Да, отныне и навсегда я — сама себе хозяйка, и больше мне не придется оглядываться на собственную неполноценность, зависеть от приказов вождя дейте или от капризов Касси. Я — это я, и больше никто другой. Улыбнувшись, я встала и расправила плечи. И отныне мне не нужно стыдиться того, что я живу. Зияющая пустота внутри, возникшая после разделения, исчезла, уступив место недостающей половинке души. И, пожалуй, это стоит отметить...

Пока я приводила себя в порядок, туман рассеялся, превратившись в крутой обрыв. Встав, я подошла к его краю и посмотрела вдаль, чувствуя, как треплет мои волосы прохладный бродяга-ветер и хлопают за спиной светлые полы рубашки. Край мира сменился его продолжением, "соткавшись" в горную долину. Внизу, у моих ног, расстилался глубокий каньон, на дне которого шумела причудливо изгибающаяся неукротимая река, на противоположной стороне — синели горделивые вершины горных хребтов. Когда-то я встречала подобную красоту... но смотрела на нее глазами Касси. Почему мне приснилось именно это место, и где здесь прячется Рисующая?

Я изучила окрестности, заметив слева от себя небольшой и уютный еловый лес, куда меня потянуло, словно магнитом. И, подобрав полы рубахи, я последовала за таинственным зовом. Посмотрим, что лес от меня прячет. Слово даю, там... но не будем забегать вперед. Не только Касси умеет "каркать".

Лес приблизился стремительно. Я не прошла и десяти шагов, когда над моей головой угрюмым шатром сомкнулись колючие лапы вековых елей. На всякий случай я насторожилась. Тропы в лесу не было, зато не умолкал внутренний голос, подсказывающий верный путь. Прошлогодняя хвоя и мелкие шишки покалывали босые ступни, рубаха цеплялась то за ветки, то за ствол дерева. Костюм, мягко говоря, неподходящий, но что делать.

Подобрав в кустах сухую веточку, я намотала на нее паутину, что растягивалась от ели до ели, и поморщилась при виде крупного красного паука. Признаюсь, это не Касси боялась насекомых, это я испытывала к ним отвращение. Но личностью, которая всего боится, легче управлять, поэтому я без зазрения совести передала ей добрую половину своих страхов, от которых теперь она, конечно же, излечилась. Я невольно усмехнулась. И это она мне тоже потом припомнит..

Паук был благополучно размазан по коре дерева, однако я каждое мгновение косилась на высокие заросли травы, через которые приходилось пробираться. Не поспешила ли я с исцелением собственной души?.. Тогда бы не пришлось дрожать от липкого страха перед ничтожной букашкой. Очередную паутину постигла участь прежней. Хорошо се то, что хорошо кончается... И плохо все то, что оканчиваться явно не собирается.

Собрав волю в кулак, я спокойно прошла мимо кружащей над ярким цветком трудолюбивой пчелы и даже не оглянулась. Работать мне еще над собой и работать, оказывается... Воин-разрушитель, смертельно боящийся насекомых, — смешно, верно? Замедлив шаг, я нарочито долго разглядывала пеструю бабочку, мирно порхающую неподалеку. Если в мои планы не вмешается Рисующая круг жизни, то за время этого сна я многому успею научиться.

Поглощенная преодолением старых страхов, я не заметила, как оказалась на поляне. Выбралась из дремучих зарослей, с трудом отвоевала край рубашки у колючего кустарника, рассеянно осмотрелась и легкомысленно присвистнула. Посреди поляны возвышалась самая большая голубая ель из тех, которые я когда-либо видела. Будучи втрое выше елей Тхалла-тея, она с независимым видом простирала свои лапы над поляной, прикрывая ими... Я прищурилась и подошла ближе. Небольшое круглое озерцо, робко поблескивающее в редких лучах солнца.

Я подошла еще ближе. На мшистом берегу сидел ребенок. Девочка. Наверно, я сейчас выглядела не старше ее. Длинные льняные локоны, задумчиво сжатые губки, пухлые щечки, просторная голубая рубаха, в маленьких ладошках — тонкая веточка. Праматерь-память, что в такой глуши делает эта малышка?..

