Рожденный бескрылым. Рожденный летать.

Когда существо повернулось ко мне мордой... то есть лицом, я уже знал, что увижу. О таких, как он, все слышали, но почти никто их не видел. Это был йети, снежный человек — тварь, очень близкая человеку по физиологии.

Йети был ростом чуть выше меня. Длинная золотистая шерсть покрывала его тело, на лице, почти человеческом, она была чуть короче, ясно выделялись усы и борода. Карие глаза светились живым умом... да он, наверняка, и был разумным.

— Это ты меня спас? — спросил я.

Снежный человек чуть наклонил мохнатую голову.

— Ты понимаешь меня?

— Угу, — промычал он.

— А говорить умеешь?

— Ух... — грустно ответил спаситель.

— Не получается?

— Ы-ы... — вздохнул йети.

Я вдруг почувствовал себя намного более глупым, чем этот человекоподобный зверь. Он-то хотя бы понимал чужой для него язык. Стоп! Если йети действительно разумен, значит...

Я вгляделся в его ауру, и объединил сознания. Вот оно!

— Я тоже понимаю тебя, — произнес я. Йети удивленно ухнул.

— Как это возможно? — донеслась до меня его мысль.

— Я слышу твои мысли.

— Здорово! Устал объясняться с вами жестами... — йети не слишком удивился. — Есть хочешь?

— Если есть что... А как ты меня нашел?

Я присел поближе к костру. Дым от него тонкой струйкой уходил к потолку, а затем в трещины камня, и воздух в пещере оставался свежим.

— Ты прямо у моей пещеры упал, — объяснил йети. Его неразборчивых уханий, вздохов и воплей я уже не замечал, концентрируя внимание только на мыслях. — Я же не зверь, помог...

Не зверь... да, все же он никакой не зверь. Может, даже более человек, чем многие из нас. Значит, это на его следы я наткнулся...

— А откуда ты Лорандийский знаешь?

— С людьми часто дело иметь приходится. Тут, недалеко, живут.

— Охотники?

— Угу.

Он вынул из огня, просто руками — видимо, шерсть хорошо защищала от жара — что-то, напоминающее камень, и несколько раз ударил им о пол. Камень раскололся, рассыпался на кусочки, обнажив кусок жареного мяса. По-видимому, йети пользовался старым и простым способом — готовил мясо в глине.

— Обалдеть... — сказал я, принимая протянутую мне еду. — Один живешь?

— Мы по натуре одиночки.

— А как же продолжение рода? — удивился я.

— Ну, так для этого... вовсе не обязательно жить вместе, — резонно заметил мой мохнатый спаситель. — Сам-то ты как на меня набрел?

— Искал дорогу, ну и... как мне тебя отблагодарить?

Я впился в сочное мясо, тепло разлилось по телу... только прикончив кусок, я заметил, что мясо было несоленым.

— Да мне ничего не надо... — развел руками йети. — Ты пока в себя приди. Снаружи пурга...

— Долго я лежал?

— Кто ж его знает... как раз мясо сготовилось за это время... — в подтверждение, он взял второй "кирпич" и, так же разбив его о камень, сам принялся уплетать его.

— Это медведь, — пояснил хозяин с набитым ртом. Впрочем, на четкость мыслей это не влияло. — Недавно набрел на берлогу. И шкура тоже его.

— Часто ты людей встречаешь?

— Ну как сказать... в города не хожу, женщины меня пугаются. А так... есть у меня, как уже говорил, знакомые. Придут, выпить принесут... ты чего вылупился?

— Ну... — я не удержался от улыбки. — Не думал, что ты тоже употребляешь алкоголь.

— А что, забавная вещь... Ну вот... приходят, выпить приносят, разговариваем с ними — я, как обычно, жестами... выговорить, знаешь, ваши слова не могу. Иногда меняем что-то. Я им шкуры всякие, они мне выпивку ту же самую... оружие подарить хотели, да я отказался. Не люблю я железо...

— Ладно, хозяин... Я посплю еще?

— Спи, не бойся. Незваных гостей у меня не бывает.

— А я?

— Так ведь это я тебя притащил...

