| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Леху, хоть и выпившего, с толку сбить было трудно. Оставаться ночевать он наотрез отказался.
— Домой пойдем, — твердо отвечал он. — Что у нас, дома нет? И не надо нам ничего. У нас полный холодильник.
Но Ленке все равно совали в руки яблоки...
Переобнимавшись, наконец расстались. По безмолвной синей улице шли молча, но снег под ногами пел уже по другому.
Ленка прижималась к нему под рукав, и он чувствовал время от времени ее счастливые глаза на своей растерянной физиономии.
— Что ж ты раньше не сказала? Ребенок все таки. Нужно наверно в больницы сейчас ездить, наблюдаться. Женские консультации.
— А ты откуда знаешь? — притворно сердилась Ленка.
— У Олежки ребенок родился, — бестолково пробормотал он. — В Новый Год.
— А ты бы кого хотел — мальчика или девочку?
— Я? Девчонку.
— Леша... Ты что, правда на мне женишься?
— Конечно женюсь, что за глупости. Когда дети, это серьезно.
— Леша... Ну спроси хоть, кто отец...
У Лехи на мгновение в глазах почернело, и всплыла квартира без паркета, в углу фигурка на полу, лужа рвоты, ее непонимающее лицо.
— Кто? — недоуменно переспросил он. — Я.
— Как ты? — она даже остановилась, они уставились друг на друга. — Разве что-то было?
— А ты помнишь?
— Глупый! — засмеялась она. — Милый мой, хороший мой! Никакая я не беременная, просто хотела, что бы он на тебя не орал. Вон как мы все славно помирились. А ты бы на мне правда женился, и еще мне б доказывал, что ребенок твой? Лешка, ты у меня чудо! — она поднялась на цыпочки, закидывая неловко ему на плечи руки, отчего шапка у него покатилась на снег, пригнула к себе и поцеловала. — Такого больше не найти, хоть всю жизнь ищи!
— Идиота, — глупо улыбаясь, дополнил за нее Леха. За это она его снова поцеловала.
В конце концов, это случилось, что из того? Леха капитулировал.
Все сразу вышло из-под контроля, словно хитрая композиция, которую он так долго и терпеливо составлял из кусочков, начала рассыпаться на глазах, а он только наблюдал за этим, больше не в состоянии что-то поправить. Плотина открыла шлюзы, и дом перестал быть крепостью.
Началось с визитов родственников, проходящих под девизом "а как там, интересно знать, поживают наши дети?" Однажды, после ухода маман — они обе долго болтали в большой комнате на фоне сериала "Санта Барбара", а он распечатывал графоманские бредни Майкиной знакомой (немного пошло, немного порнушно, но по пятьсот рублей за страницу). За спиной возникла Ленка, она обняла его со спины, ласкаясь к щеке, словно кошечка.
— Ушла? — спросил Леха, не отрываясь.
— Угу... — она коснулась носом его уха. — Леша...
— Что? — размягчено отозвался он.
— Я тут подумала... А может, нам и прямо завести ребенка? Все так ждут... Ты б хотел?
— Не сейчас.
Руки ее дернулись было с ее плеч, но он ухватил их, и — оттянул рукав своей рубашки, которую она носила вместо халата. Тихонько провел пальцами по синякам от уколов, и поцеловал в ладонь.
— Попозже. У нас будет самый лучший ребенок. Не сейчас.
Она все-таки выскользнула и ушла из комнаты.
Леха вздохнул, потом поставил паузу.
Нашел он ее в ванной, бездумно уставившейся на бьющую из крана горячую воду.
— Лен...— позвал. Сел рядом. — Ну прости. Прости. Что ты хотела — к подружке?
Сходим. Вина возьмем. Или я тебя одну отпущу. Поболтаете. А я за тобой потом зайду. Ты же хотела?
— Лучше закончи сегодня, — со здравой рассудительностью ответила она. — А я почитаю.
— Я тебе вечером игру поставлю. А ребенок у нас будет, даже не один... Летом на юг поедем, там и займемся.
— Я передумала, — просто сказала Ленка.
