Школьный роман

   Упоение от любви, которой она ранее брезговала, волной выбросило её из привычной жизни в жизнь иную, где вечность кажется мгновением, а секунда — бесконечностью. Но время, потерявшее свой смысл всё же дало о себе знать, когда силы оставили обоих. Егор сполз с дивана на пол и замер, обхватив коленями руки, пытаясь унять колотившую его дрожь. Марго, как только немного отдышалась, превозмогая слабость и усталость, поднялась, чтобы привести в порядок свою одежду и самое себя. Каждое движение давалось ей с трудом — настолько было раскоординированно. Как, оказывается, непросто поймать пуговицу на блузке, расправить юбку, попасть ножкой в туфлю. Она покачивалась как пьяная, ей хотелось снова лечь, растянуться блаженно и расслабленно и не шевелиться так целое столетие. Но она не могла думать только о себе. Ей нужно было привести в чувство этого болезненно вздрагивающего мальчика, которому никак не удавалось восстановить дыхание и перестать дрожать, подобно промокшему насквозь котенку.

   Но только она сделала шаг в сторону от дивана, как Егор совсем по-детски уцепился ей за руку:

   — Пожалуйста, не уходите... не надо, пожалуйста!.. — в его голосе слышались слёзы, испуг и отчаянье.

   Она остановилась над ним и с такой ласковостью, какую сама от себя не ожидала, ответила:

   — Я никуда не ухожу... что ты, мальчик мой...

   Егор только и смог, что притянуть её руку к своему лицу, целуя кончики пальцев. И Марго пронзительно осознала, что чувствует сейчас совсем не то, что должна бы почувствовать — стыд, усталость, разочарование в себе, пресыщенность и обычную брезгливость... Она чувствовала в себе новое, ещё более сильное зарождающееся желание близости со своим единственным мужчиной — в одночасье вызревшего из мальчишки, почти ребенка.

   Егор всё держал её за руку, медленно приходя в себя, успокаиваясь, а она стояла рядом, не догадываясь присесть на диван или тут же на пол. Когда его дыхание почти выровнялось, Марго, чтобы не затягивать неловкую паузу спросила:

   — У тебя есть зажигалка? Мне не от чего прикурить сигарету.

   — Нет. Я не курю, — Егор, наконец, поднял на неё глаза, — Но если хотите, прикурю вам хоть от лампы.

   — Пожалуйста... — Марго просительно взглянула на него и шагнула к своему столу за дежурной пачкой. Через минуту она вернулась с сигаретой в тонко подрагивающих пальцах и протянула её Егору.

   Егор поднялся, подошел к столу, на котором горела настольная лампа. Скоро кончик сигареты заалел, и Егор вернул её Марго. Но стоило Маргарите Николаевне только поднести сигарету к губам, как он вдруг резко выхватил её из пальцев и смял, забыв, что она раскурена и можно обжечься.

   — Нет, не курите, это не для вас! — воскликнул он, а потом, немного смутившись, добавил, — Простите, Маргарита Николаевна...

   — За сигарету? Или... — спросила она машинально

   — За сигарету! — вскинул голову Егор, — За всё остальное — "или" — я не могу. Потому что люблю вас и... снова вас хочу! Скажите мне — я не смею?!

   Марго не ответила ему, не успела, потому что его глаза снова вспыхнули, и он шагнул к ней, чтобы стиснуть её в объятиях. Она почувствовала себя не женщиной, а ненасытной кошкой, и от желания, вспыхнувшего в ней снова, ей стало жутко. Она теряла контроль над собой, стоило только Егору коснуться её, жар предстоящей новой близости не отрезвлял, не отпугивал, а наоборот, манил, завлекая в свои затягивающие сети.

   — Боже мой, что мы делаем, — простонала она сквозь зубы, собрав в себе все силы, и отшатнулась прочь. — Уходи... ты должен уйти...

   — Нет, — хрипло шепнул он.

   — Я прошу тебя, это выше моих сил... Егор, уходи.

   — Нет! — с упрямой мольбой повторял он, сильнее сжимая Марго в кольце рук.

