Помимо всего, доносилось пение из парикмахерских, где брадобрею по закону полагалось петь, пока он скоблил щеки и стриг бороды — и, конечно, музыка из трактиров. К одному из них всадник и подъехал: трактир назывался "Свиная голова" и пользовался доброй славой среди джентльменов, желающих приятно провести время. Обстановка там была небогатая, но готовили вкусно, подавали неплохое вино и не заламывали чрезмерную цену. Кроме этих очевидных преимуществ, трактир был ещё и безопасен, — его владелец каким-то непостижимым образом ладил и с полицией, и с ворами, которые хозяйничали в этом квартале столицы.
В "Свиной голове" всадника уже давно ждали: ему помогли спешиться, лошадь отвели на конюшню, а самого его — в укромную комнату, через коридор от общего зала.
* * *
— Сэр Джон! Милорд! — закричал краснолицый джентльмен, единственный, кто был в этой комнате. — Позвольте обнять вас на правах старого друга. Вы ведь не забыли наши заседания в клубе Циников? В этой же доброй "Свиной голове"?
— Как можно забыть? Вы столько раз избирались королём пирушек, что навечно останетесь в летописях нашего клуба, — улыбнулся сэр Джон. — Как поживаете, сэр Эндрю?
— Превосходно! Жаль только, что наш клуб Циников закрылся, — весёлое было заведение, чёрт побери! — захохотал краснолицый джентльмен, от которого и сейчас сильно разило вином.
— Вот как? Вы уже больше не собираетесь по четвергам? Отчего же?
— После вашего отъезда всё пошло вкривь и вкось: не было никого, кто был способен заменить вас. К тому же, при нынешней власти всякие собрания вызывают подозрения. Её величеству королеве Марии всюду мерещатся протестантские заговоры...
— Разве мы не для этого сегодня здесь? — усмехнулся сэр Джон.
— Так что же! При чём тут клуб Циников?! — возмутился сэр Эндрю. — Это была лояльная организация. Мы ругали правительство, издевались над важными господами, награждали их обидными прозвищами и смешивали с грязью, но у нас и в мыслях не было устраивать заговоры. А вот теперь, когда нам запрещено чесать языки, придётся взяться за оружие. Как сказал один мой приятель: "Когда человеку не дают говорить, он начинает действовать", — или, говоря по-другому, вам освобождают руки, зажимая рот.
— О, да вы политик, дорогой Эндрю! Вам бы заседать в парламенте.
— К дьяволу парламент! В эту сточную канаву стекаются все нечистоты государства. Разве может порядочный джентльмен заседать в отхожем месте? Разве что по большой нужде! — Эндрю вновь расхохотался.
— Сразу виден убеждённый оппозиционер, — заметил сэр Джон. — Однако, ответьте, ради бога, — как вы оказались в числе заговорщиков? Мне отчего-то думается, что это не ваше призвание.
— Бренди! Бренди стало причиной этого! Не понимаете? Очень просто: когда в этой комнате сошлись известные вам заговорщики, я спал тут же, под лавкой, — с вечера мы хорошо выпили с друзьями и меня забыли на полу. Заговорщикам не пришло в голову посмотреть себе под ноги, и, таким образом, я услышал всё, о чём здесь говорилось. Когда же меня обнаружили, то не знали сперва, что со мной делать; некоторые даже предлагали меня убить для того чтобы сохранить тайну заговора. А я им говорю: "Джентльмены, хотя у меня дико болит с похмелья голова и трясутся руки, но задёшево я свою жизнь не отдам. Если хотите меня убить, — извольте! Однако из уважения к вам я пропущу на тот свет двух-трёх человек вперёд себя". Тогда сэр Томас сказал: "Бог с ним! Сэр Эндрю мне давно известен: он имеет слабость к выпивке, но он из славной протестантской семьи. Помимо того, сэр Эндрю — не из робкого десятка и может быть полезен для нашего дела... Вы желаете присоединиться к нам, сэр Эндрю? Вы желаете присоединиться к благородному делу борьбы за истинную веру, борьбы против папистов и деспотической власти королевы-католички?". Я ответил, что желаю. А почему бы нет? Больше всего я ненавижу три вещи: скуку, ханжество и трезвость. Участие в заговоре позволяет мне избавиться от первых двух, а с трезвостью я справлюсь как-нибудь сам.
