Кастор Прайд. Хохот шута.

Однако волк не испугался. Вместо этого он весело оскалился и резко прыгнул вперед. Зубы-клинки мелькнули лишь на мгновение, а потом раздался хруст раздираемой плоти. На этот раз Арн гор Даминион решил дело одним сильным и точным ударом.

Смерть собрата никак не отразилась на настроении стаи. Все та же легкая поступь, все тот же обрекающий полусмех-полувой. Охота только началась, и волки Древнего леса никогда не боялись сильной добычи. А старая байка про то, как охотник становиться жертвой, а жертва соответственно охотником здесь вряд ли сработает.

— Вот они меня понимают, Черный, — Дамми со странным удовлетворением посмотрел в сторону волчьих ухмылок. — Они меня, а я их.

— Надеюсь, ваше взаимопонимание нам сегодня пригодиться, — у меня энтузиазма было на порядок меньше.

— А вот это вряд ли! — алый цверг засмеялся так, что даже мне стало жутко.

Темнело. Волчий вой то отдалялся, то приближался на расстояние вытянутой руки. Бледнеющие в восстающем мраке силуэты сливались в один кошмарный хоровод. Каждое мгновение сзади, спереди, с боков раздавались мягкие, почти ласковые шаги. Я оборачивался и видел пустоту. А потом я оборачивался вновь.

Вдруг прямо передо мной распахнулась оскаленная пасть. Я успел подставить меч, волчьи зубы громко клацнули по дереву, сильная лапа ударила меня в грудь, и я едва не упал. В последний момент мне удалось удержаться на ногах и сделать второй тычок в направлении огромного заслонившего деревья тела. В этот же момент волк прыгнул и все-таки сбил меня с ног. Вот только меча я не выпустил, так что упали мы вместе. В основании шеи лесного хищника бил фонтанчик багровой крови. Волк в последний раз посмотрел на меня своими пронзающими тьму глазами, весело оскалился и умер.

Я быстро поднялся и вдруг с содроганием понял, что остался один. Алого цверга не было. Впрочем, его дикий смех я услышал уже через несколько секунд. Он был там, во тьме, среди своих братьев. Среди тех, кто любил кровь почти также яростно, как и он. И сейчас они наслаждались каждой пролитой каплей. Хотя, судя по звериным стонам, наслаждался в основном Арн гор Даминион, что, конечно же, не могло не радовать.

Я запоздало вспомнил о своем свистке и поспешно засунул его в зубы. Как оказалось вовремя. В этот раз меня окружали сразу три волка. Три опытных, жестоких охотника. Три изящных призрака Шираз Донара. Три повода умереть в этот уставший от меня день.

Я отчаянно засвистел. По идее этот едва различимый для человеческого и другого разумного уха свист должен был обратить любого зверя в паническое бегство или на крайний случай спровоцировать в меру достойную капитуляцию. На практике же все оказалось несколько более грустно.

Единственное чего мне удалось добиться, это того, что волки немного замедлили свое наступление, и казалось, стали смотреть на меня с некоторой опаской. Вот только от своих первоначальных намерений они явно не отказались. Азарт их сверкающих в темноте глаз отнюдь не сменился смирением.

— Не жди! Первым ударишь — первым засмеешься!

Громкий голос старого шута раздался именно тогда когда был нужен. И как всегда оказался прав. Ждать мне действительно было решительно нечего. Так что я по привычке рассмеялся и первым прыгнул в сторону наиболее крупного волка.

Однако тот, как ни печально оказался готов. Мощное тело резко дернулось в бок, и мой меч лишь скользнул по жесткому меху. Я успел откатиться в сторону до того, как волк вцепился в мое плечо. Я снова засвистел, в надежде удержать зверя хотя бы на несколько мгновений.

Как ни странно, но он мне их подарил, и я вонзил клинок под волчьи ребра. Обычно после подобного раздается визг и скулеж, но эта тварь изобразила что-то вроде шипения и набросилась на меня с новой силой. Хвала Диосу, к этому времени я успел достать дагу и сейчас со всей силой вонзил ее в голову зверя.