   — Егор, я прошу тебя! — Марго неожиданно резко высвободилась и коснулась пальцами его висков. — Сейчас ты должен уйти! Слышишь меня?

   Ответная упрямая реплика замерла у Егора на губах, потому что Марго в каком-то отчаянном порыве поцеловала его в губы.. А после этого быстрого поцелуя легонько оттолкнула его от себя и тут же, отступив на шаг, отвернулась.

   Она слышала, как закрылась за ним дверь и обессиленно опустилась в кресло, оставшись наедине со своим путающимися противоречивыми невеселыми мыслями.

* * *

   Марго пришла домой спустя минут сорок. Борис Иванович уже добрую четверть часа ждал её, начиная волноваться. Марго скинула плащ и туфли, заглянула к Жене.

   — Опять компьютер? Через пять минут возьмусь за проверку домашних работ! — строго выговорила она и закрыла за собой дверь в Женькину комнату поплотнее.

   Борис Иванович в недоумении потер лоб — какая проверка, если они собирались идти? Но спросить он не успел, Марго сказала первая:

   — Извини, Борис, я никуда не иду.

   — Что-то случилось? — осторожно спросил он, прочитав на её лице выражение холодной замкнутости.

   — Да, случилось... И мне необходимо с тобой об этом поговорить.

   Директор напрягся. Судя по всему, разговор не сулил ему ничего приятного.

   — Давай поговорим, Маргарита Николаевна, — устало вздохнул он.

   — Только не здесь. Идем в мою комнату.

   Марго решительным шагом прошла к себе, впустила изменившегося в лице Бориса Ивановича и затворила за ним дверь.

   А потом без сил опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Директор присел напротив неё, но не торопился с расспросами. Он ждал, когда она сама начнет говорить, а пока только с состраданием смотрел на неё. Через минуту Марго отняла руки от лица и выпрямилась.

   — Борис, я ухожу.

   Он вздрогнул, услышав от неё эти холодные слова, хотя, положа руку на сердце, давно их предчувствовал и ждал.

   — Да... — устало и растерянно проговорил он, — да, я понимаю, я не смог стать для тебя кем-то... как бы я ни мечтал об этом.

   Марго быстро взглянула на него, качнула головой и сказала:

   — Я ухожу из школы.

   Директор ошарашенно посмотрел на неё:

   — Что? Как это понимать? Как так — ухожу?!

   — Я ухожу из завучей, ухожу их учителей! Борис, понимаешь — ухожу! Только не надо меня сейчас вразумлять, успокаивать, просить одуматься!

   — Как это не надо? Надо! Необходимо! — Борис Иванович соскочил с места. — Что всё это значит? Что за нелепое решение? Маргарита, объясни мне! Как ты только до такого додумалась — ухожу из школы? Из ТВОЕЙ школы!

   — Не кричи, пожалуйста... Здесь посторонние уши...Сядь и выслушай спокойно.

   Борис Иванович послушно сел обратно, но был весь как на иголках. То, что он услышал, требовало немедленного объяснения, оправдания, в конце концов! Но Маргарита Николаевна словно не спешила объяснять. Она вела себя странно — вся ушла в себя, скупо роняя слова, но Борис Иванович не замечал того, что собственное решение как — то волнует её саму.

   — Прости... но я не ожидал от тебя подобного, Маргарита Николаевна. Не знаю, как и реагировать.

   — Как реагировать?.. — грустно усмехнулась она, — подыскивать нового завуча.

   — И слышать не хочу! Да я просто никуда тебя не отпущу! Ты не можешь уйти из школы!

   — Я не могу оставаться, Борис, не могу, не имею права! — воскликнула Марго сдавленным голосом. — Прости меня за то, что тебе сейчас предстоит услышать. Но я должна всё тебе рассказать... Постарайся меня понять, если сможешь. Я совершила непростительный поступок. Преступление... против морали, этики, нравственности. Я занималась любовью со своим учеником. Завуч школы, учитель совращает несовершеннолетнего мальчика. Как ты думаешь, после этого я могу оставаться на своём месте?!?

