Практика на Лысой горе

— И знаю, как вам верить, чугайстрам, только выхода нет.

— Не хочешь — не верь, — пожал я плечами, — а Кирилла отпусти.

— Не зелен-то ещё мне условия ставить? — ласково поинтересовался Цимбалист таким тоном, что мгновенно захотелось спрятаться куда-то подальше. Однако лишь расправил плечи и без стеснения посмотрел на него:

— Даже если и так, то что? Откажешь мне?

Он зачем-то глянул на небо:

— Да вот скажи мне, мольфар с частичкой смерти в сердце...

Я вздрогнул от такого обращения, почувствовав, как сжимается сердце. Давненько ко мне так не обращались. Значит, он всё знает? Учуял как-то?

— ... почему ты так печёшься о судьбе малознакомого парня, в то время, как готов перейти дорожку собственному отцу?

Что ж, неплохо. Хотя и неверно. Аргументы против женитьбы были весомые, сам же Цимбалист их и озвучил. А Кирилл... Нельзя бросать человека в беде. Особенно того, который не сделал тебе ничего плохого и тоже готов был помочь. Глупое благородство? Да не сказал бы.

— Думай что хочешь, — холодно ответил я. — Тебе ли не всё равно?

— Немножко, — признался Цимбалист, введя меня в ступор таким ответом. Немножко что?

— Так мы договорились?

Откуда издалека донёсся тихий звон цимбал. Длинные пальцы Цимбалиста дрогнули, словно в тоске по звёздным струнам. Казалось, на некоторое время застыл даже воздух. Потом он ловким движением взобрался на перила и махнул рукой.

— Пошли, — коротко бросил, игнорируя моё недоумение; ступил на вспыхнувшую лунным огнём дорожку и, насвистывая, направился к университету.

Поборов секундный страх, я глубоко вдохнул и последовал за ним. Лунная дорожка мягко позванивала под ногами и немного пружинила. Считай, ходить по небу. Жаль, что повод совсем не радостный. Да и компания, увы, не та.

Прямо перед зданием общежития Цимбалист остановился, внимательно осмотрел окна, указал на крайнее справа:

— Здесь?

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чём он. Я молча кивнул. Цимбалист прямо по лунной дорожке пошагал к окну. Я с любопытством смотрел, что он будет делать. Неужто так и вломится?

Цимбалист обернулся и приподнял бровь, мол, чего стал?

— И как же ты собираешься это сделать? — ехидно поинтересовался я.

Он вздохнул, покачал головой, подошёл ближе, заглянул в окно, чему-то улыбнулся и вдруг... прошёл через стекло. Уронив челюсть, я уставился на пустое место. Как???

Из стекла вдруг появилась рука Цимбалиста и нетерпеливо поманила. Только сейчас заметил, что окно мерцает каким-то странным светом, словно присыпанное звёздной пылью. Сделав глубокий вдох, я шагнул вперёд и чуть не рухнул носом в пол. Хорошо, вовремя удержал равновесие и не грохнулся с подоконника.

На нас распахнутыми от изумления глазами смотрели сидевшие на кровати Дина и Таня. В комнатке девчонок было уютно, чистенько, на столе находилась тарелка с какой-то сдобой и возвышалась горка учебников. Я успел заметить, как Багрищенко ловко спрятала за спину колоду карт. Вот же ведьма, опять проказничает! Обе смотрели на нас, как на инопланетян. Впрочем, тут удивляться не стоило, вряд ли девочки могли предположить, что мы вот так вот явимся в гости.

Не произнеся ни звука, Цимбалист быстро обошёл комнатку, что-то мысленно прикинул и хмуро посмотрел на Таню.

— Закоханая, — сказал, как отрезал, глядя на неё в упор.

Багрищенко вздрогнула, но смело встретила его взгляд. Выпрямилась и сжала губы, словно показывая всем видом: ни слова не скажу, хоть режь меня, хоть что.

— Допустим, — всё же обронила она.

Я на миг залюбовался её выдержкой — хороша! — И что из этого?

— Хочешь вернуть своего Кирилла — поможешь.

