Клинок и виела (общий файл)

— И какой у тебя план? — Милано спрятал пистолет, решив, что без помощи доминивита все-таки не обойтись. — Не в монастыре же ты будешь опаивать собратьев.

— Нет, не в монастыре. У меня есть идея получше...

Сентябрь, 1557 года от рождения Кристы, Ливорно, Альтония

Их путь лежал через Эльмонские угодья. Агата шла на привязи, как домашняя скотина. В последнее время она и вправду чувствовала себя бездумным животным. И все из-за горбуна.

На привалах Арацио часто уходил, выискивал в лесу какие-то коренья, варил из них настой и насильно поил колдунью. От отваров у Агаты путались мысли, появлялись приступы мигрени, кружилась голова. Временами она теряла над собой контроль и выполняла приказы горбуна, словно кукла. Когда действие наркотика прекращалось, рассудок к ней возвращался. В моменты просветления она пыталась вырваться или мысленно воздействовать на Караваджо. Но магия не слушалась. Отрава мешала сконцентрироваться. В конце концов Агата смирился с тем, что в ближайшее время ей не удастся сбежать, и стала ждать подходящего момента.

— А ведьма-то присмирела, — довольно ухмыльнулся Караваджо. — Как животное, честное слово.

— Мои отвары лишают ее магических сил, — пояснил Арацио. — Сейчас она — овощ. Но не обманывайся, мой друг. При первой возможности она попытается сбежать.

— Так прикончи ее и дело с концов.

— Пять дней тащимся с ней и прикончить? Ни за что! Завтра доберемся до города и сдадим ведьму доминивитам. Они платят за сакристов неплохие деньги.

— Как бы твоя алчность не стоила нам жизней.

— Будь покоен, мой друг. Этого не произойдет.

К полудню следующего дня они прибыли в Ливорно. Стража задержала путников лишь на несколько минут. Получив исчерпывающие объяснения, пропустила в город.

Горбун влил в колдунью очередную порцию и освободил от веревок.

— Что ты творишь? — возмутился Караваджо. — Тебе что, жить надоело?

— Сейчас она в моей власти, — заверил горбун. — Связанная женщина привлечет ненужное внимание. А раньше времени я не хочу показывать ее доминивитам. Сперва надо выяснить, сколько они заплатят. Быть может, придется тащиться с ней до столицы.

— Ты играешь с огнем, плут.

— Зато не нападаю на двухбатарейные фрегаты.

Караваджо яростно скрипнул зубами, но промолчал. Недавние сражения сильно надломили морского волка. Он стал шарахаться от громких звуков, словно это были взрывы, превращающие суда в щепки. Его мучили кошмары и одолевали страхи. Муки совести и душевные стенания, столь типичные для кисейных дам и присутствующие теперь в нем, выводили его из себя. Сейчас Караваджо был сам себе противен. Он старался выбросить из головы гнетущие мысли, избавиться от внутренних демонов, но ничего не мог с собой поделать. Его душевное здоровье было под угрозой. А ведьма, вселявшая ему ужас своим присутствием, лишь усугубляла положение вещей.

На отдых и ночлег они расположились в припортовом клоповнике. Арацио снова связал ведьму, запер ее в комнате и куда-то ушел. Караваджо спустился в трактир и, добравшись до выпивки, начал топить свое горе в вине.

Первый кувшин он осушил залпом, со вторым расправился за четверть часа. Федервайсер уже не лез в глотку, а долгожданного забвения так и не пришло.

До таверны донесся звон портового колокола, возвестивший о том, что к причалу подошло судно. Сейчас начнется разгрузка. Засуетятся матросы и докеры, товар хлынет на лотки и прилавки. Караваджо вспомнил, как совсем недавно его команда продавала в Массалии награбленное. Последние рейсы принесли неплохой улов, команда молилась на своего бравого капитана и вот, что из этого вышло.

— Капитан без корабля, — прошептал Караваджо, глядя на дно кружки и наполняя ее новой порцией вина. — И без команды...

