Копошившиеся за прилавком Корнелиус со своей женой услышали грохот двери, звон колокольчика и подняли головы. Вальтраут даже рот открыла, чтобы сказать припозднившемуся покупателю, что магазин закрывается, да так и застыла. Если Проппиха была готова к визиту Виолы, то мачеха девушки почему-то была абсолютно уверена, что та никогда больше не явится. При виде живой и здоровой падчерицы, которую она в душе похоронила, женщиной овладел ужас, который сковал её неподвижностью. Глядя на Вильку она даже вздохнуть не могла. Это было как явление из загробного мира.
На лице Корнелиуса в первый момент проявилась нормальная радость отца при виде родной дочери, живой и здоровой. А вот следующая мысль стёрла это выражение напрочь. До Шапса дошло, что он наделал. Виола захочет вернуть себе свои права, подтвердить, что она жива, а тогда он сам всё равно что мёртв, потому что по-настоящему живыми он осуждённых преступников не считал. А Корнелиус преступил закон, опознав тело чужой, неизвестной девчонки и засвидетельствовав факт смерти своей дочери. И бесполезно будет уверять, что он ошибся. Судья вызовет стражников, проводивших опознание, и правда всплывёт как масло на воде. Вряд ли парни поверят, что он принял здоровую, дебелую блондинку за темноволосую, маленькую Виолу.
Корнелиус бросил на жену взгляд полный ненависти. Это всё она! Она насела на него и на пару с Проппихой заставила опознать тело. Уверяла, что Виола всё равно померла, только тело пока не нашли. Не всё ли равно, кто будет лежать в могиле! Из двух других девиц, ехавших в том же обозе, родственники одной тело не опознали, а у другой таковых и вовсе не нашлось. Теперь если даже найдут, то методом исключения решат, что это сиротка Адель Бауэр, и похоронят без лишних затей на местном кладбище. Им же не придётся терять время, отрываться от дела и ехать на новое опознание.
Ведь бред несли бабы, полный и абсолютный. Но он дал себя уговорить: уж больно не хотелось ещё раз тащиться невесть куда, если случай поможет найти тело Вилечки. А дело вон как повернулось!
Ноги Корнелиуса стали вдруг ватными, голова закружилась. Что сейчас будет? После того, как он не пожалел свою дочку, отдал замуж за Курта Проппа, ей больше не было причин жалеть его. Сейчас кликнет стражников, предъявит обвинение, и конец. Дальше тюрьма и гражданская смерть: потеря всех прав. Вильку не могут не узнать, вся улица будет свидетельствовать против него. Сам виноват. Немного грело сердце единственное соображение: Проппиха тоже пойдёт под суд. Её опознание было первым, он, Корнелиус, только подтвердил.
Виола тем временем стояла и молчала, переводя взгляд с отца на мачеху и обратно. Затем зло хмыкнула, сплюнула на пол, развернулась и вышла. Чеканным шагом, которым ходят солдаты на параде, она прошествовала через весь город обратно на постоялый двор, ни на кого не обращая внимание. Тео тем же порядком двигался за ней. Вскоре он заметил, что идёт за Виолой не один. Шапс пристроился им в кильватер.
Когда Вилька, так и не сказав ни слова, вышла из магазина своего отца, тот оттолкнул жену, которая хваталась за него руками в попытке остановить, и бросился вслед за дочерью. Впоследствии он сам себя уверил, что хотел просить прощения и даже сдаться властям, но в тот момент просто не понял, чего ждать от разгневанной Виолы и предпочёл держать её на глазах до тех пор, пока она не примет решение. Возможно удастся отговорить её подавать в суд. Он готов был откупиться и в уме подсчитывал, какой суммой может относительно безболезненно пожертвовать.