Девочка, почувствовав мой взгляд, подняла голову и приветливо махнула мне рукой. В ее огромных голубых глазах отразилась неземная радость и облегчение. Страшно представить, каково сидеть здесь в одиночестве... Я торопливо подошла к девочке и, подобрав рубаху, села рядом на коленки. Кто же ты, милая, и зачем оказалась в моем сне?..

— Привет! — девочка улыбнулась. — Ты тоже потерялась?

— Наверно, — я пожала плечами.

— Хочешь, давай вместе подождем, пока нас найдут? — наивно предложила она.

— А ты уверена, что здесь еще кто-нибудь появится? — нахмурилась я. — Не забыли ли о тебе?

— Нет, кончено, — и малышка беспечно пожала хрупкими плечиками. — Моя мама меня всегда найдеет, я знаю!

Мама? А не она ли является Рисующей или, если вспомнить ее настоящее имя, Сарритой?.. Все может быть. Не боясь испачкать рубашку, я села рядом, спрятавшись от солнечного мира под сенью огромных еловых лап, и задумчиво посмотрела на ровную гладь озера. Здесь, в лесной тиши, вдали от долины теней и проблем семи миров, так удивительно спокойно и легко...

По прозрачной воде озера пробежала дорожка ряби, подгоняемая беспокойным ветром. И меня так же гоняет избранная судьба, заставляя с головокружительной скоростью преодолевать тысячелетние расстояния, а я... А я, оказывается, так устала... Заросший голубовато-зеленым мхом ствол ели располагал к мирному отдыху, на милость которого я и сдалась. Улеглась на спину, подложив под голову руки, закрыла глаза и прислушалась к шепоту леса. Непривычно, что здесь нет духов... А может, и к лучшему, что не путаются под ногами...

— Эй! Ты спишь?

— Ни в коем случае, — сонно отозвалась я.

— У меня не получается нарисовать дом! — пожаловалась девочка. — Помоги мне, а?

Я неохотно села. И, взяв у малышки еловую веточку, повертела ее в руках и поинтересовалась:

— А что сложного в том, чтобы нарисовать дом?

Моя собеседница указала на свой рисунок:

— Вот! Видишь, стены кривые!

Конечно же, они будут кривыми, если рисуешь на неровной, покрытой бугорками земле... Бегло осмотрев берег, я выбрала наиболее ровное место, тщательно его утоптала и послушно изобразила на сырой земле небольшой простенький домик.

— Здорово! — девочка заглядывала через мое плечо и восхищенно улыбалась. — А теперь нарисуй человечка, как будто он идет домой.

Я начертила нескладную нелепую фигурку. Признаюсь, художник из меня неказистый, Райт и то рисовал на порядок лучше, не говоря уж об одном моем знакомом... Я тоскливо вздохнула, вспоминая необыкновенной красоты полотно его кисти, где он изобразил утопающий в закатных лучах солнца Тхалла-тей. Даже Касси, ничего не смыслящая в живописи, и то изумилась, когда увидела картину, что уж обо мне говорить...

— И цветы рядом, чтобы красиво было, — продолжала выдумывать малышка. — И траву. И елки. И... и собаку! Она человека встречает, вот!

Словно под чьим-то воздействием, я покорно рисовала и цветы, и ели, и проклятую собаку, которая долго не желала походить на реальное животное и заставила меня попотеть. Дорисовав, я отложила веточку и вопросительно посмотрела на малышку. Девочка, покусывая нижнюю губку и теребя непокорный светлый локон, похоже, размышляла о чем-то жизненно важном, а я не решилась ее беспокоить. Придется развлекать девочку, пока она не догадалась, что находится в моем сне, а здесь ее никто не найдет...

— Давай, у кого лучше получится? — наконец, предложила она. — Ты свое рисуешь, а я — свое.

— А кто тогда выиграет? — резонно осведомилась я.

— Мама придет и выберет, она умеет.

