнаружил Надежду Михайловну, которая завтрак готовила, но при этом не отрывала взгляда от телевизора, лицезрея какое-то медицинское шоу. Даже желание завтракать в первый момент у Дмитрия пропало, но в итоге, он забрал кофе и тарелку с гренками в свой кабинет, оставив домработницу наедине с мужчиной в белом халате, который грозным голосом вещал о варикозе.

К тому моменту, как оказался у компьютера, без чашки и тарелки, рабочий телефон уже надрывался. Следующие полчаса Гранович объяснял всем, с чего это он вдруг решил сегодня работать дома, и в итоге он даже на собственную секретаршу прикрикнул, не сдержавшись, трубку на рычаг в раздражении бросил и минуту слушал шумящий на втором этаже пылесос. Только дыхание перевёл, как в гостиной зазвонил домашний телефон. Дима на стуле привстал, пытаясь высмотреть Надежду Михайловну, спешащую вниз, к телефону, но её не было, пылесос так и шумел, и Дмитрию пришлось подняться и из кабинета выйти.

— Слушаю, — рявкнул он в трубку, на самом деле недовольный тем, что утро проходит так неплодотворно, в бестолковых разговорах.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровались с ним после паузы. — Можно услышать Марину Николаевну Сельцову? Это правильный номер?

— Правильный. Но Марины нет, она на работе. Позвоните вечером, — посоветовал Гранович, разглядывая картину на стене напротив. Кажется, он впервые на неё внимание обратил. Даже голову наклонил, чтобы понять, что на ней изображено. Надо будет у Марины спросить, что она такое купила.

— Дело в том, что это из школы вас беспокоят. В которой её сын учится. Я классный руководитель Антона, меня зовут Анна Васильевна.

Дима про картину тут же забыл и даже спиной к ней повернулся.

— Очень приятно. Что-то случилось?

— Хотелось бы сказать, что нет, но случилось. Я бы хотела увидеть кого-нибудь из родителей Антона, прямо сегодня.

— С мальчиком всё в порядке? — на всякий случай уточнил он.

— Да, всё в порядке. Но в школе произошёл довольно неприятный инцидент, в котором Антон, к моему огромному сожалению, оказался замешан. — Учительница выражалась витиевато, но от этого не менее трагично. — Вы не подскажете, как мне связаться с его родителями? Я звонила Марине Николаевне, но она почему-то трубку не берёт.

Рука сама собой потянулась к карману за мобильным.

— Подождите минуту, я сам попробую. — Дима номер набрал и приложил мобильный телефон к другому уху, правда, уже через несколько секунд, услышав знакомую мелодию из кухни, свой телефон выключил. — Марина свой телефон забыла дома. А номер отца Антона я не знаю. — Гранович поднял глаза к потолку, принимая решение. В конце концов, кивнул. — Хорошо, Анна Викторовна...

— Васильевна, — перебили его.

— Да, извините, Анна Васильевна. Я сейчас сам приеду.

Положив трубку, Дима ещё некоторое время постоял, на телефон посмотрел, раздумывая, стоит ли звонить Марине на работу и пугать до смерти. Но ведь учительница сказала, что с Антоном всё в порядке, просто вляпался во что-то по дурости, и, наверное, стоит сначала самому выяснить, что именно произошло. А потом уже Марине сообщить новость... что её сын попался с сигаретой в зубах. Дмитрий почему-то не сомневался, что именно это случилось. А если Марину взять с собой, она прямо там начнёт причитать и взывать к разуму и совести Антона, что тот явно воспримет, как сокрушительный удар по своей репутации, и всеми возможными способами начнёт её уже на следующий день восстанавливать, и что пойдёт вслед за сигаретами — лучше не думать.

Прихватив с собой телефон Марины, Гранович отправился в школу. По дороге хмурился, не представляя, если честно, как ему себя в школе, перед учителями вести. И уж тем более, как представиться. А ведь ещё придётся Антону под нос кулак сунуть в знак острастки, и всерьёз сделать вид, что зол и дурь из мальчишки готов выбить. В школе ведь любят, когда родители-родственники-взрослые детей воспитывают. Пока на светофоре стоял, руку в карман пальто сунул, достал пачку сигарет, открыл её и попытался вспомнить, сколько в ней было сигарет вчерашним утром, перед тем, как Антон в школу отправился. Память напряг, а после решил, что по шее кое-кто всё-таки получит.

К школе подъехал в тот момент, когда прозвучал звонок, как выяснилось, на перемену. На улицу, не смотря на мороз, высыпали подростки, и некоторые из них, на вид не старше пятнадцати лет, совершенно спокойно закурили прямо на крыльце. Гранович их взглядом посверлил, распахнул дверь перед стайкой девочек, разряженных так, словно они этим утром, спросонья, школу с ночным клубом перепутали, и шагнул под крышу школы. Его сразу накрыл невероятный гам, суета такая, что ему и не снилась даже за день до открытия гипермаркета. Какой-то малыш под ноги ему кинулся, Дима его за лямки рюкзака поймал и поставил ровно. И тогда уже взглядом с охранником встретился. Тот сидел, совершенно спокойный, видно уже привыкший к круговерти вокруг, газету читал, и время от времени кидал безразличный взгляд на монитор. Правда, Грановичем заинтересовался.

— Вам помочь?

— Да, мне нужен кабинет завуча. Меня вызвали, — добавил он, и совершенно неожиданно почувствовал лёгкую неловкость, словно, в самом деле оправдываться пришёл за своего ребёнка.

— Второй этаж, третья дверь налево. Там на дверях написано, увидите.

— Отлично, — пробормотал Дима, направляясь к лестнице, и не переставая оглядываться. Так сразу и не припомнишь, сколько лет он в школе не был. Всё таким странным кажется, неорганизованным. Наверное, это уже привычка начальствовать, так и хочется кулаком по чему-нибудь шарахнуть, чтобы все носиться и орать перестали, и успокоились враз.

На втором этаже, в коридоре, ему навстречу попались учителя, и к Диме сразу уверенность вернулась, как только он взрослых людей увидел. А то кругом дети, дети, разных возрастов, поневоле занервничаешь. А тут сразу плечи расправил, в походку вернулась твёрдость, и он даже не постучал в дверь, за которой завуч сидел. Или сидела. Заметил, что учителя его удивлёнными взглядами провожали, наверное, узнали, что было не очень-то приятно, Дмитрий от камер всегда предпочитал прятаться и интервью давал редко, но всё равно его физиономия у всех на глазах была. Но иногда, например, сегодня, на этом можно было сыграть.

Дверь открыл и вошёл в маленький, узкий, похожий на пенал, кабинет. У единственного окна письменный стол, за ним женщина в годах, аккуратно причёсанная, седовласая, с огромными очками на носу. Когда Дмитрий вошёл, она голову подняла, очки поправила и недоумённо приподняла брови, правда, уже в следующую секунду на её лице промелькнула тень узнавания. Видимо сложила в голове имя мальчика, вляпавшегося в историю, все сплетни и слухи, волной прокатившиеся недавно по городу, и пропиаренную физиономию Грановича, и весь гнев, всколыхнувшийся в ней, при его внезапном появлении, утих. Дмитрию навстречу приподнялась, а взгляд кинула в сторону. Гранович тоже туда посмотрел и увидел четырёх мальчишек, приунывших, невесёлых, сидели рядком на стульях у стены, и терпеливо ждали приговора. Одним из них был Антон, и вот его-то глаза вспыхнули надеждой, когда он увидел Дмитрия.

— Добрый день, — поздоровался тем временем Гранович, и ловко схватил Антона за шкирку, приподнимая со стула. — Я вот за этим молодым человеком. Что он натворил?

Когда они вместе с Антоном спустя сорок минут вышли из школы, Дима очень чутко прислушивался к себе. Внутри всё нехорошо закипало, пытался переварить то, что ему учителя наговорили. Неизвестно почему, но они вывалили на него все свои упрёки, претензии, присовокупив к ним пожелания на будущее поведение и благоразумие Антона. Дима всё выслушал, силился улыбаться, и теперь точно знал, что Игорь к словам Марины не прислушался, и в школе не был. А ещё не понимал, с чего вдруг ему всё это рассказали! Анна Васильевна, та, которая классный руководитель, разговаривала с ним заговорщицким шёпотом, и даже один раз призналась, что Марине она не осмеливается обрисовать картину во всех её тёмных тонах.

— Марина Николаевна такая впечатлительная, — пожаловалась она.

— Да? — скрипучим голосом поинтересовался Гранович, косясь на виноватого Антона. Вот только Диме отчего-то не верилось, что тот в самом деле чувствовал такую сильную вину. Он явно был сам себе на уме.

К тому же, после Анны Васильевны, он попал в руки завуча, которая рвалась в бой и мечтала показать Грановичу все проблемные помещения школы. Он выдержал целых пятнадцать минут и осмотрел кабинет физики и актовый зал, а затем начал решительно прощаться. И теперь у него к Антону тоже появились претензии, большие. А тот, вырвавшись из школы, заметно повеселел, и едва ли не вприпрыжку рядом с Димой вышагивал.

— Если ты думаешь, что всё обошлось, и я матери не расскажу, то очень зря, — заявил Дима, чтобы мальчика спустить с небес на землю.

Антон тут же насупился. Пару секунд размышлял, после чего решил, что надо договариваться.

— Ей совсем не обязательно знать. Она расстроится. Ты слышал, что Василиска сказала? Мама — впечатлительная!

— Будешь тут впечатлительной, если тебя впечатляют и впечатляют.

— Да я ничего не делаю!

— Вот только не надо басен. Не делает он!.. Ты делаешь, только молчишь, как партизан. Вот только хочу тебя разочаровать, умник, если ты молчишь, то это не значит, что никто не замечает. Ещё одну сигарету стыришь, дам по шее.

— Да не курю я!

— Это ты маме будешь рассказывать.

Они подошли к машине, Дима щёлкнул брелком сигнализации, и приостановился, наблюдая, как Антон на переднее сидение забирается. Вздохнул глубоко, советуя себе пыл поубавить. Он даже не знает, имеет ли он право мальчишку уму-разуму учить. Вот только с языка так и слетает. Хочется в эту дурную подростковую голову хоть что-то вложить, пока Антон за черту не шагнул, когда уже никого слушать не будет.

— Сколько выиграл? — спросил он, когда они со школьной стоянки выехали.

Антон замком ремня безопасности щёлкнул, и возмущённо засопел, глядя в окно, а не на Дмитрия. А Гранович усмехнулся.

— Продул, что ли?

— А вот и нет. Я бы выиграл, если бы... физрук нас не застукал.

— Ну, конечно, физрук во всём виноват. А играли во что?

— В покер!

Дима не выдержал и рассмеялся.

— Совсем крутые пацаны, куда деваться. А то, что в нашей стране азартные игры запрещены с некоторого времени, вы слышали?

Антон к нему повернулся.

— Не надо смеяться. Думаешь, я не понимаю ничего? Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя глупым и маленьким. А у нас в школе... Все реальные пацаны играют! Учителя просто не знают. А старшеклассники на серьёзные деньги играют!

— На сто рублей что ли?

— На тысячи, не хочешь?

— Нет, не хочу. А тебе до старшеклассников ещё, — Дима кинул на мальчика выразительный взгляд, — минимум сантиметров на пятнадцать подрасти надо, так что губы-то на тысячи не раскатывай! Азартный игрок. В покер он играет! Хочешь, из школы вылететь? Вылетишь. И что тогда матери будешь говорить?

Антон голову опустил и снова запыхтел. А Гранович головой качнул.

— Дурью ты маешься.

— Маме расскажешь?

— Конечно. Она всё равно узнает. Пойдёт в следующий раз в школу и узнает.

— А про сигареты?

— От тебя зависит.

— Но я, правда, не курил!

— Неправильный ответ.

Антон явственно скрипнул зубами.

— Не буду больше.

Пальцы Дмитрия на руле сжались и разжались.

— Футбол или бассейн?

Антон непонимающе посмотрел.

— Что?

— Что больше нравится: футбол или бассейн?

— Ничего не нравится.

— Значит, бассейн, — решил за него Дмитрий. — Со следующей недели начнёшь ходить, я договорюсь.

— Но я не хочу! — повысил голос и засверкал глазами Антон. — Не буду никуда ходить!

— Будешь, у тебя выбора нет. А я с матерью поговорю.

Антон на спинку сидения откинулся и улыбнулся, как-то по-особенному неприятно.

— Ты не можешь за меня решать. Никто не может. А ты в особенности.

— Почему это я в особенности? — заинтересовался Дмитрий, хотя прекрасно знал ответ.

— Потому что ты мне никто. У меня уже есть отец.

— Точно. Слушай, а может вас двоих того, в бассейн-то записать?

Антон взглянул на него с вызовом.

— Ты просто не знаешь, какой у меня папа!

— Это сейчас угроза была? — хмыкнул Гранович.

А Антон разозлился, нижнюю челюсть вперёд упрямо выдвинул, и в этот момент стал очень похож на деда. Дима даже головой качнул, удивляясь, и не смотря на воинственный вид Антона, по голове его потрепал. Тот, правда, из-под его руки вывернулся и снова на сидении откинулся. Хмурился всё так же, после чего заявил:

— Ты просто в маму влюбился, вот и пытаешься перед ней героем выглядеть.

Это высказывание пришлось переварить.

— С чего ты взял?

— Вы оба такие глупые, думаете, что я ничего не вижу?

— Вообще-то, про тебя мы как-то забыли подумать. Считаешь, зря?

Антон обиделся, отвернулся к окну. Дима же минуту собирался с мыслями.

— Договариваться будем?

Антон молчал.

— В конце концов, цель у нас одна: маму твою не расстраивать. Так?

— Тогда не говори ей!

— Антон, это глупо. И ты сам это, наверняка, понимаешь. Если она узнает на неделю позже, то это ничего не изменит. Ты поговоришь с ней сегодня, и прощения попросишь. А в понедельник пойдёшь в бассейн. И уроки делать будешь, каждый день, а не раз в неделю.

— Я, значит, буду пыхтеть, а тебе одни плюсы? Так не пойдёт!

— Интересно, — искренне поразился Гранович. — Можно подумать, что это меня застукали под лестницей, играющим в карты на деньги! Вот и отдувайся, раз не головой, а другим местом думал! Я — не мама, чтобы зубы мне заговаривать.

Они замолчали, обиженные друг на друга и возмущённые исходом разговора.

Вечером Дима решил Марину с работы встретить. Особой надобности в этом не было, но он решил, что лучше её подготовить к тому, что Антон ей дома сообщить собирается. Мальчик по дому ходил надутый и мрачный и с Грановичем принципиально не разговаривал. Диму это не сильно волновало, он неожиданно понял, что знает, как его расположение вернуть, это не так уж и сложно, а вот Марина могла не сдержаться и устроить сыну скандал. Наверное, это был бы вполне оправданный поступок, но приведёт он лишь к тому, что будут развёрнуты военные действия и покой из дома уйдёт надолго. А так, как Дмитрий знал способ этого избежать, по крайней мере, попытаться это сделать можно, упускать его было грех. Подъехал к отделению Сбербанка, в котором Марина работала, к семи вечера, из машины вышел, и стал ждать. Для клиентов вход уже был закрыт, но свет внутри ещё горел. Прошло минут десять, прежде чем из дверей начали выходить работники банка. Марина появилась в компании девушек, они переговаривались между собой, смеялись, а потом замолчали, заметив Грановича, расхаживающего перед своей машиной. Марина, кажется, смутилась, скомкано попрощалась, и к нему направилась.

— Дим, ты чего приехал? — удивилась она. Но когда он к ней наклонился, от поцелуя не увернулась.

— Решил тебя встретить, — пожал он плечами. — А то пока ты на автобусе до дома доберёшься.

Прежде чем сесть в машину, Марина обернулась на коллег.

— Ты на работе сегодня так и не был?

— Сам на себя удивляюсь, — невесело хмыкнул Дмитрий, поворачивая ключ в замке зажигания.

— Дима. — Марина руку протянула, чтобы по его волосам провести.

У него вырвалось нелепое бормотание, на Марину быстрый взгляд кинул, а после начал рассказывать.

— Я его убью, — проговорила Марина едва слышно, опешившая от таких новостей. — Точно, убью.

— Да подожди ты. Начнёшь кричать, совсем всё испортишь.

— Кричать? — изумилась она в полный голос. — Я не буду на него кричать, Дима! Я его просто... просто...

— Ну, что ты сделаешь? Выпорешь его? Поздновато, как мне кажется.

— Но додуматься до такого!.. В карты в школе играть! На деньги, Дима!

— Спокойнее, Мариш.

— Я не могу спокойнее!

Он руку на её колено положил, погладил. И решил порадовать:

— Кстати, он про нас знает.

У Марины разом все слова закончились. Рот открыла и на Диму в ужасе посмотрела.

— Откуда?

— Я же тебе говорил, он не маленький. И многое замечает.

Она лицо рукой закрыла.

— И что мне с ним делать?

— Поговори с ним, как со взрослым, не хватайся за ремень.

— Да я никогда не хваталась!

— Может, зря, — хмыкнул он. — Но сейчас об этом всё равно поздно.

Кричать Марина на сына не стала, обошлось. О чём-то долго с ним разговаривала за закрытой дверью комнаты Антона, видимо, внушала ему, как он не прав, но ни слова Дмитрием услышано не было. Хотя, он всё это время просидел в Элькиной комнате, делал вид, что помогает ей рисунок рисовать, но на самом деле подслушать пытался. И уже терпение терять начал, на часы поглядывал, и почему-то сочувствовал в данный момент Антону, представляя, как тому сейчас нелегко перед матерью оправдываться. Обещания, наверное, давал, клятвы разные. Но это Гранович так думал. Когда экзекуция, наконец, закончилась, и дверь открылась, первым из комнаты выскочил Антон, а, увидев Диму, возмущённо воскликнул:

— Не пойду я в ваш бассейн!

Марина расстроено на Дмитрия взглянула, но тот лишь усмехнулся.

— Пойдёшь, — заверил он мальчика.

На корабле всё-таки наметился бунт. Антон ходил на всех обиженный, отмалчивался, и только твердил, что ни в какой бассейн он не пойдёт. Никогда не ходил ни в какие секции и кружки, и теперь не собирается.

— Мне это не нужно, — уверял он мать раз за разом, но Марина решила сына на этот раз переупрямить.

— Пойдёшь. Дима уже договорился, в понедельник, в половине четвёртого, тебя уже ждут.

Антон за кухонным столом устроился, угрюмо разглядывал рисунок на скатерти и ногой мотал.

— А если я не хочу?

— Я хочу, Антош.

— Вот и запишись сама!

Марина отложила нож и выразительно взглянула на сына.

— Ты мне грубишь?

Антон голову ещё ниже опустил.

— Нет.

— Очень на это надеюсь.

— Но, мама, я не понимаю, почему я должен его слушаться! Мы так не договаривались!

Сын так смотрел на неё, с явным намёком, и Марине неудобно стало. Но постаралась взять себя в руки, глубоко вздохнула, и продолжить попыталась ровным голосом:

— Я не прошу тебя слушаться Диму, я прошу тебя слушаться меня.

Антон усмехнулся.

— Вот сейчас ты будешь врать, что это ты его попросила меня повоспитывать. А ведь это он первым про бассейн заговорил, а потом уже ты... подхватила. Так нечестно, мама! Я не обязан его слушаться!

— Ты повторяешься, Антон. — Марина подошла к столу. — И если хочешь знать, то мы это решили не вчера, разговор этот был некоторое время назад, и я ещё сомневалась, но последние события всё расставили по своим местам. У тебя слишком много свободного времени образовалось, его надо чем-то занять. И вообще, я не понимаю, что плохого в бассейне? Тебя же не на исправительные работы отправляют. К тому же, ты любишь плавать. В чём проблема?

Антон голову вскинул и упрямо выдвинул подбородок.

— В том, что вы за меня решаете! А я сам могу решить!

— Ах вот в чём дело. Ты взрослый стал.

— Вот именно!

— Тогда веди себя, как взрослый. Пока что я этого не вижу. Вместо этого ты связался со старшеклассниками, ты в карты на деньги играешь. Курить ещё начни, и это будет уже предел моего терпения.

Антон глаза в сторону отвёл и стал смотреть на закипающий чайник. Осторожно перевёл дыхание.

— Я ничего такого не сделал, мам, я только попробовал. У нас многие мальчишки... пробуют.

— Знаешь, Антош, у меня такое чувство, что ты сидишь и мне зубы заговариваешь. Честно. Ты не соседский мальчик, ты мой сын, и я тебя знаю, может тебе и покажется это странным. И я знаю, что ты прекрасно всё понимаешь. И из меня делать дурочку тоже не нужно. Ты в курсе, что того мальчика, что казино ваше школьное организовал, грозятся из школы отчислить? Он не просто в карты под лестницей с друзьями играл, он младших в это втягивал, которые все карманные деньги под этой самой лестницей оставляли. И ты не исключение, милый мой разумный сын. И я ещё поинтересуюсь у Анны Васильевны, ходишь ли ты на завтраки, деньги-то получал на это регулярно.

Антон снова замотал ногой.

— Ну, мам...

— Хватит. Всё решено. Ты не хотел по-хорошему, и вот чего добился. Я не ожидала от тебя такой глупости, вот дед приедет, я ему обязательно расскажу.

— Деда-то зачем втягивать?

— Затем, что может мозги тебе прочистит.

— Я наказан?

— Конечно, наказан!

Антон на стуле откинулся.

— А бассейн — это в качестве наказания? Когда я... — Он губами пожевал, подбирая слово, которое в полной мере позволит матери ощутить всю глупость её затеи. — Когда я исправлю своё поведение, я смогу его бросить?

Марина почти равнодушно пожала плечами, и выдала мимолётную улыбку.

— Конечно, милый, сможешь. Если тебе не понравится бассейн, найдём что-нибудь другое. А когда другое закончится, — она добавила в голос металла, — пойдёшь в кружок макраме.

Мать отвернулась, и Антон принялся взглядом её спину сверлить.

— То есть, теперь все вокруг будут заниматься моим воспитанием? Раньше я воспитывал Эльку, а теперь все вспомнили обо мне и будут воспитывать.

Марина повернулась к нему.

— Это было по-взрослому, Антош, — с сожалением проговорила Марина. — Словами бить ты учишься быстро.

Стало стыдно, и Антон снова взглядом в стол уткнулся. Носом шмыгнул. А Марина вернулась к столу и присела рядом с сыном.

— Мы хотим, как лучше, понимаешь? Вот если бы нам всё равно, никто бы тебе и слова не сказал. Но мы беспокоимся.

— Мы — это ты и твой Дима?

Она сглотнула.

— Он не мой.

— Да? А ведёт себя, как твой. Он всё решает, а ты соглашаешься.

Марина руки под столом в замок сцепила, и постаралась справиться с неловкостью.

— Антош, понимаешь...

— Да всё я понимаю! — Сын глаза на неё поднял. — Ты в него влюбилась, да? Но я ведь не против, мам, вот только у меня уже есть папа! И он меня в бассейн не отправлял!

Марина едва удержалась, чтобы не ответить ему, не сказать, что отец его даже после убедительной просьбы в школу не приехал и с учителями не поговорил, но это было бы неправильно и жестоко, и Антон услышать такое явно не заслуживал. Промолчала, взглядом сына проводила, когда он из-за стола встал, со скрежетом отодвинув от себя стул, и из кухни вышел.

— И что мне с ним делать, Дим? — спросила Марина вечером, правда, вопрос был скорее риторическим. Знала, что чёткого ответа не услышит.

Гранович по плечу её погладил.

— Он просто злится сейчас. Пройдёт немного времени, и успокоится.

— А если нет? Если он обиду затаит?

— Антон? — Дима недоверчиво хмыкнул. — А он может? У него не тот характер.

— Ты в этом так уверен?

— Ты мне сама об этом говорила, — удивился он. Но затем поинтересовался: — Он на меня злится?

Пока Марина раздумывала над ответом, Гранович с пониманием кивнул.

— Должен злиться.

— Дима...

— Да ладно. Это нормально, я думаю.

— Ты думаешь?

— А как бы ты вела себя на его месте?

Марина плечами пожала.

— Понятия не имею. — И тут же возмутилась: — Но я не понимаю, зачем он ввязался в эти игры! Ему деньги нужны?

Гранович поморщился.

— Да при чём здесь деньги, Марин? Думаешь, все эти мальчишки на деньги играли?

— А на что?

— На репутацию. Которую нужно зарабатывать. А хорошее поведение и отличные оценки её только отпугивают, — рассмеялся Дима.

Марина внимательно смотрела на него.

— Откуда ты знаешь?

Он глаза закатил.

— Мариш, я тоже был мальчишкой, и в школе учился, и в институте. Способы за прошедшие годы, может, и изменились, а цель — она всегда одна.

— Дурацкая цель.

— Сейчас я уже готов с тобой согласиться. Остаётся дождаться, когда Антон повзрослеет и сделает тоже самое.

Марина беспомощно качнула головой.

— Успокоил, называется.

В воскресенье Антон проснулся самым первым, его разве что Семён опередил, и когда Марина спустилась вниз, выскользнув тайком из Димкиной комнаты, застала сына в компании котёнка на кухне. Застыла на пороге, словно на месте преступления пойманная. А ведь была уверена, что проснулась первой, завтрак начнёт готовить, поджидая, когда проснутся остальные, и дети, конечно же, не узнают и не догадаются, что она снова не у себя в комнате ночевала, а увидев бодрствующего сына, невольно вспыхнула. Халат запахнула, вошла, но Антон лишь быстрый взгляд на неё кинул, и вернулся к своему завтраку, а его взгляд остановился на экране телевизора. Взял с тарелки ещё один бутерброд, снял с него один кусочек тонко порезанной колбасы и Семёну, восседающему на соседнем стуле, отдал. Котёнок в колбасу вцепился и даже заурчал от удовольствия.

Марина сына по волосам потрепала, проходя мимо. Тот не отодвинулся, но никак не отреагировал на это.

— Ты что-то рано проснулся, — заметила она, а Антон безразлично плечами передёрнул. — Яичницу тебе пожарить?

— Я наелся уже.

— Да? Ну что ж, молодец.

Антон сидел к ней спиной, прихлёбывал чай и снова ногой мотал. Марина хотела его одёрнуть, но почему-то не решилась. Наверное, оттого, что Антон слишком безразличным ко всему окружающему выглядел. Сразу становилось понятно, что он до сих пор злится и обижается.

— Мы с Элей сегодня поедем в центр, по магазинам, нужно её приодеть, она из всего выросла. Ты с нами поедешь? Купим тебе рюкзак новый, ты же хотел.

— Да ну, не хочу. — Он из-за стола поднялся, а Марина повернулась, и попросила:

— Антон, не веди себя так!

— Не пойду завтра ни в какой бассейн! — ещё раз повторил он и перебрался в гостиную, прихватив с собой довольного, наевшегося колбасы и сыра, Семёна. А Марина в раздражении кинула в раковину ложку.

— Это невыносимо!

— Антон наказан? — спросила Эля во время завтрака. — Да, мам?

— Да, — ответила Марина негромко.

— А что он сделал?

Дима усмехнулся, взглянув на девочку.

— А ты зачем спрашиваешь?

Она облизала ложку и плечами пожала.

— Эля, не приставай к брату, — попросила её Марина. — Мы с тобой сейчас в магазин поедем.

— А Антон не поедет?

— Он не хочет.

— Так ему и надо.

— Эля!

Она никак не отреагировала на восклицание матери, достала с тарелки ещё один бутерброд, посмотрела на него, раздумывая, а потом отдала его Дмитрию.

— На, я больше не хочу.

— Огромное тебе спасибо, — усмехаясь, поблагодарил её Гранович.

— Мы сейчас поедем в магазин, и мама купит мне пирожное. А ещё коктейль молочный.

— А, так это был акт милосердия с твоей стороны?

Эля бровки сдвинула, не уловив смысла в его словах, а Марина Диму по плечу ладонью шлёпнула. А дочери сказала:

— Иди умойся и собирайся потихоньку. Дим, ты с Антоном останешься?

— Останусь. Или ты за меня боишься?

— Он с утра не в настроении.

— Он и вчера был не в настроении.

— Дим... — Марина наклонилась к нему, приобняв за плечи. — Может, ну его, этот бассейн? Не хочет он, никак не хочет.

Гранович голову поднял, в лицо Марине заглянул.

— Ты что делаешь?

У неё вырвался вздох.

— Мне не нравится, что мы его заставляем.

— А то, что он тебя заставляет у него на поводу пойти, это тебе нравится, как я понимаю? — Она не сразу нашлась, что ответить, и Дима, воспользовавшись этим, по бедру её погладил и тут же от себя отстранил. — Иди, собирайся.

— Антон, ты точно не хочешь с нами поехать? — спросила Марина, уже застёгивая шубу перед зеркалом в прихожей. На дочь обернулась, потом сына глазами нашла. Антон сидел на диване в гостиной, с толстой книгой в руках, и только головой отрицательно мотнул, услышав её вопрос.

— Он наказан, ему нельзя в магазин, — громко провозгласила Эля, натягивая на руку варежку, высовывающуюся из рукава куртки и болтающуюся на резинке.

— Иди, иди, — пробубнил Антон, обращаясь к сестре. — Послушная девочка, которая отрезала вчера бант от своей панамы, чтобы кукле на голову приделать.

Марина к дочери повернулась, та же замерла, глаза вытаращила и тут же издала негодующий вопль:

— Неправда!

— Да? — со смешком переспросил Антон, переворачивая страницу.

— Я... я его на обратно приклею!

Гранович из своего кабинета вышел, привлечённый столь интересным разговором. Попытался спрятать улыбку.

— Идите уже, — поторопил он их. — А потом будешь на обратно приклеивать.

Эля из дома вышла надувшись, обиженная на брата, тот же выглядел весьма довольным, в книгу уткнулся и посмеивался. А Гранович пару секунд разглядывал его, раздумывая, после чего попросил:

— В кабинет ко мне зайди.

Антон голову поднял и настороженно поинтересовался:

— Зачем это?

— Просто зайди, тебе сложно, что ли?

Мальчик с дивана неохотно поднялся и отправился за ним в кабинет.

— Ну.

— Сядь.

Антон продолжал стоять и разглядывать его с вызовом. Грановичу пришлось повторить:

— Да садись, садись. Женщины уехали, можно нам ненадолго выдохнуть.

— Воспитывать будешь?

— Ты же сам сказал: я тебе не отец. Так с какой стати мне надрываться?

— Вот именно. — Антон подбоченился. — Так завтра бассейн отменяется?

— Вот что ты к этому бассейну привязался? Но раз ты так настаиваешь... — Дима открыл верхний ящик своего стола и достал оттуда колоду карт. — Предлагаю, разыграть. Выиграешь — не идёшь, а проиграешь... больше ни одной жалобы, завтра молча собираешься и идёшь плавать кролем, брассом, хоть коньком морским.

Антон недоверчиво уставился на карты в руках Грановича. А тот упаковку разорвал, и стал не спеша карты перетасовывать, поглядывая на мальчика, как заправский крупье на сомневающегося клиента. Одну бровь вскинул.

— Играем? Покер? Правила-то знаешь?

— А то, — фыркнул Антон, правда, в голосе промелькнула неуверенность. На стул сел, а сам взгляда от Диминых рук не отводил. Но всё же решил предупредить: — Если мама узнает, она тебе голову оторвёт.

— Да? Но тебе же не оторвала. Может, и меня пощадит.

— Вряд ли.

Гранович усмехнулся себе под нос. Ещё минуту карты тасовал, руки двигались быстро, Антон только глазами следить успевал. А потом уставился на карты, что у него в руках оказались, сдвинул брови.

Дима глянул на него исподлобья.

— Что ты посерьёзнел, — проговорил он. — Что-то не так?

— Всё так, — отозвался Антон, пребывая в задумчивости. Почесал кончик носа.

Мальчик явно пребывал в растерянности, пытался уловить подвох, на Дмитрия поглядывал в настороженности, но желание казаться взрослее и солиднее пересиливало. А Гранович совершенно спокойно закурил, глядя в свои карты, только между делом своему сопернику предложил:

— Сигарету?

Антон возмущённо посмотрел, щёки вспыхнули, а Дима, словно оправдываясь, руками развёл.

— Что? Матери дома нет.

— Ты карту берёшь?

Дима головой мотнул.

— Мне хватит. А у тебя там что?

Потребовалось полтора часа и шесть выкуренных Дмитрием до фильтра сигарет, прежде чем Антон окончательно насупился, покраснел и даже испариной покрылся.

— Ещё, — потребовал он и потянулся за добавочной картой. И уже через мгновение в негодовании бросил карты на стол. Гранович же аккуратным рядком выложил свои.

— Фул-хаус, — сообщил он спокойным голосом. Устало потянулся, закинув руки за голову, а когда выпрямился, хлопнул в ладони. — Так, чего ещё не было? Роял-флэша? Сейчас будет. — И взялся снова карты тасовать.

Антон подозрительно прищурился, наблюдая за ним.

— Ты дуришь меня, да?

Дима удивлённо вытаращился на него.

— С чего ты взял?

— Ты каждый раз выигрываешь, и каждый раз с новой комбинацией! — Антон от возмущения даже голос повысил. Дима же равнодушно пожал плечами.

— У нас с тобой какой уговор был? Проигрываешь — идёшь завтра в бассейн. На данный момент, ты проиграл столько раз, что теперь просто обязан закончить этот учебный год на отлично.

— Да, но если бы мы играли честно! А ты мухлюешь!

Гранович театрально ахнул.

— Правда? А я не помню, чтобы мы договаривались играть честно.

Антон вскочил.

— Тут не нужно договариваться, это... Просто так надо!

— Да ты что? А когда ты садишься играть с незнакомыми людьми, ты тоже их предупреждаешь, что играть будете честно? И что они тебе на это говорят? Кивают, наверное, да?

Антон взгляд в его усмехающееся лицо упёр, обижено носом шмыгнул и снова опустился на стул.

— Всё это не считается, ты меня обманул.

Дима ухмылку с лица убрал, раскинул карты веером по столу.

— Я не обманывал, просто показал тебе, что невозможно выиграть у человека, который картами себе на жизнь зарабатывает. И все ваши школьные игры, я больше чем уверен, построены на этом же. Хочешь, играть, играй в кругу своих, для развлечения. Иначе всегда будешь в дураках. Даже если немного и выиграешь. Это деньги, Антон, а деньги не терпят случайных людей, за ними всегда кто-то стоит. — Он карты перемешал, после чего одну за другой выложил пять карт одной масти. Антон даже рот открыл.

— Как ты это сделал?

— Обыкновенные карточные фокусы. Тебе до сих пор интересно играть, зная, что я всё равно тебя обыграю?

— А где ты научился?

— Когда в институте учился, в казино подрабатывал. Тогда не запрещено было. Когда знаешь как и что, становится скучно. И уж точно меня никогда не потянет в казино удачу свою проверять.

Антон руки на груди сложил, откинувшись на спинку стула. Потом признался:

— Я только два раза у них выиграл. В начале.

Дима глаз на него не поднял, чтобы не смущать, но кивнул.

— Правильно, подкормили, чтоб ещё пришёл. А сколько выиграл, если не секрет?

— По пятьсот рублей.

— Нормально. А потом их проиграл.

Антон кивнул.

— Пусть это будет тебе уроком. — Гранович прикурил ещё одну сигарету, хотя от такого количества никотина уже подташнивать начинало. — Ладно, иди. — Он поднялся, чтобы окно приоткрыть и впустить в комнату свежего воздуха.

Антон тоже поднялся, но медлил, не спешил уходить.

— Мама сказала, что деду расскажет.

Дима плечами пожал.

— Это она сама решит.

— Скажи ей, чтобы не говорила.

Он заинтересованно взглянул на мальчика.

— Почему?

— А зачем ему знать?

Дима усмехнулся.

— Действительно. Ладно, я с ней поговорю. — На Антона посмотрел. — Доволен? Всё, что мог, ты из меня вытянул.

Мальчик довольно хмыкнул.

— Ещё не всё.

— В бассейн завтра всё равно пойдёшь. И иди уже, наконец.

Антон из кабинета вышел, дверь хлопнула, закрываясь за ним, но Гранович всё равно услышал его голос:

— Мам, я в своей комнате буду. На обед меня позовёшь, хорошо?

Гранович чертыхнулся вполголоса, не затушенную сигарету в окно выбросил, и поспешил со стола разложенные карты убрать. Сгрёб их в одну кучу, хотел в верхний ящик стола скинуть, но не успел, Марина в кабинет вошла, ещё в шубе, и нос сморщила, принюхиваясь, после чего рукой помахала, сигаретный дым разгоняя.

— Дима, что ты тут делал?

— Ничего. — Он попытался выдать спокойную улыбку, и поинтересовался: — А вы почему так быстро вернулись?

— Да Элька раскапризничалась, мне кажется, она заболевает. — Марина всё это говорила, а сама смотрела на письменный стол и всё больше хмурилась. — Дим, зачем тебе карты?

Он заулыбался чересчур старательно и головой покачал, а во взгляде Марины добавилось подозрительности.

— Дима. Ты что, с Антоном в карты играл? Ты с ума сошёл?!

— Так, во-первых, не кричи, — попросил он её. — И я с ним не играл. Я его обыграл. Бессчетное количество раз.

— О боже, вот только этого не хватало! Чтобы он ещё и дома играл!

— Марин, ты преувеличиваешь. — Гранович колоду, наконец, сложил, подумал немного, а после бросил её в корзину для бумаг.

— Я преувеличиваю?

— Я не играл с ним, повторяю. Просто показал ему, что не всем дано выигрывать. Надеюсь, он понял.

— Вот уйди из дома!.. — Марина из кабинета вышла, возмущённая, на ходу снимая шубу. Дима пошёл за ней, всё-таки чувствуя себя виноватым, что было весьма странно, ведь знал, что поступил правильно.

— А ты собиралась и дальше с ним воевать, или уговаривать его? — поинтересовался он, правда, голос предусмотрительно понизил, надеясь, что дети не услышат и не поймут, что у него с их матерью первая ссора намечается. — Или всё простить и забыть?

— По крайней мере, я не собиралась потакать его вредным привычкам!

— А я и не потакал. Я показал ему, насколько глупо он себя вёл. По-моему, это более действенно, чем разговоры по душам в течение месяца!

— Это по-твоему.

— Теперь ты будешь на меня злиться?

— Когда бы он перестал злиться, я бы с ним поговорила. Или ты поговорил бы. Или...

— Или кто? Твой отец?

— Может быть.

— Знаешь, может, я тебя разочарую, но я больше чем уверен, что твой отец поступил бы точно, как я. Антон вырос, Марин, ему внушений мало, и пальцем грозить довольно поздно.

Она остановилась и посмотрела насмешливо.

— Откуда ты знаешь?

— Просто пытаюсь представить, что бы подействовало на меня. На меня, знаешь ли, родительский инстинкт не влияет, и пока ты пытаешься его воспитывать, я просто заполняю пробелы.

— Играми в карты?

— А почему нет? По крайней мере, теперь он знает, что его дурили, по полной. И в следующий раз пятнадцать раз подумает, стоит ли выставлять себя дураком и отдавать чужим дядям свои деньги.

Марина устало опустилась на стул.

— Не знаю, Дим, мне это всё равно не нравится. А если он начнёт курить? Ты заставишь его пачку сразу выкурить, чтобы отшибло на всю оставшуюся жизнь?

Гранович хмыкнул.

— А что, неплохой вариант.

Марина глянула на него исподлобья.

— Вот что ты говоришь?

Он руки на груди сложил.

— Марина, прекрати мучиться и позвони своему бывшему. Пусть он приедет и поговорит с ним, раз ты так переживаешь. Или ты боишься, что он не приедет?

Она нахмурилась.

— Я тебе слова про Игоря не говорила.

— Но это ведь ваши дети, и, как мне кажется, одно вытекает из другого. Ты сколько дней тянула? Взяла бы и позвонила, и тогда не пришлось бы сейчас на меня злиться из-за того, что я, по твоему разумению, поступил неправильно. Пусть он поступает правильно, он их отец! — Дима на пятках развернулся и направился обратно к своему кабинету. Правда, на пути попалась Элька, в новом костюмчике, с ворота которого бирка ещё свисала, и перед Грановичем покрутилась.

— Я красивая?

— Просто супер, — заверил он. На руки её подхватил и легко подкинул над головой. Элька радостно завизжала, а когда Дима её поймал, крепко обхватила его за шею руками.

— А мама не купила мне молочный коктейль, — решила пожаловаться она, — сказала, что он холодный. А у меня совсем горло не болит, правда-правда.

Дима её на пол опустил.

— Иди, покорми Семёна, а то он одичает совсем. Бродит по дому один.

Прежде чем дверь кабинета за собой закрыть, Гранович на Марину обернулся, она выглядела расстроенной, но он к ней возвращаться не стал, просто закрыл дверь. Остался один, чувствуя дикое недовольство. Намёки на недостаточное влияние на детей бывшего мужа Марины, отчего-то сильно задевали. Наверное, потому, что для неё это было важно, намного важнее, чем Дмитрий в самом начале предполагал. И ему приходилось находить для себя оправдание каждый раз, когда нужно было помочь Антону или Эле. Марина тут же вспыхивала и начинала терзаться мыслями о том, что это он делает, хотя должен был бы этим заниматься Игорь. И в вину это вменялось именно Грановичу, словно он сознательно бывшего Марины из их жизни выгонял. Но ведь он не выгонял, он даже знаком-то с ним толком не был. И если честно, это ему было не интересно. Он вообще, человек не ревнивый, так зачем ему бывший муж его женщины? Или нужен? Как-то быстро всё начало запутываться.

— Ты злишься?

Дима глаза на вошедшую в спальню Марину поднял, секунду с ответом медлил, после чего отвернулся и головой покачал.

— А мне кажется, что злишься.

— Да не злюсь я, Мариш.

Она к кровати подошла и присела на край, без всякого интереса взглянула на экран телевизора, пытаясь понять, что привлекло внимание Грановича. Ладонью по атласному покрывалу провела, придвинула её к руке Димы, дотронулась и тут же отодвинула.

— Антон согласился пойти завтра в бассейн.

— Да? — протянул Дима, изображая удивление. — Что это с ним такое случилось, интересно.

— Ну, прекрати, — одёрнула его Марина. — Возможно... Только возможно, что я была не права, но всё равно... Дим, твои наглядные примеры, как оказалось, весьма действенны, но меня они всё равно пугают.

Он усмехнулся краешком губ, по-прежнему не отрывая взгляда от экрана.

— Что ж ты такая пугливая-то?

Марина сурово сдвинула брови.

— Почему у меня такое чувство, что ты смеёшься надо мной?

Гранович наконец посмотрел на неё. Потом руку протянул и прикоснулся к щеке Марины.

— Я не смеюсь. И даже готов пообещать впредь воздержаться от... наглядных примеров. Так ты сказала? Я просто хотел помочь.