Волк как-то нехотя завалился на землю и открыл мне кошмарное зрелище своих собратьев, которые уже готовились к последнему прыжку. Я вновь засвистел, выставил меч вперед и постарался найти спиной ближайшее дерево. Кинжал я убрал и достал вместо него пару парализующих кристаллов. Сейчас был тот редкий случай, когда мне было больше жаль себя, а не их.

Они прыгнули одновременно. Два матерых лесных убийцы, две жуткие тени в дремлющем мраке. Одного я встретил мечом, другого кристаллом. Кристалл подействовал как надо, а вот меч неожиданно подвел. Волк как-то совсем по-человечески выставил вперед лапу и отвел вроде бы надежный удар. Лапу я, конечно, поранил, но как же этого было мало для окончательной победы.

Но несмотря ни на что, шансы мои все равно оставались более чем высоки. И высоки они будут ещё секунд пять-шесть пока парализован второй волк. Так что этот вопрос мне надо было решать прямо сейчас. Не поворачиваясь спиной к раненому волку, я сделал шаг в направлении неподвижного тела и нанес несколько сильных добивающих ударов вниз. Оставалось надеяться, что этого хватит.

Я ещё раз свистнул и осторожно пошел на последнего волка. А вот он в атаку идти не спешил. Скорее всего, понимал, что в этот раз прольется не чужая, а его кровь. Понимал, но отступить не мог. Не мог, потому что потерял бы

при этом все ради чего жил. Ради чего несся со стаей по замершему лесу, ради чего убивал и не боялся быть убитым. И сейчас его спокойные, страшные глаза ждали смерти. Ждали не покорно, ждали, чтобы сражаться и рвать мрачный саван.

Этот волк молчал. Молчал, когда мой клинок безжалостно резал его потерявшее скорость тело. Молчал, когда отчаянно бросался в попытке вонзить в меня свои длинные клыки. Молчал, когда умирал, печально глядя на серую траву под своей головой. И в этот раз я даже не стал смеяться.

Через пару секунд из-за деревьев выскочил Дамми. Сейчас он сам здорово смахивал на волка. Яростный оскал, окровавленные руки и взгляд ненасытного эшафота. Он все ещё глухо рычал, вновь переживая свою безумную охоту. Впрочем, успокоился он уже секунд через десять.

— Мне надо было родиться волком, Черный, — голос цверга был неожиданно серьезен. — Тогда и умирать было бы не жалко.

— Ничего, Серебро, — я устало вложил меч в ножны. — Что выросло, то выросло.

38

— Где-то здесь, — я замер и вопросительно посмотрел по сторонам. — И вроде как он сам должен нас найти.

— Надо признать то ещё удовольствие, — Дамми после недавней схватки прибывал в некоторой меланхолии.

Я не ответил и снова посмотрел по сторонам. Карта давала лишь самое приблизительное представление о нахождении любителя свелса, так что мне приходилось растрачивать весь свой подувядший в последнее время оптимизм на надежду о скорой встрече с лесным наркоманом.

— Почем свелс, земляк?

Тихий, болезненный голос прервал мои раздумья. Я как можно более спокойно скосил глаза в направлении говорившего. Это оказался человек. Он был худ, имел длинные, всклокоченные волосы, тонкие руки и голодные глаза. Явного оружия видно не было. С другой стороны подошел он настолько тихо, что даже Дамми не почуял его появления. Так что можно было автоматически причислять этого парня к опасным и даже крайне опасным.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть свелс?

— Я не знал, земляк. Теперь знаю.

Я усмехнулся. Это был явно наш клиент. Но как, всегрешный Диос он здесь живет? Неужели один? Я не удержался и озвучил последний вопрос.

— Одному здесь сложно выжить земляк. Так что со свелсом? — человек оставался спокоен, но глаза его напряженно шарили по моему мешку.

— Рибрин передает привет, — я достал наркотик.