Спать мне, на самом деле, не так уж и хотелось — просто я не мог найти себе подходящего занятия. Мысленный разговор с йети, хоть и не лишенный интереса, уже надоедал.

XX.

...Впереди, переливаясь синими и зелеными искрами, лежало бескрайнее море, за спиной моей шумел тот самый, такой необычный, лес... Два запаха — морской: йода, соли, водорослей — и лесной: смолы, листьев, травы — смешивались, возбуждая и щекоча нервы.

— Как я устал от этих снов... — произнес я в пустоту.

— Снов больше не будет.

Человек в длинном плаще с капюшоном встал с камня у самого берега и повернулся ко мне. Длинные волосы спадали на его лицо, вместе с капюшоном полностью скрывая черты.

— Снов больше не будет, — повторил он. — По крайней мере, таких.

— Как ты можешь обещать это?

— Как? Флей, ведь это я был причиной им всем.

Человек подошел ко мне ближе.

— Тогда объясни... объясни, зачем нужны были эти дурацкие видения?

— Посмотри на это море, Флей... — незнакомец приобнял меня за плечи, другой рукой указывая вперед. Я не стал вырываться, этот человек вызывал во мне необъяснимое доверие. — Посмотри... Это море — конец твоего пути... точнее, пути тебя нынешнего...

— А дальше — смерть в морских волнах? — почему-то спросил я.

Человек в плаще кивнул.

— Не исключено. Это один из вариантов. А второй вариант — плыть.

— Я не понимаю.

— Неудивительно, Флей. Осознание уже близко, но еще не произошло. Осознание, мистик-немистик... заблудившийся мессия...

— Я не мессия.

— Мессией не рождаются... им умирают. Но у тебя будет свой путь.

— Ты говоришь загадками. Скажи прямо, чего ты хочешь от меня.

— Я всего лишь хочу помочь тебе осознать себя до конца, Флей. Ведь ты помнишь лишь последние пять лет... и уже не надеешься вспомнить, что было до этого.

— А это возможно?

— Более чем возможно. Необходимо, и скоро осознание придет. Твоего прошлого, а затем и твоей сути... загадки природы... Ты живешь жизнью бродяги-наемника, тратишь бесценный дар на пустяки, не ищешь ни причины, ни смысла, ни цели — а между тем, есть и причина, и цель...

— Скажи мне, кто я есть?

— Я сказал бы, но, увы... это не только не поможет осознанию, но и не позволит ему свершиться — твое подсознание не поверит этому, и память не вернется. Так уж устроен разум — ты должен узнать это не от кого-то, осознание должно прийти само. Эти сны... все... имели своей целью подготовить тебя к Пробуждению.

— А кто ты, незнакомец? — я резко сбросил его руку со своего плеча. — Кто ты, что так заинтересован в моем пробуждении? Кто ты, что решаешь за меня, кем мне быть?

— Я? — человек очень странно усмехнулся. — Я — это ты, Флей.

Он откинул капюшон назад, легким движением руки отбросил набок волосы. Мое сердце бешено забилось. Меня, отечески улыбаясь, разглядывал я сам. Нет, не совсем я... этот Флей казался старше, и лицо его отражало не вечную горячность юноши, а доброту старого мудреца... а еще — две пряди волос на висках, присобранные в хвосты, были совершенно седыми. Почему?

— Да. Я Флей, — произнес мой двойник. — А кого ты ожидал? Светлого бога? Воплощенный Эфир? Великого мага, решившего сделать из тебя спасителя мира? Нет, Флей. Я — это всего лишь ты. Ты истинный. Твоя суть... Скрытая сторона твоей личности. Альтер-эго, если хочешь.

Я медленно кивнул, не отрывая взгляда от себя же.

— А почему ты?..

— Не важно, Флей. Ты сам узнаешь все... Скоро — это я тебе обещаю.

Я молча склонил голову.

— А теперь, Флей... мне все-таки есть, что рассказать. Может, дам пару наставлений на будущее — хоть у нас одна душа, многое я понимаю лучше тебя. В следующий раз, когда мы увидимся, ты уже будешь мной — ведь я обещал, что снов больше не будет — о том же, как ты любишь прислушиваться к голосу собственного рассудка, промолчим. Поэтому спрашивай, пока есть возможность...