   — Погоди... Это абсурд какой-то... что ты такое говоришь? — Борис Иванович был не похож на самого себя, он словно постарел, лицо потемнело, взгляд померк, мозг перестал четко работать, отказываясь понимать слова, которые произносила Марго.

   — Это не абсурд. Это грязный, низкий, гнусный поступок завуча школы. Я дисквалифицировала себя навсегда. Я сама себя презираю, ненавижу... Мне больше ничего не остаётся делать, только уйти. Я ухожу и молю Бога, чтобы совершенное мной никак не отразилось на репутации школы. Если подобное произойдет, я просто не переживу. Ты знаешь, Борис, что для меня моя школа... Моя школа... — слёзы вдруг крупными горошинами потекли по её лицу, не умеющему искажаться в гримасе рыданий. Она, казалось, не умела плакать и Борису Ивановичу было дико видеть на всегда спокойном красивом лице слёзы. А Марго будто их не заметила — не отёрла рукой— и продолжала на одном дыхании — Мне не страшно никакое другое наказание за мой проступок, достаточно того, что я лишилась своей школы... Всё, Борис, я больше не могу. Я всё тебе сказала, оставь меня, пожалуйста...

   — Нет, не всё, — твердо сказал директор и снова поднялся, но на этот раз он взял себя в руки, был сдержан и почти спокоен. — Нет, не всё...

   Борис Иванович прошелся по комнате, остановился у окна, развернулся к Марго.

   — Егор?.. — спросил он отстраненно.

   Марго помедлила немного, затем всё же кивнула.

   — Егор Васильев... — жестко повторил директор, — наша гордость, наша надежда... наш замечательный уникальный мальчик. ОН не может быть, как все. Ему всеми правдами и неправдами необходимо выделиться, быть лучше. Если учиться — то без единой четверки, если любить — то королеву... Моя Марго — Маргарита, почему ты должна винить себя в том, в чем вовсе не виновата? Это будет тебе неприятно слышать, но ты просто стала очередной ступенькой к удовлетворению болезненного самолюбия этого амбициозного мальчишки. Пришел, увидел, победил... Ты ведь знаешь о конфликте твоего Женьки с Васильевым? Ну, теперь-то наш Егор — герой! Ради того, чтобы доказать всем и в первую очередь твоему сыну, что он — из ряда вон, супер-человек, супер-звезда, он вывернется наизнанку и с лёгкостью, играючи переступит через правила, законы, жалость и честь! Вот как это всё выглядит на самом деле. Так и не иначе, и ты здесь ни при чём!

   Марго несколько минут молчала, словно обдумывая сказанное Борисом, а потом подняла голову и очень спокойно произнесла:

   — А теперь послушай, что есть на самом деле. Всё, возможно, именно так и было со стороны Егора Васильева. Но меня это не интересует! Меня интересуют только мои собственные поступки и стремления. Ты полагаешь, Борис, что я не могла противостоять этой мальчишеской провокации? Прекрасно могла. Но не стала, потому что не хотела. Я, Маргарита Николаевна Никитина, завуч школы, преподаватель со стажем, последний месяц только и думала об этом мальчике... И стоило ему до меня дотронуться... ах, если бы ты знал, Борис, с какой легкостью я забыла обо всем — о морали, этике... Обо всем! Я не думала ни о чем, я превратилась в животное, в самку, готовую ради банального совокупления отгрызть самой себе хвост. Как просто... как банально. Я хотела отдаться этому мальчишке и отдалась. Смешно? — глаза Марго сузились, но не от смеха, а от слез.

   — Но самое смешное то, — продолжила она после небольшой паузы, издав горлом звук в самом деле напоминающий смешок, — самое смешное то, что я, не завуч школы, а обычная женщина, не жалею о произошедшем. Нет! Напротив, я снова этого хочу. Хочу! Жажду! Мозг пытается сопротивляться, но тело — тело требует иного. И разум оказывается слабее. Что мне делать? Жить в раздвоенности, страдать телом или душою? Я и так кажусь себе умопомешанной, нездоровой... Как я дальше могу продолжать работать учителем, если попросту оказалась похотливой двуличной сукой!

