Четыре грани 3.2

— Не слишком увлекайтесь, на снегу холодно, — ехидно прокомментировал Дерек, забавляясь происходящим и успев заметить добродушные понимающие взгляды сородичей лаэра, которые, казалось, и не удивились его неожиданному порыву заявить на мальчишку свои права именно сейчас.

Ильшат пытался поймать болтающийся повод коня Ренальда, чтобы отвести его подальше от не торопящихся подниматься с земли парней. Гнедой красавец будто чувствовал, что сейчас уже не просто шутливая возня, устроенная людьми, а что-то более серьезное, угрожающее его хозяину. И потому предостерегающе пофыркивал в сторону степняка, высоко задирал морду, мотая головой, и нервно пританцовывал, не позволяя приближаться на расстояние вытянутой руки.

Взгляд Айдара оказался нечитаемым. Лицо варвара будто враз утратило все эмоции, оставив на губах подобие слабой улыбки. В сочетании со странным выражением глаз, будто затянувшихся пеленой прошлых воспоминаний, выглядело это пугающе, но степняк упрямо продолжал наблюдать за пока что безуспешными попытками подопечного выбраться из объятий его друга. И Дерек поспешил отвернуться. В какой-то степени он понимал, что сейчас ощущает Айдар, ночной разговор о детстве варвара не прошел даром. Он ведь и сам хотел дружеского внимания Аслана. А этих двоих связывало нечто большее, чем простые приятельские отношения. Впрочем, до конца, ему, наверное, никогда не понять их своеобразный культ степного воинского братства.

И только Руслан, все еще не научившийся владеть эмоциями, невольно демонстрировал всем желающим откровенную ревность и неодобрение, отчаянно завидуя родному дяде, которому было позволено возиться с Ренальдом, даже если тому это не нравилось. Самому ему не раз объясняли, чтобы он выкинул из головы любые фантазии насчет Рена. Но разве можно заставить себя добровольно отказаться от того, что он чувствовал умом, сердцем и прочими частями юношеского организма, не только рядом с этим блондином, но и тогда, кода Рен оставался в Замке лаэра, а он — в доме своего отца, в Степи...

Эти эмоции и волнующие чувства — недопустимая между воинами блажь. Достаточно лишь взаимной симпатии и победы над согласившимся определиться с ролями, помогая друг другу сбросить доставляющее неудобства напряжение. И все-таки, Рен занимал в шкале жизненных ценностей Руслана особое место. Оттого было так невыносимо тяжело и сладко вновь и вновь мучить себя хотя бы короткими встречами, позорно выклянчивая у отца дозволения в составе любого отряда отправиться 'в гости к дяде Аслану'.

— Поехали уже, — скептически хмыкнув, решительно объявил Даут спутникам. — Аслан, пять минут на объяснения и догоняйте. У меня к тебе тоже есть серьезный разговор, — распорядился мужчина, которому и лаэр до сих пор не решался перечить.

— Ииийоху! — пришпорил скакуна Мерген, устремляясь за Ильшатом, мгновенно среагировавшим на приказ старшего.

Дерек перехватил тоскливый взгляд Русика и подмигнул пацану:

— Догоним?

Даут лишь покачал головой, радуясь, что парни пока что переключились. Пусть лучше немного погоняют лошадей, спуская пар, чем изводятся от желания надрать задницы недоумкам, оскорбившим воинов. Но у самого на сердце было неспокойно. Столкнувшись с Морицким, он почувствовал настоящую, неприкрытую угрозу, исходившую от этого человека, привыкшего получать желаемое. Такие, как лаэр Ливар Морицкий не отступают. Этой змеюке следовало вырвать жало, пока никто не пострадал.

— Пусссти, — просипел Рени, задыхаясь под тяжестью навалившегося сверху тела. Или от внезапной близости человека, с которым пытался соблюдать дистанцию. Он сейчас затруднялся здраво оценить свои первоочередные потребности в процентном соотношении. — Ненавижу тебя!

