Заложник дипломатии

В воображении я раз за разом возвращаюсь к тому, исходному моменту. Какой из вариантов был предпочтительнее? Взять предлагаемую армию? Да, с шумом и пылью мы бы добрались до Тоннеля. Закупиться в Закте никак не получалось бы — проводить армии через границы, как известно, сурово запрещено. А одного меня вряд ли отпустили бы.

Наемники? А чем бы они помогли в случае нашей стычки с бандой? Семь-восемь человек против ста? Не лучшее решение. Разве что сделать из флевилла мощный, хорошо укрепленный танк. Возникает, правда, небольшая проблема — для всего этого необходимо заранее знать, что за мою голову обещают награду. Не будь с нами мага, некому было бы предупредить об опасности.

Тцоммервилль... нет, его можно выкинуть. Случайная или насланная умышленно, эпидемия никак не связана с нашим маленьким отрядом. Донахью тоже вряд ли стал бы опускаться до банального убийства, не тот он человек, как мне кажется.

Гигантский дирижабль.

Нет, я даже не помню, чем их наполняют.

Или воздушный шар с огневой установкой, постоянно нагревающей воздух. Всяко же приятнее, чем быть преследуемыми небольшой армией на земле. С другой стороны, любое повреждение в структуре шара, любое небольшое огненное заклинаньице — и мы гарантированно мертвы. Без шансов, так сказать, на удачный исход. Рун, подходящих для летательных аппаратов, пока еще не открыли. Я-то знаю, я первым делом перерыл все справочники, а потом еще и Локстеда подключил к нудному занятию.

Любая перепланировка маршрута вряд ли могла что-то изменить. Свою информацию заказчики получили, приняли к сведению и сделали вывод, что наша экспедиция им совершенно невыгодна. Значит, все дело в связующем звене между мной и императором. Кто-то, кто подписывал документы, передавал документы, ставил печати. Когда вернемся — если вернемся — надо будет обратить на данный факт внимание всемилостливейшего и всеблагого.

— Локстед, — в который раз за весь поход позвал я. Он обеспокоенно повернул голову, дернув ушами:

— Чего?

— А как мы назад возвращаться будем?

— Ты сначала туда дойди, — проворчал йрвай. — Поговорим с Рогьялой, если она еще жива. Есть специальные составы, которые позволяют отпугивать многих местных хищников.

— Почему тогда мы не запаслись этими составами до того, как ехать в Теджусс?

— Потому что они изготавливаются из других местных хищников, дубина.

— Дубина, и никогда не отрицал. Надо иметь мозги в два аршина, чтобы пытаться постичь вашу неведомую природу. Причем я имею в виду как окружающий нас лес, так и конкретно йрваев. Увидев всего одного, я до сих пор не могу его понять.

Локстед хмыкнул:

— А меня не надо понимать. Меня надо уважать, кормить, давать много денег.

— За это все ты и работаешь на фабрике, ушастый. Как ты мог забыть упомянуть про книги? Святотатство.

— Денег маловато, — нарочито показательно зевнул он.

— Выберемся отсюда — прибавлю. Но только когда выберемся.

— Тогда чего мы ждем? Пошли обратно!

— Поговори еще, — проворчал я.

Может, действительно надо было плюнуть на все и сбежать. Так и представляю, пишу на таможне:

"Причина вашего выезда из государства" — самоубийственно поручение правителя государства.

"Время ожидаемого выезда из посещаемого государства" — по возможности, никогда.

Можно еще посетить континент Рид. В конце концов, там шикарные танцовщицы. Или островное государство Майхем-Беллауз, что к востоку от Брижельских гор. Кихча большой, места всем хватит. За мной даже не будут посылать убийц, ибо кому я сдался и на кой? А вот за отказ от прямого поручения... возможно, я струсил. Да, наверняка любой человек, не видевший глаза императора в тот момент, скажет, что я струсил.