Цимбалист не спрашивал, а утверждал. И от такого тона было немного не по себе. Однако, я прекрасно понимал, что мне соваться в разговор не стоит. Меня сюда притянули только, чтобы увидел всё собственными глазами. Поэтому облокотился на косяк и сложил руки на груди, стараясь не упустить ничего важного.

Танька склонила голову на плечо, внимательно рассматривая Цимбалиста. Она хоть и учится на мольфара, да сила ведьмовская. Потому и вреда ей он не причинит. Ну, разве что какую мелочь, но это так... чисто из развлечения.

— Как возвращать будем? — тихо, но твёрдо спросила она.

Цимбалист, кажется, только и ждал этого вопроса. Присел на край стола, ухватил сдобу, принюхался и вернул на место.

— Корица, — пояснил и поморщился, будто хуже корицы в мире ничего не было. И тут же резко перешёл к делу: — Нужны два зеркала. Нож. И карты свои дурацкие спрячь подальше.

По лицу Багрищенко пробежала тень — она явно оскорбилась за карты. Судя по гневному блеску в глазах, даже собиралась сказать что-то нехорошее. Надо с этим что-то делать.

— Таня, — позвал я, она резко повернулась ко мне. — Делай, что он говорит.

Дина хмуро смотрела на всё происходящее, но не вмешивалась. Видимо, тоже понимала, что главные роли тут играть Цимбалисту и её подруге.

Таня спрятала карты под подушку и метнулась к шкафчику, начав чем-то звенеть. Спустя пару минут развернулась, держа в руках два зеркала: круглое, в дурацкой красной рамке, и прямоугольное, залепленное сзади скотчем. Не ахти, но Цимбалист не ругается, значит, может сгодиться.

— Это поставь на стол, — скомандовал он, указав на круглое. — Второе — мне. И свет выключи, лучше зажечь свечу. — Повернулся ко мне. — Мне нужна тишина.

Вроде же ничего такого не сказал. Но отчетливо дал понять, что молчание — золото. И если кто-то из нас проговорится — схлопочет по шее. На Динку, кстати, не смотрел, словно чего-то опасался.

Свет погас, Таня чиркнула спичкой и зажгла свечу. Вот уж комнатка колдовок, всё под рукой. Интересно, чем они тут занимаются кроме учёбы? Огонёк свечи дрогнул в зеркальном отражении, Таня глянула на Цимбалиста и протянула ему прямоугольное зеркало.

— Садись, — глухо произнёс он, — садись и смотри. Я всё подскажу.

Она кивнула и с готовностью опустилась на стул, убрала за ухо иссиня-чёрную прядь. В неверном освещении всего одной свечи всё приобрело какую-то неуловимую зловещесть. Воздух пропитался напряжением. Я вдруг сообразил, что с силой сжал кулаки. Шумно выдохнул и попытался расслабиться, надеясь, что Цимбалист не обратит на меня внимания. Так и произошло. Он был слишком увлечён находящимся в его руках предметом.

— Дрянь дело, — услышал я его шёпот.

Быстро став за спиной Тани, Цимбалист поднял зеркало так, чтобы в нём отразились свеча и Таня, старательно вглядывавшаяся вперёд. Его руки окутало бледно-золотое сияние, зеркало пронзило несколько лучей.

Дина судорожно выдохнула, залюбовавшись происходящим. Глянув на неё краем глаза, я отметил, что смотрит не только в зеркала, но и на самого Цимбалиста. Причём взглядом... далёким от академического интереса.

Лучи метнулись к маленькому зеркалу, пройдя сквозь сидевшую Багрищенко. Охнув, она вздрогнула.

— Сидеть, — почти прошипел Цимбалист, и Таня замерла.

— Забери меня из мёртвых,

Я тебя услышу ночью,

Моё имя теперь стёрто,

Глянь в мои слепые очи.

В комнате вдруг разлился могильный холод, в ушах стоял странный шёпот, от которого по коже пробежали мурашки. В ужасе я сообразил, что странные слова не принадлежат никому из собравшихся. Их произносил кто-то, находившийся очень далеко отсюда; произносил сухим, скрипучим голосом, словно не было сил говорить чётко.