Но лезть девушке на глаза он не торопился. Если бы Виола заметила его, обратила внимание прямо на улице, мог бы выйти громкий скандал, после которого договориться уже не вышло бы. Когда о преступлении известно многим, потерпевшему не обязательно выдвигать обвинение: эту роль берёт на себя королевский прокурор. Так что Шапс тихо полз по стеночкам, надеясь, что сможет поговорить с дочерью без свидетелей, но этому мешало присутствие Теодора. Корнелиус терялся в догадках кем же мог быть спутник дочери. Но когда Виола прибыла на место, всё прояснилось. Трактир и постоялый двор под гордым названием «Вороной конь» принадлежали гильдии наёмников. Девушка к ней принадлежать не могла, поэтому становилось очевидно: наёмник — вот этот кудлатый и бородатый мужчина.
В воротах Теодор нагнал Виолу и пошёл рядом, так что Шапс безбоязненно смог приблизиться. Девушка уже поднималась по ступенькам внутрь, когда он её окликнул:
— Виола, дочка!
Девушка резко повернулась и сбежала к нему по ступенькам. На лице её изображалась целая буря разноречивых чувств от порыва броситься в объятья до острого желания убить на месте. Но когда она остановилась, приблизившись к Шапсу на расстояние вытянутой руки, все эмоции как губкой стёрли. Перед ним было лицо мертвеца.
— Что ты от меня хочешь? — произнесла она плоским, лишённым выражения голосом.
— Виола, доченька, прости меня, старого дурака! — начал Корнелиус, — Я так ошибся! Не надо было мне слушать твою мачеху. Это она…
Вилька жестом остановила бессмысленные излияния.
— Знаешь, — сказала она, — Я всегда считала, что ты просто слабый человек и жалела тебя. А ты дважды меня предал. В первый раз когда сплавил Проппам, зная, что представляет из себя их сын. По сравнению с этим то, что ты лишил меня собственной личности, засвидетельствовав мою смерть, просто цветочки. Но в третий раз я предать себя не дам. Умерла так умерла. У тебя больше нет дочери Виолы, Корнелиус Шапс. Нет и никогда не было.
Она развернулась и опрометью бросилась в трактир. Шапс было поспешил следом. Но на крыльце его остановил кудлатый наёмник.
— Ты куда? — спросил он глумливо, — Тебе там делать больше нечего. Слышал, что девушка сказала? Для тебя она умерла. Ты сам так сказал на дознании.
— Я её отец! — в отчаянии прошептал Корнелиус.
— Нет, — замотал головой Теодор, — Всё, кончилось твоё отцовство. Теперь Вилечка — моя дочь. Моя бесценная девочка, которую ты у меня украл двадцать три года назад.
Что-то такое было в глазах этого наёмника, что Шапс не стал больше спорить. Ссутулившись, втянув голову в плечи, он побрёл домой, чувствуя себя последним подонком. Но где-то в глубине души тлела маленькая беззаконная радость: никто не станет на него жаловаться, никто не устроит скандала. Наёмник увезёт Вильку навсегда, а значит тюрьма за лжесвидетельство ему больше грозит.
Тео поднялся в номер к Виоле. Она стояла у окна и по щекам её текли слёзы.
— Не плачь, девочка, не стоят они того, — сказал Теодор, прижимая пушистую голову девушки к своей груди.
— Я и не плачу, — ответила Виола, — Слёзы сами всё текут и текут. Но не в этом дело, дядя Тео. Что свекровь моя сволочь, а отец ничтожество я знала всегда. Только вот не думала, что настолько. Вопрос в другом: мне-то что сейчас делать? Я теперь никто, человек без имени. Даже дело своё не могу открыть, ведь для этого надо будет предъявить бумаги, которых у меня нет. Доказывать свою личность в суд я не пойду и ты понимаешь почему. Но мне-то самой как дальше жить? Утопиться им на радость?
Слёзы высохли. Перед Тео стояла его Вилька: храбрая, честная и великодушная. А он точно знал сейчас, что надо сказать и сделать.
— Сядь-ка, — показал он ей на стул, — и послушай меня.
