Новатерра-2. Часть 1. Целитель

(В.С.Высоцкий)

18 августа. Ловите ветер всеми парусами!..

Сообщение CNN: 'Вчера в столице автономного края Косово произошло новое крупное вооруженное столкновение. Ранены 10 американских и 8 российских миротворцев. Погибли также полицейский-серб и албанский ополченец. И поделом им — нечего соваться в чужие разборки!'...

Гетман заснул лишь под утро и провёл в объятиях Морфея часа три, не больше, однако чувствовал себя на удивление бодрым, полным сил и готовым к действию. Хотя собственно действовать и не спешил. Активно действовали только его руки. Пальцы левой поглаживали ладошку Алёнки, а правой — бесцельно теребили сенсоры и тангенты управления телефоном-радиостанцией. Весь остальной организм лениво валялся на дощатом настиле палубы.

Алёнка сидела рядом и пристально глядела в синеву небес, не омраченную с утра ни облачком, ни орбитальной станцией, ни тучкой, ни дымком.

— Будем считать тебя наблюдателем за воздухом, — усмехнулся гетман. — Что подразумевает соответствующий оклад, плату за воинское звание плюс надбавку за сложность и напряженность службы. И, конечно, выслугу лет — надо ведь и о пенсии подумать... Дерзай, малыш!

— Слушаюсь, господин полковник! — дурашливо воскликнула девчонка.

— Слушаются бабушку и воспитательницу в детском саду, а господинам полковникам отвечают 'Есть!'.

— Есть отвечать 'Есть!'... Па, а зачем в армии наблюдать за воздухом?

— По целому ряду насущных потребностей. Например, чтобы не пропустить момент критического повышения влажности этого самого воздуха. Или насыщенности его вражескими бомбардировщиками... Ну-ка, товарищ наблюдатель, доложи обстановку!

— Слушаюсь... то есть есть! Вижу птичек.

— А поконкретнее.

— Кажется, это ласточки.

— Допустим... И каков предварительный вывод о воздушной обстановке?

— Если ласточки летают низко-низко, то это — к дождю.

— Что ж, разумно... Но не обязательно к дождю.

— К снегу?!

— Нет, малыш. Если ласточки летают низко-низко, то... — гетман сделал многозначительную паузу, — ...вполне возможно, что они просто обожрались червяками на полях. Или зерном. Или мошкарой. Или это вовсе не ласточки, а куры или страусы.

Алёнка захихикала.

— Всё в нашем мире относительно, малыш...

Гетман снова сделал паузу, глубоко затянувшись сигаретой. Сейчас весь его облик лучился пассионарным озарением. Черепная коробка прямо-таки вибрировала, передавая на беспроводную гарнитуру связи Bluetooth судорожные колебания мозга от напряженной работы мысли. Пронзительный взгляд был устремлён в самые дальние дали Вселенной, туда, где свалены — пока что в полном беспорядке — тайны Бытия. Мудрец Платон перед внемлющим Аристотелем. Христос в кругу апостолов. Светоч в ночи. Мессия среди грешников и быдла...

— Всё в нашем мире относительно, — повторил гетман. — Кроме Костика и Дока.

— Почему, па?

Алёнка, сразу позабыв о курах и обязанностях наблюдателя за воздухом, сделалась исключительно серьёзной.

— Почему? Я объясню тебе, дитя моё. Внемли! Док с Костиком потому есть субъекты безотносительные, что... относить куда-либо такие туши — удовольствие намного ниже среднего. Как-то раз, в прошлой ещё жизни, Док Николаевич по случаю Дня ВДВ обкушались портвейном вкупе с прочими манерными напитками, и мне пришлось в одиночку относить их невменяемое величество до дома, так что, поверь, я знаю истинную цену этому нелёгкому процессу. Скажу тебе по совести, благородные мысли — вроде 'сам погибай, а товарища выручай' и 'своя ноша не тянет' — в данном случае улетучиваются мгновенно и навсегда, по крайней мере, относительно данного безотносительного Дока. Моё счастье, что я был на Балканах, когда капитана медицинской службы Шаталина ранили на Кавказе — вот уж кто-то намучился, эвакуируя его с позиций в тыл!