— А я жизни своей не представляю без тебя, — поморщившись от неприязненного тона, тихо прошептал лаэр. Чуть отстранившись, он внимательно разглядывал искаженное злостью лицо, любуясь им, пытаясь подавить порыв впиться губами в его рот, завладеть языком, чтобы не смел говорить всякие глупости. И отстраненно отмечая, что даже затрудняется с выводом — нравится ли ему то, что его руки дрожат от напряжения, едва удерживая вздорного мальчишку в подчиненном положении. Юноша замер, черты лица немного разгладились, и на какое-то мгновение Аслану показалось, что Ренальд сейчас улыбнется. Но тот будто ждал еще чего-то. И не дождавшись, устало прикрыл глаза:

— Зачем Вы так со мной, господин?

— Как 'так'?

— Меня тошнит от Ваших игр, — признался Рени в самом деле ощущая дискомфорт в районе желудка и подступающую к горлу тошноту. Правда, чем это вызвано в большей степени, он не знал — то ли пережитым потрясением от новости, что он теперь 'игрушка' Руслана, а какой-то похотливый засранец претендует на право заполучить его в свое распоряжение. То ли оттого, что не получилось постоять за себя и честь Тессы, усмирив порыв ледяной крови, не дав ему выхода. Или же просто от обиды на то, что Аслан оказался рядом, и ведет себя, как ни в чем не бывало.

— Ты ударился? — забеспокоился лаэр, живо вскочил на ноги и рывком поднял парня. Стянув с него меховую шапку, снова перехватил за талию попытавшегося отстраниться Ренальда и, не выпуская ни на миг, придерживая одной рукой за поясницу, второй осторожно ощупал его затылок. — Где болит?

— Да в порядке моя голова! — окончательно расстроился Ренальд из-за нежелания Аслана понять истинную причину его негативного настроя на общение с лаэром. — И разве это теперь Ваша забота?

— Не ударился, но бредишь, — вздохнул любовник, сделав неутешительный вывод. — Ну и с чего ты решил, что ты теперь — не моя забота?

— Я понимаю, что рабу не положено знать больше того, что ему готовы сообщить, но я-то, наивный, посмел надеяться, что...

— Заткнись! — посоветовал Аслан, — пока не наговорил глупостей. Ты — моя забота, моя головная боль и моя отрада. Я не собираюсь ни с кем делиться такой привилегией. Как бы тебе не хотелось, но другого господина у тебя не будет. Уясни себе раз и навсегда, так будет проще для всех нас. И если когда-нибудь возникнут недоразумения, помни о том, что услышал сейчас.

— То есть, до конца своих дней... — тихо прошептал Рени, внезапно почувствовав жгучую зависть к Дереку, которому была обещана свобода.

Ренальд затруднялся ответить, хотел бы он, в самом деле, эту мнимую свободу?

Что она дала бы ему, если пришлось бы возвращаться в родительский дом, оккупированный ненавидевшим его дядей? Старший родственник распоряжается не только финансовыми средствами семьи, но и имеет право по своему усмотрению устроить брачный союз. Но презрительное отношение соседей и знакомых их сословия наверняка прослышавших о его незавидной участи, не позволяют надеяться, что хоть кто-то решится отдать за него даже свою самую страшную дочь. Хотя Рени и вообще-то с огромным трудом представлял, зачем ему какая-то посторонняя девица, с которой придется общаться? И хотя бы ради продолжения рода ложиться в одну постель, а затем воспитывать ее детей, изображая семью. У него уже есть любимая! Единственная, неповторимая и лучшая на свете!

И мать ничем не поможет, не защитит. Тем более, сейчас, когда стала женой этого ненавистного человека, попав в еще более зависимое положение, чем была прежде, числясь вдовой его отца. Единственная возможность остаться в какой-то мере независимым от влияния родни — это попытаться поступить на государственную военную службу. И до конца своих дней влачить жалкое существование, довольствуясь казенным имуществом и затем — домом для одиноких ветеранов, кровью, пожертвованной за отечество, заслуживших эту привилегию. Только вот проблема — бывших рабов не брали не только на военную службу, но и вообще на службу в государственные структуры Энейлиса. Возможная свобода не слишком радовала своей перспективой.

