Крестоносец: Железная Земля

Никогда не испытывал более кошмарных ощущений! Глядя в полыхающие огнем глаза эльфийки, словно завороженный, я вдруг понял, что за моей спиной стоит НЕЧТО. Волосы мои зашевелились, ужас сдавил грудь, закопошился в кишках. А потом Элика заговорила — и это был вкрадчивый и скрипучий голос Бодина.

— Кто ты, пес безумный? — выдохнула она; зеленые огоньки в ее глазах разгорелись еще ярче. — Что тебе нужно от меня?

— Я хочу вопрошать, — от волнения и страха во рту у меня стало сухо, и говорить было трудно. — Ответь на мои вопросы, Бодин. Ты знаешь о Звере?

— Да, я знаю о Звере.

— Что ты знаешь? Говори!

— Я знаю то, что начертано письменами в запретной книге. Грядущий Зверь уже среди вас.

— Кто он? Я хочу знать его имя.

— Его имя — вой толпы, стоны умирающих, звон мечей и треск горящей в пламени человеческой плоти. Он Зверь Третий, Возрожденный, тот, кто был повержен у ворот Мирны и который вернется в назначенный час. Скоро великая война пробудит его, и он возглавит Восставших в войне, которую нельзя избежать. Тысяча лет мира истекли, этого не изменить никому. Запах войны разбудит тьму в каждом сердце. Запах ужаса, дыма пожарищ и мертвечины. Волки в чащобах радостно завоют, учуяв его. Узы крови распадутся, брат захочет крови брата, сын возжелает смерти отца, мать проклянет детей своих. Боги отвернутся от людей, слишком велика будет мерзость, живущая в людских сердцах. Скоро багровые реки потекут по земле. Вот тогда Зверь выйдет из тени и покажет себя миру. Он получит престол предательством и обманом, но всем будет казаться, что корона предназначена ему по праву, и лишь немногие увидят правду. Ложь, изреченная им, будет радовать ваш слух. Его жажда мести и крови воодушевит вас. Вашими руками он будет приближать приход Последнего Царства. С его воцарением война охватит весь мир. Каждая отнятая огнем и мечом жизнь будет умножать его могущество. Никто не заметит, как живое станет мертвым, а мертвое живым.

— По каким признакам мы узнаем Зверя?

— Он будет лжив и коварен. Никто не распознает в нем обманщика. Он очарует тысячи, и они с радостью пойдут за ним на смерть, чтобы в назначенный час, когда перевоплощение Зверя будет завершено, занять место в его войске Восставших.

— Что будет дальше?

— Третье Нашествие. Великая Тьма. Граница между миром живых и Неназываемой Бездной исчезнет. Сила Зверя станет неодолима.

— Можно ли остановить Зверя?

— Остановить? — Элика наклонилась ко мне, и я невольно отпрянул назад. — Можно ли убить мертвого? Можно ли одолеть силу, которая внушает ужас даже богам? Придет время Зверя, и я вернусь следом за ним. Тогда ты проклянешь час своего рождения.

— Кто такой Зерам Ратберт?

— Он слуга волков. Дитя, вскормленное волчьим молоком. Но он не воплощение Триады. Он средство, а не цель.

— Что ты искал в Харемской обители?

— То же, что и вы — ключ. Но вы опоздали. Вам не перебороть магистров.

— Мы видели пророчество о Конце времен на картине. Зверь будет повержен, и ты, прислужник Тьмы, навсегда останешься в ней.

Я изгоняю тебя, дух! — внезапно крикнула Элика, очнувшись от транса. — Vell`arren te murranne ma Vayr-Annon! Vell`thar te scabah au rhytt!

Ответом был громкий утробный рев за дверью, а потом в запертую дверь посыпались удары. Свечи в комнате разом погасли. Элику сотрясали судороги, она откинулась назад, и я не смог ее удержать — волшебница упала навзничь, едва не повалив сияющий жезл. Я вскочил и схватил лежавший на кровати меч. В дверь еще раз ударили, а пару секунд спустя раздались громкие вопли внизу, в трапезной. Мне показалось, что я узнал голос Джарема.

