— — Группа генерал-майора Туомпо в маневренных боях с русскими моторизованными и лыжно-егерскими частями потеряла около двух третей личного состава и почти все тяжелое вооружение. Сам генерал-майор легко ранен во время бомбежки, но не оставил командования. Сейчас группа с боями отходит в район тыловой позиции Йисалми — Курпио. Здесь их усилят три батальона шведских и датских добровольцев с двумя батареями горных орудий. Их задачей станет хотя бы на неделю сковать в этом районе силы большевистского финского корпуса мерзавца Игнеуса-Матсона. При невозможности удержать этот условный рубеж, группа будет отступать далее к Йюваскюля. Там им смогут оказать поддержку добровольческие части, расквартированные в Тампере, а сами они вольются в ряды защитников новой линии. У противника на этом направлении выявлено больше сотни танков, вдвое больше артиллерии, и около пяти дивизий пехоты и егерских частей...
— — Какая обстановка севернее?
— — Лапландская группа генерал-майора Валлениуса практически полностью уничтожена, сам генерал погиб в Рованиеми. Командование остатками войск сейчас перешло к кому-то из старших офицеров, но точно это неизвестно, из-за отсутствия связи. Русские массово применяли танки и даже бронепоезда. Противопоставить этим силам было нечего. Бронетехника и автотранспорт с артиллерией наших маневренных групп потеряны полностью. Наши аэродромы захвачены все, последним оттуда вырвался на 'Геймкокке' один из пилотов добровольческой группы Терновского.
— — Противодействие и сковывающие действия во вражеских тылах?
— — Восстания в захваченных красными Лиллахаммари и Петсамо этой ночью были жестоко подавлены русскими карателями из НКВД. Ивало также прекратил сопротивление, и захвачен врагом. Действующая в Лапландии армейская группа русского бригадного генерала Доватора вместе с дивизией предателя Томмола, контролируют все дороги. По утреннему сообщению воздушной разведки, остатки группы Валлениуса ведут арьергардные бои в районах озер Локан-Текоярви, и прорываются к норвежской границе.
— — Значит, Север мы потеряли. Что на берегу Похьянлахти и в тылах?
— — Западное побережье залива уже захвачено красными карельскими частями на значительном протяжении. От Торнио почти до Кокколы наших частей нет, кроме мелких отрядов шюцкора. Акасьокисуу и Соданкюля еще обороняются, но вряд ли это надолго. Отдельные подразделения еще продолжают бои в окружении близ Оулоярви. Бои идут уже и в Пюхясалми. На линии Вааса — Сейняйоки — Йювяскюля готовится новый оборонительный рубеж. Но у них мало войск...
— — Передайте мой приказ перебросить им на помощь два полка из скандинавского добровольческого корпуса — генерала Линдера. Это будет достаточно?!
— — Вероятно, экселленц. Но красные усиливают свои передовые группы со стороны захваченного ими Суомуссалми. И на новой линии сейчас острая нехватка артиллерии.
— — Артиллерии сейчас везде нехватка, Карл. Придется нам частично заменить артиллерийскую поддержку, авиационной, Штурмовая группа Терновского с тяжелыми бомбами готова?
— — Да, экселленц! Правда, сам капитан получил ранение, атакуя армады русских десантных транспортников над Похьянлахти, поэтому временным лидером добровольческой авиагруппы Лоренц назначил лейтенанта Расмуссена из Дании. Но лейтенант не имеет опыта бомбовых ударов, которым обладает Терновский.
— — Жаль, что тот ранен. С ним было бы надежнее...
В этот момент настойчивый телефонный звонок отвлек на себя внимание генерала-фельдмаршала и его свиты. Карл Леннарт Эш, извинившись перед главнокомандующим, выслушал донесение. В процессе выслушивания новостей выражение лица генерал-лейтенанта менялось от спокойного к взбудораженному.
— — В чем там дело, генерал?! Что случилось?!
— — Экселленц, я ничего не понимаю. Из штаба береговой обороны сообщили, что батареи на Куйвясаари обстреливает корабельная артиллерия!
— — ЧТО?!!!
— — Экселленц, я прошу прощения...
— — Не до извинений, Карл! Повторите, что вы только что сказали!
— — Экселленц. Под прикрытием крупной бомбежки береговой и островной ПВО, враг начал корабельный артобстрел фортов со стороны залива.
— Обстрел с кораблей! Они там, на берегу, что с ума все посходили!
— — Экселленц, я счита...