— Я знаю. — Марина придвинулась к нему ближе. — И это очень здорово.

Он улыбнулся ей, но Марина, вместо того, чтобы расслабиться и порадоваться его улыбке, насторожилась. Она напомнила ей прежнего Грановича, который стоял перед толпой и журналистами, и улыбался вот так, холодно и отстранёно. Но сейчас толпы не было, была только Марина, и Дима в глаза ей смотрел, и, кажется, пытался что-то в них разглядеть. На одно короткое мгновение стало страшно, что не увидит, и враз потеряет интерес. Марина не выдержала и глаза опустила. Правда, Гранович её за подбородок двумя пальцами взял, приподнимая ей голову.

— Хочешь, я пообещаю тебе, что больше не стану вмешиваться. И когда в следующий раз возникнет проблема, ты просто позвонишь бывшему мужу. Так тебя устроит?

Марина оттолкнула его руку.

— Это тебе Игорь покоя не даёт!

— Правда? Мне? А, по-моему, это ты никак не можешь смириться.

— Смириться? — ахнула Марина, всерьёз оскорблённая. — Я могу смириться, я уже давно смирилась. Иначе бы... иначе...

Дима глаз с её лица не сводил.

— Что? Не стала бы спать со мной?

Марина сделала попытку от него отодвинуться, но Дмитрий прижал её к своему боку.

— Ладно. — Он накрыл её своей рукой. — Давай не будем на ночь глядя отношения выяснять. Всё ведь нормально? — Дима на спину перевернулся, продолжая Марину к себе прижимать. Погладил, успокаивая.

— Я не уверена, — проговорила она тихо.

Гранович на эти слова никак не отреагировал, а может, и не услышал. Лежал рядом, Марина к нему прижималась, и чувствовала, насколько он напряжён. Пытался расслабиться, молчал, делал вид, что ничего особенного не произошло, в телевизор смотрел, и Марина всё это терпела, сама до конца не понимая зачем. Но уйти, разозлиться на него, окончательно рассориться, было ещё страшнее. К тому же, она на самом деле чувствовала себя ответственной за случившееся непонимание. Её удивляло, что Димка так упрямо, раз за разом, упрекает её в том, что она не в силах отпустить от себя Игоря. Ей же самой казалось, что она о бывшем муже вспоминает непростительно редко, и дети от этого пострадать могут. А вот Дима уверял в обратном. Может, она чего-то за собой не замечает? И, видимо, что-то делает не так.

Или Гранович врёт, что собственнические инстинкты ему чужды. А с этим вообще непонятно, что делать.

Пошевелилась, устраиваясь поудобнее, в боку уже кололо от неудобной позы. Некоторое время ждала, что Дима придвинется ближе, обнимет крепче, но он лежал неподвижно, дышал ровно, кажется, все его силы ушли на то, чтобы сохранить видимое спокойствие. И неловкость всё-таки повисла в воздухе, и если бы в другое время Марина решилась первой нарушить молчание, то сегодня лишь лежала рядом и обдумывала их ссору. Подложила под щёку ладонь, смотрела на задёрнутые ночные шторы и совершенно не прислушивалась к бормотанию, доносящемуся из телевизора. А потом в комнате стало темно и тихо, совершенно неожиданно для Марины, Гранович телевизор выключил, а пульт положил на прикроватную тумбочку. Она услышала Димкин усталый вздох, он одеяло на них натянул и всё-таки обнял.

— Спи, — шепнул он, а Марина вместо этого перевернулась на спину и позвала:

— Дима.

— Спи, Марина, — перебил он её, — всё завтра.

Кажется, Димка на неё обижался, или даже злился. Марина присматривалась к нему в последние дни, сердцем чувствовала, что что-то не так, но Гранович не хмурился, не отмалчивался, даже улыбался ей как обычно, вот только глаза прятал, и это Марину пугало, если честно. Но в начале отношений всегда так: как только налёт романтичности начинает спадать, на первый план выходят характеры, вредные привычки, и уже начинаешь задумываться, прежде чем что-то сказать или сделать, избегаешь безоглядности, обидеть боишься ненароком. И узнаёшь столько нового о любимом человеке, некоторые вещи удивляют и даже поражают, а другие напугать могут. Вот и Марина уже готова была испугаться, хотя, повода вроде бы ей никто и не давал. Но она чувствовала, что Дима напряжён. История с Антоном, когда они не нашли друг у друга понимания, вернула их с небес на землю. Марина пыталась с Грановичем поговорить, обсудить их разногласия, объяснить ему свою позицию, и тоже злиться начинала, когда Дима с ней соглашался. Кивал или поддакивал, но при этом по-прежнему не смотрел ей в глаза, а однажды даже сказал, что зря он влез, это не ему решать, как её ребёнка воспитывать. Марина тогда застыла перед ним, уязвлённая и удивлённая его словами, ведь она ни разу не обвинила его в том, что он не в своё дело лезет. У неё даже в голове этого не было, она лишь не была согласна с его методами. Она теперь боялась этих карт, боялась, что Антон после Димкиных уроков ещё сильнее этим делом увлечётся, учителя на экстренном родительском собрании, которое организовали в школе, таких ужасов порассказывали, и она после Грановичу жаловалась, переживаниями делилась, и он с ней согласился, успокаивал, но на своём продолжал стоять. До того самого момента упорствовал, пока Игорь не решил нанести им визит, привлечённый отголосками школьного скандала. Антону тогда от отца здорового досталось, правда, он не спорил и не огрызался в ответ, выслушал всё молча, а Марина, наблюдая за сыном, пропустила тот момент, когда Димка появился. Он вмешиваться в воспитательный процесс не стал, послушал пару минут, только с Антоном переглянулся, и ушёл. А после ухода Игоря и сказал Марине, что она права, и он вмешиваться не должен был. Но ведь она ему этого не говорила! Но всё равно теперь чувствовала себя виноватой. И не знала, то ли ей прощения просить, то ли самой на Грановича обидеться. Как вообще себя вести? Димка ведь не Игорь, он отходчивым характером не обладал, если уж решил что-то, не свернёшь. И Марина ещё не слишком хорошо его знала, чтобы суметь быстро подстроиться или смягчить Димкин гнев. А он был зол, это чувствовалось, как ни пытался скрыть, но напряжённость вылезала наружу. Теперь всё больше молчали, а если разговаривали, то о каких-то пустяках, избегая серьёзных тем, и опять же старались не встречаться взглядами. Марина уже готова была взорваться, и больше всего её бесило напускное Димкино спокойствие. Кажется, это на самом деле первая серьёзная ссора в их отношениях. Вопрос в том: как её пережить?

И мало ей было проблем дома, так ещё и на работе находиться стало невыносимо. После того, как Димка пару раз заехал за ней вечером, на работе уже начали шептаться. Это было неприятно и немного стыдно, особенно когда Марина входила в комнату, а все разговоры тут же стихали. Ей продолжали улыбаться, звать на обед, но все разговоры, с которыми к ней теперь обращались, в итоге сводились к обсуждению только одного человека — Дмитрия Грановича.

— Марин, у тебя с ним роман?

— Он ведь живёт в твоём доме, да?

— Тебе повезло! — заверяли её, непонятно почему уверенные в этом. Марина сама ещё не могла точно сказать, повезло или нет, а чужие люди уже всё за неё решили. А однажды даже услышала слова своей начальницы, которая негромко, но очень выразительно, произнесла:

— Нечему тут удивляться. Всем известно, что деньги к деньгам идут.

Вот так вот, она теперь, оказывается, богатая дама, которая каждое утро сюда приходит время провести, а не на жизнь заработать. И в любовниках у неё олигарх. Кстати, не забыть у Димки спросить, олигарх он или просто зам с большими перспективами.

— За тобой сегодня заедут или ты с шофёром?

Ей снова улыбнулись, вроде бы доброжелательно, но то, как переглядывались, думая, что Марина не замечает, безумно раздражало. Губы в ответной улыбке растянула, покачала головой, но прежде чем успела ответить, заметила Игоря. Он стоял на крыльце банка и курил, устремив взгляд куда-то вдаль. Выглядел таким серьёзным, что у Марины сердце ёкнуло в плохом предчувствии. С шага сбилась, её кто-то под руку подхватил, Марина голову повернула, встретила насмешливый взгляд, и свою руку решительно освободила. Вдруг стало противно до невозможности.

— Марин, скоро расписание придётся составлять, чтобы не столкнулись.

— До завтра, — сказала она в ответ, и, не оглядываясь, направилась к бывшему мужу. — Ты что здесь делаешь?

Он голову повернул, кажется, на самом деле только заметил её приближение. Видимо, не на шутку задумался о чём-то. Взглядом Марину окинул, а после улыбнулся.

— Привет.

Она на его добродушие никак не отреагировала.

— Ну, привет. Что случилось?

— Да ничего. — Игорь окурок щелчком отправил в сторону. — Деньги тебе привёз, и решил заехать, с работы тебя забрать.

— Интересно. Откуда такая забота взялась?

— Марин, вот что ты начинаешь? — Улыбка на его лице несколько поблекла.

— Просто удивилась. — Она спустилась по ступенькам.

— Я просто заехал, Марин, мне по дороге было. Не надо так нервничать. — Игорь усмехался, но смотрел в сторону. И рукой на стоянку указал. — Машина там, пойдём.

— Не нужно меня подвозить, я сама прекрасно доберусь. Поезжай домой.

— Давай ты не будешь со мной спорить?

Марина посмотрела на него.

— Почему это я не буду с тобой спорить?

Игорь многозначительно хмыкнул.

— Боишься?

— В смысле?

— Теперь тебя никто не имеет права подвозить? — Они как раз дошли до его машины, и Игорь брелком сигнализации щёлкнул. Автомобиль послушно моргнул фарами, а бывший муж шикарно распахнул переднюю дверь, в ожидании на Марину посмотрел. А она нахмурилась.

— Я даже знать не хочу, на что ты сейчас намекаешь. — В машину села, аккуратно подобрав подол шубы, а потом голову подняла, встретилась с Игорем взглядом, поняла, что он за ней внимательно наблюдает. — Что?

Он головой качнул, коротко улыбнулся и дверь захлопнул. Пока он машину обходил, Марина за ним через стекло наблюдала, и, если честно, уже успела раскаяться в том, что всё-таки села к нему в машину. Зачем? Судя по поведению Игоря, он собирается заговорить о чём-то серьёзном, а Марина не хотела с ним по душам разговаривать. Сегодня у неё сил на это нет. Оставшиеся хотелось сохранить для разговора с Димкой, в данный момент это беспокоило гораздо сильнее.

Игорь на водительское место сел и сразу полез во внутренний карман куртки, достал конверт. Протянул его Марине.

— Вот, деньги.

Марина конверт приняла, в руках его покрутила, разглядывая. А потом не удержалась и спросила:

— А почему ты мне деньги в конвертах отдаёшь?

Игорь удивлённо моргнул.

— А что?

Марина усмехнулась.

— Да нет, ничего. Просто странно немного. Зарплату без конвертов сколько лет носил, а алименты прячешь. Стыдно, что ли?

Он сурово сдвинул брови.

— Тебе больше придраться не к чему?

— Конечно, не к чему. Мы теперь посторонние друг другу люди. — Она убрала конверт в сумку.

Игорь наблюдал, положив руки на руль, а после отвернулся.

— Мы поедем? Мне домой надо, — поторопила его Марина, не выдержав молчания.

Он повернул ключ зажигания, и машина тронулась с места. До посёлка было всего минут пять езды, поэтому Игорь отмалчивался недолго. Марина мысленно готовилась, видя, как он с мыслями собирается.

— Он ведь не просто так в твоём доме живёт, я прав? Люди правду говорят?

Марина нижнюю губу прикусила, до боли, но собралась с силами, и спокойным тоном переспросила:

— И что же люди говорят?

Игорь кинул на неё быстрый взгляд.

— А то ты не знаешь.

— Конечно, не знаю. Откуда? Мне-то никто ничего не рассказывает, наверное, считают, что я сама всё знаю. Но в последнее время я такие удивительные вещи про себя узнаю...

— Не тараторь, Марин.

Серьёзно посмотрела на него.

— А ты меня не одёргивай.

Игорь зло рассмеялся.

— Я же знаю тебя. Когда тараторишь, значит, волнуешься. — Ещё один короткий, но пристальный взгляд, брошенный в её сторону. — Значит, врёшь.

— Интересно, — негромко протянула она, — это в чём это я тебе соврала. Ещё и не сказала ничего.

— Тогда скажи.

— А почему я должна это делать? Ты мне кто? Занимайся своей личной жизнью.

— Личная жизнь не при чём. Но тебе не кажется, что... — Он явно впадал во всё большее раздражение. — Не очень умно на глазах у детей...

Марина в сумку свою вцепилась.

— Так вот почему ты из семьи ушёл, оказывается! Чтобы не на глазах у детей!..

— Марина!

— Смотри на дорогу.

Он отвернулся от неё.

— И можешь не волноваться, с детьми Дима договариваться умеет. Он даже с сыном твоим общий язык нашёл, к твоему сведению. И пока ты на него только орёшь, он с ним разговаривает. И вместо того, чтобы устраивать мне глупые сцены, лучше бы пример с него взял.

— Пример? Как в чужом доме жить и устраиваться на всём готовом?

— А ты решил в чужом доме свои порядки наводить?

Они остановились на светофоре, и Игорь тут же к Марине повернулся.

— Но ты ведь с ним спишь.

Осторожно перевела дыхание.

— Я с ним живу, Игорь.

— Живёшь? Вот так просто, с незнакомым мужиком? Сколько времени после развода-то прошло?

Марина открыто смотрела ему в глаза.

— Сколько, Игорь? Ты тоже разводился, должен помнить.

Сзади нетерпеливо засигналили, Игорь ругнулся себе под нос и тронул машину с места.

— Думаю, у меня есть право удивиться. Ты ведёшь себя странно. С тех самых пор, как...

— Как что? Как в моей жизни отец появился? — Марина легко пожала плечами.

— Отец? Скорее его деньги.

— Ах вот как ты обо мне думаешь?

— Это не я думаю, просто ты так себя ведёшь.

— Неправда.

— Ты же сама всегда говорила, что деньги людей портят. И что в итоге? Шикарные тачки с шофёром, норковые шубы, — Игорь ухмыльнулся в сторону, — новые увлечения.

Марина зажмурилась на секунду.

— Замолчи, Игорь.

— И дети всё это видят, — продолжал он, не в силах остановиться. — А потом ты удивляешься, с чего это Антон денег захотел!

— Ты сам себе противоречишь, Игорь. То у нас денег куры не клюют, а то Антон пошёл деньги в карты выигрывать, потому что они ему теперь необходимы!

Бывший муж угрюмо молчал, в руль вцепился, а Марина мысленно подгоняла время. Каким бы глупым ей не казалось то, что Игорь говорил, но его слова всё равно обижали, такими несправедливыми казались, а в некоторые моменты Марине казалось, что она голос бывшей свекрови слышит. Про желание Антона выиграть побольше денег, явно она сыну напела.

На въезде в посёлок, Марине пришлось показаться из машины, чтобы охранник поднял шлагбаум. Проехали через улицу, свернули, и вот уже остановились у дома. Марина дверную ручку нащупала, не терпелось уйти, но Игорь её удержал. Она посмотрела в раздражении и рукой дёрнула.

— Отпусти.

— Марина, подожди.

Она выдохнула.

— Что ещё ты хочешь мне сказать? Что я детей на тропу порока вывожу? Плохой пример им подаю? Тем, что пытаюсь устроить свою личную жизнь. Может ты и удивишься, Игорь, но она у меня тоже есть, жизнь эта личная.

Он качнул головой, слегка виновато.

— Нет, не это. Но я имею право волноваться. Всё-таки он чужой...

— Он не чужой. Он мне и детям уже не чужой. Потому что они его видят намного чаще, чем тебя. И это только твоя вина, ты когда-то так решил. И теперь упрекать меня в чём-то права не имеешь. Но это он возится с Элькой, хотя раньше никогда с маленькими детьми не общался. Он с ней рисует, он ей книжки читает. И он поехал к Антону в школу, когда это потребовалась. Тебя не было, ты ведь у нас занятой, а он всё бросил и поехал. И, к твоему сведению, это только Димкина идея насчёт бассейна, и он же Антона забирает вечерами, чтобы тому после бассейна не пришлось на автобусе домой ехать. А ты даже не додумался предложить свою помощь! Конечно, ты привык, что Антон уже вырос, что сам со всем справляется, тебя не беспокоят его дела. — Марина в глаза ему заглянула. — А я не хочу, чтобы мой сын в двенадцать лет был взрослым. Не хочу, понимаешь? И за что я Димке всегда буду благодарна, так это за то, что Антон рядом с ним успокаиваться начал. А знаешь почему? Потому что Димка с ним разговаривает. Вот просто банально садится и разговаривает. — Она выдохлась и сглотнула. — Игорь, он ему дневник показывает. Мне не показывает, а ему да. Вот и подумай, что ты потерял, пока грезил о своём светлом будущем!

— Значит, я плохой отец?

— Нет, этого я не сказала. Ты детей любишь, но иногда мне кажется, что ты их не слышишь и не чувствуешь, — закончила Марина вполголоса. И тут же раскаялась в сказанном. Отодвинулась, волосы нервным движением за ухо заправила, и вдруг заметила у калитки, в полумраке, мужскую фигуру. Сразу в жар бросило. Сколько он здесь уже стоит? И сколько времени она сидит в машине Игоря? Решительно открыла дверь.

— Я пойду.

— Марина, мы не договорили.

— А мне больше нечего тебе сказать. Теперь всё от тебя зависит.

Он не стал её задерживать, Марина из машины вышла, дверью хлопнула чересчур сильно, и направилась к Грановичу. Он стоял у калитки и наблюдал за ней. Руки в карманах куртки, голова высоко вскинута, а взгляд въедливый и неприятный. Когда Марина его встретила, запаниковала и почувствовала, как сердце ёкнуло.

— Дима.

— А я хотел ехать встречать тебя, нет и нет.

Марина подхватила его под руку, отворачивая от дороги, где разворачивалась машина Игоря.

— Мы заговорились.

Гранович хмыкнул.

— О чём это?

— О детях, о чём. — Марина остановилась, к Дмитрию повернулась и на цыпочки приподнялась, вцепившись в его куртку, чтобы равновесие удержать. — Поцелуй меня.

Ей показалось, что он слишком долго медлил. Да и сам поцелуй вышел каким-то бесчувственным и поспешным. Дима и сам это, наверное, понял, потому что когда отстранился, Марину сразу приобнял, и, стараясь придать своему голосу побольше бодрости, сказал:

— Пойдём в дом, а то замёрзнешь.

От его тона и торопливости на душе остался неприятный осадок. Но что-либо сказать Марина не осмелилась. В дом вошли, Дима помог ей снять шубу, его руки задержались у Марины на плечах, но прежде чем она успела на это хоть как-то отреагировать, Гранович уже отвернулся и даже отступил на пару шагов.

— Дим, он алименты привёз.

Он нахмурился, якобы непонимающе.

— Да? Отлично.

— Дима! — не удержалась она от упрёка.

— Мама, мама пришла! — Элька едва ли не кубарем скатилась вниз по лестнице, напугала Семёна, который только-только успел устроиться на диване спать, и бросилась к Марине, обхватила её руками.

— Привет, малыш. — Марина дочь по волосам потрепала, улыбнулась ей, и взглядом проводила Дмитрия, который направился к своему кабинету. На душе такая пустота образовалась, от беспомощности закричать хотелось. Вот зачем он так поступает? Мало ей выдумок бывшего мужа, так ещё Димка её не то что понимать, выслушать отказывается. Для всех нужно оправдание найти, а где их столько набраться? Особенно, если ничего ужасного она не совершала.

— Мам, скажи папе, чтобы не приезжал ко мне в школу! — потребовал Антон. Смотрел на Марину исподлобья, потом на стол навалился.

Марина тарелки со стола убирала, а после слов сына, кинула на того задумчивый взгляд.

— Он имеет на это право, Антош, приехать и поговорить с учителями.

— Он с ними не говорит, он меня потом отчитывает.

— Да? Значит, ты что-то не так делаешь.

— Всё я так делаю, — воспротивился мальчик. А после добавил с ехидством: — И папа не хочет, чтобы я в бассейн ходил.

Марина глаза к потолку подняла, стараясь сдержать волну недовольства, всколыхнувшуюся внутри.

— Ты будешь ходить.

Антон за матерью внимательно наблюдал, после чего многозначительно хмыкнул.

— Как Дима сказал?

Марина вцепилась в край стола, стараясь с сыном взглядом не столкнуться.

— Нет, как я сказала.

Когда у дома остановилась машина, Марина даже не сразу поняла, что это именно к ним гости пожаловали, но у окна встала, наблюдая. Первая мысль почему-то об отце, который слишком долго отсутствовал. Всё обещал приехать, обещал, но откладывал, жаловался на занятость. Марина хоть и боялась немного его визита, не знала, как будет объяснять свои отношения с Грановичем, и вообще решить не могла, стоит ли об этом сообщать отцу, но всё равно ждала его приезда с нетерпением. На самом деле соскучилась, по родному близкому человеку, который всегда поймёт и простит, по крайней мере, попытается это сделать. Без всяких оговорок.

Но это оказался не отец. Из незнакомой машины вышла Наталья, и направилась прямиком к дому. Марина наблюдала за ней, даже носом в стекло ткнулась, когда Наталья оказалась у входной двери, и увидеть её из кухонного окна теперь было не так просто. Зато в дверь позвонили, Марина от окна отпрянула и застыла в растерянности, не понимая, что Наталью могло привести к ним в дом в такое время. А пока она раздумывала, хлопнула дверь кабинета, и появился Гранович. Направился прямо к входной двери, и только короткий взгляд на Марину бросил и пояснил:

— Это ко мне.

Вот так вот, это к нему! Гостья пожаловала. Марина руку в бок упёрла, не в силах сдвинуться с места, и только чутко прислушивалась к тому, что происходило в прихожей. Слышала лёгкий женский смех, добродушное Димкино хмыканье, потом услышала, как Гранович произнёс:

— Проходи.

И вот они уже вдвоём появились в поле её зрения, от Дмитрия Марине снова короткий взгляд достался, но она на него никак не отреагировала, смотрела на Наталью, а в душе огонь разгорался. Вот только визита этой женщины и не хватало для того, чтобы окончательно впасть в отчаяние. Ведь зачем-то Дима её пригласил, да ещё вечером. Интересно, а она в курсе, что Гранович здесь не просто живёт? Мысленно одёрнула себя, смущающие мысли отогнала, и внимательнее присмотрелась к Наталье. Та, конечно, выглядела, как всегда, замечательно, от неё словно лучики благодушия и довольства собой и жизнью в целом расходились, освещая все вокруг. В элегантном брючном костюме, с аккуратно уложенными светлыми волосами и сияющей улыбкой, она совсем не выглядела деловой женщиной. В руках у Натальи был небольшой портфель для документации, но Марине почему-то не верилось, что она пришла решать какие-то рабочие вопросы. Наталья так смотрела на Дмитрия, словно тот её на долгожданное свидание пригласил. Значит, точно не знает, решила про себя Марина.

— Добрый вечер, — поздоровалась Наталья, наконец, заметив Марину. Та кивнула.

— Добрый.

— Пойдём в кабинет, — пригласил её Гранович, рукой указал на дверь, а сам на Марину обернулся. Заинтересованно вздёрнул одну бровь и одними губами спросил: — Что?

Марина презрительно фыркнула и гордо отвернулась, правда, как только услышала звук захлопнувшейся за этой парочкой двери, без сил опустилась на стул. Состояние ужасное, злость и беспомощность одолели одновременно. Всё-таки она его ревнует. Смешно, ей-богу, в её возрасте вдруг в полной мере осознать, что такое ревность. Она даже Игоря не ревновала, когда узнала про его роман на стороне. Тогда она в отчаянии была, страшно было, обидно до слёз, он её в самое сердце ранил, но обжигающей ревности Марина не чувствовала. Впервые её кольнуло, когда увидела Диму с Натальей, как та льнула к нему. Тогда Гранович был чужим и посторонним, а она всё равно расстроилась, так что удивляться, что сейчас сама не своя стала? Да ещё дверь закрыли!..

Или это он назло её вызвал, чтобы Марину этим уколоть?

— А здесь многое изменилось, — сказала Наталья, оглядываясь. — С моего последнего визита.

Дима к своему письменному столу прошёл, разбросанные бумаги на край сдвинул.

— Да, Марина потихоньку дом обставляет. — Через плечо оглянулся. — Ты садись. Хочешь чего-нибудь?

Наталья в кресло присела и закинула ногу на ногу.

— Не хочу, Дим. Ты меня из ресторана вытащил, забыл?

— Прости. Но у меня некоторые цифры не сходятся, и я никак не могу найти ошибку. Как понимаю, у меня не хватает нескольких договоров о поставках.

— Да ладно, не оправдывайся. — Она внимательно наблюдала за ним. — Я же знаю тебя. Если до истины не докопаешься, не успокоишься до утра. Я заехала в офис и привезла всё, что ты просил.

— Отлично. — Гранович забрал у неё портфель. Пока он перебирал полученные документы, Наталья снова оглядываться принялась.

— А я смотрю, ты здесь прижился. Квартиру снимать передумал?

Дима лишь плечом дёрнул, вроде бы не собираясь отвечать. Но так просто ослаблять хватку Наталья не привыкла.

— Правду говорят, что Стеклов этот дом на дочь переписал?

Дима глянул исподлобья и усмехнулся.

— Правда. А что? Вполне разумное решение.

— Да уж, разумное. — Она ноготками по подлокотнику побарабанила. — Всё-таки в жизни удивительные вещи случаются, согласись. Живёшь себе, живёшь, а потом неожиданно выясняется, что у тебя есть отец, и не какой-нибудь, а Стеклов, и ты единственная наследница.

— Ты завидуешь, что ли, Наташ? — Дима за стол присел и кинул на собеседницу весёлый взгляд.

— Да нет. Удивляюсь просто. Повезло ей.

Он кивнул.

— Повезло. Но вряд ли она оценит материальную сторону этого везения так, как ты. У неё никого не было, а тут отец появился. Для Марины это много.

Наталья улыбнулась.

— А я, значит, меркантильная? Ты так считаешь?

— Нормальная ты, не придирайся к словам.

Она села прямо, пристроив острые локотки на подлокотниках.

— А ты?

— Что я?

— Ты в последнее время странно себя ведёшь.

Гранович уткнулся взглядом в документы.

— Да были... некоторые неурядицы.

— Где? Здесь?

Он поднял на неё смеющийся взгляд.

— Наташ, ты чего хочешь?

Она улыбнулась ему.

— Прости уж мне мой интерес. Но я имею на него право, ты так не считаешь? Ты мне ничего не говоришь, но я сама догадалась. Я как чувствовала, что твоё пребывание в этом доме закончится чем-нибудь этаким. Но, если честно, не совсем понимаю, для чего тебе это нужно. У неё же дети.

— Дети, — покаянно кивнул Дмитрий, и усмехнулся, не поднимая на Наталью глаз. — Очень энергичные дети, я бы сказал.

— Значит, правда? Ты и дочка Стеклова?

— Я не намерен это обсуждать, — растягивая слова, ответил он.

Наталья не спускала с него внимательного взгляда, и воодушевлённой совсем не выглядела, облизала губы, а сама мысленно подбирала слова. Разозлить Грановича в её планы не входило. Прекрасно знала, что он долго может сохранять видимое спокойствие, но какое-нибудь неосторожное слово может заставить его взорваться, и тогда никому мало не покажется.

— А Николай Викторович в курсе... ваших отношений?

Дима встряхнул бумаги, которые в руках держал.

— Наташ, не лезь, куда не просят.

Она послушно примолкла, не рискнув больше задавать вопросы. Ждала, пока Гранович закончит изучать документы, видела, как он хмурится, задумавшись, казался таким сосредоточенным, но Наталья почему-то была уверена, что стоит ей пошевелиться, и Дмитрий сразу отзовётся на это всплеском раздражения. Снова обвела взглядом кабинет, приметила на книжной полке фотографию в рамке, и с минуту вглядывалась в неё.

Задержаться пришлось на большее время, чем Наталья рассчитывала. Дима, как всегда, с головой ушёл в возникшую проблему, задавал вопросы и недовольно поджимал губы, когда Наталья затруднялась с ответом. Уже и не рада была, что согласилась приехать, её любопытство сюда влекло, а оказалась объектом чересчур пристального внимания Грановича. Он, кажется, разозлился на неё за неуёмное любопытство, и теперь старался отыграться. Наталья терпеливо сносила его въедливость и настойчивость, а отвлеклась только, когда дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула девочка. Наталья с интересом к ней присмотрелась. Милый такой ребёнок, в голубеньком платьице и с тёмными кудряшками, обрамляющими румяное личико. Она повисла на дверной ручке, поразглядывала её и Дмитрия, и всё-таки решила войти. Мимо Натальи молча прошмыгнула, только косилась на неё с любопытством, подошла к Диме и ухватилась за край стола, пытаясь увидеть, чем он занят.

— Поздороваться не забыла? — поинтересовался Дмитрий вполголоса, не поднимая глаз.

Элька в задумчивости взглянула на гостью. Прищурилась.

— Здрасьте.

Наталья важно кивнула.

— Здравствуй. — А после решила поинтересоваться: — Как тебя зовут?

Девочка посмотрела на Грановича, словно спрашивала у него, стоит ли ей отвечать, никакой реакции от него не дождалась, и ответила:

— Эля.

— Какое интересное имя. Это значит, ты Элеонора? Или Эльвира?

— Меня Эля зовут.

Дима глаза на Наталью поднял.

— Она Элина.

— Ого. — Наташа усмехнулась.

— Что "ого"?

— Редкое имя.

Эля тем временем ладошкой по столешнице провела, вытянув руку, и голову на неё положила. Дима её руку от нужных бумаг отодвинул.

— Ты бы шла, поиграла. Ты мне мешаешь.

— Не мешаю.

— Так, не спорь со мной.

Элька обиженно выпятила нижнюю губу.

— Мне скучно.

— Эля, иди к маме. Я работаю.

Девочка снова на Наталью посмотрела, той даже показалось, что с вызовом. Потом к Диме подошла и уцепилась за его свитер. Просто вцепилась и так замерла, отвернувшись ото всех. Наталья наблюдала за ней с недоумением, не понимая, чего девочка добиться хочет. Дмитрий, кажется, перестал на неё внимание обращать, снова заговорил о работе, а Эля так и стояла, лбом к его боку прижавшись, а спустя несколько минут начала переступать с ноги на ногу, как бы пританцовывая, и, кажется, даже бормотала что-то себе под нос или напевала. Уходить, явно, не собиралась, и только время от времени кидала на Наталью оценивающие взгляды. Ждала чего-то, и только когда Гранович документы отложил и сказал, что оставшиеся вопросы они решат завтра, на работе, Наталья поняла, чего именно Эля ждала. Как только Дима от стола отодвинулся, девочка тут же к нему потянулась, подняла руки, и он её к себе на колени посадил. Эля довольно заулыбалась и принялась на столе порядок наводить. Дмитрий важные документы убрал в стол, а на столе вскоре, благодаря детским усилиям, образовался хаос.

— Она похожа на мать, — сказала Наталья, не удержавшись. А Дима коснулся темных кудряшек на голове девочки.

— Да, только характер не Маринкин. Это же егоза натуральная. — Он девочку потормошил, но та не рассмеялась, как обычно, а снова на Наталью посмотрела. Та же про себя понимающе усмехнулась. Маленькая, а уже территорию делит, и весьма успешно, надо сказать. У Дмитрия на шее повисла, и даже когда он Наталью до двери провожал, Элю на руках держал, потому что та просто-напросто отказалась от него отрываться.

— Увидимся завтра, в офисе.

— В офисе?

— Да, а потом в "Стелс" поедем. Только не опаздывай, Наташ, хорошо?

— Ну, если ты так просишь, — усмехнулась она, правда, не слишком весело. И повысив голос, попрощалась: — До свидания, Марина Николаевна.

Марина выглянула из кухни и вежливо кивнула.

— До свидания.

— Пока, Элина. — Она рискнула коснуться подола платья девочки, та никак не отреагировала, только Дмитрия за шею покрепче ухватила. И после этого, Наталья не удержалась и напоследок Грановичу улыбнулась и, понизив голос, сказала: — До завтра, милый.

"Милый" ухмыльнулся и закрыл за ней дверь. Посмотрел на Элю, та на него, и тут же из его рук выворачиваться начала. Дима опустил её на пол, и насмешливо поинтересовался:

— Что, больше я тебе не нужен?

— Мама, можно мне конфетку? — завопила Элька вместо ответа и унеслась прочь. — Мама, ты где?

— Что ты кричишь? — Марина навстречу дочери вышла.

— Можно мне конфетку? Чтобы белая внутри была.

— Возьми, но только одну. Для конфет уже слишком поздно.

— Как для конфет может быть поздно? — посмеиваясь, поинтересовался Гранович. К Марине подошёл, обнял её и за ухом поцеловал. Она плечом повела, отстраняясь.

— Эля, и найди Семёна, он мяукал где-то наверху.

— Хорошо. А можно я ещё конфету Антону возьму?

Марина недоверчиво поглядела.

— Если Антон захочет, он сам возьмёт. Иди наверх.

— Вот хитрюга, — негромко проговорил Дима, когда девочка по лестнице поднялась. Он Марину руками обхватил, весьма ощутимо навалившись на неё. Губы прошлись по её щеке, Марина в его руках расслабилась, но всего на минуту, после сопротивляться начала, пытаясь разомкнуть его руки, обнимавшие её.

— Чего это ты такой довольный?

— Я довольный? — удивился Дима.

— Ты. Наталья принесла тебе хорошие новости?

— При чём здесь она?

— Тебе лучше знать.

— Марин, ты чего?

— Да ничего, Дим. — Она всё-таки отстранилась от него, одёрнула задравшуюся кофту.

Гранович схватил её за руку и потянул обратно к себе. За подбородок ухватил, чтобы в глаза заглянуть.

— Мне кажется, или ты на меня злишься?

Она перестала сопротивляться ему и замерла, глядя в его тёмные глаза.

— А с чего мне на тебя злиться?

— Вот и я думаю.

— Может, это ты на меня злишься?

Мягкости в его взгляде поубавилось.

— Нет, я не злюсь.

Они снова взглядами столкнулись, Марина почувствовала неловкость, но глаз не отвела.

— Странно. Ты так сверкал глазами, я уж испугалась, что дом загорится.

— Ерунда какая-то. Ты из-за Наташки, что ли, разозлилась? Она приходила по работе!

— Правда? А Игорь тоже приезжал по делу!

— Может быть. Вот только зачастил что-то!

— Мне лучше знать, зачастил он или нет!

— Откуда это тебе лучше знать, интересно?

— Вот опять, опять ты начинаешь на меня глазами сверкать! Словно я в чём-то провинилась перед тобой! В чём? Что не сразу согласилась с твоим решением?

Он руки в бока упёр.

— С каким решением?

— Ты знаешь с каким! И не надо вынуждать меня всё это повторять!

— Кажется, за своё решение, как ты это называешь, я уже извинился. И даже пообещал, что больше не буду лезть!..

— А разве я просила обещать?

— А разве нет? Ты же недовольна была...

— Да я довольна, Дима! Просто меня удивил метод, который ты выбрал.

— Да не было никакого метода! Понимаешь? Что такого ужасного в том, что мы с ним в карты поиграли? Это игра.

— Игра, которой он может ещё больше увлечься, благодаря тому, что ты ему все секреты выложил!

— Марина, ты говоришь ерунду. И если ты этого боишься, поговори с ним сама, а пусть он тебе расскажет, увлёкся он или нет!

— Как у тебя всё просто! — всплеснула она руками.

— А у тебя наоборот...

— Может, вы прекратите кричать?

Голос Антона послышался сверху, Марина опомнилась, рот закрыла, а Гранович устало выдохнул.

— Мы больше не будем, Тош.

Мальчик показался на верхних ступеньках лестницы, напуганным или расстроенным не выглядел, но Марина всё равно с беспокойством вгляделась в его лицо.

— Чего вы раскричались-то? — удивился Антон. — Мам, не буду я больше в карты играть, честное слово.

Она кашлянула в сторону.

— Хорошо, если так.

— Больше не будете ругаться?

Дмитрий сунул руки в задние карманы джинсов.

— Не хочу тебя разочаровывать, — сказал он, обращаясь к мальчику, — но боюсь, что твою маму волнует нечто совсем другое. Не карты. Да, милая?

— Вот только не надо язвить, — шикнула на него Марина, надеясь, что сын не услышит.

— А я не язвлю, — проговорил он, наклонившись к ней, когда убедился, что Антон ушёл.

Марина растерялась, когда Дима неожиданно её к себе притянул и поцеловал. Поцелуй вышел, как никогда, горячим, у неё даже голова закружилась. В одну секунду позабыла их ссору, сама к нему потянулась, и обняла. И коротко застонала, когда почувствовала Димкины руки на своих бёдрах. Сжал, к себе притиснул, но быстро отпустил. Оба дышали тяжело, в глаза друг другу смотрели, потом Марина нервно сглотнула.

— И что это было? — с вызовом поинтересовалась она на манер Грановича.

— А это я тебе показываю, почему я такой довольный.

Марина улыбнулась, но Дима этого видеть уже не мог, ушёл, напоследок шлёпнув её ладонью пониже спины.

Этот поцелуй разрядил обстановку. Марина такое облегчение почувствовала, и взволнована была, как в первые дни их отношений. Укладывая дочь спать, совсем не о сказке думала, и время торопила. Правда, зря размечталась. Когда в спальню вошла, Димку там не застала. Постояла на пороге, глядя на пустую, не разобранную постель, потом решила вниз спуститься. Но на середине лестницы остановилась, увидев Грановича. Он стоял у окна в гостиной и пил. Остатки коньяка в бокале поболтал и допил всё одним большим глотком. Стоял, и Марине его поза отчего-то показалась напряжённой. Это подействовало, как ушат холодной воды. Она развернулась и на цыпочках ушла на второй этаж.

Дима появился минут через пятнадцать. Марина слышала его шаги, когда он по ступенькам поднимался, слышала, как он свет в коридоре выключал, а потом дверная ручка повернулась, и Марина тут же зажмурилась, притворяясь спящей. Лежала на самом краешке кровати, ладонь под щёку подложила, и на появление в комнате Дмитрия никак не отреагировала. Даже дыхание затаила, почему-то боясь с ним заговорить или просто посмотреть на него.

— Марина. — Дима в постель лёг, одеялом укрылся, а сам к Марине придвинулся. Носом уткнулся в её волосы.

Марина зажмурилась сильнее, пообещала себе, что как бы он не подлизывался, она реагировать не станет.

— Мариш, ты злишься на меня? — Он говорил, прижавшись щекой к её щеке, и Марина чувствовала запах коньяка, исходивший от него. Не стерпела и осторожно пошевелилась, а получилось так, словно специально к Димке теснее прижалась.

— Нет, — шепнула она, не открывая глаз.

— Нет?

— Нет.

Гранович прижался губами к её плечу.

— Вот и хорошо.

Он её целовал, губы неторопливо прошлись по плечу, затем поднялись к шее, мужское дыхание становилось всё более сбивчивым и горячим, Марина начала расслабляться, но не удержалась и всё равно спросила:

— Это ты её позвал?

Дима поднял голову.

— Кого? Наташку?

— Да. — Марина в глаза ему посмотрела. — Зачем ты её позвал?

Он насмешливо фыркнул.

— По работе позвал, она мне документы привезла. — Головой недоверчиво мотнул. — Мариш, да ты что?

Она отвернулась.

— Ничего. — В глаза ему не смотрела, но зато прижалась щекой к его плечу. — Просто мне неспокойно как-то... — Вдохнула полной грудью и вдруг спросила: — Дима, а что если я с работы уйду?

— С работы? — Он на локте приподнялся и посмотрел с интересом. — С чего вдруг? Ты даже в отпуск не хотела уходить.

— Не хотела, — призналась она со вздохом. — Но я не могу больше. Они шепчутся у меня за спиной, обсуждают, как я, с кем я. Не могу больше.

— Если не можешь, уходи.

Марина на подушку откинулась.

— А делать я что буду?

Гранович хмыкнул.

— Ты сначала уволься, а потом будешь думать. — Он замолчал на несколько секунд, затем Марину поцеловал и лёг рядом с ней, обнял одной рукой. И вдруг улыбнулся. — Это что же получается, ты меня к Наташке приревновала?

Марина локтём его пихнула, повернулась спиной, а Гранович довольно рассмеялся.

Дмитрий с тяжким вздохом перевернулся на спину, и лицо рукой закрыл. Замер так, но Марина знала, что ненадолго. Он уже час ворочался, никак уснуть не мог, и ей не давал. Она первой не выдержала, повернулась и тихо спросила:

— Чего не спишь?

— Готовлюсь морально. Сейчас всё-таки встану и убью этого кота.

Она улыбнулась в темноту.

— Он же маленький, Дим.

— Да, но зато гад большой.

Словно в доказательство его слов из-за двери послышалось жалобное мяуканье, почти плачь. Марина решительно откинула одеяло, собираясь встать.

— Я схожу.

— Не надо. — Дима её за руку схватил. — Мы же договорились. Не будем поддаваться.

— И спать не будем?

— Марин, это дело принципа.

— Боже, принципы в ход пошли!

— Конечно. Он и так обнаглел, с нами за одним столом уже ест, а в постели он мне не нужен.

Марина снова прилегла, к Дмитрию придвинулась, руку на его грудь положила и погладила успокаивающе. Поводила пальцем, после чего опустила руку вниз по его животу. Гранович тут же откликнулся на это движение и хмыкнул.

— Отвлечь меня решила?

— Чего не сделаешь ради маленького бессловесного существа.

— Действительно, — согласился он, обнимая её. Одеяло снова было откинуто в сторону, Дима на Марину навалился, несколько переигрывая свою неуклюжесть и тяжеловесность, но она лишь рассмеялась, не подумав возразить.

— Пообещай мне, что это воскресенье ты дома проведёшь, — попросила она громким шёпотом, в последний момент увернувшись от его губ. Ладонями его щёки обхватила, почувствовала проявившуюся к вечеру щетину, подушечками пальцев погладила, и сама Грановича поцеловала. — Хоть один день полностью, — шепнула Марина.

— Обещаю, — легко согласился он.

— И своей незаменимой Наталье скажи, чтобы не звонила. Вообще. У неё что, личной жизни нет?

Дима усмехнулся, уткнувшись лицом в её грудь.

— Теперь, видимо, нет.

Марина кулаком ему между лопаток стукнула, и Гранович громко охнул, прежде чем рассмеяться. Потом голову поднял.

— А ты ревнуешь?

— Ты на котёнка наговариваешь, а сам такой же гад, — решила обидеться она.

