Всадники Апокалипсиса

Поп сохранял мрачное молчание, зато охранники оживились. Блеск неподдельного интереса в глазах их выдал. Задело их за живое.

— Рак это такая дрянь, когда человек начинает буквально гнить и разлагаться изнутри. Он исходит кровью и гноем. И всё это сопровождается невыносимыми болями. Такими, что и не всякими наркотиками глушатся. Человек умирает в дикой боли. Без надежды. И вы — не дали нам их спасти. Так кто преступник? Я, кто пыталась защитить людей, разрабатывавших новые лекарства и методы лечения, или вы, кто обрёк миллионы людей на гибель в мучениях?

Такие обвинения в преступности церковников стали для Елены, с некоторых пор, стандартными в этих "душеспасительных" беседах. Тем более, что она доподлинно знала, кто добился осуждения и помещения её в тюрьму. Хоть так она могла отыграться на истинных виновниках бед постигших её, и её друзей. Но тут она заметила ещё кое-что, что ранее она не предполагала, и на что не рассчитывала.

Случайно, бросив взгляд в сторону, она заметила, что у одного из охранников глаза при её словах расширились.

"Видно, кто-то из близких болен или помер от рака". — подумала она.

А наблюдать смерть близкого тебе человека, в страшных мучениях, и без надежды помочь ему, — даже врагу такой участи не пожелаешь!

Это предположение получило прямое подтверждение уже через полчаса. Когда "проповеди" закончились и эти же двое повели её обратно в камеру. Один из них остановил всех посреди коридора и резко повернувшись к Комовой спросил.

— У вас есть это лекарство?

— Которое мы разрабатывали?

— Да.

— У вас кто-то умирает... — глядя печально в глаза охраннику констатировала Комова. — Но, сожалею. У нас была партия на испытания. Небольшая. Но она полностью погибла в пожаре устроенном теми самыми "мучениками", что кремировали там себя. Я лично проверяла что можно было спасти. И держала ту партию в руках.

Елена опустила глаза. Сколько времени прошло, но даже сейчас для неё было трудно это вспоминать.

— Извини. Но от повышенной температуры действующее начало сыворотки распалось... А после нас обвинили и... Дальнейшее ты знаешь. Я здесь. А лабораторию так и не восстановили.

Охранник сжал кулаки. Для Елены странно было это наблюдать, но мужик чуть не расплакался. Кто у него погибал: мать, отец, брат, сестра или жена... а может быть ребёнок? Так и осталось неизвестным. С тех пор отношение именно к ней, со стороны охранников, резко изменилось.

Она буквально ощущала вокруг себя ореол мученицы, которым наградили её те, кто сочувствовал.

"Обработка попом", как назвала эти ежедневные "процедуры" Елена, продолжались неизменно. Если "сверху спущено" — должно быть исполнено. Потому и рвали задницы на свастику все эти начальники с попом вместе в попытках добиться от неё "раскаяния" и "покаяния".

Но вскоре вмешалась политика. С воли пришла весточка, что кампания по её реабилитации и освобождению приняла очень большой размах. Юристы, нанятые "Обществом Защиты" рыли копытом землю, и обещали освобождение в ближайшие полгода. Но слова — они всегда лишь слова. Что это реально Елена поняла по резкому изменению отношения к ней со стороны администрации, охраны и сокамерниц.

Сокамерницы стали лебезить. Охрана, за исключением отдельных отморозков, не пропускала случаев выказать хоть каплю уважения — видно история с уничтоженным лекарством распространилась среди них и своему сослуживцу, потерявшему близкого человека, очень сочувствовали.

А администрация бесилась.

Давление, которое на неё оказывалось, резко усилилось.

Цель была грязной и очень далеко идущей. Из реплик начальника и действий священника стало ясно, что кто-то из высшего духовенства задался маниакальной идеей "склонить Комову к покаянию".