Компьютер стал проклятием для Лешки — он стучал почти все время, все; работа, работа, а отрываться нельзя, потому что нужны деньги, а она, Ленка, все дальше отдалялась, терялась в маленькой квартире, соединившей их. Бросить все и заняться только ею — это была роскошь, на это у него не хватало духу. Вкалывая так, он словно доказывал постоянно всем, что может — без шахты, без отпусков и больничных, без выходных и передышек — содержать их обоих, понемногу отдавать долг и вновь собирать на ... Тьфу-тьфу.
Брать у родителей ему казалось непорядочным, он же женится, пусть и покажет, что мужчина, а не школьник с тремя рублями на обед от мамы с папой.
Но и отказать ей выходить он уже не мог; вновь размножилось какое-то невероятное количество похожих друг на друга подружек, он уже закрывал глаза, потому что Ленка оживала с ними, возвращалась беззаботная семнадцатилетняя школьница, озабоченная разве только результатами выпускных экзаменов.
Потом случилась вечеринка, на которую притянули и его, которую он вообще никак не смог расценить — дикую подростковую пьянку с этими девочками и их еще более непонятными ему инфантильными расхлябанными кавалерами.
— Молодежь! — плакался он потом Майке. — "Иванушки", "Эй оф бейс", слабые желудки, тощие фигурки, тупые предъявы — мы что, тоже такие были в восемнадцать?
Нет, утешала Майка. Ты уже тогда был высокий, умный брюнет. — Не издевайся, дарлинг. — Поставь мне лучше другую игру, ту, где леталки. Ты не опоздаешь за своей красавицей?
Леха махал рукой — пусть веселится.
Апрель подходил к концу, суд перенесли еще раз, пламя там раздулось нешуточное, и вызвали бы Володьку из армии, уже на то пошло ( Майка радовалась), но где его выцарапывать с той чеченской полосы, когда все военкоматы противоречили друг другу, и никого уже не удивляли ложные адреса полевых отделений связи.
Человек пропал как пылинка, канул в многомесячное молчание, растворился на карте боевых действий — пойди отыщи! Военкоматы были бессильны. А Майка? Майка устала убиваться — повода нет — объясняла она Лешке. А чего гаситься без конкретного повода. Лех удивленно косился на эту несвойственную ей рассудительность: взрослеем, дарлинг? Я тут игру одну раскопал для Ленки, трехмерку, пришлось еще комп нарастить, хочешь посмотреть? — Майка, конечно, соглашалась — мы с тобой как старички с галерки — старые и циничные, верно? — Брюзжащие. — Точно, кивал Леха. Особенно ты. — А что, двадцать лет — это уже диагноз. Пожили, хватит. Начинаем отмирать.— Не кокетничай, дарлинг, любезничал Лешка.
В двадцать лет Майка имела свежий вид и каждый месяц новую стрижку по моде. Она горделиво мотала свежеподстриженной копной пепельных волос. Это их веселило. Они давно понимали друг друга.
Ком катился, нарастал, и увлекал за собой лавину.
Однажды, отпустив ее к родителям на вечер, но вдруг затосковав в одиночестве, он двинул к ним раньше, чем хотел, а заходя в квартал, увидел подъехавшую к ее подъезду знакомую машину — знакомую по прошлому маю. Немного погодя из нее вышла Ленка, не заметив — или постаравшись это сделать? — его, зашла в дом. Леха осел на скамейку, нашарил сигареты в кармане куртки. Пусть успеет подняться, успеет раздеться. Случилось то, что случилось — точь в точь по прошлогоднему сценарию; как он, кретин, купился снова, как мог не устоять — уже в третий раз — это не чересчур ли уже? Повелся на те же сопли, на такие же нехитрые ласки, на кусочек нежности, брошенный ему словно в награду за преданную службу?
Леха, Леха, ну ты когда поумнеешь? Эти бредни способны обманывать только тебя — про поэзию молчания и недосказанности; эта странная любовь — она только в твоей голове, а на самом деле — восемнадцатилетняя продуманная самочка, которая дурила тебя и будет дурить дальше, когда ты посадишь ее к себе на шею также добровольно, как посадил в свою душу.
— Леша...
Это она. Подошла, села рядом, прижалась к плечу щекой. Молча. Он курил, не отодвигаясь, не отзываясь. Когда закончилась одна сигарета, взял другую.