Он осторожно коснулся губами её губ.

— Ведь ревнуешь?

— Ты так хочешь это услышать?

За дверью раздалось по-настоящему жалобное завывание, перешедшее в стон, и Дмитрий, не сдержавшись, совершенно гадко выругался, правда, вполголоса, что не уберегло его от возмущения Марины.

— Дима!

— Что? Ты слышишь, что этот паршивец вытворяет? А ты меня ругаешь!

— Надо его впустить, он же детей разбудит.

— Вот ведь... — Дима с кровати полез, продолжая ругаться себе под нос, одеяло подобрал, которые с кровати на пол съехало, и пошёл к двери. Резко распахнул её, и даже не увидел, а скорее почувствовал, что котёнок, испугавшись, кинулся на утёк. Свернул на лестницу, и, судя по звуку, кубарем скатился с нескольких ступенек. Гранович улыбнулся в темноте, ощутив некоторое моральное удовлетворение. К лестнице прошёл и включил бра на стене, посмотрел себе под ноги. Семён задрал голову, глядя на него снизу, и теперь настороженно шевелил ушами. — У тебя совесть есть или нет? — поинтересовался у него Дима, а котёнок пристыжено мяукнул. А после кинулся Грановичу под ноги, шмыгнул мимо и понёсся в сторону открытой двери в спальню. — Как я понимаю, нет, — закончил Дмитрий, выключая свет. А когда в спальню вернулся, сразу шикнул: — Брысь с кровати.

Марина котёнка за ухом почесала, а после передала его Дмитрию, не смотря на сумасшедшее мурлыканье и нежелание расставаться с ней. Дима переложил котёнка в кресло. Семён на Марину расстроено покосился, но спорить не стал, покрутился и устроился на Маринином халате, пристроив мордочку на сложенных крест-накрест лапах.

— Наглая рыжая морда, — вынес Гранович окончательный вердикт, наблюдая за ним. В постель вернулся, одеялом их с Мариной укрыл и обнял её, когда она к нему придвинулась. Зевнул.

— Спим?

Она на локте приподнялась, глядя на него. Головой качнула.

— Ты точно гад.

Он рассмеялся, позволил ей устроиться поудобнее, а когда она ногу на него закинула, сам себе возразил:

— Нет, пожалуй, пока не спим.

Не спали долго, Марине даже показалось, что сон от неё совсем ускользнул. К тому же, мысли о том, что она вот уже несколько дней безработная... Хотя, нет, не так, она не безработная, она теперь домохозяйка! Так вот эти мысли смущали и покоя не давали. Не думала, что ей так трудно будет смириться с потерей работы. Не привыкла дома сидеть, всегда ждала отпуска или выходных, чтобы заняться домашними делами, а вот в последнюю неделю, когда поняла, что не нужно больше ждать свободных дней, теперь каждый свободный, начала с вечера придумывать себе дела, стараясь следующий день распланировать. Хотя, когда в доме двое детей, забот хватает, но всё равно это было больше похоже на оправдания для самой себя. Подумала даже отказаться от помощи Надежды Михайловны, но тут Димка в позу встал, заявив, что не собирается наблюдать за тем, как она себя дома хоронит.

— Займись собой, — предложил он, а Марина всерьёз озадачилась.

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. Представь, что у тебя отпуск. — Он руками развёл. — Ну, не знаю, походи с Антоном в бассейн, купи что-нибудь в дом, английский выучи, в конце концов. Или права получи!

— Зачем мне права?

— Я куплю тебе машину, будешь Эльку из сада забирать.

Вот тут Марина по-настоящему перепугалась. Смотрела на него во все глаза, обдумывая его фантастические предложения, а после расстроено моргнула и медленно опустилась в кресло.

— О чём я, вообще, думала, когда увольнялась?

— Только не кисни, — попросил её Дима. — Перестраиваться всегда трудно, но когда успокоишься, тогда и поймёшь, чем заняться хочешь.

Марина на кресле откинулась, голову на спинку положила и глаза закрыла. Попыталась сосредоточиться и понять, чего же она всё-таки хочет. Вот прямо сейчас. Сосредоточиться не дал Гранович, подошёл и навис над ней. Вначале просто ладонями по её плечам провёл, и Марина улыбнулась от ощущения его близости. А он наклонился и поцеловал её. Марина руки подняла, чтобы за шею его обнять, губы сами собой приоткрылись ему навстречу, почувствовала, как он языком обвёл её нижнюю губу. Желание вспыхнуло мгновенно, отозвалось лёгкой дрожью внизу живота, Марина крепче Дмитрия обняла, заставляя ниже к ней наклониться, но совсем рядом послышался возмущённый голос Антона. Он по лестнице сбежал, увидел их и воскликнул:

— Фу! Вы не можете это в другом месте делать? Здесь дети иногда ходят!

Поцелуй они прервали, Дима руками в подлокотники кресла упёрся, не спеша от Марины отодвигаться, в глаза ей весело смотрел, а Антону посоветовал:

— Иди мимо, деть.

Антон ушёл на кухню, в холодильник заглянул, а потом просительно протянул:

— Мам, а пирог с яблоками? Ты обещала!..

— К вечеру испеку, Антош, я помню. — Марина ладонями Димкины щёки обхватила, быстро его поцеловала, а затем поднялась с кресла.

— Пирог с яблоками, — в задумчивости повторил Гранович и подбородок потёр.

Марина кинула на него заинтересованный взгляд.

— Ты не хочешь с яблоками? Творог есть. Хочешь, с творогом?

Он смотрел на неё серьёзно, Марина не поняла, что у него на уме, но уже в следующую секунду Дима широко улыбнулся.

— Закормишь нас теперь, да?

Она улыбнулась ему и немного игриво плечами пожала.

А сегодняшним субботним утром, после бессонной ночи, они с Димкой самым бессовестным образом проспали. Марина обычно самой первой просыпалась, всё ещё свято верила, что дети понятия не имеют, в какой комнате она ночует, и просвещать их на этот счёт она пока не собиралась, слов никак не могла подобрать. Как объяснить им, что в её постели с некоторых пор нет места их отцу, его Дмитрий Гранович занял, и по праву. Но как это его право в слова обличить, так придумать и не смогла. Этот разговор представлялся Марине очень важным и оттого страшным. И Марина представить не могла, что попадётся так глупо, в Димкиной постели, и ясно, что уже никакие оправдания не помогут и не спасут. Кажется, и будильник прозвонил в положенное время, когда за окном только светать начало, но замолчал под тяжёлой рукой Грановича, а потом он к Марине вернулся, прижался к ней, и они почти тут же уснули. А проснулась Марина от крика сына. Тот в комнату ворвался и закричал:

— Мама, дед приехал! Мама! Да просыпайтесь вы!

Марина на постели резко села, с колотящимся от испуга сердцем, выдохнула и сонно заморгала, лицо рукой закрыла, пытаясь спрятаться от яркого солнца, заглядывающего в окно. И только когда сына, стоящего у их кровати разглядела, опустила руку от лица к груди.

— Боже мой, Антон, что ж ты так кричишь-то?

Антон наклонился, заглядывая ей в лицо, даже за плечо её схватился, и повторил:

— Дедушка приехал!

— Как приехал? — пробормотала Марина, не до конца понимая, что ей сын говорит. Тот ждать, когда до неё дойдёт, не стал, из комнаты выбежал, оставив дверь распахнутой, а Марина растерянным взглядом проводила Семёна, который с кресла вскочил и бросился вслед за Антоном. — Дима. — Марина Грановича за ногу потрясла, и тот неохотно зашевелился под одеялом. — Дима, папа приехал.

— Кто?

— Папа мой приехал. Вставай! — вдруг шикнула на него Марина, осознав, наконец, что произошло. — И Антон нас видел... Что это за утро-то такое! — Она с кровати вскочила, схватила с кресла свой халат и встряхнула его. После того, как Семён на нём ночь проспал, халат выглядел помятым.

Дима край одеяла от лица откинул, смотрел на Марину, моргая, лицо ладонью потёр, а потом зевнул. Марина даже ногой топнула, понимая, что он не торопится вставать.

— Дима!

— Может, ему приснилось, а?

Пока Марина раздумывала, что ответить, по коридору, мимо их комнаты, Элька с топотом пробежала, и с криком:

— Дедушка! — по лестнице вниз устремилась.

— Эля, осторожнее! — машинально воскликнула Марина, на Димку, который уже на локтях приподнялся, обернулась, посмотрела со значением, и из комнаты вышла.

Внизу слышались голоса, довольная возня, а самое главное — голос Стеклова и его смех. Марина в гостиную спустилась, и сама не заметила, как ускорила шаг, с последних ступенек почти сбежала, наверное, совсем, как Эля.

— Папа!

Стеклов обернулся, отвлёкся от разбора пакетов с подарками, сваленных горой на диване, и ей улыбнулся. Поймал, когда она подошла, и обнял.

— Привет. Разбудил я вас, да?

— Ты почему не сказал, что приедешь? Мы бы встретили!

— А чего меня встречать-то? Михалыч меня привёз...

Марина в щёку его поцеловала, и всего на секунду, больше времени ей не дали, к нему прижалась. Папа приехал. Кажется, она даже в детстве его не ждала так сильно, не мечтала о нём, как сейчас, когда узнала. И каждый раз, произнося слово "папа", чувствовала, как сердце замирает от переизбытка ощущений. Вот так, как сейчас, когда она к нему прижалась, и у самой на душе праздник, совсем, как у детей, и тоже хочется смеяться, радоваться, на диване попрыгать от радости, вон как Элька.

— Мама, смотри, сколько дедушка подарков привёз!

— А когда дедушка без подарков приезжал? — пробормотала она себе под нос, стараясь всё-таки справиться с эмоциями. И обернулась, услышав на лестнице шаги. Димка не торопясь спускался, даже не подумав приодеться для встречи с начальством, в пижамных брюках и футболке, улыбнулся, наблюдая за резвящимися детьми. Потом подошёл, руку Стеклову протянул в знак приветствия. Марина внимательно наблюдала и прислушивалась к тому, что Гранович её отцу скажет.

— Ты спишь, что ли, ещё? — удивился Николай Петрович, с прищуром присматриваясь к своему заму.

— Да. Первый раз проспал, а начальство тут же на голову свалилось. Поджидали, что ли?

Стеклов рассмеялся.

— А то! Стоял за углом и ждал, когда ты лопухнёшься!

— Смотри, смотри! — Элька снова на диване запрыгала, показывая Диме плюшевого зайца. — Дедушка мне привёз!

— Красота, — качнул головой, "потрясённый" Гранович. — А кричишь-то чего?

Элька обижено выпятила нижнюю губу, отвернулась, но Дима её поймал и поднял на руки.

— Папа, ты бы отдохнул. — Марина отняла у сына коробку с игровой приставкой и даже пальцем погрозила. — Ты только приехал, тебе выспаться, душ принять...

— Лучше завтрак, Марин, хороший, — подсказал ей Дмитрий.

— Да, я сейчас, — засуетилась она, а Стеклов в кресле устроился, с удовольствием наблюдая за детьми. Потом на дочь посмотрел.

— Мариш, да ты не беспокойся. Я не очень и голоден. Я же вас разбудил!..

— Это я их разбудил, — встрял Антон, всё-таки добрался до заветной коробки, и принялся отдирать скотч по краям. — А то бы так и спали!

Марина вспыхнула, замерла с открытым ртом, не зная, что сказать, потом кинула быстрый взгляд на Димку, который весьма выразительно хмыкнул.

— Ты всё сказал? — поинтересовался он у мальчика.

— Да, а что?

Стеклов переводил непонимающий взгляд с дочери на внука, а после на Дмитрия посмотрел. Пока вопрос в уме формировал, Элька радостно закричала:

— Дедушка, у нас Семён завёлся!

— Кто такой Семён?

Решив не ждать развития событий, Марина обратно в спальню поднялась, принялась лихорадочно одеваться. Заволновалась, когда поняла, что не знает, как сознаться отцу в том, что его зам в этом доме уже не просто так живёт, не по его просьбе. Оглядела разобранную постель, покрывало накинула, а когда Димка в комнату вошёл, подняла глаза к потолку.

— Почему у меня до сих пор сердце скачет? — задала она риторический вопрос.

— Наверное, потому, что ты слишком впечатлительная. Нет? — Он улыбкой сверкнул, футболку через голову снял, огляделся, не зная, куда её сунуть, и Марина её забрала.

— Я просто не представляю... как он отреагирует, — попыталась оправдаться она.

— Я тоже. Но не думаю, что стрелять в меня решит.

Марина поджала губы.

— У тебя этим утром странное чувство юмора.

Гранович выбрал лёгкий свитер серо-голубого цвета, но прежде чем надеть, к Марине подошёл и поцеловал, губами к её губам прижался, а сам улыбался.

— Прекрати трястись, тебе же не пятнадцать.

— Пятнадцать? С ума сошёл? В пятнадцать я ни о чём таком ещё и не думала!

— Что очень и очень странно, — смеясь, сказал Дима. Марина возмутилась и по плечу его ударила. Из рук его вырвалась, дверь рывком распахнула и замерла перед отцом. Тот в коридоре как раз появился с Элькой на руках, и Марина увидела, как вытягивается от удивления его лицо. Ему потребовалась всего пара секунд, чтобы оценить увиденное. И саму Марину, с мужской футболкой в руках, на пороге спальни Грановича, и Димку, с голым торсом возле плохо прибранной постели. Да ещё Марина почувствовала, что неумолимо краснеет, словно признавая свою вину. А Стеклов взгляд с дочери на своего зама перевёл, потом на внучку посмотрел, как будто просил подтвердить его подозрения. Но Эля лишь смешно развела руками.

Теперь Марина ждала, когда отец подойдёт к ней, чтобы ситуацию прояснить. Завтрак готовила, и прислушивалась к звуку его голоса. Иногда казалось, что он уже совсем рядом, сейчас подойдёт и заведёт важный разговор, а когда ничего не происходило, Марина в первый момент вздыхала с облегчением, но после начинала ощущать ещё большее напряжение. Да ещё Димка засобирался на работу, и она на него, как на предателя посмотрела.

— Что? — удивился он, встретив её взгляд. — Мне, правда, надо!

— А папа с тобой едет?

Гранович выдал ехидную усмешку.

— Нет, он с тобой остаётся.

У Марины руки опустились.

— И что мне ему сказать?

Дима лишь плечами пожал.

— Правду.

Он из кухни вышел, а Марина проводила его долгим взглядом, неожиданно задавшись вопросом: а какая она, эта правда? Что они живут под одной крышей, спят в одной постели — а дальше что? Оказывается, она сама не слишком хорошо эту самую правду знает. Или она её не устраивает. Кажется, впервые об этом задумалась.

— Ну, давай, выкладывай мне свои новости, — поторопил её Стеклов, когда они на кухне, после завтрака, одни остались.

Марина к отцу повернулась, стараясь собраться с мыслями.

— Я теперь домохозяйка.

— Уволилась всё-таки?

Она кивнула.

— Нервы сдали. А сейчас, вроде, жалеть начинаю.

— Жалеть? А может, испугалась?

— Может. Ещё слишком мало времени прошло, никак не привыкну.

Стеклов на стуле откинулся, с интересом заглядывая в свою чашку с кофе.

— Ещё что?

Он явно попытался подтолкнуть её к рассказу о самом интересном, при этом по его губам скользнула усмешка, и Марина из-за этого обиделась. Руку в бок упёрла, и с вызовом сообщила:

— Ирина твоя приезжала!

Его брови взлетели вверх.

— Зачем?

— Может, затем, что ты о ней забыл? Сказать мне хотела, что я не в твоём вкусе, и ловить мне здесь нечего, сколько бы домов при этом ты мне не покупал!

Стеклов на мгновение замер, даже кофе не сразу проглотил. Глаза вытаращил, а затем захохотал.

— Как я понимаю, это дословно?

— Конечно. Как бы я сама такое придумала?

— Мариш, — жалобно и просительно протянул отец, а Марина лишь рукой на него махнула. — Уехала она с миром?

— Её Димка, так скажем, попросил.

— Ясно. Значит, лбами столкнулись.

Марина кинула на отца подозрительный взгляд.

— Мне кажется, или ты доволен?

Он плечами пожал.

— Мне всегда нравились их стычки. Весело.

Марина прищурилась.

— Какие стычки?

— Димка терпеть не может ш... — Стеклов проглотил нецензурное слово. — Таких, как она.

— А ты любишь?

— С ними проще, — сознался он. — Я не в том возрасте, чтобы строить серьёзные планы и вникать во всякую романтическую чушь, а Ирка скрашивает моё одиночество. Что плохого в том, что я ей за это плачу?

Марина вначале всерьёз нахмурилась, но после решительно заявила:

— Это не моё дело.

Николай Викторович улыбнулся.

— Вообще-то, твоё, но не суть. Ты мне лучше о другом расскажи.

У Марины вырвался лёгкий вздох.

— Папа...

— Что? Мне интересно знать. С каких пор, насколько всё серьёзно и так далее.

Марина кухонное полотенце в руках потеребила, посмотрела на Семёна, который о её ногу принялся тереться.

— Не так давно, — призналась она, наконец, — и насколько серьёзно, пока не ясно.

Стеклов поглядывал на неё исподлобья. Затем вдруг заявил:

— Димка — хороший мужик.

— Я знаю.

— Но?

— Никаких "но". По крайней мере, с моей стороны. Правда, загадывать пока рано. — И вдруг воскликнула, не сдержавшись: — В конце концов, мы взрослые люди!

— Так я разве спорю? Но удивился немного, и я этого не скрываю. Димка — человек сложный, и если ты к нему подход нашла, я только рад.

— Значит, ты не против?

— А почему я должен быть против? Как ты правильно сказала, вы люди взрослые. Сами решите, с кем вам спать.

Марина опустилась на соседний с ним стул.

— Знаешь, я иногда ловлю себя на мысли, что всё это не со мной происходит. Всё так быстро меняется.

Стеклов же из-за стола поднялся, а проходя мимо Марины, руку ей на плечо положил.

— Лишь бы менялось к лучшему, Мариш. Я всегда говорю об этом, и дальше буду говорить.

Марина выдавила из себя улыбку. Обрадоваться отцовскому благословению почему-то не получалось.

Но, как оказалось, нервничала не только она. Гранович тоже переживал, хоть и старался вида не подать, но ближе к обеду сам позвонил, и сразу спросил:

— Ну что, поговорила?

— Поговорила, — созналась Марина.

— И что он сказал?

— В смысле, не против ли он, что я в твоей спальне ночую?

Гранович что-то рыкнул в сторону, но после поддакнул.

— Именно.

— Нет, он не против. Конечно, если ты будешь обо мне заботиться и беречь, — добавила она с некоторой долей язвительности.

— А я что, не забочусь?

Она улыбнулась.

— Ты когда домой приедешь?

— Не знаю, к ужину.

Вся теплота из её голоса тут же исчезла.

— Дима, суббота же!

— Вот именно, рабочий день. А я проспал.

— Первый раз в жизни!

Он рассмеялся.

— Ну не надо, я не трудоголик.

— Самый настоящий трудоголик, — перебила она его.

Марина ещё немного поворчала на него, прежде чем трубку положить. Потом задумалась, пальцем по раме картины провела, проверяя нет ли пыли, задержала взгляд на своих ногтях, оценивая маникюр, удивилась этому, и отошла к окну. На улице дети резвились, отец Эльку ловил, когда она с горки съезжала. Марина с улыбкой наблюдала за ними несколько минут, а потом вдруг засобиралась, когда поняла, что думать ни о ком, кроме Димки, не может. Решила нанести ему неожиданный визит, посмотрит заодно, чем он там занимается, что так занят.

— И продуктов заодно куплю, — сообщила она сыну, когда тот заинтересовался, куда она собирается. — А вы с дедушкой останетесь.

— Купи мне чипсов с луком, сникерс и мармелад, — принялся Антон загибать пальцы. — А, и ещё две тетрадки в клетку. И ручек! Побольше.

Марина сурово сдвинула брови.

— Без чипсов и сникерсов ты вполне обойдёшься, я так думаю. А тетради с ручками самому надо покупать, заранее.

— Ну, мам!

— Когда я тебя к порядку приучу?

На этот вопрос Антон отвечать отказался, ещё раз напомнил про чипсы и шоколад, проигнорировав предостерегающий взгляд матери. Марина же только головой покачала, когда он убежал.

"Стелс" встретил её обычным для выходного дня гулом людских голосов и суетой. Марина вошла в стеклянные двери и остановилась, оглядываясь. В голове до сих пор не укладывалось, что она может иметь какое-то отношение к этой громадине. Каждый раз, входя под крышу гипермаркета, чувствовала удивление и просыпающееся любопытство, наверное, даже большее, чем то, что испытала в первый свой визит сюда. Начинала приглядываться к покупателям, стараясь понять их реакцию, довольны они или нет, и сама на стеллажи с товаром смотрела уже совсем по-другому. Вспомнила, что ей Димка говорил, отец рассказывал, и все их слова приобретали особый смысл, когда она оказывалась здесь. Охранник при входе в огромный зал ей кивнул, в знак приветствия, и Марина улыбнулась ему в ответ.

Вместо того, чтобы отправиться искать Дмитрия, Марина взяла тележку и свернула в ближайший ряд. По сторонам не смотрела, увлеклась покупками, шубу расстегнула, чтобы не так жарко было, и гуляла по рядам, жалея только, что не позвонила Томе, и не позвала ту с собой. Им всегда нравилось вместе по магазинам ходить. И уж точно Марина совсем не ожидала столкнуться с Дашей, совсем как когда-то. Потянулись вместе за одним и тем же товаром, руками коснулись, и вместе отпрянули, с извинениями. И после уже посмотрели друг на друга. Лично у Марины в горле ком встал. Непонятно отчего, но она на Дашу посмотрела, и её пронзило, как стрелой. Взгляд заметался, тут же скривиться захотелось, и не сразу сумела взять себя в руки. А Даша её разглядывала, и взгляд не то что бы недовольный, но достаточно настороженный. Марину оглядела с головы до ног, но поздоровалась всё же первой.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, Даша. — Марина секунду колебалась, не зная, как поступить, после чего свою тележку толкнула, собираясь девушку аккуратно объехать и уйти. И не сразу обратила внимание на то, что рядом с Дашей ни тележки, ни корзины для продуктов нет. Невольно оглядываться начала, выискивая опасность. И не зря.

Игорь стоял у центрального прохода, навалившись на ручку тележки, и по сторонам оглядывался. Выглядел скучающим. А Марина вдруг поняла, что до сегодняшнего дня ни разу не видела их вместе с Дашей. Ни разу. А сейчас ей это, кажется, предстоит. Сама в ручку тележки вцепилась, когда поняла, что незаметно ей никак не скрыться, на Дашу обернулась, встретила её подозрительный взгляд, и тогда уже шагнула вперёд, стараясь выглядеть, как можно более спокойной и безразличной. Хотя, безразлично не было, снова было больно, и Марина никак понять не могла, откуда эта боль вдруг возникла. Ведь была уверена, что всё прошло, что пережила.

Игорь выпрямился, когда её увидел. На лице появилось растерянное выражение, Марина заметила, какой взгляд он за её спину бросил, на Дашу. Вроде бы извиняющийся.

— Привет, — сказал он, обращаясь к Марине.

Она кивнула.

— Привет.

— Ты одна? — Он глазами по сторонам стрелял, видимо, пытаясь увидеть детей.

— Одна, дети дома.

Игорь зачем-то в её тележку заглянул.

— У тебя массовый загул намечается?

Марина криво улыбнулась.

— Да нет, просто в доме много людей и все питаются только дома, а не... на стороне.

Даша к ним подошла и встала рядом с Игорем. Смотрела вызывающе, и Марине вдруг не по себе стало.

— А вы? Закупки на неделю?

Игорь кивнул, а Даша сказала:

— На неделе некогда, нас почти не бывает. Игорь много работает.

— Да, я помню. — Что-то такое проскользнуло в её голосе, намёк, наверное, потому что бывший муж явственно поморщился и посмотрел с укором. И чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:

— Хочу детей завтра забрать, мама просила их привезти, она соскучилась.

— Может, через пару дней? Сегодня папа приехал, они от него не отходят.

— Твой отец приехал?

— Он и так не часто бывает, дети скучают по нему. Пусть побудут вместе. Не думаю, что он надолго.

— А где он живёт? — заинтересовалась Даша. — В Москве?

Марина подумала, стоит ли отвечать, но после решила, что игнорирование новой жены её бывшего мужа только осложнит ситуацию. Поэтому ответила, и на Дашу даже посмотрела.

— Он всё больше в разъездах. Сюда, можно сказать, отдыхать приезжает.

Игорь смотрел на Марину в упор и хмурился.

— Я надеялся на завтра.

Она же взглянула на него в лёгком раздражении.

— Я не запрещаю, Игорь, я прошу. Но можешь детям позвонить вечером, и сам спросить, если они захотят уехать на выходные к тебе, я против не буду. Кстати, можешь в понедельник забрать Антона из бассейна. А то Дима в Москву собрался, вернётся к ночи, скорее всего. А Антона надо забрать, на улице холодно. — Встретила взгляд Даши и сбилась на полуслове. После чего добавила, обращаясь к ней: — Если ты не против, конечно.

— С чего ей быть против? — переспросил Игорь прежде, чем Даша успела что-либо сказать. Та разозлилась, глаза так и вспыхнули, а Марина лишь плечами пожала, не желая ничего знать об их разногласиях.

Из вежливости поинтересовалась:

— Как Нина Владимировна?

— Как всегда.

— По внукам скучает, — вставила Даша. — Жалуется, что всё реже их видит.

— Дети растут, — вроде как попыталась оправдать это Марина. — У них другие интересы появляются. Антона от компьютера не оторвать, а Эля заболевает, кажется.

Игорь нахмурился.

— Заболела?

— В садике все болеют, зима.

— Ты с ней на больничном?

Марина замялась с ответом, но всё-таки сообщила, в первую очередь Игорю:

— Я больше не работаю.

— Уволилась? — не поверил тот.

— Мы решили, что так будет лучше.

— Мы? Кто?

Даша кинула на него нетерпеливый взгляд.

— А так непонятно?

Её такая явная ревность Марину вдруг рассмешила. Правда, она попыталась это скрыть, но то, насколько откровенно и глупо Даша себя повела, с головой выдавало её, можно сказать, что юный возраст. Марина по сторонам огляделась, подбирая слова для поспешного прощания, уйти не терпелось, если честно, а увидев Дмитрия, шагавшего к ней по центральному проходу, замерла в первый момент, но заставила себя улыбнуться, даже с некоторого расстояния уловив напряжённость в походке Грановича. Оглянулась на бывшего мужа и его подругу, которые тоже, без сомнения, заметили приближение человека, который одним своим видом заставил её так сильно занервничать.

— Я пойду.

— Я заберу Антона в понедельник, — пообещал хмурый Игорь, правда, глядя уже сквозь неё, на Диму.

— Ты ему позвони, — сказала Марина напоследок, и, забыв попрощаться, пошла Димке навстречу. — А вот и ты!

— А вот и ты, — повторил он за ней, тоже с улыбкой, вот только смотрел настороженно.

Марина его за отворот пиджака схватила, разворачивая в другую сторону, хотя Дима упорно косился за своё плечо, на Игоря и Дашу.

— Я собиралась тебя найти, чтобы выяснить, чем ты так занят, а потом увлеклась немного.

Гранович в тележку заглянул.

— Вижу. И знакомых встретила, да?

Марина тут же перестала улыбаться. Подхватила Диму под руку.

— Они мне не знакомые, и тебе это прекрасно известно. Я же не виновата, что сюда весь город приезжает. — Вздёрнула подбородок. — Это ты в этом виноват.

Он не удержался от удивлённого смешка.

— Вот, значит, как!

— Конечно. — Марина примирительно улыбнулась, к плечу его прижалась, но тут же отпустила его руку, когда Дима решил её за плечи обнять. — Дим, давай домой поедем.

— Я не могу, Мариш. Но приеду через пару часов.

Она расстроено головой покачала.

— Обещаешь только. Проводи меня хоть до кассы, я всё купила.

Он губами к её виску прижался, и тележку с покупками развернул. А Марина не удержалась и обернулась через плечо, чтобы на Игоря посмотреть. Очень хотелось понять, смотрит он на неё или нет.

— Открой рот.

Эля сильнее насупилась и отчаянно замотала головой, отказываясь.

— Открой. — Марина поднесла к её губам ложку с лекарством, несколько секунд ждала, после чего взмолилась: — Эля, пожалуйста! Вот что ты упрямишься? Оно ведь не горькое, и ты об этом прекрасно знаешь!

Вместо того, чтобы поддаться на уговоры матери, Эля губы в трубочку сложила и попыталась со стула соскользнуть. Марина вовремя её поймала за руку и усадила обратно.

— Не уйдёшь, пока не выпьешь.

— Но я не хочу!

— А болеть ты хочешь?

— Я не болею!

— Да? Значит, завтра в садик пойдём?

Эля руки на груди сложила и с огромным неудовольствием посмотрела на ложку с лекарством.

— Открывай рот, — уже мягче попросила Марина. — Давай, быстренько. А то скоро Антон придет, дядя Дима приедет, а ты так и будешь здесь сидеть и фыркать?

Элька выразительно шмыгнула носом. Посмотрела на Семёна, который сидел на подоконнике и с любопытством наблюдал за тем, что происходит. Оттянула шерстяной шарф, замотанный вокруг шеи, и всё-таки открыла рот, правда, сама при этом сильно зажмурилась. Марина улыбнулась, ловко влила ей в рот микстуру. Подбородок ей пальцем подняла, заставляя проглотить, а Эля тут же обижено захныкала. Марина ложку отложила и вытерла дочери слёзы, наклонилась и поцеловала её.

— Ну, всё, всё.

Эля рукавом пижамы вытерла слёзы.

— Не хочу лечиться!

— Я в этом не сомневаюсь.

У дома машина остановилась, Марина выглянула в окно, а потом пошла дверь открывать.

— Кто, кто приехал?

— Антон. Отойди от двери, Эля!

Антон вприпрыжку в дом вбежал, сразу скинул с плеч рюкзак на пол, а Марина помогла ему куртку снять.

— Замёрз?

— Нет.

Следом за Антоном вошёл Игорь, Марина с ним взглядом встретилась и неожиданно смутилась.

— Привет.

— Привет.

Он дверь за собой закрыл, а Эля кинулась к нему.

— Папа пришёл!

— А ты чего заплаканная? — Игорь хотел дочь на руки взять, но Марина его остановила.

— Она болеет, а ты с улицы, холодный весь.

Игорь кивнул и куртку принялся снимать. Марина наблюдала за ним в некоторой растерянности, а он уже куртку на скамейку бросил, и Элю взял на руки. Она его за шею обняла и принялась жаловаться.

— Не хочу больше пить лекарство, оно невкусное!

— А ты чего, заболела? — Игорь лоб её потрогал, глянул на Марину. — Температура?

— Да, тридцать восемь почти, — проговорила она, с неловкостью наблюдая за тем, как бывший муж уверенно движется в сторону кухни.

— Пап, хочешь, покажу, что мне дёд привёз? Игровую приставку!

Игорь на сына оглянулся.

— Сейчас посмотрю, Тош. Чаем напоишь? — спросил он у Марины, усмехнувшись. — Продрог весь, пока Антона ждал. Мороз такой.

Марина на часы посмотрела. Потом кивнула.

— Да, конечно...

— А ты одна? Говорила же, что отец приехал.

— Он утром с Димой в Москву уехал, на несколько дней.

— Понятно. Занятые все люди, деньги зарабатывают.

Марина лишь кивнула, не зная, что на это сказать. Подошла к плите, а Игорь за кухонный стол сел, усадив дочь к себе на колено, а сам осматривался, глазами по углам стрелял.

— Эля, иди в постель, — попросила Марина, — только ведь лекарство выпила.

— Не хочу, там скучно.

— Антон тебе мультики включит. Иди, ложись.

— Папа, ты ко мне придёшь?

— Приду. Чая попью и приду. — Игорь дочь на пол аккуратно поставил и шутливо дёрнул её за тонкий хвостик волос. — Иди, ложись.

Эля по сторонам огляделась, увидела Семёна на диване, подбежала и на руки его взяла, прижав к груди. И тогда уже закричала на весь дом, поднимаясь по лестнице:

— Тоша! Мама сказала, чтобы ты мне мультики включил!

Игорь улыбнулся, прислушиваясь к голосам детей.

— Знаешь, я как-то отвык от постоянной суеты, от их криков.

— Что и не мудрено. — Марина остановилась у холодильника. — Ты чай будешь или ужинать?

— Ужинать, — быстро ответил он.

Марина этому не обрадовалась, но кивнула, принялась ужин разогревать. Для бывшего мужа. Такое странное чувство дежавю.

— Красивый дом.

— Большой. После нашей квартиры привыкнуть было трудно. Мне, по крайней мере, дети, кажется, уже на следующий день привыкли.

— Ещё бы. Знаешь, а я передумал квартиру продавать.

— Ну, и правильно.

— Правда, заложил её. Но ведь она всё равно моя, а кредит выплачу.

— Выплатишь?

— Да, я уверен.

— Это хорошо.

— А ты? Как без работы?

Марина плечом дёрнула.

— Странно. Но, правда, невыносимо было. Все обсуждают, шепчутся. Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу.

Игорь кивнул, и руки на столе сложил, не спуская с Марины взгляда.

— А чем заниматься будешь? Неужели дома сидеть? Хотя, с таким большим домом хлопот много...

— У нас помощница по хозяйству есть, — созналась Марина и тут же оправдываться принялась, почувствовав неловкость. — Она ещё до меня была. А чем заниматься буду... не представляю просто. Надеюсь, что придёт весна и всё станет проще. — Улыбнулась. — Вдохновение придёт ко мне.

Игорь тоже улыбнулся, правда, несколько натянуто.

— А как твой... бизнес? — заинтересовалась Марина. — Раз кредит взял, значит, всё нормально?

— Да вроде. Грех жаловаться. Открыли два сервиса. Один в области, а другой на московской трассе.

— Это хорошо.

— Лишь бы прибыль приносили.

— Да уж, это самое главное.

— А что ещё? Надо отдавать долги.

Она покивала, стараясь не зацикливаться на том, что он сказал. Ведь если вникнет, начнёт опять советы давать, а она, во-первых, права на это не имеет, а во-вторых, Игорь этого не любит. На стол быстро накрывала, а потом из кухни вышла и позвала:

— Антон, спускайся! Ужин готов.

— Иду!

Пока ужинали, друг с другом почти не разговаривали. Марина наблюдала за тем, как сын и бывший муж едят, себе просто для вида положила, а вскоре Эля прибежала, не усидев наверху, и влезла к ней на колени. Она же почти всё с тарелки Марины и подъела, с отцом и братом за компанию. Игорь с детьми разговаривал, Антона про школу выспрашивал, а Марина к их беседе прислушивалась и лишь мысленно посмеивалась, причём не по-доброму как-то. Внутри поселился скептицизм, и всё, что Игорь говорил, она не спешила принимать за правду. Наверное, это было несправедливо, в первую очередь, по отношению к детям, ведь он их отец, но Марина не могла себя перебороть. С некоторых пор всё, что говорил Игорь, она делила пополам.

— А ты чего не ешь? — спросил Игорь, глядя на её пустую тарелку.

— Диму жду, — призналась она. — Он не любит один ужинать.

Бывший муж опустил глаза.

— Ясно.

— Хочу поехать в Москву с дедом, — завёл вдруг Антон. — В следующий раз. Можно?

— Посмотрим, — уклончиво ответила Марина. — Если на каникулах будешь.

Антон фыркнул чуть возмущённо.

— У него там тоже дом? — заинтересовался Игорь.

— Квартира, кажется.

— Кажется? — Он на сына посмотрел. — Ну, и куда ты поедешь, если даже маме кажется?

— А может, мама тоже поедет?

— Антош, не загадывай наперёд. Что ты вдруг придумал?

— Потому что он уехал утром, а я хотел с ним!

— Да, и в школу не ходить. Хорошо придумал.

Эля потянулась в руках матери и зевнула. Марина покрепче её обняла, завернув в шаль, потрогала лоб.

— Кажется, температура спала. — Заглянула Эле в лицо. — Пойдём спать?

— Нет.

— Какая же ты упрямая.

Эля приподнялась, за шею её обняла и зашептала что-то на ухо. Марина внимательно выслушала, после чего укоризненно качнула головой.

— Нет, Эля.

— Ну почему?

— Потому что.

— Что? — спросил Игорь.

Марина с ответом замялась, а Антон усмехнулся.

— Она выпросила у дяди Димы машину для кукол, вот сидит и ждёт.

— А дяде Диме есть время по магазинам игрушек ходить, — возмутилась Марина, а у Эли на глазах слёзы появились.

— Он обещал!

Игорь вытер рот салфеткой.

— Эль, я завтра куплю тебе эту машину.

Марина посмотрела на него, а Эля носом шмыгнула.

— Я сегодня хочу.

Обратно в кровать она идти отказалась. Всерьёз разревелась, и тогда Марина дочь устроила на диване в гостиной, обложила подушками и одеялом укрыла, а мультики ей включила на большом телевизоре. Эля хныкать перестала, прижала к себе плюшевого зайца, подарок деда, и успокоилась. А Марина на кухню вернулась. Потрепала сына по волосам, он как раз чай допил, сунул в рот ещё одну конфету, и из-за стола поднялся.

— Я пойду к себе.

— Иди. Уроки сделал?

— В школе ещё!

Марина взглядом его проводила, а потом за стол присела, зачем-то подвинула вазочку с конфетами сантиметров на пять всего в сторону, но подвинула. Нервничала, наверное.

— У тебя с ним на самом деле серьёзно? — вдруг спросил Игорь.

Взгляд Марины метнулся к его лицу.

— А чему ты удивляешься?

— Да я не удивляюсь, просто...

— Что? У тебя ведь с Дашей тоже серьёзно.

Он странно примолк, по его лицу скользнула тень, а Марина обеспокоенно нахмурилась.

— Что?

Игорь нервно улыбнулся, и откинулся на стуле.

— Как-то быстро всё поменялось, да?

— Да, — согласилась она. — Но с этим уже ничего не поделаешь. Всё уже изменилось. И мы с тобой в первую очередь.

— Очень изменились?

— Мне кажется, что да.

— Мне бы не хотелось, чтобы у нас отношения совсем испортились. Марин, я ведь, правда, не хотел...

— Перестань.

— Но я хочу, чтобы ты знала. Я был уверен, что поступаю правильно. Это был единственный мой шанс.

— И ты им воспользовался.

Он покаянно опустил голову.

— Да.

А Марина с интересом его разглядывала.

— А Даша?

Игорь голову резко вскинул.

— Что Даша?

— Ты ведь к ней ушёл, а не из-за шанса. Я надеюсь.

— Это разные вещи.

— Если разные, то я за тебя рада.

— Просто она другая, понимаешь?

Марина попыталась спрятать улыбку.

— Хочешь сказать, молодая?

— И это тоже.

— Из сил выбиваешься, да? — Марина отчего-то развеселилась, и чтобы это хоть как-то скрыть, из-за стола поднялась, начала грязную посуду убирать. — Ей столько всего хочется, наверное. Она о многом мечтает. Да и привыкла к большему, чем мы с тобой... когда-то, в её возрасте. Тут не расслабишься, это точно.

— Издеваешься?

— Даже не думала. Но это ведь на самом деле так?

— Да, наверное, — согласился он.

— Но это тоже неплохо. С одной стороны. Она тебя постоянно вперёд толкает. А я этого не делала, как сейчас понимаю.

— Почему?

— Мне казалось, что тебе это не нужно. До встречи с Дашей ты о миллионах не мечтал, тебя всё устраивало. А рядом с ней амбиции проснулись. — Марина плечами пожала. — Я не могла с этим бороться.

Игорь руки на груди сложил, наблюдая за ней. Кажется, злиться начинал.

— А Гранович твой что?

— А что с ним?

— Скажешь, у него амбиций нет?

Марина глянула на бывшего мужа, обернувшись через плечо.

— Не сравнивай, пожалуйста. Дима совершенно другой человек, вы полярно разные.

— Да? Деньги ему не нужны? Не замечал.

— Дело не в деньгах. Дело в его отношении к ним. Может, тебе это покажется странным, но Димка, при всём его трудоголизме и стремлениях, при всех его амбициях, которые порой зашкаливают, он к деньгам относится довольно просто. Они для него лишь средство, не цель, понимаешь? В нём азарт играет, ему интересно их зарабатывать, интересно добиваться своего, он упрямый и целеустремлённый. Он их тратит на то, чтобы ему было удобно и комфортно, а не на то, чтобы быть самым-самым и что-то кому-то доказать. Я сомневаюсь, что он жизнь положит на то, чтобы заработать побольше. Не такой он человек.

— То есть, он идеал?

— Совсем нет. — Марина вдруг задумалась. — Далеко не идеал. Просто он другой. Я никогда раньше не встречала таких людей, как он.

— Влюбилась в него?

На этот вопрос Марина отвечать не хотела, по крайней мере, не бывшему мужу. Тарелку сполоснула, потянулась за кухонным полотенцем, а у Игоря поинтересовалась:

— Тебе домой не пора? Девятый час.

— Не хочешь отвечать?

— Не хочу. Это не твоё дело.

— А мне кажется, моё. Он рядом с моими детьми живёт.

Марина повернулась к нему.

— Живёт, — подтвердила она, — и все в этом доме довольны.

— Да?

— Да. Иди домой, Игорь.

— Теперь ты меня выгоняешь. А я ведь серьёзно. Я хочу быть уверен...

— А почему ты раньше не хотел быть уверен? Когда уходил. — Марина голос до предела понизила. — Тогда ты не думал о том, как мы жить будем, и уверена ли я. Я и так пытаюсь наладить отношения, ради детей, разговариваю с тобой по-хорошему, ужином кормлю, а ты мне допросы устраиваешь?

— Значит, всё-таки не простила.

Марина развела руками.

— Уж прости меня за это! Но я простила, но ты как-то умудряешься при каждой встрече задеть меня за живое. Что тебе покоя не даёт? Что я не одна и ночами по тебе не плачу?

Про ночи она, явно, сказала зря, потому что Игорь сурово сдвинул брови и даже зубами скрипнул, правда, ни сказать, ни сделать ничего не успел. Из гостиной послышался радостный вскрик, и Элька оповестила:

— Приехал!

Марина к окну бросилась, совершенно по-глупому, выглянула и увидела Грановича, который уже к дверям подходил. Надо же она, даже не слышала, как машина подъехала к дому, обычно чутко улавливает такие моменты. Игоря красноречивым взглядом одарила, фартук сняла и вышла Димке навстречу.

— Эля, не вставай с дивана!

— Ну, мама! — Элька вскочила и на диване запрыгала от нетерпения, наблюдая за тем, как Марина дверь открывает.

