Чёрная кошка приносит несчастье

— Жди, — бесцветно сказал Мартин.

Долго ждать не пришлось.

Все-таки глотка у всех нордлингов луженая. Этот клич услышали, наверное, и за озером Румар.

— Эй, ты, урод пупырчатый! Да, ты, красная оглобля! Иди сюда, выродок рогатый, я те их поотшибаю, сволота поганая! Че?!! Че встал, как шлюха на бульваре?! Смертных боишься, тварь лысая?! Иди сюда, сказал, шевели копытами!!!

Баирра нервно прыснула и зажала пасть лапой. Умирать, так с песней! И высунулась снова — даже рискуя, она не могла не посмотреть на выражение лица Меррунза. Бог распрямился, словно в спину ему полетел камень — а может, и полетел, кто знает. Красные глаза его расширились, и он действительно начал разворачиваться. Смех у Баирры мигом отрезало. Она напрягла мышцы — этот рывок должен быть безупречен. Хаджиты быстрее людей, так что на ней будет открывание дверей храма.

— Готов? — она сделала вдох, — пошел!

И рванула сама. Клинок-нордлинг что-то еще орал, но она уже не слушала. Все чувства ее сконцентрировались на беге. Поворот, дверь, толчок, нет, на себя, рывок, да... она слышала, как бежит Мартин, она молилась, чтобы Дагон не успел расправиться с командой Хальвеса, еще секунда, еще парочка, ну еще немного, пожалуйста...

Мартин одним прыжком, боком заскочил в дверь храма, и кошка тут же захлопнула ее. Засовов не было.

— Как закрыть?! — она вцепилась в ручки.

— В сторону! — и одним движением руки Мартин послал в дверь запирающее заклятие.

— Успели, — и Баирра сползла по стенке.

— Рано говорить, — Мартин отер лицо и двинулся к центру храма. — Еще обряд.

За стенами храма дико взревел Мехрун Дагон.

Но Мартин успел лишь выйти в центр храма. Раздался грохот — и половину крыши снесло напрочь. Как карточный домик. Баирра пригнулась, защищая голову от обломков, с ужасом осознав: это конец. Дагону ничего не стоит растоптать их. Магия Мартина так же смешна против Князя Даэдра, как ее кинжал.

Прощай, жизнь, ты была интересной.

Кошка зажмурилась. Но так было тоже очень страшно, и она снова открыла глаза... и увидела, что Меррунз не спешит что-то делать. Просто смотрит багровыми, яростными глазами на Мартина в упор, словно чего-то ждет...

Император тоже застыл, как статуя, глядя на бога и сжимая Амулет Королей в руке.

Упала секунда, вторая, третья. Ничего не происходило.

— Чего он ждет? — пискнула Баирра и закашлялась от каменной пыли, повисшей в воздухе. — Что он делает?

Мартин все еще таращился на Мехруна. Тот, поведя плечами, медленно и торжественно поднял одну из левых рук и указал на смертного пальцем цвета венозной крови.

— Делай, что должен, — раздался низкий, нечеловеческий голос. Или не раздался? Фраза прозвучала прямо в голове Баирры, словно Даэдра так громко подумал, что его мысль услышала и она... и Мартин.

— Что? — спросил он, инстинктивно отступая. И вдруг дернулся, словно в него попало заклятие молнии. Глаза Мартина распахнулись еще больше, и краска исчезла с лица. — Что?.. Нет... нет! Не может быть! — он закричал это так мучительно, что Баирра забыла о страхе.

— Ты что? — она потянулась к Мартину, — что с тобой?..

Тот, словно его ударили в солнечное сплетение, согнувшись, оседал на колени. Свободная рука Мартина дернулась зажать рот: чтобы не закричать? не зарыдать? от приступа тошноты?

— Нет... неужели вы сговорились?.. — простонал Мартин, обращаясь явно не к ней.

— Ты что говоришь? — Баирра подскочила к нему, обхватила за плечи. Глянула на Мехруна — тот все так же сверлил Мартина взглядом. — Что такое?

— Будьте прокляты вы оба, — в исступлении прорычал Мартин и сорвал с себя Амулет, посмотрел на него с ненавистью, потом перевел взгляд на Даэдрота. — Да, Дагон?! Я прав?! Ответь!