— А дядю Дока ранили?!

— Было дело, — помрачнел гетман. — Невдалеке разорвалась граната из подствольника, и у него в ногах застряли несколько осколков.... Вообще-то с моей стороны неэтично разглашать такого рода информацию, но ты ведь никому не скажешь, правда, девочка?

— Конечно, па! Буду молчать, как рыба, — заверила Алёнка.

— Вот и хорошо. А со своей совестью я уж как-нибудь договорюсь...

— Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию! — зазвенел в ухе гетмана язвительный голосок супруги. — Спасибо за внимание, дорогие радиослушатели! Сегодня мы с вами узнали много нового об относительности термина 'относительно' и нравственного понятия 'мужская дружба', о невыносимой тяжести Игоря Николаевича Шаталина для всего прогрессивного человечества, а также о моральном облике совести нашей эпохи — гетмана Александра Твердохлеба, полковника и человека. Слабого физически...

Все, кто в это время был в эфире, посмеялись от души. И, конечно, забыли о ласточках, курах и страусах. А зря! Потому что не очень-то райские птички эти, разом с юной провидицей, накаркали такой дождик, что даже водяному в речке стало тошно.

Стихийное бедствие навалилось как-то вдруг, практически из ничего, внезапно, как землетрясение или понос. Тучи налетели со скоростью пиропластического потока при извержении вулкана. Небо трещало и рвалось на мелкие лоскутья, слепящие разряды молний полосовали высь из окоёма в окоём. Чудовищные в первозданной своей ярости раскаты грома живо напомнили полковнику, как он, ещё майором, наблюдал жестокий огневой налёт на горное селение у бывшей государственной границы — осиное гнездо непримиримого Магомед-бека, пламенного борца за воссоединение тюркских народов под красно-лунным знаменем Великого Турана, любимца и надежды нового Мустафы Кемаля II Ататюрка... Гетман даже подумал мельком: 'Не Перун ли?' Известно же: тех, кто не верит в Бога, Он наказывает много строже остальных.... На твиндеке, невидимые, бесновались кони. Бесчисленные кубометры поднебесных вод и тонны бронебойных градин ежесекундно низвергались на брезент, который шкипер с пассажирами успели, к счастью, раскатать по палубе, иначе грузовые трюмы оказались бы заполнены по... дальше некуда, а четвероногих друзей пришлось, наверное, откачивать искусственным дыханием.

Весь состав экспедиции, включая подвывающего Дэна, втиснулся в ходовую рубку к Гарному. Алёнушка, припав к Алине, часто-часто вздрагивала и крестилась. Гетман, хмурясь и покусывая по привычке губы, напевал:

Ловите ветер всеми парусами!

К чему гадать, любой корабль — враг!

Удача — миф, но эту веру сами

Мы приняли, поднявши чёрный флаг...

Никто на этот раз не попрекал его отсутствующим слухом и кошмарным голосом. Все напряжённо всматривались в даль, однако разглядеть что-либо сквозь завесу косых струй и растекающийся по калёному стеклу сплошной поток белесоватой жижи не было абсолютно никакой возможности. Любое судно на пути и впрямь явило бы себя врагом — куда там злым корсарам под 'Весёлым Роджером'! А 'Каравелла' шпарила на всех парах... Парах? Ну да, парах! Толкающих поршни в цилиндрах дизеля.

— Гонишь, Петро Степаныч! — с укоризной бросил гетман шкиперу. — Наткнёмся ведь!

— Натыкаться нам никак нельзя, товарищ полковник, потому и гоню на полных оборотах. Нам бы — тьфу! тьфу! тьфу! — по грозе речку Славянку проскочить...

— Чертовски логично! Чем тебе Славянка не угодила?

— Да шалят, мать ихнюю...

— Кто, славяне?

— Хрен их разберёт, товарищ полковник, може, славяне, а може, немцы или, например, жиды.

— Степаныч, — гетман отпустил руку супруги и протиснулся вплотную к Гарному, — у меня и без твоих шуточек будто старый Перун в душу пёрнул! Кто там шалит?