Димка в дом вошёл, принеся с собой мороз, свежий воздух и шуршание пакетов. Марина за ним дверь поторопилась закрыть, и улыбнулась, когда он наклонился к ней за поцелуем.

— Привет, я тебя жду, жду. Устал? На пол пакеты поставь.

— Устал. На выезде из Москвы часа полтора стояли.

— Ужас, — искренне посочувствовала она, и пальто его взяла.

— Голодный, жуть.

Элька с дивана застонала, продолжая подпрыгивать, и руки к Грановичу тянула. Он на неё посмотрел и удивлённо вздёрнул брови.

— Ты чего? Попрыгун.

— Я болею!

Марина с некоторой неловкостью наблюдала за тем, как Димка девочку на руки взял, Элька просто прыгнула на него, уцепившись руками и ногами, а Марина кинула затравленный взгляд в сторону кухни. Вдруг стало страшно и неприятно, и пожалела, что Игоря заранее не выставила. Пока думала, как Диме сообщить о том, что у них гости, Эля уже рукой в нужную сторону указала.

— Там папа!

Дмитрий недоумённо нахмурился, повернулся, и Игоря увидел. Подумал, и коротко кивнул в знак приветствия.

— Игорь Антона из бассейна привёз, — пояснила Марина, — и на ужин остался.

— Замечательно. Я тоже ужинать хочу.

— Сейчас. — Марина пакеты с его покупками собрала и перенесла из прихожей в гостиную. Грановичу улыбнулась, решив проигнорировать его напряжённый взгляд. — Я тебя жду, не ужинаю.

— Ну и зря. Может, мы дольше бы там стояли.

Игорь из кухни вышел, искоса к Грановичу приглядывался, и зачем-то руки за спиной прятал, что Марине не понравилось. Можно было подумать, что он этими руками что-то неподобающее делал всего пару минут назад.

— Я к Антону поднимусь, он просил. И поеду тогда.

Марина кивнула, не удостоив бывшего мужа взглядом. А вот Дима ему вслед посмотрел.

— А дедушка где?

Дмитрий от своих мыслей отвлёкся, посмотрел на перемотанную шарфом Элю, которую на руках держал.

— А дедушка приедет в пятницу.

— Он работать уехал?

Дима кивнул.

Эля за воротник его свитера ухватилась и потянула.

— А ты?

— Что? — удивился Гранович её суровому тону.

— Купил мне подарок?

Он рассмеялся.

— Я бы не осмелился не купить. — Опустил её на пол. — Иди, возьми, в жёлтом пакете твоя коробка.

— Ура! Мама, он купил!

Оставив девочку распаковывать подарок, Дмитрий прошёл на кухню. Марина снова на стол накрывала, торопилась, а когда он вошёл, улыбнулась ему. Гранович к ней подошёл, обнял сзади, заставляя её остановиться. Марина позволила себя поцеловать в щёку, потом в руках его повернулась, руки оказались на Димкиной спине, а сама в его лицо вгляделась. И подтвердила:

— Устал. Сейчас я покормлю тебя.

Он наклонился к ней и носом к её носу прикоснулся. Марина его поцеловала, правда, поцелуй был коротким и поспешным, всё равно чувствовала, что Димка настороже.

— Сейчас он уйдёт, — шёпотом пообещала она. — Душ примешь?

Он кивнул. Кажется, рад был скрыться на время. То, что Димку настолько задевает присутствие Игоря, Марину удивляло, хоть она и могла понять его чувства, сама к Наталье его ревновала, но реагировать настолько остро, Гранович, с его независимым характером и уверенностью в себе, не должен был, по мнению Марины.

Игорь спустился минут через десять, для начала огляделся, видимо, выискивал взглядом Дмитрия, а потом подошёл к дивану и на спинку облокотился, глядя сверху на дочь, которая возилась с новой игрушкой. Эля голову подняла, на отца посмотрела и разулыбалась, показывая ему довольно большой, розовый кабриолет.

— Гляди! Я сюда куклу посажу, и она ездить будет!

— Здорово, — похвалил Игорь. Потрепал девочку по волосам.

— А куклу мне мама купила, красивую. У неё волосы длинные и белые. Как у Даши.

Игорь усмехнулся.

— Иди домой.

Он обернулся, на Марину посмотрел, и разулыбался.

— Уже ухожу, не надо меня выгонять.

— Я не выгоняю, просто тебе на самом деле пора.

Игорь к ней подошёл и снова руки за спину спрятал, уцепившись большими пальцами за задние карманы на джинсах. В задумчивости на Марину посмотрел.

— Кажется, у него на самом деле серьёзные планы на твой счёт. Детям подарки, тебе цветы.

— Дима не дарит мне цветы.

— Нет? — вроде бы удивился Игорь, а Марина улыбнулась.

— У него аллергия на пыльцу.

— Ну вот, вся идиллия насмарку.

— Иди домой, — снова попросила она.

Он усталым движением потёр шею.

— Я детей заберу послезавтра, мама хочет их видеть.

— Хорошо. Надеюсь, Эля поправится.

— Я тоже. Пока?

Марина не ответила, а Игорь подошёл к Эле, поцеловал её, но та слишком занята была, только рукой ему помахала и попыталась сопротивляющегося Семёна усадить в игрушечную машину. Котёнок замяукал и спрыгнул с дивана, потряс ушастой головой.

— Он ушёл?

Марина на голос Дмитрия оглянулась, улыбнулась ему.

— Конечно, ушёл. Садись скорее, пока не остыло.

Гранович заулыбался, накрытый стол оглядел и потёр ладони в предвкушении. Марина рассмеялась.

— На самом деле такой голодный?

— Да.

Она сама не сразу за стол села, для начала Димку обняла и поцеловала его в небритую щёку. Потом потёрла это место пальчиком.

— Ешь.

— Пахнет — обалдеть, Мариш.

— Обыкновенная солянка.

— Какая она обыкновенная? Она самая вкусная.

— У нас вечер комплиментов?

Дима головой покачал и отправил в рот первую ложку. А потом соседний стул ближе придвинул.

— Садись, ты же не ела тоже.

— Да я вроде не хочу. Я напробовалась пока готовила.

— Очень вкусно.

— Ты прямо захвалил меня. Про печенье тебе не говорить?

— Говорить, говорить, — закивал он, улыбаясь. Хлеба ещё взял, и вдруг замер с ложкой в руке. — Слушай, Мариш, я это всё к чему тебе говорю.

— Мама, дай мне печенье.

Марина из вазочки неровный кругляшок взяла и дочери протянула.

— Только Семёну не давай, хорошо? А то одни крошки будут.

Дима Эльку пониже спины легонько шлёпнул, отправляя в сторону гостиной. А потом к Марине повернулся.

— Мы утром с твоим отцом ехали и говорили. Ты всё равно ведь без работы не усидишь, заскучаешь, а я тебе хочу дело предложить.

Марина растерянно моргнула.

— Какое дело?

— В семейном бизнесе.

— С ума, что ли, сошёл? Я не умею ничего!

— Умеешь. Ты готовить умеешь.

— О Господи.

— Да послушай ты, я серьёзно. — Дима снова вернулся к еде. — В "Стелсе" большое кафе, сама видела. Но что мы готовим? Тот же фаст-фуд. Пирожки слоённые, салаты на скорую руку, пицца. А что если сделать меню домашней еды? А кто с этим справится лучше, чем ты?

Марина на стол облокотилась, подперев подбородок рукой.

— Дима, ты предлагаешь мне что-то нереальное.

— Почему? Я же не предлагаю тебе самой готовить. Там целый штат сотрудников. От тебя требуются продуманные рецепты, и сам процесс контролировать. Чтобы всё было по-твоему. — Он ложкой указал в свою тарелку. — Вот так, как здесь.

Марина от растерянности даже усмехнулась.

— Ты хочешь "Стелс" в ресторан переделать?

Дима рассмеялся.

— А это уже от тебя зависит.

— Да ну тебя, Дим, я даже не представляю.

— А ты подумай спокойно, представь. Мариш, но ведь реальное дело! Ты и так постоянно готовишь, я же вижу, тебе не сидится. Так почему бы не продемонстрировать свои таланты людям?

— Нашёл талант. Я свою семью кормлю, это не талант.

— Неправда. Обещаешь подумать?

Марина поднялась, на его плечо оперлась.

— Обещаю. — На его тёмную макушку посмотрела, пригладила волосы на затылке. — Что бы я без тебя делала?

Дима хмыкнул и головой покачал.

— Вот уж не знаю.

Марина улыбнулась.

Неожиданно для себя самой, Марина идеей Грановича увлеклась. Чем больше думала об этом, тем больше пугалась, но в то же время, голова уже работала, и вот уже через несколько дней она сидела за Димкиным столом в кабинете и пыталась составить своё меню для кафе. Понятия не имела, как это делается и что для этого нужно, но припомнила, какие блюда у неё получаются лучше всего, и пыталась их скомпоновать. Совершенно дедовским способом: первое, второе и компот. Правда, добавила в этот список ещё салат и десерт. Представляла, как повеселятся опытные повара в кафе, когда она к ним со своими записями придёт, но Димка ведь сказал: всё будет так, как она захочет. А попробовать не грех. Вдруг, на самом деле, что-нибудь получится?

— Получится, обязательно получится, — кивал Гранович вчера вечером, пробуя её маленькие пирожки с картошкой и грибами. — Очень вкусно.

Марина подумала, подумала, и включила пирожки с картошкой в своё меню. Уже половину ученической тетрадки, позаимствованной у Антона, исписала. Задумалась всё о той же солянке, кончик ручки прикусила, и подскочила на месте, когда телефон зазвонил. А услышав голос Дмитрия на другом конце провода, решила возмутиться немного.

— Напугал меня!

— А чем ты занята?

— Чем... Семейным бизнесом!

— О-о. Это хорошо, значит, согласилась.

— Ещё нет. Я как раз пытаюсь понять, стоит ли ввязываться в такое дело.

— Что значит, ввязываться? Я же тебе не авантюру предлагаю, а вполне конкретное дело.

— Ну, хорошо, хорошо. А ты зачем звонишь, проверяешь меня?

— Да нет, просто соскучился.

— Соскучился, но домой всё равно не приедешь, да?

Он рассмеялся.

— Ты же знаешь, я занят.

— Знаю. А я в доме одна. Так тихо.

— За детьми когда поедешь?

— К вечеру. Если честно, мне ехать не хочется. Но Игорь их привезти не может, так что придётся самой...

— Встретиться с бывшей свекровью? — усмехнулся Дмитрий, а Марина укоряюще проговорила:

— Дима.

— Ну ладно, ладно, я тебе верю. Она — монстр.

— Этого я не говорила, просто... Я ещё ни разу с ней не встречалась после развода.

— Хочешь, я их заберу? И вся проблема.

— Она тебе их не отдаст!

— Да что ты?

Марина рассмеялась.

— Не выдумывай, пожалуйста. Я сама их заберу, всё нормально.

— Ну, смотри. Михалыча возьми в подмогу, — посоветовал он и отключился.

Перед встречей с Ниной Владимировной, Марина на самом деле нервничала. Совсем не обрадовалась, когда утром Игорь позвонил и, извинившись, сообщил, что привезти вечером детей не сможет, он в области.

— Забери их сама, — попросил он. И добавил: — Мама будет тебя ждать.

— Не сомневаюсь, — пробормотала расстроенная Марина. Хотя, чего ей бояться? Нина Владимировна наверняка всю интересующую её информацию из детей уже вытянула, и выводы сделала. Остаётся только на глаза ей показаться, чтобы все пикантные факты подтвердить. И в шубе она норковой ходит, и на машине с шофёром ездит. Ах да, ещё у неё любовник есть. Так что, теперь она её сыну точно не пара.

За детьми поехала, когда за окном темнеть начало. Михал Михалыч немного побубнил насчёт плохих дорог на сельских улицах, когда они к дому Нины Владимировны подъехали. Посёлок хоть и находился в черте города, но разительно отличался от посёлка, в котором Марина с детьми в данный момент жила. Обыкновенные деревенские домики выстроились в два ряда, окружены были палисадниками, некоторые из которых покосились, а дороги от снега тут не чистились, если только силами местных жителей. На всю улицу только два фонаря, поэтому разглядеть что-либо почти невозможно. Марина указала Михалычу нужный дом, они остановились у расчищенной тропки, ведущей к дому, но Марина медлила больше минуты, прежде чем из машины выйти. Оглядела тёмную улицу, поёжилась на холодном ветру, и пошла к дому, который приветливо манил к себе светом в окошках. Из трубы на крыше приветливо вился дымок. Видимо, Нина Владимировна Эльку греет на печке. Печка, конечно, не русская, но вещь нужная, и Нина Владимировна никак не хотела с ней расставаться, хотя Игорь уже не раз предлагал сломать её и избавиться от этого пережитка прошлого. Марина поднялась на крылечко, но прежде чем в дверь позвонить, постаралась в окошко заглянуть. Вот только оно оказалось задёрнуто шторкой.

Дверь ей открыл Саныч, кажется, он уже поселился здесь, ведь всем известно, что зимой вдвоём теплее. Увидел её, и сразу же разглядывать принялся, даже не стараясь скрыть своё любопытство.

— Марина.

— Здравствуйте, Виталий Александрович. Я за детьми.

Он дверь пошире распахнул, впуская Марину в дом. И крикнул в сторону.

— Нина, это Марина пришла.

— О, мама! — раздался первым возглас Антона, полный облегчения. — Элька, собирайся.

— Так, куда вы побежали? — Нина Владимировна всё ещё не показывалась ей на глаза, на детей заворчала, когда они с мест сорвались, а когда из комнаты всё-таки вышла, выглядела недовольной. — Ты бы хоть предупредила, что едешь. Они даже поесть не успели!

— Дома поедят, — беспечно отозвалась Марина, и дочь, кинувшуюся к ней, поймала. Потрогала её лоб. — Как ты себя чувствуешь? Температуры нет?

— Мерили, — словно через силу проговорила Нина Владимировна, наблюдая за ними. — Температуры нет.

— Очень хорошо. Обувайся, сядь вот здесь.

Антон первым из дома выскочил, прихватив свой рюкзак, и получив от матери указание ждать в машине, убежал. А Нина Владимировна помогала Эле одеться, и Марина так поняла, что намерено время тянет. Разговаривала о чём-то с внучкой, неторопливо застёгивала пуговки на её кофте, а Марина рядом томилась, под взглядом Саныча.

— Мама, я сидела на печке!

— Да? Тебе понравилось?

— Было тепло. А потом жарко. — Эля почесала кончик носа. — И я слезла.

Марина улыбнулась.

— Как у тебя дела?

Марина даже не сразу поняла, что этот вопрос ей адресован. Посмотрела на Нину Владимировну. Осторожно кивнула.

— Хорошо.

— Правда? Хорошо? Интересный ответ для женщины, которую недавно муж бросил.

Марина подавила вздох.

— Давайте не при ребёнке?

— Об этом надо было раньше думать. Думаешь, я не знаю ничего...

— Не думаю. Уверена, что вы в курсе всего.

— Не дерзи мне, пожалуйста.

— А вы со мной в таком тоне не разговаривайте, Нина Владимировна. У вас новая невестка есть, вот её и учите уму-разуму. Или она не поддаётся? — догадалась Марина.

Нина Владимировна Эле шарф завязала, развернула её лицом к матери, а сама поднялась, и на Марину посмотрела. И негромко, но выразительно проговорила:

— Вот никогда ты меня не слушала. Всё обижалась, обидчивая ты наша. А ведь я тебе тогда ещё сказала: не дави на него. Ну, погулял бы он с этой Дашей, и к тебе вернулся. Но ты вразнос пошла. Понеслась вприпрыжку, сама всё порушила. Он бы уже давно вернулся, если бы не...

— Не — что? А вы меня спросили, хочу я, чтобы он вернулся?

— А ты не хочешь? — Нина Владимировна недоверчиво усмехнулась, приглядываясь к Марине. И взгляд такой снисходительный, что Марина поневоле вспыхнула, дочь от бывшей свекрови оторвала, и дверь рывком распахнула.

— Всего доброго, — чересчур вежливо попрощалась она, так и не ответив на провокационный вопрос. И не сдержавшись, дверью хлопнула, уходя.

Из комнаты послышался громкий детский вскрик, а потом смех. А у Даши всё внутри перевернулось. Каждый раз переворачивалось, при каждом звуке, восторженном вопле, и она никак успокоиться не могла, понимала, что её всё безумно раздражает. Вчера вечером Игорь впервые привёз дочку к ним домой, даже не предупредив, и Даша его поступку безмерно удивилась. Обычно детей привозили в дом его матери, и Даша если с ними и встречалась, то там, и ненадолго. Игорь никогда не говорил, и даже не спрашивал у неё, как бы она отнеслась к тому, что дети будут приходить к ним в дом. Да и зачем им это делать, Даша не понимала. Игоря часто не было, он работал, а ей зачем чужие дети? Нет, она ничего не имела против Эли и Антона, она их ещё совсем маленькими помнила, это были симпатичные ребятишки, но ведь чужие. Ей-то они кто? И уж тем более непонятно, почему она всё сегодняшнее утро стоит у плиты, чтобы их чем-то побаловать. А Игорь даже на работу не поехал, хотя Сергей его ждал, и звонил утром, интересовался. Но у них ведь ребёнок в доме, тут уже не до работы! Даша брату под настроение пожаловалась, на что тот вдруг рассмеялся и посоветовал ей не париться. Слово-то ещё какое подобрал — париться! Она и не парится, просто не понимает, чем Игорь уже полтора часа может заниматься с ребёнком, что Элька так визжит и радуется. А Игорь за это время на кухне даже ни разу не показался.

Деревянной лопаточкой перевернула котлеты на сковороде, руку в бок упёрла и возмущённо выдохнула, услышав голос Игоря совсем рядом. Но на кухню он так и не зашёл, прошёл мимо, а Даша услышала чуть капризный голос Эльки:

— Хочу мультики смотреть!

— Да? Ну, давай смотреть мультики, — благосклонно согласился самый лучший на свете папа.

Сняв фартук, Даша всё-таки направилась в комнату. Остановилась в дверях, оглядывая беспорядок, разбросанные по ковру игрушки, которые каким-то неведомым образом появились в их квартире, потом обратила свой взгляд на Игоря, который на диване лежал, а Эля, усевшись рядом с ним, безжалостно разбиралась с пультом от их нового плазменного телевизора.

— Игорь.

Он посмотрел на неё и заинтересованно вздёрнул брови.

— Что?

— Серёжа звонил. Очень интересуется, когда ты на работе появишься.

— У меня сегодня выходной.

— Посреди недели?

— Даш, я все выходные в области просидел. Могу сегодня с ребёнком побыть?

Даша несколько секунд размышляла.

— Мне кажется, что Марине не понравится, когда она узнает, что ты Элю в садик не повёл.

— Ничего, иногда можно. — Он дочку по голове погладил и улыбнулся ей. — Да, малыш?

Эля от пульта отвлеклась, кнопки нажимать перестала, и заинтересованно посмотрела в сторону Даши.

— Мы смотрим мультики, мы с папой заняты!

Игорь рассмеялся.

— Вот именно. У нас очень важные дела!

— Да, я вижу, — проговорила Даша, едва сдерживая рвущееся наружу недовольство. Ещё раз на Игоря посмотрела. То, что он вот так лежал на диване и ничем серьёзным не занимался, раздражало.

— Когда обедать будем? — поинтересовался он очень вовремя.

— Когда я приготовлю, — огрызнулась она вполголоса, и ушла обратно на кухню. Как раз вовремя, ещё бы немного, и котлеты подгорели.

Через некоторое время Эля сама прибежала к ней на кухню, Игорь, кажется, по телефону говорил, и она заскучала. На стул влезла, поджав под себя ноги, и хитро прищурившись, начала за Дашей наблюдать. В какой-то момент та не выдержала, и к девочке обернулась, нацепив на лицо улыбку.

— Есть хочешь?

Эля подумала, ладонью по столешнице поводила, после чего кивнула.

— Сейчас будем обедать.

— А моя мама будет работать в ресторане, — важно сообщила Элька, заулыбавшись.

Даша заинтересованно хмыкнула.

— Да? Она ведь хорошо готовит?

— Да. Пирожки всякие, оладушки. Она всё-всё делает.

— И что, она пошла в ресторан оладушки печь?

Над этим Эля всерьёз призадумалась, потёрла нос, потом плечами пожала.

— Я не знаю. Дядя Дима сказал, что мама будет главным поваром. — Элька на стуле встала и поводила руками, как дирижёр. — Будет всеми руководить!

— Надо же, — проговорила Даша себе под нос, случайно обожгла палец, ойкнула и сунула его в рот. А сама на девочку в задумчивости посмотрела. На обожжённый палец ещё подула, и осторожно поинтересовалась: — Эля, а дядя Дима тебе нравится?

— Я его люблю, он мне подарки дарит.

— Правда? Часто?

— Когда я его прошу. А ещё... ещё он приносит нам с Тошей с работы шоколадки всякие, и печенье, и чипсы. Только чипсы редко, мама ругается. А вчера он принёс Семёну такую смешную мышку, и Сёма за ней бегал. Так смешно было!

— Это что же, живую мышку принёс?

Эля рассмеялась.

— Нееет! Мы её на верёвочку привязали!

— Понятно. Значит, дядя Дима хороший.

Эля покивала, а сама на вазочку с конфетами косилась.

— Хочешь конфетку? — догадалась Даша. — Возьми.

Девочка руки за спину спрятала, и головой замотала.

— Перед обедом нельзя, мама ругаться будет.

— Мама ведь не узнает.

Эля от удивления открыла рот.

— Мама всё знает!

— Неужели?

— Ей все всё рассказывают! Даже дедушка и дядя Дима!

— А папа?

— И папа, — уверенно кивнула Эля.

— А как дядя Дима тебя называет? — Даша снова улыбнулась. — Принцессой, наверное?

— Так меня папа называет.

— А дядя Дима как?

Эля снова села и навалилась на стол.

— Пузырик.

— Пузырик? — не поняла Даша. — Почему?

А девочка весело рассмеялась.

— Потому что я вот так делаю! — воскликнула она и надула щёки.

— Понятно.

Игорь на кухню вошёл и кинул на Дашу настороженный взгляд.

— О чём беседуете?

— Да так, — она равнодушно передёрнула плечами. — Просто болтаем. Да, Эля?

Та не ответила, голову на вытянутые на столе руки положила, и жалобно проговорила:

— Я кушать хочу.

Игорь её со стула поднял и к себе прижал.

— Сейчас будем кушать. Сейчас Даша на стол накроет, и накормит нас вкусно-вкусно.

— Как мама?

— Надеюсь.

Даша кинула ни Игоря возмущённый взгляд, но тот, кажется, даже не заметил.

Все вокруг только и твердили о том, как хорошо готовит бывшая жена Игоря. Даже её собственный брат, который порой к ним в гости захаживал, и мать Игоря тоже без конца об этом твердила. И это было довольно странно. Когда Игорь решил уйти из семьи, и впервые привёл Дашу в дом своей матери, та про бывшую невестку даже словом не обмолвилась, она ей, Даше, улыбалась и радовалась, а в последнее время учить принялась, постоянно беспокоилась, как она её сыночка кормит. Даше так и хотелось в ответ огрызнуться, что, мол, нормально она его кормит, раз не похудел и с лица не спал!

Как раз за минуту до того, как она собралась звать Игоря с дочкой к столу, раздался звонок в дверь. Даша выпрямилась, прислушиваясь к шагам Игоря в прихожей, а потом услышала радостный голос Эли:

— Тоша пришёл!

Даша со стуком поставила на стол тарелку. Вот только мальчишки ей не хватало! Если с Элей она общалась нормально, та, по молодости лет, не задумывалась о том, почему её папа с чужой тётей живёт, да и дядя Дима в её жизни вовремя появился, то Антон к Даше относился со снисходительной небрежностью. Так всегда смотрел на неё, когда она с ним заговорить пыталась, что становилось по-настоящему неприятно. Даша даже пыталась Игорю пожаловаться, но тот вроде бы ей не поверил, видимо считал, что сын слишком мал для того, чтобы проявлять открытую враждебность в её сторону. А теперь, кажется, вообще решил детей к их дому приучить. Вот только её спросить забыл!

Антон тем временем раздевался в прихожей, с лёгким неудовольствием посмотрел на довольную сестру, прыгавшую рядом, и всё-таки поддался отцу и позволил втянуть себя в квартиру. Оглядывался, правда, без всякого интереса.

— Мама сказала забрать Эльку из сада, я пришёл, а её нет.

— А я не ходила в садик, — похвастала Эля. — Не ходила! Мы с папой играли.

Антон на сестру глянул насмешливо.

— Да? Ну и получишь от мамы за это.

Эля прыгать прекратила, повернулась к отцу, а тот поспешил её успокоить.

— Антон шутит, мама ругаться не будет. Ты ведь со мной была.

Антон мельком в кухню заглянул, увидел Дашу, и чуть слышно с ней поздоровался. Потом попросил:

— Эль, собирайся давай, чего ты стоишь? Мне ещё уроки делать.

— Не выдумывай, — тут же отреагировал Игорь, — сейчас обедать будем. Потом я вас отвезу.

— Да мы сами...

Игорь легко толкнул сына в плечо, направив в сторону ванной комнаты.

— Руки мой, и за стол.

Антон не особо обрадовался предложению, но руки мыть пошёл, и только услышал голос сестры за спиной:

— Папа, а мама правда не будет ругаться?

— Правда, — успокоил её Игорь.

Когда Антон появился на кухне, все уже сидели за столом. Эля суп ела, а Игорь ему стул отодвинул.

— Садись. Как в школе?

Антон исподлобья глянул на Дашу, за стол сел и тарелку к себе придвинул.

— Нормально.

— У тебя всегда всё нормально, — хмыкнул Игорь.

Антон плечом дёрнул и взял ложку. Суп в своей тарелке для начала поразглядывал, и только потом попробовал. Чувствовал, что Даша его взглядом сверлит, но не поддавался.

— Как четверть закончишь? С тройками опять?

— Не знаю пока.

— Не знает он...

— Игорь, давай спокойно поедим?

— С ним спокойно не поешь. В твоём возрасте уже пора задумывать о том, что дальше будет. А ты учишься через пень колоду. Только Марина ещё надежду лелеет, что ты в институт поступишь.

— А я и поступлю.

— Да? — чрезвычайно удивился Игорь и усмехнулся. — Будем надеяться.

— И уже решил, кем хочешь быть? — спросила Даша, стараясь разрядить обстановку. Наблюдала за тем, как мальчик без лишнего энтузиазма ест её суп, и очень старалась подавить в себе всплеск раздражения. — Папа прав, сейчас надо заранее решать, чтобы готовиться, время такое. Необходимо сосредоточиться на основных предметах, которые пригодятся при поступлении.

— В технический ВУЗ пойдёт, куда ещё. Так что, тяни физику и алгебру, — посоветовал сыну Игорь.

Антон упрямо выдвинул подбородок.

— Я сам решу.

Игорь недоверчиво головой качнул.

— Да? Ну-ну.

Антон прожевал, и на отца глянул в упор.

— Дед и дядя Дима говорят, что идти мне нужно на управленческий. И учиться я буду в Москве.

Даша кинула на Игоря осторожный взгляд, и заметила, как тот напрягся.

— Дядя Дима так решил? — переспросил он.

Антон высоко вскинул подбородок.

— Он лучше знает.

— Дедушка говорит, что он умный, — влезла Эля. — И Антон хочет таким же быть. — Рассмеялась. — Но так быть не может.

— Почему это? — всерьёз возмутился Антон, глядя на сестру.

Та отложила ложку и развела руками.

— Потому что, — важно проговорила она. — Потому что заходить к дяде Диме в кабинет без спроса нельзя. А как же ты тогда будешь таким же умным?

Антон фыркнул.

— Элька, ты такая глупая!

Даша уже забыла про еду, сидела, устроив один локоть на столе, и на Игоря смотрела. А тот пытался с собой справиться, даже руку в кулак сжал, но на детей прикрикнул без особой злости.

— Так, прекратите оба.

— Я больше суп не хочу. Можно мне котлету?

Даша поднялась из-за стола, забрала у детей тарелки, чтобы положить им второе. А Игорь недовольно проговорил:

— Мы с мамой ещё это обсудим. — На сына посмотрел. — Она работать начала?

— В кафе "Стелса" будут готовить по её рецептам. Мама, кажется, довольна.

— Да?

— Она уже столько тетрадок исписала этими рецептами. И всё время что-то готовит, готовит. А мы пробуем. — Антон вилкой котлету разломил, разглядывать её принялся. Делал это намерено, знал, что отец и его новая жена злятся, но он пробовать не спешил. А потом на сестру выразительный взгляд бросил. Эля застыла, не донеся до рта вилку, глаза на кусок котлеты скосила, потом опять на брата посмотрела. Нерешительно отодвинула от себя тарелку.

— Я больше не хочу.

Глаза Игоря сузились, когда он к Антону повернулся. Конечно же, он всё понял, и Антон в первую секунду затосковал, предчувствуя неприятности.

— Доволен? — холодно поинтересовался отец.

Антон не ответил, смотрел на корзинку с хлебом, стоящую на середине стола. Эля тоже уловила в голосе отца ярко выраженное недовольство, и в испуге замерла, тараща на брата глаза. А тот её поторопил:

— Доедай, и пошли домой.

— Я тебе говорила, — шикнула Даша, когда Антон из-за стола вышел. — А ты мне не верил.

Игорь из-за стола поднялся, стул со скрежетом отъехал назад, и отправился за сыном в комнату.

— Ты зачем это делаешь?

Антон невинно посмотрел на него и моргнул.

— Что?

— Сам знаешь что. Ты чего добиваешься? Тебя не наказывали давно?

— Почему? Наказывали. — Антон сунул руки в карманы непомерно широких джинсов. — Совсем недавно.

— Ещё хочешь?

— Не знаю. А как ты будешь меня наказывать, если ты с нами не живёшь? По телефону проверять будешь?

Игорь всерьёз нахмурился, и даже сам почувствовал, как подбородок от напряжения отяжелел. Но уже в следующий момент в комнату вбежала Эля, посмотрела сначала на брата, потом на отца, а Антон снова её попросил:

— Одевайся. Мама скоро придёт, а нас дома нет.

— А можно, я возьму утёнка? Тош, можно? Пап, можно?

— Конечно, можно, — проговорил Игорь, наконец, сумев выдохнуть. От сына взгляд отвёл, и громко сообщил: — Даша, я их отвезу.

— Ну, конечно, — тихо проговорила та, только для себя, всё ещё находясь на кухне. — Отвези. Как не отвезти таких милых детишек. — Поднялась из-за стола и начала посуду убирать.

Всё то время, пока Игорь отсутствовал, она кипела изнутри. Мысленно с ним разговаривала, злилась, доводы приводила, по её мнению, очень разумные, которые оспорить просто невозможно. А как только он домой вернулся, то не выдержала, и принялась на Антона жаловаться.

— А я тебе говорила, говорила, что он меня ненавидит! Он всегда на меня так смотрит!..

— Это как? — Игорь на кухню вошёл и открыл холодильник, достал бутылку пива.

— Снисходительно.

— Снисходительно? Даша, ему двенадцать! Он даже не знает, как это слово правильно пишется.

— Что совсем ему не мешает! У него ужасный характер.

Игорь пиво открыл и глотнул прямо из горла.

— Как Марина говорит: весь в деда.

— Вот знаешь, почему-то я в это верю. Он и тебя ненавидит!

— Не говори ерунды. Он просто злится на меня, потому что я ушёл от них.

— Да не от них, а от неё, от Марины. Даже Нина Владимировна говорит, что он её больше всех на свете любит. А ты его мамочку не оценил!

— А ты теперь слушаешь мою мать и повторяешь за ней? Не стоит.

— А что, она не права, по-твоему?

— Даша, они мои дети. И это никто и никогда не изменит.

— Даже если они тебя не уважают?

Игорь красноречиво поморщился.

— Хоть Эльку не вмешивай. Она мелкая совсем.

— Мелкая, — проворчала Даша с усталым вздохом. — Может, и мелкая, но сравнивать тебя с дядей Димой уже научилась. И не в твою пользу, я тебе скажу.

— Ты зачем мне это говоришь?

— Зачем? — Даша к нему повернулась. — Да потому что мне не нравится то, что происходит в последнее время. Ты как с ума сошёл!

— Неужели?

— Прекрати отвечать вопросом на вопрос. Ты думаешь, я ничего не замечаю? Ты теперь без конца говоришь о своей бывшей жене. Ты ей звонишь, тебе интересно где она и с кем она. И не понимаешь, что она с другим мужчиной, и твои звонки, скорее всего, ей без надобности!

— Это ты так решила?

Она от возмущения даже вскочила.

— А тебя это, как посмотрю, беспокоит?

— Конечно, меня это беспокоит! — повысил он голос. — Этот мужик неизвестно откуда взялся, и теперь имеет огромное влияние на моих детей! Ты что, не замечаешь?

— Всё я замечаю. И замечаю, что тебя это не просто беспокоит, тебя это злит! Что у твоей бывшей кто-то появился. Ревнуешь, да?

Игорь бутылку пива на стол поставил, и зло на Дашу глянул.

— А ты этого добиваешься своим разговором, чтобы я заревновал?

— Не сваливай всё на меня! Это ты у нас всегда отказываешься замечать очевидные вещи, а не я! Сколько раз я просила тебя поговорить с Антоном, а ты мне что в ответ говорил? Этого не может быть, — передразнила она его. — А как он себя во всей красе показал, так ты за голову схватился? А раньше ты о чём думал?

— Ладно, — он отмахнулся от неё, — это мой сын. Я всё решу.

Даша кивнула, стараясь перевести дыхание.

— Решай. Решай, любимый. А до этого момента я не хочу, чтобы этот мальчишка появлялся в нашем доме. Он, может, тебе и сын, но я не обязана терпеть его хамство. Он на меня смотрит, как на грязь, а я, значит, должна ему улыбаться и котлеты ему жарить? Не дождёшься. У него отчим есть, вот пусть он его фокусы и терпит. В бассейны его записывает, за ручку водит, а я его характер терпеть не буду.

— Какой отчим? Что ты выдумываешь?

— А что, не так? — Даша усмехнулась. — Всё к этому идёт, по-моему. А вообще, он на самом деле мужик не глупый. Сколько ему времени понадобилось, чтобы твою бывшую охмурить? Вот женится на ней, а он женится, вот посмотришь, и всё получит в комплекте. И жену, которая лучше всего умеет пироги печь, и детей парочку, чтобы самому не мучиться, и Стеклова в качестве тестя. И замом быть перестанет. — Даша кивнула со знанием дела. — Умный мужик.

— А ты и рада позлорадствовать, да?

— А чего мне злорадствовать? Мне с ней делить нечего. Я надеюсь.

Они взглядами столкнулись, Игорь ещё помедлил немного, а потом пиво своё схватил и, очень аккуратно обойдя Дашу, вышел из кухни. А она ему вслед кухонное полотенце бросила.

— Сволочь ты!

Он вернулся.

— Ты просто не понимаешь. У тебя своих детей нет, и ты не понимаешь!..

— Чего это я, интересно, не понимаю? Как можно территорию делить?

— Я не делю с ней территорию, это наши общие дети! И я не хочу, чтобы их воспитывал кто-то чужой!

— Поздно спохватился, не находишь? Они только и твердят о дяде Диме. — Даша насмешливо улыбнулась. — И что ты будешь теперь делать? Мне даже интересно.

— Я сделаю, — немного зловеще проговорил Игорь. Он ушёл в комнату, и Даша услышала, как громко захлопнулась дверь спальни за ним. Кажется, даже стены вздрогнули.

— Не просто сволочь, — проговорила она чуть слышно, — а ещё и идиот.

Войдя в дом, Дмитрий сразу прислушался. Было подозрительно тихо, и только на кухне свет горел. Он ещё с улицы заметил, что почти все окна дома тёмные, что было довольно странно, и даже в первый момент заставило его забеспокоиться. А теперь вот вошёл и замер в прихожей, принюхался зачем-то.

— Я пришёл, — не слишком громко, но достаточно для того, чтобы его услышали везде, сообщил он, и тогда уже входную дверь захлопнул. На кухне что-то задвигалось, зашумело, и ему навстречу Эля выбежала. В перепачканном чем-то тёмном платье, ещё руки о грудь и живот вытерла, и тогда уже к Грановичу кинулась, подняв руки.

— Тоша, он пришёл! — закричала она, что есть силы. Дима даже поморщился, поразившись силе её голоса, и рассмеялся. Пальто снял и взял девочку на руки. Она его за шею обняла и начала рапортовать:

— Мы дома одни, уже давно! А так темно! И на улице темно, а Тоша говорит, что я глупая, потому что боюсь. Мы ведь дома, и бояться нечего. Он кормил меня горячим хлебом с сыром и кетчупом, а мамы всё нет и нет, — в итоге свалила всю информацию в одну кучу Эля.

— Ой, тараторка, — изумился Гранович, прошёл на кухню, кинув в тёмную гостиную только один взгляд, уловив на диване небольшое движение. Но Семён лишь голову поднял, посмотрел на него одним глазом, и снова скрутился в клубок, спать. — И не горячий хлеб, а бутерброд. Повтори.

Элька тут же губы надула и отвернулась от него, как только Дима её ногами на стул поставил. А он Антону руку протянул, совершенно по-взрослому. Тот от своих тетрадок оторвался, и на рукопожатие ответил.

— Как дела? — поинтересовался Дима.

— Нормально. Нас папа привёз, часа два назад.

— А мама звонила?

— Да, сказала, чтобы мы ели то, что есть в холодильнике.

— Хорошо.

Антон концом ручки почесал в затылке.

— Хочешь, я тебе суп погрею? — предложил он. — А ты мне за это поможешь уравнения решить. А то у меня не получается.

— А мне нарисовать черепаху, — тут же влезла Эля. Голову назад закинула, чтобы на Диму посмотреть. — Ниндзю.

— Кого? — смеясь, протянул Гранович, и они вместе с Антоном рассмеялись. Затем он мальчику кивнул. — Давай суп. А я пока переоденусь. И это, свой шедевр с кетчупом мне тоже сделай!

— Горячий хлеб!

— Бутерброд, Эля.

— Когда ты только научишься? — фыркнул Антон, за что получил от сестры ощутимый тычок.

— Сам ты глупый!

На запах из гостиной появился заспанный Семён. Ему перепал кусок сыра, он его съел, а потом улёгся прямо у своей миски, довольно щурясь. Дима ел суп и внимательно наблюдал за тем, что Антон в тетради пишет, иногда подсказывая или указывая на ошибки. Эля тоже заинтересовалась, почти легла на стол, чтобы поближе к ним быть, и смотрела, что делает брат.

— А когда я пойду в школу, я тоже буду это делать? — заинтересовалась она.

— Не сразу, но будешь, — кивнул Дима.

Эля сунул в рот кончик своей косички.

— Тоша, ты тогда хорошо запоминай, что делаешь, — сказала она наконец. — Потому что мне это не нравится.

Дима даже супом поперхнулся и закашлялся, приложил ко рту салфетку.

— Мама теперь всегда будет поздно приходить? — спросил Антон чуть позже, когда собирал со стола учебники и тетрадки.

— Нет, конечно. Просто завтра первый день, вот она и задерживается. А потом всё войдёт в свою колею, и столько времени уже не потребуется. Так всегда бывает. Да и мама попривыкнет.

— Мы сегодня только суп ели, — пожаловалась Эля.

Дмитрий усмехнулся.

— Ничего, вот мама вернётся и всё будет, как всегда.

— У папы были котлеты, но Антон даже попробовать мне не дал.

— Почему это? Сам всё съел? — Дима кинул на мальчика насмешливый взгляд, а тот вдруг вскочил и чайник на газ грохнул.

— Будешь чай? Эля, ты будешь? — спросил Антон. — Я знаю, где мама конфеты про запас держит.

Гранович на предложение о чае кивнул, но сам насторожился.

— А что ещё было у папы? — поинтересовался он у Эли.

— Антон с ним ругался, — тут же рассказала девочка.

— Ругался?

— Да не ругался я!

— Ругался, ругался! Папа на тебя разозлился! Как раньше.

— Что было не так? — Дмитрий к мальчику повернулся.

Антон замешкался, его подбородок выдвинулся вперёд и он с едва заметным возмущением принялся оправдываться, указав рукой на сестру:

— Он не повёл её в сад! Я прихожу, а Эльки нет, и воспиталка говорит, что не было. А если бы мама пришла или позвонила? Она бы с ума сошла!

— Предположим, — согласился Гранович. — И ты из-за этого поругался с отцом?

— Я не ругался, — тише, но серьёзнее сказал мальчик. — Но почему я должен вести себя хорошо? Там эта его... Смотрит на меня, как на малявку. Мы с Элькой ей всегда мешаем, а тут прямо семейный обед... Не хочу я с ней общаться!

Эля внимательно брата слушала и грызла карандаш. А когда он замолчал, с интересом переспросила:

— С кем?

— С Дашей! Или она тебе нравится?

Дима из-за стола поднялся, чтобы чайник выключить, и легко шлёпнул Антона по спине.

— Тон сбавь. И думай.

Мальчик шумно вздохнул, и голову рукой подпёр.

— А черепахи какого цвета бывают?

— Коричневые.

— Зелёные.

Эля карандаш снова в рот сунула.

— Вы не знаете, да? Нарисую... красную!

— И что, ты всерьёз с ним поругался? — спросил Дима позже, когда Эля убежала наверх за новой раскраской.

Антон передёрнул плечами, явно не желая продолжать разговор. И как бы в доказательство этого перебрался на диван в гостиную и телевизор включил. Гранович в одиночестве выпил чая, а потом к Антону присоединился, правда, про отца того больше не расспрашивал.

— Хочу, чтобы мама пришла. — Эля нижнюю губу выпятила и очень постаралась заплакать. Дима с интересом наблюдал, но когда спустя минуту ни одной слезинки не появилось, попытался спрятать улыбку. Эля носом шмыгнула, сунула Семёна на диван между Димой и Антоном, а потом сама полезла. Дима помог ей взобраться на диван, и не стал возражать, когда она к нему на колени перелезла. В его футболку вцепилась и снова горестно вздохнула. — Где мама?

— Скоро придёт.

— Хочу сейчас.

— Значит, сейчас придёт.

Эля лицом в его грудь уткнулась и предприняла ещё одну попытку зареветь. Похныкала, повозилась, начала тереть глаза, а Антон попросил:

— Можно потише ныть? Не слышно ничего.

Эля Диму обняла и продолжала всхлипывать, саму себя жалея. Гранович её по волосам потрепал, а сам к своим ощущениям прислушивался. Да уж, серьёзно его жизнь за последнее время изменилась, раз он вечерами теперь детей успокаивает, вместо того, чтобы устроить себе маленький праздник жизни, как поступал обычно, когда в работе наступало затишье. Теперь же он уравнения решает и черепашек рисует. А тосковать и задумываться о правильности происходящего ему попросту некогда.