— Не сомневаюсь, — согласился сэр Джон. — Редко кому удаётся проиграть ей, а уж вам-то сам Бог велел выиграть у трезвости... Вот, кстати, одна история по этому поводу. Один мой приятель, капитан корабля, направляясь из Бордо в Плимут, вёз целый трюм бренди. Путь не долгий, но когда везёшь бренди, каждый час воздержания кажется вечностью. На беду, начался шторм, который вскоре принял такую ужасающую силу, что мачты корабля переломились, как тростинки, а паруса унесло. Оставалось молиться и вверить свои души Господу, — и тут-то терпению матросов пришёл конец! "Капитан, — закричали они, — если нам суждено умереть, то прикончим вначале проклятое бренди. Из-за него мы гибнем, так отомстим ему за это!". "Хорошо, друзья, — отозвался капитан, — открывайте бочки. Пусть чертям в аду станет тошно, когда они увидят нас!". Бренди полилось рекой, и мой приятель утверждает, что никогда он не знал такого веселья, как на этом гибнущем корабле, на волосок от смерти...
В народе говорят, что Бог снисходителен к пьяным и прощает им многое, что не простил бы трезвым. Случилось чудо — неуправляемый корабль весь день болтался в бушующем море, а потом его выбросило на английский берег. Никто из членов экипажа не пострадал, однако от бренди не осталось ни капли.
Закончилась же история тем, что на капитана сделали начёт за погубленный груз. До сих пор мой приятель расплачивается за бренди, но утешается воспоминаниями об этом незабываемом дне.
— Ох, чёрт! Я отдал бы половину жизни, чтобы очутиться там! — с завистью воскликнул Эндрю. — А не выпить ли нам, пока мы одни? Ваш рассказ разгорячил мне кровь.
— Чуть-чуть попозже, — отказался сэр Джон. — Я слышу шаги в коридоре...
В комнату вошел высокий джентльмен с коротко подстриженной бородкой на очень серьёзном лице.
— Добрый день, сэр Томас. Как вы поживаете? — приветствовал его сэр Джон.
— Благодарю вас, хорошо, но не надо называть имен, — сказал высокий джентльмен. — Осторожность, осторожность, и ещё раз осторожность!.. Вы меня извините, милорд, но я не могу пригласить вас на наше собрание. Мы с вами после потолкуем отдельно, а пока вам придётся подождать ещё какое-то время в этой комнате.
— Какого чёрта! Почему сэр Джон должен сидеть тут, как провинившийся школьник?! — возмутился сэр Эндрю. — Я ручаюсь за него, как за самого себя.
— Всё в порядке, дорогой друг. Сэр Томас... то есть я хотел сказать, этот джентльмен прав, — сэр Джон похлопал сэра Эндрю по плечу. — В каждом деле есть свои правила, которые следует соблюдать. Я устал с дороги и с удовольствием посижу здесь у огня.
— Вы кротки, как овечка, — проворчал сэр Эндрю. — А считаю, что вас обидели.
— Никто никого не хотел обидеть, — возразил сэр Томас. — Ваш друг прав: есть правила, которые нужно соблюдать. Но вы-то присоединитесь к нам, сэр Эндрю? Вы будете участвовать в собрании?
— Не хотите ли вы и меня запереть в чулане? Конечно, я буду участвовать в собрании, коли я один из вас, дьявол меня забери! — грубо ответил сэр Эндрю.
— Вот и отлично, — не замечая его тона, проговорил сэр Томас, — тогда пройдёмте в соседнюю комнату.
* * *
Сэр Джон пододвинул стул к камину и собрался задремать, но за стеной проскрипела дверь, раздались мужские голоса, а затем он увидел, как через щель в досках пробивается луч света. Сэр Джон подошёл, поковырял дырку и обнаружил, что штукатурка, которой покрыта стена, осыпается, так что сквозь щели отлично видно всё, что происходит в соседней комнате.