— — Сейчас в заливе, от Талина до нашей столицы, матерый лед! Ни один ледокол не возьмет его! А если возьмет, то мы бы знали об этом за трое суток. Где сведения от разведки о выходе мощных ледоколов и тяжелых кораблей из русских баз. Что вы молчите, Карл?! Вы сами верите в эту ахинею?!
— От разведки сведений еще не поступало, экселленц. А доложившего мне ситуацию в районе фортов полковника Малера, я знаю лично. К панике он не склонен. Его береговые наблюдатели обнаружили на горизонте несколько крупных дымов из корабельных труб. Оттуда, из-за горизонта, сейчас с частотой в полминуты, прилетают тяжелые восьми-девяти дюймовые снаряды.
— Это точно снаряды?
— Вне всяких сомнений, экселленц! И летят они с дальности свыше двадцати пяти — тридцати километров. Пока не слишком точно. Что же это может быть еще, как не корабельный обстрел, экселленц?! Не могли же большевики притащить тяжелые береговые орудия прямо на лед Суоменлахти, или проложить по льду железную дорогу для стрельбы с рельсовых установок? Они же не идиоты.
— — Затребуйте от агентуры в Таллине и Кронштадте подтверждение выхода больших кораблей во льды залива! Немедленно!!! Где Хейнрикс?!
— — Я здесь, экселленц!
— — Вам что-нибудь известно генерал?!
— Вчера у нас пропала прямая телефонная связь с агентурой в Талине. Наши радиопередачи русские успешно глушат. Последние трое суток они шумно взрывали что-то мощное во льдах, на траверсе эстонской столицы. И еще пять дней назад, русский посол в Талине, передал их настойчивое предупреждение эстонскому правительству, что в течение недели над морем не должно быть эстонских самолетов, во избежание летных недоразумений.
Маннергейм снова прикрыл глаза. Войну он проигрывал. Британцы так и не назвали даты прибытия их дивизий. Видимо средиземноморские дела их интересовали больше. В европейских газетах его страну изображали племенем людоедов, титульная нация которых убивает саамов, и прочих малые народы, чтобы спастись от голода. Даже на отправленный самолетом призыв к штабу Добровольческой Армии в Греции, пришел холодно-саркастический ответ. Мол, 'пристойно ли бояться врага и просить о помощи, странам Оси, провоцирующим войны, и первыми нападающими на своих соседей'? Даже Франция отвернулась от его страны, и обещанная Белль Франс боевая техника, вне всякого сомнения, уплывала совсем на другой ТВД. Оставались лишь традиционно сочувствующие Суоми шведы с датчанами и норвежцами, которые уже прислали бойцов и технику, но новой помощи ждать было наивно. А оголенную сейчас столицу внезапно атаковали дальнобойные орудия красных линкоров и крейсеров. Это было преддверием конца...
— — Стыдно господа! Русские ледоколы спокойно чистят ото льда фарватер до середины пролива, а ни один мерзавец из разведки, не сообщает об этом! Я вас правильно понял?!
— — Вчера вечером штаб запросил информации у нашего и шведского посольств. Но сейчас с ними связи нет.
— — Ясно. Что с батареями на островах у столицы?
— — Попаданий в капониры и в башни не зафиксировано. Вот только...
— — Что вы там замялись генерал!!?
— — Ответные выстрелы привели к выходу из строя шести береговых орудий. И еще у нескольких...
— — Хватит! Я не могу слушать про этот позор!
Это было словно бы продолжением его кошмаров. Хельсинки на рассвете был обстрелян тяжелой артиллерией кораблей. Кораблей! В студеном январе, когда толщина ледяного панциря такая, что ни один линкор не выйдет в 'Маркизову лужу'. Ни один! А они обстреляли береговые батареи у самой столицы. Командиры дивизионов утверждали, что на горизонте был виден черный дым из труб, по которому своими чемоданами бестолково отвечали расчеты девяти, десяти и двенадцати дюймовок. Куда они стреляли, не ясно до сих пор. Корректировщиков было не поднять. Над городом и заливом правили бал русские двухмоторные дальние истребители. Десятки и сотни тысяч марок вылетели сквозь стволы береговых орудий в ледяную пустоту. И смысла в этом не было. Результаты русского огня оказались ничтожны. Снесенные ударной волной тяжелых русских снарядов какие-то береговые сараи, перевернутый трактор-тягач, разбитые причалы с малыми судами. Ни один снаряд не попал в бронированные капониры. Русским морякам не помогли даже свои большевистские самолеты-корректировщики, висевшие над целью. Видимо огонь велся с предельных дистанций. На совещании Ставки появилась версия, что красные стреляли, то ли из семидюймовок руского крейсера "Киров", то ли из установленных на каком-то ледоколе переделанных восьми дюймовок Бринка. А может и вовсе из установленных на корабль каких-нибудь крепостных десяти дюймовок. Слишком уж слабым был разрыв, несомненно, тяжелых снарядов. Начинка ли с черным порохом или расстрелянные во времена Моонзунда стволы были тому причиной, сейчас было не важно. Ущерб от артиллерийского огня пока был минимален. Правда, по городу русские еще не били. А вот ответный огонь береговой артиллерии обошелся самим финнам слишком дорого. Шесть разрывов снарядов в стволах, и еще несколько заклиненных башен. Маннергейм вышел из оцепенения, и генерал-фельдмаршальские приказы посыпались, словно бомбы с русского пикировщика.