А то, что он имеет сейчас, живя здесь в статусе презренной постельной игрушки — не каждый отпрыск аристократов может себе позволить.

Да только и это не было главным. Здесь он практически забыл о том, что имеет этот рабский статус, потому что тут, в Замке-крепости на краю Энейлиса — его дом, и его семья. Здесь — Тесса. И этот факт перечеркивает все остальное, примиряя с некоторыми неудобствами. В качестве наложника ее мужа он может быть рядом с любимой, хотя бы для себя самих оправдывая незаконную любовную связь. Но получив вольную, им придется отказаться друг от друга...

— Нет, так далеко в будущее я не заглядывал, — помрачнел Аслан. — Но на ближайшее время, по крайней мере, пока не закончишь Академию, — даже не мечтай о свободе... и прекрати 'выкать', раздражает, — попросил варвар, догадавшись, что этого Рени и добивался, хоть как-то пытаясь его уколоть за вынужденное подчинение.

— Почему ты здесь, а не в городе? — сдался Ренальд, перестав вырываться.

— Потому что... Помнишь, я тебе говорил, что ты — моя слабость, Котенок. Вот и... — покаянно вздохнул лаэр, притянув растерявшегося от столь откровенного признания парня ближе.

— Ты знаешь, на что способен этот Морицкий и испугался за меня? — осенило Рени. — Но со мной же были степняки и Дерек? Да и кровь...

— Да, испугался, — откровенно признался лаэр. — Мои родичи-степняки — подданные другого государства, а у вас с Дереком — особый статус, который не позволяет вам...

— Понятно, — перебил Ренальд.

— Я не хотел, чтобы вы вообще пересекались. Этот гнилой тип — не тот человек, с кем следовало бы общаться моей семье, Рени. Я не умаляю его заслуг, как военачальника, способного удержать рубежи от вторжения врагов Энейлиса, но по человеческим качествам... Это тварь, Мелкий, опасная, злопамятная тварь, с извращенными желаниями, от которой следует держаться как можно дальше...

— Надо было просто сказать... Объяснить мне... Пересидел бы в казарме — ничего бы не случилось. А теперь... Может, я ошибаюсь, но драка все-таки завтра состоится. Аслан? — отшатнулся Рени, теперь пытаясь прочесть по сосредоточенному лицу своего любовника, насколько все худо.

— Все к этому и идет. Главное, что не сегодня — не хочется идти на бал в потрепанном виде. Пересудов не оберешься. Да еще и эта столичная делегация, — сморщился Аслан, как от зубной боли. — Не хочу, чтобы они представили отцу отчет, сгущая краски. У меня с ним и так не слишком хорошие отношения. Расстояние заставляет его мириться с моим образом жизни.

— Мне жаль... — сочувственно произнес Ренальд.

— Ерунда, не бери в голову, — оптимистично улыбнулся лаэр. — У меня достаточно других родственников. И главное — рядом Тесса и ты.

— Скажи, а этот Морицкий — сильный противник, да? — забеспокоился Рен, неосознанно вцепившись в одежду Аслана.

— Да, — не стал лукавить варвар. — Только у нас желания разные — он хочет получить тебя, а я — защитить. И поверь, сделаю все возможное и невозможное.

— Невозможное я ему и сам устрою, если что, — решительно вскинул голову Рени, снова почувствовав тугой ком ненависти в груди. — Главное, ты береги себя, а то Тесса будет расстраиваться...

— А ты? — лукаво взглянул Аслан на оттаявшего парня.

— А что я? Я и так приношу вам одни проблемы, — растроганно пробормотал юноша, больше не сопротивляясь объятиям, и сам пристыжено прижался лбом к плечу Аслана.

— Не без этого, — беззлобно съехидничал хозяин Замка.

Ладонь так удобно устроенная на затылке наложника сжалась, сгребая пряди густых светлых волос, за которые он оттянул голову парня немного назад, чтобы прижаться холодной щекой к его, пылающей румянцем.