Чисто политически "раскаявшаяся раба Сатаны" (так и только так её называли фанатики) давала всем, замешанным в погромах, огромные дивиденды. С одной стороны погромщики получали оправдание ("Ведь "главная" признала свою неправоту!"), с другой получала мощную подпитку и оправдание вся политика и кампания Церкви по травле учёных, закрытию "опасных и богопротивных" направлений в научных исследованиях.

Из неё, "покаявшейся, и вернувшейся в лоно Церкви" вполне могли сделать знамя. Теперь уже против тех, кого она пыталась защитить.

Осознание всего этого придало сил. Во многом и благодаря ярости. Подлость политиканов только её и могла вызвать.

Также приободрили и даже в чём-то рассмешили эпитеты, которые навешали на неё журналисты: "русская Жанна д'Арк", "Джордано Бруно двадцать первого века" и так далее.

Враги тоже изощрялись в эпитетах и ярлыках. Но на то они и враги.

Так что когда перед ней поставили ультиматум, она к нему была готова. И поставил его (кто бы сомневался!) сам начальник тюрьмы.

Самый немудрящий ультиматум: "либо каешься пред церковью и признаёшь свои грехи пред ней, либо мы сгноим тебя в тюрьме".

Пошла в ход и ложь, что типа, "тебя уже никто не отмажет, все инстанции подтвердили, что ты виновна и восемь лет тебе сидеть. А там, глядишь, "по вновь открывшимся..." тебе и пожизненное влепят!".

— А что я буду с этого покаяния иметь? — прикинувшись дурочкой спросила Елена.

— Ну... тогда за тебя будет просить сам патриарх, и тогда тебя наверняка помилуют, и по ближайшей амнистии отпустят... Возможно даже святой сделают! — пошутил он, но юмор пропал втуне. Тем более, что всё впечатление Комова поспешила испортить.

— Угу... Я каюсь, а после, используя моё покаяние как доказательство вины, мне присобачивают пожизненное и "ку-ку свобода"! — ёрнически заключила она.

— Но за тебя будет молиться патриарх!

Вероятно, в глазах говорившего это был непробиваемый аргумент.

-... Который давно зарисовался как последняя сволочь и лжец! — тут же закончила за него Елена.

— А что, не так? — насмешливо спросила она, смотря как злобно вытаращился на неё начальник тюрьмы. — Ведь именно он сказал, что я, якобы, угрожала расправой ему лично, и это "свидетельство" было чуть ли не основным в моём обвинении.

— Короче, я каюсь, а в результате получаю пожизненное. Ко всему прочему из меня, покаявшейся делают жупел и стращают всех тех, кто "имел наглость" защищать интересы государства, свои убеждения и собственную жизнь от озверевших фанатиков. Спасибо! Не надо!

— Так ты отказываешься? — с угрозой спросил начальник.

Елена насмешливо посмотрела в сторону тюремного священника при всём параде, наверняка заготовленного под это действо и на видеокамеру, как бы случайно, лежащую на полке.

— Да. Отказываюсь. Категорически. Отказ окончательный и не подлежащий обжалованию.

— Смотри не пожалей. И что-то мне подсказывает, что через недельку ты сама будешь меня умолять о собственном покаянии.

— Лучше я сдохну. — тихо добавила Комова и её увели.

Пришлось сидеть в карцере. Долго.

Но всё равно, когда её полуживую от холода, измождённую вытащили наконец, на вопрос покается ли она, всё равно ответила твёрдо "нет!".

Снова карцер "за нарушение распорядка и оскорбление администрации". Но на этот раз лично, в карцер припёрся священник. Это был хороший знак. Это означало, что кампания по "раскаянию" близка к провалу. И по той причине, что близится её освобождение. Что-то там на воле добились в её отношении.

Едва начавший свою "проникновенную речь" священник был грубо остановлен.

— Как я понимаю, у вас отчаянное положение — как утверждение произнесла Комова, игнорируя все слова только что сказанные. — Вам нужно кровь из носу меня "раскаять". Потому, что скоро меня выпустят.