Я осторожен сверх меры. Да, я признаю, что кое-где предпринимаю слишком много усилий, чтобы избежать какой-то неприятной мелочи, вообще уделяю мелочам слишком много времени и сил.

Тогда какого черта я иду по теджусскому лесу в полумертвом состоянии?

Где-то не усмотрел какую-то важную мелочь?

Или не планировал адекватно с самого начала, что более вероятно.

Я хихикнул, представив себе контрольный пункт на границе Грайрува и Проклятых Земель.

"Какова цель вашего приезда в Теджусс?"

Хм. Найти приключений на свою задницу. И судя по тому, что мы успели встретить, цель выполнена и даже перевыполнена.

Шагать сложно. Даже просто идти уже сложно, наверное, поэтому разум занят невзрачными мыслями вроде "как могло бы быть, если". Пытаюсь отвлечься, получается плохо. И, честно говоря, просто упасть без сил — стыд еще тот.

— Почему у йрваев нет хвостов? — задал я вслух то, что вертелось на языке.

— У остальных есть.

— Серьезно?!

Локстед хохотнул:

— Нет, пожалуй, разыгрывать тебя в таком состоянии опасно для будущих дел фирмы. Нет у нас хвостов, ни у одного.

— Почему?

— Что значит "почему"? — рассердился он. — Почему у нас всех по два глаза, а у саррусов один? Почему марды не выносят солнечного света?

— Мне казалось, что моя мысль логична, — объяснил я.

— Не вполне улавливаю, но понимаю, какими ты образами руководствуешься. Раз есть шерсть, значит, должен быть и хвост. Так?

— Штаны было бы неудобно носить, но, в целом, ты прав.

Йрвай задумчиво и медленно проговорил:

— Ну... значит, мы произошли от существ, у которых хвоста никогда не было.

Я уже говорил, что у меня есть любопытная теория?

— Например — от людей, — усмехнулся я.

Он на секунду развернулся и, продолжая шагать задом наперед, смерил меня взглядом:

— С чего вдруг?

— Излагаю. В любом мире существует такая профессия, как первооткрыватель чего-либо. С прилагающимися к нему жаждой авантюр, прославиться и все такое прочее.

— При чем тут...

— Не перебивай, — прервал я его недоуменное восклицание. — Одна из таких групп и открыла Проклятые Земли как единую... блин, как ее, забыл... экосистему, во! Но по каким-то причинам не смогла выбраться обратно — все же у вас тут и джунгли, и горный кряж. Постепенно одичали, изменились, питаясь непривычными для организма продуктами, и спустя тысячу или больше лет — вот они, вы.

— Интересно, — отметил он, — но неправдоподобно. К тому же, "одичали" — это ты загнул. Проще сказать, что людям не нужны были многие условности, которыми они себя постоянно ограничивают. Я могу понять, когда так делают религиозные и воинственные саррусы, но некоторые правила этикета излишни, на мой взгляд.

— Скучный ты... "излишни". Любое усложнение этикета ведет к упорядочиванию общественных норм и пересмотру морали.

Локстед опешил от такого заявления:

— С чего бы?!

— Например, придумала одна из дворцовых фрейлин сложный поклон.

— Так-так, продолжай, — ехидно подбодрил он, — мне интересно, как ты от поклонов сумеешь вывести их социальную необходимость. Осторожно, не наступи на зеленое пятно в траве.

— Понял, спасибо. Что такое поклон, по-твоему?

— Знак приветствия. Вежливость.

— Нет. Вернее, да, но не только, — покачал головой я. — Поклон — это манифестация, прежде всего. Ты не просто здороваешься с другой персоной, ты показываешь, что готов соблюсти некие общепринятые соглашения. Этикет — не что иное, как неписаная договоренность между людьми и прочими разумными существами, и, если ты кланяешься, ты отягощаешь себя дополнительными сложностями просто потому, что даешь условный знак: "Знаю и подписываюсь соблюдать".

— А остальные детали этикета?

— Например?