— Ответь мне, почему в этих снах я лишен всех способностей?

— Все просто. Во сне их и не может быть. Здесь нет эфира... точнее, здесь все — эфир. Ты уже видишь не глазами, понимаешь?

— А... — у меня были тысячи вопросов, я не знал, какой задать... но Флей понял без слов.

— Каждый сон затрагивал какую-то часть твоего разума, вызывал какую-то эмоцию... Страх, непонимание, боязнь неведомого, неверие, гордость за себя, разочарование, упоение собственной глупостью, и, наконец — восхищение прекрасным... Все это готовило твой разум к осознанию.

— Флей... — нелегко называть другого своим именем, даже себя самого. — Ты можешь сказать мне, что ждет меня впереди?

Он улыбнулся немного грустно...

— Я не знаю будущего... знаю не больше, чем ты... Но, как и ты, могу разглядеть его... Лишь вблизи и неточно, но все же... Как я уже говорил, близится твое пробуждение... У тебя будет возможность жестоко ошибиться... постарайся ей не воспользоваться. И главное, помни: твое прошлое — это еще не есть твоя суть.

— Я не знаю, куда мне отправляться... Я не верю, что судьба настигнет меня везде. Ответь мне... куда лежит мой путь?

— Я же сказал, что не знаю будущего... но тебе это и не нужно, ты лишь хочешь переложить тяжесть выбора на чужие плечи... пусть даже твои собственные. Что ж, отправляйся в столицу... и живи, как знаешь, вопреки предчувствиям... Я знаю, что ты не сможешь упустить свой шанс. Уж я-то знаю... Пора просыпаться, Флей. До встречи.

Все исчезло — берег моря, волны, лес, и мое отражение. Я приподнял голову с мягкой шкуры... В углу горел очаг, снежный человек мастерил что-то из обломка кости. Впервые я проснулся по-настоящему счастливым.

* * *

Я легко разгреб снежный сугроб, загораживающий выход. Снег попал под одежду и стал бессовестно таять, холодными ручьями рассекаясь по моему телу, но это не могло меня огорчить.

— Пока, йети! — я помахал спасителю рукой и зашагал к дороге, увязая в громадных сугробах.

Пурга уже перестала, снова с серого облачного неба падал только мелкий снежок.

На мое счастье, по занесенной снегом дороге уже успели проехать несколько повозок, и путь был хоть приблизительно, но отмечен.

Направо, налево? — я остановился у дороги. Можно отправиться в придорожный трактир, можно в Нефрисс... вот только до города мне не дойти, даже по хорошей погоде, раньше, чем к вечеру. Остается трактир.

Я направился по тракту в сторону гор, быстрым шагом. Трактира я не видел, но оно и неудивительно, рельеф тут редкой неровности.

Дорога была совершенно пустынна, видно, не многим улыбалось переть аж в Киарус по ненаезженной дороге... а хотя... ошибаюсь. Последний след казался совсем свежим.

Я вдруг задумался о сказанном мне во сне... Пробуждение... осознание... А еще... Флей назвал меня мессией. Почему? Он знает что-то, чего не знаю я... бред. Ведь он — это я... Возможно, он не знает, а понимает больше... Все равно не ясно. Но, несмотря на все сомнения, хотелось верить в сказанное. Именно поэтому я отправляюсь в столицу.

С такими мыслями я подошел к придорожному трактиру. Заведение, добротно выстроенное из бревен, гостеприимное, теплое, будто приглашало войти, но мое внимание привлекло нечто другое.

У входа стояли крытые сани, запряженные тройкой коней. Ямщик на козлах, скучая, курил трубку. По запаху дыма я узнал грозоцвет — однако, крепкая же у него голова.

— Куда едете? — я подошел к мужику, широко улыбаясь. Тот пустил еще клуб дыма, и вдруг произнес длинную образную тираду о том, как хотел бы он куда-нибудь поехать, но хозяин, идиот со справкой, хоть и дворянин, как увидел питейное заведение, не смог удержаться, и отправился тратить последние деньги, к тому же еще отдав приказ ждать, пока он не выйдет, никуда не отлучаясь.