"Праща" пошла ко дну. Фрегат разлетелся на куски. Почти весь экипаж погиб в бою. Немногие выжившие разбрелись по Альтонии в поисках лучшей жизни. Караваджо, под чьи началом ходило две с половиной сотни человек, остался без людей и судна. И без денег — они тоже ушли на дно.

— Капитан без корабля... — в очередной раз повторил Караваджо и залпом выпил кружку вина.

За окном опустились сумерки. В трактир вернулся Арацио, купил выпивки и подсел к Караваджо.

— Вижу, ты все еще не смирился с потерей.

— Это ты во всем виноват, — буравя горбуна тяжелым взглядом, сказал Караваджо. — Я говорил, что все беды от баб. А ты вынудил меня взять на борт девку. Видишь, что из этого вышло? Из-за нее за нами увязались монбельярцы. Не будь ее на борту, "Праща" до сих пор бороздила бы морские просторы.

— Ты драматизируешь, мой друг, — беззаботно ответил Арацио и пригубил вина.

— Драматизирую? — прорычал Караваджо. — Я потерял "Пращу", остался без судна. У меня нет денег, чтобы купить корабль и нанять команду. По твоей воле я превратился в сухопутную крысу. Теперь только одна возможность выйти в море — наняться матросом к какому-нибудь удальцу.

— Не прибедняйся! — отмахнулся горбун. — Кое-какое имущество у тебя осталось.

— О чем ты?

— Я говорю про твою усадьбу под Лустой. Или ты забыл, как хвастался своим удачным вложением?

— И все-то ты помнишь, — скривился Караваджо и осушил кружку вина. Снова налил и снова выпил. Ему хотелось забыться в пьяном угаре, но проклятое вино не брало. — Эту рухлядь я смогу обменять только на дырявое корыто, в котором стыдно выйти в море. Из этого ничего не выйдет.

— Ни продавать, ни обменивать усадьбу не надо. Мы переждем там некоторое время, пока не появятся деньги.

— Из воздуха они что ли появятся?

— У меня есть план насчет нашей пленницы, — понизив голос, сказал Арацио. — За нее можно получить приличный выкуп.

— Я не торгую людьми, — отрезал Караваджо.

— Зато я торгую, — невозмутимо ответил горбун. — К тому же это не торг, а выбивание долгов. Ведь это из-за нее ты потерял судно.

— Не только из-за нее.

— Конечно, Милано сослужил недобрую службу, но мы взыщем плату и с него. Только не все сразу, мой друг.

— Ты хитер, как лис, — хмыкнул Караваджо. — Ладно, выкладывай, что ты задумал.

Рассказав о своих намерениях, Арацио оставил боевого товарища внизу и поднялся в снятую комнату. Он склонился над связанной ведьмой и вытащил у нее изо рта кляп.

— Сейчас же отпусти меня, урод, — приказал Агата, безуспешно пытаясь напитать голос магией внушения.

— Брось, милая, — Арацио панибратски похлопал связанную женщину по щеке и издевательски улыбнулся. — Я, видишь ли, не поддаюсь твоим чарам. Но люблю золото и с удовольствием отпущу тебя за разумное вознаграждение.

— У меня нет денег...

— Не трави меня сказками! Ты ведь не обычная сакристка. А из благородных. — Арацио склонился над колдуньей и приставил к ее горлу острие кинжала. — Признавайся, милая, есть у тебя богатые родичи или мне прикончить тебя на месте?

Агата пыталась проникнуть в сознание горбуна, но ей ничего не удавалось.

— За меня заплатит Фердинанд Монбельярский.

— Сам король, — задумчиво протянул Арацио, пряча кинжал. — Занятно. С такими людьми быстро не договоришься, но выкуп можно получить изрядный. Ну, сколько он за тебя даст?

— Я не особо дорогой товар, — сказала Агата, решив принять правила чужой игры. — Но у нас с Фердинандом есть общее дело, которое сулит огромную прибыль. Я готова поделиться вознаграждением взамен за твои услуги.