Динка широко распахнула глаза и с ногами влезла на кровать. Я мысленно чуть усмехнулся: неужто опасается, что из-под кровати кто-то вылезет и ухватит её за лодыжку? Но переведя взгляд на Цимбалиста, резко захотел взобраться на кровать рядом с Диной. Вместо невысокого мужчины в белой рубахе и закатанных штанах за спиной Тани изгибалась живая тьма, пронизанная тысячами белых искорок-огоньков. Багрищенко сидела неподвижно, она прекрасно видела, чем стал Цимбалист, но никак не выдавала своих эмоций.

'Сильная девочка, — в очередной раз отметил я. — Далеко пойдёт'.

— Забери меня из мёртвых...

Зеркало в красной оправе натужно дзынькнуло, по комнате разнёсся стеклянный звон. Я невольно подался вперёд. По зеркалу прошла трещина — глубокая, чёрная, словно безлунная ночь. Бледно-золотой свет померк в один миг, тьма окутала всё помещение. Дина хрипло выдохнула, но не вскрикнула. Спустя какое-то время я сумел разобраться, что то, что ранее было Призрачным Цимбалистом, положило длинные руки на плечи Багрищенко, склонилось к уху:

— Позови-и-и-и... — выдохнуло оно.

Потом зашептало что-то ещё, но на такой скорости, что я ничего не смог разобрать. Жаль. Сейчас-то уже понимал, что Цимбалист решил использовать зеркальный коридор — один из мощнейших способ перехода между мирами. Это лишь стереотип, что им пользуются девицы при рождественских гаданиях, высматривая своего суженого. На самом деле он годится для разных целей и мольфарам, и ведьмам и злыдням. Правда, только что выяснилось — не только им. Вон Призрачный Цимбалист справляется весьма недурно. Единственное... Я постарался отогнать эту мысль как можно дальше. Он же ставил хлипкий мостик между миром живых и мёртвых. А такие игры... Нет, не думать о плохом.

Таня тем временем едва заметно кивнула, быстро схватила нож и полоснула по ладони. Зеркало отразило её закушенную губу и горящие неестественным синим светом глаза. На мгновение мне стало страшно: Багрищенко сейчас здесь не было. Только пустая телесная оболочка, механически выполнявшая волю Цимбалиста. Её кровь вдруг вспыхнула багряным пламенем, метнулась в зияющее тьмой зеркало, закрутилась блестящим смерчем. Я почувствовал, как меня ухватили невидимые руки и потянули вперёд. Динка охнула и, кажется, вцепилась в быльце кровати. Сердце кольнуло иглой. Возникшая мысль обожгла раскаленным железом: мир мёртвых хочет утянуть меня назад. Я резко вскинул руки — ослепительно-зелёный огонь вспыхнул защитной стеной, отгораживая меня и Дину, от Цимбалиста и Тани. По комнате прокатилось злобное шипение.

— Забер-р-р-р-ри...

Дина вмиг сообразила и, вскочив на ноги, накинула серебристую сеть на мою стену. Сеть, конечно, тоненькая ещё, не все узлы выдержат, но сплела чары быстро, молодец. Даже внутри зародилась гордость за ученицу.

Шипение повторилось, но резко стихло, захлебнулось собственным звуком. Откуда-то донёсся грохот, стены комнаты задрожали. Таня громко вскрикнула, живая тьма обвилась вокруг неё. Зеркала разлетелись на тысячи осколков. Охнув, я ухватил Дину и закрыл собой — от физических ран щит не спасёт.

Она пригнулась и только тихо шепнула:

— Таня.

— Её не утащит, — едва успел ответить я и тут же приказал, — закрой глаза!

Меня послушались, тут же раздался оглушительный визг, по глазам ударил свет, что стало больно. Я зажмурился и неосознанно прижал Дину к себе. Но долго это не продлилось: удар в бок, боль, раскалённый воздух застыл в лёгких. Я закашлялся и пошатнулся, Динка выскользнула из моих рук и попыталась поддержать.

— Какого... — начал я и встретился с пылающим взглядом Цимбалистом, который, кажется, готов был вцепиться мне в глотку.

— Не трогай, — хрипло выдохнул он.

Дина посмотрела на нас обоих, чуть пожала плечами, а потом всплеснула руками и кинулась к подруге:

— Таня! Кирилл... Сергеевич!