— — Эш, поднимайте, все, что у нас осталось с бомбами, и топите эти утюги в заливе. Мы не можем допустить, чтобы русские своими 'чемоданами' сравняли с землей наш родной Хельсинки! Господа Суоми на пороге гибели. Другие оборонительные рубежи я приказываю держать! Держать сколько возможно, потом отходить на новые линии обороны, прикрывающие столицу. И отправьте к красным двух надежных офицеров для начала переговоров. Если за следующую неделю помощь к нам не придет, то Суоми капитулирует, но лишь для спасения финских детей, которые не заслужили гибели в развалинах. Будем торговаться за их жизнь. А сейчас... Чем больше мы загоним под лед кораблей, сожжем их самолетов, машин и побьем атакующих русских полчищ, тем легче нам будет заключить с ними мир. Русские уважают силу и, судя по тому, что они не бомбят госпиталя, большевистские комиссары не смогли вытравить из них воинской чести. И пока решение о перемирии мной не принято, воины Суоми должны стоять насмерть!
Генерал-фельдмаршал хорошо знал русских. Да, это не та блистательная довоенная русская армия, в которой он служил Империи 'за веру царя и отечество', но люди-то были теми же. Среди русских офицеров попадались, и карьеристы, и откровенные самодуры, но трусов и слабаков никогда много не было. А русский солдат и сам по себе всегда был серьезным аргументом, в споре России с любым агрессивным соседом. И еще, маршал отметил для себя, что пословица не врала, если русские, действительно, ездят быстро, то совсем не важно, сколько там времени они перед тем запрягают...
* * *
Черновое обновление от 27.10.17 / 'Рождение крылатого огня'. Становление учебных ракетных частей перед Карельской войной. / — не вычитано //
* * *
Сергей появлялся в Командном ракетном училище (имени Кибальчича) наездами. Жизнь закрутилась столь стремительно и кучеряво, что чувствовал себя словно Фигаро, которому одновременно нужно быть в разных местах. В октябре, заскочил в училище, и забрал с собой часть курсантов-артиллеристов и курсантов-техников для укомплектования ими расчетов ракетных установок НИИ-3 и тренировок перед показом комиссии на полигоне. На том самом Софринском полигоне, где поглядевший на их 'ракетные художества' маршал Ворошилов, благословил создание отдельной ракетной части. Правда, та учебная часть, пока больше напоминала несерьезный партизанский отряд, собираемый для испытаний новой техники в боевых условиях надвигающейся войны с Финляндией. Но Сергею верилось, что вскоре появятся и настоящие кадровые части ракетных войск. В общем, повод для радости был, но и ответственность выросла в разы. После того показа, взяв с собой несколько курсантов-отличников, Королев сорвался сначала в Тихвин на базу ОКОНа. Здесь, им удалось немного посмотреть на особую бригаду Карбышева, и даже договориться с самим комбригом о ротации кадров в плане обмена опытом. Затем отправились на Вологодчину, тренировать низовой личный состав выделенного ему учебного дивизиона (назначенного ракетно-артиллерийским). Там, недалеко от поселка Чагода, специально отобранных младших сержантов и сержантов (гаубичников и минометчиков) будущий комбриг гонял в стрельбе из 'монгольских барабанов' и капризных динамореактивных пушек Курчевского и Кондакова. Долго погонять сержантов не пришлось, дела звали дальше. Успехи были скромными, но Сергей не унывал. Лиха беда начало! Оттуда он уехал в УПР к Давыдову, и затребовал к себе 'в поле' опытные образцы крылатых ракет группы Дрязгова. Опытных крылатых ракет производственным участком КБ было выпущено только двадцать пять штук средних весом в 800 кг и десять крупных весом в полторы тонны. Все 'изделия' еще только учились летать, стендовые и полигонные испытания шли, ни шатко, ни валко. Убедить Мишу Дрязгова, отдать технику и часть персонала КБ для армейских испытаний было делом непростым. Воинское звание у Сергея было повыше, но здесь многое зависело от того, как на это посмотрят Давыдов и Берия, поэтому 'тянуть за хвост' тут нужно было очень аккуратно. Особым дипломатом Королев не был, но в этот раз 'ворошиловской поддержкой' решил не давить, а попытаться договориться. Сошлись на компромиссе. Королев пригонял сюда на практику группу курсантов из ракетного училища, а сам временно забирал в состав нового ракетного дивизиона опытных инструкторов и техников с частью испытательной аппаратуры, и вместе с половиной выпущенных КБ изделий. Группа Дрязгова за это получала доп. снабжение. Вдобавок на стажировку в КБ направлялся взвод курсантов из ракетного училища, а от Королева подробные отчеты об эксплуатации на 'войсковых испытаниях'. Ну, а сам бригадный военинженер получал через неделю еще один кое-как обученный дивизион будущей особой секретной инженерной бригады.