— Пираты хреновы, ети их за протез! С года два назад банда объявилась, что за люди — пёс их маму знает. Я потому и ржавел столько времени в Осколе. Грабят кого ни попадя, шакалы, последнее у людей отбирают, а попробуй возмутиться — всё, пиши 'пропало'!

— Яс-с-сно! — нахмурился гетман пуще прежнего. — Весело вы здесь живёте. Впрочем, как везде... И как эти пираты нападают?

— Обыкновенно нападают, — пожал плечами шкипер. — По-пиратскому.

— Знаешь, Степаныч, — гетман начал тихо сатанеть, — я на флибустьерских бригах не ходил, равно как не ловил их на морях и океанах. Ты уж, будь ласка, поясни, не дай помереть дурой набитой!

— Извиняйте, товарищ полковник, ляпнул я, не подумавши! Короче говоря, считай, до Лисичанска левый бережок низинный, после Чумы сплошь камышом зарос. Вот оттудова, из плавней, на моторках и летят. А где прячутся, где база ихняя — хрен разберёшь.

— И помногу сразу налетают?

— Когда как, может и до полусотни навалиться. Больше у них старых обрезов, но есть и автоматы, гранаты, опять же, имеются... Ты, это, слышь, командир, баб убрал бы в трюм. Бандюги 'это дело' очень уважают, не приведи Господь, заметят — до самого Дона не отвяжутся, даже если на полном ходу оторваться попробуем. А в Дон они не вхожи, казаков боятся.

— Боятся? Вот и будет им сюрприз! Дон сам пришёл... Ты, Степаныч, радиостанцию держи включенной, сигнал заранее подай, а мы уж встретим этих... если, конечно, налетят.

— Ой, нет, не надо!

Буйство стихий оборвалось так же внезапно, как и началось. Ветер, в последний раз отчаянно хлестнув по пяткам улепётывавшие обрывки туч, затих вдруг, как мультипликационный двоечник Виктор Перестукин перед вызовом к доске. В очистившихся небесах пронзительно сверкнуло заскучавшее было во время бури солнце. Резкий запах озона смешался с дивным ароматом разнотравья, свежайшим терпким духом молодых дубрав и гнилостными испарениями плавней. Левый берег терялся за плотной стеной камыша, на правом траверзе мелькнуло устье обмелевшей мутной речки.

— Славянск прошли, сейчас начнётся, — прошептал шкипер, с явным неудовольствием косясь на девственную синеву небес.

— Начнём и мы!

Гетман немедленно скомандовал 'в ружьё!'.

— Уважаемые дамы, марш в трюм! Пока не позову, сидите в одной палатке и не высовывайтесь. Алина Анатольевна, тебя это особенно касается!

— Потому что ты самая недисциплинированная, — докуривая сотую за утро папиросу, хлопнула её по плечу Нинуля.

— Нет, — улыбнулась та, — дело совсем в другом. Был когда-то в Одессе анекдот: 'Моня, ты почему женился на русской?!.. Еврейки часто болеют!.. А русские разве не болеют?.. Тоже болеют, но их не так жалко'... Жалко меня, да, вашество?

Алёнка, пропустив разговор гетмана со шкипером мимо ушей, искренне недоумевала — что произошло?! В то же время Алина, любопытная, как юная фанатка перед дверью раздевалки футболистов, внимала их беседе от начала до конца. Знала — грядёт сражение, а значит, и стрельба.

— Разговорчики! — выкрикнул гетман и хлопнул болтунью много ниже плеча. Даже ниже спины... Потом обернулся к лётчику-телохранителю. — Павел Иваныч, вокруг их палатки соорудишь пулеулавливатель из седел и мешков. И сразу сюда!