— Старина Рибрин знает, что нужно измученной душе, — лесной обитатель бережно взял вожделенный сверток. Он погладил его словно величайшую драгоценность, а потом с какой-то извращенной благодарностью посмотрел на меня. — Скоро будет злая ночь. Можете переждать её в моем доме.

Я вопросительно взглянул на цверга. Тот равнодушно пожал плечами. Ему было абсолютно плевать, где встречать злые ночи. Я же, увы, был в этом вопросе гораздо более щепетилен. Недавние волки были лишь аперитивом перед настоящим застольем из кошмаров Шираз Донара. Так что, если наркоманское убежище покажется мне хоть немного более надежным, чем подточенная плотина, то я без сомнения останусь.

— И большой дом?

— Не больше этого малыша, — он взвесил сверток в дрожащей руке.

Дом оказался не большим и не маленьким. Нормальный такой дом в сердцевине трех сросшихся дубов. Вполне хватило на пару комнат и мастерскую. Да именно мастерскую. Наш новый знакомый оказался скульптором. Причем скульптором, как он не без некоторой гордости отметил, чьи работы пользуются популярностью не только в Тайор Донаре, но и в самой Эрдалии. Кстати реализовывал эти бесценные труды все тот же Рибрин через своих многочисленных посредников.

Лично мне показалось, что скульптуры его, мягко говоря, на любителя. Наверное, потому, что все они были насквозь пропитаны духом Шираз Донара. Его злым безумием, его вековыми тайнами и страхами. Каждый сотворенный им предмет источал мрачное торжество Древнего леса. Мне не нравилось, но я отлично понимал, почему его творения могли пользоваться расписанным успехом. Это было что-то иное, что-то из другого, непонятого никем мира. Что-то чего каждый боялся и каждый желал.

Прямо на меня холодным взором глубоко утопленных глаз смотрел тайор. Он устало опирался на какой-то невообразимо уродливый камень, и казалось, давно уже хотел просто упасть. Ему было плохо, ему надоело бороться за свою жизнь. Может от старости, может от рокового врага, но у него не хватало сил даже на то чтобы поприветствовать свою смерть. Он мог только безразлично ждать её первого и последнего касания.

Согнувшееся почти пополам дерево. Редкие, крупные листья выглядят сухими и вот-вот готовыми сорваться в предрешенный полет. А из-за дерева выглядывает что-то непонятное, размытое, что-то от чего не хочется отводить взгляд, несмотря на весь, моментально охватывающий ужас. Что-то из кошмарных снов самого Шираз Донара.

Бегущая фея. На классически-красивом лице боль и отчаяние. Руки и ноги окровавлены, одежда порвана, голова чуть повернута назад, невольно обращаясь к своему загадочному преследователю. И почему-то сразу становилось понятно, что в этот раз лесная красавица не убежит. Только не в этот раз.

Я обернулся. Дамми равнодушно прислонился к стене и хмуро смотрел в сторону скульптурной группы, показывающих каких-то маленьких, в достаточной мере омерзительных существ, совершающих что-то похожее на жертвоприношение. А наш хозяин уже успел усесться прямо на пол и сейчас лихорадочно набивал свелсом специальную трубку. Через минуту горький наркотический дым заполнил всю мастерскую.

— И почему гению обязательно быть наркоманом? Или пьяницей? Садистом? Просто сволочью?

— Не о том грустишь, Черный, — цверг со снисходительной усмешкой посмотрел на блаженно прикрывшего глаза скульптора. — Мы почему-то склонны считать, что гений он для всех. А ведь он, как и все мы, — только для себя. Но ему твердят и твердят обратное. И тогда становится тяжело. И чтобы сбросить эту тяжесть приходится падать на самое дно. Там легко на дне. Там никто никому ничего не должен. Там каждый только для себя. И там ему будет хорошо. А плохо станет лишь тогда, когда он поймет, что пора подниматься, но подняться уже не сможет. Но когда это ещё будет. А сейчас ему, поверь, гораздо лучше, чем нам.

Я ещё раз взглянул в полное грез лицо и понял что верю.