— Ты видел.
Это не вопрос, и не утверждение. Немного грустно; как она смеет!
Леха мрачнел тем больше, чем больше сейчас не хотелось разговаривать с ней.
— Я осталась должна денег. Теперь они просят...
Впервые он поднял на нее глаза.
— Много. Это все очень дорого стоило. Что мне делать сейчас, Леша?
— Сколько?
— Давно на счетчике. На этой неделе пятнадцать. Знаешь, это из-за того, что я с тобой... Он зол. Я не хотела говорить, но ты увидел. Прости. Я ничего хорошего тебе не приношу...
Лешка бросил окурок, и крепко сжал ее в объятьях.
— Это ерунда, ребенок. Это такая ерунда! Мы найдем. Господи, я что только не подумал!
— Леша...
Олежку стукнула истерика. Бесполезно. Лех решил.
— Ты обкурился? Вы там вместе ширяетесь? Я знал, я говорил, говорил! Что ты хотел, она наркоманша, какие цветочки? Так влететь из-за такой лохушки! Опомнись, идиот, уколи себя в задницу, это развод, самый тупой!
— Бесполезно. Я решил.
— Я тебе не помощник! Я в дебилы не записывался! У тебя звездная болезнь? Прекрасно! Парус
* * *
!
* * *
на рыло! И не звони больше, не чмори мой телефон!
Я тебе в уши наплюю! Дибилоид!
Трубку бросили, Леха убрал телефон.
— Послал, — коротко пересказал он Майке.
— А зачем тебе Кондрат? У тебя Хэнк есть. Пусть он продаст. Ему привычнее.
Леха долго молчал, потом изрек:
— Майка. Я тебя когда обижал? Обзывал? Было? Запомни, когда тебя выберут в Думу депутатом. Тебя к правительственной награде надо прямо сейчас представлять, что они телятся? Может, тебе эмигрировать? Там оценят? Они мозги на вес покупают.
— Если ты ему доверяешь, конечно, — чуть порозовев, довершила свою мысль Майка.
— Я умру за тебя когда-нибудь, единственная, — серьезно пообещал Лешка. — Так и знай. Я запланировал.
— Остынь, — засмеялась Майка. — Тебя Олежка переругал? Он простит. Когда-нибудь. Как же, его зеленую...
— Леша, там тебя. Лена спрашивает, — просунула голову в дверь сестра. — Вы что, поссорились?
Слова, слова, ла-ла, ла-ла... Все равно не избежать. Никакой диван не поможет. И, помучившись немного, Лешка с дивана встал — всклокоченный, хмурый, вышел в предбанник. Ленка, такая родная, такая привычная, в новой весеннем платьице такая красивая — встревожено искала его взгляд. Он спокойно его встретил.
— Леша. Что случилось?
— Ничего. Собирайся. Отправляйся домой, или куда тебе будет угодно. Ключи занесешь Майке, — видит бог, ему легко давалось это равнодушие. Сердца в нем больше не было. Любить? Ее? Не смешно. Забавно лишь то, как она выглядела, забавно изумление и страх в ее заблестевших глазах и прыгающий подбородок — забавно. Но не смешно. Почти с жалостью невольной Леха пояснил, не дожидаясь нелепых вопросов — сделать это все-таки надо было, к чему заставлять ее искать новое вранье?
— Концерт окончен, ребенок. Я клоун, но цирк за мной вернулся. Хэнк не стал продавать мою машину, он знал твоих друзей и отправился к ним вкручивать — кто они такие, чтобы знать слово "счетчик"? С чего понтуют? Какие долги?
Оказалось, ребята делов таких не знают, про цифру пятнадцать впервые слышат, и кололи тебя из одной симпатии. Так что круто тут ты замутила — я б тебе и так дал все, что б ты захотела, если б только знала, чего хотела. А в жмурки играть, притворяться, любить меня я не заставлял, ты это хорошо знаешь. И свобода твоя мне нафиг не нужна была, я б тебя на ноги поставил, и свалил.
Дура ты, Ленка, ни ума у тебя, ни фантазии!.. Беги домой, родителям скажешь, что захочешь, мне — все равно.