Рени больше не брыкался, позволив им обоим постоять вот так, наслаждаясь теплом и близостью друг друга, пусть пока что так и не прозвучали слова, которые Ренальд подсознательно ждал услышать. А Аслан тщательно следил за тем, чтобы именно это, пугавшее его самого признание по отношению к парню, не слетело с языка.

Это неправильно. Он не хотел быть слабым...

— Послушай, что я тебе скажу, — нарушил первым лаэр возникшую паузу. — Я, как твой хозяин и господин, категорически запрещаю тебе нарываться самому, реагировать на любые провокации со стороны этой гниды. Но если... насчет этого существует ничтожная вероятность, — поспешно добавил Аслан, почувствовав, как напрягся Рени. — Но все-таки — если только будет прямая угроза твоему физическому состоянию — разрешаю... нет, не так! Приказываю тебе защищать себя любыми доступными способами, ясно? Я сам отвечу за твои действия. И еще...

Аслан отстранился, переместив и вторую руку на затылок Рени, не позволив ему поднять голову, прижался лбом к его лбу, не найдя в себе мужество посмотреть юноше в глаза, чтобы удостовериться в том, как он воспримет следующие его слова.

— Если вдруг что-то... случится с тобой не по твоей вине, помимо твоей воли... просто знай, что для меня... и для Тессы важнее всего твоя жизнь, Солнышко. Все остальное можно пережить. Но даже геройская смерть не оставляет ни одного шанса...

— Зачем ты мне это говоришь, Аслан? — насторожился Ренальд. — Для командира это какое-то не слишком патриотическое напутствие. Разве смерть не лучше, когда речь о чести и достоинстве? Особенно, если прихватить врага за Грань?

— Не придирайся к словам, — вздохнул Аслан, нехотя признавая правоту наложника, но чувствуя, что его 'правда' в данной ситуации главнее. — Лучше делить на троих терзающе-неприятные воспоминания, стараясь отогреться и прогнать боль души и тела, чем на двоих — безутешность невосполнимой утраты.

— Ты просто не понимаешь, — горько подытожил Рени, передернув плечами, пытаясь переварить смысл услышанного. — Тем, что ты имеешь в виду — не принято делиться с посторонними...

— Великие Духи! Разве мы с Тессой стали тебе посторонними?! Когда?!

Ренальд возмущенно вскинулся:

— Конечно, нет! И ты прекрасно знаешь об этом! Но тем более! Близких еще хуже окунать в то дерьмо, в котором извозился сам...

— Я сделаю все, чтобы тебе не пришлось этого испытать, Котенок! Просто хочу, чтобы ты помнил о том, как дорог нам, мне... А что это ты дрожишь? — спохватился лаэр. — Замерз?

— Не знаю... — выдавил Рени, тщетно пытаясь расслабиться и унять странный тремор, чтобы Аслан случайно не решил, что он просто испугался мрачной перспективы. — Почему-то колотит... Наверное, я все еще злюсь на тебя, — пошутил он.

— Вряд ли... Не выдумывай, Мелкий. Я не мог прогневить тебя настолько серьезно, — рассмеялся Аслан, но тут же посерьезнел. — Рени, Котенок, сейчас некогда вести долгие беседы. Мне действительно нужно забрать жену и возвращаться к остальным гостям. А тебе лучше пока оставаться в казарме от греха подальше, пока гости не уберутся восвояси.

— У меня же экзамены послезавтра! — вспомнил Ренальд. — Мне надо быть в Академии...

— Я помню, — кивнул лаэр. — И решу вопрос с сопровождением, не волнуйся. А пока выставлю двойное оцепление — занимайся спокойно — Ливар тебя не достанет. Пока что версия такова, дескать, Рус — капризный ребенок, который не намерен делиться или на что угодно променять свою новую игрушку, то есть — тебя. Надеюсь, он отнесется к такой роли с пониманием и не потребует от меня ответить за клевету, — хмыкнул Аслан. — Варвары в его возрасте слишком щепетильны к тому, что их продолжают считать эгоистичными детьми.