— Спелеолог, но и скалолаз, соответственно, — он раздувает ноздри. — Подранок, что ли? — замечает мои кровоточащие ноги.
— Странно как-то говоришь, — открывает глаза Катюша.
Долговязый словно спотыкается об её взгляд, становится как побитая собака.
— Интересные у тебя глазки, — едва не скулит он.
— Какие есть, — фыркает Катюша.
— Так вы не из группы Саши Бороды? — озирается по сторонам парень.
— Мы сам по себе, — недоброжелательно отвечаю я.
— Катера не ходят. Как добираться будете, с такими травмами? — сочувствием замечает парень, шумно втянув носом воздух.
— Попробуем на автобус сесть.
— Так, обвал произошёл, — пока бульдозеры подгонят, это только к утру. У нас неподалеку палатки, если имеется желание, можете, переночевать. По ночам здесь крайне холодно, как пить дать околеете. Кстати, у нас есть аптечка, если понадобится, вколем антибиотик.
— Как думаешь, Катя? — нерешительно спрашиваю я, резон в словах спелеолога, безусловно, есть.
— Ну, если он будет себя хорошо вести, можно и заночевать, — снисходительно воркует она, её взгляд полон понимания и пренебрежения.
— Мы не хулиганы, а спортсмены, — словно обижается парень.
— Это понятно ... ты такой же спелеолог, как из меня балерина, — насмешливо морщит нос девушка.
Наш новый знакомый игнорирует её иронию, ловко запрыгивает наверх, протягивает ладонь Кате, но она делает вид, что не замечает вытянутой руки, без проблем выбирается сама.
На этот раз идём не сквозь монастырь, туда мы теперь и под страхом смерти не войдём, а мимо заброшенного кладбища. Очень скоро выходим к тоннелю, разделяющего владения пещерного монастыря от внешнего мира.
Гулко звучат шаги, наш проводник периодически оборачивается, словно проверяет, не убежали ли мы.
Выходим на простор, даже воздух хочется вздохнуть сильнее. Справа, между высокими деревьями, виднеются палатки, вьётся дым от костра, слышатся голоса, звучит гитара.
У стены, сложенной из грубых блоков, уютно полыхает костёр, два парня, в специфической одежде спелеологов, сидя на камне, ощипывают голубей. Тут же, на площадке перед скалой, молодые ребята и девушки, готовятся к штурму Пионерки. На земле разбросаны верёвки, кто-то делает обвязку на груди, крепят рогатки, самохваты, карабины. Мужчина, в потёртой штормовке и в несуразной панаме, поигрывая на гитаре, внимательно наблюдает за своими товарищами. Но вот замечает нас, с интересом оборачивается.
— Привет, — я со всеми здороваюсь.
— Здорово, — откликаются кое-кто.
Наш проводник подходит к мужчине: — Ребята до дому добраться не могут, пусть переночуют.
— Пускай, мест для всех хватит. А вы кто такие? — обращается к нам.
— Так, подъехали, монастырь поглядеть. Да вот, катера не ходят, а ещё обвал, говорят, произошёл, — я пристально глянул на нашего проводника.
— Что с ногами, лейтенант? — он замечает мои погоны.
— На булыжник налетел.
— Хорошо зацепился, всё в крови. Алёнка, принеси аптечку? Вы садитесь. Сейчас голубей жарить будем, — он откладывает гитару, — тебя, как звать, девица?
Катя, прищурившись, оглядела мужчину, здорово у неё получилось, чисто по-женски: — Я Катя, а вы скалолазы?
— Спелеологи. Меня звать Владимир Петрович, а это моя группа. Когда-нибудь по скалам лазали?
— А это разве сложно? — ухмыляется Катюша и с удовольствием присаживается у стены.
— Хочешь попробовать? — с улыбкой смотрит на неё мужчина.
— Не исключаю, — прищурившись, соглашается Катя.
— Тогда иди к скале. Виолетта, дай ей штормовку и калоши, обвязку сделай!
— Что, прямо сейчас? — невольно струхнула Катя.
— А чего тянуть, — улыбается Владимир Петрович.
— Снимай обувь, — хрупкая девушка расстилает на траве одеяло, выкладывает на него бинты, перекись водорода, йод и прочие лекарства.