— Вилки, салфетки, выходные и торжественные костюмы, разговоры ни о чем...

Похоже, Локстед собирался перечислять еще долго, но я его перебил:

— Разговоры — это уже элемент светской жизни, и к этикету они относятся очень косвенно. Тебя никто не заставляет стоять и трепаться о всяких пустяках с пожилым джентльменом, от которого несет гнилыми зубами и конским навозом. Этикет — это триггер.

— То есть — триггер? Поясни.

— Эм... — замялся я, — штука, которая приводит в действие другую штуку.

— Триггер, — перекатывая слово на языке, повторил йрвай. — Запомню.

И нельзя сомневаться — действительно запомнит. Хорошо еще, что не стал заводить блокнот для словечек из моего мира, которыми я по неосторожности сверкал в случайно брошенных фразах.

— А что он приводит в действие?

Я пояснил:

— Если ты заходишь в трактир и вежливо здороваешься с хозяином, а в ответ слышишь: "Иди к черту!", то этикет можно смело выключать. Впрочем, никто не запрещает его использовать для того, чтобы еще больше раздразнить оппонента своей подчеркнутой вежливостью.

— Не проще ли все сказать прямо, Рихард? Стремление всех разумных раз обмануть везде, где только представляется возможным, меня порой беспокоит.

— Не поверишь, меня тоже. Только я в такой же среде родился и жил, так что этикет для меня — меньшее из зол. И необходимость кланяться порой очень полезна, поскольку ты улавливаешь мельчайшие сигналы: "Ага, этот господин даже головы не наклонил, значит, испытывает пренебрежение или сильную неприязнь". Особенно полезно данное умение в торговых делах, как, думаю, и сам догадываешься.

— Что насчет фрейлины?

— Какой фрейлины? — опешил я. Он хихикнул:

— Которая придумала сложный поклон.

— Просто гипотетическая ситуация. Зачем ты вообще запоминаешь эти мелочи? Хотя могу предположить — она придумала сложный поклон, а через несколько недель — или месяцев все придворные и удельные церемониймейстеры обучали такому поклону своих господ-аристократов. Потому что выходить в люди без знания тонкостей у них, в высшем свете, смерти подобно.

— Я предпочитаю смерть живую и натуральную, а не придуманную.

— А я вообще никакой не предпочитаю. Можно так вот, чтоб без смерти вообще? Ну, или хотя бы ближайший месяц. За месяц-то мы успеем? — взмолился я.

Локстед отодвинул длинную ветку, следя, чтобы я с разгону не вписался в нее лицом и ухмыльнулся:

— Все зависит исключительно от вас, мастер Шнапс. От вас и вашей воли к жизни.

— То есть, ведущий меня по опасному лесу проводник вообще никакой ответственности не несет? — возмутился я, поправляя плащ. Он уже начал расползаться на куски и стремительно ветшать, удерживаясь только за счет длинных, крепко прошитых швов и карманов.

Йрвай покачал головой, но ничего не ответил.

Серьезно, насколько надо быть безумным, чтобы поколение за поколением жить в самом опасном месте на всем чертовом Кихча? Я не могу сделать вывод, что йрваи — культура, основанная на аскетизме и преодолении. Или на постоянной борьбе. Нет у меня предпосылок к подобным выводам.

А еще у меня никогда не было желания рассматривать сию проблему с точки зрения науки. Явно что-то меняется в голове после того, как по другим частям тела долго и с упоением стучат разными тяжелыми и острыми предметами.

Читал я когда-то статью местного исследователя, бывшего прозектора в анатомическом театре, доктора Макгоуэлла. Я б ему, этому доктору, другую фамилию дал, тоже на букву "М", но и его родная тоже сойдет. Так вот, доктор Макгоуэлл подыскивал добровольцев, сажал их в специальное кресло с зажимами для рук, ног и головы и начинал испытывать особенности мышления под различными пытками. После того, как его задержали и передали под суд (едва не линчевав при этом), продолжал клясться, что в числе участников эксперимента не было ни одного существа, прибывшего насильно.