Распластанный Громов лежал на полу. Бледный, едва дышавший, но, несомненно, живой. Я хотел кинуться к нему к нему, но почувствовал, стальную хватку Цимбалиста на своём запястье:

— Хранительница — моя.

Он выдохнул это так тихо, что девочки вряд ли услышали, но внутри всё заледенело. Потому что на меня смотрела тварь из мира мёртвых. Смотрела и... предостерегала. Противиться ей — самоубийство.

Я осторожно высвободил руку:

— Обещаний не нарушаю. И тебе... не советую.

На его лице промелькнуло нечто похожее на удивление. Однако сейчас было не до этого. Я присел возле Громова и нахмурился. Мда, дела всё-таки. Его состояние явно не хуже моего первоначального, но...

— Да по какому же праву! — неожиданно раздался из коридора дикий крик разъярённого Дидько, и мы все дружно вздрогнули. — Какая зараза положила на этаже медведя? Кто разломал стену? Ресурсы же не резиновые! Что я скажу Вий-Совяцкому? Найду виноватых — убью-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Глава 6. Упыри прилетели!

Когда я вернулся к себе, то обнаружил спавшую крепким сном ненаглядную соседку-злыдню. Пару секунд поумилявшись (в таком безобидном состоянии её можно застать крайне редко, поэтому стоило ловить момент), всё же добрался до собственной постели и сразу отключился. Ситуация вышла крайне напряжённой, хлопот обрушилось немало. Да ещё и Шаленый, дидько его за ногу! Устроил нам такую лекцию, что я решил больше не приближаться к лазарету на десять метров. Девочки, кажется, восприняли спокойнее, что, безусловно, радует.

А вот пробуждения пришло со... страшного. Меня трясли и одновременно пытались придушить.

— Андрей! Андрей!

С трудом разлепив глаза, я непонимающе уставился на склонившуюся надо мной Сашу. Кстати, встрёпанную со сна и едва одетую. Удушение оказалось радостными объятиями... ну, почти.

— Ты жив!

Дидько, что за глупое утверждение? Нет, я умер, а сюда положили в качестве подсобного материала для практикующих злыдней.

— Ткачук, изыди, я тебя умоляю, — пробормотал, тукнувшись в подушку. — Дай поспать, а?

На миг она оторопела, однако тут же принялась тормошить меня с удвоенным старанием. В результате я не выдержал и швырнул в неё подушкой. Ответ — визг и тычок в бок.

— Ну, держись! — рассвирепел я, вскочив и ухватив её за руки.

Сашка только довольно ухмыльнулась, сдув с лица чёрную прядь. Выражение её лица было слишком далеко от раскаяния, наоборот — больше напоминало довольную кошку.

— Пропажа нашлась! — хмыкнула она. — И не скажешь, что так долго в себя прийти не мог.

Я поудобнее устроился на кровати:

— Ну, да, конечно. На курорте был.

Саша неожиданно посерьёзнела:

— Не обижайся, я знаю, что это не так.

Я покосился на часы: так, на предмет поболтать у нас где-то минут десять — не больше. Вздохнув, всё же сел на постели и подобрал подушку.

— Не обижаюсь, — не стал я вредничать, — лучше скажи, что у нас тут с этой комиссией?

Карие глаза Саши расширились, она вскочила и хлопнула себя по лбу:

— Святой хвост Бесеньки, да они ж сегодня приезжают!

Говорить со мной больше не пожелали: она подхватила свои вещи и умчалась в душ. Я только вздохнул. Ох уж эти женщины! И как меня вообще угораздило жить с ней? Хотя, не буду скрывать — теперь мне это даже нравится. Может, пахнет каким-то извращением, но нравится.

Впрочем, засиживаться не стоило. К приезду комиссии должны подготовиться все.

* * *

Их было семеро. Все, как один, худые и сухие, словно осенние листья. Присыпанные сединой волосы, пронзительные серебристые глаза. Четыре мужчины и три женщины. Хоть бери и снимай фантастический блокбастер. Правда, ленты, достойной Голливуда, увы, не выйдет. Личики прибывших упырей всё же были дюже славянскими.