Князь Даэдра оскалился.

— Да о чем ты?! — вскричала Баирра, вцепляясь в плечо Мартина когтями.

Он, наконец, заметил ее.

— О них, — сказал он. — Вот что имел в виду Акатош. Он позволил ему ступить на Нирн... устроить эту бойню... чтобы они оба смогли освободиться от проклятия Каморана.

— Но Акатош... — кошка осеклась.

— Я вспомнил свой сон, — Мартин страшно рассмеялся. — Оба они смогут умереть, не умирая... бессмертному Дагону окончательная смерть и так не страшна, "анимус уйдет во тьму, но анимус вернется", а Акатош воплотится в меня и обманет проклятие, подменив свою смерть моей... ненавижу. Ненавижу.

Баирра не могла вымолвить не слова. Она, хаджитка, знала и так, что боги делают что и когда хотят, но люди всегда думали иначе, и сейчас ненависть, обида, боль человека передалась ей.

Мартин бессильно опустил руку с Амулетом и вдруг разрыдался — совершенно открыто, безнадежно, почти не закрывая лица, лишь кусая ладонь: стоя на коленях в разрушенном храме, перед Князем Разрушения, император преданной империи, жрец предателя-бога, последняя жертва проклятия Манкара Каморана.

Впервые мысль о Манкаре пришла и ушла незамеченной.

— И что же нам делать? — прошептала кошка, понимая, что тоже плачет.

— Помоги, — он всхлипнул, перевел дыхание, — мне встать.

Она подняла Мартина с колен. Он обнял ее, и Баирра почувствовала его дрожь.

— Мне очень страшно, — прошептал он, — и без тебя бы я не решился. Спасибо тебе... и прощай.

— Но зачем?.. — она тоже обняла его.

— Иначе он просто убьет нас. И не оставит Нирн в покое... попробует найти свою гибель вместе со всем миром. Мне придется... прости. — Он порывисто отстранился. — Прости, Баирра...

Она только горько покачала головой — горло перехватило. Опустилась на колено, прижалась щекой к его ладони, зажмурившись. Она чувствовала его страх, и тяжесть этого решения, и свою беспомощность...

— Баирра, — произнес он еще раз, и это было прощанием. Отнял руку. И она, повинуясь его взгляду, отошла в сторону.

Император снова вышел в центр храма. Вытер слезы свободной рукой.

— Будьте прокляты вы оба и весь ваш род, — произнес он глухим, но ровным голосом. — Будьте прокляты за то, что делаете с нами, за то, делаете с этим миром. Настанет день, когда смертные найдут способ избавиться от вашей силы и вашей прихоти. Настанет день, когда вы станете слабее нас.

Он поднял глаза на Мехруна.

— Я готов.

Бог откинул голову и развел руками, словно открывая объятия. Такая мощь была в этом движении, что, казалось, оно способно разрушить все, что вокруг, самый воздух, весь город...

Мартин размахнулся и ударил Амулет о каменный пол. Разбить рубин, особенно в металлической оправе, так было бы невозможно, но все же Амулет Королей треснул и разлетелся, словно ледышка — кровавая ледышка. Хлынул поток света. Мартин выгнулся, и Баирра еще увидела в ослепительной вспышке, как его ноги отрываются от земли, а потом свет стал слишком ярок, она ослепла бы, если бы не закрыла глаза лапами...

Когда она открыла глаза и смогла снова видеть, напротив Меррунза высился сияющий золотой дракон. Он был выше Даэдрота, и весь был словно из солнца или из живого огня. Баирра прижалась к дальней стене. Дракон выдохнул струю пламени, Мехрун замахнулся топором, и когда драконья узкая пасть вцепилась в горло Дагона, топор Принца Разрушения врубился в сияющую шею воплощенного Акатоша...

Закричали оба, и в этом крике Баирре почудились не столько боль или ярость, сколько торжество и освобождение. Тело Мехруна дрогнуло и словно рассыпалось в воздухе, исчезая... а дракон выгнулся, вскидывая голову, и казалось, что он сейчас упадет от смертельной раны, но, вдруг...