Морщась от боли, разматываю куски шарфа, полностью пропитанные кровью.
— Однако?! — восклицает Алёнка. — Вам, словно ноги хотели перерезать, где ты так успел пораниться?
— Места надо знать, — улыбаюсь я.
Владимир Петрович, так же, осматривает мои раны: — Достаточно серьёзно, но уже заживают и кровь давно остановилась. Поранились дня три, четыре назад? — он внимательно смотрит на меня, — а в тоже время, кровь на перевязках свежая, непонятно.
— Мне самому странно, — искренне сознаюсь я.
Наш проводник потянул носом: — Угу, точно свежая, — подтверждает он.
— Ты бы, Вова, гостье нашей помог обвязаться, — быстро глянул на него Владимир Петрович.
Вова тоскливо смотрит в сторону Кати: — Виолетта сама справилась, — замечает он.
— Пойди на страховку
— Это можно, — нехотя соглашается он и оживляется: — Сашок страховку взял.
— Саша молодой, проследи, чтоб три оборота вокруг дерева было.
— Как скажешь, Петрович, — поник Вова, с непонятным страхом поглядывая на мою напарницу.
Тем временем Катя, распластавшись как лягушка, вцепилась в скальный выступ, но попа перевешивает и девушка обрывается. Саша, натянул верёвку и её умело ловит, Катерина опять лезет покорять Пионерку. Вновь неудача, пятая точка сильно тянет к земле. Чувствую, она начинает злиться, прыгает как ящерица, и у неё получается пройти первый уступ. С земли проносится восторженный вопль, народ развлекается.
Алёнка домазала раны мазью, плотно перебинтовала мне ногу и добродушно произносит: — Теперь заживёт как на собаке.
"На драконе" — хотел сказать я, но произношу: — Спасибо. Где так научилась перевязки делать?
— У нас все умеют, мы же спелеологи, — она сдувает со лба светлую чёлку. — А ты на каких самолётах летаешь? — с любопытством спрашивает она.
Так желаю сказать, что на МиГах, но вздыхаю, мне не хочется врать: — Я не лётчик.
— Как же так, форма лётная? — она даже расстраивается, я обманул её ожидания.
— Технарь я, инженер.
— Жаль, — простодушно замечает Алёнка. — И с парашюта никогда не прыгал?
— И с парашюта не прыгал.
— Значит обычный связист, — вздыхает девушка.
— Это верно, — соглашаюсь я.
— А форма такая красивая ...
— Алёнка, не приставай человеку, — прикрикивает на неё Владимир Петрович.
— Ладно, я пошла, повязку водой не мочите, — она с жалостью и с явным пренебрежением глянула на меня.
Тем временем Катюша прошла пол дистанции и замерла, обдумывая, что делать дальше.
— Вправо не иди, там сложный маршрут, влево забирай! — кричат ей с земли. Это они зря так советуют, зная Катю, я точно понимаю, она поползёт на самый сложный участок. Так и есть, резко заворачивает вправо, моментально натыкается на уступ, отрицательно выходящий из стены. Долго пытается на него взобраться, пока не получается.
— Вышла на маршрут высшей категории сложности, — с интересом говорит Владимир Петрович, — отчаянная, но всё равно сорвётся.
— Это опасно? — тревожусь я.
— Страховка верхняя, но маятник получится серьёзный. Проволочёт по скале, получит жёсткий массаж мышц, в следующий раз будет умнее.
Катя долго пытается найти обходные пути, всюду неприступная скала, отрицательно заваливающаяся к земле.
— Отцепляйся, я тебя удержу, — кричит Сашок, ему уже надоело стоять у дерева с концом верёвки.
Нет, теперь Катю реально содрать, разве, что с куском скалы, умирать будет, а завершит задуманное! Она находится у трещины в стене, перелезть её шансов никаких, но за этой трещиной удобные выступы и выбоины, по ним легко выйти наверх скалы.
— Ослабь страховку! — внезапно звонко пискнула Катюша.
— Не понял? — удивляется Саша.
— Ослабь, тебе говорю! Ты чего, не понимаешь русского языка?
— Зачем?