— Даже поражение хочешь сделать победой. Похвально. Но ты не в том положении, чтобы выдвигать условия, — спокойным голосом сказал горбун, а затем схватил колдунью за волосы и крикнул ей прямо в лицо: — Не пытайся меня обхитрить! Сколько за тебя заплатят?

— Пожизненная рента! — от боли вскрикнула Агата.

Арацио отпустил колдунью и прошелся по комнате.

— Я позову юриста, — продолжая расхаживать, говорил горбун. — Мы состряпаем договор. Ты перепишешь на меня половину обещанного королем имущества. После этого останется только написать Фердинанду, дождаться его согласия и тогда ты будешь свободна. По-моему это честная сделка.

Агату душил гнев, в черных глазах полыхала ярость. Она мечтала разорвать наглеца в клочья, но ничего не могла сделать. Впервые в жизни была совершенно бессильна.

— Я согласна...

Глава девятая,

Октябрь, 1657 года от рождения Кристы, Хетрурия, Альтония

Ночь прошла без сна. Джеронимо долго делился своими мыслями относительно того, как лучше спасти Жюли, не пролив ни капли крови. Рассказывал о маршруте доминивитов, показывал на принесенной с собой карте, в каких монастырях будет останавливаться процессия по пути в Лусту. Дорогу в двести миль кортеж должен был проделать за два с половиной дня. Первую ночь монахи проведут в монастыре Святого Винченцо, там слишком серьезная охрана, чтобы пробраться внутрь незамеченными. Вторую ночь — в небольшой церквушке в Хетрурии. Устроить диверсию решили в этой тихой обители.

Когда все было оговорено, за окном уже забрезжил рассвет. Джеронимо ушел, чтобы успеть на утреннюю молитву и не вызвать подозрений у собратьев. Милано с Никколо собрали вещи и отправились в ювелирную лавку.

Хозяин, круглолицый врит, сразу заинтересовался расплавленными монетами. Но при взвешивании начал сетовать на наличие в металле нежелательных примесей и предложил за кусок электрума лишь половину его реальной стоимости. Милано не согласился и собрался уходить, но хитрый врит его остановил. После длительных торгов и споров друзья получили три четвертых от веса и ушли довольными.

Выйдя из ювелирной лавки, наткнулись на Томаса, погорельца из Эльмоно. Чувствуя перед ним вину, Милано вручил бедолаге две лиры, чем несказанно обрадовал поникшего мужчину. Как оказалось, брат не очень-то поверил в торговый талант родственника и не одолжил ему ни пиастра. Но теперь ему хватит денег для собственного дела — по крайней мере, на первое время.

— Теперь зайдем в оружейную, — сказал Милано.

— Зачем? — удивился Никколо. — Решил пополнить коллекцию ножей?

Милано не ответил, а в оружейной лавке купил четыре пистолета: два кремневых и два колесцовых. После этого товарищи отправились в гавань и сели на каботажное судно, идущее в Порт-Лусту.

Плоскодонный двухмачтовый корабль поймал попутный ветер, сразу задал хорошую скорость — не меньше десяти узлов — и уже к вечеру прибыл в порт назначения.

Музыканты на целые сутки опередили доминивитов, которые двигались по суше.

— Куда теперь? — закидывая на плечо сумку, спросил Никколо.

— Позаботимся о том, чтобы устроить доминивитам знатный прием, — ответил Милано.

— А как же Джеронимо и его план?

— Я не доверяю предателям. Мы отправимся во дворец, возьмем десяток бойцов и встретим доминивитов во всеоружии.

— Ты с ума сошел! — не поверил своим ушам Никколо. — Мы не должны идти к королю. Или ты не понимаешь, на что обрекаешь Жюли?

— И на что же? — скривился Милано. — Не строй из себя невинную овечку! Ты с первого дня знал, на что идешь. Или с тех пор что-то изменилось?

— Конечно, изменилось. Мы ехали за кровожадной предательницей, которая грозила захватить власть в Альтонии, а повстречали наивную монашку, не знающую о своем происхождении. Я привязался к Жюли, а ты влюбился. Все изменилось, старина. Все! А ты по-прежнему хочешь отдать ее в лапы узурпатора...