— Ты же сама понимаешь, дочь моя, что это невозможно.

— Что "невозможно"? Что меня отсюда выпустят? Или что невозможно меня убедить раскаяться? Если последнее — то ты прав. Но тогда зачем время тратишь?

Речь про спасение души её лишь ещё больше разозлила. Она разве что не зашипела змеёй на лицемерное ничтожество в рясе священника.

— Я теперь понимаю наших предков, которые ваш поганый род вырезал. Не какие-то злые большевики были причиной того, что вас убивали там, где находили, а церкви жгли и взрывали. Всему причиной вы и ваша подлость.

Теперь же, она шагала по коридорам надеясь больше их никогда не увидеть. Таяло где-то в подсознании сильнейшее желание подойти и напоследок плюнуть в харю попу, что издевался над ней. Сказать "пару ласковых" начальнику. Но нельзя. Могут счесть за повод оставить её или осудить по новой статье.

Сейчас её ждали те, ради кого она пошла на всё это. А этот лживый попик — ну его! Последняя дверь, последний охранник, будто бы невзначай отдающий честь. И свет дня на улице перед ней.

Она автоматом кивнула благодарно последнему охраннику и шагнула наружу. Навстречу свободе.

Ещё более обозлённая. Не сломленная. Не раскаявшаяся.

Да собственно за что ей было раскаиваться?

Только за то, что не успела тогда спасти лабораторию, не успела доделать лекарство. То самое, которое сейчас производят США и продают по бешеной цене.

"Бешеная пантера", как её вскоре нарекут, шагала навстречу своей судьбе.

— Падение Америки

Когда Америка пала, в двадцатом году, многие этого просто не заметили. Были заняты своими, внезапно нахлынувшими массой, проблемами. Но когда первый угар "бега за бесконечностью" спал, когда система, наконец-то, устоялась на новом, непривычном для неё уровне "вторых ролей" — наступил шок.

Многие из записных патриотов этого не выдержали. Тем более, что и их материальное положение к тому времени было далеко не блестящим.

И опустились ещё ниже. Некоторые на самое дно.

Но другие, кто хоть и был уязвлён крушением "Американской Мечты", крушением Сверхдержавы, выдержал — те сбились в группы и группировки совершенно дикого, порой свойства. Байкерские банды, что так красочно любили описывать "в постапокалипсисе" голливудские сценаристы начала века, были просто милашки, по сравнению с тем, что повылазило из всех щелей и клоак загнивающего "общества потребления".

В чём-то, конечно, те сценаристы были правы. Хотя бы в том, что Падение Америки для многих и был "тот самый Апокалипсис". А поэтому, наступающие времена, многие из них за Апокалипсис не воспринимали. Но в том, каковы эти банды будут, не мог себе представить даже в самом жутком, горячечном сне ни один из этих сценаристов.

Оно и не удивительно.

Ведь как формировался миф о "постапокалиптических байкерах"?

Он формировался на основе того, что было на виду у многих поколений американцев. А было на виду берущее чуть ли не с начала двадцатого века, движение и культ мощи.

Культ передовой техники. Передовой мощи.

Но какова была та "передовая техника и передовая мощь"? В чём она воплощалась?

Она воплощалась в мощи моторов. Ведь тогда самые передовые разработки, что затрагивали почти каждого обывателя, были не в области биологии и физики, а в области механики. Вот и возникло как гибрид убеждения о Свободе-по-американски и убеждения в передовитости мощи моторов, движение байкеров.

После, когда техника и наука ушли вперёд, когда появились другие фетиши, в виде киберпространства, байкеры оказались на периферии "передовитости" и "Свободы". "Крутой" мотоцикл уже не был мерилом преуспеяния, мощи и передовитости. Ясное дело это в немалой мере способствовало их вырождению. В банальные банды.