Параллельно Сергею приходилось помотаться для решения вопросов снабжения новых учебных подразделений. Заезжал в Центр реактивной авиации 'Пустыня' (рядом с Нестеровским и Ефимовским летными училищами). Привозил Филину с Грицевцом 'на обмен' группу своих курсантов (переведенных летом из летных школ), двадцать новых ракетных барабанов калибра 130 мм с пятикратным боекомплектом, и шесть учебных крылатых ракет для отработки пусков с ДБ-А (четыре средних и две больших). Взаимообразно, забрал от них одного обученного инструктора реактивщика, группу курсантов-техников и шесть курсантов-учлетов Ефимовского училища для стажировки в УПР (в КБ Москалева-Грушина, и КБ Болховитинова-Березняка). А, вот, проектировщиков и производственников из тех двух КБ 'в поле' было не вытащить. Эти коллеги разрабатывали, помимо реактивных самолетов с ТРД, еще и ракетные перехватчики с жидкостными ракетными моторами, и с пакетом из тридцати 60 мм ракет в носовой части аппарата. По сути своей обе группы создавали пилотируемые зенитные ракеты. Сам же Королев создавал вместе с Глушко, Боровковым и Флоровым несколько другую пилотируемую ракету, которую также очень хотелось испытать в боевых условиях. К тому же, проектировщики, мастера и курсанты КБ Королева, помимо своей задачи еще и изучали подвесные двухступенчатые ракеты Германа Оберта, запускаемые с гиганта АНТ-20бис. В ноябре, будущий комбриг снова выдернул из ракетного училища группу наиболее толковых курсантов, на этот раз для тренировок в ХАИ. Там всей сборной команде, вместо налаженной учебы, пришлось повозиться с освоением харьковских трубчатых установок и тяжелых автомобильных пушек. Ревновать к успехам 'конкурентов' было некогда, ведь их договор с Ворошиловым касался всех ракетчиков, и подмосковных, и украинских. Случись на армейских испытаниях серьезный 'конфуз', репутация подмокнет у всех, а значит, делали они общее дело. Приехавшие из Подлипок мастера, хоть поначалу и крутили носом, но вскоре наладили общение, и крепко взялись за дело. Практически сразу наметился обмен технологиями. Топливные шашки, взрыватели, системы запуска, и масса всякой мелочи прибывали в Харьков вагонами. Обратно шли прицелы, образцы складывающегося оперения, образцы трубчатых направляющих, образцы доработанных пороховых двигателей и готовые подвесные самолетные орудия калибра 130 мм. Прогресс радовал, но кое-где приходилось и поругаться. Стать настоящим Фигаро, Королеву не светило, наступал момент, когда на первое место выходило делегирование задач. Вот только людей для распределения по всем направлениям явно не хватало. И тогда Сергей вспомнил свои безрадостные 'тундровые путешествия'. Нужные люди ТАМ еще оставались, а значит, требовалась помощь Давыдова, вхожего к самому наркому внутренних дел. И неутомимая энергия нового Главного, вскоре продавила освобождение из 'мест отдаленных' целой толпы нужного народа. Была у Сергея мечта всех 'расконвоированных' призвать на время армейских испытаний в состав ракетной бригады. Есть, конечно, риск, что покажет себя бригада не шибко здорово. В этом случае, людям могло и не поздоровиться. Но, зато в случае успеха, Королев с полным правом, мог поставить вопрос о полной амнистии и восстановлении в правах бывших 'зэка'. Люди появились, но проблемы поменяли ракурс. С самого начала на первом месте было ускорение производства, секретность шла следом, а про политработу никто и не вспоминал. Но теперь, прибывший в создающуюся бригаду, комиссар 1-го ранга Мехлис эту картинку дополнил.