Девушка пожала плечами, как будто не предполагала услышать от Теодора ничего нового, но села без разговоров. Он начал:
— Ты рассказывала мне, что твоя мать звалась Лилианой и была родом из города Мезьера, Так?
— Так, — подтвердила Виола.
Тео как в воду холодную нырнул.
— Видишь ли, я тоже родом из Мезьера. Я тот самый жених твоей матери, который поехал зарабатывать на свадьбу, а вернулся когда Шапс уже увёз в Гремон мою невесту.
Вилька распахнула на него свои удивлённые, неверящие глаза и глядя прямо в них Тео выложил ей всю свою историю. Под конец сказал:
— Не знаю, поверишь ли ты мне, но я вижу в тебе не Лилиану, нет. Ты для меня наша с ней не случившаяся дочь. Родней и ближе тебя у меня во всём свете никого нет. Так что плюнь на Альтенбург. Не надо никому ничего доказывать. Поедем в Элидиану, там выправим тебе новые документы. Виола Шапс умрёт окончательно и бесповоротно, вместо неё родится и будет жить Виола Бенье, моя дочь!
Вилька с рыданиями бросилась ему на шею.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
— Имя?
— Виола Лаура
— Фамилия?
— Санденс, урождённая Бенье.
— Место рождения?
За время, понадобившееся Тео и Вильке чтобы добраться до столицы соседнего королевства, они в деталях проработали легенду, поэтому девушка сейчас не стала мямлить, ответила уверенно:
— Элидиана, город Сармель.
— Где это? — заинтересовался вдруг чиновник.
— В предгорьях Драконьего хребта, — с готовностью пояснила Виола, — Был. Там случилось землетрясение и город завалило полностью. Сейчас над ним несколько сотен локтей камня. Мы потому и обратились в вам, господин, что у меня нет возможности возобновить мою метрику по архивным данным. Только свидетельства тех, кто меня давно знает.
Трое свидетелей, стоявших у неё за спиной, ухмыльнулись и переглянулись. Все они были старыми приятелями Теодора и рады были ему помочь, но их очень веселило то обстоятельство, что друг не потащил красивую девушку в постель, а вознамерился её удочерить. Но раз Тео сказал дочь — значит дочь. Ради него они готовы были подтвердить что угодно, лишь бы это выглядело мало-мальски правдоподобно.
Пройдя через изнурительную процедуру установления личности, Вилька вышла из Элидианской магистратуры аж с двумя документами: копией никогда не существовавшей метрики, по которой она была внебрачной дочерью Теодора Бенье и Лилианы Горже, и удостоверением личности. Оно вообще являлось произведением высокого искусства. Так как Виоле выгоднее всего было считаться вдовой, ребята-наёмники прошерстили списки обозов, которые за последние два года подверглись нападению разбойников.
Пропп отпадал, пусть даже никто бы не попытался притянуть Вильку к ответу если бы она назвала его имя. Но ей даже сама мысль о нём была неприятна и в качестве её покойного мужа был выбран купец из Империи по фамилии Санденс. Он погиб год назад, а данные о семейном положении имперцев проверке не поддавались. С трудом, но удалось уговорить чиновника вписать его в удостоверение личности Виолы в качестве покойного мужа. Теперь в глазах закона она была дочерью уважаемого гражданина Элидианы Теодора Бенье и вдовой мифического купца из Империи Валериана Санденса. Можно было начинать новую жизнь.
* * *
Они уехали из Альтенбурга на второй день после того, как Вилька отказалась от родного отца. Тогда её всё время колотило и она с трудом справлялась со своими чувствами. Хорошо хоть не плакала, просто уходила в себя и с трудом возвращалась к повседневности. Проигрывала в уме каждое слово, каждый жест и пыталась понять, можно ли было поступить иначе. Теодор, видя её состояние, торопился с отъездом, полагая, что дорога должна развлечь и отвлечь его девочку. Знакомый наёмник подсказал: не развлечь, а занять. А когда узнал, что у Виолы нет документов, то даже рассмеялся: его предложение — единственный выход. Оно состояло в том, чтобы наняться в очередной купеческий обоз. Тео — охранником, Вилька — поварихой. Кстати и обоз уже готовился отойти. Служащим в обозе документы не нужны, за их благонадёжность ручается хозяин. Поэтому они выехали из Альтенбурга срочно и не в качестве пассажиров. Да что там! Даже новых вещей Виола не успела себе купить. Правда впоследствии она об этом не жалела.