Он боялся, что она еще что-нибудь начнет говорить... Но она тихонько глянула на него своими молчаливыми глазами, и — вышла.
Лешка хотел заплакать, но не смог. Сердца в нем больше не было.
Хэнка найти можно было только с утра на рынке; вечером — безнадега. В администрации развели руками, ищи сам, где-то здесь, если уже не уехал.
Узрев переполох в последнем ряду, Лех двинул туда.
Хэнк громил чурок. Буквально. Пинал ногами по их лоткам с фруктами, апельсины и бананы раскатывались по грязи... Орал матом в психе великом. Леха попятился.
— Твари черномазые! Бомжи помойные! Предупреждал я вас? Предупреждал?
Один попал ему под руку, высокий перепуганный азербайджанец, Хэнк вломил ему от всей души и бросил в руки своих парней.
Так он шел по ряду, скидывая ящики на дорогу, распинывая груши и мандарины, периодически прикладываясь к самым несимпатичным для него физиономиям, побелевший от гнева, сея ужас и оцепенение. За ним двигалась почтительно его свита — бритые спортивного вида парни, зачищая за командиром территорию.
Тут Хэнк увидел Лешку, перевел дыхание. Было видно, что апогея он достиг, подустал, и готов остановиться.
— Внушение, **— сказал он, стряхивая с рук кровь. — Бестолочи, бараны неграмотные. С ними только так. Паспортов почти ни у кого нет, не то что санитарных книжек. Суки неоформленные. Один раз уже с налоговой **встревали, но ума не прибавило. Что завтра у всех **бумаги были! А меня не **, где вы из возьмете**! А если вас на другом месте поймаю
* * *
— убью на месте! Ясно, козлы горные? Все слышали? Что б через полчаса ни одной черной задницы я тут не видел,
* * *
!
— Не боишься? — помрачнев, спросил Лешка. — Народ то горячий, злой.
— Эта пионерия? — презрительно фыркнул Хэнк. — Это у них в природе, тупое стадо баранов, что бы их трахали. Завтра поползут, деньгами своими тыкать станут — Саша-джан, не сердись... Лохи, — обозначил он их как класс. — Ты за деньгами?
— Нет.
После увиденного делиться с Хэнком своими проблемами Леха расхотел. Но все таки спросил:
— Ты с тем так же разговаривал?
Хэнк посмотрел на него, соображая. Потом вспомнил, и что промелькнуло в его бледно-голубом взгляде — вроде участия?
— Нет. Я спокойно с ним разговаривал.
— Я тут подумал, может, ты напугал, вот он и соврал?
— Понимаю... Тут вопрос — кто соврал. Брось это, Леха. Выкинь из головы. Она тебя динамит — так или иначе. Ходит к нему и все такое — я говорить не хотел. А про бабло он впервые услышал, можешь мне поверить. У него ума бы не хватило. Да, тебе в суд повестка пришла?
— Нет еще.
— Все. Окончательно 23мая. Реквиему крышка. На него все повесят.
— А ты что, рад?
Хэнк посмотрел на него, как на дурака.
Пришла Майка.
— Здравствуй, единственная.
— Что делаешь? — спросила она.
— Английский учу, — усмехнулся он.
— Ну? — ужаснулась Майка. — А зачем?
— Может, пригодится когда. Я в программы залазить хочу, а без англа там нефиг делать. Сейчас порылся в дискетах Илюхиных, нашел переложение Илоны Давыдовой, так правда звуковой редактор подключать пришлось. Хочешь посмотреть? Наушники, микрофон... Для отработки произношения. Мне правда, произношение пополам, лишь бы читать, но там серия игр идет — леталки — там на голосовых командах, пришлось купить.
— Да ты заболел уже. Пойдем ко мне?
— А зачем? — недоуменно спросил Леха. Куда то идти от компьютера — это он уже не понимал.
— Ну... Я тебя покормлю.
Майка смотрела так просительно, и лицо у нее было грустное...
— А чем кормить будешь?
— Что захочешь, — с готовностью произнесла она. — Пошли. Плохо мне. Хоть поболтаем. А?
Леха улыбнулся.
— Как откажешь... — Он дернул было ручку двери, потом спросил: — Может, пива возьмем?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