Не знаю. Хотя вообще — логика есть. В мозгу присутствуют какие-то резервы, и после болевых ощущений он начинает работать интенсивнее, чтобы прекратить боль или хотя бы ослабить ее. Если участнику такого эксперимента предложить решить очень сложную задачу, он использует максимально возможную концентрацию и недюжинные умственные способности. Даже если их раньше и не было.

Краем глаза я заметил непонятный блеск и чисто инстинктивно рванулся вперед, рванув Локстеда за плечо. Он вскрикнул и с недоумением посмотрел на меня. Я глазами показал вниз:

— Смотри.

— Что? — недовольно произнес йрвай.

— Вот черт. Отсюда действительно не заметно. Подожди.

Я отошел на несколько шагов назад и убедился, что блеск мне не померещился. Мало ли что происходит сейчас с моим бедным мозгом. Очень слабый, едва заметный, но он все же был. Спустя секунду пропал. Протянув вперед посох и отодвинув им спутника, я резко ударил концом палки по тому месту, где заметил опасность. И в ужасе уставился на идеально срезанный обрубок.

Судя по выражению лица, Локстеду тоже было не по себе. Кивнув, он пробормотал:

— Спасибо. Чуть без ног не остался.

— Знакомая вещь?

— Нет... не припомню.

А если ты не припомнишь, ее, скорее всего, тут и не было.

— Вон еще одна муравьиная куча, — указал пальцем я. Йрвая отрицательно покачал пальцем:

— Обычные муравьи, черные. Пурпурные не делают надстроек, они зарываются в землю подобно жукам и червякам.

— Как их тогда найти?

— Задействовать зрение.

— Очень смешно, — скривил я унылейшую из рож, на которые только был способен, — пошли, обойдем сию красоту. У меня нет никакого желания проверять, работает ли она на живую плоть так же, как и на срезанный сук.

— Вообще, ее можно было бы срезать и использовать как оружие, — задумчиво проговорил йрвай. Я ответил:

— Все бы хорошо, если б только у нас было два ножа. Или два меча. Поскольку лишнего железа на мне нет, я предпочту не проверять результат противостояния загадочной нити и хорошей грайрувской стали.

— Да что ты врешь, ты же меч на рынке купил у каких-то непонятных хоббитов из дальних земель.

— Не у непонятных хоббитов, а у лучших оружейных мастеров Наземья, — уязвленно ответил я, — которые обещали в случае, если меч сломается или даже погнется при ударе по нему кувалдой, вернуть деньги и даже доплатить.

Локстед насмешливо сказал:

— Мечи вообще-то куются. Это значит, мой любезнейший друг, что кто-то — в данном случае, оружейник или его подмастерье — кладет длинную полосу стали на наковальню и долго лупит по ней молотком, чтобы придать нужную плотность металла и форму.

— Знаю. Вот только они положили меч на две наковальни, размещенные на расстоянии и ударили по нему точно в середине. Съел, умник?

Всем своим видом йрвай показал пренебрежение к мечам, кувалдам, фехтованию и вообще всему, что с ними связано, а вместо продолжения диалога ткнул пальцев вверх, обратив мое внимание на огромный зеленый ковер, укрывавший нас где-то на высоте в полмили, и пробивающиеся из него лучики света, сейчас заметно угасшие.

— Скоро ночь.

— И что? — зло спросил я. — Мы еще можем идти. Вплоть до наступления сумерек.

Йрвай с грустью покачал головой:

— Ты едва на ногах держишься, хоть и храбришься.

— Да плевать. Давай уже доберемся до места назначения.

— Смотри, — пожал плечами он. — Два часа пути нам много не выиграют, а вот два часа сна для тебя — то, что сейчас нужно.

— Лекарь хренов, — я понимал, что все, что он говорит, как минимум не вредно, но из чистого упрямства продолжал быть бараном, прущим на новые ворота. — Я в порядке, идем.