Восемь или девять джентльменов во главе с сэром Томасом сидели за столом. Один человек с пистолетом и шпагой в руках стоял на страже у двери.
— Начнем, господа, — сказал сэр Томас, — и помните об абсолютной секретности нашей встречи. Прошу не называть никаких фамилий и, упаси Господи, не делать записей — ни сейчас, ни после. Надеюсь, вы понимаете, что мы рискуем головами... Итак, сегодня мы должны приступить к разработке плана наших действий, — продолжал он. — Королева Мария успела за своё недолгое правление причинить страшное зло нашей стране и нашей вере. Дальше так продолжаться не может. Королева Мария должна быть свергнута, — и да здравствует королева Елизавета! Все присутствующие с этим согласны? Нет возражений?
— Возражений нет, — раздался чей-то голос, а сэр Эндрю громко проворчал: — Чёрт возьми, зачем повторять то, что и так ясно?
— А затем, что я считаю не лишним ещё раз обозначить нашу цель и убедиться, что мы все стремимся к ней, — ответил сэр Томас. — Единомыслие и твёрдая убежденность в конечном результате — вот что позволяет свернуть горы. Ну, и конечно, готовность пожертвовать собой за истинное учение Спасителя и за нашу благословенную Англию.
— Мы на проповедь собрались, что ли? — захохотал сэр Эндрю.
— Безыдейный заговор, всё равно что пушка без пороха, — возразил сэр Томас на этот раз достаточно резко. — Спаситель ведёт нас за собой, призывая к отмщению и справедливости. Сколько наших братьев погибло за последние годы на кострах, было обезглавлено или повешено! Их вина только в том, что они не пожелали подчиниться римскому Вельзевулу, не пожелали возвратиться к папистским обрядам, кои суть ханжество, ложь и язычество... Король Генрих вырвал нас — какие бы ни были у него на то причины — из лап Вельзевула. Король Генрих изгнал из Англии свою первую жену Кэйт, мать нынешней королевы, ибо не хотел, чтобы на английском престоле сидела чужестранка, почитающая Рим, а не Британию. Неужели же мы смиримся с правлением Марии, дочери Кэйт, так и не ставшей по духу и вере настоящей англичанкой, и позволим ей погубить нашу страну и наши души?.. Елизавету — на трон, Марию — в изгнание! Да будет так!
— Да будет так! — повторили все джентльмены, находящиеся в комнате, и сэр Эндрю с ними.
— Вернёмся к плану наших действий, — сказал сэр Томас. — Каким он будет? Ваше мнение?
— Я полагаю, тут нечего особенно обсуждать, — взял слово полный джентльмен, сидевший по другую сторону стола. — У нас есть юридический прецедент: королева Мария отменяет сейчас многие законы, принятые её отцом, — например, уже восстанавливаются монастыри, возвращаются земли церкви. Основываясь на этом прецеденте, мы можем потребовать признать незаконным завещание короля Генриха, где его наследником провозглашается сначала Эдуард, рождённый от Джейн Сеймур, затем Мария, рождённая от Екатерины Арагонской, а уж после Елизавета, рождённая от леди Энни Болейн. Поскольку Эдуард умер, то признание завещания Генриха незаконным меняет местами Марию и Елизавету. Таким образом, Елизавета становится нашей королевой, а Мария лишается прав на престол, — заключил полный джентльмен, очень довольный выстроенной им цепью умозаключений.
— Великолепная идея, — не скрывая иронии, заметил сэр Томас. — Кто же, по-вашему, отлучит Марию от трона — Королевский Совет, сплошь состоящий ныне из преданных ей людей, или парламент, откуда давно убраны все, кто может быть опасен для власти? Даже если предположить, что мы каким-то чудом сумеем склонить на свою сторону влиятельных джентльменов из этих достопочтенных учреждений, то всё равно Мария нанесёт удар прежде, чем они успеют что-либо сделать. Если же предположить совершенно невероятную вещь, — что Мария будет спокойно дожидаться окончательного юридического разрешения этой проблемы, — то и тогда пройдут годы, прежде чем решение будет принято.