Эля ногу вниз опустила и помотала ею.

— Хочу Киндер, — заявила она.

Антон фыркнул.

— Позиции сдаёшь?

— А я хочу! Ты не хочешь, Тош?

— Мне что, пять?

— А я хочу печенья, — сказал Гранович. Посмотрел на Антона. — Печенье мама нигде не прячет?

Мальчик задумался на пару секунд, потом головой покачал.

— Нет... Зато есть кукурузные шарики, шоколадные!

К тому моменту, когда Марина домой вернулась, с коробкой готового завтрака было покончено. Даже Семёну досталось немного. Правда, он сначала есть их отказывался, но Антон сумел переубедить. В рот ему насильно сунул, и вскоре котёнок уже вовсю хрустел шоколадными шариками, чем всех смешил.

— Эх, молока бы сейчас. — Дима потянулся, закинув руки за голову.

Эля заглянула в пустую коробку, засунула в неё руку по локоть, вытаскивая последние шарики. На Грановича посмотрела.

— Мама придёт, молочка принесёт.

Дима усмехнулся.

— Ты думаешь?

А как только Марина дверь открыла, Эля тут же с дивана кубарем скатилась и к ней бросилась.

— Мама, ты молочка принесла?

— Молочка? — Марина сделала несколько шагов, чтобы в гостиную заглянуть, смеясь, посмотрела на Дмитрия и сына. — А вы просили молока?

Гранович разулыбался, увидев её, а Марина с трудом расцепила Элькины руки, когда дочь в её шубу изо всех сил вцепилась.

— Мы маму просили, которая нам молочка принесёт.

— Ты долго, — пожаловался Антон. А Марина, наконец, сумела раздеться, в гостиную прошла, таща за собой на буксире дочь. — Мы тебя ждём, ждём.

Дима подвинулся, чтобы она сесть смогла, развернулся вполоборота, и Эльку подхватил, когда она к нему на колени снова полезла, чтобы к матери поближе быть.

— Как дела?

— Устала жутко, — призналась Марина и тут же рассмеялась. — Но мне нравится. Меня там слушают, — сказала она.

— Есть хочешь?

— Вот что-что, а есть не хочу. Я так напробовалась сегодня, всего на свете. А вы, мои бедные, на супе, да?

— Тоша делал горячий хлеб с сыром и кетчупом, и нас кормил!

— О-о, кулинарные изыски моего сына. — Марина его по волосам шутливо потрепала.

— Устала, — сказал ей Дима, когда дети разбежались. Руку Марине протянул и потом с дивана поднял. По спине её ладонью провёл, к себе прижал, и почувствовал, как она расслабилась в его руках.

— Устала, — согласилась она. — Ноги гудят. Но это хорошая усталость.

— Но тебе хоть нравится?

— Да. Хотя, боюсь, что это ник чему толковому не приведёт.

— Вот завтра и посмотрим. — Он к её губам наклонился и легко поцеловал. Она разулыбалась и почти повисла на нём.

— Димка, ты у меня такой замечательный.

Он весело хмыкнул.

— Да? Так я давно тебе это говорю, а ты только поняла?

— Ну тебя, — рассмеялась она.

Дом, наконец, начал погружаться в сонную тишину. Эля уснула быстро, сказалось то, что у отца днём не спала, а Марина, уложив её, ещё к сыну заглянула и попросила того, не засиживаться. А когда в спальню вошла, сразу зевнула.

— Как я хочу спать, — призналась она.

Дима руку за голову заложил и улыбнулся, за ней наблюдая.

— Кто-то заработался? Это даже хорошо, не будешь больше на меня обзываться.

Марина притворно ахнула.

— Это как я тебя обзывала?

— А трудоголиком?

— Так это правда была. А на правду, как известно, не обижаются. — Марина ещё в коридор выглянула, и всё-таки дошла до комнаты сына.

— Антон, ты меня слышал?

— Да, да... Ещё десять минут, мам!

К Дмитрию Марина вернулась, качая головой.

— Какой он стал упрямый.

— Ага. И очень решительный.

— Это ты о чём?

— Кажется, он с отцом сегодня поругаться успел.

— Опять? — расстроилась Марина, а Гранович лишь плечами передёрнул, решив сейчас в подробности не вдаваться, на ночь-то глядя.

— Ты с ним поговори завтра.

— Поговорю, — согласилась Марина, и халат скинула. А Димке язык показала, заметив, что тот её тело, в короткой ночной рубашке, взглядом ощупывает. — Я ложусь спать.

Он спорить не стал, свет в комнате выключил, и рукой Марину обнял, когда она к нему придвинулась.

— С Игорем поговори, а не с Антоном.

— С Игорем? Почему с Игорем?

— Потому что Антон на него злится, и если ты ещё на него давить начнёшь... В общем, поговори с Игорем.

Марина положила под щёку ладонь, а глаза открыла, смотрела теперь в темноту.

— Они что, всерьёз поругались, Дим?

— Не знаю. Я со слов Эльки сужу, а Антон молчит, как упырь. Набычился сразу, и всё. А муж твой, человек всё-таки взрослый...

— Я поняла. Чувствую, завтра будет трудный день.

Дима её в плечо поцеловал.

— Я с тобой буду. Справимся.

— Посмотрите, кто у нас тут в рабочем комбинезоне! — Олег Сытин добродушно рассмеялся и подал Игорю руку. — Решил вспомнить молодость?

— Да ладно тебе, издеваться-то. — Тот на рукопожатие ответил, а после по сторонам оглянулся, отыскивая взглядом инструменты. — Что у вас тут? Помочь?

— Я и говорю, что соскучился.

— Время свободное появилось, — негромко, специально для Олега, сказал Игорь. Вокруг автомобиля обошёл, осмотрел его, потом крышку капота поднял.

— А домой не хочется, да?

— В точку.

Олег хмыкнул, наблюдая за другом, но ничего не сказал. Вместо этого вместе с Игорем под капот сунулся. Поинтересовался со смешком:

— Видел, какой у нас клиент?

— Что, важный?

— Ну, смотря для кого. — Олег машину дружески похлопал по лакированному боку. — Его автомобиль.

Игорь руки тряпкой вытер.

— Что ты мне загадки-то загадываешь? Или мэр к нам пожаловал?

— Бери выше. Тот, кто мэру платит. — Олег снова рассмеялся. А потом кивнул на распахнутую на улицу дверь. — Вон с Серёгой разговаривают. Правда, не знаю, о чём. Серёга, наверное, расписывает наш выдающийся сервис.

Игорь головой качнул, а потом сделал несколько шагов, чтобы на улицу выглянуть. И сразу настроение пропало, когда увидел на стоянке перед сервисом Грановича. Тот на самом деле стоял рядом с Беляковым, и они о чём-то разговаривали, вполне дружески, а потом даже рассмеялись. Дмитрий, в понятии Игоря, выглядел сегодня непривычно, до этого каждый раз, как они встречались, Гранович был в костюме и при галстуке, и Игорь ещё мысленно удивлялся, с чего это вдруг Марину потянуло к этому "дипломату". А сегодня Дмитрий был в джинсах, обычной куртке, и даже бейсболка на голове присутствовала. Игорь приглядывался к нему чересчур пристально, сам это понимал, но один вид этого человека заставил его почувствовать болезненный укол в самое сердце. Природа его до конца понятна Игорю не была, не исключал возможности, что это ещё собственнические замашки по отношению к бывшей жене дают о себе знать, но Гранович сам по себе ему не нравился. Не верил он в его намерения: ни в честные, ни в благие.

Игорь посомневался немного, а потом решил подойти. Поздороваться, так сказать.

— Вы не волнуйтесь, Дмитрий Алексеевич, отремонтируем вашу машину, как новенькая будет. — Беляков посмотрел себе под ноги, раздумывая, после чего аккуратно поинтересовался: — А я думал, у вас своя мастерская.

— Планируется. А пока людей из Москвы гоняем, если что-то серьёзное случается.

Сергей широко улыбнулся.

— Помощь нужна?

Дмитрий хмыкнул, сразу вникнув в суть.

— Думаю, об этом не здесь разговаривать надо. Но поговорим, обязательно поговорим.

Беляков обернулся, заслышав шаги. Увидел Игоря, и глазами на него сверкнул.

— А вот и зам мой. Игорь, а мы тут с Дмитрием Алексеевичем обсуждаем возможное сотрудничество.

Гранович на подошедшего оглянулся, и только кивнул тому коротко, в знак приветствия, даже рук из карманов куртки не подумал вынуть.

— Вы вперёд-то не забегайте, Сергей Петрович. Поговорить надо, обсудить всё. Я на авось не работаю.

— Так обсудим, за чем дело-то встало? Обсудить мы всегда готовы, да, Гош?

Дима выразительно хмыкнул.

— Не сомневаюсь.

Игорь смотрел на него и продолжал тряпкой испачканные руки тереть.

— Продолжаем расширяться? — поинтересовался он чуть напряжённо.

— Как обычно, никаких форс-мажоров, — ответил Дима. И весомо добавил: — Пока.

— Да? А дальше что?

Дмитрий всё-таки повернулся к нему.

— Дальше?

— Ну, говорят, денег много не бывает. Где дальше гипермаркет открывать намерены?

— Об этом пока рано говорить. Будет день и будет пища, как бабушка моя говорила.

Игорь нехорошо усмехнулся, не спуская с Грановича придирчивого взгляда.

— Понятно.

Дима нахмурился, насторожившись от его тона. Отвлёк его зазвонивший телефон, Гранович в карман полез, а Беляков Игоря в сторону отвёл, и что-то тому внушать начал. Игорь кивал, а сам всё на Дмитрия косился, а когда до его слуха донеслось имя бывшей жены, невольно нахмурился.

— Так, не придумывай, пожалуйста. — Дима рассмеялся, отвернувшись ото всех. — Не собираюсь я задерживаться, я же обещал. Да, машину оставил... Такси возьму. Да, да... Марин, ну в конце концов!

Беляков с Игорем попрощался, а когда мимо Дмитрия прошёл, усмехнулся, и негромко сказал:

— Марине привет.

— Сергей Петрович тебе привет передаёт. — Дима вслед удаляющемуся владельцу автосервиса смотрел, а затылком чувствовал взгляд Игоря. — Приеду часа через два. Да, я умею считать до двух. Представь себе. — Улыбнулся. — Давай, целую. — Неспешно сунул телефон обратно в карман, и после этого уже обернулся. Брови заинтересованно вздёрнул при взгляде на Игоря. — Чувствую, что ты хочешь мне что-то сказать. Что?

Игорь за плечо своё глянул, проверяя, нет ли рядом чужих ушей. Шагнул к Грановичу. В лицо ему посмотрел с лёгким пренебрежением.

— Когда уезжать собираемся?

Дима снова руки в карманы куртки сунул.

— Интересный вопрос. Особенно интересный для человека, которому я отвечать не обязан.

— Не обязан? А мне кажется, обязан. Надо же мне знать, когда ты исчезнешь. Тебе, конечно, всё равно, а мне придётся детей успокаивать.

— Правда? Успокаивать? И не только детей, как я понимаю?

— Да ты вообще ничего не понимаешь. Или думаешь, что за два-три месяца все тайны открыл и всё обо всех узнал? — Игорь тряпку на землю кинул, а руки в нагрудные карманы комбинезона сунул. — Ты ничего не знаешь о нашей жизни. Марина может тебе каждый день рассказывать о себе, но ты всё равно не поймёшь. Ты ведь другой. Ты не из этой жизни. А Маринка не из твоей. Как бы ты и её отец не тянули её к себе, она всегда будет в стороне от ваших... прелестей жизни.

— Тебе очень хочется, чтобы так было, да?

— Да я знаю, что так и есть! И детям голову не забивайте. Это мои дети, мои. А то, видите ли, уже решили, где Антон учиться будет!

Дима хмыкнул.

— Он решил?

— Мне кажется, это не он решил!

— Это тебе так кажется. И ты можешь возмущаться сколько угодно, но назад не повернёшь. Антон — наследник Стеклова, и ему надо учиться. Даже если он никогда во главе компании и не встанет, ему нужно понимать, что происходит. Он за мать и сестру отвечает. И учиться он будет в Москве, а не здесь.

Игорь сделал к нему шаг, приблизившись почти вплотную.

— Ты меня не слышишь?

— Слышу, но ничего заслуживающего внимания ты не сказал. — Гранович нехорошо усмехнулся. — Или ты спохватился?

— Это моя семья, а не твоя.

— Ты сейчас об этом вспомнил?

Игорь отступил от него, кинул едкий взгляд исподлобья.

— Ну, конечно, Маринка поплакалась, наверняка. Я ведь такая сволочь, я детей бросил, я её бросил. Вот только я детей не бросал. Я ради своих детей всё делаю!

Дима рукой махнул.

— Меня избавь от этих разговоров, мне абсолютно всё равно ради чего или кого ты что-то делаешь. Это не моё дело. Тем более отчитываться передо мной не надо. Но я сейчас и здесь могу сказать, что будет лучше для твоего сына. Если он на самом деле решит, — не сейчас, а через несколько лет, — войти в бизнес деда, то Николай Викторович для него сделает всё, и Антон будет учиться в Москве. Или не в Москве, а где-нибудь подальше, — выразительно проговорил он. — Я здесь не при чём. Я его не уговаривал и золотые горы не обещал. А если он... Если он не хочет идти по твоим стопам, то в этом я точно не виноват. И вообще, что ты пытаешься мне сказать? Чтобы я к твоей, — с особым выражением проговорил Гранович, — семье не подходил? Так ты опоздал. И кто ты мне такой, чтобы я тебя слушал?

— Ты ведь уедешь, — Игорь сверлил его злым взглядом, — ты уедешь из нашего города. А Маринке голову морочишь. И чем ты лучше меня?

Дима бейсболку на голове поправил, приподнял козырёк.

— А это точно не твоё дело.

Игорь заметил сомнение в его взгляде, недоверчиво усмехнулся.

— Или ты думаешь, что она поедет с тобой?

— А ты думаешь, что не поедет?

Напротив сервиса остановилось такси, Дима на машину оглянулся, но напоследок ещё раз на Игоря взглянул.

— У тебя нет права вмешиваться. Не ты решаешь.

— Зря ты так думаешь.

— Уже смахивает на угрозу, — пробормотал Дима себе под нос, направляясь к такси.

Марине он так и не рассказал о таком интересном разговоре с её бывшим мужем. Она бы разволновалась, Дима точно знал, к тому же, он не совсем представлял, как ей передать правильно интонации и некоторые фразы. Ведь то, что Игорь раскаялся и уже жалеет о случившемся недавно разводе, было ясно, как Божий день, по крайней мере, для Дмитрия. Марина же всегда от таких заявлений с его стороны отмахивалась, от разговора убегала, и это Грановича несколько настораживало. Понимал, что ещё немного, и им всё-таки придётся поговорить начистоту. А уж сейчас, после угроз Игоря, вполне реальных, надо сказать, становится понятно, что поговорить им придётся довольно скоро. И Дима, наверное, сразу бы и поговорил, не привык он тянуть, но в последний момент решил, что портить Марине праздник тоже не стоит, завтра, в конце концов, восьмое марта. Три выходных дня, дети не учатся, а ему и Марине сегодня предстояло посетить корпоративный вечер в честь праздника. Антон с Элей были отправлены на ночёвку к бабушке, заодно и поздравить ту нужно было, Марина даже подарок бывшей свекрови купила.

— Купила ей скатерть, — сообщила она Грановичу, правда, почему-то при этом нахмурилась. — Как ты думаешь, это нормально?

Дима на неё глаза вытаращил.

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого мне ещё спрашивать?

— Если меня, то я отвечу. Я бы вообще ничего не покупал.

— Так я же не от себя, Дим, а как бы от детей!

— А-а.

— Что "а"? — рассердилась она.

— Тогда нужно цветы купить, раз уж Антон у нас такой чуткий внук. Скатерть подарит, и цветы.

Лицо Марины прояснилось.

— Точно!

Вот только Антон совсем не обрадовался.

— Почему я должен дарить? Я не люблю дарить подарки, мам. Ты же знаешь!

— Ну, ничего. Один раз подаришь. И бабушку не забудь поцеловать.

Антон глаза закатил, посмотрел на Грановича, ища у того поддержки, но тот только руками развёл.

— А мне что завтра подарят? — заинтересовалась Эля. Она стояла перед зеркалом в прихожей, ждала, когда остальные оденутся, и от нечего делать, язык своему отражению показывала.

— А тебе за что? — удивился Антон.

Она попыталась дотянуться кончиком языка до своего носа, после чего повернулась к брату и веско заметила:

— Я же тоже женщина. Я точно знаю, что должен быть подарок. Бабушке же купили!

Гранович поначалу замер, а потом расхохотался. Марина даже по спине его стукнула, пытаясь успокоить, хотя сама никак улыбку убрать с лица не могла. А Антон дёрнул сестру за помпон на шапке.

— У тебя ещё нос не дорос.

— Дорос, дорос! Мама, скажи ему!

Дима на часы посмотрел.

— Мы опаздываем. А ещё за цветами заезжать.

Антон уныло поплёлся к машине.

— Везёт вам, вы будете там веселиться, а мы у бабушки кашу пшённую есть.

— Не ной, поздравитель.

— И когда я только вырасту?

Дмитрий улыбнулся и промолчал.

На вечере они пробыли почти до самого конца. Марина даже удивилась этому, ведь в начале, когда с Натальей встретилась и вежливо с ней поздоровалась у всех на глазах, была уверена, что больше часа они здесь не проведут. Ведь главное, что они заехали поздравить сотрудников, точнее, сотрудниц, а закончить вечер можно вдвоём, в ресторане, к тому же, Димка сам ей это предлагал. Но неожиданно они с лёгкостью влились во всеобщее веселье, и Марина хоть и замечала любопытные взгляды, но они не сильно её напрягали. Может, привыкать начала? И танцевать она с Димкой пошла, когда он позвал, и старалась не смеяться, когда он ей на ухо всякие глупости нашёптывал.

Домой вернулись поздно, на такси, Дима Марину под локоть поддерживал, фонарь на дороге за их домом почему-то не горел, и они замешкались в темноте, наступили в грязь, и Марина громко охнула.

— Куда ты меня ведёшь?

— Куда? — удивился он. — Домой надеюсь попасть.

— Ты только надеешься. Дим, мы в грязи стоим!

Гранович наклонился к ней, и в следующую секунду Марина почувствовала его ладони на своих щеках, а потом горячее дыхание.

— Мы сегодня одни? — шепнул он.

Марина почувствовала, как от его многообещающих интонаций у неё дыхание сбилось. Руки цеплялись за отвороты его пальто, сама к его губам потянулась.

— Дим...

— Что?

Замерла, прижавшись носом к его подбородку, осторожно подышала. Слова подбирала.

— Я не знаю, что бы я без тебя делала.

Его губы дрогнули в мимолётной улыбке.

— Что бы делала? Ты бы справилась.

Марина головой замотала.

— Нет.

— Справилась бы, — настаивал он. — Я знаю.

Она носом в его шею уткнулась, затем губами прикоснулась. Дима её руками обхватил, и улыбнулся в темноте.

— Пойдём в дом. Мы стоим в грязи, ты помнишь?

— Какая разница?

— Действительно. — Он пальцем её подбородок приподнял и поцеловал.

Утром проснулся первым. Некоторое время лежал, чувствуя, как Марина прижимается к нему, её руку на своей груди, накрыл её своей ладонью, а потом зевнул. Семён, видимо, увидел, что он проснулся, на кровать запрыгнул и чуть слышно мяукнул. Дима ему кулак показал, но котёнок не впечатлился, и вместо того, чтобы испугаться, замурлыкал и направился к нему, мягко переступая лапками по одеялу. Добрался до груди Дмитрия и носом в его лицо ткнулся. Гранович нетерпеливо отмахнулся.

— Тебя только не хватало, — шёпотом проговорил он.

— Ты куда? — спросила Марина, когда Дима с кровати решил встать. Вроде бы отодвинулся от неё осторожно, руку её переложил на подушку, но Марина всё равно проснулась.

— Я в кабинете буду, а ты спи. — Наклонился и поцеловал её.

— Трудоголик, — ворчливо пробормотала она, переворачиваясь на другой бок.

Но спустя час, когда Марина проснулась, в кабинете она Грановича не нашла. Дверь открыла, постояла в некотором ступоре, до конца ещё так и не проснувшись, а потом вздохнула. Совершенно ясно, что Димка уехал в "Стелс". Конечно, как он может спокойно жить несколько дней, не вспоминая о работе? Марина даже решила на него разозлиться, так, для порядка. Потом вспомнила про время, снова мысленно отругала Грановича за то, что не разбудил её вовремя. Даже Семён уже бегал за ней хвостом и мяукал, напоминая о том, что время завтрака давно прошло.

— Не смотри на меня так, — попросила его Марина, — это твой хозяин виноват. Сначала полночи спать мне не давал, а потом сбежал и не разбудил.

Сёма присел у её ног, помёл хвостом по полу и уныло опустил голову.

Марина только душ принять и переодеться успела, как услышала, что к дому машина подъехала. Выглянула в окно спальни и поспешила вниз, встречать детей и Игоря. Пока по ступенькам спускалась, похлопала себя по щекам, вдохнула поглубже, и навесила на лицо улыбку.

— Вы уже приехали! — "поразилась" она.

— Ты же сама сказала, чтобы мы пораньше вернулись, — напомнил Антон.

Марина тут же кивнула.

— Конечно. Это просто к слову было. Надеюсь, вы позавтракали у бабушки?

— А что? У тебя, в кои-то веки, пустой холодильник? — Игорь вошёл следом за детьми, с Мариной глазами встретился, и вдруг ей подмигнул. А потом протянул ей букет тюльпанов. — С праздником, Мариш.

Марина с некоторой неловкостью приняла цветы, смотрела на розовые бутоны и не знала, что сказать, удивлённая таким вниманием. Затем пробормотала:

— Спасибо.

— А где Дима? — заинтересовалась Эля, расстёгивая куртку.

— Дядя Дима, — машинально поправила её Марина. — Он скоро вернётся. А ты иди наверх, и переоденься. И руки помыть не забудь!

Дети убежали, а Марина на бывшего мужа смотрела, не понимая, почему тот тянет и не уходит. Что, у него сегодня дел нет? Игорь стоял, оглядывался по сторонам, руки глубоко в карманах куртки, а когда на неё взглянул, хмыкнул.

— Как вечер прошёл?

— Вечер? — Марина поначалу удивилась, а потом поняла, что дети рассказали ему о том, что они с Димой вчера в свет выходили. Кивнула. — Хорошо. В конце концов, я теперь тоже имею отношение к этому коллективу, — попыталась пошутить она.

— Да? И что, довольна?

— Представь себе. Это очень интересно. Заходи как-нибудь...

— Когда соскучусь по твоей стряпне?

— Например.

— Ладно, как-нибудь, — выразительно повторил он, — зайду. С праздником тебя.

— Спасибо. И за цветы спасибо.

— Я просто подумал, что кроме меня никто не подарит.

После этих слов Марина нахмурилась.

— Ты зачем это сказал?

— Ой, да ладно, это была шутка.

— Плохая шутка, Игорь. — Марина дверь перед ним открыла. — Ещё раз спасибо за цветы, и до свидания. Нине Владимировне привет.

Игорь вдруг рассмеялся.

— Ты чего разозлилась-то?

— Ничего! Иди уже, тебя, наверняка, ждут. И Димка скоро вернётся.

— А что? Он против моих визитов?

— Ты специально решил мне праздник испортить? Молодец, у тебя получается.

Игорь за дверь всё-таки вышел, правда, снова к Марине повернулся, и рукой упёрся в дверной косяк.

— Ты заметила, что избегаешь разговоров со мной?

— Правда? — вроде бы удивилась она. — Интересно, и почему это я так делаю? Может, потому, что мне сказать тебе нечего?

— Так уж и нечего?

Они глазами встретились.

— Так бывает, Игорюш, — тихо сказала Марина, понимая, что, наверное, зря бередит старые раны, и напоминает ему его же собственные слова. — Не мы первые. Что-то закончилось, началось новое. И не играй с огнём, пожалуйста. Я устраиваю свою жизнь, и ты не имеешь права мне мешать.

— Ты просто до сих пор не можешь мне простить.

— А ты думаешь, что прощение может что-то изменить в нашей ситуации? Очень сомневаюсь. — Игорь наклонялся к ней всё ближе, и Марина в итоге толкнула его рукой в грудь. — Уходи.

Он медленно втянул в себя воздух, а потом и улыбнулся.

— Ухожу. Ухожу.

Марина дверь за ним захлопнула, но ещё некоторое время продолжала стоять, размышляя о том, что у Игоря на уме может быть. Его поведение в последнее время сильно изменилось, и это начинало беспокоить. Да ещё тюльпаны эти... Кажется, это уже не просто из вежливости.

— Сумасшедший дом, — проговорила она себе под нос, и отправилась искать вазу под небольшой букет.

Гранович вернулся через час. В дом вошёл, замер, прислушиваясь к тому, что происходит, а потом заглянул в гостиную, откуда музыка доносилась. Элька танцевала перед включённым телевизором, а с экрана пел Дима Билан. Девочка ему с удовольствием подпевала, крутилась перед телевизором, и вытягивала шею, чтобы увидеть своё отражение в стекле книжного шкафа. Судя по тому, как увлеклась, была собой очень довольна. Дима наблюдал за ней минуту, другую, и резко повернулся, почувствовав, что кто-то дотронулся до его локтя.

— Дима, где ты был? — Марина смотрела на него с укором. — Я проснулась, а тебя нет.

— Волновалась?

— Нет. Но ты уехал на работу!

— Да неправда! — Он наклонился к ней, и Марина его рукой за шею обняла, притягивая ближе к себе.

— Кому ты врёшь?

Он разулыбался, быстро её поцеловал, а потом признался:

— Я за цветами ездил.

— Ты цветы купил? — удивилась Марина. — Сам, поехал и купил?

Дима её развернул в сторону журнального столика, на котором стояла цветочная композиция, на специальной подставочке и красиво упакованная. Цветы самые разные — и небольшие розочки, и тюльпаны, и хризантемы. Марина взяла цветы в руки и осмотрела со всех сторон.

— Дима, как красиво.

— Да, — согласился он и чихнул в сторону. — Только можно я не буду восторгаться долго?

Марина улыбнулась.

— Чихаешь? Таблетку дать тебе?

— Не надо. Эля, иди сюда!

— Ой, ты пришёл! — Элька из комнаты выскочила и уже по привычке на Дмитрия прыгнула. — Где ты был?

Дима на руки её взял и указал на небольшой букетик на столе.

— А это тебе. Женщина ты наша!

Эля глаза смешно вытаращила, цветы со стола забрала, осторожно понюхала.

— Мне настоящие цветы? Мама, мне цветы подарили! Антон, Антон! — Элька бросилась бегом вверх по лестнице, прижимая к себе цветы. А Марина к Дмитрию подошла.

— Как ты догадался?

— Как? Очень просто. Две женщины в доме, значит, нужно два букета. Умею я до двух считать, умею, я уже говорил.

Цветы Марина унесла на кухню, поставила на подоконник, потрогала бантики и листочки, получше рассмотрела коробочку, в которую они были как бы вставлены.

— Красота... — ещё раз похвалила она.

Димка за её спиной снова чихнул.

— Чёрт.

— Дим, давай таблетку дам. — Марина обернулась к нему с улыбкой.

— Ну, давай. — Он нос потёр, а потом его взгляд наткнулся на тюльпаны в вазе. — Ещё цветы?

Марина ещё старательнее начала искать в ящике таблетки от аллергии, не желая отвечать. Но Димка ответа ждал, и тогда она небрежно пожав плечом, сообщила:

— Игорь принёс. Он детей привозил, ты же знаешь.

— Не знаю, но догадываюсь.

Налила в стакан воды, и к Грановичу подошла, протянула ему таблетку.

— Вот, выпей.

Дима таблетку в рот закинул, водой запил, и всё это не спуская с Марины глаз.

— Ты ведь понимаешь, что он опомнился?

— С чего ты взял?

Дмитрий в стакан с водой заглянул.

— Ну, скажем так, был у нас интересный разговор. Недавно.

— О боже. — Марина стакан у него забрала. — Зачем?

— Как это зачем? Должен же я знать, что он задумал.

— Дима, ты зря переживаешь.

— А вот я в этом не уверен.

— Ты во мне не уверен?

Он поморщился с досады.

— Марин, не переворачивай всё.

— Но тебе ведь это покоя не даёт, — настаивала она.

Гранович глаза отвёл, а Марина в свитер его вцепилась, и позвала:

— Дима. Просто давай решим... Мы поговорим, и больше не будем возвращаться... — Марина сделала попытку улыбнуться, хотя, из-за того, что нервничала, получилось не очень. — Ни к Натальям, ни к бывшим мужьям. Если ты этого хочешь, конечно.

Димка выдохнул и лбом к её лбу прижался.

— Я не хотел портить тебе праздник, правда.

— А ты и не испортил.

— Мы всё решим, — пообещал он.

Она кивнула, поцеловать его хотела, но услышав голоса детей, поспешила отстраниться. Антон первым на кухню влетел, на сестру оглянулся и вновь её поддразнил:

— Ты ещё маленькая и цветы тебе не положены!

— А мне подарили, подарили! — Эля по-прежнему букет к себе прижимала, а потом к Диме кинулась. — Скажи ему, что я большая!

— Очень большая. — Гранович девочку на руки поднял. — Цветы давай поставим в воду? А то они завянут.

Эля с сомнением посмотрела на тюльпаны, и вынуждена была согласиться, правда, сделала это с видимым сожалением. Но тут же добавила:

— В моей комнате поставим!

— Конечно, в твоей.

Дима замер, принюхался и поспешно опустил девочку на пол. И снова чихнул.

— Да что же это такое? Я в кабинете буду!

Он поспешил сбежать из кухни, а Эля озадаченно посмотрела ему вслед.

— Мама, почему он на мои цветы чихает?

— Потому что у дяди Димы аллергия. Эля, отдай мне цветы и принеси жёлтую вазу из гостиной. Беги.

К вечеру пришли гости, Тома с мужем, Марина с воодушевлением накрывала на стол, и время от времени на Грановича поглядывала. Обещание важного разговора её взволновало, и теперь только этого и ждала, чувствуя, как сердце замирает всякий раз, как думает о том, что услышит. Что он ей сказать намерен? Димка ведь ни разу не заговаривал с ней о том, что любит, что она ему нужна, что не отпустит её. Это Марина ему признавалась, по крайней мере, пыталась. Правда, каждый раз всё выходило как-то не так, скомкано, и становилось неловко, но ведь знала, что Грановичу всё это важно, но он продолжает упрямиться и молчать, и иногда Марине хотелось стукнуть его посильнее, ведь терпеть дальше неизвестность было очень трудно.

Тома толкнула её локтем.

— Прекрати на него смотреть.

— Что? — Марина удивилась и даже усмехнулась. — Что ты выдумываешь?

— Да ничего я не выдумываю. Глаз не спускаешь. Пусть покурит спокойно, а ты в нём взглядом дырку протираешь.

— Он сегодня пил таблетки от аллергии, а сейчас курит, — попыталась оправдаться Марина.

— Да мужики все такие. Они дышать не будут, но курить будут. Но как у вас вообще дела?

— А то ты не знаешь. Мы вчера с тобой час по телефону разговаривали.

— Так то телефон! А теперь я сама вижу.

— Что ты видишь?

— Что дети от него не отходят. Особенно Элька. Она от него на пять шагов хоть когда-нибудь удаляется?

Марина у стола остановилась, снова на Димку взгляд кинула.

— Иногда удаляется. Иногда...

— Но что-то тебя беспокоит?

— Да нет, просто... Игорь в последнее время едва ли не каждый день приезжает, — очень тихо поделилась с подругой Марина. — И оказывается, они с Димкой уже поговорить успели. Он мне сегодня сознался.

— Дима?

Марина кивнула.

— И Игорь сегодня вёл себя странно. Цветы мне подарил, представляешь?

Тома громко хмыкнула, спохватилась, и сама над собой рассмеялась, когда Марина ей кулак показала.

— Женщины, мы сегодня за стол сядем или нет? — поинтересовался муж Тамары. — Кушать хочется, между прочим!

— А я тебе говорила: поешь дома! А теперь ты ноешь?

— Чего это я дома есть буду? Я место берёг на Маринкины кушанья. Она и раньше хорошо готовила, а теперь всё должно быть, как в ресторане. Я должен всё попробовать!

Марина улыбнулась, пообещала:

— Ещё десять минут. Потерпите! — А когда к Томе повернулась, продолжила шёпотом: — И что мне со всем этим делать, я просто ума не приложу.

— Детьми, говоришь, занялся?

— Ну, раз он Эльку к себе домой даже забирал...

— Это точно серьёзно. Интересно, как его мадмуазель это восприняла.

— А Димка бесится.

— Что вполне понятно.

— Я спорить не буду, но я не могу постоянно его успокаивать. Я просила Игоря не являться к нам каждый день, но он меня не слушает. А если я Диме пожалуюсь... Боюсь подумать, что будет.

Марина на спинку стула облокотилась, другую руку в бок упёрла, и подскочила от испуга, когда Гранович её сзади приобнял. Посмотрела на него и рассмеялась.

— Ты с ума сошёл? У меня сердце остановилось!

Он поцеловал её в щёку.

— Нужно сплетничать с меньшим воодушевлением.

— Мы не сплетничали!

— Конечно. Антон, куда стул утащили? Обратно к столу поставьте!

— Тётя Тома, тётя Тома, — Элька подбежала и подёргала Тамару за рукав. — Ты видела, какие цветы мне дядя Дима подарил? Настоящий букет!

— Да ты что?

— Да, — Элька важно кивнула. — А Антон — дурак, он надо мной смеётся!

— Эля! — Марина возмущённо посмотрела. — Так нельзя говорить!

Антон стул к столу вернул, придвинул, и заявил:

— Ей можно. Она ведь даже слово "бутерброд" выговорить не может!

Эля с отчаянным воплем на него кинулась, а Антон рассмеялся и принялся лениво отмахиваться от сестры.

— Так, хватит! Все за стол!

— Наконец-то!

— Мама, скажи ему! Чтобы он не дразнился!

— Антон, не дразни сестру.

Тот послушно кивнул, а Эле украдкой язык показал. Та обиженно насупилась, и к Диме прижалась, когда он её на руки подхватил.

— Ну-ка, не реви. Нашла время.

Эля обняла его за шею.

— Я с тобой сяду, — сказала она, уцепившись за него. Гранович глаза закатил, но усадил девочку к себе на одно колено.

На ночь Тома с мужем остались у них. Марина устроила их в своей бывшей спальне, а пока постель с Тамарой расстилали, снова заговорились, на большой кровати устроились, а потом Антон в комнату заглянул через некоторое время, и возмущённо сообщил, что их все ждут.

— Чаю хотим с пирогом!

— Ах, чаю, — грозно протянула Тамара, поднимаясь. — Ну, пойдём, посмотрим, кто это у нас разучился пользоваться газовой плитой. Всё вам подай и принеси!

Никакого разговора в этот вечер, конечно, не вышло. Элька уснула в их кровати, перед включённым телевизором, и Марина не сразу решилась её трогать, боясь, что проснётся и разгуляется. Отогнала от спящей дочери котёнка, а Диму по рукам шлёпнула, когда он её обнять попытался. Правда, уже через секунду сама к нему повернулась, и к себе притянула для поцелуя. А когда Элю всё-таки отнесли в её комнату и уложили спать, часы уже почти полночь показывали. Марина дочке одеяло подоткнула, ещё минуту сидела на краю её кровати, прислушивалась к её дыханию, чтобы убедиться, что она спокойно спит.

— Всё в порядке?

Она дверь спальни за собой закрыла, и Грановичу улыбнулась.

— В доме тихо, всё хорошо.

Он уже лежал в постели, и вовсю зевал, наверное, всё из-за тех же таблеток.

— Спать хочешь?

— Глаза закрываются, — признался он.

— Дим, такой хороший день, правда? — Марина в кровать легла, придвинулась к нему и поцеловала его куда-то в бровь. — Папы только не хватало.

— Да. И его личной жизни, — лениво проговорил Гранович, за что по плечу кулаком получил. Улыбнулся совершенно сонно. Обнял Марину рукой. — Ложись давай.

Она устало, но довольно вздохнула, прилегла рядом с ним, погладила по плечу, по которому его недавно ударила. А когда Димка к ней придвинулся и голову ей на плечо положил, по волосам погладила, как мальчишку, как Антона.

Завтра. Завтра они поговорят, и она всё ему скажет. Что чувствует, то и скажет. В этом нет ничего страшного и предосудительного.

С этими мыслями и уснула, представляя, каким будет завтрашнее утро. Светлым и весёлым, с гостями-то в доме. А когда её сон прервал настойчивый будоражащей звук, заворочалась, и по многолетней привычке решила, что это будильник, и на работу пора. Димка рядом тоже зашевелился, приподнялся на локте, а Марина глаза открыла и тогда уже поняла, что это не будильник, а мобильный Грановича надрывается. На тёмное окно посмотрела, потом на часы, и сердце взволнованно подскочило. Половина пятого. Кто может звонить в такую рань? Явно что-то случилось.

На другой бок перевернулась, чтобы Димку видеть, и слушала его разговор, а когда он отложил телефон и выругался в полный голос, испуганно поинтересовалась:

— Что случилось, Дим?

— В Самаре магазин сгорел.

— Какой магазин? — не поняла Марина.

— Наш магазин!

— Не кричи, — шикнула она, — спят же все. Как сгорел, совсем сгорел?

— Кажется, да. — Дима на постели сел и одеяло откинул в сторону. — Кажется, раненые есть.

— Господи. — Марина тоже села, глаза рукой прикрыла, когда Гранович свет включил. И только когда он в спешке одеваться принялся, догадалась поинтересоваться: — А ты куда?

— Позвонить надо. Марин, а ты мне вещи собери кое-какие, я сейчас Михалыча вызвоню, и поеду.

Пока Марина спросонья соображала, куда он собрался в половине пятого утра, Дима из спальни уже вышел, и только его торопливые шаги на лестнице слышны были.

Отчего-то её затрясло, словно она его прямо на пожар отправляла. Вещи Димкины в чемодан складывала, и раз за разом себе повторяла, что он должен ехать, это ведь его работа.

— Ты узнал о раненых?

— Говорят, двоих подсобных рабочих на складе накрыло, они в больнице.

— Кошмар. — Головой помотала. — Не понимаю, как он мог загореться, всё ведь продумано. Эта, как её... противопожарная сигнализация!

— Всё бывает. — Гранович быстро одевался, голову в ворот свитера сунул, огляделся по сторонам, обхлопал карманы, проверяя, всё ли взял. А Марина замерла, глядя на него.

— Дима.

Он обернулся. На неё посмотрел, наверное, заметил страх в её глазах, подошёл и обнял.

— Ну, ты что?

Марина его обняла, продолжая держать в руках его футболку.

— Не знаю. Просто так неожиданно... Когда ты вернёшься?

— Понятия не имею. Я позвоню, хорошо? — Волосы с её лица убрал, потом поцеловал. — И не переживай. Я еду проблемы разгребать, а не завалы после пожара.

— Да, да, я понимаю. Давай я тебя покормлю?

— Там уже Михалыч приехал, — с сомнением проговорил Дима, а Марина его перебила:

— Я вам с собой соберу, там пироги остались. Где вы поедите в такое время? Я быстро.

По кухне металась, заворачивала пироги, бутерброды резала, а у самой в голове не укладывалось, что Димка надолго уезжает. Куда-то далеко, и вечером его не будет, ни этим, ни следующим, и отпускать его ужасно страшно. А может, она волнуется оттого, что не проснулась ещё до конца и всё это кажется ей кошмарным сном? Пожар какой-то, люди раненые, и Димка уходит в темноту.

— Детям привет передашь, я после обеда позвоню. Как в Самару прилечу.

— Ты уверен, что нужно вот так срываться? Может, дождаться утра, и всё тогда прояснится.

— Ехать всё равно придётся, смысл тянуть?

— Да, да, конечно. — Марина лбом к его щеке прижалась. — Только будь осторожен. И не особо там... кричи.

— Вот так и выясняется, что ты на самом деле обо мне думаешь, — улыбнулся он. Быстро поцеловал её, чемодан взял, и из дома вышел, и, наверное, специально не оглянулся лишний раз. Марина стояла у открытой двери, смотрела, как Дима к машине идёт, и от холода, пробравшегося под толстый махровый халат, дрожала. А сердце продолжало тревожно и тяжело биться, видимо, предчувствуя долгую разлуку.

Игорь приподнялся на локтях, и посмотрел на женщину, лежащую под ним. Оценил соблазнительный вид, чувствовал, как она его ногами обнимает. Улыбнулся ей.

— Кажется, у кого-то слова закончились.

Даша смахнула с раскрасневшейся щеки длинную прядь волос, потом ладонью провела по его плечу.

— Просто я выдохлась.

— А-а, — Игорь рассмеялся. В сторону откатился и рухнул на подушки, сладко потянулся.

— А ты собой доволен, да? — Даша теперь сама к нему придвинулась, грудью к его плечу прижалась. — Думаешь, я так быстро на тебя злиться перестану?

Игорь шутливо простонал, зажмурившись.

— Сколько можно злиться?

— Ты сам виноват. — Даша отодвинулась от него, легла, пристроив голову на его плече, и одеяло к груди прижала. — Ты вообще меня не слушаешь. Или не хочешь слушать. Ты делаешь только то, что тебе удобно.

Игорь с досады поморщился, пользуясь тем, что девушка не может видеть его лица, и прикрыл глаза рукой, согнутой в локте. А потом осторожно выглянул, чтобы на часы взглянуть.

— Гоша. — Даша на бок перевернулась и прижалась щекой к его груди. — Гош, ну чего тебе не хватает?

— Мне всего хватает.

— Тогда может, хватит уже метаться?