— Катя повисает на одних руках и начинает раскачиваться.
— Что она делает? — привстал Владимир Петрович. — А ведь у неё это единственный выход, раскачаться и перелететь на другую сторону, но это могут делать лишь с громадным стажем спортсмены. Вряд ли получится, сто пудов оборвётся, а маятник здесь уже нешуточный, серьёзно может побиться.
Народ весь собирается у Пионерки, такое они редко когда наблюдали.
— Ослабь страховку, — неожиданно соглашается Владимир Петрович.
Саша с удивлением смотрит на своего руководителя, скидывает пару петель и в это время Катя летит через широкую трещину, едва не промахивается, но успевает зацепиться пальцами за небольшой выступ. В потрясении от жёсткого рывка она охает, несколько секунд висит на одной руке, но изгибается и будто сливается со скалой. Через некоторое время, без особых проблем, поднимается на вершину. Снизу раздаются восторженные вопли.
— Однако! — удивляется Владимир Петрович.
Оказавшись на земле, Катя, с прищуром оглядывает окруживших её спелеологов. Её поздравляют, знакомятся, предлагают записаться к ним в секцию, а она, улыбаясь, как королева садится у костра, где на прутьях жарятся голуби.
— Голуби городские? — насмешливо спрашивает она.
— Обижаешь, — хмыкает один из парней, — дикие.
— Тогда кусочек съем, — говорит девушка с таким видом, что делает этим им небывалое одолжение.
Вова садится рядом: — неплохо у тебя получилось, хвалит её, затем повёл носом,— голубей не пережарьте, сочности не будет, пусть уж лучше, чуток с кровью.
— Вова в своём репертуаре, — смеются ребята, — дай ему волю, вообще ел бы их сырыми. Катя глянула на нашего проводника, из-под ресниц вырывается зелёное пламя. Вова вжимает голову в плечи, глаза забегали, явно чувствует себя не в своей тарелке.
— Необоснованно рисковала, — делает замечание ей Владимир Петрович, — но выход был единственно верным, — добавляет он. — В секцию к нам хочешь?
— Я б с удовольствием, мне понравилось, но я с Кириллом в Москву уезжаю, — с неподдельным сожалением говорит она.
— Жених твой? — ухмыльнулась Алёнка, окинув меня внимательным взглядом.
— Брат, — неожиданно заявляет Катя.
Я в удивлении вскидываю на неё глаза, а она, как ни в чём не бывало, получает слегка обгоревшую голубиную ножку, с удовольствием кусает, и, закатывая глаза от наслаждения, с хрустом жуёт.
— Пережарили! — недовольно хмыкает Вова, брезгливо нюхает воздух, сползает с камня и словно исчезает.
— Опять гулять пошёл, — замечают из толпы.
— И часто, он гуляет? — как бы, между прочим, спрашивает Катя.
— Под вечер всегда уходит. Лунатик! — ребята смеются. Судя по всему, его никто серьёзно не воспринимает.
Как хорошо около костра. Стемнело, ветер утих, на небе огромные звёзды, Владимир Петрович играет на гитаре, голос у него с хрипотцой, но очень приятный.
В основном песни о горах, о друзьях, совсем немного о любви. Ароматный дым струится вверх, на треноге подвешен закопченный казанок, в нём аппетитно булькает каша с тушёнкой.
Девушки по очереди помешивают кашу, парни из-под углей выгребают печёную картошку, кто-то поджаривает кусочки хлеба на прутиках.
Алёнка прижалась к крепкому парню, что-то говорит ему в ухо, тот только ухмыляется. Он мощный, грудная клетка как щит, на скуластом лице прогуливаются бугры, а взгляд спокойный, но несколько отрешённый.
— А мой Гена в десанте служил, — невпопад говорит Алёнка, видимо хочет показать своё превосходство над Катей.
— А Кирилла орденом Красной звезды наградили, — ехидно парирует она.
— Катя! — я одёргиваю свою напарницу.
— Что, действительно орден есть, покажи? — удивляются спелеологи.
— Не одел, — улыбаюсь я.
— А почему? — с вызовом спрашивает Алёнка.
— Не захотел.
Алёнка хмыкает, но в рассуждения не стала влезать.