Коротко осветив друзьям сложившуюся ситуацию, гетман рассредоточил их по всей длине речного судна. Глазастого разведчика Рязанца, во избежание пиратских 'стрел' и прочих неприятностей, убрал с носовой деки в ходовую рубку, ближе к Гарному, — четыре зрячих глаза всё-таки немного лучше, чем один холодный труп... Марков-Цепованный, непревзойдённый снайпер, устроился на крыше рубки, оборудовав стрелковую позицию за бухтами канатов и брезентом в скатках. Шадиев и Беслан засели на корме буксира, Битюг и Грек — за фальшбортами, ближе к носу баржи. Док и Кучинский развернули АГС-17 'Пламя' — пусть и давно уже морально устаревший, но надёжный, как кувалда, станковый гранатомёт, — укрыв его до времени чехлом. Серёга Богачёв, как будто в первый раз, вертел в руках АКМС, не столь, конечно же, привычный, как любимый револьвер. Бунчужный Данилян вооружился грозной 'Мухой', а великан дозорный — кошмарным своим пулемётом. Всем, кроме наблюдателей, гетман под страхом плети-семихвостки запретил поднимать головы над бортами, а сам присел у швартового кнехта и застыл, боясь прослушать радиосигнал тревоги через крохотный беспроводной динамик в правом ухе.

За нами гонится эскадра по пятам, —

На море штиль, и не избегнуть встречи!

Но нам сказал спокойно капитан:

'Ещё не вечер, ещё не вечер'...

До вечера сегодняшнего дня осталось малое — дожить, и гетман, не особенно-то выспавшийся за остаток прошлой ночи, помимо своего желания прилёг на палубном настиле. Думал... Думал, во-первых, как бы не уснуть, и это было главной его мыслью. Что же касается второй... Ну, да, имелась и она, потасканная, как привокзальная шлюха, или, если покоробило, каштаны из огня. Даже не мысль, а так, мыслишка на задворках, — о судьбах человеческой цивилизации. Если быть абсолютно точным, то — о роли в ней (которая 'цивилизация') морских разбойников. Вот так-то!

Естественно, на всяк роток не накинешь платок... и не опустишь его чуть пониже, и не затянешь, блин, потуже! Замшелые оппортунисты и сегодня, по прошествии столетий, могут безапелляционно утверждать, что флибустьеры в историческом процессе не сыграли прогрессивной роли. По той простой причине, что, мол, не рабочие они. И не крестьяне. И, уж конечно, не прослойка творческой (технической, научной и т.д.) интеллигенции. Так, дезорганизованные бандформирования, отрыжка развивающегося феодализма, гопники морей. Оппортунистам этим можно посоветовать одно — поспите пока в пользу гетмана, ему в зачёт, он будет бесконечно благодарен!..

Итак, овеянные множеством легенд разбойники морей и океанов. Пираты, корсары, флибустьеры... никакой разницы, только — по-гречески, по-итальянски, по-голландски. Джентльмены удачи. Преступные отбросы общества, ветром гонимые наперекор Закону и Порядку. Вольные бродяги... Впрочем, не только и даже не столько вольные, как состоявшие на службе по контракту у правительств воевавших стран для нападения на суда и корабли, рискнувшие бороздить воды, пусть даже нейтральные, под флагом государств-противников. Снаряжай свой мирный купеческий бриг пушками, получай в зубы каперское свидетельство, повязывай на лысину платок и действуй! За долю приза, то есть, проще говоря, добычи. За Францию. Или, к примеру, за британскую корону. В качестве каперов (арматоров, корсаров уже более позднего, французского разлива). А этих вот, донецких, правильнее было бы назвать ушкуйниками, по примеру древних новгородцев, сволочных разбойников, где 'сволочных' — отнюдь не в смысле 'злобных' и 'коварных', но лишь сволакивавших свои лодки сухопутьем в бассейны близлежащих рек.

С раннего детства Александр — по тому времени Шурик — стремился, как выражались Толстой с братьями Жемчужниковыми (которые 'Козьма Прутков'), зрить в корень. В корень явлений. Если угодно, явления в корень. Вот и сейчас, приспособив под буйну головушку пробковый спасательный жилет, он развалился на настиле и воззрился — образно, конечно, говоря — на корень проблемы пиратства. И вот в каком разрезе: разбой на морях, если отбросить откровенно бандитские вылазки беспредельщиков из Сомали и Юго-Восточной Азии, не прекратившиеся и в третьем тысячелетии, да романтический антураж в виде платков на потных лбах, 'Веселого Роджера', золотых дублонов и указательной стрелки капитана Флинта, сыграл колоссально значимую роль в судьбе цивилизации.