Игорь на постели сел, и Даше пришлось отпустить его. Смотрела на его спину, на то, как он лениво потягивается, Игорь очень старался казаться спокойным, но что-то его выдавало. Скорее всего то, что он сбегал всякий раз, как Даша заводила неприятный для него разговор. Вот и сейчас вскочил, а ведь обычно растолкать его после секса было очень трудно, Игорь любил после понежиться в постели, а ещё лучше получить чашечку свежесваренного кофе в придачу с несколькими поцелуями, а в последнее время он вёл себя так, словно, отрабатывал повинность, а не любовью с ней занимался. Полчаса в постели с ней, а потом быстрее уехать, ведь у него дел столько, что голова кругом! У него работа, дети и даже бывшая жена. Даша всё больше склонялась к выводу, что Игорь решил вернуться обратно, к Марине. Это звучало дико, это было глупо, после всех тех усилий, которые она приложила, чтобы наглядно ему показать, где, а главное с кем, ему лучше. Ведь он сам — сам! — жаловался ей, ещё несколько месяцев назад, что семейная жизнь стала невыносимой, что любовь прошла, остались одни заботы, и некоторая доля дружеской привязанности. А рядом с Дашей он душой отдыхает, благодаря ей у него второе дыхание открылось, жить захотелось, к чему-то стремиться, а то ведь в его жизни уже очень давно ничего не происходит. Марина окончательно погрязла в быту, она ни о чём другом, как о детях и ремонте, не разговаривает. Только списки требований составляет: продукты, детские вещи, обои, штукатурка, новый холодильник. Даша тоже списки составляла, но в них под всеми номерами значилось совсем другое: любовь, поцелуй, секс, и никаких серьёзных требований. И тогда он стремился к ней, он у неё в доме душой отдыхал, сам так говорил, а теперь что? Интерес потерял?

Хорошо, даже если предположить, что это так, то почему его потянуло обратно к Марине, на всё знакомое так давно и привычное? Даша не верила, что дело тут в детях, на которых он в последнее время просто помешался. Игорь думал о бывшей жене, Даша была в этом уверена, и оттого, что сделать ничего могла, последние силы теряла. Не понимала причины. Соскучился, раскаялся или...

— Она никогда тебя не простит.

Игорь как раз свитер надел и замер так на мгновение, с поднятыми вверх руками. На Дашу взглянул.

— Что ты выдумываешь?

Она широко улыбнулась.

— Не простит, — протянула она нараспев и с явным удовольствием. Потянулась, как кошка, не спуская с него выразительного взгляда. — Я точно знаю. Я для этого, точнее, мы с тобой, всё для это сделали.

— Дашка, замолчи. — Он ремень застёгивал, и глаза старательно отводил.

Она хмыкнула, с интересом за ним наблюдая.

— А ты куда собираешься?

— По понедельникам я сына забираю из бассейна, ты забыла?

— Ну что ты? Как я могла... Раньше его Гранович забирал, а теперь, значит, ты.

— Ты же знаешь, что его нет в городе.

— Знаю. Две недели уже нет. Самые ужасные две недели в нашей с тобой жизни. Когда я тебя делю с Ма... с тётей Мариной, а не наоборот. Гош, она лучше меня? Ты всегда говорил, что я самая красивая. — Она на постели села и намеренно отпустила край одеяла, оно упало, обнажив грудь.

— Ты самая красивая. — Игорь подошёл к ней, наклонился, чтобы поцеловать, а когда Даша его за шею обняла и на себя потянула, сопротивляться не стал, и даже засмеялся над её пылкостью. Даша сначала волосы ему растрепала, а потом схватила за уши, заставила от её губ оторваться, посмотрела ему в глаза.

— Или тебе покоя не даёт, что ты слишком рано с ней развёлся? Ещё бы немного, какая-то неделя, две, и всё было бы по-другому. Что-то мне подсказывает, что ты не ушёл бы от неё, узнав про Стеклова.

— Дура ты. — Он руки её с себя скинул и выпрямился.

— Не такая уж и дура. Уж поумней твоей бывшей жены. Давай, посоперничай с Грановичем, вот и узнаем, кто из вас лучше. Ты пока не набрал нужного количества баллов.

— Ну, вот что ты злобишься, Даш? Ты ведь нормальная девчонка, что ты ядом плюёшься? Тебе легче от этого?

— Мне не легче, не легче! — закричала она, не сдержавшись. — Ты говорил, что любишь меня, я же поверила тебе! Или ты думаешь, мои родители с восторгом отнеслись к тому, что я замуж за женатого собралась? Но ты вспомни, что ты мне говорил! И как быстро ты все свои слова позабыл. Сволочь ты, Игорёша. — Даша встала, накинула на себя халат. — Или ты думаешь, мне приятно было объяснять всем, почему ты двоих детей бросил? А все смотрели на меня с лёгким недоумением, мол, вот из-за неё, детей и Марину святую оставил? А теперь ты опомнился? Ну и ради бога. Собирай вещи и проваливай, понял?

Игорь руки в бока упёр и тяжело выдохнул, раздражённый и обиженный её словами.

— Дашка, не нагнетай, я прошу. Вот что ты завелась? Я еду забирать сына, отвезу его домой, а потом приеду к тебе. Что не так?

— Да всё не так! Стань, наконец, мужиком, и прими решение. Хочешь к ней вернуться? Возвращайся. Только не забудь узнать, нужен ли ты ей!

Игорь развернулся, из спальни вышел, хлопнув дверью, а Даша следом за ним бросилась.

— Куда ты пошёл? Я сама твои вещи соберу, и убирайся к чёрту! Вместе со своей мамой, детьми и бывшими жёнами! Ненавижу тебя! Ты слышал? Я... я... Ты ещё приползёшь, на коленях приползёшь!

Уже в прихожей, сунув одну руку в рукав куртки, Игорь обернулся к Даше, и весьма выразительно шикнул:

— Не ори.

— И ты на меня не ори! Не смей, понял? Я Серёге пожалуюсь, и тогда посмотрим, как ты запоёшь!

— Ой, я тебя умоляю, — Игорь откровенно скривился. — Ты на самом деле думаешь, что из-за твоих капризов Серёга меня турнёт? Детка, я думал ты умнее, честно. Ты забываешь, что твой брат ни черта не автослесарь, он бизнесмен. А вся клиентская база на мне держится. Ко мне люди идут, а не к брату твоему. Давай, попробуй лишить его дохода.

Она ударила его. Стукнула кулаком по плечу, Игорь руку её перехватил и от себя отстранил, а потом тихо, но угрожающе сказал:

— Прекрати дурить.

Захлопнул за собой дверь, выйдя из квартиры, слышал, что Даша заплакала, но он не вернулся. На часы взглянул и поспешил вниз по лестнице. Боялся опоздать, если честно, ведь зная Антона и его упрямство, можно было с уверенностью сказать, что он просто уйдёт и отца дожидаться не станет. Антон продолжал упорствовать и злился на Игоря, и даже скрывать этого не хотел. А Игорь не знал, как с ним разговаривать, не объяснять же двенадцатилетнему мальчишке все перипетии взрослой жизни. И если можно попытаться объяснить сыну, почему мужчина уходит от женщины, даже некогда очень им любимой, то найти доводы для объяснения, почему он мать его оставил, Игорь найти всё равно не сможет. Только злить Антона и ситуацию нагнетать. Да и вообще, не должен сын этого знать, слишком мал ещё, не поймёт. Но когда-нибудь... Когда-нибудь обязательно.

Антон его приезду не особо обрадовался. В машину сел, пофыркал, и заявил:

— Я бы и сам доехал на автобусе.

— Не сомневаюсь, — спокойно отозвался Игорь, поворачивая ключ в замке зажигания. — Что в школе?

— Как всегда.

— Как всегда три? Или хуже?

— Меня сегодня не спрашивали.

— Это очень здорово. Мама сегодня до вечера на работе?

— Да. Ты Эльку заберёшь?

— Я же обещал.

Антон посверлил его задумчивым взглядом.

— Ты Димину машину сделал? Её нужно поставить в гараж. А то он вернётся...

— Вот вернётся, и сам разберётся. Тебе-то что?

— Я знаю что. Я маме скажу, она дяде Серёже позвонит, раз ты не хочешь.

Игорь сжал руль.

— Я завтра её пригоню. Ты доволен?

Антон кивнул и отвернулся к окну, а Игорю потребовалась не одна минута, чтобы взять себя в руки и справиться с душившим его раздражением. Антон всегда напоминал ему маленького бычка, который рожками в преграду упирался и мычал, пока не получал желаемого. Это всегда удивляло и даже настораживало, и мама всегда говорила, что характером Тошка не в него пошёл. А в кого тогда, всегда думал Игорь. Не в Марину — это точно, а вот недавно всё выяснилось, правда, со слов других. Игорю же самому интересно было проверить, встретиться со Стекловым, поговорить. Не до конца верилось, что ребёнок может быть так сильно похож на деда. Знал, что внешность через поколение передаётся, а вот о характере он такого не слышал. Но не уверен был, что бывший тесть обрадуется их знакомству, ведь неизвестно, что Марина ему рассказала в сердцах-то.

Сейчас это уже казалось важным: что Марина всем знакомым говорила после развода, как освещала свою версию событий. Игорь с себя вины не снимал, конечно, но и то, с какой лёгкостью Марина повернулась к их совместному прошлому спиной — удивляло. Он ведь всегда был уверен, что жена его любит. И поэтому так долго тянул, не рассказывал ей о Даше, о том, что у него не просто роман, а серьёзные отношения. Знал, насколько трудно Марине будет принять и смириться, никак не мог подобрать правильных слов. Да и страшно было, что скрывать. Это Дашка, по молодости лет, не понимала, почему он тянет и тянет, и чего боится, ей было не понять, что такое становиться мерзавцем в глазах всех знакомых и друзей, бросать детей, ради которых, собственно, столько лет жил, а тут вдруг решить и уйти, в новую, незнакомую реальность. Дашка Марину осуждала, за многое, говорила, что у той гордости нет, да и глаз и осторожности тоже, раз она столько месяцев спокойно жила и не спрашивала у мужа, где тот пропадает вечерами и даже ночами. Убеждала его, что пора заканчивать спектакль, расписывала ему их будущее, говорила, что любит, а Игорь боялся поставить точку. И ведь как чувствовал! Чувствовал, что раскается. Это ведь его жена, его Маринка. Сколько лет они знакомы? И он помнит, как любил её в молодости, намного сильнее, чем Дашу. Просто в двадцать лет это воспринималось, как само собой разумеющееся, а потом, в этом Марина права, они друг к другу привыкли, и острота из отношений пропала. Всё стало будничным и банальным, и в какой-то момент показалось, что кроме детей и общего места проживания ничего их и не связывает. Его Маринка превратилась во взрослую женщину, сосредоточившуюся на детских проблемах и домашних делах. Игорь злился из-за этого одно время, а потом перестал, когда понял, что всё равно ничего не изменишь. По сторонам оглянулся и понял, что все так живут, не бывает, наверное, по-другому. И мама ему об этом твердила, пытаясь образумить. А потом Дашка появилась в его жизни, и такой взрыв внутри произошёл, что его, кажется, подкинуло над землёй, как шарик воздушный, и закружило, завертело, пока ветер не принёс его обратно в родные пенаты и не ткнул со всей силы лицом в стекло, за которым была его семья, но ему туда хода уже не было. Потому что там был некий Гранович.

Это сильнее всего злило. Вот откуда он взялся? Уверенный в себе, нахальный, напористый, от которого исходил дух успешности и состоятельности. И Дмитрий, каким-то непостижимым образом, очень быстро окрутил его бывшую жену. Не прошло и нескольких недель (а Игорь теперь точно это знал, что всего несколько недель потребовалось!), и Марина перестала быть его женой, пусть и бывшей, у неё теперь был другой дом, другие планы на будущее и даже мужчина рядом — другой! У неё никогда не было никого кроме него, пока не появился Гранович. Ведь Игорь, если честно, уходя от Марины, точно знал, что сможет вернуться. На разводе настояла Даша, посулив ему золотые горы и немыслимые перспективы, а Марина оставалась прежней, и рядом с ней было привычно и спокойно. И это была его семья, которую он так по-дурацки потерял. Даже дети теперь без конца твердят о дяде Диме! Чем он их к себе привязал, интересно?

— Прости меня, прости. — Марина в прихожей раздевалась, обняла подбежавшую к ней дочь, а потом устало улыбнулась Игорю. — Я не думала, что так задержусь.

— Да ладно, ничего. — Он из кухни показался, на кухонную рукавицу, что в руке держал, посмотрел, и снова повторил: — Ничего, всё в порядке. Или у тебя на работе что-то случилось?

— Да нет. — Марина ноги в тапочки сунула, потянула за собой Элю, которая за подол её юбки цеплялась. — Просто Димы нет и... В "Стелсе" заметный переполох. И представляешь, все меня спрашивают, что делать. Словно, я без него ответить могу.

Марина у зеркала остановилась, начала поправлять причёску, которая под шапкой растрепалась, а Игорь наблюдал за ней с прищуром.

— А вы тут как?

— Я детей накормил, — с готовностью отозвался Игорь. — Тошка вон уроки делает.

— Делает? Или пытается?

— Мам, я всё уже! Почти...

Марина заглянула в кухню.

— Привет, милый.

— Привет. — Антон быстро собрал свои тетрадки.

— Куда ты побежал? Чай же хотел? — Игорь, наконец, рукавицу на стол кинул, на сына посмотрел. — Математику доделал?

— Нет, пойду у дяди Димы спрошу, он умеет уравнения решать.

— Тоша, так ведь нельзя! А на контрольной кто тебе решать будет?

— До контрольной я научусь! Мам, я в кабинете!

— Тоша, подожди меня! — Эля кинулась следом за братом. — Можно, можно я в компьютер посмотрю?

— Не шумите, — громко попросила их Марина, посмотрев детям вслед. За стол села и Игорю кивнула, когда он предложил налить ей чаю.

— А есть не хочешь?

— Шутишь? Я смотреть не могу на продукты.

Он коротко улыбнулся.

— Устаёшь?

— Да. Но очень интересно. Особенно, наблюдать за реакцией людей. Что пользуется большим спросом, что меньшим... — Марина на чай подула, сделала осторожный глоток, а потом снова поблагодарила: — Спасибо, что с детьми сидишь. У тебя самого, наверное, работы много.

— Всё нормально.

— Даша не против?

— Нет, она не против. Это же мои дети... Я тебе помогаю.

Они помолчали, Марина чай пила, а Игорь её украдкой разглядывал.

— В кладовке свет перегорел. Я искал лампочки, хотел поменять, а не нашёл.

— Они в шкафу под лестницей.

— Поменять?

— Хорошо бы. А то я не достаю, а там такая темнота.

— Мама, мама, иди скорее! Дядя Дима в компьютере! Он с нами разговаривает!

Игорь видел, как Марину словно током ударило. Она чаем обожглась, охнула и вскочила. Прижала пальцы к обожжённой нижней губе, а на него взглянула виновато.

— Я сейчас вернусь. — На ходу обернулась. — Лампочки, Игорь, под лестницей. — Рукой направление указала.

— Марин, я хотел тебя попросить, — заговорил он с ней позже, когда по всем правилам приличия ему следовало попрощаться и уйти из чужого дома.

— Да, я слушаю. — Она уже зевала, выглядела уставшей, и думала явно не о нём. И только благодарила, как заведённая: за замену лампочки, за то, что Эльку спать уложил и даже сказку ей почитал, что случалось крайне редко, и дочка выглядела довольной, а вот мама её равнодушной. Как пообщалась с Грановичем по средствам интернета, так ко всему остальному, кажется, интерес потеряла. Околдовал он её, что ли?

— Можно я у вас на ночь останусь?

Марина моргнула, и с неё сразу весь сон слетел. Посмотрела удивлённо.

— Что?

— На одну ночь, — тут же принялся оправдываться он. Даже глаза в пол опустил и улыбнулся криво. — С Дашкой сегодня поцапались. Серьёзно... Понимаешь, к матери не хочу, она меня замучает расспросами, если в нашу квартиру, так там кроме плинтусов, никакой мебели. Я на одну ночь, на диване посплю.

Марина выслушала его молча, на Игоря не смотрела, опустив глаза в пол и раздумывая, хотя и понимала, что думать тут не над чем, нужно попросить бывшего мужа уйти, и, наверное, она так бы и сделала, если бы Элька не выглянула из детской и не попросила:

— Папа, ты обещал дочитать!

— Я иду, — отозвался Игорь, а сам с Марины глаз не сводил.

— Я... постелю тебе в свободной комнате, — решила она.

— Да не надо, я на диване, Марин.

— Зачем на диване, если спальня есть? — отмахнулась Марина, торопясь уйти от него. А когда одна осталась, расстроено пробормотала: — Только этого не хватало.

— Папа что, остаётся? — Антон в комнату заглянул, понаблюдал, как мать наволочки на подушки натягивает.

Марина сдула со щеки прядь волос, выпрямилась и на сына посмотрела.

— Он на одну ночь. У него... дома что-то случилось, авария что ли.

Антон хмыкнул.

— Ну да, авария. — Он хотел уйти, но Марина его окликнула, и он обратно сунулся. — Чего?

— Не чего, а что, — поправила она.

— Что, мам? — со вздохом повторил Антон.

Марина одеяло на кровати расстелила.

— Дяде Диме знать об этом не обязательно. Понял?

Антон не ответил, лишь хмыкнул, вроде как согласно, и исчез за закрывшейся дверью.

— Комнату я тебе приготовила. — Марина указала на дверь спальни. Они с Игорем в коридоре встретились, он почти на цыпочках вышел из детской, но прежде чем успел закрыть дверь, Марина в комнату заглянула, чтобы удостовериться в том, что дочь спокойно спит. Сама дверь прикрыла, и тогда уже к Игорю повернулась. — Если ты не против, я пойду спать, я очень устала.

Игорь согласно покивал, но мялся отчего-то, руки в задние карманы джинсов сунул, а на лице такое задумчивое выражение лица, что поневоле начинаешь гадать, что он задумал.

— Конечно, иди. Спокойной ночи. А мне... позвонить надо.

— Внизу телефон. Только... к Диме в кабинет не заходи, ладно?

— Конечно.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Мариш.

Она что-то уловила в его тоне, некоторую долю игривости, что ли. Оглянулась на него и посмотрела подозрительно, но в итоге лишь кивнула. Игорь смотрел на неё, пока Марина дверь спальни за собой не закрыла. Правда, она почти тут же приоткрылась. Игорь едва заметно усмехнулся. Не смотря на то, что Марина живёт в этом доме, с чужим мужчиной и иногда кажется ему совершенно незнакомой, он все её привычки наизусть знает. Она всегда приоткрывает на ночь дверь комнаты, чтобы слышать, если вдруг Эля проснётся и заплачет. А сколько всего он ещё о ней знает, правда, он очень давно об этом не задумывался.

Игорь спустился вниз, наконец, смог спокойно осмотреть гостиную, потом сел на диван и набрал номер Белякова. Разговор занял всего несколько секунд, исключительно по делу, Сергей, не любитель вмешиваться в чужие дела, про сестру ни словом не обмолвился, они договорились о встрече завтрашним утром, и распрощались. Игорь даже какое-то облегчение почувствовал после такого спокойного разговора с Беляковым. Выключил везде свет, посмотрел на котёнка, который вверх по лестнице бросился, и тоже подниматься начал. Семён его опередил ненамного, всё оглядывался на незнакомого человека, а когда на второй этаж поднялся, скользнул в дверную щель спальни Марины, чуть больше приоткрыв дверь. Ничего особенного Игорь не увидел, только большой шкаф-купе тёмного цвета, небольшую картину на стене, освещённую светом ночной лампы, и край широкой постели со стёганым одеялом на ней.

— И на выходной не приедешь? — услышал он негромкий голос бывшей жены. — Дима!.. Нет, честно, не могу больше. — Рассмеялась. — Нет, я не поэтому не могу, я просто соскучилась. По тебе. И дети скучают. Да, папа звонил вчера, обещал в конце месяца приехать. А ты приедешь, хотя бы в конце месяца? Это уже радует. А как там дела?.. Вот видишь, всё не так плохо! Я рада. — Снова усмехнулась. — Нет, не одна сплю. Твоё место и твою подушку Семён занял. Если ты ещё задержишься, он тут точно обживётся. Димка!..

Игорь дальше слушать не стал, очень тихо прошёл мимо приоткрытой двери к своей спальне. Долго крутился с боку на бок, уснуть не мог, думал: и о Дашке, и о Марине, но в главную очередь о своём к ним отношении, анализировать пытался. Получалось не очень, но то, что всё-таки получалось, чашу весов больше склоняло в одну сторону. В сторону того, что он однажды ошибся, и эта ошибка отразилась на всех дорогих ему людях. А особенно на детях. То, как быстро они отвыкли от жизни с ним, напугало, если честно. И разозлило, когда виноватых этому нашёл. Марина не должна была подпускать к ним Грановича настолько близко. Он же Дашку не вмешивает в их жизнь, так почему она позволила чужому человеку влезть? Да, диктовать ей, как жить, он, конечно, права не имеет, но за детей они отвечают вместе, только они. Или ей его помощи мало? Эта черта в бывшей жене Игоря всегда немного раздражала. Марина не умела быть одна, ей всегда нужно было на кого-то опираться, наверное, детство без отца свой отпечаток наложило. И во время брака она Игоря постоянно теребила. Даже когда ей не нужна была его помощь, Марина всегда спрашивала совета, требовала его участия, и сейчас, осмыслив всё это, он уже не удивлялся тому, что рядом с ней так быстро появился другой мужчина. Женщины есть женщины, им всегда нужно знать, что на кого-то можно свалить свои проблемы. Но помнил неприятный укол в сердце, когда только узнал о том, что у бывшей жены появилась личная жизнь, не имеющая к нему никакого отношения. Это было удивительно, непонятно, и в каком-то смысле даже обидно. Да и замену она ему нашла, на взгляд Игоря, довольно странную. Гранович был человеком из другого мира, и что у них может быть общего, для Игоря было совершенно не ясно. И то, как этот человек и вся обстановка в целом влияет на детей, Игоря не устраивало. Он не понимал, почему дети так быстро и сильно привязались к этому угрюмому, чересчур властолюбивому человеку. Он был явно лишним звеном в цепи, и уж в серьёзность его намерений Игорь точно не верил. Это Маринка, с её детской наивностью, которая с годами в ней почему-то никак не уменьшалась, не хотела ничего видеть и понимать, а Гранович взял и укатил по своим делам, две недели уж прошло, а он, кажется, обратно не торопится. Да и зачем ему торопиться? Кто его тут ждёт? Это к своей семье возвращаешься, а к чужим...

Но решиться всё-таки сложно. Ведь ясно, что, как прежде, уже не будет. А как по-новому — даже представить трудно.

— Игорь. Игорь!

Он на спину перевернулся и вздохнул.

— Игорь, просыпайся.

Глаза открыл и непонимающе нахмурился. В комнате было темно, а рядом с его кроватью стояла Марина. Склонилась к нему и руку на плечо положила.

— Ты проснулся?

— Да, проснулся... — Игорь руку из-под одеяла вытащил и хотел Марину обнять, даже дотронуться успел до её бедра, а она его вдруг по руке ударила, причём довольно сильно.

— С ума сошёл, что ли? — шикнула она на него. — Просыпайся, говорю.

Она от кровати отошла, а Игорь на локтях приподнялся и сурово сдвинул брови.

— А ты не сошла?

— Нет. Я на работу уезжаю, мне позвонили, там проблемы, мне нужно ехать. А ты детей через час разбуди и отвези в школу и в садик. Хорошо?

Игорь растерянно моргнул.

— А сколько времени?

— Половина седьмого.

— Я думал, ночь ещё.

Марина в дверях притормозила, обернулась, удивившись его словам.

— Да? И с какой стати, я ночью к тебе прийти могла? Завтрак на плите.

Он не ответил, на подушки рухнул, как только за бывшей женой дверь спальни закрылась. И в раздражении даже выругался себе под нос.

— Не хочу в садик. Папа, давай не пойдём? У меня горло болит. Правда болит. Смотри. — Элька влезла на стул, голову запрокинула и рот открыла. Игорь смотреть её горло отказался.

— Хватит капризничать, я тебя прошу. Ты умылась?

— Нет. — Эля со стула слезла, села на край своей кровати и пригорюнилась. Подумала и ещё раз сообщила: — Не хочу в садик.

Игорь с головой сунулся в шкаф с её вещами, достал какую-то кофту, повертел её в руках, потом с сомнением посмотрел на другие вещи в шкафу.

— Что ты наденешь?

— Папа!

— Так, Эля, ты прекратишь или нет? Если ты будешь и дальше сидеть, Антон в школу опоздает!

— Он расстроится?

Игорь на дочь посмотрел со значением, головой качнул, затем достал джинсовый сарафан и подал дочери.

— Надевай, быстро.

— А где мама?

— Ты же знаешь, я тебе уже раз пять сказал, что она рано уехала на работу.

— Давай поедем к ней? Там пирожки с яблоками пекут. А в садике нет.

— А то, что мне тоже на работу надо, это как?

Эля не ответила, сарафан повертела, потом на кровать его кинула.

— Не буду его надевать, я в нём вчера ходила.

— Чёрт. — Игорь даже зубы сжал с досады. Пальцем указал на открытый шкаф. — Выбирай сама, умывайся и спускайся завтракать. Эля! Ты поняла меня?

— Да.

Игорь из спальни дочери вышел, открыл дверь соседней комнаты и на пороге остановился. С полминуты разглядывал спящего сына и одновременно пытался справиться с возмущением.

— Антон! — гаркнул он для устрашения. — Ты ещё пятнадцать минут назад должен был встать!

Под одеялом наметилось шевеление, но довольно вялое.

— Антон, ты слышишь ли?

— Да слышу я.

— Вставай немедленно. — Подошёл и одеяло с сына сдёрнул. — Чтобы был на кухне через семь с половиной минут, понял?

Антон на живот перевернулся и лицом в подушку уткнулся.

— Где мама? — глухо поинтересовался он.

— Там, где ты не будешь никогда, если спать до обеда полюбишь. На работе. Вставай.

— Что на завтрак?

— Я хочу хлеб с сыром, — заявила Эля, усаживаясь за стол. Дети, спустя каких-то двадцать минут, всё-таки появились на кухне, и сразу заявили о том, что жутко голодны.

— Мама оставила гренки. — Игорь сковороду поставил на стол, достал тарелки.

Элька надулась, голову рукой подпёрла, и только уныло поинтересовалась, когда отец перед ней тарелку с гренками поставил:

— А сыр?

Игорь отправился к холодильнику, на ходу заправил футболку за пояс джинсов.

— Ешьте, — сказал он, придвигая к детям тарелку с сыром. За стол сел и налил себе кофе, взял пульт от телевизора и включил "Новости". Чужие тапки с ног скинул и на стуле откинулся, чашку к губам поднёс и так замер, глядя на Грановича, появившегося за спинами детей. Тот остановился, руки в карманах куртки, и на Игоря смотрел. А в глазах даже не удивление и не возмущение, смотрел, как на нечто диковинное, что вдруг на своём диване обнаружил, когда уже сесть собирался. Игорь медленно выпрямился, чашку снова на стол поставил и посмотрел на детей. Те спокойно ели, но потом Дмитрий с некоторой насмешкой сказал:

— Здравствуйте, дети, — и тут началось. Антон стул уронил, когда вскочил, Эля кусок сыра бросила прямо на стол, мимо тарелки, сначала на стуле повернулась, а потом тоже вскочила.

— Дядя Дима!

— Ты приехал!

— А что, уже не ждали? — Гранович быстрый взгляд на Игоря бросил, потом Эльку на руки поднял. — Мама где?

— А она на работе уже!

— Да? — Дима усмехнулся и с кухни вышел, Антон за ним по пятам шёл. — Мама у нас теперь ответственная?

— Она начальник! — прямо на ухо выкрикнула ему Элька и залезла в его нагрудный карман, пошарила там. — Чего привёз?

Дима головой мотнул, поражаясь чужой нахальности.

— Меня тебе мало?

— Ой, Элька, какая ты глупая, — опять начал Антон, и тут же поинтересовался: — Может, ну её, эту школу? Пойдём в кино?

— Здрасти.

— Там Гарри Поттер идёт! А всем некогда с нами сходить, папа тоже на работу уедет.

Дима поставил Эльку ногами на диван, куртку наконец снял, по сторонам огляделся. Потрепал Антона по волосам.

— Обязательно сходим, но в выходной, хорошо? Мне сейчас надо... — Он затылком взгляд Игоря чувствовал, и это нервировало. — Мне нужно срочно увидеть маму.

— Мы опаздываем, — напомнил Игорь, и голос слегка повысил, чтобы детей присмирить. — Антон, Эля! Идите одеваться, быстро.

Эля за Дмитрия схватилась, посмотрела умоляюще.

— Не хочу в садик.

— Пузырик, ну не капризничай, — негромко отозвался он.

— Буду капризничать, буду!

— Эля!

Девочка оглянулась на отца и надулась.

— Когда дедушка приедет?

— Скоро, — пообещал Дима Антону. И попросил: — Собирайся в школу.

Дети под взглядом отца отправились наверх, а Гранович повернулся и на подлокотник дивана присел, продолжая приглядываться к Игорю. Чувствовал, что подбородок окаменел, и, если честно, спрашивать ни о чём не хотелось. Совсем не так Дима представлял своё возвращение. Как последний дурак сорвался на ночь глядя, чтобы дома быть рано утром, и Марину самому разбудить, чтобы позавтракать спокойно. Дома позавтракать. Самому смешно об этом думать, как он "домой" рвался, впервые в жизни, кажется. А тут такая неувязочка. В виде бывшего Маринкиного мужа.

— Я детей отвезу, — сказал Игорь, не желая с Грановичем взглядом встречаться. Футболку более тщательно за пояс джинсов заправил и кивнул в сторону лестницы. — Пойду оденусь.

Дима брови вздёрнул и хмуро наблюдал, как он по лестнице не торопясь поднимается. Кулаки сжал, и несколько секунд напряжённо размышлял о том, что происходит и что он пропустил. Куда это он одеваться отправился?

— Я не понял, тебя молодая жена выгнала, что ли? — Они в коридоре встретились. Игорь за собой дверь спальни закрыл, на Дмитрия взглянул, глаза в сторону отвёл, но при этом усмехнулся.

— Боишься, что бывшая приняла?

— А это ты мне зачем говоришь? Злишь меня?

— Да я даже не думал. — Игорь губы поджал, хмыкнул, а потом детей позвал.

— Давайте быстрее, мы опаздываем!

Эля из детской вышла, закинула на плечо свой рюкзачок в виде плюшевого зайца, к Дмитрию подошла и за его штанину ухватилась.

— Купишь мне "киндер"?

— Куплю. — Дима по её волосам провёл рукой, а потом тяжело выдохнул. — Иди с папой, а то опоздаешь в садик, воспитательница ругаться будет.

Игорь детей вперёд пропустил, руки в рукава своей толстовки сунул и молнию застегнул.

— До вечера, — сказал он, и опять как-то нехорошо усмехнулся.

Дима невольно сделал шаг вслед за ним, потом вспомнил про детей и отступил. Не удержался и дверь в бывшую спальню Марины открыл, постоял, посмотрел на плохо заправленную постель. Внутри что-то сжалось, даже поморщился словно от боли, и дверь с громким хлопком закрыл.

В "Стелсе" его явно не ждали. Даже охранник на входе заметно удивился, кивнул, но с некоторой настороженностью.

— С приездом, Дмитрий Алексеевич.

— Спасибо, — сухо и тихо отозвался он, в призывно открывшиеся двери вошёл и направился прямиком в кафе. Сотрудники на него оборачивались, а он только кивал, не особо понимая, кто перед ним стоит. Поймал девушку-официантку и поинтересовался: — Марина Николаевна здесь?

— Да, она на кухне была. — Девушка рукой указала в нужную сторону, словно он сам не знал, где в "Стелсе" кухня находится!

Марина была занята, она с шеф-поваром спорила. Видимо, снова обсуждали рецепты и не находили согласия. Марина ратовала за домашний вкус, а повар за правила в местах общественного питания. Дима наблюдал за ними минуту, точнее, даже не за ними, а за Мариной, за тем, с какой горячностью она вела разговор, но в то же время довольной выглядела, на щеках румянец, а его когда увидела — замерла. И почти тут же забеспокоилась, среагировав на его хмурый вид.

— Дима. Дима, ты когда приехал?

Он глаза от её лица отвёл, заметил любопытные лица сотрудников, и вместо того, чтобы Марину обнять, о чём мечтал, срываясь вчера вечером в дорогу, кивнул в сторону.

— Пойдём в мой кабинет. Или ты занята?

От его тона она ещё больше растерялась и насторожилась. Но за руку его взяла.

— Пойдём. Дим, что-то случилось?

— Не знаю. Но очень узнать хочу.

Пока через весь магазин шли, Марина начала успокаиваться. Димка хоть на неё и не смотрел, но сразу на неё плохие новости вываливать не стал, и это давало определённую надежду. А она сейчас морально подготовится, и всё воспримет спокойно, и поддержит его во всём, во всём. Ведь самое главное, что вернулся, что здесь, и это двухнедельное ожидание, наконец, закончилось. Марина крепче в его руку вцепилась, на Грановича посмотрела, и ей так захотелось остановить его, вот прямо посреди зала, и попросить его её обнять.

— Дима.

Он дверь своего кабинета перед ней открыл, услышал своё имя, и брови вопросительно приподнял, словно не ожидал, что она к нему обратится.

— Ты мне не сказал, что вернёшься сегодня.

— Да, зря, наверное.

— Почему зря? — Они остались одни, и Марина его сразу к себе потянула, взявшись за отвороты его куртки. Дима к ней шагнул, в лицо её всматривался, потом руку поднял, и щеки её коснулся.

— Всегда знал, что сюрпризы — это зло.

— Какие ещё сюрпризы? — Марина едва слышно проговорила это, почти ему в губы, всё ждала, когда он её поцелует, сама к нему тянулась, но Дима отчего-то тянул.

— Глупые.

— Дима, — снова повторила она его имя. Пальцем его подбородка коснулась, и этим просто вынудила Грановича её поцеловать. И заулыбалась, когда он отстранился, дыхание у обоих сбилось. — Ты мне вчера не сказал ничего, как ты мог?

— Откуда же я знал, что ты с утра раннего сбежишь?

— Беру с тебя пример. — Марина прижалась к нему, обняла, а Дима губами к её лбу прижался.

— Не бери, не надо.

— Да? — Она рассмеялась. — Хорошо, приму к сведению. — Отодвинулась немного и по руке его погладила. — Сейчас я закончу, и поедем домой. Душ примешь, я тебя накормлю...

— Я там уже был.

Он специально это сказал, и почувствовал, как Марина насторожилась, даже напряглась в его руках. Голову подняла.

— Да? Детей видел?

— Видел.

— Они так скучали по тебе...

— Марина, какого... он утром там делал?!

— Тише, не кричи.

— Да не кричу я! — Гранович в одну секунду вспыхнул, посмотрел дикими глазами и даже воздух рукой рубанул. — И что-то мне подсказывает, что он и ночевал... там!

Марина на край письменного стола присела и глаза опустила в пол.

— Дим, он просто попросил...

— Что попросил?

— Ему негде было ночевать.

— А ты, значит, добрая душа! Он тебя однажды чуть на улицу не выгнал вместе с детьми, а ты теперь ему крышу над головой даёшь! Молодец ты!

— Дима! Он отец моих детей!

— При чём здесь это?

— А ты считаешь, что не при чём? Я на глазах у детей должна была его выпроводить за дверь? — Марина рукой взмахнула, оправдываясь. — Игорь поругался с Дашей, сказал, что ему ночевать негде, а было уже поздно, он... он Элю спать укладывал. Господи, Дима, ну честно, в этом нет ничего страшного!

— Правда? Я приезжаю в восемь утра, и что вижу? Этот тип сидит на кухне, в моих тапках, между прочим! А потом ещё идёт наверх, в спальню, одеваться! И в этом, конечно, нет ничего страшного!

— Дима, я ещё раз повторяю, он отец моих детей. Я не могу иначе.

— Можешь. И должна. А тебе его жалко, да?

— У меня нет повода его жалеть!

— Конечно, — усмехнулся Гранович, а Марина разозлилась.

— Я не понимаю, ты в чём меня подозреваешь?

Он вроде бы удивился.

— А я что, сказал, что подозреваю?

— Может, и не сказал. Но тогда в чём смысл твоих упрёков?

— Я не упрекаю тебя.

— Тебе просто не нравится, что Игорь общается с детьми, так?

— Во-первых, я этого не говорил. Мне не нравится совсем другое! Мне не нравится, что он ночует... — Он запнулся, не зная, как продолжить, а Марина грустно усмехнулась.

— Что? Давай продолжай. Что ты скажешь? У меня дома?

— Но это ведь твой дом.

— Конечно, мой! А ты просто в нём живёшь, временно! Как я могла об этом забыть? Вот только не понятно, почему ты тогда мне диктуешь, кого я ночевать оставляю?

— Марина! — Дима нетерпеливо прикрикнул на неё. — Прекрати говорить глупости.

— Это не глупости. В том-то и дело, что это не глупости. — Она подошла к нему и в лицо заглянула. — Ты почему заволновался? Ты мне не веришь?

Гранович зубами скрипнул, недовольный тем, что Марина взяла инициативу в свои руки, и теперь уже она смотрела на него с претензией.

— Ты даже сказать это вслух не можешь: я приехал домой! А от меня ты чего хочешь? Чтобы я за тебя это сказала?

Он наклонился к ней.

— Я тебе не про это говорю, я говорю о том, что твой бывший муж вдруг опомнился и к тебе вернулся.

— Что?!

— Марина, очнись, наконец! Поругался он с любовницей своей? Он не просто поругался, он к тебе пришёл! А ты милостиво оставила его ночевать!

Марина глубоко вдохнула, и постаралась говорить спокойно и убедительно.

— Если Игорь и поругался с Дашей, ни меня, ни тебя это никак не касается. Мне всё равно, понимаешь? Мне уже давно всё равно. — Она рискнула к нему прикоснуться. — Он помогал мне с детьми эти две недели, я пропадала на работе. Дима, не заставляй меня оправдываться. — Потянула его к себе. — Я тебя ждала, ты понимаешь? Я...

— Я тебя ни в чём не обвиняю! — рыкнул он и тут же выругался, разозлившись на самого себя. — Ни в чём таком... И да, мне не нравится твой бывший муж, и то, что он ночует... от тебя в непосредственной близости! Я не говорю, что ему не нужно с детьми общаться, но поговорить с ним и объяснить ему, что тебе, как ты говоришь, всё равно, по-моему, пора!

— А почему тебе не нравится?

— Что?

— Почему тебе не нравится, что он ночует со мной рядом?

Гранович искренне растерялся.

— Ты же сама понимаешь...

— Я не понимаю, Дима. — Марина едва заметно усмехнулась, и веселья в этой усмешке ни капли не было, смотрела совершенно серьёзно. — Ты же мне не говоришь. Ты вообще мне ничего не говоришь. Мы с тобой два месяца живём вместе. Именно живём. Под одной крышей, спим в одной постели, но ты ничего не говоришь. Вот ты уехал в Самару, а я покой потеряла. Я вообще не знаю, что мне думать!

Дима смотрел на неё, губы поджал недовольно, затем поинтересовался:

— Ты с ним поговоришь?

Марина в сердцах руками всплеснула.

— Да о чём? Чтобы он тебе на глаза не лез?

— Чтобы он тебе на глаза не лез! — Он так гаркнул, что Марине захотелось уши руками зажать. За дверью наверняка уже толпа сотрудников, и все прислушиваются к их ссоре. И просить Димку успокоиться уже бесполезно, вон как глазами стреляет, и весь гнев на неё направлен.

— Я не давала тебе повода меня ревновать! — огрызнулась она от бессилия. — Тем более к Игорю!

— Ещё не хватало, чтобы давала!

— Ты меня обидеть хочешь?

Он от злости даже глухо застонал.

— Я что, так много прошу?

— Да. Да, Дима! Потому что я не вижу повода вот для такого твоего крика! Я ничего не сделала!

— Тем более! Я не понимаю, почему ты упрямишься.

— Это не упрямство. Я хочу, чтобы ты сейчас замолчал, а когда ты успокоишься, мы с тобой ещё раз поговорим. Без крика. Хорошо?

Дима с шумом выдохнул.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Москву.

У Марины внутри всё похолодело.

— Ты собираешься уехать в Москву?

— Я не могу остаться здесь навсегда! — в некотором раздражении проговорил он. — Я работаю в Москве. Но я хочу, чтобы ты со мной поехала.

— Когда?

— Да хоть завтра!

Марина от удивления даже рот открыла, а Гранович видимо понял, что переборщил, и поспешил её успокоить.

— Нет, конечно, не завтра, но через неделю, две... Как соберёмся.

— Вот так просто? Взять и переехать в Москву?

— Ничего сложного в этом не вижу.

— А дети?

Теперь уже растерялся Дмитрий.

— А что, в Москве, по-твоему, нет школ и садиков?

— Но это так не делается, Дима! К тому же... К тому же, Игорь может быть против.

— Опять Игорь!

— А ты как хотел? Он их отец! И дети тоже... Я недавно перевезла их в новый дом, а ты предлагаешь их в Москву везти? Учебный год ещё не кончился, сорвать Антона сейчас... И вообще... — Она потерянно покачала головой. — Я не знаю, Дима.

Он смотрел на неё в упор, и огонь в глазах затухал.

— А ты хочешь поехать со мной?

Марина губы облизала, на несколько секунд пальцы к губам прижала, когда они затряслись.

— Я не могу так решить. В одну минуту, просто кинуться тебе на шею и сказать: да! Я не только за себя отвечаю.

Он голову опустил и кивнул.

— Я понимаю.

Марина глазами по его лицу шарила.

— Мне так не кажется.

Гранович протянул к ней руку, и Марина подошла. А он к её лицу глаз не поднял, лишь ладонью по её руке провёл.

— А может ты и права. Ну, какой из меня семьянин? Я мотаюсь по всей стране, я живу, как хочу, да и вообще... В моём возрасте менять привычки поздно.

— Замолчи. — Она рукой по его волосам провела. — Ты ведь понимаешь, что дело не в этом. Если бы не ты, я бы не справилась со всем этим, ты меня вытащил.

— Да, это я умею. Как твой отец говорит? Я спец по решению чужих проблем. Вот только свои решить не могу.

— Всё ты можешь. Дима...

Он глубоко вздохнул и выпрямился. И руку её отвёл, когда Марина хотела до его волос дотронуться.

— Ты тоже всё можешь. Если захочешь, ты всё сможешь. — Дима её за плечи приобнял и поцеловал в губы. А потом подмигнул.

— Ты куда? — удивилась Марина, когда он к двери шагнул.

— Мне в офис надо.

Она кивнула, больше ничего не оставалось. Только вслед ему сказала:

— Я к обеду буду дома!

— Хорошо.