Что-то произошло. Баирра не сразу осознала, что это было, она моргнула... вместо дракона из живого огня посреди руин храма Акатоша стояла огромная статуя — воздевшая к небесам голову копия. Каменный дракон.

— Мартин... — прошептала Баирра. Неверными шагами приблизилась к статуе, инстинктивно отыскивая взглядом тело Мартина, но тела не было. Только камень. Только камень.

Она коснулась камня, он был еще теплый. Баирра опустилась на колени и заплакала. Она обессилела, вымоталась, и потеря вдруг оказалась настоящей потерей, она и не думала, что будет так плакать о Мартине... ведь даже тела не осталось, чтобы попрощаться, чтобы закрыть мертвому глаза, расчесать шерсть... то есть волосы, чтобы прошептать над ним слова прощания, обещание легкой дороги и долгой памяти.

Какие-то эпизоды из прошлого всплывали в ее памяти. Дорога на Вейнон, битва за Бруму, последняя встреча с Камораном. Ох, Манкар, ох, Мартин... что за несчастье принесла вам черная кошка...

Снаружи, поодаль от храма, тот самый человек, что вошел в Имперский город вслед за отрядом Мартина, медленно двигался по развороченной улице, отыскивая что-то или кого-то. Трупы демонов, трупы горожан — его внимательный взгляд на миг останавливался на каждом, словно считая их. Наконец, человек остановился. Мимо, выкликая чье-то имя, пробежала женщина из данмеров, он коротко взглянул ей вслед, и наклонился к груде тел перед собой. Откинул руку мертвого дреморы с тела человека, вытащил того на относительно чистый участок мостовой. Опустился рядом, достал из дорожной сумки зелье и, разжав челюсти раненому, влил ему в рот немного. Если бы Баирра сейчас не плакала в храме, она узнала бы в раненом Хальвеса, но сейчас кошка даже не думала о нем.

В храм, наконец, ворвался Окато, в порванной мантии, весь в гари и грязи. За ним в качестве эскорта ввалились не менее взъерошенные и обалдевшие легионеры.

— Что случилось? Где император?! — канцлер закрутил головой.

— Он мертв, — Баирра провела лапой по морде, — вот.

— Как? Где?!

— Да вот! — она всхлипнула, — в него воплотился Акатош, и он...

— О боги, — Окато схватился за грудь в несколько карикатурном жесте, — ничего не понимаю. Вдруг все Врата исчезли... потом грохот и какая-то вспышка из-за стен...

— Мехрун Дагон изгнан. Мартин умер. Что тут непонятного?! — сорвалась Баирра на крик, и Окато, не подумав, попытался успокоить ее:

— Госпожа, прошу вас, успокойтесь... все кончено, и вы... я уверен, титул Защитницы Сиродиила...

— Да засунь себе этот титул! — перешла на визг кошка, уже не в силах сдерживать истерику, — и убери лапы, бесшерстный! Ты-то рад, наверное, что он умер, власть-то не отберет теперь, да, желторожий?! Уйди, а то глаза выцарапаю!

Окато отпрянул.

— Э-э, — сказал он, — простите...

Все стражники дружно уставились в пол.

— Бедняжка, — неискренне сказал канцлер, отходя. — Ладно... кто будет меня искать — я у себя. Найдите мне архимага, высших офицеров стражи, и второго председателя Совета... и быстрее.

— Слушаемся, ваше сиятельство.

— И, когда госпожа Баирра успокоится, пригласите и ее.

Все разошлись. Баирра едва осознала это.

Тем временем Хальвес открыл глаза... вернее, глаз — левая часть лица его сильно пострадала от булавы не в меру ловкого дреморы.

Приведший его в чувство человек улыбнулся ему.

— Вы? — Негоциант не поверил себе. — О боги, это вы! Вы живы, учитель! — он попытался встать.

— Я тоже рад тебя видеть, мой мальчик, — сказал Кай Косадес.

— Дагон исчез... что произошло? Где Мартин?.. ох, что у меня с головой... все кружится...

— Булава, видимо... хорошо, вскользь... — Кай осторожно поднял Хальвеса, приобнял его, поддерживая на ногах. — Пойдем спросим там, где кто и что произошло.