   — Прекрати! — резко оборвал её Борис Иванович, — Не смей клеветать на себя! Я не могу это слышать, потому что это неправда. О какой похоти ты говоришь? Ты — вокруг которой роем вьются мужчины, наперебой обещающие тебе море удовольствия. И я в их числе. Но с ними и со мной тебе всегда было плохо, в лучшем случае — никак. Я целовал тебя и чувствовал холод в ответ... но такая изумительно красивая, сексуальная женщина, просто создана для любви. Кто же мог предположить, что эта злодейка-любовь застанет тебя в самый неподходящий момент — в неподходящее время, в неподходящем месте. Разве должна ты этого стыдиться — того, что полюбила? Того, что кто-то впервые разбудил в тебе великолепную, страстную, чувственную женщину? Нет, Маргарита Николаевна, нет, моя милая... НЕ уничижай себя, умоляю!

   — Борис, Борис, я искала в тебе судью своим поступкам, а ты принялся меня утешать!

   — За что мне тебя судить? У чувств свои законы — они нам не подвластны. Мы всего лишь их рабы.

   Борис Иванович подошел к Марго, взял её за руку.

   — Ты не уйдешь из школы. Ради самой себя и... ради Егора. Если я ошибался, и он на самом деле любит тебя... ему тоже сейчас нужно помочь. Мальчик заканчивает школу, так много значит для его дальнейшей жизни этот год. Он не должен быть омрачен печальной историей, в которой Егор будет винить себя. До учебы ли ему будет, если любимый учитель, любимая женщина уйдет из школы — выдумав сама себе такое наказание?

   — А если я вовсе его не люблю и притягивает меня к нему только то, что это запретный плод?

   — Время рассудит, милая... — грустно вздохнул Борис Иванович, — а пока тем более глупо все рушить. Не простить себе сейчас свою слабость и сломать жизнь, лишить себя дела всей жизни? Нет, ты останешься работать завучем, мы будем вместе, как все эти десять лет. А если вдруг пресытишься запретным плодом, то может, произойдет чудо, и ты вернёшься ко мне?... Нет-нет, я знаю, что нет...

   — Боречка, прости меня, — вдруг взмолилась Марго, увидев блеснувшие в его глазах слёзы, — у меня нет в жизни друга ближе тебя, надежнее. Как мне повезло, что ты у меня есть.

   — Я всего лишь люблю тебя, а ты приписываешь мне какие-то невиданные заслуги... — грустно улыбнулся Борис. — Но раз ты назвала меня своим другом, то на его правах я запрещаю тебя думать об увольнении, а своей директорской волей с завтрашнего дня отправляю в положенный отпуск. У тебя есть целый неиспользованный месяц, поезжай куда-нибудь отдохнуть... И возвращайся к ним энергичная, полная сил, как всегда строгая, сдержанная и безумно, безумно красивая...

   — Да, дал ты мне индульгенцию, Борис Иванович. Не знаю, соглашусь ли я с тобой. Но в одном ты прав — мне нужно уехать, всё обдумать, взвесить. Три недели, думаю, будет вполне достаточно. Завтра у одиннадцатых УПК... завтра я закончу свои дела, подумаем, как быть с заменой, и я уеду. Женька поживет у матери... или мне лучше забрать его с собой?

   — Пусть останется, я проконтролирую его.

   — А если... он что-то узнает, и Егор...

   — Ничего с твоим Егором не случится. Он будет получать свои пятерки. Я обещаю тебе, что глупостей они не наделают. Только ты тоже обещай мне — ты все-таки останешься в школе!

   — Не могу ничего обещать, Борис. Ничего. Мне бы в самой себе сначала разобраться.

   — Ах, Марго, Марго...моя бедная великолепная Марго. Ты свела с ума не только всех окружающих мужчин, но и саму себя. Моя любимая, моя прекрасная Марго....