— Элика! — Я бросился к магичке, попытался поднять ее, но эльфийка была в глубоком обмороке. — Ах ты, мать-перемать!

Оставив бесчувственную Элику, я выбежал из комнаты, пронесся по коридору и оказался на лестнице. Джарем метался среди столов, на него с двух сторон надвигались толстяк-хозяин и его жена — оба в ночных рубашках. В руке у трактирщика был топор. Мальчик, открывший нам дверь, спрятался за стойкой и вопил, пронзительно, на одной ноте — я видел только его голову и перекошенное ужасом лицо.

В три прыжка я пересек зал и оказался между Джаремом и толстяком. Трактирщик остановился, тараща на меня мертвый взгляд, потом зашипел и пошел вперед. Я ударом меча выбил у него топор. Однако захватившая несчастного старика злая сила явно жаждала моей крови и отступаться не хотела. Корчмарь попытался вцепиться мне в горло: я ударил его по вытянутым рукам и обрубил кисти — одна отлетела в сторону, вторая повисла на сухожилиях. Вместо крови из ран потекла мерзкая белесая слизь, как из раздавленного таракана. Мой следующий удар снес ему голову. Одновременно Джарем рассек фальчионом череп старухе.

— Ми..ми..лорд, я...я-а-а-а-а, — заикаясь, начал оруженосец, но я сделал ему знак помолчать и направился к мальчику. Тот сжался в комок, глядя на меня полными ужаса глазами.

— Все в порядке, — сказал я, убирая меч и протягивая ему руку. — Все хорошо. Джарем, посмотри за ним.

Элика все еще была без чувств. Я взял ее на руки, положил на кровать. Свечение жезла ослабло, и я начал зажигать свечи. Руки у меня тряслись, я пару раз едва не выронил кресало огнива. А потом я услышал глубокий вздох.

— Эвальд!

— Слава Богу, жива! — Я забыл про свечи, сел рядом с ней на кровать, взял ее руку. — Натворила ты дел, лапочка.

— Он был не один, — прошептала Элика. — Они следили за ним.

— Они?

— Я не... смогла. Прости меня.

— Все хорошо. Тебе принести воды или вина?

— Нет... побудь со мной. Боги, как холодно!

Я попробовал улыбнуться ей, но улыбка у меня наверняка получилась невеселая. Тут в дверях появился Джарем.

— Мальчик приходит в себя, милорд, — отчитался он.

— Принеси вина и разожги камин, — приказал я. — И побыстрее.

— Да, милорд, — сквайра как ветром сдуло. Я накрыл магичку одеялом, после поднес руки Элики ко рту, подышал на них, чтобы согреть. На губах эльфийки появилась слабая улыбка.

— Ей повезло, — прошептала она, — а мне... нет.

— Не говори глупостей. Сейчас ты согреешься, и все будет хорошо.

— Waer`me carna ohdwynne are Laenne a`salard.

— Что ты сказала?

— Неважно. — Она вздохнула и закрыла глаза. — Проклятье, как тело болит! Он будто вывернул меня изнутри.

— Ты идиотка, — начал я, — разве можно делать такие вещи? Ты едва не угробила себя и нас всех. Трактирщик и его жена стали одержимыми, и нам пришлось их убить.

— Не злись. Лучше скажи, что любишь меня... Нет, не как Домино. Скажи, что любишь меня... как сестру.

— Элика, ты ведь не этих слов от меня ждешь.

— Хотя бы таких.

— Я на самом деле люблю тебя. Если бы не Домино...

— Все, ничего больше не говори. Не заставляй меня злиться и страдать. — Тут она посмотрела на меня, и в ее глазах заискрился знакомый мне озорной блеск. — У тебя скорбная рожа, шевалье. С такой физиономией принято стоять у одра умирающего. Не бойся, я не умру. Я живучая тварь. И со мной ты попадешь еще не в такую переделку.

* * *

Суббота был в бешенстве.

— Итак, стоило мне оставить детишек без присмотра, и они едва не запороли все дело, — сказал он, сверля меня взглядом. — Я уже не говорю про двадцать гельдеров, которые пришлось заплатить коронеру, чтобы замять всю эту историю с убитыми обывателями. Это была моя премия за папашу.