Не сомневаюсь. И я даже знаю, кто в таком случае победит... А, впрочем, почему бы и нет? Малышка, отыскав в траве новую веточку, уселась на берегу неподалеку от меня и, сосредоточенно нахмурив бровки, принялась за дело. Тихо фыркнув, я затоптала готовый рисунок, задумчиво поводила по земле палочкой и тоже последовала ее примеру.

Конечно же, я рисовала облачный город. Точеные башенки, закутанные в невесомую вуаль облаков, городскую стену, увитую плющом, и крошечных фей, порхающих вокруг ажурных арок. Я соскучилась по тебе, Тхалла-тей, мы не виделись уже целую жизнь... От изящных врат спустилась вниз длинная витая лестница, упираясь в бесконечную сонную равнину. Я соскучилась по тебе, Альвион... Надеюсь, Кассандра, пока находится там, не натворит ничего страшного и своего приятеля приструнит. Альвион — это неприкосновенное, ради его благополучия мне пришлось пройти через кошмар, и уничтожение родного мира я приравнивала к собственной смерти. Будь осторожнее, Касси. Защищай мой мир... чтобы потом тебе не пришлось защищать себя.

— Я закончила! — торжествующе объявила мой собеседница.

Я моргнула, избавляясь от наваждения, и четкий образ города сменился схематичным и корявым наброском. И тем не менее девочка смотрела на него, удивленно распахнув глаза.

— Красиво! — зачарованно прошептала она. — А что это?

Я объяснила, впрочем, не вдаваясь в подробности. Малышка по ходу рассказа рассеянно кивала, а по его окончании жалобно заныла:

— А я тоже домой хочу!

— И где же твой дом? — терпеливо спросила я.

— Не знаю! — в голубых глазах заблестели слезы. — Мама знает, но она далеко-далеко...

— Ушла и оставила тебя здесь, одну? — не поверила я.

Девочка обиженно шмыгнула носом:

— Не оставила, а попросила подождать! — поправила она меня. — И обещала вернуться и отвести домой!

— Когда обещала вернуться? — уточнила я.

— Перед закатом, — простодушно объяснила моя собеседница.

Я посмотрела на небо, и, как по заказу, ясный полдень сменился подступающим закатом. Бледно-золотые лучи солнца окрасились в янтарные, оранжевые и багряно-красные тона. Лес помрачнел, поспешно пряча свои тайны за темными стволами вековых деревьев. Затихли и затаились в траве насекомые, замолчали птицы. Ну что ж, и мне пора возвращаться в свою реальность.

— Тогда я пойду, — я встала и посмотрела на малышку. — Мне еще нужно кое-кого найти и кое-куда успеть.

Реакция девочки меня удивила: расплакавшись, она подбежала ко мне и крепко обняла.

— Не уходи!.. — часто вздрагивая и всхлипывая, залепетало несчастное создание. — Пожалуйста, не уходи!.. Все меня бросают, мама ушла, я совсем-совсем никому не нужна... Не уходи!..

У меня дрогнуло и сжалось сердце. Страшно и до боли знакомо... И я тоже одна в целом мире и никому не нужна... Я успокаивающе погладила малышку по волосам, задумчиво перебирая светлые шелковистые пряди. Но ведь это — всего лишь сон, который имеет обыкновение оканчиваться, когда приходит время просыпаться... И я вновь почувствовала себя смертельно уставшей. Это же всего лишь сон, где можно выпустить наружу свои немногочисленные эмоции, где можно не бояться показаться слабой, где можно немного отдохнуть от привычной суеты...

— Ты останешься? — меж тем спрашивала малышка, теребя рукав рубахи и умоляюще заглядывая в мои глаза. — Ты не уйдешь?..

— Нет, если я тебе нужна, — решительно ответила я.

Она просияла:

— Тогда давай еще порисуем! И ты научишь меня рисовать замок...