— В Афганистане служил? — баском спрашивает Гена.
— Нет.
— А за что дали? — слышится тоненький голосок Тани. Она миниатюрная, пухлые губки, грудь как два арбузика — не девушка, а мечта.
И тут я срываюсь! Рассказываю про бой, сравнимый, разве что со Сталинградской битвой. В небе пикируют истребители, в кустах ревут танки, я же отбиваюсь от полчищ разъярённых диверсантов.
Первую минуту меня внимательно слушают, даже дыхание затаили, затем все гогочут как гуси за изгородью, они поняли мою шутку и, надеюсь, больше вопросов задавать не станут.
Когда все успокоились, с котелка стали накладывать по тарелкам душистую кашу, так некстати звучит голос Алёнки: — И всё же, за что тебе дали орден?
Грустнею от этого вопроса, но приходится отвечать: — В засаду попали, в перестрелке меня ранили, — угрюмо говорю я.
Гена с понимание посмотрел на меня, прижал к себе Алёнку, шепнул её что-то на ухо, она поджала губы, вроде даже покраснела.
Ночь в самом разгаре, часть народа уже отдыхает в палатках, кто-то ещё возится у костра, Владимир Петрович рассказывает оставшимися немногочисленным слушателям о своей встрече с великим Кастарэ, французским спелеологом. Кстати, в его честь на Караби яйле назвали одну из пещер. Катя ковыряет плоским ножом, погоревшую кашу.
— Второй час ночи, Катюха, пора спать, — я откровенно зеваю.
— Ты иди, я по своим делам схожу, — напарница встаёт и словно кошка скользит вдоль стены.
— Катя, подожди! — Алёнка срывается с места.
— Мальчики налево, девочки направо, — бросает кто-то шутку.
Девушки растворяются в ночи. Все вползают в палатки, я тоже лезу, но некое нехорошее предчувствие заставляет меня выбраться обратно. Встал, вглядываюсь в темноту.
Давно должны прийти. Мне становится неуютно, оглядываюсь, костёр догорает, никого уже нет, вокруг темнота, едва виднеется древняя стена, впереди чернеет скала, сзади стоят молчаливые деревья.
Только собираюсь идти вслед девушкам, возникает знакомый силуэт. Катя неторопливо бредёт вдоль стены.
— Катя, ты одна?
— А почему я должна быть с кем-то?
— Алёнка где?
— Ах, Алёнка? — Катя словно что-то вспоминает. — Обычная дура, увязалась за мной, а тут Вова появляется. Луна, что ли на него так подействовала, начал в волка превращаться, я это прекрасно вижу, а Алёнка ещё нет. Я нож достала, руку себе пырнула, капнула на свой камушек. Внезапно эта дура на меня кидается, подумала, что я Вову ножом буду резать, вцепилась в руки, держит меня и истерически орёт, а тот смеётся, пасть разинул. Тут я и преобразилась, случайно когтями зацепила, кишки у Алёнки все и вывалились ... а затем Вове голову оторвала.
— Катя, что ты натворила?! — я в ужасе всплёскиваю руками.
— По твоему, мне должны были оторвать голову? — с вызовом произносит она, а глаза светятся слепящим зелёным огнём, и пахнет от девушки кровью и смертью.
— Катюша, ты в зверя превращаешься!
— Звери они, а я дракон.
Гл.14.
Зябко, дождя нет, но сыро. С тоской гляжу на зашнурованные до самого верха палатки, сейчас там обогреваются "шмелями" — миниатюрными керасинками, представляю как там тепло. Нырнуть бы в одну из них и растянуться в тепле и спокойствии, но это не для нас. Я пока ещё не знаю, как назвать то, что мы наделали, это преступление или досадная случайность. Ладно, Вова-оборотень, хотя и его почему-то жалко, но Алёнка! Болезненно кольнуло сердце, вспоминаю Дарьюшкино предостережение, опасно поить свои чёрные камни кровью, так можно растерять всё человеческое. Покосился на Катю, её глаза ярко светятся в темноте, угольно чёрные зрачки вытянуты как у кошки, а от тела всё ещё волнами отходит жар от недавнего перевоплощения в дракона.