— Я возмещу тебе эти убытки. Я...

— Болван ты! — крикнул дампир и хлопнул ладонями о столешницу. — Ты не должен был позволять этой эльфийской шалаве вызывать дух умершего. Хочешь знать, что вы натворили? На Бодине была мистическая метка де Сантрая, он был его прислужником. Возможно, сам был обращенным вампиром уровня малака. Его бессмертная душа принадлежит магистрам. Вызвав его дух из бездны, вы обратили на себя внимание магистров Суль, и теперь они будут знать о каждом нашем шаге.

— Каким образом?

— Сканирующая магия и ваш дурацкий обряд, идиот. Отныне им известен запах крови эльфки. Этого достаточно, чтобы знать, где она и даже читать ее мысли. Что теперь прикажешь делать? Я уже не говорю о том, что проклятая дура сама себе подписала приговор. Инквизиция сгноит ее в темнице.

— Инквизиция ничего не узнает, если ты ей не расскажешь.

— Не расскажу, — Суббота, казалось, немного успокоился. — Нам надо убираться отсюда. Чем быстрее, тем лучше. Это место проклято.

— Элика больна. Ей нужно восстановить силы.

— Вот почему я не хотел с тобой работать, — дампир наставил на меня указательный палец. — Ты слюнтяй. Жалость неуместна, когда речь идет о судьбе империи.

— Послушай, Лукас, а не пойти ли тебе в жопу? — не выдержал я. — Если ты такой умный, работай один. Надоело слушать твои оскорбления.

— До тебя все еще не дошло, зачем ты здесь? Ты выполняешь секретное задание императора. И я его выполняю. — Суббота налил вина из кувшина в кубки, один подал мне, второй взял сам. — При этом командую тут я. И отвечаю за успех дела тоже я. Ты и Элика без моего разрешения сделали то, чего не должны были делать. Вы подставили меня, детишки. На будущее запомни — я не потерплю никакой самодеятельности. Любой мой приказ должен выполняться буквально.

— Хорошо, я понял, — я сделал глоток вина и поставил кубок на стол. — Об одном прошу, не доносить на Элику.

— Ах-ах, само благородство! — Дампир криво улыбнулся и залпом выпил вино. — Плевать мне на нее. Мне нужны ее магические способности, и нет времени искать ей замену. Закончим дело, тогда и поговорим. Но сначала тебе следует встретиться с королевой и сообщить о наших находках. Кстати, зря ты не сказал епископу про стол-карту.

— Это еще почему? — Я был удивлен.

— Потому что наступает канун великих событий, парень. И в Рейвеноре хотят знать, кто сегодня сидит во дворце Вильзичь — преданные союзники империи, или хитрый и коварный враг, готовый ударить ножом в спину при первом удобном случае. То, что скрывает Заповедь, нужно всем.

— А что скрывает Заповедь?

— Знак. Символ. Регалию, — Суббота наполнил кубки. — Нечто, что может изменить карту империи.

— Элика полагает, что это меч Зералина, — помолчав, сказал я.

— Меч, корона, костыль, вставная челюсть бабушки Зералина — какая разница? Этот предмет подтверждает права на владение Железной Землей и определяет, с кем будут виари в последней войне — вот что главное. И расклад при этом такой: если это нечто достанется виари, исполнится их древнее пророчество, все кланы объединятся, и для ушастых придет время обрести свою землю. Если реликвия достанется виссингам, пророчество Эская никогда не сбудется, и виари останется только одно — служить Суль. Но это в том случае, если в Вильзиче решили изменить империи, снюхались с сулийцами или ведут свою игру.

— Ты знаешь о пророчестве Эская?

— Теперь давай подумаем, что будет, если реликвия окажется у магистров, — Суббота сделал вид, что не слышал моего вопроса. — Опять же виари присягнут Суль, у них не будет другого выбора. И наш враг на Западе, и без того могущественный, станет еще сильнее.

— Есть еще один вариант — меч окажется во дворце Рейвенора, — заметил я.

— В этом случае Алерий станет законным королем виари, мистическим наследником самого Зералина. Морской народ присягнет империи и поможет защитить наши западные границы в том случае, если начнется поход против Тервании.