— Но подобные решения, тем не менее, раньше принимались в Англии, — возразил полный джентльмен, — и короли лишались своего престола.
— Позвольте напомнить вам простую истину, — сказал сэр Томас. — Власть подобна осаждённой крепости: её можно взять, когда она слаба, но невозможно, когда она стоит крепко. Мария должна быть благодарна своему отцу за то, что он оставил ей прочную, хорошо укреплённую крепость. Да, эта крепость сейчас крепка, — в отличие от тех случаев, на которые вы ссылаетесь.
— А что если нам бросить на осаду этой крепости большие силы? — спросил худощавый джентльмен, сидевший с краю стола. — Поднимем армию, поднимем крестьян и горожан, в конце концов!
— Чем вы привлечёте армию? Мария не глупа, она исправно платит жалование офицерам и солдатам. А что им можете предложить вы? — посмотрел на него сэр Томас. Тот промолчал и сэр Томас продолжал: — Вы хотите поднять народ? А вы уверены, что нас с вами не зарежут заодно с нашими врагами? Народ — это дикий зверь; не приведи Господи, выпустить его из клетки: он растерзает и тех, кто его обижал, и тех, кто его кормил. Вспомните, что было в Германии после того, как проповеди великого Лютера пробудили чернь и позволили ей вырваться на свободу. Обезумевшая от крови она убивала всех подряд — и папистов, и реформаторов. В результате, добропорядочным протестантам пришлось объединиться с католиками, чтобы усмирить разъярённого зверя. Вы хотите повторения этих событий у нас, в Англии?
— Нет, этого нельзя допустить! — послышались испуганные голоса. — Зачем народ? Мы сами справимся.
— Я также думаю, что мы справимся сами, — кивнул сэр Томас. — Все мы, присутствующие здесь, в той или иной мере были причастны к делам государственного управления, либо имеем представление о том, что такое разумная политика. Мы сумеем обеспечить достойное правление Елизаветы — на принципах разума и веры, на принципах истинной веры Иисуса Христа.
— Да что тут долго рассуждать! — грохнул кулаком по столу сэр Эндрю. — Захватим дворец, заставим Марию отречься, и Елизавету — на трон! Кто против будет — перебьём, дьявол им в глотку!
— С вашей отвагой вы можете в одиночку отвоевать у турок Иерусалим, сэр рыцарь, — едва заметно улыбнулся сэр Томас. — Но должен заметить, что захватить королевский дворец не просто. Я предлагаю захватить Марию: это намного проще, — надо лишь дождаться удобного момента.
— Отлично! Прекрасный план! — раздались возгласы в комнате. — Он сулит нам успех.
— Тише, джентльмены, тише, — поднял руки сэр Томас. — Наше дело требует тишины... Практическое осуществление нашего плана я обговорю с каждым из вас по отдельности, и каждый получит свою задачу. Сейчас прошу пройти в общий зал и пропустить стаканчик-другой вина, — согласитесь, что странно и подозрительно, если джентльмены выйдут из трактира абсолютно трезвыми.
— С удовольствием! И будь я проклят, если меня заподозрят в трезвости! — закричал сэр Эндрю.
...Сэр Джон отошёл от стены, сел на стул сделал вид, что спит.
* * *
Вскоре над его ухом прозвучал голос сэра Томаса:
— Милорд, проснитесь! Теперь мы можем поговорить с вами наедине.
— Как вам будет угодно, сэр Томас. Теперь-то я могу называть вас по имени? — сэр Джон сладко потянулся. — Впрочем, вы известный человек: полагаю, что многие из заговорщиков знают, кто вы и как вас зовут.
Сэр Томас сел напротив него:
— Возможно, но лишняя осторожность не помешает... Если бы вы знали, как тревожит меня поведение вашего друга сэра Эндрю! Мы вынуждены были посвятить его в детали нашего заговора, но боюсь, что его невоздержанность в питье и его длинный язык могут сыграть с нами дурную шутку.