Хальвес, борясь с тошнотой, посмотрел в сторону храма, и увидел, как через обломки пробирается знакомая черная фигура.

— Баирра! — позвал Венитус, но она не услышала. Споткнулась, выпрямилась и потерянно двинулась куда-то в сторону Талос-Плазы.

— Это Героиня Кватча? — показал осведомленность Кай.

— Да. Ох. Пойдемте за ней, она наверняка все видела. Куда она вообще?.. и где император?

Они дошли до храма, заглянули внутрь, но не увидели там никого и поспешили, насколько позволяли раны Хальвеса, за хаджиткой.

Баирра шла, едва понимая, куда идет — куда-то ее тянуло. Она прошла Храмовый район, Талос-Плазу, свернула к центру города... везде было одно и то же... огонь, мертвецы, чей-то плач. Это было невыносимо. Хотелось тишины.

Тишина скрывалась во дворце. Там не было огня, не было мертвых, и было очень-очень много молчания. Не думая ни о чем, Баирра пошла направо. Никого не было, ни стражи, никого. Приходи кто хочет...

Только дойдя до балюстрады над залом Совета, кошка почувствовала смутную тревогу — сквозь горе. Она подошла к ограде — весьма декоративной, всего-то по пояс, и глянула вниз. Высоко. Лететь долго. А внизу — самая тихая тишина. И никаких несчастий. Забвение... никакого Каморана, никакого Мартина, никакой Баирры.

"Зачем я здесь? — какая-то мысль попыталась пробиться сквозь умиротворяющее желание шагнуть туда, за ограду. — Что со мной?"

Высота завораживала. Взгляд кошки поплыл, расфокусировавшись. Но ее жизнелюбивое сердце еще билось, и Луны, определившие ее форму двадцать девять лет назад, видимо, любили ее — она все медлила.

"Баирра, зачем тебе жить без меня? — прошептал в ее сознании голос, прекрасный голос Манкара Каморана, — твоя мечта больше никогда не исполнится. Зачем жить без мечты? Прыгай, любимая..."

Но был и другой голос, не столь завораживающе-дивный, и был другой мужчина, который не был ее мечтой, и вообще не был мечтой, быть может, слабый, быть может, странный, быть может, даже неискренний, но его слова, непроизнесенные, удерживали ее от последнего шага:

"Не поддавайся, Баирра. Ты сильнее меня и ты единственная знаешь, что произошло на самом деле. Живи, раз уж у меня не получилось. Держись. Я знаю, ты сможешь".

"Не слушай его, он тряпка, он трус и он лгал тебе... я никогда не лгал, поэтому верь мне, милая... прыгай..."

— Заткнись, Манкар, — пробормотала кошка. Но отойти от рукотворной пропасти не могла.

Быть может, она справилась бы сама, а быть может, последним ее ощущением был бы полет и краткая страшная боль... этого никто так и не узнал. Чьи-то сильные руки обхватили ее за пояс и оттащили прочь от оградки. Она забилась было, но тот, кто схватил ее, был сильнее и держал умело.

— Тихо, тихо, девочка, — незнакомый голос, спокойный, сильный, вызывающий инстинктивное доверие, — тихо, все прошло, все хорошо...

Чьи-то неверные шаги за дверью, ведущей на балкон.

— Не торопись, я успел, — бросил тот, кто держал ее.

— Баирра! — Хальвес, шатающийся, с жуткой раной на пол-лица, все же поторопился, — ты что? Зачем?!

Она узнала его голос, шевельнулась, потянувшись к нему — знакомому, и на этот раз ее отпустили, она сделала два шага и уткнулась в грудь Негоцианту. Наваждение, казавшееся таким неодолимым, вдруг слетело, как туман. Она поняла, что едва не прыгнула, как героиня какого-нибудь романа, с обрыва, и с облегчением разрыдалась снова — в объятиях Хальвеса.

— Баирра, ну, все хорошо, — он гладил ее по голове, — поплачь, ничего...

— Мартин умер, — проговорила она, — спас нас... но умер.

Хальвес встретился взглядом с Косадесом поверх головы Баирры. Тот склонил голову, прощаясь с последним императором Тамриэля, которого видел лишь один раз, мельком, и которому должен был бы служить.