— Суббота, почему эту самую реликвию, как ты говоришь, не искали раньше?

— Потому что руки не доходили. А теперь вот дошли.

— Кажется, я понял тебя, — с усмешкой сказал я. — Добавляем монетку из могильника в Баз-Харуме, которую ты носишь не шее, и то, что сказал нам дух Бодина и получаем ответ: мы накануне грандиозного шухера. Возрази мне, если я не прав, Суббота.

— Ты прав. И доказательство тому — то, что с тобой случилось. Высокий Собор готовит поход на востоке, ибо так хочет император. И этого ждут магистры Суль, чтобы нанести свой первый удар. И нанесен он будет здесь, в Кланх-о-Доре. Отсчет времени пошел на дни, сынок.

— Что мне нужно делать?

— Для начала отправишься к королеве Вотане. Расскажешь ей все, как есть, до мельчайших подробностей. Про святилище, про стол, про Заповедь. Королева должна тебе полностью доверять. Она прикажет тебе доставить ей предмет из Заповеди — ты согласишься. Закончив дела в Левхаде, возьми с собой Домаша и поезжайте в Виругу, вот сюда, — Суббота развернул на столе карту, показал на ней нужное место. — Там и встретимся. За Элику не беспокойся, мы с Ганелем за ней присмотрим. У тебя неделя, шевалье. Больше времени дать не могу. У нас его просто нет.

* * *

Аптекарь, сгорбленный старенький имперец с красными слезящимися глазами, долго читал рецепт, а потом посмотрел на меня со страхом.

— Да, милорд, у меня есть все необходимые ингредиенты, — прошамкал он. — И я могу изготовить для вас... это снадобье. Только осмелюсь спросить — вы уверены, что вам так необходим эликсир?

— Да, уверен. И заплачу вперед. Сколько вы хотите?

— Пять золотых, милорд. Составные части эликсира весьма дороги.

— Хорошо, — я отсчитал требуемую сумму и прибавил еще один гельдер. — А это вам за молчание.

— Нет, сударь, — старик покачал головой и придвинул монету мне. — Я не возьму с вас ни гроша лихвы. Мое молчание ничего не стоит, поверьте. Приходите завтра, к открытию моей аптеки.

С Аптекарской улицы мы с Джаремом отправились прямо в резиденцию епископа, чтобы забрать Домаша и вместе с ним ехать в Левхад. Здесь меня ждал сюрприз — оказывается, байор уже вторые сутки в замке не появлялся. Лошадь роздольца стояла в конюшне, и это вызывало беспокойство. Расспросы слуг и послушников тоже ничего не дали. Подавив раздражение, я сел на коня и поехал в город. Я примерно догадывался, где мог зависнуть мой роздольский друг.

В Кале, как мне сказали в замке, было два борделя и примерно дюжина кабаков. В первом веселом доме мне было сказано, что господин, похожий на Якуна Домаша, у них не появлялся. А вот во втором, на улице Кающихся Грешниц, меня ждал успех — пышнотелая, крашенная в жгучую брюнетку бордельмаман тут же сообщила мне, что произошло в ее заведении.

— Да, он был здесь, — заявила она, обмахиваясь веером. — Не человек, а помесь медведя и свиньи. У меня бывает почтенная публика, добрый сэр. Богатые и уважаемые люди, которые приходят ко мне весело провести вечер. Ваш знакомец явно к ним не относится.

— Обойдемся без лирики. Где сейчас байор Домаш?

— Там, где ему и положено быть — в темнице. Он тут все вверх дном перевернул. Заявился сюда пьяным, как грязная свинья, лез ко всем со своими объятиями и поцелуями, избил моего охранника. Пришлось вызывать стражу, чтобы его угомонить. Репутации моего заведения нанесен удар и кем — поганым имперским боровом! Кто мне заплатит за весь этот разгром? Может, вы?

— Я бы рад, сударыня, но у меня нет денег.

— Конечно, — "мамочка" с презрением посмотрела на меня. — От вас, имперцев, одни убытки. Тогда хватит болтовни. И не хотела бы я больше видеть вас в своем заведении.