Краем глаза я заметила, как закат вновь сменился полуднем, однако противостоять просьбам ребенка не смогла. Может быть, меня слишком смягчила новоприобретенная частичка души, а, может быть... Я тщетно пыталась сосредоточиться на случайной, стремительно ускользающей мысли. Что-то не так, что-то изменилось... Я не могла понять, что именно, но кожей чувствовала пресловутую крупную пакость. Хлопая черными крыльями, она парила над моей головой, ухмыляясь, бродила неподалеку, прячась в тени елей и хихикая, неприлично показывала на меня пальцем... Где же ты, кто же ты и почему раньше не подавала признаков жизни?..

Мои мысли заволок серый туман, сквозь который с трудом проникал веселый неразборчивый лепет девочки, и я потерялась в окружающем мире. Каждое следующее движение давалось с трудом, и снова я стала не действующим лицом, а наблюдателем. И в мучительной неподвижности смотрела, как, переговариваясь с малышкой, сижу на берегу и что-то рисую веточкой на сырой земле, а девочка — удобно устроилась рядом и заглядывает через мое плечо. И с каждым штришком на меня наваливалась неприятная тяжесть. И сон с каждым мгновением становится глубже и туманнее, темнее.

— А если к этой башенке пририсовать петушка? — издалека шепчет мне на ухо тонкий голосок.

— Нельзя. Мы считаем петуха предвестником несчастья, — монотонно отзываюсь я. — Крик петуха сулит беду, а в глухую полночь — войну. И чем дольше кричит петух, тем дольше продлится битва. Нельзя.

— Ну, пожалуйста!.. — трогательно просит она. — Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Тебе же нетрудно! Я хочу там петушка!..

— Ладно, — сдаюсь я, — хорошо, будет тебе петушок, — и с недоверием посмотрела, как мои пальцы против воли выводят на башне замка крохотную фигурку петуха.

— Как красиво! — восхищалась моя собеседница. — Я бы так не смогла!

— Почему же? — возражаю я. — Попробуй, у тебя должно получиться.

— Нет-нет, не буду портить твой рисунок. Лучше нарисуй еще одного петушка, вот здесь...

Сквозь застилающую глаза пелену тумана я взглянула на фигурки двух людей, находящихся у подножия замка. Очень знакомые фигурки: девушка с парными мечами в руках преграждала путь высокому парню. Касси и ее приятель?.. Возможно. Но тогда их ни в коем случае нельзя ссорить, они необходимы мне для важного дела, и необходимы оба — целые, невредимые и доверяющие друг другу.

— Нет, только не здесь, — неубедительно говорю я.

— Здесь! — убеждает меня девочка. — Посмотри, больше он нигде не поместится!

— А здесь — испортит рисунок, — упрямлюсь я.

— Не испортит, нисколько не испортит, — шепчет она, и моя воля слабеет под натиском ее жалобных просьб. — Рисуй же, давай, не тяни, пока еще не поздно...

Пока еще не поздно?.. Пока еще все можно исправить?.. В моей голове тревожно запульсировала пробравшаяся через туман нереальности первая внятная мысль. Пока еще не поздно... Я покосилась на малышку и успела заметить мелькнувшую в наивных, добрых и чистых глазах расчетливую взрослую усмешку.

Я тряхнула головой и вздрогнула, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Вот оно, что, Рисующая... Хитро, очень хитро, признаюсь. Ловко обвести меня вокруг пальца, воспользовавшись моими немногочисленными человеческими слабостями, — умный ход. А я совершила непростительную глупость, попавшись в сети собственных сомнений и стремлений. И больше не позволю себе допускать подобных оплошностей... Но ты об этом никогда не узнаешь.

— Сейчас, — вяло отозвалась я, очень натурально подыгрывая безликой и делая вид, что ничего не изменилось. — У меня ноги затекли, я разомнусь немного...

— Только не медли, — с подозрением покосившись на меня, разрешила она. — У нас каждое мгновение на счету.

Конечно же. Судьба Касси давно и прочно завязана на мне, и лишь я могу ею распоряжаться и решать, что делать моей бывшей сущности, а чего — не делать. И, похожи, тени сговорились с Харитой и дружно решили избавиться от моей невольной помощницы, коли от меня избавиться не получается. Ладно. Посмотрим, кто кого.