— Поосторожнее со словами! Этот узурпатор — наш король.

— Мне жаль тебя, старина. — Никколо развернулся и пошел прочь. — На мою помощь можешь не рассчитывать.

— Обойдусь и без нее! — вспылил Милано и зашагал в сторону Лусты.

Из-за опустившихся сумерек, ворота в столицу уже закрыли. Но Милано это не остановило. Он знал, как попасть в Лусту в любое время дня и ночи, не привлекая внимания стражи. Пробравшись через заброшенный акведук, отправился в сторону королевского острова.

Добиться аудиенции с регентом не удалось — в пожаре сгорели документы, подписанные Мэрулом. Но Милано был так настойчив, что привратник позвал начальника стражи.

Капитан Хуан Фарнезе узнал старого боевого товарища и принял с распростертыми объятиями. Отвел в центральную башню, усадил за стол, налил себе и Милано по кружке вина.

— За встречу! — сказал Хуан и, чокнувшись, выпил. — Давно же мы не виделись. Последний раз, пожалуй...

— При осаде Метца, — напомнил Милано.

— Конечно! Именно там. А какими судьбами в столице?

— Я прибыл к регенту, но в пути потерял подорожную.

— И рядовой тебя не знал! — от изумления Хуан остановил кружку у самого рта и отставил ее, забыв выпить. — Эх, страна уже не помнит своих героев. А ведь помнишь, как раньше. Нас узнавала каждая собака...

— Лишнее внимание мне ни к чему, — пожал плечами Милано. — Да и к его величеству идти и не обязательно. Думаю, твоей помощи будет достаточно.

— Для тебя все, что угодно!

— Мне нужны люди для ответственного задания. Человек десять, не меньше. И чтобы были знатными рубаками.

— И всего-то? — усмехнулся капитан и отпил из кружки вина. — У меня все ребята хоть куда. Но для тебя отберу лучших.

— И пусть оставят мундиры дома. Форма привлечет внимание, а это ни к чему.

— Будет сделано, генерал, — заверил Хуан и подлил в кружки вина.

Опустошая один кувшин за другим, старые товарищи несколько часов делились воспоминаниям, говорили о пережитых битвах и полученных ранениях, о подвигах и умерших друзьях. Увлекшись беседой, Милано и сам не заметил, как изрядно охмелел. Из капитанского кабинета, он выбрался уже далеко за полночь. Шатаясь, побрел к единственному родному человеку, оставшемуся на всем белом свете, — к кормилице.

Милано шел по знакомым улицам и совершенно их не узнавал. Все в Лусте стало чужим и безжизненным. Предавшись ностальгии, он вспомнил свое первое впечатление от этого города. Вспомнил, как восхищенно вертел головой, рассматривая великолепные дворцовые ансамбли, выразительные статуи и звонкие фонтаны. Теперь красоты не впечатляли. Они потускнели в свете тех событий, невольными свидетелями которых стали.

Чуть позже в памяти невольно восставали картины бунта. Истекающий кровью генерал, грудью защитивший короля. Взбешенная толпа, сметающая все на своем пути. Бессмысленные убийства и погромы. В тот день Луста перемолола в своих жерновах шестнадцатилетнего юношу, которым был Милано, и выплюнула уже совершенно другим человеком.

Даже столь милый его сердцу Трастевере не принес успокоения. Милано блуждал по кварталу вритов, пытался вспомнить времена своего детства, но перед глазами представали лишь картины шестнадцатилетней давности: разбитые стекла, сожженные дома, трупы "меченных", устлавшие мостовую. Вритам всегда доставалось в смутные времена, даже тогда, когда они ни в чем не были виновны.

Постоялый двор Сары, словно зачарованный, пережил десятки погромов. Именно поэтому кормилица отказывалась покидать столицу и перебираться в более спокойные места. Она верила, что ее защищает Донна Криста.

Несмотря на позднее время, Сара не спала, стояла за стойкой, обслуживая немногочисленных клиентов. Увидев молочного сына, крепко обняла его и невольно разрыдалась.