— Три часа уже... — закончил ямщик. — А до столицы сутки пути чистого времени. Если мы будем так останавливаться через каждые двадцать верст, с ума сойду точно. Хотя, с другой стороны, — ямщик чуть смягчил том, — хоть лошади отдохнут. Если в сосульки не превратятся, — он глубоко вдохнул и, наконец, спросил:

— А тебе-то что?

— Может, подвезешь? Мне как раз до столицы.

— Хозяин будет против, боюсь...

— Да ладно тебе! Хозяин даже ничего не заметит, а тебе хоть не так скучно будет.

— И верно... если этот дятел продолжит...

Дверь трактира со стуком распахнулась, и оттуда вышел, чуть покачиваясь, молодой человек лет двадцати семи. Одет он был в шубу, сейчас распахнутую, и прижимал к себе светловолосую особу женского пола, чья профессиональная принадлежность была очевидна.

— Это он... — произнес кучер сквозь зубы. — Давай, садись. Сейчас буду ему внушение делать...

Молодой дворянин, все так же, в обнимку с девицей, подошел к саням, распахнул дверь и потребовал:

— Гар...рис! Поезжай! Садись... ик... милая...

— Сию же минуту, сэр, — насколько возможно вежливо ответил слуга, и только я понимал, как трудно ему удержаться от хамства в адрес, несмотря ни на что, любимого, хозяина. — Позвольте только напомнить о двух важных моментах.

— Чее?..

— Во-первых, как, по-вашему, будет возвращаться из столицы эта дама?

— Ой, да неважно... — аристократ засмеялся дурацким смехом. — Как-нибудь...

— Ладно, второе. Вы помните, сколько у нас осталось денег после покупки лошадей?

— Да поф-фиг! — дворянин снова засмеялся. — Трогай уже!

Ямщик вздохнул.

— Как можно быть таким дураком? Напиваться вусмерть на последние деньги... Леди, — обратился он к девушке. — Вы, конечно, можете отправляться с нами, только вам стоит знать, что до похода в таверну у этого... представителя благородного общества... было в кошельке ровно тридцать восемь лир. Осмелюсь предположить, что сейчас там и этого нет.

"Леди" не сказала ни слова, но продемонстрировала свою понятливость, без промедления оставив дворянина.

— Куда же ты! Ангел мой! — заорал, плача, пьяница. — Не бросай меня в пучину волн одиночества!

— Во дает! — подмигнул мне кучер. — Не зря он учился изящной словесности... Помоги-ка его запихнуть.

Мы вдвоем спрыгнули с козел и стали не слишком бережно заталкивать дворянина.

— Гаррис... ты свинья! — сообщил тот, оказавшись в санях. Мы же, отдышавшись, поднялись на козлы.

— Вот так и живем... — вздохнул Гаррис. — Но-о, пошли! Папаня у него тоже был тот еще мот, но до сына ему далеко... Я еще при отце его лакеем служил, на руках этого качал. Сейчас вот... продали остатки имения, раздали долги, купили коней — хорошо, я с ними управляться умею — и в столицу. Может, в гвардии его примут... А ты сам-то куда?

— А кто его знает... — ответил я, разглядывая заснеженную дорогу. — Навстречу судьбе...

XXI.

Путь до столицы занял у нас не много времени: ехали, почти не останавливаясь, два дня подряд. Всего один раз сделали остановку, на середине пути. Крестьяне в том селе, как ни странно, оказались покладистыми, и, увидев аристократа, без разговоров накормили и его самого, и его спутников, и коней — вероятно, потому, что мы не требовали слишком многого.

Молодой дворянин не стал возражать против моего присутствия: проснулся он как раз, когда я начинал рассказывать очередную историю из жизни, и, вместо того, чтобы жаловаться на несовершенство мира, столь очевидное с похмелья, подполз к окошку спереди и стал внимательно слушать. Вопросов о том, откуда я взялся, у него, естественно, не возникло.