Он вышел, а Марина на его место на диван присела. На сердце было тревожно, и то, что они с Димкой расстались вроде бы мирно, сумев смирить взаимное недовольство и непонимание, совсем не успокоило. Ушёл он какой-то потерянный, Марина раньше его таким никогда не видела. Но решила не догонять, и с новыми вопросами к нему не приставать. Пусть подумает и успокоится. Но такая вспышка ревности с его стороны Марину всё-таки удивила. Да, возможно, она не права, и не должна была разрешать Игорю оставаться в их доме на ночь, но у неё даже мысли не возникло, что это может привести к каким-то неприятным последствиям. Димка вообще не должен был об этом узнать, а сама она уже давно не волновалась из-за бывшего мужа, он остался в прошлом, и теперь воспринимался ею только, как отец её детей. А Гранович этого не понимал или не хотел понять, ревновал, а объяснить ему, что повода нет и не будет никогда, Марине не удавалось. А может, плохо пробовала? Вечером она обязательно с ним поговорит ещё раз, спокойно и без крика, и пообещает, поклянётся, раз ему это нужно, что причин для тревог у него нет. Но странно, что он до сих пор сам этого не понял. Она вся для него и только для него, и сейчас уже подумать страшно, что было бы, не появись в жизни Игоря Даша... Ведь всё началось с этого, и, наверное, мучения через которые Марина прошла, развод, всё стоило её встречи с этим мужчиной. Вечером она обязательно Димке об этом скажет.

Но вечером Гранович не приехал. Марина ужин приготовила, ждала его, потом начала звонить ему, но телефон оказался выключенным. Вот тогда и насторожилась. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, но детям старалась улыбаться, и телефон из рук уже не выпускала.

— Мам, он приедет или нет? Мы ужинать будем?

Марина на сына посмотрела.

— Садитесь за стол, — решила она, в конце концов. — Наверное, что-то случилось и дядя Дима задерживается.

Эля губы надула, но за стол всё-таки села.

— Давай ему позвоним!

— Я звоню. Звоню... А вы ешьте. Эля, тебе сок налить?

Он не приехал домой. Не приехал. Марина стояла у кухонного окна, смотрела на дорогу, потом осторожно прикоснулась к завядшим цветам, которые ей Дима на восьмое марта подарил. Она так и не выкинула их, он уехал, и ей казалось, что цветы их связывают. Они с каждым днём всё больше увядали, тускнели, но Марина их берегла. Первые Димкины цветы...

И ведь телефон выключил!

Часы показывали семь вечера, когда Марина не выдержала и набрала номер офиса. Была уверена, что Дима заработался или обижается до сих пор, вот и не торопится домой, и телефон выключил специально. Не думает, наверное, что она беспокоится. Всё-таки мужики иногда такими бестолковыми и бесчувственными бывают!

— Дима, ну в самом деле!.. — заговорила она торопливо. Трубку сняли только после десятого гудка, и когда они прервались, Марина почувствовала огромное облегчение. — Ты злишься ещё?

— Извините, Марина Николаевна, я просто сняла трубку. — Голос Натальи по нервам, как кнут, ударил. Марина даже трубку от уха отвела на мгновение.

— Ничего, — пробормотала она. Осторожно вдохнула. — Ничего, — повторила Марина. — Дмитрия Алексеевича позовите, пожалуйста. Он у себя?

— Нет. А вы не знаете? Он сегодня в Москву уехал.

Сердце последний раз подскочило и остановилось.

— В Москву? Надолго?

— Я не знаю. Вообще-то, у него нет особых причин возвращаться. Управляющий справляется, работа налажена. А он вам не говорил?

Марина потерянно молчала, а Наталья вполне довольно выдохнула в трубку:

— А я завтра уезжаю, меня позвали в московский офис.

Марина зажмурилась изо всех сил.

— Поздравляю.

— Спасибо. Хотите, я что-нибудь передам Дмитрию Алексеевичу? Думаю, я завтра его увижу. Или вы сами позвоните? — В голосе Натальи слышались победные нотки, а Марина кулаки сжала, из последних сил пытаясь держаться.

— Сама... — ответила она и даже сумела вежливо попрощаться: — До свидания. — И трубку положила.

Рука Грановича неожиданно дрогнула, и коробка со скрепками упала на пол, и всё её содержимое рассыпалось по ковру. Дима с досады даже ругнулся в полный голос. Потом нажал кнопку селектора.

— Вера, зайди ко мне. И... уборщицу вызови.

На кресло сел и снова посмотрел на разноцветные, яркие скрепки, поддел ногой угол ковра. Внутри снова закрутило, противно стало до такой степени, что слегка подташнивало.

Секретарша в кабинет бочком вошла, на начальника сначала посмотрела в ожидании, а потом заметила беспорядок на полу.

— Ой, Дмитрий Алексеевич... Я сейчас всё уберу. — Она к ковру подошла, на корточки присела, а Гранович испустил раздражённый вздох. Кажется, в последнюю неделю он свою секретаршу до дрожи запугал. Настроение было ни к чёрту, без конца на всех срывался, и добился того, что бедная девушка Верочка готова по его ковру на коленях ползать, лишь бы очередной приступ гнева у него не вызвать. Гранович устало потёр ладонью шею, поднялся и Веру под локоток взял, заставил выпрямиться.

— Не сама, Вера, уборщицу вызови.

Секретарша поправила очки в элегантной оправе, и как Дмитрию показалось, чуть прищурилась, к нему приглядываясь.

— Дмитрий Алексеевич, вы хорошо себя чувствуете?

Он брови сдвинул.

— А что?

Вера тут же смутилась и глаза опустила.

— Ничего, просто... Может, вам кофе сварить?

— Можно кофе. — Дима потёр горло, которое странно саднило. — С коньяком.

— Хорошо.

В дверь коротко постучали, а затем в кабинет заглянула Наталья.

— Привет. К тебе можно?

Гранович кивнул, правда, без всякого энтузиазма. Вернулся к столу и сел. А Наталья подошла ближе, секретаршу глазами проводила, потом кивнула на скрепки.

— Промахнулся?

— Наташ, тебе что-то нужно?

— О, мы опять не в настроении. — Она напротив него присела, подала документы. — Вот, подпиши. Стеклов когда приедет? Может, стоит поторопить бухгалтерию с отчётами?

— Поторопи, — согласился Дима. Плечами повёл и кашлянул в кулак.

— Ты заболел?

— Нет.

— У тебя глаза странно блестят.

— И что, из этого следует, что я болен?

От его тона Наталья даже поморщилась, и рукой на него махнула.

— Ладно. Если ты не хочешь, чтобы я к тебе лезла, то так и скажи. Что ты рычишь на всех?

— Я не рычу.

— Конечно. А люди мимо двери твоего кабинета на цыпочках бегают. Дим, ну в самом деле!

— Что?!

Вера постучала и вошла с подносом.

— Дмитрий Алексеевич, кофе.

— Спасибо. — Он с нетерпением наблюдал за тем, как секретарша наливает в его чашку кофе. Хлебнул горячего и блаженно зажмурился. А Наталья ногу на ногу закинула и послала Вере выразительный взгляд, от которого та тут же сникла и поспешила удалиться.

— Документы подпиши, — напомнила ему Наталья.

Гранович ещё глоток сделал, чашку поставил на стол и придвинул к себе бумаги. А пока глазами текст пробегал, поинтересовался:

— Как ты устроилась?

— Хорошо устроилась. — Наташа вполне довольно улыбнулась. — Квартирка уютная, и район неплохой.

— Очень за тебя рад.

— Приезжай вечером, сам увидишь.

Он облизал сухие губы. Кинул на девушку быстрый взгляд исподлобья.

— Может быть, как-нибудь.

— Как-нибудь, — повторила она и усмехнулась едва заметно. На Грановича посматривала, ладони на своей коленке сложила, приняв вызывающую позу. — Ну что ж, как-нибудь, так как-нибудь. Только не забудь меня предупредить заранее, чтобы я подготовилась.

— Это как? Готовить научишься?

— А что, хороший ужин теперь входит в твою обязательную программу? Ресторанная еда не подойдёт?

Дима ладонью страницу разгладил, медленно рукой провёл, а после попросил:

— Наташ, не начинай.

— Просто я тебя не узнаю. Ты должен был думать о последствиях, я тебя, между прочим, предупреждала. Она — дочь Стеклова, Дим. А тебе ещё работать в этой компании.

— Это ты о чём?

— Сам понимаешь, — огрызнулась она. — Ты сам всё прекрасно понимаешь. Сейчас папа начнёт дочку жалеть, а крайним кто окажется?

— Так. — Дима бумаги со стола торопливо собрал, вышло неаккуратно, но он всё равно сунул их в руки Натальи. — Ты высказалась? Очень тебе за это благодарен. А теперь иди... Работай.

— Господи ты Боже мой, — пробормотала она в раздражении. Бумаги в папку сложила и поднялась. — Но ты ведь знаешь, что я права.

— Ничего я не знаю, — пробормотал Дима, когда в кабинете один остался. На "паркер" свой любимый посмотрел, который до сих пор в руке держал, заметил на колпачке следы маленьких кошачьих зубов, оставленные нахальным Семёном, и ручку в раздражении на стол бросил.

Ему уже неделю не работалось. Да и вообще, не жилось спокойно. Уехал тогда молча, и уже по дороге в Москву в этом успел раскаяться, и только из-за собственного упрямства не вернулся. А ведь мог бы. Сколько раз за прошедшие дни он думал о том, как всё было бы, если бы вернулся? Как бы Марина его встретила, о чём бы они поговорили. Наверное, договорились бы о чём-нибудь, ведь взрослые люди оба. Но внутри жил страх, предательский страх перед расставанием, вот так, глаза в глаза. Когда уходить бы пришлось не из офиса, а из дома. Вещи собирать, с детьми прощаться, а потом выходить за дверь, закрывать её за собой... Однажды Дима уже так уходил, от жены, но ничего похожего на страх тогда не испытывал. Скорее уж облегчение. А тут настоящий ужас скрутил.

Он ведь позвал её с собой, так хотел, чтобы она согласилась, а вместо этого увидел в глазах Марины изумление и совсем не приятное. И мужа бывшего сразу вспомнила, его образ, как чёрт из табакерки выскочил, встал между ними, и Дима снова начал с ревностью вглядываться в лицо Марины, в глазах её искал отражение вины или сожаления. Но спустя минуту стыдно стало, и от этого противно, на самого себя. Вспоминалось, как увидел Игоря на кухне, такого успокоившегося и вроде бы на своём месте. Он детей — своих детей! — завтраком кормил, а Дима, глядя на это, не знал, что сказать и как себя вести. Нет, конечно, он не верил, что в его отсутствие между Игорем и Мариной могло что-то случиться, но сам факт того, что Игорь рвётся обратно в её жизнь, говорил о многом. А она его не прогоняла. У Марины вечно находились какие-то оправдания и объяснения его присутствия. Даже когда Игорь не хотел, она продолжала подтягивать его ближе, детей к нему выталкивала, а сама пряталась. И при этом Диму убеждала, что давно простила и забыла все обиды.

Забыла она!.. Да как такое забыть можно? Да ещё за какие-то считанные месяцы? Это только Дима старательно делал вид, что не думает об этом, чтобы Маринке лишний раз не напоминать, а, если честно, он бы мужу её бывшему кое-что объяснил. Например то, что от таких женщин только дураки отказываются. Другие их всю жизнь ищут, а некоторые, что слишком привыкли получаться всё легко, не ценят и уходят. Дмитрий об этом много раз думал, а несколько дней назад, сидя в одиночестве в своей пустой квартире, вдруг понял, что тоже в дураках оказался. Ведь он уехал, он непонятно по какой причине, решил дать Марине право самой принять решение. Решение вернуться к бывшему мужу, к отцу её детей, раз она по-другому успокоиться не может. Ведь если бы остался, на пушечный выстрел его не подпустил, а так, наверное, неправильно. Она сама должна подумать и решить. Без лишних разговоров, не думая о том, что между ними было, об их совместной жизни в последние месяцы. А вдруг на самом деле почувствует облегчение от того, что он уехал? Поначалу в шоке будет, а вот потом...

Гранович головой тряхнул, потому что думать об этом было невыносимо.

Кажется, его эксперимент по внедрению в семейную жизнь удался. Даже с лихвой. И вот он теперь в Москве, один, в своём доме, в привычной для себя жизни, а его всё не устраивает и раздражает. Тишина дома, суета на работе, и что самое ужасное — даже позвонить некому. Вот просто позвонить в минуты передышки, поговорить ни о чём, и мысли все далеко от Москвы, и всё представить пытается что там и как. Вспоминают ли о нём, скучают ли. Хотя, конечно, не должны скучать. Если он хочет, чтобы у них без него всё было хорошо, то скучать не должны. От этих мыслей внутри всё узлом закручивалось, но он терпел. И представить пытался, как дальше жить будет, ведь по-прежнему уже не станет, и делать вид, что его одинокая жизнь устраивает — не получится. И проблема встаёт огромная, ведь однажды, в какой-то вечер, он неожиданно решил, что Марина — единственная женщина, рядом с которой ему может быть тепло. А если она не с ним, если чужая? И как выяснилось, он очень многого ей не сказал.

Или к лучшему, что не сказал? Кому бы от этого легче было?

А пару дней назад ему Стеклов позвонил. И всё, на что Наташка намекала, и озвучил. Или почти всё. Начал страшным голосом и сразу ответа потребовал:

— Ты что творишь? Ты идиот?

Гранович едва удержался, чтобы трубку не бросить. Сказать ему было нечего. И поэтому молчал. На кресле откинулся и молчал, ждал, что отец Марины ему скажет. А у того много слов для него нашлось, но самое главное, которое он не раз повторил, — дурак. А это Дима про себя и так знал.

— Маринка места себе не находит, — наконец на выдохе произнёс Николай Викторович. — Ты зачем это сделал? Ты мне объяснить можешь?

— Чтобы у неё выбор был.

— Выбор? Какой, к чертям, выбор? Между тобой и этим маменькиным сынком?

— Она от него двоих детей родила. И жила с ним... много лет жила. Вот пусть и думает.

— Ну, ты дурак. Честно. Я даже не подозревал.

Гранович невольно усмехнулся.

— Всё когда-нибудь наружу выходит.

Стеклов пробормотал что-то возмущённое и трубку положил, а Дима уже поздно спохватился, понял, что про Марину так ничего и не спросил. Как она... и с кем она.

А вдруг он не прав? И отпускать её не нужно было? Наоборот, нужно было вцепиться в неё и не позволять даже на шаг отходить. И Стеклов вот на это намекал, мол, схватить, увезти, и не давать ей возможности назад оборачиваться. Вот только страшно. Она ведь может опомниться потом, через несколько лет, когда неожиданно осознает, что не пережила тогда, не всё выяснила с бывшим мужем, и осадок на душе до сих пор остался: обида, боль, вперемешку с любовью или чем-то похожим. И что тогда? Сколько лет в пустоту уйдёт? Он ведь и сейчас видит, что Марина не может решиться на последний шаг к своему будущему, так зачем себя обманывать?

И дети, наверное, будут рады, если родители помирятся. Даже Антон. Возможно, тогда он прекратит злиться и ощетиниваться, если увидит, что Марина спокойна и довольна, и всё это благодаря его же отцу. Простит его наконец. И Игорь успокоится, когда получит всё, что хочет. Повод от жены бегать у него пропадёт.

А если не пропадёт? Если он сам себя обманывает? Уговаривает, убеждает, а на самом деле Маринка мучается и страдает, и виноват в этом он, а не Игорь. Он же не может сказать точно, прав он или нет. Решил за всех, а теперь мучается. И вообще ему плохо, не только морально, но и физически. А это просто убивает. Дмитрий терпеть не мог болеть, а уж когда ты один, и не кому, банальным образом, стакан воды подать, совсем грустно и тоскливо становится. И про Марину с детьми каждую минуту вспоминал.

— Ты точно заболел. И не спорь со мной. — Наталья зашла к нему парой часов позже, в конце рабочего дня, и, стараясь действовать решительно, к нему приблизилась, и лоб потрогала. — Температура, Дим.

— Я очень за себя рад, — проговорил он как можно более спокойно, хотя слово "температура" неприятно ударило по нервам. На кресле откинулся и плечами осторожно повёл, зябко ёжась.

— Вот тебе только и остаётся, что пошутить. — Наталья разглядывала его в задумчивости, потом за руку потянула. — Давай я отвезу тебя домой.

— Я сам доеду... Сейчас поеду.

— Не выдумывай. — Она пиджак его с вешалки сняла. — Вставай. Дима, вставай. Я отвезу тебя домой, накормлю... Конечно, шедевров не обещаю, но всё-таки. И лекарства куплю. У тебя дома, наверное, кроме шипучих таблеток от похмелья и нет ничего.

Гранович лишь усмехнулся, на большее сил не хватило. И решил всё-таки дать ей возможность проверить это утверждение самой. А попросту не сопротивлялся, попасть домой очень хотелось. В машину её сел, она довезла его до дома, а сама поехала в магазин. Дима же поднялся к себе в квартиру, и сразу на диван сел, глаза закрыл, но долго в тишине не провёл, Наталья приехала. С пакетами, сияющая, по квартире его ходила и в полный голос комментировала то, что видит. Дима даже покаялся, что разрешил ей к нему зайти. Ему видеть никого не хотелось, он с большим удовольствием сказал бы ей "спасибо" и выпроводил за дверь, но это ведь Наташка. В ответ на все его предостерегающие взгляды, она улыбалась и болтала без умолку. Кажется, всерьёз решила ему зубы заговорить.

— Димка, квартира — супер. Большая такая. А что за той дверью?

— Комната, — проговорил он недовольно. С дивана перебрался в своё любимоё кресло с высокой спинкой.

— А за той?

— Тоже комната.

Девушка остановилась в дверях и приняла соблазнительную позу.

— Зачем тебе столько комнат?

— На будущее.

— А-а. Это хорошо, что ты о будущем думаешь. — Она вернулась в прихожую за пакетами. — Я купила тебе продуктов, и в аптеку зашла. Вот это, — она зашелестела пакетом, — тебе нужно выпить прямо сейчас. Я принесу тебе воды.

Дима глазами её проводил, чувствуя, как изнутри закипает. Наташка, со своей неуёмной энергией, его раздражала. Особенно сейчас, когда самому хотелось лечь и умереть. Но ему принесли таблетки, весёлого голубенького цвета, и стало ясно, что умереть ему всё-таки не дадут. В рот их кинул и водой запил. Поморщился от боли в горле. Глаза закрыл и голову на спинку кресла откинул.

— Наташ, шла бы ты домой.

— И оставить тебя одного страдать?

— Думаешь, с тобой мне будет лучше?

Она промолчала, что-то делала, Дима глаз не открыл, и не видел, что именно, но потом почувствовал, что присела на диван.

Наталья по привычке руки на коленях сложила.

— Дима, ты ведь уехал. Ты всё решил сам.

— Я не хочу об этом говорить.

У неё вырвался недовольный вздох.

— Ладно... Но давай я всё-таки останусь. Разогрею тебе ужин. Буду о тебе заботиться.

— Наташ.

— Ну почему нет? Я сейчас уйду, а ты будешь в одиночестве страдать? — Он молчал, а она разозлилась. — Она тебе даже не звонит!

— Конечно, не звонит. Потому что я не отвечаю.

— Какой-то сумасшедший дом, честное слово. — Наталья поднялась. — Я перестала тебя понимать. С чего вдруг... она?

Гранович неожиданно усмехнулся и плечами пожал. А Наташа кресло его обошла и на спинку облокотилась, нависнув над Дмитрием, посмотрела в его лицо.

— Капризы состоятельного мужчины. Что ж, иногда это на самом деле бывает серьёзно. А меня ты зачем привёз?

— Я тебя привёз? — он всерьёз удивился. — Ты же хотела в Москву. Ты сколько месяцев мне об этом твердила, ты столько работала ради этого перевода. А теперь хочешь меня убедить, что я тебя позвал? — Глаза Дима открыл. — У меня температура, но я пока не в бреду. И всё помню.

— Ну и дурак, — спокойно заявила она.

— И это мне уже объяснили.

— Дурак, дурак, — подтвердила она свои же слова. — Разве вы с ней пара? Все эти дети, кошки, проблемы. Тебе это нужно?

Он сглотнул и снова поморщился от боли.

— Выходит, что да.

Наталья наклонилась к самому его лицу.

— Если бы тебе это было нужно, Димочка, ты бы не уехал. — Отошла, взяла с журнального столика свою сумку. — Ладно, я пойду. К чему привыкнуть никак не могу, так это к пробкам... Но ты, если что, не стесняйся, звони. — Она многообещающе улыбнулась. — Я приеду. И лекарство пей! — напомнила она громко уже из прихожей. А потом хлопнула, закрываясь, входная дверь, и стало очень тихо. В первые две минуты Дмитрий этой тишиной наслаждался, а потом вернулась тоска в обнимку с головой болью. Она колотилась в висках, и даже думать было невыносимо. А ещё горло драло, глаза щипало и во рту сохло. Гранович вздохнул, а вышло с хрипом и совершенно несчастно.

А Наташка, кажется, замуж за него собралась! С таким явным интересом квартиру его осматривала, всё-то её интересовало, планы, наверное, строит уже. Конечно, он сейчас не только несчастный, но и больной, самый момент к рукам его прибрать. Сварить куриный супчик, поднести стакан воды и таблетку. И можно всерьёз рассчитывать на благодарность. А он благодарен? Или он настолько не чуткий, настолько холодный и эгоистичный...

Вот так начнёшь задумываться о себе, и всю веру в будущее потеряешь, честное слово.

Дошёл до спальни, разделся, но несколько секунд тянул, прежде чем в постель лечь. Она казалась чужой и холодной, и, не смотря на температуру, в неё совсем не влекло. Перед глазами была совсем другая постель, со стёганным вручную одеялом и с наволочками с цветами на подушках, вышитыми гладью. А подушек — несчётное количество, и хочется лечь и утонуть во всём этом. А вот в эту постель, застеленную руками домработницы, ложиться совсем не хочется.

...По его одеялу кто-то крался. Дима глаз не открывал, но чувствовал мягкую поступь, явно кошачью. Чутко прислушивался, даже уже приготовился схватить наглеца за тугой тёплый бок, пальцами пошевелил. Потом какой-то звон и громкий крик Антона:

— Мама, Элька вазу разбила!

— Не разбила!

— Разбила!

...Дима глаза открыл, и некоторое время лежал в темноте и оглушающей тишине. Даже часы нигде не тикали, потому что в его квартире не было механических часов, только сердце гулко колотилось. Даже не сразу понял, что это был сон, настолько явно слышал детские голоса... А вот сейчас понял, что по-прежнему один и никого рядом. Руку из-под одеяла вынул, и лоб свой потрогал. Зато температура, кажется, спала. Счастье? А то.

— Я не люблю кашу. — Эля ложкой в тарелке поводила. — Мама, можно я не буду её есть?

— Нельзя.

Элька умоляюще посмотрела на Стеклова.

— Дедушка.

Тот чашку с чаем на стол поставил, посмотрел на внучку. Подмигнул ей.

— Малыш, надо хотя бы три ложки съесть. Давай. За маму, за папу, за меня...

— Я же не маленькая!

— Конечно, не маленькая, кто же спорит.

Марина глубоко вздохнула, бросила натирать бок чайника и осторожно сглотнула. Сама понимала, что в последнее время ей с трудом удаётся сдерживаться, но иногда выдержка ей всё же отказывала, и она срывалась — либо на крик, либо на слёзы. А после стыдно становилось. Конечно, её никто не упрекал, все понять старались, даже дети не жаловались, но чувство вины от этого меньше не становилось. Вот и сейчас Элька принялась канючить, а нервы сразу натянулись до предела.

— А бутерброд будешь?

— Буду, — тут же согласилась Эля и позволила деду пересадить себя к нему на колени. Стеклов поцеловал её, а потом на дочь посмотрел.

— Мариш, всё в порядке?

Она почти тут же обернулась и с готовностью кивнула.

— Да. Только голова болит. К снегу, что ли?

— Какой снег? Тает всё.

— Ну... — Она неопределённо взмахнула рукой. Отвернулась к окну, взяла с подоконника тетрадь, пролистала. — Надо же, Антон забыл. Сколько раз говорила ему: проверяй всё ли взял, проверяй...

— Ладно, не ругай его. Мы все иногда что-нибудь забываем.

Марина на подоконник присела.

— Пап, ты на работу поедешь?

— Тебе в кафе надо?

Она кивнула.

— Поезжай, я и дома поработаю. Сейчас вызову кое-кого... — Он Эльку тихонько пощекотал. — И мы работать будем, да?

— В кабинете? — живо поинтересовалась девочка.

— В кабинете.

— А Дима не будет ругаться?

Марина осторожно втянула в себя воздух.

— Думаю, не будет, — заверил внучку Стеклов, а Марину взглядом проводил, когда она мимо прошла. Её состояние его всерьёз беспокоило. Марина была напряжена, мучилась и страдала, а пытаясь это скрыть, последние силы теряла. Николай Викторович из-за всего этого злился, но что ещё сделать, чем помочь — не знал. Он уже и с Димкой говорить пытался, и с Мариной, но они оба от него отмахивались, и, в конце концов, он понял, что лучше не вмешиваться. Хватать обоих и трясти, как груши, чтобы заставить их понять, что не дело делают, тоже не выход. Они взрослые люди и вмешиваться в их отношения может оказаться себе дороже. Только напортишь, ведь он не настолько хорошо знает их отношения, чтобы влезать между ними, даже для того, чтобы помирить. Но бывают же моменты, когда со стороны видно, какую глупость люди делают, расставаясь, даже по весомому поводу, а сказать и исправить ничего нельзя. Вот вчера Николай Викторович дочери это и сказал: со стороны виднее!

— Он же упрямый и ревнивый. А ты ещё такие сюрпризы ему устраиваешь!

— Да какие сюрпризы? — Марина всерьёз обиделась. — У меня даже в голове не было!.. Это Димка потом придумал.

— Ничего он не придумал, — Стеклов спокойно головой покачал и газету, что читать пытался, встряхнул. — Я тебе ещё раз говорю — он собственник.

— Да? — Марина обиженно поджала губы. — Зато сам он несколько месяцев мне твердил, что ревность — чувство ему неведомое!

Николай Викторович усмехнулся.

— Ну, знаешь ли, родная, я тоже всем говорю, что не бабник, но со стороны-то виднее.

Марина замерла, моргнула в растерянности.

— Папа.

— Что?

Она присела.

— И что мне делать?

Стеклов глаза от газеты поднял, посмотрел на дочь и очки на кончик носа сдвинул.

— Позвони ему.

— Он не отвечает.

— Давай я позвоню. Мне ответит.

Марина невесело призадумалась, затем головой покачала, отказываясь.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не знаю, что ему сказать! Оправдываться, прощения просить, умолять вернуться? А если он не хочет?

— Как же, не хочет он.

— Но дело ведь не только в ревности, пап.

— В тебе? — Стеклов выразительно посмотрел на неё.

Марина голову опустила. В ней? Может быть и в ней. Раз все об этом твердят. Димка винит её в том, что она не забыла бывшего мужа, папа говорит, что она слишком много думает о других и быстро обиды забывает, а Игорь намекает на то, что Гранович её бросил и этого следовало ждать. Мол, нечего с чужими мужиками связываться. Это так смешно прозвучало из его уст: чужие мужики. А с кем ей связываться, со своими? С какими, интересно?

— С ним. С ним! — Тома даже кулаком в воздухе потрясла, угрожая, видимо, именно Игорю. — Ты что, не понимаешь, на что он тебе намекает? Дашка-то отставку получила.

Марина глаза на подругу вытаращила, а потом с опаской выглянула из кухни, проверяя, нет ли поблизости детей. Потом к Томе вернулась.

— С чего ты взяла?

— Интересное кино. Игорёша снова ко мне за стенку вернулся. Один.

Марина к стене привалилась, задумавшись.

— Это ещё ничего не значит.

— Всё это значит. — Тамара чая себе подлила. — Стервец такой. Ведь натуральный стервец, Марин. Здоровается, как ни в чём не бывало! И своего добился, с Димкой тебя развёл.

— Да? Значит, Игорь виноват? — Марина невесело усмехнулась. — А то ведь все винят меня. Я виновата, что в дом его впустила, виновата в том, что Димку не удержала.

— А я тебе сколько раз говорила, что нужно вам с Грановичем всё выяснить. А ты всё тянула чего-то. Вот тебе и результат.

— А если он не хочет? Если он не хочет выяснять?

— А какой мужик хочет? На то мы, женщины, наверное, и созданы, чтобы мозги им на место ставить. А то ведь так и будут бегать, охотники фиговы.

Марина всё-таки улыбнулась, а потом к столу вернулась. Посмотрела на тарелку с печеньем, Димка его так любит, и она его испекла специально, но сама так и не попробовала. Только смотрела, а на душе кошки скребли.

— Я сама не знаю, как так получилось, Том, — призналась Марина. — Я не хотела ничего плохого. Я... я так его люблю, и об Игоре я совсем не думаю. Если бы думала, то точно бы Игоря в своём доме не оставила. А Дима решил всё наоборот. Он не понимает, что нам всем нужно учиться существовать рядом, общаться, а если я от Игоря прятаться буду... Не могу я от него откреститься, у нас дети. А Димка ревнует. Представляешь, просто в лице меняется, как видит Игоря.

— Тебя это удивляет?

— Не особо. Я сама ему много об Игоре рассказывала. И о том, как жили, и о том, как он ушёл. Но это не злость, это именно ревность. И папа говорит, что собственнический инстинкт, но мне как-то не верится. Не такой Димка человек.

— А ты не думаешь, что они без тебя очень многое между собой обсудили? — Тамара выразительно брови вздёрнула и сунула в рот ложку с вареньем. — Ты же мне рассказывала, что они разговаривали. И может, у Димки твоего повод появился так ревновать?

— Думаешь, Игорь?..

— Да больше, чем уверена, Марин. Он просто сияет с тех пор, как Гранович уехал. И если бы не твой отец, ты бы его не выгнала отсюда.

— Я просто с ума схожу.

— Марин. Но ведь он позвал тебя в Москву, — понизив голос, сказала Тамара. — Чего ты сомневаешься.

— Позвал? — Марина лишь горько усмехнулась. — Он позвал, когда других доводов у него не осталось. И я даже нет ему не сказала, Тома, а он обиделся, уехал, да ещё эту с собой прихватил!..

Тома насторожилась.

— Кого, эту?

— Любовницу свою бывшую! — невольно повысила Марина голос, но опомнилась и рот себе ладонью зажала. — Наталью эту. Умницу, красавицу...

Тома по руке её шлёпнула.

— Да прекрати ты. Он точно с ней уехал?

Марина слёзы вытерла и носом шмыгнула, успокаиваясь.

— Она мне похвасталась, случая не упустила!

— Ой, что делается... — Тамара головой покачала. — Марин, ну ты не расстраивайся так. Пошли они, мужики эти. Что им надо, кто поймёт?

Не расстраивайся... А Марина не могла не расстраиваться. Она покой, после отъезда Грановича, потеряла. По дому ходила, потерянная, и всё думала, что сделала не так. И прав ли Димка в своих обидах и обвинениях. Может, она чего-то не понимает в этой жизни, и из-за этого всё наперекосяк? Первые дни ещё пыталась ему дозвониться, бессчетное количество раз его номер набирала, а когда поняла, что отвечать Гранович ей не собирается, в настоящее отчаяние впала. Правда, сделала над собой усилие, заставила себя успокоиться, испугавшись настоящей истерики. Отец и дети только этого от неё ещё не видели, а Димка... Димка если уехал... с этой, то убиваться по нему она не будет. Уж как-нибудь переживёт. И детям объяснит, что ждать дядю Диму больше не стоит. Вот только пока духу для таких разговоров и выводов не хватает. По дому ходила, а взгляд сам собой натыкался на вещи, которые сразу напоминали о Диме. На дверь кабинета, который дети считали его территорией, на Димкины вещи, оставшиеся в шкафу, на экономические и спортивные журналы на столе в гостиной. За такой короткий срок он стал неотъемлемой частью её семьи, а она ему сказать об этом не успела. Даже в любви не призналась ни разу, всё боялась, тянула, была уверена, что они всё успеют. Хотела, чтобы Димка оттаял и про семейные отношения перестал говорить с цинизмом и насмешкой. Марина была уверена, что почувствует эту важную перемену в нём, и тогда признается и поговорит, и не отпустит никуда. Но получилось так, что не успела. Тоже сама виновата? Наверное. Оказывается, что она очень плохо знает мужчин, раз они настолько часто способны её удивить.

Однажды всё-таки не выдержала, подсмотрела в бумагах отца телефонные номера московского офиса и позвонила. Какая-то девушка долго выспрашивала у неё, кто она такая и что ей нужно от Дмитрия Алексеевича, а потом с притворным сожалением сообщила, что на месте Грановича нет, предложила позвонить попозже или сообщение оставить. Марина сразу трубку положила, и несколько минут сидела над телефоном, разглядывала его, а в висках кровь колотилась, разволновалась неожиданно. И понятно, если бы Димка трубку взял, а то с секретаршей его поговорила, а уже сама не своя. И тогда уже, после звонка, задумалась о том, что сказать ему собиралась. Это был спонтанный порыв, просто очень захотелось услышать его голос, тоска заела, а что сказать ему, не знала. И страшно оттого, что в его голосе не услышит привычных тёплых ноток. Наверное, она до конца его так и не узнала за эти месяцы. Иначе не удивилась бы такой бурной реакции, его срыву и отъезду, и знала бы чего ждать, смогла бы сгладить обострившуюся ситуацию. А она в полной растерянности пребывала долго, и это была огромная ошибка с её стороны. Она больше думала о том, что может сделать Игорь, его поступки предугадать пыталась, надеясь избежать проблем, а на Димку, наверное, слишком много всего переложила, все свои неприятности и тревоги, и настолько привыкла, что он её поддерживает и советы даёт, не предъявляя никаких претензий, и не ожидала, что в этот раз его ревность, которую он в себе копил уже некоторое время, через край перельётся. И ругала себя прежде всего за то, что просмотрела, не почувствовала, не поняла и, в итоге, он уехал от неё.

Без него было страшно. Вдруг вернулось чувство одиночества, и пусть рядом был отец, дети, но без тёмных серьёзных глаз, которые следили, казалось, за каждым её шагом, чтобы не дай бог она где не споткнулась и не упала, стало пусто. И хотелось кричать и плакать, и за слабость свою стыдно не было. Страх одолел, с отчаянием перемешался, и Марина копила его внутри, как Гранович до этого свою ревность, и боялась теперь только одного — того момента, когда всё это наружу вырвется. Что она тогда сделает? Возненавидит его или поедет в Москву, чтобы в глаза ему посмотреть и сказать всё, что думает? Возможно, давно поехала бы, но останавливали опасения по поводу Натальи. Она так сильно из-за этого переживала, что даже отцу проговорилась, а тот не на шутку удивился.

— Наталья? Это какая, блондинка, что ли?

Марина поневоле усмехнулась.

— Ты её тоже приметил?

Он тут же оправдываться принялся.

— Мне простительно, я блондинками болею, а вот Димка нет.

— Да? Мне стало легче, спасибо.

Стеклов сконфуженно фыркнул.

— Да ладно, Мариш. — А потом его осенило. — Давай я сейчас позвоню в офис и узнаю, кто её в Москву перевёл!

— Не трудись, я и так знаю этого человека. Хочешь, подтвердить мои мысли?

— Маринка. — Николай Викторович к ней подошёл и за плечи её взял. Наклонился и губами к её виску прижался. — Маринка, перестань придумывать проблемы. Любит он тебя. Он ведь ожил рядом с тобой, а ты рядом с ним. И даже я в это поверил, представляешь? Давно не верю, а вот в вас поверил. Вам только поговорить надо. И я этого добьюсь, ты меня знаешь. Я вас лбами всё-таки столкну.

— Лбами?

— А почему нет? Поорёте друг на друга, но зато пар выпустите и заживёте дальше.

— Пап, — у неё вдруг губы затряслись. — Он меня в Москву позвал.

Стеклов руками развёл.

— А тогда почему ты здесь до сих пор?

Она повернулась, на отца посмотрела, но промолчала. А вечером, после ужина, сидя рядом с детьми на диване, думала о том, что отец сказал. А на самом деле, почему она ещё здесь? Опять осторожничает? А вот когда в Грановича влюбилась, не осторожничала, вообще ни о чём не думала, и так много получила от него, так чего боится? Он не Игорь, в этом она уверена на сто процентов, Дима никогда через неё не перешагнёт. Если, конечно, она вернуть его сможет.

— Мне плохо без тебя... — тихо проговорила она в тишине спальни.

С каждым днём всё хуже. А он, неужели не чувствует? Неделя молчания, Дима ни разу не позвонил. Марина даже в кафе урывками ездила, боялась от телефона отойти. Мобильный из рук не выпускала, и на домашний телефон постоянно кидала взгляды, полные надежды. И в голове те самые слова из старой песни, которые, как оказалось, самые правильные в жизни, самые нужные. Позвони мне, позвони...

— Мама, ты что делаешь?

Марина на голос сына оглянулась, посмотрела на него испуганно, а потом сумку, в которую какие-то свои вещи собирала, в сторону отложила. Волосы от лица отвела и постаралась улыбнуться, потому что сын наблюдал за ней с явной тревогой. Наверное, она по комнате, как сумасшедшая металась.

— Ничего, Антош, так... Прибираюсь.

— Ты уезжаешь?

— Я? — Она снова на сумку посмотрела.

— Между прочим, Василиска просила не опаздывать сегодня.

Марина кашлянула, когда горло спазмом перехватило.

— Куда?

— На родительское собрание, мам!

— А, да, собрание...

Антон ещё минуту смотрел на неё с прищуром, а когда из спальни её вышел, Марина на постель медленно опустилась, а потом сумку с вещами и документами в сердцах на пол столкнула. Она ведь уже решилась...

А вчера вечером Элька снова затемпературила, никак не хотела засыпать, капризничала и даже рыдала некоторое время, уткнувшись в подушку. Марина весь вечер сидела рядом с ней, по голове дочку гладила, успокаивала, и не сразу справилась с собой, когда Эля спросила у неё про Диму. С этого слёзы и начались, и что бы Марина ей в ответ не говорила, Эля только большим количеством вопросов её засыпала. Когда приедет, что привезёт, что они делать будут, когда Дима вернётся, пойдут ли в цирк. И, наверное, заметила, что мать нервничает и ответы находит с трудом, поэтому и расплакалась. Даже Стеклов ситуацию не спас, так и уснула зарёванная. А Марина потом до поздней ночи в её комнате сидела, и слёзы глотала. И всё упрекала себя, что вовремя не сказала Димке всего три слова. Ну и пусть бы он не ответил, но он бы знал! И, возможно, тогда бы не уехал, попытался её понять, и тогда бы точно ему не пришла в голову глупость о том, что она к Игорю вернуться хочет.

Сегодня с утра Димкины вещи в шкафу перебирала. Выглаженные рубашки на плечики повесила, футболки на другую полку переложила, рукой по костюмам провела, и вдруг задумалась о том, что уезжать навсегда, бросая столько личных вещей, как-то глупо. Разве можно поверить, глядя на всё это, что он возвращаться не думает?

Когда из кафе вернулась, чувствовала себя чуть лучше. Хоть ненадолго удалось отвлечься, и даже настроила себя на ещё один звонок в Москву, и готова была поговорить с секретаршей Грановича, которая так рьяно оберегала шефа от досужих собеседников, совсем по-другому. Сходу объяснит ей, кто звонит и по какому поводу, и вот после этого пусть попробует её с Димкой не соединить! А ему она скажет... Что же она ему скажет? Что сама приедет, раз он занят, что всё ему объяснит, а ещё, прямо телефону, сознается, как жутко по нему скучает. Ведь нельзя так, это ненормально, и он не имеет права так над ними всеми издеваться. А на Наталью ей абсолютно наплевать, потому что она не верит, что ему до неё есть какое-то дело, по крайней мере, сейчас. И прежде чем войти в дом, перед дверью замерла, и вдохнула полной грудью, стараясь, чтобы предательские мысли о Наталье и о её отношениях с Грановичем, не поселились в голове и не спутали все планы. Когда представить их вместе пыталась, изнутри жаром обдавало, и последние крохи решительности исчезали. Всё-таки она трусиха, и без Димки ей очень трудно. Он столько сил ей давал, а она раньше и не понимала.

— Как ты себя чувствуешь? — Марина к дочери наклонилась и прижалась к её лбу губами, помедлила пару секунд, прежде чем отстраниться. — Температуры, кажется, нет. Горло болит?

Эля головой помотала и из-под руки матери вывернулась, была увлечена игрой, платье на кукле поправляла, потом в машину ту усадила.

— Очень хорошо, если не болит.

— Градусник возьми, — со смешком посоветовал Стеклов. Марина обернулась к нему и улыбнулась.

— Я и так чувствую, что нет температуры. Мне кажется, это у неё нервное было.

— И такое бывает?

— Чего только не бывает, папа.

— Это точно. Как в кафе?

— Всё хорошо.

— Всё-таки Димка здорово придумал. И ведь спросом твоя кухня пользуется, и ещё каким.

— Это он придумал? Говорил, что вы вместе.

— Нет, он. — Николай Викторович указательным пальцем своего лба коснулся. — Иногда работает голова-то. Жако, что неделю назад он её выключил.

— Папа, пожалуйста.

— Мариш, давай я всё-таки позвоню... — Начал он, и замолчал, когда услышал, что входная дверь хлопнула.

— Я пришёл! — воскликнул Антон от двери

Стеклов оглянулся, благо рядом стоял, и удивлённо вздёрнул брови, увидев, как в дом, следом за Антоном, входит мужчина. Его заметил и замялся в дверях.

— Добрый вечер.

Николай Викторович отвечать не торопился, догадавшись кто к ним в гости пожаловал, на дочь быстрый взгляд бросил, а та окончательно сникла. К сыну подошла, забрала у того рюкзак, а на бывшего мужа глаз не поднимала. Только через минуту с силами собралась, и сказала:

— Пап, это Игорь.

— Да я уже догадался.

— Он явно не обрадовался моему визиту, — тихо сказал Игорь, усмехнувшись, когда Стеклов за собой дверь кабинета закрыл. Почти тут же ушёл, когда Эля к отцу подбежала, а до этого момента, он, кажется, всерьёз собирался бывшего мужа дочери до двери проводить и проститься с тем скоренько. Но внучку от родного отца отрывать не решился, и поэтому просто ушёл, чтобы лишнего при детях не наговорить.

— Тебя это удивляет? — Марина к мужу не приближалась, отправила дочь из прихожей в гостиную, подальше от сквозняков и холодных полов, а потом у сына спросила: — Антош, ты кушать хочешь?

— Нет, я ужина подожду.

— Хорошо.

— Марин, мне поговорить с тобой надо.

Она на Игоря нехотя оглянулась.

— Давай не сегодня? У меня голова болит.

— Она у тебя уже неделю болит.

— Может быть, — разозлилась Марина, — но тебя это как касается?

— В первую очередь, — сказал он, и подбородок упрямо выдвинул. Марина кинула опасливый взгляд на дочь, которая то и дело на них оборачивалась, прислушиваясь. Видимо, напряжённые интонации родителей её настораживали.

— Пойдём на кухню, — решила она, в конце концов. — Но только недолго, Игорь.

— На ужин не приглашаешь?

— Нет. Мне не до тебя.

— Ты на меня злишься?

— Это ты мне скажи, есть ли у меня повод на тебя злиться.