По глупости, сценаристы Голливуда эти банды "продвинули" в будущее.

И... попали пальцем в небо.

То, перед чем оказались Джонни и Сэм, было совершенно новой, по сравнению со "старыми" байкерами, бандой.

Если ранее "старые-добрые байкеры" гонялись за мощью моторов, за маркой "Харлея", если они тогда накачивали в качалках свои мускулы, то эти твари, что стояли перед заплутавшей парой беглецов, были иными.

Они гонялись за новейшими биочипами, ускоряющими нервно-мышечную реакцию, за новейшими разработками в области "совершенствования" организма в сторону силы и выносливости.

Многие из тех разработок, что они применяли, были опасны для здоровья, как в своё время стероиды для "качков". Некоторые же — даже запрещены. Но это их не останавливало в погоне за, только им ведомым, Идеалом. И эта гонка всё больше и больше лишала их человечности.

Большинство из них уже сейчас были просто человекообразными ТВАРЯМИ.

Джонни мысленно выругался. Матерно и длинно. Как умел. А умел он ругаться весьма искусно.

Да и ругаться было с чего.

Если это подстава и ловушка, то заманивший их сюда кукловод не просчитался — Джонни по любому, чтобы вырваться и выжить, должен был вытащить из своих "длинных рукавов" очередного своего козырного туза. И засветить его.

Впрочем, можно было и рискнуть. Не применять ничего из "сверх-" и прорываться как есть. Рассчитывая просто удрать.

Джонни привычно уже разделил внимание между инфосферой и реальностью, одновременно анализируя их и ища лазейки.

Ещё с утра он имел мрачное настроение. Предчувствовал неприятности. И ведь они неизбежно должны были быть, так как предстояло прорваться через район трущоб. А там было всё, что угодно. Эдакий здоровенный отстойник. С наркоманами, чипоманами, бандами всех видов и расцветок, а также просто сумасшедшими. То, что там, в этих каменных джунглях могла быть засада, можно было и не гадать. Она там обязательно должна быть. Если не конкурентов, то одной из банд. Поэтому подготовиться к неприятностям стоило... Но как?

Зашёл попрощаться "сержант-президент". Выделил машину до границы трущоб. Близкой границы. Дальше просто не мог. Сама по себе община находилась в осаде. Причём неясно чьей. Так что надолго и далеко отпускать своих с транспортом, даже для Джонни, было слишком рискованно.

Это понимали оба. И Адамс и Джонни.

— Меня вот что беспокоит, Исайя... — Начал Джонни, когда все уже были готовы. — ведь тот, сбежавший фурри — он ведь наверняка где-то прячется.

— Если его не поймали. — резонно возразил Адамс.

— Но если не поймали, то прячется. И если эксперименты над людьми идут в таких масштабах, то здесь должны быть и другие. Такие же. Бывшие люди.

— Думаешь, что где-то бродит стая таких "зверушек"?

— А почему бы и нет?

— Хм... резонно. Предлагаешь мне поохотиться за ними? — улыбнулся Исайя.

— Примерно. Можешь взять их под свою защиту?

— А меня тут не "съедят"? — ухмыльнулся сержант.

— Как только я доберусь до Лаборатории, я тебе кое-что перекину. Из новинок. Что бы никто не "съел". Чтобы зубы поломали.

— Договорились! Поохочусь на сбежавшего тигра. А собственно, зачем тебе это всё? Зачем они тебе понадобились да ещё, чтобы они у меня тут обретались?

— Можешь считать, что совесть замучила. А тебе, в наступающем кризисе, лишние бойцы не помешают.

— Я понял. — саркастически заметил Исайя. — Опять я для тебя бесплатно буду испытывать новые боевые средства.

— На своих врагах, заметь! — ухмыльнулся Джонни. — И самих фурри тоже. Чую, что из них вполне могут сделать боевых. Так что знать их качества до того, как их на нас натравят — очень полезно.