Поездка прошла без сучка, без задоринки. Вилькину готовку оценили все, при прощании караванщик даже предлагал ей ездить с ним регулярно и намекал на особые отношения. Виола деланно улыбнулась и посетовала, что это не сходится с её планами. Она всё ещё собиралась открыть свой магазинчик. Ладно, пусть не в столице. Элидиана большая и городов в ней много. Нужны только документы чтобы начать новую жизнь.
Если бы она заранее знала, во что выльется идея Теодора, она бы сто раз подумала, прежде чем ввязываться в авантюру. Хотя… был ли у неё иной выход?
Как выяснилось, легализация в качестве дочери Тео была делом непростым. Он бы мог её удочерить, если бы у неё имелись хоть какие-то документы. Но так как их вообще не было (удостоверение личности погибло при нападении на обоз, так как лежало не в её сумке, а в торбе мужа, метрика и свидетельство о браке остались в доме госпожи Пропп), то пришлось создавать ей новую личность с нуля.
Практически до самой осени пришлось повозиться. Найти места и обстоятельства, упоминание о которых выдержали бы проверку, выучить легенду, уговорить друзей Теодора её подтвердить и затвердить с ними их будущие показания… Всё это оказалось не самым трудным. Хуже всего Вильке давалось общение с чиновниками.
Теодор сразу сказал, что придётся платить. Виоле почему-то казалось, что в благоустроенной Элииане чиновники не такие взяточники, как в её родном Гремоне, но её ждало разочарование. Взяточники, да ещё какие! Если бы они с Тео шли тем путём, который предписывался законом, то бедной Вильке не видать было документов ещё как минимум год. Но Тео распотрошил свою банковскую заначку и в первый день осени Виола вышла из магистратуры его дочерью и вдовой Санденс. Вот только денег на то, чтобы начать дело, не осталось от слова совсем.
Кроме того выяснилась интересная подробность. И в Элидиане, и в Гремоне вдовы имели преимущество самим решать свою судьбу и могли открыть своё дело без участия мужчины. Но если в Гремоне это право ничем не ограничивалось, то в Элидиане имелся возрастной ценз: двадцать пять лет. Справедливости ради надо отметить, что он существовал и для мужчин: законодатели посчитали, что до этого возраста человек недостаточно осознаёт ответственность для того, чтобы вести дело самостоятельно. Получая новые документы Вилька могла бы соврать чуть больше, прибавив себе возраста, но она узнала об ограничении слишком поздно, да и не хотела лишний раз испытывать судьбу. Сказала как есть: двадцать три, и даже день своего рождения назвала верно: девятый день третьей декады весны.
Выходило, что до открытия своего магазинчика ей оставалось ждать примерно полтора года.
Тео утешал новоявленную дочь как мог. Всё равно сейчас у них нет денег. Но это ничего: за полтора года он заработает больше, чем надо. Есть у него предложение, сейчас как раз идут переговоры об оплате. Вот только придётся ему уехать из Элилианы почти на год. Взять с собой Вильку? Никак не удастся. Его зовут возглавить охрану посольства Элидианы ко двору Императора. Большая честь, большие деньги, да и векселя в Империи он сможет обналичить без опаски.
Виоле его идея не очень понравилась. Он уедет на год, а она? Как и где она этот год будет жить в чужой по сути стране? Конечно, пятьдесят гитов у неё пока остались, но их хватит только на полунищенское существование. Хорошо хоть несколько платьев она успела прикупить.