— Ты о чём? — Игорь сел за кухонный стол и на бывшую жену посмотрел с большим интересом.

— Расскажи-ка мне, о чём ты с Димой говорил.

Игорь хмыкнул и кончик носа потёр.

— Когда?

— А что, не один разговор был?

— Марина, прекрати. Я вообще с ним не разговаривал. Толком — никогда.

— Толком? А ты вообще не имел права с ним разговаривать. Ты кто такой? И почему ты лезешь в мою жизнь?

— Кто я такой? Может, ты забыла, но я напомню! Это ты со мной тринадцать лет жила. Со мной, а не с ним!

— Не кричи! — Марина выглянула в гостиную, посмотрела на дочь. — Эля, иди наверх.

— Ну, мам!

— Я сказала, иди. Посмотри мультики. — Дождалась пока дочка по лестнице поднимется, прижимая к себе игрушки, а потом вернулась и на Игоря взглянула зло. — Я с тобой жила, пока ты не бросил меня и детей, ради молоденькой любовницы. А теперь, по какой-то неведомой для меня причине, ты сидишь здесь и претензии мне предъявляешь?

Игорь глаза в стол опустил и угрюмо проговорил:

— Я не предъявляю никаких претензий. Да, я сам виноват, но... — Он взял её за руку. — Марин, я ушёл от Даши.

Она нахмурилась и руку свою попыталась освободить, вот только Игорь отпускать не торопился.

— Я не понимаю, мне тебя поздравить или посочувствовать?

— Я же серьёзно!

— А я всё равно не понимаю, при чём здесь я.

— Я хочу, чтобы ты ко мне вернулась. Хочу... всё вернуть обратно. Чтобы мы вместе были. И не смотри на меня так, — разозлился Игорь, и руку Марины, наконец, отпустил и поднялся. — Я во всём виноват, если бы я не наделал столько ошибок, мы бы всё пережили, и не случилось бы всего этого... Всей этой нелепицы.

Марина глаз с него не сводила, выслушала его, а потом нервно усмехнулась.

— Игорь...

Он повернулся к ней и посмотрел с вызовом.

— Что? Что ты хочешь мне сказать? Что не простишь?

— Нет. Я хочу сказать, что твой роман с Дашей, — Марина даже помолчала, не зная, как ему сказать об этом, — это лучшее, что могло случиться в моей жизни. И если бы я не узнала об этом, если бы ты не ушёл тогда, и я всё это не пережила, то, наверное, я никогда бы не решилась...

Он так выразительно скривился, что Марине неприятно стало. Напряглась, в ожидании его слов. Насмешливых и злых слов, по-другому у Игоря вряд ли получится.

— Не решилась на что? На другого мужика?

Марина зажмурилась.

— Не решилась бы поверить в себя. В себя, понимаешь? Дима мне очень многое объяснил, а в первую очередь то, что я должна любить себя. Ни тебя, ни его, ни кого-то другого, а себя. И тогда всё будет получаться, и жизнь будет другая. Вот только я ему ещё не сказала, что без него мне не так интересно.

— У нас дети, Марин.

— Да, замечательные дети. Но это не значит, что ради них мы должны жить вместе. Я раньше так думала, но как оказалось, мы вполне справлялись сами по себе, без тебя. — Она вскинула руку в предостерегающем жесте. — Но это совсем не значит, что ты им не нужен. Ты же их отец. И зависит теперь всё только от тебя, я тебе больше не помощник. Я не буду больше тебя уговаривать, тянуть вперёд, заставлять тебя что-то делать. Тебе ведь так не нравится, когда я тебе советы даю! И прав Димка, я слишком много о тебе думаю. Разница в том, что он это к моей любви к тебе приписывает, а я к привычке. И я обязательно ему это объясню!

— Значит, я тебя бросил, да? А то, что он уехал? Он даже не простился, ты же сама мне говорила!

— Не кричи, — снова одёрнула она его. — И не вмешивайся в наши отношения, мы сами разберёмся. — Марина нервно сглотнула. — И он вернётся. Или я его верну. А ты... ты к Даше возвращайся, она тебя простит, я уверена.

Игорь отвернулся от неё, у него вырвался неприятный смешок. По кухне прошёлся, окинул её взглядом.

— А если я не хочу?

— Что ж, это твоё решение.

— Ты ошибку совершаешь. Ты понимаешь это? — Игорь повернулся к ней. — Меня послушай, я уже уходил. И как видишь, ничего хорошего не получилось. Невозможно отказаться от того, что было. У нас семья, у нас дети. Мы столько лет вместе, Марин!.. А ты говоришь, что всё зря?

— Я не говорила, что зря. Не переиначивай мои слова. Просто всё кончилось, и ты понял это быстрее, чем я. Просто сейчас испугался, когда понял, что ничего не вернуть. — Марина грустно улыбнулась. — Что у меня началась другая жизнь. Тебя это разозлило, признайся. Вы ведь с Димкой в лице меняетесь, как видите друг друга. И мне это не нравится, я не хочу после каждого твоего визита, объясняться с Димой.

Игорь в досаде поддел ногой край ковра.

— Ты на самом деле надеешься, что он вернётся? Почему ты так уверена в нём? Он приехал сюда в командировку. Спроси у своего отца!

— Я спрошу, не беспокойся. Если нужно будет. А ты прекрати говорить мне гадости. Ты ничего не знаешь о наших отношениях, и влезать не смей. Мы разошлись с тобой, и надо научиться с этим жить. Нам детей воспитывать. Но после сегодняшнего разговора... я больше никогда не буду обсуждать с тобой свою личную жизнь. И думай обо мне, что хочешь.

— И ты готова, вот так, разойтись в разные стороны? Стать чужими людьми?

— Мы не чужие, мы были когда-то женаты. Но люди расстаются по-разному. Некоторые даже хуже, чем мы. Вот я и прошу тебя, давай постараемся сохранить человеческие отношения. Не дружеские, не родственные, а человеческие...

— Почему? Чтобы не расстроить твоего нового мужа? И это называется великой любовью? Когда ты трясёшься перед ним!..

— Это не твоё дело! — не сдержалась она.

— Марина.

Она резко обернулась и увидела в дверях кухни отца. Тот выглядел настороженным, и на Игоря поглядывал с недовольством. Марина вздохнула поглубже, холодные пальцы к пылающей щеке приложила. И после этого уже сказала:

— Всё в порядке, пап. Мы уже закончили.

— Какое хорошее слово — закончили! — рыкнул Игорь и из кухни вышел, едва не толкнув при этом Стеклова плечом. Тот вслед ему посмотрел, но Марина его плеча коснулась, и он остался на месте. А она за бывшим мужем вышла. Игорь торопливо одевался, от злости не сразу попал рукой в рукав куртки, выругался под нос, а Марину взглядом обжёг. Но та это восприняла довольно спокойно.

— Всё у тебя наладится. Я надеюсь.

— А вот жалеть меня не надо. — Он взглянул на неё в упор. — Не надо меня жалеть, ещё неизвестно к чему приведут твои... эксперименты. — Игорь жёстко усмехнулся. — Ты выдумщица, Маринка, всегда была выдумщицей, и не изменилась. Он чужой, он взрослый и несгибаемый мужик. И если ты думаешь, что я просто так всё оставлю, то ты очень ошибаешься. Я с детей глаз не спущу, а ты делай, что хочешь.

Марина едва заметно кивнула.

— Не спускай, это твоё право.

— Вот именно.

Уходя, он так дверью хлопнул, что Марина поневоле вздрогнула, а потом на отца обернулась. Тот стоял, руками в дверной косяк упираясь, а выглядел мрачным.

— И что? Ты думаешь, на этом проблемы закончились?

— Я не знаю, пап. Но для себя я ставлю точку.

Ушла в спальню, и дверь за собой заперла. Отец, наверное, из-за этого ещё больше распереживался, но сил на разговоры у Марины не осталось. Наверное, нужно было к детям заглянуть, проверить, чем они занимаются, а у неё горло перехватило, и усталость безумная накатила, до кровати добралась и легла. Димкину подушку к себе прижала и поклялась, что принимать близко к сердцу злые слова Игоря не будет. И плакать не будет. А Димка обязательно вернётся домой. К ней. Может, она и не слишком досконально узнала все закоулки его души, но одно знает точно — ему нужен дом, он остро в нём нуждается. А дом там, где она и дети.

В дверь осторожно постучали.

— Марина, у тебя всё хорошо? — поинтересовался Стеклов.

Она глубоко вздохнула, загоняя рыдания подальше, слёзы вытерла, и, стараясь говорить спокойно, ответила:

— Да, папа, всё хорошо. Я полежу...

Марина слышала его шаги, отец от двери отошёл, а она на часы посмотрела. Больно кольнуло в самое сердце, поняла, что терпеть уже невозможно. Телефон взяла, приподнялась на локте и телефонную книжку полистала, нашла номер московского офиса. И только откашлялась, пока в трубке ещё гудки слышались.

— Офис торговой компании "Стелс", приёмная Грановича. Я вас слушаю.

— Девушка, здравствуйте. Я вам уже звонила... Дмитрий Алексеевич на месте?

— Нет, он ушёл минут десять назад.

Марина даже руку в кулак сжала, так расстроилась.

— Хотите, что-то передать ему?

— Нет, — чуть слышно проговорила Марина, а потом вдруг передумала и громче сказала: — Да, передайте ему... Передайте ему, что его дома ждут.

Повисла пауза.

— Дома? Так и передать?

— Так и передайте. Он поймёт. Я уверена...

Антон свесился через перила и простонал:

— Есть хочу!

Марина оглянулась на него, посмотрела умоляюще.

— Потерпи ещё. Сейчас дедушка придёт, и сядем за стол.

Антон всё-таки с лестницы спустился и дошёл до кухни. Вытащил у матери из-под рук половинку огурца.

— Я голодный, у меня жизнь трудная, мне нужно восстанавливать силы.

— Да ты что? — Марина даже рассмеялась и по волосам его потрепала. А потом попросила: — Достань из холодильника ещё один огурец.

— И мне! — Эля влезла на стул и с любопытством посмотрела на разделочную доску. — Мама, ты салатик делаешь?

— А ты сама не видишь? — насмешливо скривился Антон.

Эля в ответ показала ему язык, а Марина обоих попросила:

— Только не ругайтесь. Не хочу вас по углам разводить сегодняшним вечером. Дедушка сейчас приедет, и будем ужинать. Посмотрите пока телевизор.

— Мама, а мне огурчик. — Эля пальчиком показала на отрезанный кругляшок. А получив желаемое, со стула слезла и кинулась за братом, чтобы тот не успел включить кино вместо мультиков.

— И не ссорьтесь! — прикрикнула на них Марина, правда, без всякого раздражения. На часы посмотрела, взгляд зацепился за засохшие цветы на подоконнике, как-то в одно мгновение грустно стало, но Марина постаралась от себя это чувство отогнать. Мысли о вчерашнем звонке в Москву весь день тревожили, всё ждала, что Дима позвонит, если не вчера вечером (ведь не станет же секретарша ему звонить на мобильный или домой, или станет?), то хотя бы утром. Но ничего не произошло. Никакого чуда не случилось, и Гранович не дал о себе знать, и Марина понимала, что с каждой минутой отчаяние в душе разрастается, и ещё чуть-чуть и кислород перекроет. Очень старалась не показать детям и отцу, что у неё сил почти не осталось. Храбрилась, улыбалась, готовила ужин из трёх блюд, а про себя повторяла, что не нужно больше ждать. Нужно с завтрашнего дня начинать жить без Дмитрия Грановича. Снова на цветы посмотрела, чувствуя при этом невыразимую горечь.

— Так, Элька, отстань! Не суй руки, говорю! Надоели уже твои мультики!

— Не надоели! Мама, ну скажи ему! Мама, Антон меня обижает!

— Ябеда!

— Включи, включи мультики!

За всем этим криком Марина даже не слышала, как дверь входная хлопнула. Уже вытирала руки, собиралась выйти в гостиную, чтобы детей присмирить, а когда услышала голос Грановича, замерла, и почти наяву почувствовала ледяную руку, которая сердце её обхватила, но почти тут же разжалась, и Марину в жар кинуло.

— Так, что за крик? — громко осведомился он, и сразу всё стихло. Но только на несколько секунд, а потом топот, гам, и Эля радостно закричала:

— Приехал! Мама, он приехал!

Марина не сразу смогла пошевелиться, почти заставила себя сделать первый шаг, а всё оттого, что от волнения вдруг затрясло. Из кухни вышла и увидела, как дети к Димке тянутся, но он почему-то не наклоняется к ним и даже Элю на руки не берёт, только по волосам их обоих потрепал и от себя отодвинул. Элька даже надулась от обиды, пыталась вперёд брата выйти и руки к Грановичу тянула. А Марина, наконец, в лицо ему посмотрела. Они глазами встретились, и Марина невольно шагнула ему навстречу. И только тогда поняла, что Димка небрит и выглядит подозрительно измотанным.

— Привет, — сказал он, когда она приблизилась. Глаза виновато опустил, на лбу появилась глубокая морщина, и в этот момент Марина ему всё простила. Сама его обняла, прижалась всего на секунду, и вдруг поняла, что что-то не так. Отстранилась и ладони на Димкины щёки положила, потом лоб потрогала.

— Дим, ты весь горячий.

У него вырвался несчастный вздох, посмотрел маетно, а Марина детей, наблюдавших за ними открыв рот, отогнала.

— Идите. Эля, иди мультики смотреть. Антон, чайник поставь. А ты раздевайся, — за пуговицы на пальто Грановича взялась. — Плохо? Горло болит?

Он кивнул, а сам глаз с неё не спускал. Но послушно опустил руки, когда она с него пальто снимала, а потом позволил себя за талию приобнять, когда Марина его к дивану провожала, словно он не болен был, а ранен. Но это было так приятно. И Маринка к его боку прижалась, Дима запах её духов почувствовал, и голова, и без того кружившаяся и раскалывающаяся от боли, совсем соображать перестала. А когда на подлокотник дивана присел, Марину от себя не сразу отпустил. За руку её схватил, и она вернулась, и в глаза ему посмотрела, и в её взгляде Дима никакого обвинения или обиды не увидел. Она к нему присматривалась с тревогой и нежностью, и тогда уже Гранович взглядом гостиную обвёл, почувствовал вкусные запахи, тепло, и возможно от этого всего его сильнее зазнобило. А Эля за спинку дивана схватилась, к спине Дмитрия прижалась и попыталась ему в лицо заглянуть.

— Ты заболел?

— Заболел, пузырик, — сознался он.

— Это ничего, мама тебя вылечит. Она хорошо лечит. А хочешь, я тебя буду лечить?

Дима ответить не успел, Марина с кухни вернулась, продемонстрировала ему градусник.

— Пойдём наверх. Эля, не подходи к дяде Диме, сама температурила недавно.

— Я хочу его лечить!

— Ты вылечишь, — пренебрежительно фыркнул Антон, а Марина на детей оглянулась.

— Тоша, садитесь ужинать, там всё готово. Дедушка сейчас уже подъедет.

— Хорошо.

Марина поспешила вверх по лестнице, Грановича догонять. Решительно выключила воду в душевой кабине, которую он уже успел включить и даже раздеваться начал, но Марина позволила ему только умыться.

— Ты горячий весь, какой тебе душ?

Он почему-то оглядывался без конца, взгляд лихорадочный, и Марина, усадив его в спальне на кровать, отошла к шифоньеру, чтобы достать ему чистую футболку. Обернулась на Димку через плечо, до конца ещё не веря, что он всё-таки приехал.

— Тебе передали, что я звонила? — спросила она осторожно. Свитер с него сняла и на пол бросила, помогла футболку надеть.

— Передали.

Марина волосы его пригладила.

— Почему ты не позвонил? Я бы сама приехала, а ты ехал так далеко, больной.

— Я на такси.

— Всё равно.

Дима лбом к её животу прижался и глаза закрыл.

— Домой хотел.

Марина наклонилась к нему и поцеловала в тёмную макушку, за шею его обняла.

— А я чуть с ума не сошла, места себе не находила, как чувствовала, что ты заболел. Ты хоть лечился?

— Пил что-то.

— Пил он что-то...

— Таблетки. — Он голову поднял, а Марина снова его лоб пощупала.

— Сейчас температуру померяем, и я тебе тоже дам лекарство. Ложись давай.

Гранович нехотя поднялся с мягкой постели, взялся за ремень брюк, и вдруг опомнился.

— А ужин?

Марина совершенно счастливо разулыбалась.

— И ужин будет. Я тебе сюда принесу. Ложись.

Она одеяло в сторону откинула, подушку взбила, а Дима не удержался и коснулся Марины. Ладонью по её спине провёл, когда она наклонилась. А Марина когда обернулась, уже не улыбалась, к нему подалась и обняла. И, кажется, плакать собралась. Дима щекой о её волосы потёрся и попросил:

— Не надо.

— Я не специально, — ответила она и всё-таки всхлипнула. — Я так ждала тебя, Дим. Я, правда, думала, что ты уже не вернёшься.

— Ну, ладно, успокойся. — Дима в лоб её поцеловал, а потом на кровать сел, когда банальным образом силы кончились, было так плохо, что сам себе удивлялся. Всё-таки те несколько дней, что он температурил, все силы забрали. А Марина тут же слёзы вытерла, заставила его лечь, градусник дала, и одеялом укрыла, а когда решила его подоткнуть, вот тут Гранович сопротивляться начал. — Марин, — смятённо шикнул он на неё, и Марина руки убрала. Но не утерпела и волосы с его лба смахнула.

— Отдыхай.

Дима проводил её глазами до двери, и вздохнул от удовольствия, руки в стороны раскинул, а потом повернулся на бок и уткнулся носом в подушку. От неё пахло приятно и знакомо, а ещё цветы на наволочках, одеяло лёгкое и тёплое, и вообще, сама атмосфера... дома. Даже температура уже так не чувствуется.

Что за таблетки ему Марина дала после ужина, было неведомо, но Гранович почти сразу уснул, и только сквозь сон почувствовал, как она прижалась к нему, когда спать ложилась. Лоб потрогала, по щеке погладила, а потом поцеловала в подбородок. И прижалась. А у Димы сил не хватило даже на то, чтобы дать ей понять, что проснулся и всё чувствует. А утром, открыв глаза, испугался. Из сна вырвался неожиданно, вдруг понял, что рядом кто-то есть и разглядывает его, глаза открыл и даже чертыхнулся в полный голос. И после этого уже возмутился:

— Антош, ты сдурел?

Мальчик вначале непонимающе нахмурился, но после взглянул на свою толстовку и разулыбался.

— Чего, испугался?

— Что совсем неудивительно, — пробормотал сконфуженный Гранович, но на изображение скелета, с занесённым над головой, точнее, черепом, мечом, на толстовке Антона, косился с большим неудовольствием. Дима под одеялом повозился, перевернулся на бок, и снова глаза закрыл, а после уже опомнился и поинтересовался: — Ты чего здесь стоишь?

— Я ждал, пока ты проснёшься.

— Очень мило.

— Дай денег на завтраки. И на кино.

Дима открыл глаза и прищурился от яркого света, глаза болели.

— Сейчас, — сказал он чуть язвительно, — из-под одеяла достану и дам. У мамы попроси.

— Я забыл. А она уехала на рынок, тебе за свежим творогом, — насмешливо скривился мальчик, а Гранович после его слов улыбнулся, — а дед на работу. Хотя, можешь не давать. Я маму подожду, пойду ко второму уроку. — Антон шагнул к двери, а Дима насмешливым взглядом его затылок посверлил, после чего сказал:

— Бумажник в пальто, возьми сколько надо на завтраки.

— А на кино? — тут же заныл Антон и обратно к кровати шагнул. Дима этого испугался и рукой на него махнул.

— И на кино. Иди.

Мальчик за дверь вышел, а Гранович усмехнулся, а после потянулся. На кровати раскинулся и так лежал несколько минут, наслаждаясь ощущениями. Вспомнил слова Антона про то, что Марина на рынок уехала за свежим творогом — для него! — и снова разулыбался. Комнату взглядом окинул, потом ладонь на свой лоб положил. Правда, ничего конкретного сказать не мог, есть у него температура или нет. Просто было хорошо лежать, тепло и удобно, мягко, а оттого, что понимаешь — это твой дом, вдвойне приятно становится.

Когда Антон искал в карманах пальто Грановича бумажник, его за этим делом Марина и застала. Вошла в дом и тут же нахмурилась, увидев сына.

— Антош, ты что делаешь?

— Деньги беру на завтраки, мне Дима разрешил. Мам, я после школы в кино!

Марина взглянула на него строго, но Антон уже достал из бумажника пятисотрублёвую купюру и ей показал.

— Мне Дима разрешил!

— Дядя Дима, — машинально поправила она его, а после удивилась: — Он проснулся?

— Ну... — Антон выразительно замялся, а Марина сокрушённо головой покачала.

— Зачем ты его разбудил? Он же болеет!

— А кого мне будить? Дед уже уехал!

— Ох, Антон...

— Автобус через десять минут!

Марина дождалась, пока сын оденется, попросила его не снимать шапку, на улице ещё холодно, не смотря на весеннее солнышко, и дверь за Антоном закрыла, когда он из дома выбежал. Эля вниз спустилась, с Семёном на руках, Марину увидела и разулыбалась.

— Мама, ты пришла!

— Пришла, солнышко. Сейчас я дядю Диму проверю, и будем завтракать, хорошо?

— А он уже проснулся!

— Замечательно, — негромко проговорила Марина, поднимаясь на второй этаж.

Димку застала в ванной комнате, он умывался, а когда выпрямился, у него вырвался усталый вздох. Видно было, что ему каждое движение с трудом даётся.

— Разбудили они тебя? — Марина ему полотенце подала, а потом по плечу погладила.

— Я и так двенадцать часов проспал, — ответил Гранович, вытираясь.

— Так это хорошо.

— Хорошо, — кивнул он. Полотенце на крючок повесил и тогда уже к Марине шагнул. — Привет.

— Привет. — Она улыбнулась и в лицо его всмотрелась, обняла в ответ, а когда отстранилась, лоб его потрогала. — Температура, но небольшая.

Дима недоумённо нахмурился.

— Как ты это делаешь?

— У меня опыт большой. Шёл бы ты в постель, Дим.

— В постель? — Они вместе из ванной комнаты в коридор вышли, и Гранович Марину к стене притиснул. — Можно и в постель.

Она рассмеялась, за шею его обняла и быстро поцеловала, когда он к ней наклонился. Правда, шутливо поддела:

— А силы-то есть? Стоишь еле-еле.

Он голову к её плечу склонил, то ли усмехнулся, то ли жалобно хмыкнул.

— Да, придется подождать денёк... другой.

— Дима.

Гранович голову поднял и на Марину посмотрел.

— Что?

Она провела пальцем по его гладкому, только что выбритому подбородку.

— Пообещай мне, что больше никогда так не уедешь. — Снова обняла его и теперь уже она щекой к его плечу прижалась. — Я тебя люблю. А ты себе придумал... Никто мне больше не нужен.

У него рука дрогнула, Марина это почувствовала. Пальцы, которые по её спине гуляли, неожиданно сжались в кулак.

— Любишь?

— А ты не догадывался? — Она нашла в себе силы улыбнуться ему.

— Я не думал, что о таком догадываться надо. Надо говорить... раз любишь.

— Да?

Он неловко улыбнулся и глаза опустил.

— Я тоже тебя люблю, и никому не отдам. — Марина в глаза ему смотрела, сглотнула, а Димка от её пристального взгляда окончательно смутился, и не к месту добавил: — Отличное место в любви признаваться — в коридоре у лестницы.

Словно в подтверждение его слов, Эля по лестнице поднялась, осторожно из-за угла выглянула и тут же в позу встала, увидев, что мама и дядя Дима обнимаются.

— Что вы тут спрятались от меня?

— Кто от тебя спрятался?

— Вы!

Марина Димку от себя отодвинула.

— Иди, ложись в постель, а я завтрак приготовлю. — Дочку по голове погладила. — Ты голодная?

— Да, и чаем не напоенная.

Гранович рассмеялся.

— Голодная, чаем не напоенная и соскучившаяся. Кошмар. Несчастный ребёнок. — Он вернулся в спальню, в кровать лёг, даже повозился, устраиваясь поудобнее, и самому себе не веря, что весь сегодняшний день проведёт вот так, даже не болея, а отдыхая. Но один долго не пробыл, уже через несколько минут дверь спальни приоткрылась, и в комнату Эля проскользнула.

— Смотри, какую мне мама книжку купила! — Ловко взобралась на кровать и рядом с Димой села, привалившись к его боку. А он в книжку заглянул.

— Ух ты, букварь.

— Да, — важно кивнула девочка. — Я её уже всю прочитала.

— Да ты что? — хмыкнул Гранович. На большую букву, главную на странице, показал. — Какая буква?

— А, — без промедления ответила Эля.

— Правильно. Переворачивай страницу.

Элька сразу несколько перевернула, и Дима указал ей на большую букву П.

— А это?

— Тоже А.

— Это почему?

Эля смешно всплеснула ручками.

— Да потому что! Дедушка сказал, что нужно смотреть на картинку, вот видишь?

— Я то вижу.

— Во-от. А что нарисовано?

— Это ты мне скажи.

— Паровоз.

— Паровоз, — согласился Дима, — и где тут А?

Эля развернулась к нему вполоборота, посмотрела снисходительно.

— Но это же пАрАвоз!

Он фыркнул, но сейчас в долгие объяснения пускаться не стал, только девочку по спине погладил, целовать побоялся, хотя очень хотелось.

— Элька болеет? — спросил Гранович у Марины позже, когда она к нему в спальню пришла, устроив дочь в детской мультики смотреть. К Диме под бок легла и снова лоб его пощупала, Дима даже голову повернул, чтобы она дотянуться не смогла. — Я нормально себя чувствую.

— Это ещё ничего не значит. Я тебя теперь неделю из дома не выпущу, так и знай. По крайней мере, на работу.

Дима чуть слышно застонал в сторону, а потом про Эльку напомнил, чтобы тему сменить.

— Температурила позавчера, а на утро как ни в чём не бывало.

Гранович всерьёз нахмурился.

— Что это значит?

— Думаю, нервное, у детей такое бывает. Она ещё разревелась, всё про тебя спрашивала, вот и...

Он несколько смущённо кашлянул в кулак, а Марину крепче обнял.

— Прости.

Она крепко зажмурилась.

— Ладно, Дим, мы же договорились. Оба виноваты. — Марина за руку его взяла, их пальцы переплелись, и она с интересом разглядывала их руки. — В следующий раз будем думать.

— Не хочу я никакого следующего раза.

Марина улыбнулась.

— Так я тоже не хочу.

Он с её щеки тёмный локон сдул.

— Я один там чуть не спятил, честно. Приехал в эту пустую квартиру, тошно так, что слов нет.

— А чего ты психанул? Из-за Игоря? Тоже мне, придумал. Да если бы я... если бы я думала о нём, точно бы в дом не пригласила, а уж тем более ночевать не оставила. — Марина на бок повернулась и Диму обняла. — Я же тебе говорила, не раз говорила, что никогда его не прощу. Я простила ему, что ушёл, простила, что врал, но то, что он тогда... — Она сглотнула. — Просто переступил через меня, я об этом всю оставшуюся жизнь буду помнить. И всё это было ради детей. — Марина подбородок кулачком подпёрла. — Я с ним говорила, позавчера. И всё ему сказала.

— Что?

— Что больше не буду решать его проблемы, помогать ему, пусть сам строит отношения с детьми. И вообще... Представляешь, он ушёл от Даши!

Дима брови вздёрнул, правда, услышанному совсем не удивился, а внутри снова всё натянулось.

— Ушёл, и что же?

Марина плечами пожала.

— Понятия не имею. Вернулся в нашу квартиру, но я посоветовала ему к Даше вернуться.

— Зачем?

— Не знаю зачем. — Марина даже рассмеялась. — Ему Нина Владимировна и без меня всё объяснит. Ладно, — она по его руке ладонью провела, от локтя до плеча, ногти слегка впились в его кожу. — Лучше скажи мне, что мы дальше делать будем.

Гранович хмыкнул.

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого мне спрашивать?

— Действительно. — Дима призадумался, лоб потёр, а затем пожаловался: — Кажется, у меня снова температура.

Марина на локте приподнялась и посмотрела на него.

— Что ты выдумываешь?

Он рассмеялся.

— Да правда!

— Переедем, — начала она, причём говорила очень серьёзным тоном, чтобы Димка важность момента прочувствовал, — но не сейчас, а когда учебный год закончится, чтобы Антона не срывать. Осталось каких-то два месяца. И думаю, мы найдём, чем их занять. Нужно столько всего сделать, столько обдумать, столько решить. — Марина снова легла, голову ему на живот положила и стала на потолок смотреть, а Дима наблюдал за ней с некоторым удивлением. Кажется, она всё уже продумала. — Жить где будем? В твоей квартире?

— Можно, — кивнул он, — у меня большая квартира. А можно её продать и купить дом в Подмосковье. Хочешь дом?

Она разулыбалась.

— Хочу. Такой же, как этот. А ещё хочу, чтобы Наталью в Питер перевели. Это тоже столица, причём культурная.

Гранович брови сдвинул, глядя в её спокойное лицо.

— Как тебе не стыдно? Нельзя быть такой ревнивой.

Марина заулыбалась, но упрямо покачала головой.

— Я не ревнивая, я предусмотрительная.

— Ага.

— Ага, — передразнила она его, а посмотрела так, что Дима невольно оправдываться начал.

— Я не звал её с собой, просто так совпало.

— Очень на это надеюсь.

Он руку её отпустил.

— Ты всё-таки ревнивая.

Марина снова повернулась к нему, в глаза ему посмотрела и покачала головой.

— Нет, просто я тебя люблю.

— Да? Это плохо. Потому что я не просто люблю...

Эпилог.

Эля проходя мимо зеркала, приостановилась, на себя взглянула, а потом осторожно прошмыгнула мимо дивана, на котором Дмитрий сидел, в сторону прихожей. Гранович глаза на неё поднял, едва заметно усмехнулся, поражаясь чужой наивности, документ который читал, отложил в сторону, взял другой, а сам позвал:

— Эля, ты куда?

Шорох в прихожей прекратился, на пару секунд воцарилась тишина, а потом Эля будничным голосом оповестила:

— Я иду к Машке. В гости. Ты же разрешил!

— Разрешил. На глаза мне покажись. — Снова тишина, потом девочка появилась в дверях гостиной, уже в куртке, с капюшоном на голове, а губы зажала и очень старалась казаться спокойной, но смотрела куда угодно, только не на Дмитрия. А тот улыбнулся девочке. — К Машке собралась? — Эля с готовностью кивнула. — Очень хорошо. Губы с мылом вымыть, а потом можешь идти. Машке привет.

Эля перестала зажимать губы, и ногой от негодования топнула, правда, тут же взмолилась.

— Папа!

— Я сказал: помаду смыть. И не спорь. А то я ещё маме нажалуюсь, что ты снова её помаду брала.

— Это несправедливо!

— Конечно. Тебе девять, и это несправедливо.

— Почти десять!

— Вот когда будет четырнадцать, тогда поговорим.

— Четырнадцать?!

— А ты как думала?

— Папа, Машка уже красит губы! И ей разрешают!

— Во-первых, Маша занимается танцами, и губы красит, когда выступает. А во-вторых, лет через десять ты ещё радоваться будешь, что у тебя губы розовые, а вот у Маши уже синие.

Эля всерьёз нахмурилась.

— Почему это у неё будут синие?

— От химии, пузырик. А помада — это химия. Мне не веришь, у мамы спроси.

— Ты ведь меня обманываешь, — пожаловалась Эля, после минутного размышления, но разделась и пошла смывать с губ яркую помаду. А когда из ванной вернулась, к дивану подошла. Дима от работы оторвался, на Элю посмотрел и подмигнул ей.

— Не тяни время, — попросил он, — ты помнишь, что к пяти отец за тобой приедет?

— Я помню. — Эля за шею его обняла. — Если честно, я совсем не хочу идти к Машке.

— Да? Без помады не хочешь? Похвалиться, что ли, хотела?

Она обижено отстранилась.

— Ну, пап!

Наверху заплакал ребёнок. Дима голову закинул, в задумчивости посмотрел на потолок.

— Ромка проснулся. Эль, сходи.

Эля выразительно вздохнула, глаза закатила, и устало проговорила:

— Ох уж эти родители.

— Не жалуйся! Тошка же с тобой нянчился, твоя очередь пришла.

Эля остановилась на лестнице и на Диму обернулась.

— Вот уеду к папе на каникулы, что вы делать будете?

— Сам гадаю, — хмыкнул Гранович себе под нос.

Когда Марина домой пришла, они уже со всеми проблемами справились. Трёхлетнего Рому успокоили, переодели, накормили йогуртом, и теперь он возил машинку по ковру гостиной, только иногда дёргая отца за ногу, требуя похвалы.

— Папа, папа! — Рома за брючину Дмитрия ухватился, потянул довольно сильно. — Смотри!

— Да я смотрю, Ром. Отличная горка.

Рома что-то залопотал, коверкая половину слов, что-то принялся объяснять, потом побежал в кабинет Дмитрия за большой книжкой, чтобы сделать ещё одну горку. Но до места книгу не донёс, увидел мать, появившуюся в гостиной, всё бросил и кинулся к ней. Марина сына поймала, на руки подняла и поцеловала.

— Ты проснулся?

— У меня гараж! Под книжкой.

— Ой, как здорово. — Марина с сыном на руках подошла к дивану и Диму по волосам потрепала. — Привет, трудоголик.

Гранович возмущённо качнул головой, но усмехнулся.

— Кто бы говорил.

— Ты ребёнка кормил?

— Да. А другой ребёнок накормил меня.

— Вот как хорошо. А Антон?

— Спит ещё.

Марина удивилась.

— Время три.

Дима кивнул.

— Вот и я думаю. Чем они занимались на этой даче, что он уже четырнадцать часов спит.

Марина села на диван рядом с ним, ребёнка усадила к себе на колени, а мужа по щеке погладила.

— Димочка, отвлекись от работы.

— Я не могу.

— Правда?

Он посмотрел на неё, потом на сына и по носу того легонько щёлкнул. Ромка сразу нахмурился и нос ладошкой закрыл.

— Правда, не могу, Марин. Ты же просила, освободить выходные. Вот я и стараюсь.

— А-а. Ты мне приятно делаешь.

— Да. И очень стараюсь.

— Папа, играть хочу.

Марина мужу ребёнка отдала и с дивана поднялась.

— Тогда старайся, очень надеюсь, что тебе всё удастся. А я пойду проверю, какие Эля вещи собрала. — Направилась к лестнице, но потом вернулась и к Диме наклонилась. — Почему я всё время так переживаю, когда она едет на каникулы к отцу?

— Потому что скучать будешь?

Марина подбородок рукой подпёрла, потом подула Грановичу на затылок, понаблюдала, как волоски на его макушке, которые до этого хулигански топорщились, ложатся на место.

— Это да, но ещё почему-то переживаю.

Дима сына на пол опустил, а потом развернулся вполоборота, и жену обнял.

— Мариш, если ей будет там некомфортно, мы её заберём. Элька не тот человек, который будет молча терпеть. Да и Даша тоже.

— Я даже рада, что она будет у Нины Владимировны жить. У Игоря всё-таки ребёнок маленький, и у них свои привычки. Помнишь, что она рассказывала?

— Да не думай ты об этом, и голову себе не забивай. Да и Антон через несколько дней уже туда поедет, так что не переживай. Он приедет и всех построит.

Марина улыбнулась.

— Мне кажется, Нина Владимировна его уже боится.

— Кто меня боится?

Марина на голос сына обернулась, посмотрела на него, заспанного, и руку к нему протянула. Антон послушно подошёл и наклонился к ней за поцелуем. За прошедшие четыре года он заметно вытянулся, в плечах раздался, наверное, благодаря плаванию, и вот сейчас уже становился всё больше похожим на Игоря, внешне. Только характер совершенно другой, не в пример отцу решительный и серьёзный. И лишних нежностей не терпел, только матери позволялось его обнимать и целовать, и к ней он без всяких пререканий наклонялся и все её ласки послушно принимал. Правда, пыхтел при этом и смущался, чем родителей смешил.

— Бабушка тебя боится. Ты будь с ней помягче, когда поедешь.

— Да, — кивнул Гранович, усмехаясь, — и не рассказывай ей про дачи, сноуборды и летний лагерь в Англии. А то ты любитель старушку шокировать.

— Так она же спрашивает про мои дела!

— Про контрольные расскажи.

Антон откровенно скривился.

— Очень весело.

— Зато ей спокойнее.

Рома подошёл к брату, за руку того ухватил и потащил к ковру. Антон же с родителями разговаривал, идти не торопился, и Ромке приходилось ногами упираться в пол, но продолжал брата за собой тянуть. А когда понял, что не справляется, захныкал, пытаясь внимание на себя обратить.

— Хочу, хочу! Мама!

— Антош, поиграй с ним.

— А меня покормят?

— Конечно, покормят. Ты вчера во сколько вернулся, кстати?

Этот вопрос матери Антон проигнорировал, подхватил младшего брата на руки и на спину взвалил. Ромка залился счастливым смехом, а когда оказался на ковре, сразу принялся показывать Антону свой гараж. А Дима усмехался, наблюдая за пасынком, а когда Марина ушла на кухню, так и не дождавшись от сына ответа, негромко поинтересовался:

— Я надеюсь, ты помнишь, что у нас с матерью ребёнку три года?

Антон обернулся на него, посмотрел с некоторым удивлением.

— Конечно.

— Очень хорошо. Нам пока этого хватит, внуки не нужны.

Антон вначале вспыхнул, затем вспомнил, что нужно держать лицо и тогда уже откровенно скривился.

— Я постараюсь.

— Очень рассчитываю на это.

— Маме не говори, — попросил мальчик после паузы.

— С ума, что ли, сошёл? Боюсь, она к такому ещё морально не готова.

Антон отвернулся, но Дима всё-таки заметил скользнувшую по его губам улыбку.

К тому времени, когда Игорь приехал, Марина дочь уже, кажется, в сотый раз обняла, расцеловала, а Антону, который принялся над сестрой посмеиваться, досталось на орехи.

— Что ты её задираешь? Она на десять дней уезжает!

— Так я тоже уеду, послезавтра.

— Вот послезавтра мама тебя и будет целовать. — Эля за Марину уцепилась, обхватив руками за талию. — Будете по мне скучать?

— Конечно, будем, малыш.

— Ничего, я там совсем немножко поживу и обратно приеду.

Марина улыбнулась в ответ на эти слова дочери. Ещё раз ту поцеловала. А когда приехал бывший муж, по сложившейся традиции, прежде чем отпустить с ним детей, принялась его инструктировать:

— Следи, чтобы она ничего холодного не ела. Игорь, слышишь? Никакого мороженого и коктейлей молочных. Недавно совсем у неё горло болело и кашляет до сих пор. А на креветки у неё аллергия, помнишь?

— Помню, — отозвался Игорь и посмотрел весьма выразительно. — Всё я знаю и всё я помню.

— Очень на это надеюсь. Чаю ещё налить тебе?

— Давай. — И на часы посмотрел. — И мы поедем, а то стемнеет, не заметишь как.

Марина кивнула, подлила ему чаю и тарелку с порезанным пирогом ближе подвинула. Присела напротив, поспрашивала бывшего мужа о жизни, поздравила с успехами в бизнесе, а уже в следующую секунду подскочила, когда совсем рядом послышался громкий плач. Дима на кухню вошёл, с Ромкой на руках, Игорю кивнул и поздоровался, но руки не подал. А Ромка куксился и кулачком слёзы вытирал.

— Что такое случилось? — спросила Марина у сына и руки к нему протянула. Он к ней потянулся и горько всхлипнул. А Игорь воспользовался моментом и из кухни вышел, только на Марину посмотрел и рукой указал в сторону лестницы, собираясь Антона проведать. С Дмитрием они до сих пор общего языка так и не нашли, хотя, так для всех было проще, и поэтому Марина не настаивала, да и говорить им, по сути, было не о чем, кроме детей, конечно. И оказываясь рядом с другом, они замыкались, а окружающих это заметно напрягало, не знали, как себя вести, чтобы обстановку разрядить, поэтому и в этот раз Марина не стала бывшего мужа останавливать и напоминать про недопитый чай. То, как двое мужчин старательно избегают общения, наблюдать было неловко и неприятно.

— Что случилось, — хмыкнул Гранович, возвращая внимание Марины к проблеме младшего сына, — получил, наконец, от Семёна лапой по носу.

— Что? — Марина детскую ладошку от поцарапанного носа убрала, подула на едва заметную розовую полоску. — Ну, ничего страшного, всё пройдёт.

— Деётся! — возмущённо выдал Ромка и маму за шею обнял, прижавшись к ней.

— Дерётся, — повторил за сыном Дмитрий, — а ты зачем его за хвост таскаешь? Сколько раз тебе сказано было?

Марина на мужа укоризненно посмотрела.

— Не ругай его.

— Я не ругаю, я предупреждаю на будущее.

— Папа, я уезжаю! — Эля к Дмитрию подошла, и руки вверх подняла, как маленькая. Гранович её поднял, Элька его обхватила руками и ногами и щёку подставила для поцелуя. — Я тебе позвоню.

— Только папе позвонишь? — удивилась Марина.

— Так он без меня всё забывает! Я буду ему напоминать, по телефону.

— Да уж, куда я без тебя.

Они проводили Игоря и Элю до двери, вместе махали им на прощание, особенно Рома старался, а когда машина отъехала и Дима дверь закрыл, Ромка опомнился и расплакался, стал спрашивать, куда Эля уехала. Марина сына качала, по спине гладила, успокаивая, а между делом послала мужу язвительную улыбочку.

— Ты невыносим. Просто невозможен, — проговорила она выразительным шёпотом, продолжая сына укачивать.

Гранович, конечно же, всё понял, но глаза удивлённо округлил.

— Я?

— Ты даже поздоровался с ним сквозь зубы!

— А как должен был? Обнять?

Она легко отмахнулась от него.

— Ну тебя. — К дивану подошла и села. Ромка уже не плакал, только куксился, а потом занялся её серёжкой, с интересом её разглядывая, даже решил на зуб попробовать. А Дима подошёл к ним и на корточки присел. Взял Марину за руку, пальцы её сжал, а потом наклонился и лбом прижался к её ладони. Марина волосы его взъерошила. — Ты собственник. Прав был папа.

— Он тебя предупреждал, да?

— Да.

— Но ты не прислушалась.

Марина сына усадила, и Ромка к отцу полез, тоже за волосы его ухватил.

— Не прислушалась, — посетовала Марина с улыбкой. — Я же тебя люблю.

Дима посмотрел на сына, подмигнул ему, а к Марининой открытой ладони губами прижался.

— Я тоже тебя люблю.

Конец

1