В себя скульптор пришел только часа через три. К этому времени мы с Дамми успели перекусить, подготовить одну из комнат к тревожному сну и выкурить по паре трубок (обычных). Ну а в дальнейшем лично я надеялся на ленивый и скучный вечер.

— Это было красиво, — скульптор приблизился к нам нетвердым шагом. — После такого и работается по-иному. После такого хочется творить даже во сне.

— И долго тебе осталось творить? После такого? — я никогда не любил наркоманов.

— Гораздо дольше, чем большинство творит за свою длинную, полную свежих овощей жизнь.

Я усмехнулся. Возразить мне было нечего. Оставалось лишь в очередной раз подумать о той цене, которую мы платим... или не платим. Как повезет. И ещё о том, что одинокий заблеванный наркоман может оказаться для этого мира намного дороже, чем набожный трезвенник, имеющий красавицу жену и охапку неугомонных детишек. Просто первый нашел в себе силы заплатить, а второй струсил и выбрал счастливую, глупую жизнь. Но мы будем осуждать первого, а не второго. Почему? Да просто потому, что мы-то все именно вторые.

— Ладно, спите, — скульптор повернулся к нам спиной. — А мне ещё надо кое-кого покормить.

Произнеся эту интригующую фразу, он наклонился и открыл незамеченную ранее крышку в полу, видимо в подвал. После чего, не тратя времени на дополнительные объяснения, спустился вниз, прихватив при этом изрядную порцию наркотика.

— Интересно, он этого кое-кого свелсом кормить будет? — да и кого вообще здесь можно было кормить?

— Так сходи, посмотри, — Дамми зевнул. — Но если разбудишь меня по возращении, будь готов, что отныне тебе будут сниться только кошмары.

Я ухмыльнулся и не пошел. Стыдно признаться, но спать мне сейчас хотелось гораздо больше, чем вызнавать сомнительный наркоманский секрет. А уж после угрозы Даминиона вопрос и вовсе был решен практически моментально.

Проснулся я среди ночи. Было тихо, Дамми хвала Диосу склонности к храпу не имел, но я отчетливо почувствовал чье-то постороннее присутствие. Я встал и зашел в соседнюю комнату. Любитель свелса спал, выгнувшись в неестественной позе, и поводов для волнения не подавал.

Я заглянул в мастерскую. Ушедшее вроде бы чувство чужого присутствия мгновенно вернулось вновь. Я активировал амулет ночного зрения и медленно зашагал вдоль мрачных скульптур. Ночью как водится, они производили ещё более гнетущее впечатление. Честно говоря, хотелось побыстрее покинуть эту скорбную обитель и досмотреть более-менее приличный сон.

Что-то мелькнуло возле темного умирающего дерева. Что-то изящное расплывчатое, немного пьяное (почему-то так показалось). Я замер в легкой нерешительности. Собственно у меня было только два варианта, — будить или не будить алого цверга.

Будить Дамми мне не хотелось. Во-первых, он будет крайне зол. Во-вторых, если обнаружиться, что разбудил я его зря, то зол он будет вдвойне. И если первый вариант представлялся относительно терпимым, то второй был более чем не желателен. В этой связи, я сделал ещё пару шагов вперед и стал терпеливо ждать нового хода предполагаемого оппонента.

Как ни странно он оказался достаточно вежлив и не заставил себя долго ждать. Снова легкое колебание воздуха, слабый цветочный аромат, ненавязчивая игра светотени и, наконец, мягкое, танцующее движение в сторону ближайшей скульптуры. Я сделал острожный шаг в том же направлении.

Похоже, существо, наконец, заметило меня. Оно на несколько секунд замерло, а потом вместо того, чтобы прятаться или атаковать засмеялось. Причем смех этот я ощутил не столько слухом, сколько разумом. Казалось, оно смеялось только для меня. Так что бы слышал лишь я один. Вот только за какой плетью я должен был все это слышать? И не обернется ли через мгновение этот смех проклинающим рычанием?